"Связной" - читать интересную книгу автора (Бодров Сергей)СВЯЗНОЙЖенщины говорят в камеру. – Меня в крытку перевели. И на следующий день кипеж поднялся. Девчонка одна в побег ушла. Из крытки, на рывок! Такого не было у них отродясь. Нас кум тряс двое суток… Но и захотел бы кто – сказать нечего. Не делилась она ни с кем… – Девка дерзкая была. Весь концлагерь наш вверх дном перевернула. Суки прыгали, как каштанки в цирке. Ищи ветра в поле! Проверки потом чуть не из Москвы приезжали… – Я сама ее не знала… Говорили разное, что генерал какой-то летчик у нее был, вертолет из Чечни угнал и за ней прилетел. Была басня, что охрану газом каким-то она усыпила, а старуха одна божилась, что на метле ее видела. Причем старуха-то – воровка с понятиями, зря врать не будет… – Вот фотография… – протягивал кому-то карточку Армен. – Не знаете ее? – Красивая девчонка… В ущелье между двумя синими горами раскинулся аул. Солнце выстреливает тремя мощными лучами, и из радиоточки сразу включается мулла. Из-за косогора появляется стадо баранов, за ним два человека, отец и сын. Ильяс вчера вернулся из армии. На нем дембельский мундир с аксельбантами и золотыми погонами. Отец шутит, дергает его за полу, тот уворачивается. За перевалом открывается другая долина. Ее пересекает автомобильная дорога. Это трасса Ростов-Баку. Пастухи некоторое время смотрят вдаль, в ту сторону, где по шоссе мчатся грузовые фуры, пролетают два черных «мерседеса». Ильяс отворачивается и видит собаку, огромного кавказца, который несется к ним от пастушеской будки с загоном. Они кидаются друг другу навстречу, Ильяс хватает собаку за уши, хохочет, отбивается. Из будки появляются братья и дядя. Все обнимаются. Смеркается. Пастухи сидят у костра, говорят по-даргински. Они жарят мясо, кто-то аккуратно ломает сыр. Вдруг начинает лаять собака, двое вскакивают – совсем рядом проскользнула змея. Ильяс с братьями, осторожно вглядываясь в траву, идет следом. – Зачем она тебе? – окрикивает его дядя. – Поймаю ее сейчас. – Кто сердце живой гадюки съест, тот храбрым будет, – добавляет брат. – Если его самого змеиное племя не сожрет! Это старая сказка, только на дураков не действует. – Э, правда, брось, сынок. Ильяс, улыбаясь, продолжает вглядываться в траву… – Ушла, гадюка… Утром солнце выстреливает так же неожиданно, как и вчера. Пастухи собираются домой, вьючат лошадь. Ильяс стоит поодаль, смотрит куда-то вдаль, на дорогу. – Вот палка тебе, – говорит отец. – Дед твой еще с этой палкой пас. Послезавтра братья приедут, мать сыра свежего пришлет. Чего еще хочешь? – Спасибо, отец, ничего не надо. – Э, как ничего… Женщину хочешь, наверное, – смеется отец. – Скоро найдем тебе невесту, уже время. А жеребец хороший вырос? – Красавец жеребец, отец! – Понравился жеребец? – Э, красавец… – Твой будет. Баранов тоже отдам. Живи только… – Спасибо, отец… – Ну, счастливо, послезавтра братья придут… Маленький караван уходит, Ильяс, убедившись, что старшие скрылись из виду, закуривает. Они остаются вдвоем с собакой, долго бредут вдоль стада. Солнце поднимается все выше, горы становятся зелеными, потом желтыми. Ильяс долго лежит на животе, грызет травинку, смотрит прямо перед собой. Слушает кузнечиков. Вдруг он приподнимается и по-кошачьи прыгает куда-то в кусты. Пес удивленно вскидывает уши. Трещат ветки, еще прыжок, и прямо из-под ног Ильяс выхватывает змею. Закусив губу, он делает резкое движение и отбрасывает порванную гадюку далеко в сторону. У него на ладони бьется маленький коричневый комок. Стараясь не зажмуриться, он быстро его глотает. Собака настороженно смотрит на хозяина. – Не сдохну, как думаешь? – Ильяс достает фляжку, полощет рот. Потом внимательно смотрит на собаку. – Слушай, Барс, у меня страха нет, понял? Он делает зверское лицо и, рыча, наступает на пса. С пригорка, где они возятся, хорошо видно шоссе. По нему мчатся машины, едет рейсовый автобус. Ильяс играет с собакой, хватает ее за уши, то нападает, то, хохоча, отскакивает… В автобусе у окна сидит Армен. Он думает, смотрит на горы. Вдали едва видны две фигурки, человека с палкой и собаки. Они гоняются друг за другом, видимо, играют… Ильяс провожает взглядом автобус. Пес, высунув язык, останавливается, но тут хозяин резко хватает его, да так, что тот, взвизгнув, отскакивает. – Э, собачка, тебе сердце гадюки надо съесть… – смеется Ильяс. Они стоят посреди долины, пес и пастух. Ильяс, опершись на палку, смотрит, как автобус скрывается за горизонтом. Проходит еще некоторое время. – Иди, паси баранов, – говорит он собаке. – Иди! Охраняй! Ильяс втыкает посох в землю и не спеша направляется в сторону шоссе, на трассу Ростов-Баку. Эффектная девушка в темных очках и на высоких каблуках пересекла стоянку аэропорта и остановилась у выхода. Она постояла какое-то время, не обращая внимания на парковщиков, пассажиров и проходящих мимо цыганок с детьми. – Красивая, я твою судьбу через сегодняшний день вижу, – сказала одна. Проезжали машины, девушка стояла, слушала, потом дала цыганке денег, и у нее зазвонил телефон. Она достала его из сумочки, послушала и сказала: – Я уже четыре минуты как на месте. Распахнулась дверь белого микроавтобуса, который стоял прямо за ней, и рядом возник вежливый человек маленького роста. – Добрый день, – сказал он с небольшим кавказским акцентом. – Заходите. В салоне сидели некрасивая девушка в форме стюардессы и печальная толстая собака. Маленький позвонил, и из соседнего «мерседеса» вышли двое мужчин, что было видно через окно. – Здравствуй, – сказал один, поднявшись в автобус. – Ильяс меня зовут. – Добрый день, – прохладно отозвалась она. – Катя. – …А это родственник мой, муж сестры двоюродной. Он по-русски не говорит совсем, горец… Ильяс был одет теперь в богатый костюм, на руке – дорогие часы и перстень. Родственник выглядел совсем диким, но тоже был похож на гангстера. – Мне тебя хорошие люди порекомендовали, – продолжил Ильяс. – Сказали, девушка серьезная. – Правильно сказали, – в тон ему ответила Катя. Ильяс улыбнулся и кивнул маленькому: – Ну, рассказывай. – До самолета – тридцать минут. Идете вы вдвоем, с этим человеком, – показал он на родственника. – Держитесь все время рядом, друг друга не знаете. Это ясно? – Абсолютно. – Стюардесса рядом будет, пойдет впереди. Если что, увидит оперов, собак, перевесит сумку на другое плечо. Так что вы на нее смотрите. Тогда совсем близко к нему надо быть. Катя кивнула, но на стюардессу и на родственника даже не взглянула. – Собаки если кинутся, не пугайтесь. Это течная сука, у него на штанах ее кровь будет. Собаки по-любому на этот запах среагируют, даже если вы в метре от него будете. Его возьмут, пока будут проверять, вы с товаром уйдете. Вопросы есть у вас? – Есть один. А среди тех собак сук не бывает? – спросила Катя. – Служебные собаки в основном кобели. В девяноста процентах случаев. – Ну, это ничего еще… Я на кобелей везучая. Стюардесса кисло отвернулась, Ильяс улыбнулся. – Дай обувку примерить, – приказал он. Маленький достал из под сиденья коробку с надписью «Гуччи». – Наденьте, тридцать шестой размер, ваш, как просили, – в коробке лежали модные красные сапоги на толстой платформе. – Просили, во-первых, тридцать шесть с половиной, – спокойно ответила Катя, – а во-вторых – синие. – Тридцать шесть с половиной не было, не нашли, – занервничал маленький, – вам в них только два часа пробыть… А уж синие или красные, это значения не имеет… Стюардесса злорадно блеснула глазками. – Это в твоем колхозе значения не имеет, – вдруг ледяным голосом произнесла Катя. – В горах. А здесь имеет. Я под синие сапоги одета. Маленький побагровел, а Ильяс осторожно заметил: – Послушай, сапоги поменять никак не получится, товар уже в эти заложен. Почему в красных не можешь? – Да я хоть с голой задницей могу. Только люди внимание обращать будут… Вы же под свой костюм папаху не носите? Да еще с товаром… Ильяс задумался и почему-то посмотрел на родственника-горца. – Э, у нас по-всякому ходят, – помрачнел он и вдруг резко перешел на даргинский. Маленький начал было оправдываться, но Ильяс начал просто звереть от ярости. Положение надо было как-то спасать. – К этим сапогам сумку хотя бы красную надо, – сказала Катя безразличным тоном и поднялась. Маленький судорожно посмотрел на часы. – Пятнадцать минут осталось… Но Ильяс рявкнул, и тот бросился к двери. Маленький едва поспевал за длинноногой Катей; около витрины бутика она приостановилась. Снаружи на стенде висели сумки, маленький сдернул красную и бросился к кассе. Катя, не обращая на него внимания, не спеша вошла, стала выбирать. – Вот же, красная, купил уже, – прошипел маленький, весь покрытый потом. – Эту маме своей подари. Тот пошел пятнами и утерся носовым платком. Пришлось отнести эту сумку назад любезному юноше-продавцу и еще подождать. Наконец Катя выбрала подходящую, сунула ему в руки и направилась к выходу. Маленький посмотрел на ценник, но Катя уже выходила из магазина. Обливаясь потом, он вытряхнул продавцу мятую кучу денег из карманов, тот невыносимо долго их расправлял, а потом сказал: – Прошу прощения, еще тысяча шестьсот двадцать рублей. Маленький изменился в лице – денег у него больше не было. – Слушай… Возьми часы, а… «Редженси», швейцарские… Две штуки стоят… Очень надо, сумочка понравилась… Можешь, а? Юноша любезно улыбнулся. – Да, это возможно, – вежливо ответил он. Маленький несся через стоянку аэропорта, как карманник. Сучке задрали хвост, помакали ваткой. Потом втерли кровь в отвороты брюк и в носки мрачному родственнику-гангстеру. Катя надела сапоги, пересыпала содержимое своей сумочки в новую. По знаку Ильяса гангстер взял чемодан и вышел из автобуса. Через стоянку он направился к залу вылетов. Пара беспородных кобелей на остановке маршрутного такси задрали носы и припустили по ветру. Ильяс помог выйти Кате и открыл перед ней дверь «мерседеса». Гангстер-горец с тяжеленным чемоданом почти миновал стоянку, увидел, как остановился перед входом белый микроавтобус и высадил стюардессу. Собаки с воодушевлением неслись через всю площадь, но, к счастью, человек с чемоданом уже заходил в стеклянные двери. Как раз за его спиной выскочила из «мерседеса» девушка и зашла следом. В комнате свиданий ростовской колонии строгого режима – осужденные женщины. Они говорят в камеру. – Соколова Евгения, 105-я, часть первая, восемь лет… – Кантор Татьяна, 206-я, 101-я, часть третья, шесть лет… – Гудзиева Эльмира… – Вележаева Анастасия… – Коротких Ирина… – Разлогова Светлана, 105-я, часть вторая. Третий год заканчивается, полсрока уже. А вы кино снимать будете? – Да, кино, – отвечает Армен. – Артистку ищу. Вам с этой девушкой встречаться не приходилось? …Сзади остались серые кирпичные корпуса и вышки, пролетела внизу паханая полоса с колючкой. В степи еще кое-где лежал снег, особенно в оврагах, с высоты взгляд охватывал курганы, шоссе, которое гудело впереди. Воздушный поток поднимал вверх, но уже гудела снизу четырехрядка, разнося высоко в небо запах соляры, асфальта и жженой резины. Со стороны станицы поднимался дым завода и печных труб. В пустом темном зале ставропольского театра за освещенным режиссерским пультом сидит Армен. Курит. Идет репетиция «Дяди Вани». Армен изредка подает реплики, что-то спокойно объясняет. В зал тихо заходят три человека, одетые в черные дорогие костюмы, и вежливо останавливаются у входа. Ассистентка, пробравшись к ним между стульями, о чем-то растерянно шепчется, но Армен вроде не обращает на это внимания, и она усаживает незнакомцев на последний ряд. Один из них – Ильяс. Репетиция продолжается. Гости внимательно смотрят спектакль. – Дорогая, что за постановка? – тихо интересуется Ильяс. – Чехов… «Дядя Ваня», – робко отвечает девушка. – «Дядя Ваня»… Ты извини, я из аула сам, – улыбается Ильяс. – За всю жизнь только одну книгу прочитал. В шестнадцать лет. «Духи сибирской равнины» называется. Про шаманов, древних людей… Интересная… Больше ни одной книги не прочитал. Девушка поправляет очки. – Этот режиссер, который постановки делает? – Да… Это режиссер. Не оборачиваясь, Армен невольно прислушивается к тому, что происходит сзади. В зал заходит толстый человек с папкой. – Продолжайте, продолжайте, – машет он в сторону сцены и небрежно здоровается за руку с Арменом. – А этот кто? – спрашивает Ильяс. – Это главный режиссер. – Зачем доктор на табуретку встает, как аист! – громко говорит главреж по-армянски. – Что, повеситься хочет? – Так лучше, Арутюн Тигранович, – по-русски сухо отвечает Армен. – Как лучше, чем лучше? Мне это непонятно! Если только он повеситься хочет… Ты повеситься хочешь, Владимирцев? Пожилой актер смущенно улыбается. – Не хочешь? А молодой режиссер – почему-то хочет кого-нибудь повесить… – все балагурит главреж. Армен бледнеет, по-прежнему думая про странных