"Противостояние" - читать интересную книгу автора (Шхиян Сергей)

Глава 3

Домой я вернулся без происшествий, неукоснительно соблюдая правила дорожного движения. Без меня в квартире побывали незваные гости. Если б я не был настороже, то ни за что об этом не догадался. Попав под чей-то хорошо организованный «колпак», я стал подозрительным, и теперь каждая мелочь привлекала внимание. На первый взгляд здесь все было как прежде, однако, маленькие изменения присутствовали. Не под прежним углом был повернут музыкальный центр (как будто под ним можно было спрятать метровую саблю!), не так, как раньше, прикрыты створки шкафа…

Я не стал паниковать, пообедал, чем Бог послал и сел за компьютер, дописывать свою «Одиссею». Доступ в компьютер у меня защищен паролем, и мне стало любопытно узнать, пытались ли гости взломать код или сделать копию записей документов. В любом случае они поступили благородно, не унеся жесткий диск. Если же они сумели его скопировать, то это означало, что у меня появлялся первый, очень внимательный читатель. Другое дело, что мои «воспоминания» больше походят на фантастический роман, так что вряд ли «заинтересованные лица» могли получить интересующую их информацию. Я подумал, что неизвестные противники в лучшем случае сделают вывод, что я интересуюсь стариной, имею в этой области кое-какие познания и пишу фантастику.

Как всегда, когда мне судьба преподносит очередной сюрприз, жизненный тонус сразу повышается. Поэтому я решил не терять порыв и предался довольно утомительному занятию — писанию. Никто меня не беспокоил, странных звонков больше не было. Вечером, устав стучать по клавиатуре, я решил разыскать знакомого, на которого ссылался любитель старинного оружия Дмитриев.

Упоминание этого человека было самой большой странностью в череде описанных событий. Найти жителя Москвы по регистрационному номеру автомобиля, если он управляет машиной не по доверенности и проживает по собственному адресу, имея базу данных, несложно. Другое дело — проследить его дружеские связи. Чтобы не мучаться сомнениями и подозрениями, я позвонил этому человеку домой. Трубку взяла его престарелая маменька, милая, болтливая старушка. Она так обрадовалась моему звонку, что я заподозрил, не перепутала ли она меня с каким-то своим добрым, старым знакомым. Добрых полчаса старушка рассказывала о необыкновенных успехах и способностях своего сына, пока соизволила упомянуть, что он уже год работает по контракту в Америке. С большим трудом мне удалось прервать ее словесный понос и узнать американский номер телефона сына.

Общеизвестно, что в Америку из Москвы дозвониться значительно проще, чем в Подмосковье. Не имея представления, какое сейчас в Штатах время, я набрал номер.

— Hello, — ответила трубка по-английски.

— Привет, — сказал я по-русски, — это Крылов, из Москвы.

— Speak louder, — пробурчали на другом континенте.

— Да проснись ты, твою мать! — рявкнул я.

— А, извини, ты знаешь, сколько у нас сейчас времени? — с зевком ответил приятель. Потом он, кажется, проснулся окончательно. — Слушай, откуда у тебя мой телефон?

— Мать дала.

— Вот дура, я же ей… прости, ты какими судьбами?

— Хотел узнать, ты знаешь такого Дмитриева Ивана Ивановича?

— Поэта? — хмуро уточнил приятель, — Знаю, сволочь редкостная, у тебя с ним дела?

— Скорее у него со мной, — ответил я, не вдаваясь в подробности, — он ссылался на тебя, вот я и решил уточнить…

— Рви все и сматывайся. Он беспредельщик, ни перед чем не остановится. И вся их кодла такая же.

— Чем он, собственно занимается? — спросил я.

— Это не телефонный разговор.

— Хоть намекни.

— Приеду, расскажу, — мрачно пообещал он.

Мы еще обменялись несколькими фразами и распрощались. Конкретизировать аттестацию поэту приятель не захотел. Мне это очень не понравилось. Я его знал как человека не робкого десятка.

Сказать, что за старую саблю я не пожалею жизни, было бы некоторым преувеличением. Однако, как и большинству людей, мне не нравится наглость и угрозы. Я предпочитаю решать возникающие проблемы мирным путем, но если подвернется хорошая драка, то почему бы и нет…

Первым делом я решил вооружиться. Среди моих школьных товарищей, с которыми еще сохранились отношения, числится один чудак, увлеченный раскопками. Кажется, таких людей называют черными следопытами или как-то похоже. У него всегда дома можно найти что-нибудь стреляющее, оставшееся после Второй Мировой войны на былых полях сражений. Я созвонился с ним, объясни намеками, что мне нужно, и он согласился одолжить на время кое-какой «реквизит». Утром мы встретились. Одноклассник, назову его для конспирации Максимом, был сухощав, загорел и задерган. Мы поехали к нему домой, и он вытащил из стенного шкафа здоровенную сумку с боеспособными железяками.

— Совсем, понимаешь, житья не стало, — пожаловался он, когда кончился ритуал взаимных комплиментов и похлопываний по плечам. — Обложили, сволочи, как волка. Уже не знаю, где что прятать.

— А зачем ты оружие дома хранишь? — поинтересовался я, разглядывая внушительных размеров тяжелую сумку.

— А где прикажешь его держать? — угрюмо пробурчал Максим. — В лесу снова закапывать? Забирай все, что есть, нужное оставь, остальное сам припрячь до времени.

Мне было любопытно, и я открыл сумку. При виде такого арсенала оставалось только свистнуть. Максим разложил на столе два немецких «Шмайссера», пистолет «Вальтер» с запасными обоймами, две изъеденные коррозией ручные гранаты и четыре автоматных рожка с патронами. В отличие от ржавого «Вальтера» и гранат, «Шмайссеры» были как новые.

— Откуда дровишки? — поинтересовался я, с уважением беря в руки эти реликты Второй Мировой войны. — Не с завода?

— Склад нашел. Представляешь, что значит немецкий порядок и качество, столько лет пролежали в заброшенном подвале, так даже ящики не сгнили.

— И много у тебя такого добра?

— Лет на шесть, восемь хватит, — уклонился от прямого ответ Максим. — А тебе, собственно, зачем стволы, я по телефону не врубился.

