"Акулы шоу-бизнеса" - читать интересную книгу автора (Ермаков Сергей)

Глава 10

Поезд «Москва—Львов» приближался к своей конечной станции. Гоша Граммофон с угрюмым видом пялился в окно на зеленеющие сады окрестных хуторов, попивая заказанный себе одному у проводницы кофе, и хлопал заспанными глазами. Краб, который проснулся по армейской привычке в шесть утра и уже давно позавтракал, смотрел на попутчика, не отрываясь. Гоша старательно этого не замечал, отправляя в рот запасенные еще из дома галеты и откусывая большие куски от остывшей курицы гриль.

— Долго в молчанку играть будешь? — спросил Краб. — Одно дело едем делать, а ты молчишь, как улитка. Куда едем, зачем едем, почему во Львов и какова моя задача?

Гоша поднял глаза на попутчика, вытер постельным полотенцем жирные от курицы усы, посмотрел на Краба исподлобья, отодвинул пустой стакан и начал говорить, как заведенный робот:

— На окраине Львова завод есть, там в советское время пуговицы делали, а сейчас диски с русским шансоном штампуют и к нам в Россию гонят. Наш бизнес они перебивают, потому что цены опустили ниже плинтуса. Заправляют этим делом там глухонемые, и командует ими некто Тарас. Мне Веня давить на них не велел, он с ними факсами обменялся, написал, что я приеду переговорить, обсудить дальнейшие перспективы. Веня согласен их пустить на наш рынок, но снизить их долю в этом рынке до десяти процентов и заставить их цену на товар поднять, чтобы мы не были вынуждены опускать наши цены. То есть я еще раз повторю — я не знаю, зачем мне тебя Веня навязал. Беседа должна пройти мирно, мы должны просто расставить все полбаранки над «й». Ты не должен никуда лезть, потому что опять впишешься со своими приемами, как тогда в ресторане, и все дело испортишь. Поэтому молчи, как будто ты и сам глухонемой, и по-русски ничего не болтай, они этого не любят.

— А сам-то ты по-украински, что ли, хорошо разговариваешь? — поинтересовался Краб.

— Я с ними на другом языке буду общаться, — ответил Яша Граммофон. — У меня мать была глухонемой, я с детства знаю язык жестов, меня поэтому Веня и послал к ним. А ты лучше молчи и не лезь со своим солдафонским юмором.

— Так точно, товарищ генерал, — ответил Краб, — как скажешь, так и будет.

Он был человеком военным и привык подчиняться тому, кого поставили над ним командиром. Поезд тем временем прибыл в столицу Западной Украины и остановился. Гоша и Краб вышли на перрон и пошли к стоящим на привокзальной площади такси. У одной из машин, в небольшом отдалении от остальных таксистов, стоящих кучей, курил такой же усатый, как Гоша, украинец в расшитой рубахе. Граммофон, очевидно, подумав, что внешнее сходство поможет ему в переговорах, подошел именно к нему, стоящему поодаль:

— Слышь, уважаемый, мне нужно добраться до бывшего пуговичного завода в сторону Рудно. Сколько будет стоить?

Украинец даже бровью не повел на вопрос Гоши, продолжая курить папиросу и сплевывать сквозь зубы себе под ноги. Гоша терпеливо повторил свой вопрос, но уроженец славного города Львова продолжал изображать из себя памятник «Незалежності» Украины.

— Слушай, Гоша, а может быть, он тоже глухонемой, как твой знакомый бендеровец Тарас, — предположил подошедший к машине Краб, — ты с ним попробуй языком жестов поговорить, может быть, он и не слышит ничего, а ты тут надрываешься.

Украинец ожил, метнул из глаз молнии презрения, нацеленные в Краба, и произнес громко и с пренебрежением:

— Я москальску мову не разумею!

— А американску мову разумеешь? — спросил Краб и положил, прижав пальцами, на капот его машины пятьдесят баксов из «командировочных», выданных ему Веней.

— Американску разумею, — ответил украинец, с ловкостью Копперфильда выдернул из-под пальцев Краба банкноту и кивнул, мол, садитесь.