людей на последнем ряду. – Я бы вас повесил с удовольствием, Арутюн Тигранович, – вдруг глухо произносит он и начинает собирать бумаги. – Репетиция окончена, спасибо. Главреж непроизвольно открывает рот, растерянно озирается по сторонам и натыкается взглядом на трех дагестанских бандитов в глубине зала. Ильяс, выдержав паузу, приветливо говорит: – «Дядя Ваня», в школе дети даже учат… Что ему непонятно было? Ассистентка, ни жива ни мертва, глупо улыбаясь, приподнимается с соседнего места: – Здрасьте, Арутюн Тигранович! Армен с Ильясом в сопровождении двух товарищей выходят на улицу. – Я сам из аула, Армен, – говорит Ильяс, – Чехова даже не читал. Ильяс меня зовут. – Я знаю… Понял. Армен. Из-за шторы в своем кабинете бледный главреж наблюдает, как садятся в большой черный «мерседес» четыре человека. – Я слышал, искал ты меня? – спросил Ильяс. – Да, искал… Не ожидал здесь увидеть… – А я пришел постановку посмотреть, театр… – Театром интересуетесь? – Понемногу всем интересуюсь. Мне учительница одна с Махачкалы рассказывала, что хорошие постановки делаешь. Армен смущенно кивнул. – А зачем искал ты меня? – Я про тебя тоже слышал, конечно… А вообще, мне человека найти нужно. – Что за человек? – Девушка одна. Она в тюрьме сидела, на зоне в Ростове, год назад. А потом пропала. – Совсем? – Совсем. Из внутреннего изолятора. Никто не знает как. Армен достал фотокарточку и протянул Ильясу. – И эту девушку тебе найти надо? – Как воздух. Я ее каждый день ищу. Только следов нету. Почувствовав некоторое сомнение собеседника, Армен добавил: – Скажешь, чем расплатиться, – все сделаю. Рабом стану. Ильяс помолчал. – А зачем тебе девушка эта? – поинтересовался он. – Жениться на ней хочу, – мрачно ответил Армен. – Попробовать можно, Армен. Закину… А я тут одну постановку хочу замутить, но, знаешь, культурный человек нужен. Режиссер, типа тебя. Постановщик. Пожилая веселая зэчка рассказывала историю непутевого мужа. – Он из рейса возвращался – король. Бабла у него море было. Один раз привез сапоги югославские в коробке. А коробки две. Я сапоги меряю и спрашиваю: «А эти кому?» На вторую коробку. Он ржет, коробку открывает, а она полная денег! Из пивной шел, тропинку выкладывал четвертаками – а пивная была за квартал… Армен улыбается, кивает, меняет кассету в камере. Худенькая блондинка. – А сын ничего не знает, сказали – уехала мама, вместе с бабушкой. Ему четырнадцать лет. Следующая – фатальная женщина. – Я знала и режиссеров, и артистов. И многих других. Ваша как фамилия? – Мартиросян… – Вы какие кинофильмы снимали? – Этот первый будет… Дебют. А вы эту девушку не знаете? На большом столе стоят чашки, кофейник, пепельница. Ильяс и Армен сидят друг напротив друга, курят. Перед Арменом куча исписанной бумаги, какие-то рисунки. – Он в Бога не верит? – задает Армен странный вопрос. – Он в бабло только верит. Армен продолжает что-то задумчиво чертить. – В колдовство, сглаз, порчу не верит он? – Не знаю, брат. – Что он любит? – Кошек! Кошкодер – ему погоняло дано… – Кошек… А что он не любит больше всего? – Русских он не любит. Генерала как зовут, памятник во Владике есть? – Ермолов. – Генерал Ермолов этот его прапра… короче, дедушку его деда повесил. Очень у них в роду это запомнилось. Армен затягивается, думает. – Боится чего-нибудь? – Конечно, боится, наверное… Это только у меня страха нет, – улыбается Ильяс. Большая оранжевая мусоросборочная машина остановилась у контейнеров в квадратном дворе семнадцатиэтажек. Леша спрыгнул, выдернул пульт, зад зашевелился. Отмеренным рывком он толкнул контейнер к захватам, нажал кнопку, и железный ящик опрокинуло в мусоросборщик. Кое-что высыпалось мимо, Леха подтолкнул следующий, свистнул в сторону четырех собак, бесстрастно ожидающих окончания процедуры, и кинул им пакет из-под сиденья. Они скромно приблизились, подхватили приготовленную колбасу и ушли, не задерживаясь. Пока содержимое контейнера утрамбовывалось, он набрал номер на мобильном и подвез последний ящик, что было видно по маленькому телевизору в кабине. А камера, соответственно, стояла на верхней раме кузова. – «Большой и малый джихад», – прочитал он в трубку название зеленой брошюры, выпавшей из контейнера. – «Путь воинов Аллаха». Восьмой микрорайон, улица Академика Варги, одиннадцать, корпус три или девять, корпус один. Прессовочный механизм загрохотал. – Чего? – не расслышал Леха. – Да нет, здесь татары, наверное, живут… Ну, кости бараньи… Так свежие! Праздник татарский как называется? Ну вот, байрам… Вот вчера и был этот уйрам-байрам, телевизор смотришь? Захваты сомкнулись в третий раз и вознесли в воздух контейнер. – Казань, 1999, типография имени Фотиевой, заказ 237. Леха нажал отбой, подобрал, что просыпалось, и закинул в кузов вместе с брошюрами. Собаки деловито и без ссор заглотали колбасу между гаражами и двинулись дальше дружной четверкой. Замелькал грязный асфальт под лапами, пакеты, мусор, следы протекторов… На задний двор теплоэлектростанции, где стоит знакомый «мерседес», въезжают еще две машины. Минуту они просто стоят, потом открываются двери и выходят люди. Из «мерседеса» выходит Ильяс, навстречу ему – человек из прибывших, очевидно – главный. Они здороваются, начинают разговаривать. Некоторое время спустя Армен, который сидит на переднем сиденье, видит, как Ильяс удрученно качает головой и подает печальный знак. Из «мерседеса» выводят седого бледного человека в мятом костюме. На шее намотана веревка. Он покорно следует за своим провожатым, как на поводке, даже не пытаясь дернуться. Главный из прибывших и его бойцы, онемев, смотрят на двоих людей, идущих к железной опоре высоковольтной линии. – Что за человек, Ильяс? Я первый раз его вижу… – Кто-то должен отвечать за это, Арик. Некому отвечать больше… В седом человеке мы узнаем актера Владимирцева. Ему на голову провожатый надевает желтый целлофановый пакет с нелепым рисунком мультипликационного кота, веревку перекидывает через балку. – Первый раз его вижу, этого фраера, совестью клянусь. Сам из него душу выну, если он тебя обокрасть хотел, – быстро говорит Арик, не отрывая взгляда от вышки. – Давай вместе сейчас его спросим… – Я спросил уже, Арик. Он на тебя брешет, – глядя ему в глаза, произносит Ильяс. – Стариков казнить приходится, но правду узнать надо… Арик, не отрывая взгляда, смотрит на место казни. Ильяс тоже оборачивается. – Может, сейчас захочет правду сказать, – задумчиво говорит он. Его товарищ под вышкой ждет, что-то спрашивает старика, но тот лишь отчаянно мотает головой. Тогда человек проверяет прочность узла и легонько толкает Владимирцева в спину. Сорвавшись с бетонного блока, тот начинает сучить ногами, пытается оседлать опору, так что палачу приходится держать его за колени, пока жертва не затихает. Видимо, по брюкам течет, и он вытирает руки о траву. Тело с неестественно вывернутой головой тихо покачивается, и только улыбается с пакета глупая рожа кота. Армен видит на лице Арика почти неприкрытый ужас. Он опускает глаза. Ильяс садится в машину, его товарищ, подумав, обрезает веревку, вместе с другим бойцом они волокут тело к «мерседесу» и закидывают в багажник. Машина уезжает. Опять осужденные сменялись перед камерой. Постарше, помоложе, красивые и не очень. Рассказывали про себя… – Калитина Оксана… Я совсем не жалею… Совсем. Пусть Бог меня накажет, но эту падлу я бы еще раз встретила и еще раз убила… – Лазовая Лариса… Другая пела: – Я росла и расцветала до семнадцати годов, а с семнадцати годов… Еще какая-то девчонка… – Я за топором пошла, к Салохиным, к тете Вале. Говорю: дайте топор, у нас сломался, мясо разрубить надо. Ну, принесла топор. Уже этим топором Витя тело разрубил, в пакеты все сложили и утром на автобусе уехали. Ну, а тетя Валя и сообщила потом, если бы топор не сломался, может, и не было бы ничего. А Витя на воле, в Хабаровске где-то. Ну, а артисткой я бы могла быть, наверное. А раздеваться не надо будет? Армен, улыбаясь, курит в кресле. Ильяс, радостный и возбужденный, показывает ему фотографии. Молодые борцы-вольники на ковре, мальчишки с тренером в секции, соревнования… – Смотри, это в Ростове, всесоюзная спартакиада… Это чех, хороший парнишка, с Грозного, мастер спорта международного класса, слушай… На третьей минуте я его выкинул… Ильяс оглядывается и вдруг легко делает сальто назад. – Ты шахматист, наверное? – серьезно спрашивает он Армена. – А то я тебе все про борьбу да про борцов… – Нет, – смеется Армен. – Я фехтованием занимался, в детстве. – Слушай, сломали мы его! Все бросил здесь, уехал… – радостно улыбаясь, вдруг говорит Ильяс. – Я у него страх в глазах увидел! Нет в нем силы больше, – кричал, сердце ему вырежу, а сам уехал… Хитрый, змей, был, но сломал ты его! – Ты хорошо разводил… А если бы он к вышке пошел? – Э-э, – махнул Ильяс, – дернули бы быстро… Постучав, из-за двери показывается несколько смущенный, но разгоряченный актер Владимирцев с желтым пакетом и пиджаком в руках. Под рубашкой видна альпинистская обвязка. – Я прошу прощения… Ребята костюм хотят выбросить, а он новый совершенно… – Не могу уговорить его, – кричит из коридора «вешатель», – зачем такой костюм… – Да его только почистить, замечательный костюм, пиджак вообще чистый, зачем же выбрасывать… – Александр Михайлович, – вмешивается в спор Армен, – да возьмите, конечно… – Александр Михайлович, дорогой, давайте купим новый вам, бежевый, или какой хотите, – кричит Ильяс. – Да жалко, ей-богу, новый костюм, от пыли отряхнуть только, брюки уже высохли… Общими усилиями Владимирцева успокаивают и выпроваживают. Ильяс возвращается в комнату, подходит к двери на террасу, с которой открывается вид на мягкий южнорусский пейзаж. – Арменчик, дорогой, ты красивую постановку сегодня сделал… Армен кивает, улыбается. – Теперь уезжать надо. В Москву. – Зачем? – Должок один есть у меня, кровный… Да и вообще, веселее в Москве. А у тебя здесь дела? – У меня одно дело, Ильяс. Девушку эту найти. – В Москве и будем искать. – Узнал про нее что-то? – напряженно спросил Армен. – Разное говорили… – ответил Ильяс. – И что по воздуху улетела, и что научилась все замки открывать… Может, брехня, не знаю… Но по-любому, искать ее теперь на воле надо. …«Мерседес» подруливал ко входу. Ильяс был за рулем, Катя рядом. – Ну все, пойду я. – Погоди, подойдет он… – кивнул Ильяс в сторону стоянки. – Там на приеме человек будет, Арик зовут. Пацан он душноватый… так ты скажи, что моя невеста… – Я, вообще, сегодня судьбу свою не ждала встретить. – Э, судьбу каждый день ждать надо, – серьезно сказал Ильяс. – Мне с утра цыганка то же сказала, – ответила Катя. Гангстер был уже совсем близко. – Удачи тебе, сестренка, – сказал Ильяс. – Может, встретимся скоро. – Если сучка не попадется, – ответила Катя. – Судьба и обмануть может. – Если что, я за тебя отвечу. Перед камерой – воровка в росписи. Другая предлагает любовь за сигареты. Третья – плачет. Четвертая – плюет в объектив. Пятая – показывает стриптиз. Шестая – сумасшедшая. А седьмая была особенная. Она молчала. – Я буду делать что-то. Про условно-досрочное хлопотать… Вытащить тебя отсюда надо, – говорил Армен, расхаживая по комнате. – Не надо. Замков-то нет. – А чего же ты здесь сидишь тогда? – Годик отсижу, потом улечу, – засмеялась Катя. – А ты помочь чем-то хочешь? – Хочу. – Ты адвокат? – Нет, режиссер… Ну, это неважно. – И чем же ты помочь хочешь? – Может, расписаться нам… – В смысле? Замуж за тебя выйти? – Ну, да… – А если меня жених ждет? – Пойми, я хлопотать за тебя смогу… Вытащу я тебя отсюда… – Ты сделай предложение, а я подумаю. Вдруг – судьба. – Выходи за меня замуж. В мониторе, установленном в кабине Лешиного «КамАЗа», было видно его самого, пару бродячих псов, мусорные контейнеры. Леша повозился с собаками, потом принялся за контейнеры. Один открыл, покопался внутри. На черном пластике разобрал и быстро разложил характерно разорванную сигаретную пачку, несколько смятых окурков с картонными мундштуками, позвонил по мобильному. – Ломоносовский, дом пять. План курят, подловить можно. С трубкой у плеча, Леша еще покопался в пакете, кинул собакам что-то съедобное. – Опять фантики… – он вытащил несколько бумажек, в которые обычно заклеивают пачки денег, потом еще какой-то клочок. Мимо проскакали трое чумазых беспризорников с пакетами и бутылками, заглянув по ходу в Лешины контейнеры на предмет чего-нибудь полезного. – Тест на беременность, – продолжал Леша, – результат положительный, две полосочки – положительный, значит? Ну, вот… Смотрим женскую консультацию, подтверждаем квартиру. Двое пацанов ускакали дальше, а третий задержался. Он сидел в сторонке на корточках, курил, вокруг него суетились голуби. Был он худющий и смуглый, лет десяти, с раскосыми монгольскими глазами. Они долго смотрели друг на друга, потом