— Бандюки наезжают. Ребята, похоже, крутые.

— Ну, с таким арсеналом, может быть, и отобьешься, если, конечно, они не наймут профессионального киллера или не взорвут, — оптимистично обнадежил меня одноклассник. — Только если затеешь стрельбу, меня не подставь, а то сам понимаешь, я и так одной ногой стою в тюряге.

— Это само собой, — заверил я, — и вообще, как-нибудь постараюсь обойтись без стрельбы, мы мирные люди…

— Ну, ну… Только все дома не держи, да и с гранатами осторожней. Я их пробовал, работают как часы, но очень шумные.

На том и порешили. Проводив Максима, я отвез в тайник «Шмайссеры» и гранаты — оставил себе только «Вальтер» и две обоймы патронов. Статья уголовного кодекса за хранение в таких масштабах огнестрельного оружия меня не грела.

Между тем, вокруг меня по-прежнему было тихо и спокойно. Таинственные телефонные звонки прекратились, в квартиру (я подготовил несколько «шпионских» ловушек) никто не проникал. Я занялся своими повседневными делами, а по вечерам писал «воспоминания». Единственно, что изменилось в жизни, теперь я не выходил из дома без пистолета и поднимался на свой этаж не на лифте, а пешком по лестнице.

Даша позвонила только один раз, справилась о документах и разговаривала со мной подчеркнуто холодно. Я предполагал, в чем причина такого отношения, но ничего поделать не мог. «Не обещайте деве юной любови вечной на земле». Чего я, в наших с ней отношениях, кстати, никогда и не делал. Да и вообще разговоров об этом большом чувстве у нас не было. Бесспорно, у Даши были шарм и воспитание, но не хватало чего-то, что привлекает меня в женщинах. Скорее всего, причиной тому была ее революционная юность и благоприобретенная ментальность. В аналогии с нашим временем ее можно сравнить с нынешними «бизнес-леди». У них присутствуют четкость, резкость в суждениях, уверенность в собственной значимости и непогрешимости. Для деловых отношений это незаменимые качества, но в любви мне нравится нечто более мягкое и аморфное.

Чтобы не запутывать наши с ней отношения, я разобрал ценности и по-братски их поделил: пополам настоящие и дешевые украшения, после чего зарезервировал в банке две ячейки и попросил Ордынцеву приехать. Она поломалась, но согласилась. Новая «подруга» по имени Вадим успела внести лепту в ее внешность. Ордынцева коротко остригла волосы, и начала использовать легкую косметику.

Встреча состоялась утром. Даша холодно кивнула и вежливо поинтересовалась моими делами

— Спасибо, все хорошо, — ответил я. — Как у тебя?

— Прекрасно, — живо сказала она и задиристо подняла подбородок. — Я вступаю в партию.

— Рад за тебя, — сказал я, не прося уточнить, что это за партия. — Я разделил наше имущество на две части, — показывая на две кучки украшений лежащие на столе, перешел я к конкретному делу, — выбирай себе любую.

— Зачем? — почему-то высокомерно спросила Ординцева.

— Со мной может что-нибудь случиться, и ты останешься без ничего.

— А мне ничего и не нужно.

— Тебе, как минимум, нужны квартира и документы, а все это стоит денег, и немалых.

Даша равнодушно кивнула, не проявляя ни заинтересованности, ни благодарности. Я разозлился, но не показал вида и спросил:

— Какую кучку выбираешь?

— Мне все равно. Пусть будет эта, — кивнула она на ближнюю к себе золотую горку. — Тебя совсем не интересует моя новая партия? Неужели у тебя совсем не болит душа за обездоленных людей? В стране не прекращается кризис! Народ спивается! Старики нищенствуют! У вас выбранные правители к простому народу относятся хуже, чем относился царский режим в России перед февральской революцией!

— Это ты, извини, преувеличиваешь, у нас в стране испокон века к людям относились хуже, чем к скотине. Только, когда власть клевал жаренный петух в одно место, тогда вспоминали, что мы такие же люди, Ты еще скажи, что при коммунистах было больше демократии, чем сейчас.

— А разве нет? Тогда мы все были товарищами!

— Ты не совсем права, — возразил я, — коммунисты снисходили до того, что называли своих крепостных «товарищами», а теперь статус повысился, ко мне даже президент может обратиться «господин». Другое дело, что делать он этого не будет.

— Зачем ты шутишь! Ведь вопрос очень серьезный!

— Совершенно с тобой согласен, — искренне сказал я, — только ответа на него нет.

— Ответ есть, и он в борьбе партии за права граждан!

— Да, конечно, только те методы, которые вы, революционеры, обычно предлагаете, мне не нравятся.

— Откуда ты знаешь, какие у нас методы? Приходи к нам на диспут, сам убедишься, что марксистская наука все эти годы не стояла на месте, и теперь у нас есть ответы на большинство вопросов преобразования человеческого общества.

— Спасибо, но у меня пока нет желания дискутировать с политическими экстремистами.

— А ты не боишься, когда мы победим, оказаться лишним? Тогда ведь тебе припомнится такая аморфная позиция.

— Нет, не боюсь. Я вообще, как ты имела возможность убедиться на личном опыте, редко чего-нибудь боюсь. Тем более, — меня подмывало сказать, что я думаю и о самой Ордынцевой, и о подобных организациях, но я не рискнул обострять спор, нужно было идти в банк, — что политика меня в данный момент не интересует.

— Тебе виднее, — со скрытой угрозой в голосе сказала Даша.

— Угу, — буркнул я, и занялся упаковкой украшений.

Я завернул их в обычные газетные листы, заклеил скотчем и надписал фломастером наши имена. Даша безучастно за мной наблюдала. Подготовив пакеты, я положил их в спортивную сумку и сказал;

— Теперь поедем в банк.

— Зачем?

— Там поймешь, — окончательно рассердился я. — Надеюсь, что с твоей квартирой все решится. Тогда тебе опять понадобятся деньги.

— Хорошо, если тебе так удобней. Я не вправе требовать, чтобы ты тратил на меня свое драгоценное время! — издевательски-патетично воскликнула Ордынцева.