В автомобиле, когда они отъехали от вокзала, таксист заговорил уже на чистом русском и весьма приветливо. Уточнил, что ехать надо до пуговичного завода в сторону Рудно, рассказал, что в этой стороне у него теща живет. А потом сказал, что вообще-то он к русским нормально относится, мать у него самого из Смоленска родом, но бизнес есть бизнес — начни он с москалями заигрывать, так его быстренько братья-таксисты с выгодной стоянки у вокзала выживут и нечем будет семью кормить. Очень настоятельно водитель советовал приобрести у него русско-украинский разговорник за пять гривен, мотивируя выгодность данной покупки тем, что за русскую мову можно по ушам схлопотать, а с разговорником за своего проканаешь. Но Гоша отказался от покупки, сказав, что приехали они на один день и уж как-нибудь без русско-украинского разговорника обойдутся.

— Ну, как хотите, — сказал водитель.

И сразу же рассказал анекдот о том, как во Львове в трамвай влетает националист с обрезом и зычно кричит на народ: «Котра година?» Мол, который час? А негр, который в этом трамвае едет, встает и вежливо так отвечает ему — пів на другу, мол, пол второго. Националист опускает обрез и задушевно говорит ему:

— Сідай, сынку, я й так бачу, що ты не москаль!

Крабу анекдот понравился, он от души посмеялся, в отличие от Гоши, который сосредоточенно молчал и играл желваками. И Краб, чтобы поддержать разговор, добавил:

— Это еще что! Я вот до восьмого класса думал, что Хохлома — это где-то у вас тут на Украине.

Тут уж водитель нахмурился, а Гоша Граммофон взглянул на Краба из-под бровей, мол, опять ты со своими армейскими шуточками лезешь. Краб все понял и замолчал, отвернулся к окну, стал смотреть на проносящиеся мимо радующие глаз пейзажи прикарпатской природы.

Приехали они на окраину Львова, где за забором кипело производство, прошли через проходную и отправились к небольшому одноэтажному зданию, где помещалась дирекция завода. Гоша был напряжен — это было видно и по его походке, и по опущенной вниз голове. Он что-то бубнил себе под нос, и Краб, который шел позади, не мог расслышать ни слова, поэтому спросил: что там Гоша бормочет? Тот обернулся, остановился и достаточно зло выпалил:

— Анекдоты они про москалей рассказывают! Куда уж анекдотичней ситуация — глухонемые бендеровцы тырят русский шансон и москалям же, которых ненавидят, его продают! Как они вообще определяют, что это шансон, а не гопак, если они не слышат ничего?

— Да не заводись ты раньше времени, — посоветовал Краб, — ты же на переговоры идешь, сам в поезде настраивался на благополучный исход, а теперь вот завелся, как юла. А с таким взрывным настроением им тебя легко будет из себя вывести. Пальцы себе переломаешь, если спорить с ними начнешь на своем языке жестов. Жизнь — игра, вот и веди себя, как будто в настольную игру играешь. Закрой глаза, вдохни десять раз глубоко, махни рукой сверху вниз — будь что будет, и успокоишься.

Упрямый Гоша на этот раз последовал совету Краба, сделал, как тот и велел, несколько глубоких вдохов, правда пришел в себя и спросил:

— А ты что, правда думал, что Хохлома — это где-то на Украине?

— Да не-е, — ответил Краб, — пошутил я…

Звукооператор Святогор должен был встретиться с Анжеликой в открытом кафе-террасе недалеко от своего дома в девять часов вечера. Это было обычное кафе, которых летом в Москве открывается целая уйма и которые похожи друг на друга, как близнецы. Святогор специально сел за угловой столик, чтобы его было видно с улицы.

Погода на улице стояла хорошая, поэтому народу в кафе было много, пахло шашлыками, которые жарил на углях смуглый узбек. Татьяна и физкультурник Григорий Иванович, которого пришлось посвятить в детали плана, поскольку встреча Святогора и Анжелики должна была закончиться в их коммунальной квартире, сидели в засаде на противоположной стороне улицы в машине Татьяны и, скрываясь за темными стеклами, наблюдали за Святогором. Вернее, наблюдала в старый армейский бинокль только Татьяна, а Григорий Иванович, которому за участие в «операции» и за молчание пришлось посулить сто баксов, разглядывал изнутри Татьянин «Лексус» и восхищался, трогая, несмотря на запрет Татьяны, все пальцами.

