Шинкарев ВладимирПапуас из Гондураса

В.ШИНКАРЕВ

ПАПУАС ИЗ ГОНДУРАСА

(бред в двух частях)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ФРАНЦУЗ Х (с ожесточением, вроде:

я тебе покажу кузькину мать):

Я научу вас любить жизнь!

(из какого-то кино)

Бывают дни, когда одна дурь в голове."

Р.Музиль

Мне лишнего эпиграфа не жалко:

Великие люди не напрасно пишут

трактаты о больших носах."

Л.Стерн

3

. .

Заточник Валерий Марус, придя домой с призводства, даже не успев поесть и отдохнуть, зачастую включает в работу при бор... Нет, не прибор и не аппарат... Включает в работу ма шину, представляющую собой обВемистую коробку с экраном. Назначение машины - воспроизводить на экране тяжелый и неин тересный бред. Эта всем знакомая машина называется телевизо ром, ее можно увидеть в самом неимущем доме.

В описываемый период времени Валера каждый день прихо дит с работы чуть поддатый и смотрит многосерийный теле фильм. Иногда он пропускает целую серию, иногда застает только конец; иногда, осоловелый, вскидывает глаза на теле визор только при звуках выстрелов и громких криках. Случает ся, вероятно, что происходящее домысливается им в полудреме. Бывает, что он по ошибке смотрит другую программу.

Вот Валера включает телевизор и тяжело плюхается на раскладушку.

На экране - толпа людей в тельняшках и ватниках, с пла катами "MITKY'LL ALWAYS BE IN A SHIT" ("МИТЬКИ ВСЕГДА БУДУТ В ГОВНИЩЕ, англ.). Голос диктора за кадром: - Мощная волна манифистаций против бесчеловечности... Валера, выматерив шись, встает с раскладушки и переключает телевизор на другую программу.

Юрий Сенкевич: И в заключение нашей передачи интересный видеосюжет из Франции. Хочу предварить его любопытными дан ными опроса общественного мнения, которые проводит влиятель ный буржуазный еженедельник "Монд". В середине восьмидесятых годов вопрос, хотят ли они на кого-либо походить отвечали отрицательно 70 процентов сознательного мужского населения Франции, 30 процентов хотели бы походить на широкий спектр популярных киноактеров и рок-музыкантов, причем больше всего голосов получили Дэвид Бауи и Сильвестр Сталлоне.

Сейчас картина резко изменилась. Только 9 процентов французов довольны своей внешностью, а Сильвестра Сталлоне и иже с ним идеалом мужской красоты считает только 1 процент, 90 процентов населения Франции мечтают быть похожими на Дмитрия Шагина. Желая вернуть себе утраченную популярность, такие известные в прошлом актеры, как Жан Луи Барро и Жан- Поль Бельмондо отрастили бороды лопатой и подолгу лежат не подвижно, часто употребляя жирную пищу и пиво. Наш коррес пондент на днях просил прокомментировать это явление извест ного публициста, философа, писателя и драматурга Жан-Поль Сартра." КОРРЕСПОНДЕНТ (говорит в микрофон, стоя спиной к Жан-Поль Сартру, сидящему на раскладушке в углу роскошно обставленной залы. Жан-Поль Сартр слушает по кассетному магнитофону "Мат росскую тишину", притоптывая валенками и помахивая кулаком): Новая мода стремительно захватила Париж. Лучшие аристократи ческие клубы раскрывают своим членам двери только в том слу чае, если на них одеты тельняшки и ватники, да и в любой ресторан первого класса вас теперь вряд ли пустят без ватных штанов (поворачивается к Сартру) Мсье Сартр, разрешите за дать вам несколько вопросов о... САРТР (ласково рычит): А ты к интервьюшечке-то хорошо подго товился? КОРРЕСПОНДЕНТ: О, да! Я внимательно прочел ваш труд "Из эк зистенциализма в говнище" и хотел бы... САРТР (с некоторой тревогой): Дык я тебя спрашиваю: ты к ин тервьюшечке-то хорошо подготовился?