Мне осталось только скрипнуть зубами и пойти в прихожую одеваться. Ордынцева своим неадекватным поведением начала меня порядком раздражать, Однако, когда мы вышли из дома, она словно почувствовала, что я очень сердит, перестала выделываться и, пока мы ездили в банк, и я провожал ее до квартиры товарища по партии, вела себя нормально, без залетов, и мы расстались почти сердечно.

Решив проблему с ценностями, я намеревался этим вечером сходить на одну интересную тусовку. В конце концов, следовало как-то отпраздновать неожиданную свободу. Однако, уйти из дома я не успел. В восьмом часу вечера ко мне в квартиру позвонили. Я никого не ждал и, прежде чем открыть дверь, посмотрел в глазок. На нашей плохо освещенной лестничной площадке стояла незнакомая девушка.

— Слушаю вас? — сказал я из-за двери.

— Простите, пожалуйста, — ответила она довольно приятным голосом, — я из страхового агентства, можно с вами поговорить?

— Спасибо, я страховаться не собираюсь.

— А мы и не настаиваем, просто разговариваем с гражданами. Я не займу у вас много времени. Неужели так страшно открыть дверь? — жалобно сказала девушка. — Я вас не съем….

Конечно, открывать дверь не следовало. Слушать стандартные уговоры мне было неинтересно, а вне обзора могли стоять несколько крепких молодых людей. Однако, я подумал, что за дверями квартиры всю жизнь не просидишь, и, если опасность действительно существует, то лучше встретить ее, подготовившись.

— Хорошо, — как бы в раздумье сказал я, — подождите минуту, я оденусь.

Одеваться мне было не нужно, нужно было принести из комнаты пистолет. Я вооружился, дослал патрон в патронник и даже сдвинул флажок предохранителя. После этого выбрал позицию сбоку от дверей и отодвинул щеколду. Дверь, против ожидания рывком не распахнулась, и никто в квартиру не ворвался.

— Входите, — пригласил я.

В прихожую вошла невысокая девушка в скромной, если не сказать, убогой китайской пуховой куртке и мокрых растоптанных сапогах. Как только она оказалась в прихожей, я затворил дверь и запер ее на задвижку. В прихожей было темно, гостья меня сразу не рассмотрела, и я, поставив на предохранитель пистолет, спрятал его в карман брюк.

— П-простите, можно включить свет, — попросила она испуганным голосом.

— Да, конечно, — ответил я, щелкнув выключателем.

Стало светло. Девушка смотрела на меня круглыми от испуга глазами. Я, стоял, прижавшись к стене и, наверное, выглядел довольно нелепо. Разглядев меня, девушка, кажется, немного успокоилась.

— Вы, наверное, боитесь бандитов? — поинтересовалась она, этим вопросом как бы оправдывая мое странное поведение.

— В общем-то, да, — признался я. — По телевизору предупреждают, чтобы незнакомым людям сразу двери не открывать.

— Вы не бойтесь, у меня есть документы, — заспешила она и попыталась открыть дешевенькую, раздутую от бумаг сумку.

Я не протестовал. Несмотря на то, что бедно одетая незнакомка никак не походила на наводчицу, терять бдительность не следовало. Тем более, что она была представительницей первой страховой компании, которая почему-то заинтересовалась скромными обитателями нашего далеко не элитного дома.

— Вот, пожалуйста, — сказала агент, с трудом справившись озябшими пальцами с заевшим замочком и достала серенькую книжечку.

Я ознакомился с ее содержанием. Агента звали Ольгой Глебовной Дубовой, и представляла она страховую компанию «Никитские ворота». Про «Спасские ворота» я слышал, так почему не могли существовать и «Никитские»? Рассмотрев удостоверение, я вернул его агентше и пригласил пройти в комнату.

— У меня ноги мокрые, — виновато сказала она и посмотрела на свои разбухшие от осенней мокроты, видавшие лучшие дни сапоги. — Я вас долго не задержу, только чуточку погреюсь, — добавила она и жалостно улыбнулась.

Честно говоря, я не рассчитывал, что нежданный визит может затянуться надолго, а потому не предложил Ольге Глебовне раздеться. Теперь пришлось это сделать. Я помог ей снять мокрую куртку, с сапогами и вязаной шапочкой девушка справилась сама.

Оставшись без верхнего платья, гостья преобразилась. Теперь передо мной стояла не серая, невзрачная мышка, а ладная девица в прекрасном трикотажном костюмчике, рельефно обтягивающем весьма привлекательные формы. Все надетое на ней было продумано и подобрано в тон — ничего общего со старой китайской курткой и заношенной обувью. Я, само собой, тут же оценил метаморфозу, однако, нельзя сказать, что она мне понравилась. Как-то не верилось, что такая привлекательная девушка не нашла лучшего занятия, чем охмурять граждан ненадежной страховкой.

Между тем, новоявленная фея обернулась к зеркалу и поправила прическу. Волосы у нее были густые, тяжелые, цвета бронзы с медью.

— Может быть, кофе? — предложил я, слегка оторопев от всего открывшегося великолепия.

— С удовольствием, — скромно потупив глазки, согласилась Ольга Глебовна.

Я двинулся на кухню, она прошла следом.

— Ой, как у вас тут мило, — соврала девушка.

Ничего милого или даже приличного в моей кухне но было, разве что относительная чистота.

Подозрения мои в том, что это визит непростой, были подкреплены еще некоторыми наблюдениями. Мокрая одежда и озябшие руки свидетельствовали о том, что девица явилась ко мне прямо с улицы. Между тем я живу на восьмом этаже двенадцатиэтажного дома, и более логично ей было бы начинать страхование с первого или последнего этажа, а не с середины. К тому же девушка вела себя слишком независимо и после первой, возможно показной, сценки робости, решительно пошла на «контакт» и питие кофе, которое могло понятно, чем закончиться, особенно учитывая её привлекательную внешность.

— Как у вас ловко получается, — опять польстила она, наблюдая мои действиями при приготовлении напитка, — наверное, ваша жена не любит готовить…

Про жену она сказала зря. Кухня была вполне холостяцкая, безо всяких разукрашенных прихваточек, ламбрекенов и прочих милых женских пустячков.

На вопрос о жене я отвечать не стал, пробормотал что-то неразборчиво утвердительное.

