"Радиомозг" - читать интересную книгу автора (Беляев Сергей Михайлович)

XX. ПЕРЕДАЧА МЫСЛЕЙ НА РАССТОЯНИИ

– Какое это вы стихотворение тогда декламировали у меня, инженер? – спросил Гэза доктор Tax, внося в лабораторию чемодан и завернутый экран.

– А, здравствуйте… Это стихи немецкого рабочего Вальтера, моего старого друга и товарища. Он сейчас работает на оптической фабрике Лейтца и не забывает меня. Пишет стихи… Это мой перевод на русский язык. Несколько строк из его поэмы «Грядущее».

Гэз запер дверь и сам спросил Таха:

– Ну, как дело с расшифровкой музыкальных сигналов?

– Сегодня я считаю решительным вечером. Кое-какие соображения у меня есть. Опыт должен их подтвердить или отвергнуть, – сказал Tax. – А что с вашим помощником, товарищем Зубовым? Вы мне звонили, но я не понял…

– Он не был нынче на заводе. Я посылал к нему на дом. Сказали, что он ушел. Разыскивает одну нашу работницу, Рогову… Это его любовь, всем на заводе известно. И вот, говорят, Рогова пропала. Конечно, моему Михаилу Лукичу не до завода. Хотя я его буду ругать. Ведь это конфликт между личным и общественным, между любовью и заводской работой. Мы с ним поспорим.

Tax слушал, что говорил Гэз, и в то же время вынимал из принесенного чемодана принадлежности для того опыта, который они с Гэзом надумали произвести сегодня ночью в лаборатории завода.

– Итак, инженер, – начал Tax, – я думаю, что в промежуток между сигналами на двухметровой длине, когда ни один из всех существующих приемников не улавливал ничего, в то время как имеется ряд указаний на факты, что какая-то передача идет, – в этот промежуток, я думаю, и передаются це-волны, которые я постараюсь нынче поймать на хлорокись гафния при помощи моего экрана.

– Следовательно, на земле есть кто-то еще, кто знает тайну це-волн? – задумчиво спросил Гэз.

– Я не удивляюсь этому, – промолвил Tax. – Научные открытия не являются случайностями в строгом смысле. Скорее, это выводы из кропотливых работ, ведшихся учеными в течение многих лет. Один подводит итог многолетней работе, и вот говорят: он сделал открытие. Ничего подобного. Он только сделал последний ход в игре и… выиграл партию. Когда я искал возбудителя кори, передо мной были работы Коха, открывшего туберкулезные палочки и холерных вибрионов. Я знал работы Шарпи, Утенкова. С мозгом работал до меня Дондерс, показавший, что всякий «психический» акт требует известного времени. Работал Флессинг, разделивший кору мозга на резкие области для групп центров… Академик Павлов со своим учением о рефлексах, Бехтерев… Кроме того, вся лестница электромагнитных волн, начиная с самых больших радиоволн и кончая маленькими рентгеновскими и гамма, были до меня известны. Я тоже только подвел итог.

– Экран в порядке? – спросил Гэз. – Пробило двенадцать часов. У нас в распоряжении только час двадцать. Приступим.

Два выпуклых металлических экрана стояли на столе в лаборатории, точно указывали направление волн, которые строго ограниченным пучком проходили как раз через лабораторию.

Tax и Гэз произвели все нужные приготовления и сели в ожидании момента, когда начнут передаваться таинственные сигналы.

– Осталось три минуты, – сказал Гэз, посмотрев на хронометр. – Они начинаются ровно в час двадцать минут 54 секунды по нашему времени. Берите трубку, доктор.

В дверь раздался нервный стук.

– Это я, Мишутка, – послышался голос за дверью. – Впустите, Оскар Карлович.

Гэз быстро повернул ключ и впустил запыхавшегося Мишутку.

– Я спешил, Оскар Карлович. Бегом бежал, чтоб не опоздать. – Мишутка сорвал с себя кепку, легкий пиджачишко и бросил их на табуретку. – Вы приказали присутствовать при сегодняшнем опыте, я и явился.

– Мы с вами, Михаил Лукич потом поговорим о вашем опоздании, а сейчас… – Тут Гэз громко скомандовал, как капитан на мостике: – Две секунды… Трубки… Слушайте…

Tax слышал, как в трубках отчетливо запела тонкая свирель, причудливо сплетая ноты в коротенькие группы, как буквы в слова.