4

КОРРЕСПОНДЕНТ (недоуменно молчит) САРТР (с сильной тревогой): Как, совсем не подготовился? КОРРЕСПОНДЕНТ (внезапно все поняв, достает бутылку Клошарс кого вина и учтиво подает Жан-Поль Сартру). САРТР (с криком "От настоящий браток!" вытаскивает зубами пробку, отмечает на бутылке ногтем какую-то черту и, запро кинув голову, пьет.) КОРРЕСПОНДЕНТ: Мсье Сартр, разрешите задать... САРТР (ласково кладя руку на корреспондента): А за что-ж ты так-то? Будешь потом говорить, что Сартрушка тебя обожрал... КОРРЕСПОНДЕНТ (берет бутылку и делает глоток). САРТР (с яростным криком "Стой, гад!" отбирает бутылку). КОРРЕСПОНДЕНТ: Мсье, Сартр! Разрешите... САРТР (горько): Пришел в жопу пьяный, все выжрал... (протя гивая бутылку обратно корреспонденту) На! Пол-бутылки выжрал - так допивай уж всю до дна, коли так!... Юрий Сенкевич: На этом разрешите попрощаться с вами, дорогие товарищи! И т.д.

Разумеется я шучу. Ничего такого на самом деле не пока зывают. На самом деле на экране телевизора хорошо упитанный мужчина на фоне группы рабочих. Упитанный мужчина обВясняет корреспонденту: -- ... Будут выполнены.

Голоса рабочих: Верно! Выполним!

Упитанный мужчина: Но главное для нас на производстве помнить, что каждый человек - это личность.

Рабочие (повесив головушки): Верно. Лишность. (Совер шенно очевидно, что рабочие, как, вероятно, и упитанный муж чина, производят слово "личность" от слова "лишний").

Валера переключает телевизор на третью программу. -- Не оставляйте надежды, маэстро, Не убирайте ладоней со лба!

Допев, Окуджава молча сидит, улыбаясь.

-- У меня вопрос! - звучит в зале, Окуджава, щурясь, ищет по залу говорящего.

-- Да здесь, здесь! - раздраженно говорит женский голос - сектор пять!

Окуджава не может отыскать даже сектор пять и публика начинает хихихать над его непонятливостью. Наконец находит.

-- Булат Шалвович, - говорит девица штурмового вида лет пятнадцати, одетая тысячи на три, как почти все в зале, - я хочу спросить: почему вы не поете острых песен?

Окуджава искренне веселится:

-- Это каких-же - острых?

-- Ну, таких, как например... У Боярского.

-- Я не знал, что Боярский пишет... Острые песни.

-- Спасибо. Булат Шалвович, а почему вы не пишете про любовь?

-- Вы знаете, я уже стар... Но я пишу только про лю бовь!

(Ведущий смеется, приглашая этим посмеяться и всю моло дежь.)

-- У меня вопрос, сектор восемнадцать! - Снова канитель с поисками спрашивающего. Им оказывается юноша весь в цепях, в браслетах с шипами, парик из конских волос перехвачен ошейником:

-- Булат, скажи, как ты относишься к "металлическим" группам?

-- Ну мне приходилось видеть пару видеофильмов об анг лийских "металлических" группах, но...

5

-- Это совсем не то! - радостно кричит металлист, торо пясь представить себя, - Я говорю про советское движение "металлистов", мы носим цепи потому, что в нашей стране мно го металла, потому что мы рабочие... Мы начали играть метал лический рок гораздо раньше всех в мире!

-- Нет, мне не приходилось слышать отечественного "ме таллического" рока.

Юноша надменно садится.

Ведущий, широко улыбаясь, благодарит Булата Шалвовича Окуджаву за выступление, и тот под жидкие аплодисменты ухо дит. Ведущий сгоняет с лица улыбку и серьезно говорит:

-- Дорогие друзья, я вижу, вы все любите музыку, ходите в дискотеку. Вы хотите современно одеваться, ведь так?

Из зала вразнобой: Так!

-- Но посмотрите, как это иногда печально кончается.

Зал недоуменно хихикает. На большом экране залу показы вают допрос, или скорее разговор с девушкой пятнадцати лет, учащейся ПТУ, домушницей.

-- Маша, скажи, зачем тебе нужно было столько денег? Ведь только за последнюю неделю ты ограбила двенадцать квар тир.

Маша сидит сгорбившись, спрятав лицо.

-- Мне нужны были деньги... Я хотела хорошо одеваться.

-- Но почему ты ограбила столько квартир? Почему ты не пошла работать, не заработала деньги честно?