Леша, не отрывая взгляда, подошел поближе. – Как ты здесь? – вдруг спросил он, присел рядом и даже потрогал мальчика за руку. Мальчик все так же смотрел снизу вверх. – Будет что? – осторожно спросил Леха, но тут же слегка смутился и кивнул: – Ну да… Помолчали еще. Наконец мальчик улыбнулся и вынул из-за пазухи шерстяной носок, перетянутый нитками. Леша нитки развязал, и на ладонь ему выкатились четыре рябых голубиных яйца. Он долго их разглядывал, а потом с чувством сказал: – Спасибо, браток. Мальчик встал и ушел, не прощаясь. – Змей воздушный – за мной! Армен расхаживал по большому гостиничному номеру, Ильяс брился в ванной, собирался куда-то. – У меня встреча будет, – сказал Ильяс, надевая пиджак. – Пойти мне одному надо. Завтра девчонку искать будем, – он положил в сейф документы, пистолет и захлопнул дверцу. – Скажи где, я сейчас начну, – отозвался Армен. – Не найдешь, вместе лучше… Сам ее увидеть хочу. – Здесь тебя ждать? – Погуляй сходи, Кремль посмотри, Алмазный фонд… Позвоню тебе. Армен неподвижно лежал на кровати с сигаретой, перед ним в окне открывался вид на Спасскую башню и Васильевский спуск. Было раннее утро. Телефон лежал у него на груди. …Армен ходил взад и вперед по комнате свиданий. – …Я видел сон один… Про ангела… То есть нет, это правда ангел был… Они помолчали. – Но, главное, тебя я видел. – Может, обознался? – Нет. Всю жизнь я тебя ищу… Веришь? Катя пожала плечами. – Верю… Мне тоже цыганка нагадала всю жизнь счастья ждать. – Я во всех зонах, тюрьмах был, в больницах даже… – Да я сижу-то без году неделя… – Вот видишь… А я знал, где тебя искать надо… Катя посерьезнела. – Знаешь… Если правда судьба, то еще встретимся… Не здесь. – Правда… Я, Катя, жить без тебя не смогу уже. Катя внимательно посмотрела на него. – Я подумаю, только подождать все равно надо… Может, меня тоже ангел какой навестит… – Ты подумай, я через неделю приеду. Ильяс очнулся в незнакомой комнате. Руки были в наручниках, в вене капельница. Пиджак валялся рядом, в ногах. Он выгнулся, чтобы нащупать ногой телефон, это удалось не сразу, но потом трубка все же выскользнула из кармана, и он в несколько мучительных приемов придвинул ее к себе. Носом и подбородком стал набирать номер. Звонок раздался неожиданно. – Да… Где ты? – вскочил Армен. – Попал в блудняк, слушай… Подстрелили меня. – Где ты, Ильяс? – На хате какой-то… В браслетах. Пулю словил, слушай… – Где ты, можешь сказать? Окно есть? – Посмотрю в окно… Ильяс приподнялся, отчего его передернуло и на губах появилась кровь. За мутным стеклом с занавеской был виден кусок двора с детской площадкой и шпиль университета за кирпичными домами. – Университет видно, – прохрипел Ильяс, упав лицом на трубку. – Посмотри, еще что! Улица или номер дома… Ильяс полежал еще немного, набираясь сил, потом поднялся снова. Второй раз было трудней, и ничего нового он не увидел. Он опять упал и, чуть отдышавшись, сказал: – Нет, не вижу, Армен… Детская площадка есть… Подожди, мутит, слушай… – Смотри еще! Машины есть во дворе? Номер машины какой-нибудь… – Сейчас, – выдавил Ильяс, но лежал еще какое-то время лицом на трубке. Потом все же сделал отчаянное усилие и приподнялся в третий раз. Он вытянулся насколько можно, до дрожи головы, но недостаточно высоко: подоконник закрывал нижнюю часть двора, номера машин вдалеке разглядеть было невозможно. Ильяс уперся ногой в пол, а руками взялся за раму кровати, наручники мешали, от напряжения кровь пошла вверх по капельнице. Передние ножки кровати все же оторвались от пола, но единственное, что он смог увидеть, была оранжевая мусоросборочная машина, въезжающая во двор. Кровать с грохотом опустилась, и, стараясь не потерять сознания, Ильяс сказал: – Не вижу… Мусорка въехала, М 511 МО… Оранжевая… – и снова уткнулся на трубку. В этот момент открылась дверь, Ильяс поднял глаза и сказал: – Маме позвонил, чтобы не волновалась. Короткий удар уложил его обратно, человек забрал телефон, пиджак и вышел. Двор был сталинского дома, а так – те же ракушки, и машин побольше. Из-за них добираться до помойки всегда было очень непросто, но огромный мусоросборщик ювелирно их миновал. Возле помойки опять сидели собаки, на этот раз две. Леша тоже дал им колбаски, потрепал по голове. Потом откинул крышку одного контейнера, запустил туда руку в перчатке. Немного порывшись, он извлек пластиковый мешок, аккуратно развязал его и, воткнув в ухо телефонный наушник, набрал номер. В пакете были кровавая марля, ампулы, упаковки из-под лекарств. – Серафимовича, два. Бинты, антибиотики, дренажные тампоны, кардиостимуляторы. Огнестрелка серьезная. День, наверное, третий. Значит, привезли вчера. Леша аккуратно завязал пакет, сунул его в пластиковый мешок побольше, спрятал в кабину. «КамАЗ» стал пробираться дальше, пока не уперся в большой «мерседес», который небрежно занял полдороги. За тонированными стеклами было не разглядеть, на месте ли водитель, мусоросборщик мигнул фарами, подождал, потом сдал чуть назад и, забравшись левыми колесами на бордюр, начал продвигаться вперед. Кузов накренился, железная балка захвата угрожающе нависла над полированной черной крышей «мерседеса» и, оказавшись в паре сантиметров от нее, медленно поползла вперед. Стекло «мерседеса» опустилось, – водитель все-таки там был, а теперь, видимо, проснулся и неподвижно следил за маневром. Когда выхлопная труба оказалась напротив него, мусоросборщик выпустил струю вонючего дизельного дыма, спрыгнул с бордюра, а ржавая балка, просвистев вдоль лобового стекла, почти обрушилась на капот, не достав какого-нибудь сантиметра, но обильно обсыпав его комьями грязи и налипшим мусором. Водила вылез, осмотрел всю свою машину и долго глядел вслед мусорке. Армен быстро пересек двор, сел в «мерседес», машина тронулась. В соседнем дворе мусоросборщик опять остановился, перегородив им дорогу. Парень в комбинезоне начал не спеша опрокидывать контейнеры. Армен молча за ним наблюдал, пока резкий гудок не вывел его из задумчивости. – Гудеть не надо никогда, – сказал он нервному водиле. – Извините. Последний ящик был опорожнен и откачен в сторону. Парень стал забираться в кабину, – но только их «мерседес» тронулся, как злосчастный контейнер, словно повинуясь неведомой силе, а на самом деле просто оставленный на откосе, покатился вдруг обратно на середину дороги. Водила дернулся, опять случайно нажал на гудок и, пробормотав «извините», в ярости выскочил, чтобы самостоятельно убрать препятствие. Армена это маленькое происшествие как-то заинтересовало, и когда в следующем проходном дворе мусорка опять встала перед ними возле помойки, он уже с любопытством стал наблюдать за продолжением. Водила, бросив на пассажира косой взгляд, выскочил пробкой из машины, подлетел к кабине «КамАЗа». Парень в комбинезоне вылез, спокойно обошел его и направился к своим контейнерам. И только когда водила схватил его за плечо, мусорщик коротким ударом сломал ему челюсть. Армен вышел, глянул в то место, где рухнул водила, взял из машины пальто и внимательно посмотрел на мусорщика. – Нагрубил малость, – хмуро сказал Леша. – Водитель ваш. – Мне с вами поговорить бы надо, – задумчиво сказал Армен. – Мне, наверное, ваша помощь нужна. Мелькали грязный асфальт под лапами, пакеты, мусор, следы протекторов… Потом нажали на цифровую перемотку, замелькали в «стопе» гаражи, подъезды, другие собаки рядом с объективом камеры. Пару раз перемотку останавливали, и в режиме «плей» с нижнего ракурса были видны то бамперы и номерные знаки машин на стоянке, то бомж на трубах, который метнул в камеру железной арматуриной, отчего камера дернулась, то ночные планы двора, где двое пацанов пытались вскрыть дверь у «нивы»… – И давно у вас эти собачки работают? – спросил восхищенно Армен. – Вот этот день должен быть, двадцать пятое… Это был не день, а вечер или утро. Камера двигалась сначала рядом с машиной, потом обогнала ее и, ослепленная фарами, шарахнулась на тротуар. А когда машина остановилась, открылась дверь, вышли, оглядываясь, люди, камера осторожно подтрусила поближе. Двое осторожно стали вытаскивать кого-то с заднего сиденья. У одного ухо и пол-лица были заклеены ватой и пластырем, пальто было в крови. У Ильяса, белого как снег, которого они наконец вытащили, пальто, пиджак и рубашка были распахнуты, а на груди хлопал в такт дыханию полиэтиленовый пакет. Его схватили под локти и потащили к подъезду. Улыбаясь через силу, он что-то сказал заклеенному, тот ударил его несколько раз, второй вмешался, и они снова потащили его прямо на камеру. Заклеенный что-то рявкнул, брыкнул ногой, камера ушла за машину, и Леша запись остановил. – Он? – Он… – сказал потрясенный Армен. – Ты мент, что ли? – Мусорщик, – ответил Леша. – Короче, я должник твой, Леша, кто бы ты ни был. Армен встал, надел пиджак. Сидели они, видимо, давно, в странном помещении с аппаратурой, вольером, где дремали пара симпатичных стаффордширов и ошпаренная дворняга, со стойкой для снайперской винтовки и стеклянной камерой, где лежали на вате голубиные яйца. – Ты мне не должник. Только за собачек этих ты теперь тоже отвечаешь. Потому что знать про них никому не надо, – сухо сказал Леша. – Потом, ты мне тоже помог, потому что информация, что в квартире этой находится твой товарищ, а не кто-нибудь другой, – информация довольно дорогая. – Это для меня она дорогая, Леша. Потому что я сейчас еду эту квартиру брать. Армен вытащил из кармана пальто обойму и ствол. – Это сюда вставляется? – Обычно сюда… – Предохранитель? – Ага… Квартиру эту, Армен, ты брать не будешь. Потому что квартира эта находится в разработке. И потом, там тебя завалят. – Знаешь, брат… Я скорее тебе сейчас коленку прострелю, чем ты меня остановишь. Подъезд какой? – Первый, – ответил Леша. Армен взял пальто, двинулся к двери. – Квартира двадцать шесть, – добавил Леша, отвернувшись к экрану. – С кем пойдешь-то? – Найду пару земляков… – Фамилии только напишите. И бумажки в карман. Леша снова включил запись. Армен ехал в полупустом вагоне метро. На большой светлой станции, когда почти все вышли, Армен тихо переложил пистолет в карман пальто, потом снова кто-то вошел, но дальше он ехал уже спокойно, прикрыл глаза и, кажется, задремал. Армен стоял в предбаннике комнаты свиданий и через решетку двери молча смотрел на майора. – Куда исчезла? – наконец выдавил он. Майор тоже долго молчал. – Следствие началось… Тебя тоже спросят, наверное. – Я же был неделю назад… Мы встретиться договорились… – Где? – спросил майор. – Здесь… – Передумала, значит, – вздохнул майор, оглядев помещение. Армен, глядя перед собой, миновал вахту и пошел к автобусной остановке. Сторожевые вышки и корпуса остались за спиной, но он не оборачивался. Около хлебного фургона сидел на корточках и курил мальчишка с раскосыми глазами. Была ночь. Армен немного повозился с домофоном и вошел в подъезд сталинского дома на улице Серафимовича. Решетчатый лифт поднял его на седьмой этаж, он вышел, спустился на полпролета. За прутьями перил внизу виднелась массивная железная дверь с табличкой «26» и смотровым глазком. Этажом выше лязгнул замок, дверь открылась, Армен выглянул – вышел какой-то парень с мусорными пакетами. Пришлось тихо спуститься прямо через освещенную площадку еще ниже – мусоропровод был как раз между этажами. Было видно, как сосед открыл его, кинул один пакет, второй не влезал, он бросил его на полу рядом и захлопнул ящик ногой. Армен переждал, пока замок наверху закроется, снял пистолет с предохранителя, приблизился к двери, послушал, даже принюхался к щели. Потом быстро поднялся наверх и вернулся с охапкой ковриков для обуви. Положил их под дверь, подумав, положил еще три соседних и, чиркнув зажигалкой, поджег. Быстро пошел едкий резиновый дым, в квартирах зашевелились. Армен, стараясь не кашлять, стоял на своей площадке сверху, с оружием наготове. Сначала открылась другая дверь, выглянула бабка в очках-лупах, заорала что-то про милицию. Армен давился от дыма, когда ручка двадцать шестой квартиры повернулась. Он подался вперед, но тут же отпрянул, потому что дверь открылась на цепочке, потом захлопнулась и открылась снова, но Армен остался на месте – из-за клубов дыма выглядывала тетка в ночной рубашке, потом появился ее лысый муж с пластмассовым ведром, плеснул на горящую резину, отчего дыму только прибавилось, и стал орать в глубину квартиры: – Я твоему Игорьку руки поотрываю! Хулиганье! Я его в колонию сдам! Олигофрены! – Сами вы олигофрены! – ответил ему пронзительный девичий голос из глубины квартиры. – Сразу Игорек! Нужна ему ваша дверь сраная! Опять высунулась бабка: – Я милицию уже вызвала. Вы переселяйтесь тогда, если дочка у вас такая! Каждую ночь наркоманы ходят к ней! Сожгут же всех к чертовой матери! – Да успокойтесь вы, Василиса Андреевна, не