"Радиомозг" - читать интересную книгу автора (Беляев Сергей Михайлович)XIX. ПОИСКИМишутка в первый раз за свою службу не пришел на завод. Всю ночь, придя домой с дачи, он думал о том, куда исчезла Дуня. Он не спал, и мысли, странные и неприятные, волновали его. Дуня, которую он любил больше жизни, Дуня, которой он дал клятву верности и дружбы, не подождала его, а ушла, даже не сказав «прощай». Утром, лишь только забрезжил весенний свет и задолго до гудка, Мишутка бросился через поселок к домишку товарища Никиты, отца Дуни. Никита высунул бородатое лицо из оконца. – Чего ты, еще ни свет ни заря? – Дуня дома? – задыхаясь, спросил Мишутка. – А когда она дома-то бывает? – с сердцем рванул Никита. – Все собрания да заседания… Говорила вчера, что у Гланьки, может, останется… Все подруги-подруженьки… А ты чего ее спрашиваешь? – Да как же, товарищ Никита… – начал Мишутка смущенно, а потом сразу перевел речь на другое: – Так у Гланьки, говоришь? И не дождался ответа. Уже рысью мчался к подруге Дуни, Гланьке Шитовой. Никита только покачал головой. – Вот полоумный-то, как есть… Гланька кипятила на примусе чайник. На Мишутку посмотрела с изумлением. – Да я твоей Дуни и в глаза-то вчера не видела. Мишутка пулей вылетел из каморки Гланьки. Он бегал по поселку и всех спрашивал, не видал ли кто товарища Дуню Рогову. Гудок проплыл над поселком. От завода тихо шел к своему домику Лука и придвинулся вплотную к стоявшему у дороги сыну. – Мишутка… Третий гудок был… Что ж, на работу? Темно-синие глаза грустно и непонимающе взглянули на Луку. – Тять, Дуня пропала… Ушла от меня. Лука привычной рукой почесал бороду. – Ушла?.. Вот то-то и оно-то… Говорили мы тебе с матерью, и дядя Никита тоже: распишись, парень, с Дуняшей, живите форменно, вот бы и крепко было, не убегла бы. Все под боком бы держал. – Это и было бы, тять… Думали погодить немножко. – По любовь ходить – нечего годить, – усмехнулся на сына Лука. – А ты на завод иди. Смотри, Дуня твоя и там. Лука пошел домой отлеживаться после ночного дежурства, а Мишутка заспешил к заводу. Завод пыхтел и звенел, работа в нем шла полным ходом. Над кочегаркой из тонкой трубы звонко высвистывал вырывавшийся пар. Голуби кружились над заводом в лучах раннего солнца. Мишутка почти подошел к заводу. Рядом в роще громко чирикнула пичужка, так голосисто и музыкально, что Мишутка на секунду замедлил шаг. И тут наискось за рощей он увидал дачу, где вчера видел последний раз Дуню. Словно внезапное озарение сошло на него. Он снял кепку и помахал ею себе в лицо. Ему стало жарко и не по себе. И тут же, не помня себя, перескакивая канавы и незасохшие лужицы с талой водой, побежал Мишутка по луговине. Вот и знакомая изгородь, вот и калиточка. Только несколько часов тому назад Дуня смотрела ему в глаза и говорила. Сердце Мишутки переполнилось горечью и страхом потерять Дуню навсегда. Теперь он понял, как любят они друг друга, и какой ужас, если… – Профессора мне, – твердо сказал Мишутка отворившей Глафире. – Я не знаю… Он только что встал… И сейчас кушает кофе, – смущенно ответила та. Мишутка отпихнул Глафиру и прошел через коридорчик в большую комнату. На пороге он споткнулся о какой-то предмет, глянул на пол, быстро нагнулся и поднял с полу небольшую головную гребеночку. Профессор Толье сидел за маленьким столиком и держал в руках стакан с кофе и кусок хлеба, намазанный маслом. – Где Дуня? – подошел к нему Мишутка. Профессор медленно поставил стакан на столик и положил кусок хлеба на маленькую тарелочку. Так же медленно приподнял напухшие, как от бессонной ночи, веки на Мишутку и раскрыл рот. – Я не люблю, когда сумасшедшие люди врываются ко мне в дом. – Она у вас… Здесь. Я знаю! – Мишутка чувствовал, что говорит не то, и терял спокойствие, с которым вошел сюда. – Кто много знает, тот мало говорит, – опять раскрыл рот профессор. – Я не знаю, о ком вы говорите. – А это вы знаете? – вдруг взревел Мишутка и сунул в нос профессору только что найденную гребеночку. – Это гребеночка товарища Дуни Роговой. Как эта гребеночка очутилась у вас? Вчера товарищ Рогова дожидалась меня около дачи. Я вышел к ней, и она внезапно исчезает, словно проваливается сквозь землю… Я спрашиваю, вас, что вы знаете по этому делу? Профессор усмехнулся: – Минуту тому назад вы говорили, что «знаете». Теперь вы спрашиваете меня, что знаю я? Я ничего не знаю. Мишутка потерял спокойствие окончательно. – Мы оба с вами кое-что знаем… Семьдесят четыре градуса, направление на Париж, небывало короткие волны, музыкальные сигналы. Что это, черт возьми? – Мишутка шарил в кармане, нащупывая кастет. – Говорите! – возвысил он голос до крика. – За коим дьяволом вы прячетесь по вечерам в зеркальный шкаф? Профессор привстал и спокойно позвонил в маленький колокольчик. – Глафа, будьте добры разбудить Илону, а сами кликните кого-нибудь из случайных прохожих. Этот молодой человек явно ненормален. – Что? – крикнул Мишутка. Но профессор положил ему руку на плечо. – Успокойтесь. – Я хочу знать, что у вас в шкафу? – кричал Мишутка. – Пожалуйста. Профессор сделал рукой приглашающий жест. Мишутка прыгнул в маленький кабинет профессора. В зеркале шкафа отражался письменный стол, окно и далеко видная луговина. – Пожалуйста, – повторил профессор и взялся за ручку дверцы. – Отец, – раздалось в большой комнате. Профессор отшатнулся от шкафа и выглянул в дверь. Мишутка глянул тоже. У маленького столика, опираясь на него концами тонких рук, стояла Илона. Она произносила только одно слово, жалобно и со стоном: – Отец… Отец… – Илона… Что с вами? – подбежал к ней Мишутка. Она подняла на него матовое бледное лицо. – А? Что? – И опустилась на стул, закрыв лицо руками. Застонала: – Отец… Не надо. Профессор обнял дочь за плечи и строго взглянул на Мишутку. – Вы ищете пропавшего товарища? Глаза профессора светились тонким голубым пламенем, вонзались прямо в Мишутку, и он почувствовал, что цепенеет, и спокойствие, странное и легкое, овладевает им. – Я ищу товарища и невесту, профессор. И больше ничего не помнил Мишутка. Мелькнуло лицо профессора, застонала Илона. Как будто тихим голосом позвала Дуня: – Ко мне, товарищ… Мишутка очнулся. Он идет по городской улице. Какая-то сила в мозгу, бившаяся назойливой неотвязной мыслью, тянула его к Центральной больнице. Словно кто чужой влез к нему в голову и управлял движениями его рук и ног. Мишутка подошел к больнице и потянул на себя тяжелую дверь, на которой висела беленькая вывесочка: «Приемный покой». |
|
|