-- Столько заработать нельзя... Если бы я пошла рабо тать, меня бы все обсмеяли на дискотеке...

-- Но разве можно грабить квартиры, добывать деньги так нечестно?

-- Нельзя... Я даже хотела работать, но меня еще не брали... А если плохо одеваться, с тобой никто и разговари вать не будет. (Маша смеется).

Экран гаснет, ведущий обращается к залу.

-- У нас в гостях Олег, знакомый Маши по дискотеке. Встань, Олег!

Поднимается штурмовик лет пятнадцати.

-- Скажи, Олег, ты ведь знал Машу?

-- Да, встречались на дискотеке.

-- Она хорошо одевалась?

-- Да, современно одевалась.

-- А ты хорошо одеваешься?

-- Ну, я стараюсь современно одеваться.

(Валере не кажется, что Олег хорошо одет, ему кажется, что эти надутые ватники, страшные брюки и сапоги должны сто ить дешево, а последним криком моды Валера считает джинсы.)

-- Олег, а где ты достаешь деньги, чтобы хорошо оде ваться? Ты ведь еще не работаешь.

-- Ну, где все достают... Стараюсь экономить...

-- Ты оправдываешь Машу?

-- Нет. Зачем? Грабить квартиры нельзя. Конечно нужно современно одеваться... Но нельзя квартиры грабить.

-- А тебе нравилась Маша?

-- Нет. Хоть она и стала современно одеваться, она мне не нравилась. У меня выше интеллектуальный уровень.

Ведущий обрадованно:

-- Вот! (внезапно подносит микрофон рядом сидящей де вушке лет семнадцати) - А как вы считаете, что важнее: ин теллектуальный уровень или возможность хорошо одеваться?

Девушка, застигнутая врасплох:

6

-- Ну... Конечно, одеваться надо современно...

(Валере делается невтерпеж смотреть на всех этих сексу альных девочек, он переключает молодежную передачу и вот тут-то все и начинается.

Дикторша: Дорогие товарищи! Сегодня мы начинаем показ нового многосерийного телевизионного фильма "Папуас из Гон дураса", созданного кинематографистами города на Неве.

Сказав это, дикторша долго молчит, победно улыбаясь, будто она сама создала этот телефильм. Потом долго показыва ют невыразительный титр: Многосерийный телевизионный фильм.

Валерий встает и ищет по комнате штопор. Вдруг из теле визора урезывает такая разбойничья музыка, что Валера опро метью подбегает и жадно смотрит на экран.

Титр: По заказу государственного комитета по телевиде нию и радиовещанию СССР.

Валерия не интересуют титры, он продолжает искать што пор. Найдя, он делает свое дело и, утирая губы, садится на раскладушку.

ПЕРВАЯ СЕРИЯ. ОСТРОВИТЯНИН

Столько лет один, на острове

и ни минуты покоя! Нет, все-таки

зря его не сожрали дикари..."

Ю.Нагибин

Стояла обычная для этих мест пасмурная погода. Ледяной ветер катил валы свинцового Средиземного моря на мрачный Ла зурный берег. Моросил пронизывающий дождь.

Лорд Храм Хронь, расставив ноги, грузно стоял на терра се своего неприютного палаццо и, насупив брови, напряженно глядел на море. Как всегда, он считал волны.

(К сожалению, почти любому телезрителю ясна причина этого несколько парадоксального начала - сВемки проводятся на берегу Финского залива. Лорд Хронь смотрит прямо на тем ный силуэт Кронштадта. Проплывают последние в сезоне тепло ходы. Чайки, как черная бумага, клочьями носятся в воздухе.

Но Валерий не замечает этого, не будем же придираться и мы.)

Лорд Хронь, насчитавшись досыта, надвинул поглубже тре уголку и пошагал по лужам домой. (Камера скользит по белесым камням террасы, изВеденным какой-то ржавчиной и мазутом. Звучит жуткая, настороженная музыка.)

7

. .

Мы преклоняемся перед Гете имен

но потому, что его произведения,

хоть мы и находим в них собран

ный вместе всякого рода хлам...

Представляют собой обВективно

увиденную картину."

Д.Танидзаки

Роскошно обставленная столовая в палаццо лорда Хроня.