Потом я бросил пробный камень:

— Вы, наверное, озябли, может быть, хотите к кофе коньяка?

— Ой, с удовольствием, — обрадовалась Ольга Глебовна. После чего, правда, добавила: — А это удобно?

— Почему нет? — ответил я и пожал для большей убедительности плечами.

Я достал бутылку коньяка, рюмки и, по русской традиции, лимон. Пока я накрывал стол, гостья внимательно и, можно сказать, доброжелательно наблюдала за мной, вероятно, забыв, зачем, собственно, сюда пришла. О страховке жизни и имущества пока не было сказано ни слова.

После двух рюмок коньяка глазки у юной леди заблестели, щечки разрумянились, и взгляд стал чуть рассеянным и зовущим. Судя по всему, дело шло к банальной развязке. Однако, я не стал расслабляться, хотя Ольга Глебовна особенно после коньяка нравилась мне все больше, и неожиданно для нее вернулся к теме посещения:

— Так, что вы говорили о страховании?

Девушка удивленно взглянула на меня, чуточку смешалась, но среагировала быстро и начала рассказывать, как хорошо быть застрахованным. Надо отметить, что предмет она знала нетвердо, вернее будет сказать, поверхностно — пересказывала своими словами рекламную брошюрку. Я делал вид, что очень внимательно и заинтересованно слушаю и начал допекать вопросами. Бедная Ольга Глебовна, честно отрабатывая свой хлеб, в конце концов, пошла пятнами, питаясь вразумительно отвечать на мои занудные придирки. Альковный настрой начал сбиваться: томно и призывно смотреть на собеседника, когда говоришь о смерти, пожарах и наводнениях, как-то не к месту, и бронзовая красавица начала сердиться. Я между тем все не унимался, придумывая ей все новые и новые задачи.

— Мне бы еще интересно было знать, как ваше страховое общество «Петровские ворота» будет участвовать в компенсации за потерю трудоспособности в случае, если я заболею, скажем, СПИДом?

Агент метнула на меня свирепый взгляд и не нашлась, что ответить. То, что я перепутал название «ворот», назвал Никитские Петровскими, она не заметила.

— Я работаю агентом недавно и таких вещей не знаю, — только и нашла, что сказать она, скрывая за улыбкой недоброе ко мне отношение. — Я специально выясню этот вопрос и все вам разъясню.

— Вот и прекрасно, а я пока обдумаю ваше предложение, — сказал я, вставая.

По-моему, больше всего на свете Ольге Глебовне сейчас хотелось объяснить мне простыми, доступными словами, кто я такой. Однако, она сумела сдержаться и даже с полминуты не понимать намека, что визит окончен. Но я не садился и навязчиво стоял над душой, так что ей пришлось признать поражение:

— Ой, — сказала она виноватым голосом, — я у вас засиделась, мне еще нужно обойти три этажа…

Я не стал протестовать, проводил ее в прихожую и помог надеть пролетарские обноски.

— Так я к вам еще зайду, — ласковым голоском пообещала обиженная чаровница.

— Непременно. Буду с нетерпением ждать.

Мы распрощались. Проводив гостью, я потушил на кухне свет, открыл окно и выглянул на улицу. Ольга Глебовна в расчетное время вышла из подъезда и направилась к темной машине. Там ее ждали. При ее приближении фары зажглись, и открылась дверца. Мне стало грустно. Девушка была милой, а я порядком соскучился без женской ласки.

Этой ночью я спал неспокойно. В сновидениях постоянно присутствовала Ольга Глебовна. Она то, высоко подняв юбку, поправляла колготки, то прижималась ко мне, обжигая горячим дыханием. Я пытался сдерживать себя, подсознательно понимая, что расслабляться нельзя, но ничего не мог поделать с руками, которые были как бы сами по себе, обманывали меня и незаметно, невзначай принимались ласкать подозрительного страхового агента. Из этого сладостного кошмара не было выхода и, когда телефонный звонок вырвал меня из сна, я вскочил с постели весь мокрый от пота и разбитый. Был десятый час утра, звонил Гутмахер.

— Здравствуйте, — сказал он, — извините за ранний звонок, кажется, я вас разбудил. Это вас беспокоит Гутмахер.

Я лихорадочно включился в реальную жизнь и, не дав ему сказать больше ни слова, перебил в начале первой же фразы:

— Вы по поводу книги, которую я хотел у вас купить?

Аарон Моисеевич несколько секунд молчал, потом, как истинно советский человек, догадался, что с телефоном у меня не все в порядке и спокойно подтвердил, что его действительно интересует мое решение о покупки книги.

— Я постараюсь сегодня к вам заехать, но мне кажется, ваша цена нереальна, и напомните мне, пожалуйста, свой адрес, — добавил я, чтобы продемонстрировать шапочность нашего знакомства.

Гутмахер напомнил. Мы оговорили время визита, и я повесил трубку. Ни одного лишнего слова сказано не было. Прослушивается ли мой телефон, я не знал, но мои новые знакомые проявляли такую прыть, что этого нельзя было исключить, а потому рисковать и втягивать старика в свои дела не стоило.

Утром мои страстные сновидения выглядели смешными, а Ольга Глебовна показалась не такой интересной, как во сне. Судя по роли, которую она исполняла, девушка принадлежала к «жрицам любви», а женщины подобного сорта меня не привлекали. За их раскованностью и бравадой, как правило, прозрачно проглядывается жизненная неустроенность, иногда непомерная жадность, обязательно циничное отношение к любви, а все эти качества не лучший стимул для романтических отношений.

Покончив с домашними делами, я собрался к Гутмахеру. Став подозрительным, я удвоил внимания к окружающим мелочам и сразу заметил, что опять в мою «ракушку» кто-то лазал. Скорее всего, в машину вернули радиомаяк, чтобы быть в курсе моих передвижений. Сегодня наблюдение мне не мешало, и я его проигнорировал. Тем более, что после первой неудачной установки, маяк должны были замаскировать более тщательно.

Аарон Моисеевич встретил меня настороженным взглядом.

— На вас вышло КГБ? — сразу же спросил он, едва мы поздоровались в прихожей, и я прошел в комнату.