— А это что за хренотень? — ткнул он пальцем в переднюю панель.

— Это компьютер, — оторвавшись на секунду от бинокля, ответила Татьяна.

— Ух ты, компьютер, — не сдержал восторга физкультурник, — ты смотри, твою мать, что делают! Компьютер в машину запихали. Если так дальше пойдет, то и стиральную машину начнут запихивать в автомобили. А это что за люк в крыше? Для катапультирования? Нет? Жаль, а то едешь, например, в столб — раз, нажал на катапультирование и вылетел через крышу. А это что за пипка?

Он нажал пальцем на кнопку на панели, стекло окошка водителя опустилось, открыв в салоне Татьяну с биноклем. Святогор, который то и дело искоса поглядывал на «Лексус», увидел, как сначала опустилось стекло и за ним возникла Татьяна. Потом она отняла от глаз бинокль, ругнулась, обернулась на Гришу, и стекло стало опять подниматься.

— Ничего не трогайте здесь! — рассердилась Татьяна на физкультурника. — Скажите мне лучше, сколько времени?

— Пятнадцать минут десятого, — ответил Григорий Иванович, взглянув на свои командирские часы, которые ему подарили коллеги на юбилей, — опаздывает, однако. А может быть, она и совсем не придет? Может быть, она догадалась?

— Тихо вы! — цыкнула на него Татьяна. — Женщина и должна опаздывать на свидание, это ее право. Пятнадцать минут — это не криминал.

Святогор уже тоже начал нервничать. И хотя его возлюбленная никогда не отличалась пунктуальностью, но речь все-таки шла не о банальном свидании влюбленных, а о дьявольской сделке — баш на баш. Вот это, кстати, мучило Святогора — Анжелика готова лечь с ним в постель ради денег. Пусть дело не в деньгах, а в блестящем компакт-диске, но все равно — того, что между ними было, уже никогда не повторится. Он будет знать: она делает это не потому, что любит его, а потому, что он ей заплатил.

Анжелики все не было, Святогор поглядывал на дисплей мобильного, где у него были часы, на автомобиль «Лексус», который был припаркован с другой стороны улицы, и на тротуар, по которому спешили туда-сюда люди. Но Анжелики все не было, и он уже начал волноваться. Ему так хотелось увидеть ее хотя бы еще раз в жизни, хотя бы к руке ее прикоснуться…

— Привет, суслик, — раздался за спиной Святогора голос, который он узнал бы из тысячи, — давно ждешь? А я не через центральный вход прошла, а через другой, так было ближе.

Только Анжелика звала его «сусликом». Сердце звуковика дрогнуло, он обернулся и увидел ее. Она стояла позади него, придерживая свою сумочку из красной кожи за ремешок. Она была одета в немыслимо короткую бордовую юбку и маленький топик, под которым четко обозначалась ее грудь с выделяющимися сосками. Темные очки скрывали ее огромные выразительные глаза, от взгляда которых у звукооператора по спине бежала дрожь. На ногах туфли на высоченном каблуке, делающие ее и без того изрядный рост еще более высоким. Посетители кафе поворачивали головы, чтобы получше разглядеть высокую красотку, и даже узбек у мангала так неотрывно загляделся на нее, что шашлык с одной стороны у него сильно подгорел.

— Надеюсь, ты не обижаешься на меня, что я взяла у тебя деньги, которые мы вместе заработали, — запросто сказала Анжелика, присаживаясь за столик к Святогору, — ты же знаешь, что мне нужны деньги на покупку квартиры. А у тебя жилье есть, зачем тебе деньги?

В горле у Святогора пересохло, он не мог произнести ни слова, волшебные чары возлюбленной связали его по рукам и ногам, как паук своей сетью опутывает жалкую, беспомощную муху. Он смотрел на нее, не отрываясь и не моргая, а она все говорила и говорила какую-то ничего не значащую ерунду о том, что она скучала без него, но все равно — они же не пара, это видно невооруженным взглядом. Святогор разглядывал каждую черточку ее лица, каждый изгиб ее тела, пальцы с длинными ногтями, волосы и обнаженные плечи. Анжелика закурила, пуская дым прямо на Святогора, но он даже не закашлялся, потому что практически не дышал.