За большим овальным столом лорд Храм Хронь с аппетитом хлебал суп Жульен в сопровождении своей дочери, леди Елиза бет Хронь, невзрачной провинциальной девицы тридцати лет, приживалки фрау Маргрет Моргенштерн, лютой особы, старого друга Питера Счахла.

Бедняга Питер, весь белый, субтильный, давно переступил последнюю стадию злокачественного развития чахотки. При по пытке что-нибудь сказать он заходится в приступе мучительно го кашля, топает ногами, рвет кружева на груди так, что зо лото сыплется с кружев, смахивает со стола дельфтский фаянс. Поэтому за его спиной стоял негр, который во время этих приступов крепко сжимал беднягу в своих стальных обВятиях, не давая и пикнуть. Вообще негров в столовой довольно много - они попарно стояли у каждой двери, голые по пояс, в сафья новых шароварах, с какими-то идиотскими тюрбанами на голове. У некоторых опахала.

(Валера Марус откинулся на раскладушку и захохотал. Он представил себе, что и в его комнате день и ночь слоняется парочка голых по пояс негров - раскрывают перед ним двери в туалет или на кухню, отгоняют комаров своими опахалами. Ночью блестят выпуклыми глазами, похожими на яичницу гла зунью.)

Лорд Хронь, вычерпав ложкой весь суп Жульен, отодвинул от себя тарелку, утер лоснящийся рот, вмазал локтем крупные брызги супа в скатерть.

Лакей в буклях принял тарелку, вопросительно заглядывая лорду в глаза. Тот в знак утверждения громко хлопнул в ла дошки (у лорда ручки маленькие). Тотчас несколько негров, голых по пояс, внесли несколько бутылок портвейна и стаканы.

Питер Счахл, несколько оживившись, попытался сказать что-то, указывая на бутылки дрожащим перстом, но зашелся в приступе мучительного кашля. Он едва успел прижать к губам тонкий батистовый платок, как негр схватил его и сжал в сво их маслянистых обВятиях.

-- Дай ты парню выпить спокойно, - пробормотал лорд Хронь, раскупоривая бутылку...

Освободившись, бедняга Питер посмотрел на платок и с горечью, укоризненным видом показал сотрапезникам: на платке выделялись алые пятнышки крови.

Леди Елизабет, славная девушка, смотрела на платок с неподдельным волнением. Фрау Маргрет Моргенштерн посмотрела, как вурдалак.

Лакеи и негры зажгли свечи.

-- Вот оно, шут его дери, - задумчиво сказал лорд Хронь.

(Делается заметно, что лорд Хронь не является глубоко образованным и вообще интеллигентным человеком; авторы жела ют придать фильму социально-критический оттенок. Ну скажем прямо: образование лорд Храм Хронь получил в церковно-при ходской школе, да и кончил-то только три класса, четвертый

8

коридор. В обществе он, однако, умел это скрыть, отчасти по своей малокоммуникабельности. Лорд придавал не слишком много значения тому, что не входило в круг его интересов, весьма, впрочем, неширокий.)

-- Позволю себе напомнить, что наша трапеза прервала отчет капитана, - произнесла фрау Маргрет в наступившей ти шине. Фрау Маргрет, когда говорит, покачивает челюстями, как акула.

Во вновь наступившей тишине слышно, как лорд Хронь отх лебывает вино. Лакеи и негры с почтением взирают на него.

-- Вбанги, позвать капитана! - мрачно изрекла фрау Мар грет Моргенштерн.

-- Я, фрау, - кланяясь, ответил голый по пояс Вбанги и, подойдя к двери, зычно крикнул.

Веселый капитан с почтительным полупоклоном вошел в столовую; машет шляпой, улыбается. Даже фрау Маргрет чуть заметно улыбается ему, обнажив два мощных клыка, а у леди Елизабет рот открылся до ушей. Бедняга Счахл улыбался прек расной предсмертной улыбкой: играйте, дети, вам жить, а мне помирать. Лорд Храм Хронь не обратил на вошедшего особенного внимания: он держал бутылку над стаканом, экономно выжимая из нее последние капли.

Лакей в буклях принял у капитана шляпу и степенно ото шел к толпе полуголых чернокожих.