орите! – крикнула мамаша, закашлялась и захлопнула дверь. Через секунду дверь опять открылась, и лысый со шваброй стал пытаться разметать горящую кучу вниз по лестнице. – Дверь закрой, дым же! – визжала жена. Лысый, обливаясь слезами и кашляя, боролся с резиной, снова высунулась бабка. – Тушите, тушите… Не затушите, милиция подъехала уже. Развели наркоманов, сожгут весь дом! – Да тебя саму сжечь надо, ведьма! – задыхаясь, заорал лысый. – Лида! Ведро! Он метнулся за ведром, и в этот момент Армен проскользнул вниз. Со второго этажа он увидел через окно патрульную машину с мигалкой. Пришлось опять подняться на лифте наверх, на седьмой, а на шестом крики все не утихали. На площадке он огляделся, быстро развязал оставленный соседом мусорный пакет, сунул туда пистолет и не спеша пошел вниз. Пожар почти ликвидировали, сержант-муниципал с автоматом и его напарник лениво оглядывали место происшествия. – И сама она наркоманка небось, дочка их! – Старый, нездоровый человек, вы понимаете, – объяснял про бабку закопченный папаша, стараясь запихнуть в дверь рыжую кошку, которая мешалась под ногами. – Тебя переживу, не бойся! Армен поздоровался и хотел пройти мимо. – Здесь проживаете? – спросил сержант. – Нет, не здесь, – ответил Армен. – В Ереване. – Документики предъявим. Армен достал паспорт. – Здесь что делаем? – От девушки возвращаемся. – Девушка где проживает? – Слушай, сержант… Зачем вопросы такие? Вдруг девушка – жена твоя окажется. – Запрещенные предметы есть? – тускло спросил сержант и кивнул напарнику. Тот ощупал Армена, но ничего не нашел. Сержант помолчал, поглядел на него. – Ты, это, в Ереване по девушкам ходи лучше. По месту жительства. Ранним утром мусорка остановилась в обычном месте. Леша вылез и увидел Армена, который подошел к контейнерам с другой стороны, откинул крышку у одного, молча покопался, потом перешел к другому. – Этот можно уже? – поинтересовался Леша. Армен ничего не ответил, выудил наконец нужный пакет, разорвал его и вытащил оттуда свой пистолет. Потом подошел к Леше. – Это ты пошутил про квартиру двадцать шесть? – А ты про коленку – тоже пошутил? – Ты, мусорщик, – сказал Армен, – я человека ищу, который мне как воздух нужен. Чтобы ты меня за шутника не держал, я тебе сейчас обе коленки прострелю. И ствол Армена через карман пальто уперся в Лешину ногу. Леша посмотрел вниз, на ногу. – Знаешь, Армен, – задумчиво сказал он. – Встречал я парней и пострашней тебя. Он снова опустил глаза, и Армен увидел, что в его живот тоже упирается ствол, правда с глушителем. – Один мне тоже коленки прострелить решил. Лешин ствол повернулся на себя, уперся в ногу. – Сначала эту, потом эту. Раздался хлопок. Потом – второй. На ткани комбинезона Армен ясно увидел две дырочки. Какое-то время он завороженно на них смотрел, пока Леша не взял и не приподнял обе штанины. И стало видно, что стоит он на двух тонких титановых палочках, а ног у него нет. – Но я ему все равно, что не хотел сказать, – не сказал. Леша расплылся во весь рот и штанины отпустил. – Короче, есть один пацаненок, поможет он. Большой номер гостиницы «Россия» с видом на Кремль и Москву-реку обследовал черноголовый мальчик. Он постоял у окна, потрогал бутылки на журнальном столике, полистал какие-то газеты. Потом обернулся и уставился на Лешу и Армена своими раскосыми глазами. Леша вопросительно поднял голову, мальчик застенчиво показал на кровать в спальне. – Здесь спал он? – тихо спросил Леша. – Он не спал. Утром приехали, он ушел сразу. Мальчик отвернул покрывало, уткнулся лицом в подушку, потом поднялся и потрогал свои волосы. Леша подумал и спросил: – Ему, знаешь, волос нужен хотя бы… А бритва есть? Армен встал и принес из ванной станок. Мальчик взял его и отвернулся. Они молча сидели в креслах, ждали. – Какая квартира все-таки, а? – Двадцать шестая. – Нет. – Двадцать шестая. – Я был там вчера. –Ну? – Нет его там. – Вот видишь. А пакеты с бинтами оттуда выносят. Армен не поверил. – Оттуда, точно. Но не простая эта квартира. Там, понимаешь… Заговоренная она как бы. Ты, может, и не был там вчера. А может, в другом месте был… Но пацаненок поможет, не бойся, – Леша кивнул в сторону спальни. Через приоткрытую дверь было видно, как мальчик, сидя на корточках, ковыряется с бритвенным станком. – Как это – заговоренная? – А так. Как люди заговоренные бывают, что его пулей не возьмешь. – Ты что, таких встречал людей? Леша посмотрел на Армена, подумал. – Я разных встречал… Вроде как пацаны трепались, что сидят там у них экстрасенсы какие-то или колдуны, или, может, еще что… Вот эта квартира и разрабатывается. – Колдуны? – Ну, типа того. Ходили уже туда. Не раз. И ничего. Семья обычная… А друган твой живой. Пневмоторакс, третий день. Легкое прострелено. Помощь медицинская ему там оказывается, квалифицированная. Я кровь с бинтов на анализ сдавал, показатели не критические. Нужен он им зачем-то. Он сам-то не колдун у тебя? – Да нет… – растерялся Армен. – Он только сердце гадюки съел однажды. Чтобы страха не было. – И что? – Нет у него страха, – ответил Армен. Мальчик достроил на столике большую пирамиду из комков газетной бумаги, а потом взял и поджег ее зажигалкой. Спальня наполнилась дымом. Армен вскочил, но Леша замахал рукой и удержал его. Противно начала пищать пожарная сигнализация, но Леша не шевелился, пока мальчик с измученной улыбкой сам не повернулся к ним. Армен бросился тушить стол, потом застучали в дверь, и он пошел успокаивать горничных, а Леша с мальчиком взялись за руки. И стали разговаривать. «Нормально все?» – спросил Леша взглядом. Мальчик кивнул. Леша спросил еще что-то, мальчик ответил ему, Леша не понял, также, взглядом, переспросил и – понял. Так они общались с полминуты, а Армен с обгоревшим пледом за ними наблюдал. – Это вы… разговариваете? – Ну да, – улыбнулся Леша. – А как вы… Как ты понимаешь? – оторопел Армен. – И ты поймешь. Армен недоверчиво посмотрел на мальчика и взял его за руку. Мальчик смотрел на него. – Правда живой? – не выдержал Армен, глядя прямо в раскосые глаза. Мальчик засмеялся и кивнул снова. Леша засмеялся тоже. Мальчику эффект понравился, он взял опять Лещину руку. Леша игру принял, и Армен через секунду вдруг понял его вопрос, переданный через цепочку. – Я с ним из Ставрополя приехал, – ответил он вслух, потрясенно улыбаясь. – А вообще я девушку одну ищу. Он мне помочь обещал. Потом помолчал, посмотрел на Лехины ноги. – А это уже не твое дело, братан, – дружелюбно ответил тот. В постоянной пробке на Пушкинской площади между машинами шныряли молдавские попрошайки с босыми детьми, продавцы автомобильных карт и ворованных часов, нищие старухи и распространители флаерсов. Армен наблюдал через окно кафе за жизнью перекрестка, за мойщиками стекол, пешеходами, ребенком с инвалидной коляской, которую тот катил по проезжей части. Безногий афганец в ней – был Леша, вез его мальчик с раскосыми глазами. Кто-то давал деньги, кто-то отворачивался, поднимал стекла. Леша вглядывался в лица, складывал деньги в сумку, смотрел на мальчика, но тот как будто плыл, ничего не замечая. Потом они ели гамбургеры из «Макдоналдса» и пили пиво на скамейке в сквере. – Кого мы хоть ищем? – тихо спросил Армен. – Не знаю. Говорит, здесь надо ждать кого-то, – жуя, Леха кивнул на мальчика, который макал картошку в кетчуп. – Человек какой-то, наверное, здесь проехать должен… Значит, найдем. – Какой человек? – А я что, знаю? – удивился Леха. – Сам спроси! Может, вор, может, колдун тоже… Кто хату откроет… Э, хорош пиво дуть, ты че! – Леха отобрал у пацана свою бутылку, тот бесшумно рассмеялся. – Ты понимаешь, сколько народу здесь каждый день проезжает? – Еще бы, – Леша бросил в урну обертки от бигмака и вывернул на землю сумку, из которой высыпалась огромная гора железной мелочи. – Но он-то знает, кого ищет. – Кто он такой вообще, а? – Так, помогает… Связной. Мальчик поднялся, и они направились к дороге. Армен попытался ногой задвинуть хотя бы часть железных денег под скамейку и побрел обратно, за ними. Пока машины стояли на красном, инвалид с ребенком ехали вниз, а когда загорался зеленый, успевали вернуться наверх, к светофору. Так работали все на этом перекрестке. Армен переместился в сквер и наблюдал уже отсюда. Вниз мальчик толкал коляску сам, вверх Леша помогал ему руками. Леха все смотрел в лица водителей: студенты, бандиты на «БМВ», пенсионеры на «копейках», ученики, служебные «волги», инкассатор, девушка, военный, дядьки и тетки на «девятках», «шестерках», «четверках»… …Вдруг Леша обернулся – мальчика не было. От резкого движения коляска развернулась, поехала назад, он уцепился за чье-то зеркало и успел увидеть, что мальчик уходит. Зеркальце сложилось, отчего Леха, под мат и сигналы, покатился еще дальше и, ударившись в какой-то джип, полетел на асфальт. Соседние ряды уже тронулись, джип с грозным ревом тоже двинулся, подминая убогую инвалидную коляску и матеря пьяницу. Спасаясь от колес, Леша крутанулся по мостовой как брейкдансер, броском ухватился за задние кенгурятники джипа и с ловкостью безногой обезьяны, по лесенке, в пару приемов оказался на крыше. Мальчик, не моргая, стоял у окна красного «Ауди А-4». «Ауди», не обращая внимания на гудки, стояла тоже. Потом мальчик открыл дверь, сел, и машина поехала. Армен бежал вдоль решетки сквера, наравне с джипом, за люстру которого вцепился Леша, и орал: – Красная «ауди четверка» москва елена двести Василий елена! Джип наконец сообразил, что на крыше пассажир, ударил по тормозам, и, конечно, тут же со звоном ему въехали в зад. Леха, правда, сумел удержаться, едва не оторвав фару, но Армен был уже далеко. Поток еще не набрал скорость; обгоняя его, он пересек Тверскую и увидел «ауди» на светофоре у «Пушкинского». Задыхаясь и придерживая пистолет под полой, он рванул к машине. Но тут пассажирское стекло опустилось – и мальчик строго посмотрел на Армена. Зажегся зеленый, машины тронулись. Армен так и остался стоять на дороге. Леша сидел на крыше джипа, снизу на него орали, владелец пытался достать его и сдернуть вниз, и вообще любопытное происшествие привлекло даже нескольких прохожих. Когда Армен приблизился, Леша крикнул сверху: – Ну, чего, догнал? – Догнал… – И чего? – Ничего. Уехал… Леша успокоился и стал задумчиво ковырять качающуюся фару на люстре. Ошалевший владелец обернулся и попер на Армена. – Вы чего творите, уроды, бля!.. – Значит, надо так, – подытожил свое Леха. Странная беседа совсем взбесила хозяина джипа, он взял Армена за грудки и тряханул, чтобы на него хоть обратили внимание. – Поди-ка, браток, – неизвестно к кому обратился сверху Леша. Хозяин среагировал на голос как на красную тряпку, оставил Армена и полез обратно. Но Леша звал Армена и показывал в другую сторону. На уголке Тверской стояла красная «ауди». Ждали вроде бы их. Тут хозяин все-таки вцепился в Лешин камуфляж; Армен заметил только, как большая серебристая фара рухнула тому на голову, осыпав плечи и спину белым снегом осколков. Тот покачался немного и съехал по лесенке на асфальт. – Сука, орден Красной Звезды не твоими руками лапать! – отчеканил Леха. – Давай спину, браток… Он слез Армену на закорки, и они, покачиваясь, побежали через дорогу, где стояла красная «ауди». Леша с Арменом сидели сзади, мальчик впереди. В салоне играла музыка, за окном неслась Тверская. Армен молчал, как и все, потом сказал: – Ну вот, встретились. За рулем была девушка, которую он узнал сразу, несмотря на темные очки и красивый маникюр. – Может, правда судьба, – отозвалась она. …Собаки с воодушевлением неслись через всю площадь, но, к счастью, человек с чемоданом уже заходил в стеклянные двери. Как раз за его спиной выскочила из «мерседеса» девушка и зашла следом. Катя старалась не отставать и следила за стюардессой. Та вдруг начала рыться в сумочке; Катя быстро огляделась, но оказалось, что стюардесса всего лишь полезла за документами. Они миновали патрульных милиционеров, постояли в очереди и прошли таможню. Около стойки регистрации Катя опять на всякий случай пристроилась за спиной мрачного гангстера. Стюардесса посмотрела издалека и скрылась за дверью служебного входа. Дальше был только паспортный контроль. Здесь народу было немного, стюардессу опять было видно, она болталась уже в свободной зоне. Катин напарник мрачно забрал у пограничницы свой паспорт, Катя положила в окошко свой. А когда уже проходила через калитку, случайно наткнулась взглядом на стюардессу, которая отчаянно дергала ремешок и пучила глаза. Напарник был уже метрах в десяти со своим чемоданом, и в этот момент Катя увидела двух пограничников с собаками. Псы | тянули строго к ним. И когда Катя догнала гангстера, собаки были уже прямо под ногами. – Господи! – громко сказала Катя, споткнувшись о чемодан. – С ног сшибете! – и обошла их, не