— Нет, — ответил я, садясь в продавленное кресло, — нынешнему ФСКа не до путешественников по времени, мной заинтересовались какие-то бандиты…

Я рассказал старику всю историю с сатанистами, о их попытках вернуть реликтовую саблю, чем вверг в долгую задумчивость.

— Может быть, стоит отдать им эту саблю? — спросил он, покачивая головой. — В конце концов, когда бандитам надоест за вами гоняться, они возьмут вас в заложники и выбьют признание. Удивляюсь, как это им сразу не пришло в голову…

Мне такой вариант приходил в голову, потому я и вооружился.

— Стараюсь быть предельно осторожным, — сказал я и вытащил из кармана «Вальтер».

— Вы сможете выстрелить в человека? — удивился Аарон Моисеевич.

— В человека, может, не смогу, а в бандита запросто. У меня, к сожалению, уже есть такой опыт, — сказал я. — В конце концов, когда защищаешь свою жизнь, оказывается, что убить противника не так уж и сложно.

— Знаете, голубчик, все-таки отдали бы вы им эту саблю, право, никакие ценности не стоят человеческой жизни…

— Боюсь, что с саблей не все так просто. Те, кому она раньше принадлежала, не были такими завзятыми пацифистами, как вы, и чужие жизни не ценили. Мои новые противники, про которых я вам рассказал, действуют очень решительно и оперативно, но топорно — это мне напоминает прежних владельцев сабли. Если они из той же компании, мирное разрешение конфликта их не устроит. Скорее всего, я жив и в относительной безопасности только потому, что они не знают, где саблю искать.

— Я по понятным соображениям не спрашиваю, где вы спрятали свой раритет, но надеюсь, достаточно хорошо, — зачем-то сказал Гутмахер. — А как вам нравится такой выход: уехать из Москвы, пока все не утрясется? Давайте вместе махнем в город Троицк, поищем ваш генератор времени. Может быть, мне удастся с ним разобраться. Я с удовольствием составлю вам компанию!

— Идея хорошая, только это не выход. Тогда опасность будет висеть не только надо мной. Подобные проблемы лучше решать кардинально, а не прятаться от них…

— Ну, спрятаться от судьбы невозможно, так что нет смысла и пытаться. А о моем предложении подумайте. Я, собственно, об этом и хотел с вами поговорить. У меня есть кое-какие мысли о принципах работы так называемой «машины времени» и хотелось бы проверить их на практике.

— Я не против, только чуть позже. Не хотелось бы наводить противников на след. И так вокруг меня было слишком много всякой мистики.

— Вот чего мне не хватает в жизни, — задумчиво сказал он, — это хорошей встряски. Так не хочется превращаться в брюзжащего, испуганного старикашку!

— По-моему, вам это пока не грозит, — совершенно искренне сказал я, — когда человек не жалеет тратить умственную энергию, у него все в порядке. Я всегда разделял два понятия: навязываемый молодежи старческий опыт, который обычно никому не интересен, и старческую мудрость.

— Похвальная позиция для молодого человека.

На этом мы расстались, и я отправился ждать очередной ход противника. Что собой представляет банда Поэта, можно было только гадать. Мне нужно было попытаться получить о ней какие-нибудь сведения. Как известно, кто владеет информацией, тот владеет миром.

К сожалению, у меня мало знакомых, связанных с уголовным миром, так что навести справки о группировке Поэта оказалось непросто. Однако, кто ищет, тот всегда что-нибудь найдет. В конце концов мне вроде бы повезло. После двухдневной суеты я вышел на одного знакомого, у которого бывший сокурсник после окончания института стал «офицером» в крупной преступной группировке. В результате сложных переговоров бандит согласился встретиться со мной в хорошем ресторане и помочь информацией.

Меня необходимость гульбы с бандюганом немного напрягала. Как показывал опыт, ребята они специфичные, со своим кодексом отношений, и подстраиваться под блатняк не самое приятное занятие. Вопреки ожиданиям, «офицер» с милым детским именем Вова, внешне совсем не походил на уголовника. Обычный парень лет двадцати пяти с простым лицом, мощной шеей и короткой стрижкой. Он был хорошо и корректно одет, не гнул пальцы, и только схематичная, специфичная речь выдавала его профессию. Меня он начал называть не по имени, а «братаном» и сразу взял покровительственный тон.

— Ты, братан, сам чем занимаешься? Ты вроде как бы на лоха не походишь, тоже как бы деловой? — спросил он, когда мы умостились за столиком, и Вова с удовольствием осмотрел интерьер дорогого ресторана. — Прикольный кабак, — похвалил он заведение, — оттянемся по полной!

— Нет, я как бы по мирной профессии, — в тон ему ответил я, — так, кручусь помаленьку как бы, чего где достать, и вообще. Ну, вроде как бы людей лечу, ну и ещё как бы кое-чем интересуюсь. Если как бы бабок напилить, или что.

Фраза у меня поучилась не менее дурацкая и смачная, чем у собеседника, но он что-то в ней понял, и переспрашивать, что означает этот словесный бред, не стал.

Я сделал заказ. Вова оживился и начал раздуваться и гордиться перед халдеем, изображая собой значительного человека. Официант, как мне показалось, просек его с первого взгляда и, едва скрывая презрительную улыбку, начал профессионально льстить, рассчитывая на хорошие чаевые. В такой приятной, доброжелательной атмосфере мой гость тотчас пришел в отличное расположение духа. Для начала мы прилично приняли на грудь и довольно долго говорили не по теме, обсуждая недостатки государственной «судебной системы» и преимущества блатных разборок «по понятиям».

Чувствовалось, что бандит немного стыдится своей профессии, и ему хочется «народного» признания. Он кокетничал блатным жаргоном, запросто, по именам упоминал известных людей, так или иначе связанных или кормящихся от криминала и убеждал меня в справедливости и эффективности стрелок, на которых, по его словам, чуть ли не решаются судьбы страны.

Честно говоря, мне его излияния были по барабану. Такая расхожая информация не стоила не только ужина, но даже чаевых официанту. Для того, чтобы понять, как и чем живет наша страна, не нужно даже выходить из дома, стоит только включить телевизор. Однако, чтобы не раздражать нервного представителя пятой, криминальной, власти, я согласно кивал головой и изображал восхищение романтикой блатных будней.