(Валера сильно зевнул и переключил телевизор на другую программу. Ему скучно, неинтересно. На другой программе мед веди в юбочках медленно играют в хоккей с полуодетой красот кой. Валера некоторое время лениво смотрел на этот чудовищ ный кошмар, но оператор фиксирует телекамеру на несчастных животных, а не на красотке, и Валера, грязно выматерившись, снова переключает телевизор на "Папуаса из Гондураса", решив смотреть его до конца. Вообще говоря, механический зритель ный корм, предлагаемый нам телевидением, как правило, предс тавляет собой разлагающий душу, но неинтересный бред, а зна чит, таковым же надлежит быть и моему повествованию... Ну, ладно, посмотрим.)

-- Как только судно приблизилось к неотмеченному на картах острову, - оживленно рассказывает веселый капитан (на экране показывают куски моря, суши и многое из того, о чем идет речь), - впечатление о его необитаемости резко рассея лось. Там и сям виднелись следы разумной, или я бы скорее сказал - рукотворной деятельности. В разных направлениях ос тров перегораживали изгороди, заборы и частоколы, сооружен ные без видимого назначения. На берегу, также окруженное за бором, стояло небольшое деревянное сооружение, напоминающее, миль пардон, леди, туалет - каковым оно впоследствии и ока залось. Что все это означало? Зачем? Я достал подзорную тру бу и тщательно осмотрел остров в поисках костра или дыма известно, что обитатели необитаемых островов постоянно утом ляют себя разведением костров в надежде на то, что проплыва ющие мимо корабли обратят на них какое-нибудь особое внима ние.

Однако ни костра, ни дыма видно не было; то есть дым был, но то был дым огнедыщащей горы, возвышающейся среди ос трова.

Подзорная труба сильно увеличила дикое впечатление от острова. Бесконечные ненужные изгороди пугали воображение развлечение сумасшедших, а, может быть, кто-нибудь проделал этот каторжный труд, чтобы убить время?

9

Когда я был готов принять решение поворачивать оглобли подобру-поздорову от греха подальше, ко мне подошел супер карго и молча указал на лежащий в небольшом углублении странный предмет, напоминающий ящик, а скорее гроб... И бла годарите Бога, сэр, что я все же решился подойти к этому бе зумному острову! - победно заявил сияющий капитан.

Лорд Хронь с обычным для него выражением спокойной глу пости молча смотрел на капитана.

-- К делу, капитан, к делу, короче! - металлически ут робным голосом произнесла фрау Маргрет.

-- Извольте, сударыня, извольте! Это предложение блис тательно подтвердилось - то был в самом деле гроб, в кото ром-то и лежал единственный обитатель этого острова.

-- Дохлый? - осведомился лорд Хронь.

-- Самое гнетущее и торжественное в мрачной обстановке этого острова заключалось в том, что нет!

-- Что "что нет"? - с нетерпением спросила фрау Марг рет.

-- Бедняга лежал в гробу заживо.

-- Однако, вы мне изрядно надоели, капитан, - устало обВявила фрау Маргрет, - Почему нельзя рассказать коротко, конкретно, без эмоций и по порядку?

-- Я тогда вообще ничего рассказывать не буду!

-- И без истерик. Ну, подошли вы к гробу...

-- Я велел спустить на воду две отлично просмоленные лодки, в одну из них, нагруженную выше планшира, сел сам...

-- Подошли вы к гробу! Дальше!

-- Бедняга лежал в гробу. Кто он такой? Зачем лежит здесь? Я заговорил с ним и по-испански, и по-французски, и по-блатному - все было напрасно. Бедняга разучился говорить. Он молча, хмуро и выжидательно глядел на команду судна, скрючившись в своем гробу.

К вечеру он опился красным вином и умер, так и не про ронив ни слова - вот как немилосердна оказалась к несчастно му судьба! Я как представлю себе, что он долгих двадцать лет мыкается по острову между своих изгородей, выходит на сине- оранжевый берег, вытягивая шею, ищет глазами кораблей...

-- Откуда вы взяли, что именно двадцать лет?

-- Из дневника, любезная фрау Моргенштерн, из дневника - вот откуда! Несчастный вел дневник. К сожалению, он так изВеден плесенью, что я мог понять только часть, но и этого было достаточно. Да, да, господа! Видит Бог - вполне доста точно!

-- Боже, действительно, достаточно. С меня вполне дос таточно вашей болтовни, сэр!