останавливаясь. Она слышала, как сзади начинается шум, но шла не останавливаясь. На посадке она была одной из последних, и уже стали пускать в самолет, когда между пассажирами пробежала чья-то маленькая болонка. Перед Катей оставалось всего человека два, но собачка настойчиво пробиралась в ее сторону, и когда Катя уже протягивала посадочный талон, маленькая тварь уткнулась носом в ее сапоги и залилась визгливым лаем. Рядом с Катей возник какой-то парень, поднял болонку и, показав удостоверение, сказал: – Пройдемте со мной, пожалуйста. – Милая собачка, – ответила Катя. – Девочка? – Да, – сказал парень. – Танька… А это имеет значение? – Это я судьбу проверяю, – сказала Катя. – У вас невеста есть? В служебной квартире с вольерами и прозрачной стеной сидели за кухонным столиком Катя и мальчик. Леша кормил в сторонке собак, рядом на лесенке сидел Армен, курил, смотрел на Катю. Катя налила мальчику супа, который грелся на плите, встала, оглядела окошки с подоконником-столом, и птиц за ними, и стеклянную камеру. – Голубей любите? – спросила она. – Ага… – И кто это? – Узбекские двухчубые. С горного Алтая прислали… – Интересная квартира, – подытожила Катя. – А вы как раз по этой специальности? – осведомился Леша. – По этой как раз, – улыбнулась она. – Ну, еще кое-чего умеем. Леша тоже заулыбался. – Я ж говорил – пацаненок поможет… – толкнул он Армена. – А вот у нас как раз квартирка одна, на замки закрытая. Ты сам-то, кстати, квартиркой еще интересуешься? – В смысле?.. Там товарищ мой… – Это я так, спросил просто. Ты же вроде нашел, что искал, – Леша вытер руки и включил монитор. – А товарищ кто? Режиссер тоже? – поинтересовалась Катя. – Да нет, друг просто… На экране пошла картинка. Катя какое-то время посмотрела молча. – Замки-то я вам открою, – сказала Катя. – Нельзя человеку под замком сидеть. Она вернулась к мальчику и подлила ему еще из кастрюли. – Ну, и все, значит, – подытожил Леха. – Если войти быстро, когда не ждут, то, может, она и незатворенная, эта хата. А когда стучишь, звонишь – они ждут. – Может быть… – вполголоса сказал Армен. – Слушай, нельзя мне ее больше терять… Катя вытерла мальчику щеку от кетчупа, подвинула хлеб. Армен тихо подошел к ней и остановился. – Я думал, ты совсем пропала… Боялся, не найду тебя больше. – Так это он меня нашел, – заметила Катя. – Не просто так он тебя нашел… Мальчик с удовольствием доел суп и, не обращая внимания на остальных, встал и направился к двери, махнув Леше. Катя почему-то задумалась и сказала: – Может, правда замки открыть?.. У двери валялась сумка, Леша пошарил в ней и выгреб для мальчика какие были бумажные деньги. – Дай там еще сколько… – обратился он к Армену. Тот подошел, достал пачку из кармана, Леша выбрал пятьсот рублей и отдал мальчику. Он улыбнулся, положил ему на руку ладонь и ушел. – Пусть с ребятами клей нюхают… Армен все смотрел на дверь. – Я всю жизнь ее ищу, а он… Как он нашел ее? – Повезло, – ответил Леша и посмотрел в Катину сторону. – Я же сказал тебе – поможет пацаненок… – И часто он так… помогает? Леха задумался и покачал головой. – Один раз в жизни, я думаю. Утром они стояли на крыше многоэтажки между телевизионными антеннами и вентиляционными трубами. Город лежал как на ладони. Выход на крышу шел прямо из Лешиной квартиры, так что и крыша принадлежала только ему. Кроме нескольких больших горшков с туей и можжевельником на крыше была обустроена и небольшая голубятня. Сюда же вылезли и собачки. Ар мен смотрел на птиц, Леша с Катей чуть поодаль чертили что-то мелом. – Ты в розыске по сводке проходишь, знаешь? – тихо спросил Леша. – Знаю. Только не так просто меня разыскать. – Непросто… Ну я же нашел… – Это не ты, это мальчик нашел. Для чего только… – Может, правда замки открыть. А может, еще чего… Леша помолчал. – Ты на ту собачку в аэропорту не обижайся. Померла она давно. – Да чего обижаться? Милая была собачка. – Ага. Танька, болонка. Старенькая уже была. Мне тогда за нее капитана дали. – Поздравляю… А мне семь лет. – В курсе… А товарищ твой ушел тогда. Катя подняла голову. – Жалко. Был бы ты майором. – Да я уже и так майор. А что, не виделись вы с тех пор? – Тоже посадить его хочешь? – Да ну… Дело уж закрыли давно… Так спросил… – Нет, не встречались пока. А чего ты его из блудняка вытаскиваешь? Он тебе кто? – Никто. Ему вон помочь хочу… – кивнул он в сторону Армена. – А потом, я тоже в яме на цепи посидеть успел… – И кто ж тебя вытащил? – Меня-то? Ангел вытащил. По воздуху. М. б. здесь отстрел ног??? Подошел Армен. – Кино было такое – «Пес-призрак, или Путь самурая» Джима Джармуша… – сказал он неизвестно кому. – Он киллер был, и голуби у него тоже письма носили. Леше сравнение как-то не понравилось. – У меня эти голуби появились раньше, чем твой Джим Джармуш. И путь самурая тоже… Ты спортом-то каким занимался? – вдруг спросил он. – Фехтованием… В юношеской сборной выступал, за республику. – Круто, – отозвался Леша. В руках у него была какая-то ксерокопия. Армен подошел ближе. В соответствии с планом БТИ, Леша с Катей мелом переносили контуры квартиры на Марии Ульяновой на черный гудрон крыши. В натуральную величину. Стена лифтовой шахты изображала внешнюю стену квартиры, меловые линии – перегородки между тремя комнатами. – Здесь лифт, – показал Леха, – здесь соседи. Глазок есть? – Есть, – припомнил Армен. – Я тихо хожу, Леш, – сказала Катя. – А у соседей есть? – Нет, кажется. Здесь, кстати, бабка нервная очень. Все время милицию вызывает… – Это нам не нужно. Мы сами милиция, – задумался Леша. – Да телефон ей рубануть… – Ну, конечно. Чтобы она в окошко кричать начала. А во дворе, между прочим, с позавчерашнего дня за квартирой работает наружка. – Правда, что ли? – Правда не правда, а тебя двадцать шестого числа срисовали до самого дома. Ну, девушку, правда, искать не стали, у которой ты был, – осклабился Леша. – Не было такого задания. Армен призадумался. – Плохо. – Может, и не плохо. Раз уж засветился, идешь прямым ходом. Внаглую, к той же девушке. Ну, можешь с Катей идти, вместе, – типа, на день рождения. А я уж в другой подъезд, через крышу. Главное – тишина, ну а если что – лепим мы квартирный разбой. Чудовища-стаффордширы, прищурившись, смотрели на солнце. Долетали обрывки фраз, ребята репетировали рывок на расчерченной площадке, голуби тоже пригрелись и мирно клевали свой корм. Двор просматривался хорошо, хотя начинало темнеть. К первому подъезду подкатило такси, вышел мужчина с девушкой, нарядные, с гладиолусами. Из багажника выгрузили большую коробку, наверное телевизор, упакованный по-подарочному, с лентами. Расплатились, вошли в подъезд. …Лифт остановился на последнем этаже. Катя вышла, следом Армен выволок коробку. Они поднялись еще на пролет, – чердачная дверь приоткрылась, выглянул Леша в одежде жэковского сантехника. – Чего-то долго ехали… – Пробки, – буркнул Армен, вылезая на чердак с тяжеленной коробкой. Леша ножом обрезал ленты, вскрыл картон. Из коробки, отчаянно виляя обрубками хвостов, вылезли два пса. – Ну, вызывай такси, – тихо сказал Леха, открывая чемоданчик. – Часов на семь. Из чемоданчика он достал спортивный костюм, нацепил поводки и стал переодеваться. – А ты куда? – спросил Армен, набирая номер. – Пойду посвечусь с собачками. Выходить потом спокойнее… – Машину можно заказать? На девятнадцать часов… Серафимовича, два, подъезд один, квартира двадцать шесть… Из подъезда вышел собачник в очках и шапочке, с двумя стаффордширскими терьерами. Пошел за дом, на детскую площадку. На площадке гуляли несколько мам с колясками, взрослые девицы курили на карусели, мальчишки катались на велосипедах. В теньке с пивом сидели беспризорники. Собачник развернул свой рулон, вынул какие-то рейки. Через полминуты на земле распластался цветастый воздушный змей. Велосипедисты заинтересовались, а раскосый мальчик почему-то заулыбался. Когда конструкция полностью была готова, пацаны подгребли. Раскосому собачник доверил катушку. Ветер был хороший, и, ко всеобщему удовольствию, змей без усилий взмыл в небо. Катя смотрела вверх. Над крышей, над их головами и другими крышами трепетал в небе цветной змей – огромный раскрашенный голубь. – Ты подумать обещала… Я приехал тогда через неделю, а ты пропала. – Замки открывать научилась… Армен посмотрел на нее. – А летать? Ты улететь хотела… – Летают ангелы. Мне рано еще. Скрипнула чердачная дверь, вернулся Леша с собаками. – Ну, все, срисовали. Они посидели какое-то время молча, потом Леша глянул на часы и кивнул Кате. Она поднялась и скрылась за дверью. – Ствол давай, – попросил Леша. – А чего так? – хмуро спросил Армен, протягивая пистолет. – А нечего там стволами махать… Еще собаку подстрелишь мне… – Леша спрятал пистолет и, разодрав картонную коробку, вытащил уложенный по диагонали на дне старинный пехотный палаш. – На вот тебе, мушкетер… Пофехтуешь, если что… Армен удивленно оглядел музейную шпагу, оторвал куски скотча, встал и сделал несколько движений. – Тяжелая… Из чемоданчика Леша достал какой-то пузырек и выложил для себя увесистые нунчаки. – Вот… – он аккуратно расправил палки. – А то, знаешь, пуля не всякого берет… Потом отвинтил крышечку с пузырька. – Дай-ка, – показал он на шпагу. – Святой водичкой брызну, что ли… – и деловито окропил Арменово и свое оружие. – А если нет там никого? – мрачно спросил Армен. – Если семья обычная? – Берем бабки, камни, золото. И уходим. Проходя шестой этаж, Катя посмотрела на дверь склочной соседки, а у самой лестницы остановилась поправить туфельку. Оперлась на железную дверь, подумала о чем-то, глядя в пол, а ее ладонь, накрыв замочную скважину, просто повернулась по часовой стрелке. Она чуть закусила губу, и замок тихонько щелкнул. Катя будто стряхнула что-то с руки, выдохнула и пошла вниз. Леша толкнул дверь и нырнул внутрь, вслед за собаками. В квартире громко работал телевизор. Армен видел темный коридор, потом собаки без единого звука вильнули влево, рыжей молнией метнулась кошка, Леша скрылся в проеме. Из коридора Армен увидел тетку на кресле, Лиду, он ее узнал. На груди у нее сидел пес и, кажется, держал за горло. Леша как раз снимал с нее собаку, когда рот Лиды искривился, набирая воздух для крика. – Тихо, – сказал ей Леша, коротко оглянулся на Армена, показывая взглядом в глубь квартиры, и, обернувшись к Лиде, молниеносно щелкнул ей по голове нунчаками. Лида стала оседать, а из соседней комнаты раздался крик. Армен понял, что это его недосмотр, рванул туда, Леша же, поймав Лидину руку с пультом от телевизора, быстро прибавил звук. В соседней комнате лысый дядька в трусах и майке боролся с собакой, пытаясь оторвать ее от руки и кружась на месте. Второй пес сидел на кровати над молодой девкой, которая отчаянно визжала, мешая псу сосредоточиться и решить, что правильнее – придушить ее или помочь товарищу. Девка была почти голая. – Тихо, – опять над ухом прозвучал Лешин голос, раздались свист нунчак и звонкий щелчок деревяшкой по черепу. Дядька завалился, пес с кровати спрыгнул, девка завизжала еще громче, и Армену пришлось броситься затыкать ей рот простынями. Пока он вязал ее, Леха с собаками оказался уже в последней комнате с зеркальным шкафом. Она была пустая. – Пусто, – сказал Леша и вернулся. Стаффордширы, роняя слюни, кружили вокруг него и не могли успокоиться. Обезумевшая кошка зажалась на серванте, один пес прыгнул было за ней, но получил от Леши пинка. Армен обескураженно огляделся. Девка с забитой в рот простыней не спускала с него глаз. – Деньги, золото, ценности? – обратился к ней Леша. Из подъезда вышла нарядная девушка, кажется чуть навеселе, огляделась по сторонам, помахала таксисту и направилась к машине. Плюхнулась назад, сверкнув коленками, потом опять вылезла и, задрав голову, заорала на весь двор: – Арме-е-ен! Арменчик! Но проковылял алкаш с сеткой, протрусили собаки мимо помойки, а девушкиного кавалера не было. Она еще посмотрела наверх, потом в сторону наблюдавших и опять уселась в такси. Армен отрешенно вышел из комнаты, где Леха потрошил сервант, – Лида так и сидела в своем кресле у телевизора, правда уже с головой, обмотанной скотчем; кухня и последняя комната действительно были пусты. Собаки всё кружили по квартире, а Армен глядел на себя в зеркало в стенном шкафу. В маске из чулка и со шпагой. Собаки тоже остановились и вдруг зарычали на отражение. Армен почувствовал что-то не то, оглянулся, но тут зеркало дрогнуло и поехало вбок. Сразу что-то вспыхнуло и захлопало оттуда, взвизгнула и бросилась навстречу огню собака, другой пес закружился на месте, в глаза ударило порохом, Армен отшатнулся. Из коридора хлопнуло тоже, зеркало осыпалось и открыло проем в шкафу – в соседнюю квартиру. Под вешалками с пиджаками, в пороховом дыму, лежали человек и собака, густо усеянные зеркальными осколками, как шары под