— Вообще-то у меня мало времени, — сказала Анжелика, — так что давай-ка сделаем все по-быстрому и разбежимся в разные стороны. И ты, суслик, уже отомри, а то сидишь, словно тебя пыльным мешком по голове ударили. Где компакт-диск с альбомом Алмаза?

— У меня дома, — пробормотал Святогор, — там еще шампанское, цветы, фрукты. Ты же обещала…

— Ничего я тебе не обещала, — перебила его Анжелика, — я сказала, что подумаю. Во-первых, ни о какой ночи любви не может быть и речи. Я с тобой посижу часик, потом мы сделаем это один раз, и все, адью — гуд бай, мой мальчик, гуд бай, мой миленький! Но прежде чем мы с тобой начнем заниматься этим, я положу себе в сумочку компакт-диск. Такие условия тебя устраивают?

— Да, — выдохнул Святогор.

В этот момент он готов был продать ей не только альбом певца Алмаза, но и все альбомы мира, да, собственно говоря, и весь мир, включая и маму с папой, если бы они были еще живы.

— Тогда пойдем, — сказала Анжелика и поднялась из-за стола.

Святогор поспешил за ней. Татьяна в машине увидела, что Анжелика и звукооператор встали, толкнула локтем в бок афериста-физкультурника, мол, пора вылезать. Татьяна и Гриша вместе выскочили из машины и, пока Святогор с Анжеликой переходили дорогу, бросились в сторону дома, где проживал звукооператор. На Татьяне были белые удобные кроссовки, облегающая фигурку одежда, а ее огненно-рыжие волосы были собраны сзади в хвост. Большие очки закрывали почти все ее лицо, чтобы никто из случайных прохожих не узнал певицу и не нарушил тем самым конспирацию, а легкая одежда была надета специально, ведь, возможно, Татьяне придется сцепиться с Анжеликой. Григорий Иванович сказал, что женщине крутить руки не будет ни при каких обстоятельствах, на Святогора тоже мало надежды, оставалось надеяться только на себя. Драки с Анжеликой она не боялась — отец смог ее кое-чему научить, она боялась ненароком со злости сильно покалечить эту куклу крашеную.

— Пока все идет по плану, — сказал бегущий позади Гриша, — мышка чешет в нашу мышеловку.

Они заскочили в подъезд, забежали в квартиру и спрятались в комнате у Григория Ивановича, ожидая прихода Анжелики и Святогора.

Минут через десять щелкнул замок входной двери квартиры, дверь отворилась, и из коридора послышался голос Анжелики, весело рассказывающей Святогору о том, как она вчера тусовалась в ночном клубе. Гриша, как и было условлено, тут же высунул нос из своей комнаты и, изобразив удивление при виде подружки своего соседа, воскликнул:

— Анжелка, ты, что ли, обратно притащилась? Что, тяжеловато без прописки в Москве, а? Правду я говорю?

— Гриша, засунь свою пьяную задницу обратно в свой клоповник и не высовывайся, — посоветовала ему Анжелика, — пока я тебе всю морду не расцарапала. И запомни — я не Анжелка, а Анжелика!!!

— Говно ты! — не сдержался Григорий Иванович и скорчил мерзкую физиономию с высунутым языком и выпученными глазами, которую подсмотрел у знакомого двоечника в своей школе.

Татьяна сзади хлопнула физкультурника кулаком по спине, чтобы он не отступал от утвержденного плана, схватила за ремень брюк и втянула обратно в комнату. Анжелика Татьяну не заметила. Григорий Иванович хлопнул дверью своей комнаты, закрыв ее на всякий случай на ключ изнутри, повернулся к Татьяне и громко прошептал:

— Все, попалася птичка в силки! Сейчас она в комнату к Егору зайдет, а я тихонько выйду и входную дверь закрою на нижний замок, а ключ из замочной скважины вытащу и в карман. И некуда ей будет деться из квартиры.