Капитан, приосанившись, раздул ноздри. Неожиданно лорд Хронь издал удовлетворенный возглас:

-- Да! Худо-бедно, а нажористый портвейн!

Некоторое время все смотрели на него выжидательно, но оказалось, что это все, что он хотел сообщить.

-- А мне, фрау Маргрет, так интересно показалось... нерешительно сказала леди Елизабет.

-- А показалось, так перекрестись! - вступил в разговор лорд Хронь. Он сделался умилен и добродушен.

Питер Счахл с горечью посмотрел на него и зашелся в приступе мучительного кашля. Откашлявшись в платок, он пос мотрел на него и молча и укоризненно продемонстрировал всем присутствующим: на платке алели пятнышки крови.

-- Продолжайте, капитан, - сказала фрау Маргрет, нес

10

колько облагороженная этим зрелищем, - не будем горячиться, но и переливать из пустого в порожнее не будем, ведь у всех нас свои дела - у вас свои, у меня - свои, у лорда Хроня свои.

Лорд Хронь молча занялся своим делом, и капитан продол жает:

-- Много лет назад буря выбросила на берег одинокого отшельника. Время не пощадило беднягу, однако сохранило часть его трагического наследия, изВеденного, как я уже упо мянул, к несчастью, плесенью.

Не буду говорить о мытарствах и невзгодах (связанных с непослушанием родителям), испытанных беднягой, с момента рождения до роковой случайности, оборвавшей цивилизованный период жизни горемыки. Да, собственно, и про жизнь на остро ве что говорить долго?

Двадцать лет шлындал он по острову, то впадая в свойст венное механхоликам нетерпение, то принимаясь неторопливо налаживать быт.

Почти каждая запись в его дневнике начинается фразой "тщательно все обдумав". Это постоянное "тщательно все обду мав", касающееся вещей очевидных, могло бы вызвать улыбку, но осторожность бродяги, так наказанного судьбой, понятна, простительна и трогательна.

Уже устраненная опасность неизменно вызывает у него ужас - после единственного землетрясения несчастный так и не решился залезть в пещеру за своими нехитрыми пожитками. Ис купаться в море он боялся из страха перед бурями, отливами и морскими чудовищами. Лодкой, имеющейся у него, он не пользо вался ни разу. На огнедышащую гору горемыка и посмотреть бо ялся, и уж, конечно, ни разу к ней не подходил.

Вот, например, одна из записей:

"С утра грянул сильный гром. Упав в испуге, пролежал два дня без движения."

-- А почему вы нашли его, лежащим в гробу?

-- В последние, наиболее тягостные годы одиночества, несчастный все чаще сетовал на то, что, мол, "некому меня, несчастного, схоронить". Полгода напряженного труда ушло на постройку гроба, после чего бедняга задался вопросом: кто же его туда положит после смерти? Единственный выход заключался в том, чтобы подолгу лежать в гробу и ждать смерти. Дневник последних лет пестрит записями типа: "5 октября. Весь день лежал в гробу, но смерть нейдет".

Несчастный сосредоточился на похоронной теме настолько, что некоторые записи я склонен приписать его расстроенному воображению. Например: "10 мая. У меня на острове родилось три сына..."

-- Как? - вскричал Питер Счахл, мучительно закашляв шись.

Капитан строго взглянул на Питера и продолжил: "... Три сына, три здоровых молодца. Первого я назвал Не Кит А Кот, второго - Не Кот А Кит, третьего - И Кот И Кит. Но рано я радовался, все равно некому будет меня схоронить: всех троих кау-кау антропофаги-антропософы".

-- Что такое "кау-кау"?

-- "Кау-кау" по-туземному - сожрали.

-- Судя по именам, это были сыновья от туземки?

-- Фрау, в дневнике нет больше ни слова, проливающего свет на этих странных сыновей, нет ничего и про антропофа гов-антропософов. Конечно несчастный очень боялся туземцев,

11

и защищаясь от них, перегородил весь остров, но ни разу он не упоминает о том, что кого-либо видел, за исключением странной записи: "20 мая. Боже, как мне надоела эта пьяная матросня!"