потолком дискотеки. Армен выскочил в коридор и увидел в глубине у входной двери еще чье-то тело, над ним Лешу, который медленно оборачивался, и лысого, который буквально летел на него, в совершенно неправдоподобном для своей комплекции прыжке. От удара ногой Леша прикрыться почти не успел, лысый практически снес его и тут же, как в фильмах про Шаолинь, растопырив пальцы, воткнул ему пару ударов в горло и в голову. Лысый был серьезный мастер. Армен увидел, как запрыгал по паркету в сторону кухни Лехин пистолет с глушителем. Лысый, видимо почувствовав сзади Армена, который растерянно двигался вперед в нелепой фехтовальной стойке, метнулся за пистолетом. Но Леха, цепляясь за него, поволокся следом, как тряпичная кукла. Армен устремился за ними на кухню, где лысому наконец удалось Леху стряхнуть, тот попытался достать его нунчаками, но лысый с поразительной ловкостью ушел от удара и, одновременно проведя прием «подметание», срубил Лешины ноги. Леша рухнул как подкошенный, кажется приложившись головой о раковину, а лысый, практически не разгибаясь, влепил снизу ногой Армену. И как тот ни был готов, он отлетел обратно в коридор, споткнувшись о злосчастную кошку. Лысый моментально кошку подхватил и, когда Армен разогнулся, метнул ее прямо ему в лицо. Леха опять свистнул понизу нунчаками, целя по коленке, но лысый взвился в воздух и сам прыгнул Леше на ногу, в которой, хоть она и была ненастоящая, что-то треснуло. – Коли его насмерть! – отчаянно прохрипел Леха. – Руби руки! Лысый растопырил пальцы, готовясь к последнему сокрушительному прыжку, но тут за окном что-то хлопнуло, со звоном ударило в стекло и закрыло его цветным полотнищем. Это был воздушный змей. Лысый судорожно обернулся, а Армен, полуслепой от крови, наконец сделал выпад, и клинок неожиданно вошел лысому прямо в живот. Он и сам не поверил, посмотрел себе на майку, как-то неловко поправил очки и стал оседать на пол. Так же медленно отлипло снаружи полотнище, и ветер подхватил его. – Все! Убил я его! – вырвалось у Армена. – Старухина квартира, – прохрипел Леша, подобрал пистолет и, ковыляя, бросился к двери. Армену он махнул на стенной шкаф в комнате, сам, перешагнув тело у входа в прихожей, ринулся на лестницу. Они встретились в комнате соседней квартиры, похожей на больничную палату. Здесь стояла койка с капельницей, сердечная аппаратура, лекарства. Никого больше в квартире не было. С этой стороны зеркальный шкаф был нормальной дверью. Леша посмотрел на собаку, аккуратно поднял ее, но челюсти намертво сомкнулись на руке застреленного, оторвать было невозможно. – Борю убили, – констатировал Леша и шагнул дальше, разведя рукой пиджаки. Второй пес лежал в углу, в луже крови. Леша присел, потом взял и понес собаку на кровать. Он положил ее, быстро обмотал наволочкой и стал рыться в лекарствах. – Нету никого, – произнес Армен и без сил опустился на кровать. – Иди, девицу спрашивай, – кивнул Леша в сторону той квартиры. – Такси ждет. Встать Армен не мог, он смотрел, как Леша делает собаке укол, даже подал ему пластырь, не выпуская свое оружие. – Иди, Армен. Мне собаку к врачу срочно надо. Пес лежал на подушке и смотрел Леше в глаза. Армен тяжело поднялся и шагнул к проему. Напротив него стояла Лида со скотчем на лице и с помповым ружьем в руках. Ноги причем тоже были связаны, поэтому видеть ее здесь было совсем неожиданно. Грохнул выстрел в упор, сзади плеснул стеклом шкаф с лекарствами. Лида хотела передернуть, но скотч на скуле вдруг лопнул маленькой дырочкой, отчего Лида дернула головой и упала, некрасиво задрав халат. Леша же, с пистолетом в руке, смотрел на Армена как-то странно. Он приподнялся и, взяв Армена за плечо, заглянул ему за спину. Там была здоровая дырка в стене и размочаленная панель шкафа. – Ну вот, – тихо сказал Леша. – А ты не верил, что пуля не всякого берет… Я сначала думал, этот тебя завалил, – Леша кивнул на тело в шкафу. – В тебя пули шли, ровно. А ты, видишь что… Заговоренный… Леха прошел в соседнюю комнату, там на обоях тоже были дырки от пуль, покачал головой, сел рядом с мертвым псом. – Зря, значит, Боря, спасал… Он все же освободил руку убитого от собачьих зубов, сорвал с вешалки пальто, стал заворачивать пса и наткнулся взглядом на Лидины ноги. – Что-то тоже рано проснулась, красавица, – сказал он. – Ладно, пошли отсюда, тащи девку. – Сейчас, – хриплым голосом ответил Армен и пошел в комнату. Связанная девка непостижимым образом почти выбралась в форточку. Вся она была уже снаружи, только нижняя часть тела оставалась внутри. Армен схватил ее за ноги, подоспел Леша. Девка извивалась и шипела, как змея. – Держи, сейчас укольчик ей сделаю… Леха рванул обратно и увидел под потолком ванной рыжую кошку, которая точно таким же манером забивалась в неимоверно узкую щель вытяжки. – Смотри, тоже ведьма небось… Он подставил табуретку и стал выволакивать ее оттуда за хвост. – Зачем она тебе? – крикнул Армен, с трудом удерживая девку. – Застрянет же в шахте, орать будет, – ответил Леша и, матерясь, посадил кошку в какую-то кастрюлю на кухне, прихлопнув чугунной крышкой. Он вернулся со шприцем, вместе они прижали девку к полу и закатили в вену снотворного. – Давай, накинь на нее что-нибудь… Армен нес завернутого в пальто мертвого Борю, Леха – раненого Арчи. Они выбрались через чердак на крышу, положили Борю в коробку. Леша тихонько выглянул вниз. – Видишь, не пришлось вечером с собачками выйти… Иди за ведьмой, заговоренный… Такси ждет. – Нести ее, что ли? – Неси смелей, типа пьяная… Песни пой. – А ты? – Меня за углом подберете, я через тот подъезд выйду… Армен, покачиваясь, вышел из подъезда, с безжизненной девкой на руках. Какая-то припозднившаяся старушка опасливо его обошла, народу во дворе почти не было, но дойти до такси Армену казалось невозможным. Тогда, по Лешиному совету, он затянул скверным голосом: и решительно двинулся к машине. – Нам товарища подхватить еще надо, из соседнего дома, – за углом тормозните у арки. Леха положил Арчи назад, к Кате. Вернулся за коробкой, которую поставили в багажник. Такси тронулось. Водитель посматривал то на спящую девицу, то на перебинтованную собаку. Компания была странная. – Подрался, что ли, пес ваш? – спросил он. – Ага, – кивнул Леха. – У меня тоже собаку ротвейлер во дворе порвал… Я этому соседу сказал: если волкодава твоего еще без намордника увижу, сам вас обоих загрызу… – А кто у вас? – сочувственно спросила Катя. – Эрдель. – Вас как зовут, извините? – Володя… – Володя, – сказала она очень тихим голосом. Потом пристально посмотрела на него и чуть коснулась рукой затылка. Володя поморщился, как будто у него заболела голова, и уставился на дорогу. – Можем не пересаживаться, Леш, – уверенно сказала Катя. – Володя ничего не запомнит. – Как знаешь, – ответил Леша. – Россолимо, шестнадцать, ветеринарка. – Подрался, что ли, пес ваш? – спросил таксист. Леша сидел в приемном отделении клиники. Скулили звери, жалобно щелкал большой белый попутай. Вышел хирург, поставил на стол кусочек свинца, закурил. – Вот, одну пока вытащили. Армен с Катей сидели перед вольером. В тесной клетке стояла на карачках голая девка и тихонько выла. – А ты, Катя, встречала людей, которые от пули заговоренные? – спросил вдруг он. – Есть такие люди, – ответила Катя. – Зря вы привезли ее… – Так мы обменять ее можем! – Никого нельзя под замок сажать… Армен посидел молча. – Я все спросить хотел… Ты тогда подумать обещала… Катя подняла глаза. – Слушай, неправильно это как-то… Мы второй раз видимся, друг друга не знаем совсем. Кто ты, кто я… – Я про тебя все знаю. – Ну, и какая я? – Ты – мечтаешь. Цветы любишь, мультфильмы. Мороженое, наверное… – Какое? – Шоколадное… – Терпеть не могу шоколадное. – Ты не обманываешь никогда. За рулем поёшь, когда одна ездишь… – Я всегда одна езжу. – Летать хочешь. – А сам ты не хочешь разве? – Хочу… – улыбнулся Армен. – Видишь, а говоришь – ничего друг про друга не знаем. Катя подумала. – Знаешь, ты посиди, я к нему поеду. Армен кивнул. – Лопату купить надо, похоронить собаку. – Он сам похоронит. Около операционной дежурил Леша. – Одну достали, – он показал Кате пулю. – На вот, хочешь? – Катя вынула из сумочки бутылку водки. Леша взял с ординаторского стола две пластмассовые мензурки, разлил. – Борю помянем, – и выпил полную. Катя чуть пригубила, взяла пулю, покатала в пальцах. Леша налил еще. – Ну, будь здорова. Замки ты чистенько открыла. – Только зря, наверное… Лучше бы собачек сберечь надо было, – Катя поставила на стол кусочек свинца. Леша внимательно посмотрел на нее. – А что, ты и от пули заговариваешь? – Не всякого… – тихо ответила Катя. – А кого? – Того, кто счастливым не был. Леха плеснул еще немного, достал сигарету. Они помолчали. – Тебе лет сколько, Леш? – Тридцать. – Ты вот был счастлив когда-нибудь? – Был. Когда из ямы выбрался. Летал даже. Леша налил еще и выпил. – А что ты такое сделал, что к тебе ангелы прилетают? – Да ничего… Ждал просто. – Может, он к кому другому летел? Заблудился просто… – Не, там не к кому было… – Значит, ждать надо? Леша улыбнулся и пожал плечами. Камера проехала по темному помещению, типа гаража, потом включили накамерный свет. В цементной яме, прикованный к трубе наручниками, сидел сильно избитый человек в спецназовской форме. Щурился от света. Рядом стояла пластиковая бутылка из-под пепси. – Фамилия, имя? – спросили из-за кадра. – Семенов Алексей… – Громче! – ботинком ему ударили в голову. Леша подождал и повторил. – Звание! – Капитан. – Корабля, нах? – уточнил ботинок после удара. Кто-то хохотнул. – ФСБ, – ответил Леша, пуская кровавые слюни. Ботинок припечатал в третий раз. Камеру опустили, картинка куда то уехала, мелькнули ноги. Видимо, вошел новый человек, произнесли несколько фраз, потом кто-то вышел. Потом в кадре появились чьи-то спина и затылок. – Вспомнил, нет? – спросил человек. Леша помолчал, потом помотал головой. – Вспоминай. Аэропорт помнишь? – Помню. – Сапоги с товаром помнишь? – Помню. – А девчонки этой как фамилия? – Не помню. Человек помолчал, достал пистолет. – Может, тебе ноги думать мешают? – Нет. – Может, ты думаешь, что уйдешь отсюда? – Нет. – Правильно. Если уползешь только. Человек взвел затвор и выстрелил Леше в коленку. Тот выгнулся и ударился головой об трубу. Человек обернулся на камеру, это был Ильяс. – Чего тебе надо? Убери это, – вдруг наехал он на оператора. Камера ушла, свет погас. – Вспоминай. Ответа не было, в темноте грохнул еще один выстрел. – Чего с ней делать-то? – спросил Армен. – Молчит целый день. Катя сидела на лесенке, у выхода на крышу, Леха ходил по комнате. – Вообще-то их сжигают. Керосином полить – и все дела. Будешь говорить? Девка, упершись лбом в решетку, не отрываясь смотрела на мертвого пса Борю, который лежал на столе, завернутый в пальто. – Я бы сжег, даже менять жалко. Ночью Леша сидел за кухонным столом, под лампой. Опять поминал Борю. Потом снял с него пропитанное кровью синее пальто и уложил пса в спортивную сумку. Девка, скрючившись, дрожала в своем вольере. – Чего смотришь? – спросил Леша. – Тебя я по ветру развею. – Дайте укрыться, пожалуйста, – вдруг тихо попросила она. Леша замер на секунду, потом все-таки подошел и всунул пальто ей в клетку. Потом сложил в пакет колбаски из холодильника и кое-что со стола. – В целлофане пирожок – одному щенку должок… А одну тарелку поставил ей. Взял сумку и вышел. Она молниеносным движением провела по складкам. Телефон был в кармане. Она включила его и напряженно ждала несколько секунд, пока табло не загорелось наконец зеленым. Она быстро набрала номер. – Любимый… – прошептала она. – Как ты? Они убиты… Человек спрятан. Сердце бьется… Ты успеешь… С ним Василиса. Меня пусть не ищет, кошка в квартире… Все хорошо, я люблю тебя… По лицу ее текли слезы счастья. Она открыла панель телефона, вытряхнула медный квадратик сим-карты и, закатав его в хлебный мякиш, проглотила. Остальную закуску она сбросила на пол и, разломив тарелку, острым осколком быстро вскрыла себе вены на руках и ногах. На рассвете недалеко от реки, где кончается гранитная набережная, стояла оранжевая Лехина машина. Кружились чайки над трубами завода, стайка собак смотрела, как работает лопатой человек. Он утрамбовал холмик, закинул под кузов лопату и вынул пакет со съестным. Началась печальная тризна, грузовик завелся и уехал. На Марии Ульяновой Леша остановился, поравнявшись с невзрачной «девяткой» с тонированными стеклами. Опустил стекло, подождал. В «девятке» тоже опустилось стекло. – Ну что, выследили кого? – спросил Леша. Парень на пассажирском сиденье переглянулся с водителем, подозрительно посмотрел на Лешу. – Не понял? – Спать меньше надо, пинкертон, – зло ответил Леша и тронул с места. Он опорожнил контейнеры, покормил местных бродяг. Один, хромой, потерся