– Вы слышите? – тихо спросил его Гэз. – Это на короткой волне… Удивительно, как четко слышно.

Tax только кивнул Гэзу, а сам вслушивался в отрывистую мелодию.

Свирель в этот момент оборвалась как будто вопросом и выжидательно замолчала. И тотчас по второму приемнику послышались короткие звуки ответа. Потом все смолкло.

– Мой экран, – хрипло пробормотал Tax. Шатаясь, приподнялся и поставил принесенный темно-голубой экран на пути предполагаемого потока волн. Экран вспыхнул. Гэз потушил свет. В темноте экран ярко светился, вырисовывая отчетливый овал, разделенный продольной полоской на две половины. По овалу перебегали яркие разноцветные точки и пятнышки.

Tax захохотал, восторженно и почти безумно:

– Они умеют передавать картину работы мозга на расстоянии… И я читаю мысли этого мозга.

Мишутка в изумлении смотрел и слушал. Гэз дотронулся до руки Таха.

– Доктор. Немного спокойствия. Где ваши папироски?

Tax выпрямился.

– Не надо. К черту табак! Товарищ Зубов, и вы, инженер, запомните, что я говорю…

Он отступил на три шага от экрана и заговорил:

– Читаю картину мозга, передаваемую на це-волнах и отпечатленную на моем экране.

Гэз насторожился и вынул записную книжку. Он умел писать в темноте. Мишутка почему-то глубоко и протяжно вздохнул. Tax заложил руки за спину. Голос его дрожал от волнения.

– Мозг мужчины средних лет… Хорошо развитые извилины… Небольшой склероз кровеносных сосудов… Мозг в возбужденном состоянии. Мысли летят со страшной быстротой… Я читаю: «Рьетта»… Дальше непонятно… Ах, да… Передает Париж… Значит, мозг думает на французском языке… Теперь ясно… «Рьетта… Я не убивал тебя. Тебя убил этот господин-сатана, человек, который стоит сейчас рядом со мной, который заманил меня в ловушку. Рьетта, прости меня. Я не должен был уходить из «Золотого павлина» и оставлять тебя ночью одну». Обрыв… Этот человек кричит о помощи. Центр речи крайне возбужден… Опять мысли: «Да, меня зовут Мишель Андрэ»… Сдвиг… Опять крик… «Я просто русский… Михаил Андреевич Горлов… Я русский… Я не убивал… Ложь… Ложь… Я хочу на могилу моей мамы… Помогите… Я хочу в Россию, в новую Советскую Россию… Да, я писал об этом главному начальнику химической промышленности товарищу Глаголеву… Он знает меня, он помнит меня… Он жил у нас на квартире… Когда я был маленький… Пустите меня… Вы слышите, товарищ Глаголев?» Обрыв…

Экран потух.

Гэз, Tax и Мишутка были потрясены и молчали.

– Для всех, кажется, ясно, – начал Гэз, – что сейчас где-то, в направлении, откуда идут волны, мучают и, может быть, пытают нашего соотечественника Михаила Андреевича… Здесь упоминалось имя товарища Глаголева.

– Это наш начальник, – отозвался Мишутка. – Обязательно надо известить его об этих делах.

– Дайте мне подумать, – тихим голосом сказал Tax, помолчал и спросил: – Почему вы все вздыхаете, товарищ Зубов?

– Как ваша пропавшая товарищ Рогова? – спросил Мишутку и Гэз.

– Я нашел Дуню, – задыхаясь, ответил Мишутка. – В приемном покое вашей больницы, доктор. Она ничего не помнит… Ее привез какой-то лохматый старик, который сдал больную, а сам сел в автомобиль и умчался.

– Что? – крикнул Tax. – Это же значит…

– Совершенно верно, доктор Tax. Это значит, что вам незачем лезть в чужие тайны, – прозвучал металлический голос в темноте, и кто-то вошел через незапертую дверь в лабораторию. Какое-то легкое дуновение проплыло по воздуху, и черная тишина будто насупилась в темной лаборатории.

– Кто здесь? – крикнул Tax.

Гэз выхватил браунинг и выстрелил в дверь. Мишутка щелкнул выключателем. Шаровидная лампа осветила комнату.

Гэз стоял с поднятым револьвером. Мишутка вытянул вперед руку, вооруженную кастетом. Tax взвизгнул и прыгнул к столу.

Его экран исчез.