Судя по этим словам, можно предположить, что остров все же посетило по крайней мере одно цивилизованное судно, но вы же знаете нравы матросов нашего торгового флота: высадившись на берег, все страшно перепиваются и общение с островитяна ми, в том числе обитателями необитаемых островов, сводится к выяснению вопроса о том, где достать бражки или самогону. К мольбам о помощи они совершенно глухи и более чем вероятно, что на просьбы несчастного представить его капитану, матросы отвечали пьяным гоготом и пожеланиями "сидеть, где сидишь", "не рыпаться" и т.д.

Следующая запись поражает своей безысходностью: "27 мая. Господи! Опять никого, никого! Хоть бы инопланетяне ка кие-нибудь пожаловали! Я настолько одичал и опустился, что сегодня, выйдя из дома, не застегнул штаны (при этих словах фрау Моргенштерн бросает выразительный взгляд на лорда Хро ня. Однако лорд, убаюканный речью капитана, уже давно прижал уши и спокойно уснул.) Так я дойду до того, что буду купать ся голым и мочиться под кусты!"

Надо сказать, что туалет был первой постройкой острови тянина по прибытии на необитаемый остров. Тогда он был полон сил, замыслов, записи отличались краткостью. Вот одна из первых записей: "Январь-июль. Строил надежный туалет. Тща тельно все обдумав, сделал пока только одно очко".

-- Все это бесконечно поучительно, капитан, но неужели весь ваш доклад будет иметь только общеобразовательный ха рактер? Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что лорд Хронь не может, просто не имеет права отдавать столько времени выслушиванью бесплодных побасенок?

-- Сейчас вы убедитесь, фрау, что мой доклад имеет иск лючительное прикладное значение. Перехожу к главному.

Много лет назад буря разбила об остров несчастного ост ровитянина еще один корабль - то есть сам корабль оказался совершенно цел и был скромным подарком судьбы злополучному отшельнику, но весь его экипаж, до последнего человека, раз бился или утонул.

Цитирую дневник:

"Тщательно все обдумав, я вошел в каюту, которая, по всем признакам, принадлежала капитану - об этом свидетельст вовало ее убранство и богатство отделки. На стенах висело несколько картин в богатых золотых рамах, одна из них, кисти Феофана Грека, изображала обнаженную нимфу и сатиров. Судя по всему, картины стоили дорого, но я с горечью подумал, что мне, в моем положении, их все равно никому не продать, а, стало быть, они являются для меня бесполезным хламом. На ши фоньере красного дерева, который я впоследствии перетащил в пещеру, стояло несколько книг на незнакомом языке, по-види мому, на португальском. Тщательно все обдумав, я прихватил и их, надеясь со временем изучить язык (забегая вперед, должен признаться, что сколько бы раз впоследствии я не брался за книги, понять языка так и не смог. Таким образом, единствен ной книгой на английском языке у меня была Библия, но читать ее было недосуг).

Открыв шифоньер, я прежде всего увидел полудюжину рубах тонкого голландского полотна, которые впоследствии мне очень пригодились, и поставец с дюжиной бутылок хорошего портвей

12

на, который мне немедленно очень пригодился. Еще в шифоньере лежал большой мешок с золотыми монетами: соверенами, дубло нами, дукатами и реалами. "Бесполезный хлам! - с горечью по думалось мне, - Я отдал бы тебя весь за бутылку". Однако, тщательно все обдумав, я прихватил эти деньги с собой.

-- Любопытно бы узнать, где они? - быстро спросила фрау Моргенштерн.

-- Терпение, фрау, терпение! Терпение, терпение, терпе ние и еще раз - терпение! В глубине шифоньера стоял неболь шой ящик, взомав который я на минуту лишился дара речи: в нем лежал знаменитый алмаз Карбонадо!

-- Где же он? - обретя дар речи, вскрикнула фрау Марг рет.

Лорд Хронь, вздрогнув, вырывается из обВятий Морфея и испуганно смотрит на присутствующих. У леди Елизабет нижняя челюсть отвисает до ключиц, а бедняга Питер Счахл заходится в приступе мучительного, нестерпимого кашля.

Через минуту востанавливается почтительная тишина, и капитан торжественно продолжил:

"Да! Мои глаза не обманывали меня: передо мной лежал знаменитый алмаз Карбонадо! Алмаз ослепил меня своей величи ной и блеском, я едва мог удержать его в одной руке.