Наконец, порядком опьянев, Вова оставил тему и ответил на несколько конкретных вопросов. Увы, ничего толкового он сообщить не смог. То, что бандиты Дмитриева «беспредельщики», я знал и без него, более полезной информацией было утверждение, что эта банда не входит ни в какие группировки и действует на свой страх и риск. Каким образом «Поэт» делает деньги, мой новый «друган» не знал и поклялся, что этого не знает никто из его окружения. В криминальных кругах было известно только то, что Дмитриев не платит в «общак» и не участвует в «стрелках».

Получалось, что Поэт существует как бы сам по себе, он избегает конфликтов с другими группировками, но имеет плохую репутацию. Я поинтересовался, почему его считают «беспредельщиком», если о его делах ничего толком неизвестно. Вопрос был почти праздным и глупым. Вова на своей шаткой «фене» пустился в многословное расплывчатое объяснение с недоговоренностями и намеками:

— Ну, ты сам понимаешь, — говорил он, — если их как бы не гнобят, значит, у него есть хорошая крыша. Не мне тебе, братан, это говорить. Там, — он поднял глаза к потолку, — тоже как бы не чурбаны сидят. Все дело в бабках, сейчас за бабки можно любой вопрос решить. Все как бы жить хотят. Прессуют только тех, кто отстегивать не хочет.

Общие рассуждения бандита на тему морали меня не интересовали, а его ответы на конкретные вопросы я не понял и решил, что их бессмысленно уточнять.

— Но хоть на чем «Поэт» специализируется, — предпринял я очередную попытку хоть что-нибудь разузнать, — рэкет, наркотики?

— Ты знаешь, братан, я как бы без понятия, — честно признался собеседник. — Да, что тебе дался этот Поэт, невелика фигура, у нас на крючке как бы министры и олигархи…

— Мне они как раз без интереса, — попытался я вернуть разговор в нужное мне русло, однако, Вова опять поймал кураж и принялся взахлеб рассказывать о милых недостатках и пороках сильных мира сего.

Между тем мы продолжали «гулять» и, как я не без оснований предполагал, счет переполз за тысячу баксов. «Офицер» не мелочился, заказывал все самое дорогое, подсадил за наш столик двух ресторанных «девушек» и получал удовольствие от их непринужденной болтовни на сексуальные темы. Юные представительницы братской Украины, напевно гыкали на родной манер и пытались изображать из себя светских, столичных дам. Я в рамках вежливости тоже участвовал в общей беседе, но намеков на совместное продолжение вечера не воспринимал. Меня не вдохновляла даже высокая гуманистическая идея дать возможность дивчинам заработать.

Вова, между тем, сомлев от халявы, раскатал губу и на «секс-услуги» за мой счет. Я вовремя понял, что бандиты, как и милиционеры, предпочитают за себя не платить, и прозрачно намекнул, что такое у Вовы не прокатит. Простота его нравов начала меня доставать. Тем более, что это мероприятие было для меня деловым, и я не расслаблялся. Чтобы сохранить трезвой голову, я половинил рюмки, находился всего лишь в легком подпитии, а потому не видел мир в золотистом коньячном цвете и рвать свою последнюю рубашку не собирался.

Когда стало окончательно понятно, что с Вовой я вытащил пустышку, осталось только свернуть мероприятие и распрощаться с теплой компанией. Она попыталась этому воспротивиться, но я сослался на неотложное дело и попросил счет. На меня сильно обиделись. После неприятных объяснений с Вовой я расплатился, и мы вышли в вестибюль ресторана. Обе красавицы с визгливым смехом висели на моих равнодушных плечах. Кто такой «офицер», они поняли сразу, и на его счет иллюзий, видимо, не питали. Мое корректное поведение и тутой бумажник, напротив, породили надежду, что я именно тот самый долгожданный принц, который оценит их неоспоримые достоинства, будет сладко кормить, одевать «как куколок» и украшать тугие груди и короткие шеи брильянтами. Тотчас между ночными бабочками разгорелась конкурентная борьба за меня, что окончательно обидело оставшегося не удел бандита. Однако, все девичьи мечты о прекрасном будущем оказались беспочвенны, и наши посиделки закончились легким скандалом. Девочки были без квартиры, Вова женат, а я тащить к себе пьяную компанию отказался наотрез.

— Братан, ты меня разочаровываешь, — с «офицерской» прямотой сказал Вова.

— Ты меня тоже, братан, — не менее прямо ответил я, пытаясь освободиться от жарко дышащих в шею пьяных красавиц.

— Не понял, — вспылил он. — Не боишься за базар ответить?

— Не боюсь, только поторопись, а то с твоими болезнями ты сам вот-вот отъедешь.

— Куда? — глупо поинтересовался он.

— На тот свет. И не забудь с девочками расплатиться, — небрежно распорядился я и, стряхнув с себя чаровниц, покинул обиженную компанию.

За ресторанными дверями меня ожидали суровый осенний ветер. Ледяная крупа секла лицо. Я взял такси и в отвратительном настроении вернулся домой.

Однако, на этом мое знакомство с давешним бандитом не кончилось. Ни свет, ни заря раздался телефонный звонок, оказалось, что звонит сведший меня с Вовой приятель.

— Старик, чего ты наговорил моему бандюку, он меня в шесть утра разбудил, говорит, что ты его заколдовал, — спросил он недовольным голосом.

— Пошел бы твой Вова знаешь куда, — сердито сказал я. — Эта скотина выставила меня на тысячу двести долларов, а информации я получил на бутылку бормотухи.

— Так ты его за это заколдовал?

— Послушай, — возмутился я, — что ты за хреновину несешь, тебе сколько лет?! Какое, к черту, колдовство, у твоего придурка целый букет болезней, от которых он и без колдовства загнется.

— А ты откуда знаешь про его болезни, ты же не врач?

— Я больше чем врач, я экстрасенс! — веско сказал я.

— Ты это серьезно?

— Серьезно.

— Я буду иметь в виду, — пообещал он и отключился.

На этом разговор прекратился, но не закончился. Приятель вскоре перезвонил снова:

— Слушай, старик, Вова интересуется, ты сможешь его вылечить?

— Смогу, только это будет дорого стоить, а твой сокурсник жлоб и жмот.