Татьяна молча кивнула, ведь именно так они и задумывали сделать. Тем временем Святогор и Анжелика прошли в комнату звукооператора, Святогор схватил дрожащими руками со столика возле дивана приготовленное заранее шампанское и попытался открыть его. Но руки дрожали от волнения. Анжелика же скептически поглядела на приготовленный к ее приходу стол — яблоки, абрикосы и виноград в вазе, шоколадные конфеты и салатики прямо из магазина. Все это ее не интересовало.

— Не надо шампанского, давай-ка сначала лучше поставь мне диск Алмаза послушать, — сказала она, ткнув длинным пальцем в стоящий на окошке музыкальный центр, — определиться надо, нужен он мне или нет, а уж потом будем пить шампанское.

Но дело-то было в том, что никакого альбома Алмаза дома у Святогора не было. Шампанское, цветы, фрукты были, а вот свой диск, после пропажи альбома Татьяны, Алмаз берег как зеницу ока, поэтому взять его даже на время Святогор не мог. Поэтому, как бы не слыша Анжелику, он продолжал бороться с пробкой.

— Где диск? — спросила Анжелика.

— Там, — невпопад ответил Святогор.

Анжелика поняла этот ответ так, что диск Алмаза находится в музыкальном центре, шагнула к нему и нажала на воспроизведение. Из колонок полилась мультяшная песенка: «Дружба крепкая не сломается, не расклеится от дождей и вьюг» и так далее. Святогор притащил этот диск с работы, ему предстояло по заказу одного продюсера, специализирующегося на детях, сделать танцевальные версии на старые детские песенки. Он его слушал, и этот диск в музыкальном центре и остался.

— И ты мне хочешь сказать, что это поет Алмаз? — спросила, усмехнувшись, Анжелика. — Его что, продюсеры кастрировали, чтобы он лучше продавался?

Сказав это, она повернулась к Святогору и увидела, что возле него уже стоит Татьяна, исподлобья глядящая на Анжелику, и Григорий Иванович, который зачем-то натянул на руки боксерские перчатки. Только легкая тень испуга и неожиданности проскользнула по лицу Анжелики, но тут же на ее губах проявилась усмешка.

— А-а, я так и знала, рыжая, что это ты все придумала, — сказала Анжелика, — вернее, догадывалась, что дело нечисто, что-то вы задумали. А ты, суслик, ты меня предал, значит? Предал свою любимую женщину? Вот ты какой, значит, северный олень, а еще говорил, что любишь больше жизни!

— Ты… сама… меня предала… — пролепетал Святогор и от нахлынувшего на него волнения вдруг выронил бутылку с шампанским на пол.

Бутылка грохнулась, пробка вылетела с сухим хлопком, ударилась в потолок и просвистела в полуметре от лысины Григория Ивановича. Пена полилась из бутылки, заливая ковер и крутя бутылку на месте. Опешивший физкультурник рухнул на пол и закрыл затылок боксерскими перчатками. Анжелика даже не вздрогнула от хлопка бутылочной пробки, а, воспользовавшись замешательством, быстро бросилась к двери. Но Татьяна прыгнула ей наперерез и в прыжке ударом ноги в плечо отбросила Анжелику назад. Та рухнула со своих высоких каблуков прямо на кровать Святогора, на которой и растянулась.

— Суслик, я же любила тебя больше жизни!!! — закричала она, эротично изгибаясь. — И ты позволяешь бить свою любимую женщину какой-то рыжей стерве?

«Нужным быть кому-то в трудную минуту, вот что значит настоящий верный друг», — пел магнитофон, и звукооператор не выдержал такого напряжения нервов и чувств — бросился на помощь к своей красавице.

— Стой! — приказала ему Татьяна, схватив его за рукав рубашки. — Или я тебе шею сломаю!!!