о ногу. Он потрепал его по шее. Маленькая камера на истрепанном ошейнике легко отстегнулась и выплюнула ему в ладонь крохотную кассету. – Гуляй, – сказал Леха, – дембель. Он спрятал камеру с кассетой в карман и достал телефон. – Марии Ульяновой, тридцать, – информация такая. На адресе пусто, наблюдение снимаю… Не знаю, может, умерли, может, через трубу вылетели. Я помойками занимаюсь… В кабине Леша быстро погонял на мониторе кассету. Видел в мутном изображении себя в шапочке и очках, алкаша возле урны, Катю у такси, Армена с девкой… – Извините, вы тут кошечку рыженькую не видели? – раздался вдруг голос снаружи. Перед машиной стояла старуха в толстенных очках, похожих на две лупы. – Нет, не встречал, – ответил Леша и отвернулся. Старуха пошамкала дальше. Но что-то Леху остановило, он подумал, глянул еще в монитор, потом в зеркало заднего вида. Старухи за контейнерами уже не было. Леха выскочил, осмотрелся по сторонам. Двор был пуст. – Эй, пинкертоны, – забарабанил он в окно «девятки». – Бабку видели сейчас? – Чего? – Бабка, бабка в очках! – Ну… – неуверенно подтвердил молодой опер. – Это с двадцать седьмой квартиры, кошку свою с утра ищет… – Тьфу ты, – сплюнул Леша. – Я же тебя спросил, видел кого! – Так бабка… – Бабка! Брать ее надо было! Опера переглянулись. – А кошку не видели, значит? Оба посмотрели на него, как на сумасшедшего. – Нет… – ответил молодой. Леха подумал, посмотрел на окна шестого этажа. – Ну, увидишь, лови ее или кирпичом бей… Хули ты смотришь! – разозлился Леха. – Она сибирскую язву разносит! Он уже завел двигатель, когда услышал вдруг выстрел. Около подъезда старший опер с пистолетом яростно отбивался от двух теток, одновременно пытаясь их успокоить. – Бандит! – вопила одна. – Живодер! На ветках жухлого деревца безжизненно висел толстый серый кот. – Не подходи, говорю! – орал опер. – Заразная она! – Да ты сам заразный, убийца! Барсик, котик мой… – заходясь в плаче, тетка пыталась залезть на дерево, вторая методично лупила опера сумкой по голове. – Пьяный! С пистолетом! – заорал кто-то с балкона. – По кошкам палит! Леша уже было тронулся с места, но молодой, задыхаясь, подбежал к машине: – Слушайте, чего делать-то теперь? Как их успокоить? – Самому застрелиться, – хмуро посоветовал Леша и сел в машину. – Натуралист… – Э-э… Вы куда!.. Вы откуда, я извиняюсь? Как доложить, кто вы вообще есть? – Вообще мусорщик, – ответил Леха, трогаясь с места. – А учился на снайпера… – Не, ну правда… Я не запомнил!.. Удостоверение… – держась за дверцу, взмолился парень – Купил я его, – отрезал Леша. – За двести долларов. Грузовик газанул вонючим черным дымом и укатил. Сзади еще что-то орали, но Леха уже не слышал. Армен ходил по комнате сильно потерянный. Леша в резиновых перчатках изучал осколки тарелки, пальто, разобранный телефон и пол в радиусе двух метров. Тело укрыли простыней. – Ищи сим-карту, – повторял он Армену. – Если найдем, – считай, все… – Ну позвонишь ты им… И что? Кого менять? Не дождавшись ответа, Армен снова уткнулся в пол у себя под ногами. – Маленькая такая, пластиночка… Ищи, ищи… Некуда ей деться… Но все было осмотрено до пылинки, а маленькая пластиночка не находилась. – Ну, не съела же она ее! – произнес Армен. Но Леша посмотрел на него очень внимательно. Катя сидела на крыше, возле голубей. Смотрела на них через решетку. – Я не буду этого делать, – говорил Армен. – Как хочешь. – Я не смогу просто… – Ну, мне, конечно, привычнее в говне ковыряться… – Может, врача найти какого… – Ага. Патологоанатома, на дом. – Я не смогу… – Смотри сам… Они положили тело между антеннами, Леша бросил на гудрон желтые резиновые перчатки. Сверху положил нож. И ушел. Над антеннами стали кружить вороны; если бы не они, Армену, может, было бы легче. Леха курил, отвернувшись лицом к городу. Простыня была наконец сдернута. Из-за ворон заволновались голуби на своих полочках. Армен перекрестился и воткнул нож. Катя тихонько отодвинула защелку и приоткрыла дверцу. – Не надо, их кошки пожрут, – сказал Леша. – Не умеют они на воле… Испачканная кровью золотая пластинка легла Леше в ладонь. Он помыл ее под краном, потом сушил феном. На Армена лучше было не смотреть. Потом телефон был включен, и через полторы длинные секунды табло загорелось. – Меняю одну испорченную ведьму на нашего парня, – сказал в трубку Леха. – Там, где кошек поменьше и ветер дует… Через часок подъеду, чего тянуть… Не один, с девушкой. Леха нажал отбой. – Зашивай свою подругу, – Леха вынул из стойки снайперскую винтовку, нашел бинокль. – Меняться будем. Красная «ауди» съехала с дороги около свалки и остановилась в поле, где шел трубопровод. За рулем сидела Катя, рядом Армен. На заднем сиденье – девка в плотно застегнутом синем пальто и с завязанными глазами. Она сидела справа, так, чтобы ее можно было увидеть со стороны поля. Но в то же время так, чтобы сзади не видно было ручки от швабры, которая поддерживала голову. Армен посмотрел в бинокль. На дальнем конце разрытого поля стояла черная машина. – Видишь, Армен? – спросил по телефону Леша. – Вижу, – ответил он в трубку. – И тебя вижу. По дальней дороге двигался мусоросборщик. – На меня вообще смотреть не надо. Меня здесь нет – один ты. С девушкой. Мусоросборщик миновал черную машину и, отразившись в ее затемненных стеклах, скрылся из виду. – В машине вроде трое, я справа, на свалке, – сказал Леша в свой наушник. – Кстати, стекла у него бронированные. Армен посмотрел направо, но увидел только стаи птиц. Леша поудобнее устроился на крыше «КамАЗа», повел оптикой по полю, остановился на черной машине. Достал тот самый телефон. – Сейчас ты ему звонишь, – сказал он и нажал вызов. – Я тебя вижу, а ты меня? – спросил он у невидимого собеседника. Издали можно было различить, как вышел из машины Армен с телефоном и приоткрыл заднюю дверь. – А ведьму видишь? – послышался из трубки голос Лехи. Бледное лицо с завязанными глазами, кажется, повернулось. Катя, перегнувшись назад, еще пошевелила шваброй. – Ну, теперь высаживай нашего парня, а ее высаживаю. Пусть посидят, а мы подберем… – У меня другой план есть, – сказал в трубку водитель черной машины, опуская бинокль. Это был Арик. – Навстречу друг другу пусть пойдут. А на серединке поговорим. Рядом с ним сидела старуха в очках, напряженно шевеля губами. – Долгий твой план, – закусив губу, ответил Леша. – Зато надежный. А то я парня оставлю, а мимо мусорка поедет… Упакуют его в мусор, не найдешь потом. И Арик нажал отбой. Армен медленно сел на свое место. В трубке он слышал, как отчаянно сплюнул Леха. – Слышал? – Слышал… Армен оглянулся назад. Девка была безнадежно мертва, идти через поле она никак не могла. Армен молча посмотрел на Катю. Оптический прицел переместился с «ауди» на черную машину. Там, тяжело прислонившись к двери, стоял обросший бородой человек. Лицо его было наполовину заклеено скотчем. Стекло водителя было чуть приоткрыто, но сам он был все время за спиной у заложника, и поймать в перекрестье его голову Леха никак не мог. Он перевел прицел опять влево. Около «ауди» стояла девушка в синем пальто. Глаза ее были тоже завязаны, а лицо такое же бледное. – Эх, пусть не спешит тогда, – сказал Леха. Арик опустил бинокль. Отсюда лица под платком было не разглядеть. – Иди пока не спеша, – приказал он. – А сердце я тебе все равно вырежу. – Лучше гадюку поймай, – хрипло отозвался Ильяс. – Она меньше. И, покачиваясь, двинулся вперед. Руки его были скованы впереди наручниками, а на спине были прикреплены проволокой две гранаты Ф-1. Тонкая проволока, пропущенная через кольца, разматывалась через щель тонированного стекла. Леша следил, как медленно сближаются две фигурки. – Ну, что, еще метров тридцать… Стреляй, хоть в воздух, или кричи, чтоб ложились. Сам откатывайся… Леша помолчал немного. – Хотя ты же заговоренный, – он отер пот и, упершись перекрестьем в бронированное темное стекло, тихо добавил: – Должен же ты, сука, дверь открыть. Двое сближались. –.Ну, готовься потихоньку, – процедил Леха. Прицел пополз вправо и вдруг остановился. Что-то Леше не понравилось, а что, он объяснить не мог. И тут он увидел, как шевелятся на пустом месте верхушки полыни. А потом увидел, как блеснула проволока. – Стой, – успел он произнести в последний момент. – На нем растяжка… Они были уже совсем рядом, шли прямо друг на друга. Видеть друг друга они не могли и поэтому разошлись, почти коснувшись плечами. Ильяс на секунду замер, потому что ему показалось, что один браслет щелкнул, а Катя, не останавливаясь, шла дальше вдоль проволоки. – Она к ним идет. Бежать ей надо, – глухо сказал Леха. Ильяс шагал вперед, а потом все же решился пошевелить руками. И почувствовал, что наручник расстегнулся и упал. Еще несколько секунд он шел и держал перед собой свободные руки, а потом вдруг сделал широкий замах за спину и успел пару раз обернуть проволоку вокруг ладони, прежде чем за нее дернули. Прицел метнулся вправо, и один за другим застучали выстрелы в водительское стекло. Пули вязли в нем, как в пластилине, но стекло все-таки пошло трещинами, и Леха отчаянно бил в то же место, до конца обоймы. Перезаряжая, вторым глазом Леша видел, что зачем-то выскочил из машины Армен и бежит по полю, потом черная машина, взревев, наконец рванула задом к дороге, и Ильяса потащило через заросли полыни. – У-у! – замычал Леха и снова припал к окуляру. Машина вывернула и, описав крутую дугу, вдруг двинулась вперед, прямо на них. Пока ослабло натяжение, Армен тут же бросился на проволоку, пытаясь поймать в траве блестящую искру, Леха же видел, как, подпрыгивая и вздымая клубы пыли, машина приближается к Кате, которая будто застыла на месте. Видел, как со свистом и искрами отбивает его пули покатое лобовое стекло. Наконец и Армен понял, что происходит, кинулся туда, крича что-то на бегу и бессмысленно стреляя в землю. Ильяс, корчась от боли, грыз то ли свою руку, то ли металл. Хлопнула дверца, и его опять рвануло со страшной силой, проволока, просвистев по траве, сбила с ног Армена, но тот вцепился в нее, не удержал, вцепился в Ильяса, как будто хотел остановить машину. Их обоих потащило к дороге, пока наконец проволока не оборвалась. А может, ее просто отпустили. Машина уходила так же, задом. Леха был мокрый, как будто его облили водой. Он скатился вниз, зацепился карманом за угол и, разодрав штаны, больно упал, лязгнув своими железными ногами. Потом все же забрался в кабину. По кучам мусора «КамАЗ» стал съезжать на поле. Как горох посыпались с железной крыши стреляные гильзы. Армен, спотыкаясь, возвращался обратно, от дороги. Ильяс сидел на земле, держа на весу порванную руку. Щурился от света. Леша остановился рядом, посмотрел на раненого. Потом достал телефон. – Ладно, не уезжай далеко, – тяжело дыша, сказал он в трубку. – Давай обратно меняться. Ильяс смотрел на него и молчал. – Договоримся, – после паузы сказал Леша и нажал отбой. Потом открыл дверь и постучал глушителем по железной ноге. – Видал? А ты говорил, что я ползать буду. Армен подходил к ним. – Ты не волнуйся, Армен, вернутся они сейчас, – сказал Леша. – Я договорился. – Как ты договорился? – хрипло спросил Армен. – Да обратно поменяемся. Если товарищ твой не против. – Не понял я, – сказал Армен. – Чего тут непонятного, – криво улыбнулся Ильяс. – Любят менты людей ломать. Особенно когда сами сломанные. Ты выбирай, а он порадуется. – А можешь и не выбирать, – уточнил Леша. – Он сам выберет – у него же страха нет. А если не выберет, то я за него уже выбрал. Армен вдруг широко раскрыл рот и заорал. А на дороге из-за холма появилась черная машина. И остановилась. В кармане у Леши зазвонил телефон. Армен кинулся к нему и вырвал трубку. Правда, сказать ничего не мог. – Дай я сам договорюсь, – сказал Ильяс и взял телефон. – Да, Арик… Он послушал немного и ответил: – Перезвони через минуту… Он отдал Армену трубку и с трудом поднялся. – Договорились… Только условие у него. Из-за того, что в первый раз кинуть хотели, теперь обмен – один к двум. Если товарищ твой не против… Он посмотрел Леше в лицо и добавил: – Именно его хочет видеть… Армен, почти обезумев, схватил Ильяса за грудки. – Зачем! Зачем, я тебя спрашиваю! Он же сам хотел кинуть! Он же сам на тебя гранаты повесил! – Э, ну у тебя тоже снайпер сидел… – морщась от боли, отстранил его Ильяс. – Все страхуются… – Скажи, что согласны, – не отводя взгляда, улыбнулся Леха. Солнце начинало клониться к закату. Две машины медленно двигались навстречу друг другу, потом одновременно встали. В окуляр бинокля было видно, как перед радиатором «КамАЗа» появились двое. – Пусть все снимет с себя. Армен, видимо, повторил это из кабины, Леша снял куртку и свитер, вынул из-за пояса ствол и положил на капот. Потом посмотрел на Ильяса, нагнулся и закатал рваные штаны. – Пусть пристегнутся. Леша