— Само собой, он всегда таким был, за копейку удавится, но это его проблемы. А насчет экстрасенса, это интересно, я буду иметь в виду!

— Имей, — разрешил я, — лично тебя вылечу бесплатно.

Вова позвонил через десять минут:

— Братан, ты на меня не обижайся, я вчера малость перебрал. Это правда, что у меня «букет»?

— А ты, что сам не чувствуешь? — вопросом на вопрос ответил я. — Нервы ни к черту, начинается язва, больна поджелудочная железа, простатит, проблемы с почками…

— Да, я думал, что как-нибудь восстановлюсь. Мне как бы отдохнуть нужно, работа, сам понимаешь, как бы нервная…

— Отдохнешь, максимум через год…

— Неужели так скверно, — перешел на нормальный язык «офицер», — что же делать?

— Лечись и веди здоровый образ жизни.

— Легко сказать, — тяжело вздохнул Вова. — А ты можешь взяться?

— Могу, но это будет дорого стоить.

— Сколько?

— Не знаю, но много, без подробной диагностики не скажешь.

— Ну, хоть порядок цифр?

— Тысяч пять, шесть.

— Долларов?!

— Нет, итальянских лир. Ты что, братан, думаешь за две коробки спичек можно жизнь купить?

— Нет у меня столько капусты!

— А зачем тебе вообще платить?

— Вот я тоже думаю, — поддержал меня повеселевший голос, — к чему такая меркантильность, договоримся: ты мне, я тебе.

— В смысле? — не понял я. — Ты что, берешься Дмитриева убрать?

— Нет, что ты, что ты, — поспешил отказаться Вова. — Это не мой уровень, но в чем другом…

— Тогда тебе не я нужен, а участковый врач. Сходи в свою поликлинику…

— Ну, что ты сразу про поликлинику. Я заплачу, но реальные деньги.

— Моя цена и есть самая реальная. Мне после каждого сеанса нужно будет на Канары лететь самому восстанавливаться. Знаешь, какая это психическая нагрузка! Я же твои болезни, считай, на себя беру. Да ты не дергайся, время у тебя еще есть, найди кого подешевле или, правда, сходи в поликлинику… Извини, мне сейчас с тобой некогда заниматься, своих проблем хватает, — договорил я, мстительно думая, как выставлю Вову за вчерашнюю халяву. — Только учти, если мне придется после плохих врачей перелечивать, то это тебе обойдется раза в два дороже. Ладно, будь здоров, ко мне кто-то пришел.

Действительно, в дверь вежливо позвонили.

— Кто там? — крикнул я, направляясь в прихожую. В такую рань я никого не ждал.

— Алексей Григорьевич, это я, Оля, откройте, пожалуйста, — послышался знакомый, жалобный голосок.

Я посмотрел в дверной глазок. На площадке стояла страховой агент Ольга Глебовна.

— Одну минутку, я только оденусь, — сказал я и, прихватив «Вальтер», мало ли кто вознамерился сопровождать девицу, приоткрыл дверь.

Зная, что я «боюсь бандитов», агент так шустро проскочила в узкую щель, что я еле успел засунуть пистолет за спину, за брючный ремень. В этот раз Ольга Глебовна была не в страшной китайской куртке, а в симпатичном демисезонном пальтишке с капюшоном.

— Простите за ранний визит, я вас, наверное, разбудила? — спросила она виноватым голосом и, прежде чем я успел ответить, попросила. — Можно, я разденусь?

— Конечно, раздевайтесь. Давайте я вам помогу.

Я помог девушке снять пальтецо и собрался его повесить на вешалку, как вдруг она резко повернулась и, уткнувшись мне в грудь головой, заплакала.

— Ну, что вы, что вы! — залопотал я, стоя в нелепой позе и держа ее одежду в вытянутой руке.

Девушку мое бормотание не успокоило, напротив, всхлипывания тут же переросли в горькие рыдания. Говорят, что красота — страшная сила, в таком случае женские слезы — коварное оружие. Мало того, что Ольга Глебовна плакала, она еще обхватила мою шею руками и оказалась как бы в объятиях. Мне нечего не оставалось, как начать поглаживать ее спину свободной рукой, пока другая искала крючок вешалки, чтобы освободиться от ее пальто.

— Успокойтесь, пожалуйста, — попросил я, — и объясните, что случилось.

— Простите, я сейчас, я перестану, — между всхлипываниями говорила Ольга Глебовна, продолжая держаться за мою шею.

Наконец взрыв отчаянья начал стихать, и наши объятия разомкнулись. Агент отвернулась, чтобы не было видно заплаканных глаз и начала махать кистями рук, студя лицо.

— Я все, я больше не буду, простите меня, пожалуйста, я сама не ожидала, — бормотала она, не глядя на меня. — Вы не поможете мне снять сапог, у меня молнию заело, а то я вам наслежу.

Она опустилась на пуфик и протянула ногу. Мне ничего другого не осталось, как стать перед ней на колени и разбираться с молнией. Женская нога в мужских руках, да еще ладненькая, даже обутая в стоптанный сапог, это…

Я вовремя вспомнил, кто такая незваная гостья, и сумел перестроиться на прозу жизни. Дело сразу пошло на лад, и молнию я расстегнул, не нанеся ущерба ни соблазнительному чулку, ни нравственности хозяйки.

Пока я возился с сапогом, Ольга Глебовна успокоилась и только изредка конвульсивно всхлипывала. Я налил ей холодного сока, и она, стуча зубами по краю стакана, залпом его выпила.

— Вы в порядке? — процитировал я самую популярную фразу американских боевиков.

Агент коротко кивнула.

— А теперь рассказывайте подробно, кто вас на меня навел, кто вы такая и что вам поручили сделать.

Я, чтобы наш разговор не был совсем похож на советский детектив, вовремя остановился, чтобы не спросить, какое у девушки «задание», заменив это слово на более мягкую форму — «поручение». Ольга Глебовна скорбно вздохнула, опять помахала перед лицом руками и приступила к «чистосердечному признанию»:

— У меня есть, был… нет, есть друг, он… нарк, сидит на игле, — она помолчала, а у меня сделалось кисло во рту, так мне не нравится эта модная молодежная болезнь и ее жертвы.