— Да уж, Егор, как-то не по-мужски это, — прибавил лежащий на полу Григорий Иванович, выглянув из-под перчаток, — мы же договорились…

Он уже оценил ситуацию, понял, что опасность ему не угрожает, и стал подниматься с пола. Святогор испугался, сник, отступил, рухнул на стул и отвернулся, чтобы ничего не видеть. Это решение далось ему нелегко. Анжелика тем временем с манящей улыбкой соблазнительницы села на диване, вытянула длинные ноги вперед и в стороны, оголив свои белые трусики под бордовой юбкой, и скрестила руки на груди, приподняв и стиснув и без того не маленький бюст.

— И что вы собираетесь со мной делать теперь? — спросила она, нагло ухмыляясь. — Пытать утюгом? Или вздернуть на дыбе?

Григорий Иванович, как завороженный, засмотрелся на бесстыдно открытую промежность вульгарной девицы и на торчащие из разреза сиськи. Татьяне пришлось толкнуть его локтем в бок, чтобы он не обольщался прелестями Анжелики. Хватит, один уже купился, теперь сам страдает!

— Ты сейчас расскажешь нам, кому передала мой компакт-диск, кто тебя попросил все это сделать, в общем все расскажешь, — ответила ей Татьяна.

— Хорошо, я все расскажу, — с абсолютно беспечной улыбкой ответила Анжелика, — можно я только закурю?

— Кури, — разрешила Татьяна, — если Святогор тебе разрешал тут курить…

Анжелика усмехнулась, типа, конечно, разрешал, полезла в свою сумочку за сигаретами и зажигалкой и вдруг резко выдернула оттуда маленький револьвер. Она с ходу бабахнула чуть в сторону от Татьяны. Пуля попала прямо в музыкальный центр, который сначала стал натужно заикаться, перескакивая с песни на песню, а потом замолк. В тишине Анжелика вскочила с кровати и перевела ствол оружия на Татьяну. Вот это все было очень неожиданно — растерялись все. Святогор упал со стула, а Гриша в этот раз не упал на пол, а остолбенел.

— Твою мать, — произнес Григорий Иванович, — он же настоящий…

— Еще какой настоящий, — ответила Анжелика с перекошенным лицом, одергивая свою короткую юбку, — и пуль на вас всех хватит. Кто дернется, мозги вышибу!!!

Она медленно передвигалась к двери, целясь в Татьяну, за спиной которой прятался перепуганный физкультурник Гриша. Святогор присел на полу за стулом, руки его тряслись, как в лихорадке. Даже он не ожидал такой прыти от своей возлюбленной, которую, как ему казалось, он досконально изучил за месяц совместной жизни. А вот оказалось, что под шкуркой пушистой белочки скрывался хищник. Анжелика подобралась к двери, выскочила в коридор, дверь захлопнулась, и через секунду в замке повернулся ключ.

— Она нас заперла, — сказала Татьяна, — и откуда у нее ключи?

— Анжелика тут жила целый месяц, — всхлипнул Святогор, — у меня в комнате. Мы же собирались пожениться. Я сделал ей второй комплект ключей.

— А первый где? — спросила Татьяна.

— В коридоре висит на крючке, — обреченно ответил звукооператор.

— Вот попали мы так попали, — покачал головой Григорий Иванович, — двери теперь придется ломать…

Анжелика тем временем, проверив надежность запоров, из коридора постучала им в дверь комнаты и насмешливым голосом спросила:

— Ну что, болваны, каково запертыми сидеть?

— Все равно я тебя поймаю, слышишь! — воскликнула разозленная Татьяна, подскочила к двери и забарабанила в нее кулаками. — Я тебя поймаю, и тогда тебе и пистолет не поможет!

Из коридора послышался дерзкий хохот и издевательские аплодисменты любимой женщины звукооператора Святогора.

— Лови-лови, — насмешливо ответила она, — посмотрим, как это у тебя получится.

Через несколько секунд в коридоре хлопнула входная дверь. У Анжелики был и от нее ключ. Татьяна, Григорий Иванович и Святогор остались сидеть запертыми в комнате звукооператора.

— Какая она отчаянная, — с восторженной улыбкой блаженного произнес Святогор, глядя на запертую дверь, — как можно ее не любить, она же само совершенство!

Татьяна не выдержала и врезала ему оплеуху.

— Нельзя ли получить расчет? — поинтересовался Григорий Иванович. — Мои сто баксов.

Но никто ему не ответил.