взял болтающееся на левой руке у Ильяса кольцо наручника и защелкнул у себя на запястье. Показал, что плотно. – До столба пусть идут. Они двинулись вперед. Армен сидел в кабине и тоже смотрел в бинокль. Винтовку держал в руке, но с ней здесь было не развернуться. Дверь черной машины приоткрылась. Катя вышла и, глядя куда-то в сторону, обошла машину слева. Арик вылез и оказался у нее за спиной. Они двинулись навстречу. – Дверь откроешь – стреляю, – сказал в трубку Арик и показал ствол из-за Катиной головы. На Армена она так и не смотрела. Леша и Ильяс шли медленно, до столба оставалось еще метров тридцать. – Я за тобой в Москву приехал, – сказал вдруг Ильяс. – Должок выполнить. За родственника. Дальний родственник, но по закону – ты кровник мой. – Обычай хороший, только от родственника твоего воняло очень. Гексогеном. Он, наверное, так и не мылся с девяносто восьмого года, когда его в Каспийск возил. Так что его при попытке к бегству, в аэропорту прямо… Я тебе тогда не стал говорить… – Зря. Я бы тебе тогда сразу в голову выстрелил… А за девчонку – тоже я отвечал. – Девчонку на приеме пуля ждала. В аэропорту прибытия. Так что этот должок – с тебя списывается. Ильяс подумал. – Чего же ты про девчонку тогда не сказал? – А ты и не спрашивал… Несколько секунд они шли молча. Потом Ильяс спросил: – А как ты из ямы вылез? – Ангел меня вытащил. По воздуху. – Э-э… Не видел я что-то у нас ангелов. – Так он специально за мной прилетал. Армен следил, как сближаются две пары. Когда оставалось совсем немного, Ильяс крикнул: – Здорово, сестренка! – Сюда, оба, – скомандовал Арик, не открываясь. – Э, неправильно так, Арик, – возразил Ильяс. – Пусть девчонка уже к машине идет. – Сюда, оба, – повторил Арик. Леха покосился назад, и Армен понял, что происходит что-то не то. Он увидел, как они оба двинулись вперед, а Катя все стояла на месте. Он бросил бинокль и выскочил наружу. Тут же раздался выстрел, и лопнула фара. Леша с Ильясом сели на землю. – Назад! – крикнул Леха. – Не стрелять! Но Армен не слышал. – Отпускай ее! – крикнул он, и снова над их головой свистнула пуля, ударив в радиатор «КамАЗа». – Не стреляй по машине, урод! – заорал Леха. – Назад, Армен! – крикнул Ильяс. – Ладно, не ссы, он от пули заговоренный, – тихо подмигнул ему Леша. Армен все не хотел возвращаться в кабину, он поднял бинокль дрожащими руками и увидел, что Катя смотрит прямо на него. Она спокойно улыбнулась и показала ему «садись». Он послушался и пошел обратно. И увидел, как уходит от «КамАЗа» по полю черноголовый мальчик. Катя смотрела в ту же сторону и улыбалась. Леша прищурился и сказал: – Вон, про него я тебе говорил. Ильяс обернулся и смотрел на худую спину. – Этот? – Ага… – Опять за тобой? – Не, он один раз помогает, – ответил Леха. – Сюда, оба! – крикнул Арик. – Слышишь, кровник, – тихо обратился Ильяс, – для тебя, вообще, приготовил… Он вынул из кармана две лимонки с обрывками проволоки и придвинул одну Леше. – Сюда, оба! В машину, – крикнул Арик еще раз и повел Катю назад. Они посмотрели друг на друга и встали. Уже у самой машины Леха спросил: – А чего ему от тебя нужно-то? – Сердце… Пока я живой… – Странные у вас все-таки обычаи… Леха открыл заднюю дверь, и они сели. Дверь захлопнулась. Армен забрался в кабину мусоровозки. Прямо на сиденье стояла чугунная суповая кастрюля с крышкой. Армен шел по дороге, не прячась, нес перед собой рыжую кошку. Арик опустил бинокль. Губы его дрожали от нежности и страха. Катя бежала навстречу. Армен схватил ее, закрыл спиной. Кошка вдруг вывернулась и, полоснув когтями, взвилась в воздух. – Не отпускай… – выдохнула Катя. Но было уже поздно: кошка большими скачками понеслась в поле и исчезла между трубами. Армен видел, как открылась дверь машины. Арик вылез, посмотрел на трубы, на них и тщательно прицелился, упершись в крышу. Бежать было некуда, Армен растопырил руки, черный зрачок дула смотрел в их сторону. И в этот момент автомобиль подпрыгнул, как мяч. Волна сдвоенного взрыва выплеснулась из водительской двери, подняв за машиной столб пыли. Они стояли на обочине шоссе, около машины. – Ты подумать обещала… Так и не ответила… Думала или как? Катя смотрела мимо. – Думала… Я и сейчас думаю. – Что думаешь? – поднял глаза Армен. – Вернуться мне надо. В побеге я… – Нет, зачем… Нельзя мне тебя терять больше, – покачал он головой. – Тебе забыть меня надо. Я слово дала… Ждать обещала… – Кого? – Ангела своего. В комнате досмотра Леша пытался открыть наручники, которыми были соединены их с Катей руки. – Чего там у тебя? – спросил сотрудник. – Да ключ потерял… Тот попытался поучаствовать, но Леша отмахнулся: – Сам я… – Мне цыганка нагадала, что сегодня судьба моя изменится. Катя сидела на железном стуле, а на столе стояли раскуроченные красные сапоги. Леша упорно ковырял замок скрепкой. – Это точно. Лет на пять минимум. – Сказала, жениха сегодня встретишь. – А-а… – Правда, она сказала, встретишь, потеряешь, потом снова найдешь. Он ждать будет. – А потом чего? – А потом, говорит, снова потеряешь. И сама ждать будешь. – Долго? – Говорит, долго… Пока ангел не прилетит… – И чего, будете ждать? Катя посмотрела ему в глаза. – А ты будешь? Леша замер, и замок наконец вдруг открылся. – Буду, – тихо сказал он. – И я буду. Красная «ауди» неслась по шоссе, обгоняя тяжелые фуры. Катя была в темных очках, так что слез было почти не видно. Армен сидел на обочине, внизу, на корточках, спиной к дороге. Над ним с ревом проносились грузовики, обдавая пылью и горячим ветром. Дуло он держал во рту, но, когда нажал на спуск, раздался только сухой щелчок. Нажал еще раз – то же самое. Армен проверил обойму – она была пуста. Он отложил пистолет; подумав, присыпал его каким-то мусором и достал ножик «лезерман». …«Ауди» сделала разворот через сплошную полосу и помчалась обратно… Открыл лезвие, пощупал, где бьется пульс на шее, взялся за ножик двумя руками, примерился. Ему на затылок легла женская рука, чуть провела по волосам. Армен почувствовал что-то, замер на секунду. Посмотрел на нож в своих руках, потом сложил его и обернулся. Он пристально смотрел в сторону дороги, наверное на удаляющуюся машину, встал и смотрел до тех пор, пока его фигура не стала совсем маленькой. Армен сидел у окна, смотрел на дорогу. Проносились столбы, деревья, шиферные крыши. У одного милицейского поста он заметил красную машину, за рулем сидела красивая девушка, рядом стояли милиционеры. Он оглянулся на секунду, но автобус проехал, и снова замелькали деревенские заборы, крыши, остановки с людьми. – Как же так? – говорил молодой милиционер, глупо улыбаясь. – А вот так, – отвечала Катя, – прямо из Ростова, с зоны. – Что же вы… Сейчас по сводочке проверим… Это еще два годика добавят… – Да чего мне! Я молодая еще… Подошел с поста старший с бумагой, посмотрел на Катю, в бумагу, хмыкнул и покачал головой. – Куда же ты бегала? – Да на свиданку, – беспечно отвечала Катя. – Не давали долго, я и пошла сама… ' – Ну-ну, – заулыбались оба. – Пристегнуться надо бы, – старший защелкнул наручник на руле и протянул пустой браслет Кате. – Не вопрос, – она подала руку. – Влюбилась, как дура в короля, а волю-то, ее заслужить надо, правильно? – Ну да, в принципе, – согласился дядька-милиционер, доставая мятую пачку «Явы». – Чего бегать-то… Младший вернулся из машины с термосом. – Ну, приедут через часок. Чайку, может? Они сидели в машине сзади и думали каждый о своем. – Арик, а ты ангела тоже не видел? – с сожалением спросил Ильяс. – Я книгу одну прочитал в детстве… «Духи сибирской равнины» называется. Про шаманов и древних людей… Они верили, что любой человек летать может. Если долгов за ним нет… Я мечтал, что встречу такого… Скажи, правда летает он? – Врать не буду, не помню… – отвечал Леша. – Я уже в госпитале очнулся, в Ханкале. Лицо запомнил, а как там, чего… Помог – правда. А насчет летать… Не верю я как-то… …На открытой долине, окруженной безлесыми и круглыми сопками, была оборудована взлетная полоса. Поселок железнодорожников лепился чуть ниже, рядом со строящейся дорогой. На полосе стоял зеленый гигант с четырьмя винтами и тупым носом с красной звездой. Местная гордость – невзрачная «уточка» – казалась рядом с ним просто фанерной птичкой. Народу было много, все слушали оратора на трибуне – военного человека в очках. Речь он держал в тишине: раскосые лица внимали непонятным словам и завороженно поедали глазами самолет. Но, конечно, ни дети, ни взрослые, приехавшие сюда с дальних пастбищ, даже не подозревали о том, на что способен этот аппарат. – …Чтобы из отсталых кочевников вы превратились в грамотных скотоводов, учителей, докторов, электриков и авиаторов… На праздник все это было не очень похоже, может – из-за красноармейцев с винтовками и «форда» со спаренным «максимом» на раме, может – еще из-за чего, но за трибуной стояли прибывшие артисты агитотряда, висели красные флаги на шестах, а лошади и волосатые верблюды отсталых кочевников тихо жевали жвачку. – Победить мракобесие, суеверия, постыдное явление шаманизма – вот ваша первая задача. Кучка безграмотных колдунов дурит вам головы и жирует за счет тружеников-скотоводов. Вы видели, чтобы шаман работал? Нет! Они не работают! Они получают все за то, что показывают вам дешевые фокусы, летают во сне и общаются с духами! – Может, полетаете? – иронично обратился он в сторону кучки людей, которые стояли между красноармейцами. Шаманы молчали. Было их человек двенадцать. – Чудес не бывает! Но сегодня, впервые в жизни, вы все-таки увидите чудо! Чудо техники, чудо советской авиации, самолет, построенный руками ленинградских рабочих, на котором мы прилетели сюда, к вам, по воздуху, за тысячи километров. Человек махнул, кто-то с планшетом пронесся вдоль трибуны, красноармейцы зашевелились, стали растягиваться в цепь, а четыре винта чудо-машины дрогнули и закрутились. С кого-то слетела шапка, заорали дети, толпа отступила. Местный начальник что-то сказал на ухо человеку на трибуне, тот кивнул и, перекрывая шум двигателей, закричал: – Мы прощаемся с шаманизмом навсегда, мы верим в науку и гений человека! Местный начальник, сверкнув лицом, яростным криком перевел по-своему последнюю фразу, и шаманов стали заталкивать в самолет. Люди заволновались. Следом по трапу поднялись человек в очках и местный начальник, и другой, с планшеткой. Самолет покатился, толпа дрогнула, красноармейцы в цепи также взволнованно следили за машиной, которая вдруг оторвалась от земли и взмыла в воздух. Десятки лошадей, сорвав привязи, сметая кибитки и топча людей, рванули в степь. В гудящей кабине по бокам были скамьи и квадратные оконца. Но все двенадцать сидели сзади на полу, в грузовом отсеке. Были они разного возраста – и старики, и помоложе. Военный человек что-то долго объяснял своему помощнику с планшеткой, крича прямо в ухо и тыкая в фотографический аппарат. Потом пробрался по проходу назад, встал для снимка среди шаманов, но что-то не сработало, пришлось вернуться и снова встать, наконец взорвалась магниевая вспышка, ослепив людей на полу. Местный начальник, сам потрясенный происходящим полетом, сначала не расслышал вопроса гостя, потом встрепенулся и закивал. – Итак, вы все шаманы? – обратился человек в очках к тем, кто сидел на полу в хвосте. Вопрос был переведен, но никто не ответил. – Ты шаман? – спросил он старика в лисьей шапке. Тот кивнул. – Говорят, шаманы могут летать? Старик не понял и оглянулся на своих. Все молчали, молчал и черноголовый мальчик, который был среди них. Человек в очках посмотрел из иллюминатора вниз на долину, дал знак помощникам. Один из летчиков, или не летчик вовсе, снял кожаную куртку и, оставшись в вязаном свитере, застегнул на себе страховочный пояс, потом пробрался назад, прицепился к скобе и открыл створку десантного люка. Ветер наполнил кабину, так что говорить стало нельзя. – Летите! – показал человек. Местный начальник схватился за сиденье, а тот, в свитере, дернул ручку второй створки, и пол ушел. Опять полыхнул магний. Через секунду в кабине не осталось никого. С крыши кирпичного трехэтажного корпуса женщины счищали лопатами снег. Сразу за корпусом шла полоса с колючкой, справа вышка, а за ней поле, овражек и снова степь. Отсюда, с высоты, на плоском ландшафте была видна даже ниточка шоссе, федеральная трасса Ростов-Баку. Женщины устроили перекур, одни стояли, опершись на лопаты, другие уселись у стенки. Катя курить не стала, пошла одна за трубы, туда, где ее не было видно. Встала на самом краю, смотрела на волю. По дороге шли машины, ехал автобус. По краешку крыши трусила старая рыжая кошка. Замерла, вытянула шею, покралась тихонько. Но горлица потопталась чуть на месте и взлетела. Полетела через колючку, в поле. Кошка постояла, посмотрела в небо и поплелась обратно ни с чем. |
||
|