Я ждал, что она скажет еще, и девушка тяжело вздохнула и продолжила рассказ:

— Я долго не знала, что он колется, а когда узнала… впрочем, это неважно. У него большие долги, и они мне сказали, что, если он их не отдаст, то его убьют. Вот, собственно, и все.

— То есть как все? А при чем тут вы и тем более я?

— Ах, это, ну эти, которым он должен деньги, велели, чтобы я пробралась к вам и, и… — она замялась, но все-таки договорила, — чтобы я вам… понравилась, вы меня понимаете? Тогда они его не тронут. — Она опять замолчала.

— Это они вам дали документы страхового агента?

— Да, и книжку велели прочитать о страховке, чтобы вы ни о чем не догадались. Этот, который меня грузил, сказал, что вы фраер, и если я вам дам…

«Фраер» меня заинтересовал — это слово сейчас редко употребляется, таким термином пользовалось старшее поколение уголовников. Пошлый в данном контексте глагол «дать» я вежливо не заметил.

— И что от меня нужно этим людям? Они дали вам конкретные инструкции? — задал я праздный вопрос.

— У вас есть какой-то меч. Я, честно говоря, не очень поняла. Вы сами должны знать, что им нужно, если вы его отдадите, то спасете человека, а я буду, буду, ну, вы понимаете, — не очень вразумительно объяснила девушка.

— Вы так любите своего парня?

— Да. Нет. Я теперь ничего не знаю…

— Он знает, что вас заставляют делать?

— Да, — коротко ответила Ольга Глебовна, вспыхнула и жалко съежилась.

У меня есть собственные способы отличать правду ото лжи. Скорее всего, она говорила правду.

Мы молча сидели на кухне. Ольга Глебовна снова заплакала, тихо и безутешно. Мне не было жалко ее наркомана, способного продать свою девушку за дозу героина. Пусть это жестоко звучит, но меня совершенно не интересовали его судьба и продолжительность жизни.

— Я не отдам… — начал было говорить я, но меня прервал телефонный звонок. — Извините, — сказал я гостье и снял трубку. — Слушаю?

— Три штуки, братан, больше не могу, — сказал голос «офицера» Вовы.

— Это твои проблемы, — холодно ответил я. — Если хочешь, за остаток возьму в зачет Поэта.

— Я же тебе говорил… — сердито пробурчал Вова и первым повесил трубку.

— Так вот, при всей симпатии к вам, я не отдам этот самый меч, — сурово проговорил я, но опять запиликал телефон. Видимо, Вова решил поторговаться.

— Я сказал, что это минимальная цена! — гаркнул я в трубку.

— Какая цена? — поинтересовался голос Поэта Дмитриева.

— Это я не вам, Иван Иванович, — без паузы ответил я.

— Вы меня так сразу узнали? — промедлив несколько мгновений и почти скрыв удивление, спросил Поэт.

— Да, и я как раз говорю вашей посланнице, что саблю вам не отдам.

— Она вам объяснила, что будет с ее молодым человеком?

— Естественно, только мне непонятно, за кого вы меня держите? Мне все равно, что с ним случится.

— Тогда вы можете считать его покойником, — спокойно пояснил Иван Иванович.

Как и в случае с Ольгой Глебовной, я ему сразу поверил. На душе сделалось муторно, но я сумел взять себя в руки:

— Это не мои проблемы. Меня интересует другое, что вам так далась моя сабля?

— Я же вам говорил, что собираю коллекцию старинного русского оружия.

— Можете поверить мне на слово, эта сабля не русская. К тому же, насколько я наслышан, вы не так бедны, чтобы предлагать за нее смехотворную цену.

— Вы уже наслышаны обо мне? — задумчиво спросил Поэт, — похоже, вы не так просты, как кажетесь…

Комплимент я проигнорировал. Не дождавшись комментариев, Дмитриев продолжил:

— Мне не хотелось платить за то, что вам не принадлежит.

— Почему же не принадлежит, я добыл ее в честном и даже неравном бою, справьтесь у Магистра, — добавил я по наитию и, кажется, попал «в яблочко».

Магистр заведовал тем отделением секты сатанистов, которая собиралась принести меня в жертву Дьяволу.

Поэт молчал слишком долго для такого опытного человека.

— Вас, кажется, ничем не проймешь, — наконец заговорил он насмешливым голосом, — только боюсь, что мне удастся обойтись и без вас.

— Это в каком смысле? — чуть быстрее, чем нужно, спросил я.

— Сами найдем, в осеннем лесу! — торжествующе договорил он.

Я сделал паузу, чуть длиннее, чем при обычном разговоре, и парировал деланно равнодушным голосом:

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Когда мы ее найдем, я из тебя, урод, все жилы вытяну, я с тебя с живого шкуру сдеру, ты будешь сам умолять о смерти! — закричал в трубку Иван Иванович. — Я тебя этой самой саблей на кусочки покрошу!

Я не стал ему отвечать — просто опустил трубку. Угрозы меня смутили, и я побоялся проколоться в диалоге, который, как мне казалось, выиграл по всем пунктам. К тому же у меня здесь был заинтересованная зрительница, в пристрастиях которой я сомневался. Во время всего телефонного разговора Ольга Глебовна напряженно наблюдала за мной, пытаясь понять, о чем идет речь.

— Это они? — с тревогой спросила она.

Я молча кивнул, театрально поиграл желваками на скулах и угрюмо уставился в пространство. Теперь и ежу должно было стать понятно, что я испугался угрозы «осеннего леса», в котором Дмитриев собирается найти саблю.

Мои понурые размышления прервала гостья:

— Алексей Григорьевич, можно, я пока останусь у вас?

Я как бы с трудом вырвался из «тенет печали», удивленно посмотрел на Ольгу и безвольно кивнул.

— Положительно, — самодовольно подумал я, — во мне пропадает замечательный драматический артист кружка художественной самодеятельности!

— Что теперь будет с нами? — опять спросила девушка, объединяя нас и этим как бы прося защиты.

Я мужественно взял себя в руки, грустно улыбнулся и пообещал, что все будет хорошо.

На улице уже развиднелось. Впереди был длинный день в компании с милой девушкой, с которой я не знал, что делать.