"Боже мой! - с горечью подумал я, - и подумать только, что этот алмаз, поисками которого занят весь цивилизованный мир, достался мне: мне, для которого он является всего лишь бесполезным хламом! Карбонадо! Алмаз, оцененный в свое время в пятьсот золотых мараведи, лежал в моей руке!"

-- Чего, чего? Что за... Мандула? - осведомился лорд Хронь.

-- Мараведи. Такая большая денежная единица.

-- Это сколько же будет рублей?

-- Сколько, сколько... Пятьсот! Золотых! Мараведи!... страстно прошептала фрау Моргенштерн.

"Тщательно все обдумав, - продолжает читать капитан, я решил прихватить алмаз с собой и закопать в надежном месте вместе с деньгами..."

-- Так где же он сейчас? - тревожно спросила фрау Марг рет.

-- Закопан в надежном месте, фрау, - спокойно ответил капитан, отведя глаза от рукописи.

-- И вы не выкопали его из надежного места?

-- Бедняга испустил дух, не открыв нам тайны. Целый ме сяц команда судна вскапывала и перелопачивала остров, но все поиски остались тщетны. Никакого надежного места мы не обна ружили. Понадобятся усилия большой группы людей - на мой взгляд было бы целесообразно привлечь к такому делу негров. Итак, я продолжаю: "Ящик, в котором хранился алмаз, заключал в себе еще и обВемистую рукопись, представляющую собой, так сказать, биографию алмаза, начиная с его появления на рынке, что случилось во Флоренции в XVI веке..."

Звучит жуткая, тревожная итальянская лютневая музыка, и застывший в значительной позе капитан заслоняется титром: КОНЕЦ 1 СЕРИИ.)

13

ГЛАВА ВТОРАЯ. ВЫСОКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ

Люди, пришедшие на смену великим

эпохи средневековья, были настолько

низки, что отказали ей в названии

культуры." .

Г.К.Честертон

Возрожденческое мирочувствование,

помещая человека в онтологическую

пустоту, тем самым обрекает его на

пассивность, и в этой пассивности

образ мира, равно как и сам чело

век, рассыпается на взаимоисклю

чающие точки - мгновения." .

П.Флоренский

На следующий день совершенно трезвый и злой Валера Ма рус, сделав коммунальную уборку, включил телевизор аккурат перед началом "Папуаса из Гондураса".

. .

На экране прекрасная Италия в конце периода Высокого Возрождения. Кубы золотых на закате крепостей виднеются на отдельных холмах. Между желтых хлебов по дороге скачут два всадника в черном.

-- Чем более жажду я покоя, тем дальше он бежит от ме ня. Вот и ныне предпринял я путь во Флоренцию в надежде от дохнуть от скотства всех скотов и хуже, чем скотов, обиваю щих порог моего повелителя, а пуще всего этой старой негра мотной скотины Буонаротти, непрестанно клянчущего у светлого моего покровителя деньги за свои корявые поделки - так что мне иной раз не перепадало и десятка скудо! Также должен был я на время скрыться из Рима из-за одного поганого ярыги, рыскающего за мной с компанией таких же, как он бандитов за то, что я очистил Рим от одного шалопая, братца вышеупо мянутого поганого ярыги.

И вот я, распеленав шпагу, с деньгами при себе, выехал ночью во Флоренцию со своим отчаянным слугой Джулиано, доб рым и очень набожным, как и я, малым, только весьма охочим до женушек и страшным забиякой - так, что случалось ему за день ухлопать двоих, а то и пятерых - и все по разным пово дам!

Имея спутником такого хорошего малого, я и не заметил, как скоротал дорогу до Флоренции за веселыми рассказами мое го слуги, лучше которого и свет не знал.

По приезде я не мешкая направился к великому герцогу Козимо, покровительствующего всем художникам, и если уж та кой проходимец, как Челлини, при его дворе катается как сыр в масле, сколь же больше почестей должно полагаться мне?

Обратившись к герцогу с этой и ей подобными речами, я весьма его к себе склонил, и он попросил немедля показать образцы моего искусства. Я, недовольный, возразил, что их у меня покуда нет, но как только он предоставит мне деньги, мастерские и место, где приложить силы, как-то, например, расписать что-нибудь, то я немедля явлю ему все свое немалое мастерство.

Пока обескураженный герцог размышлял, я не переставая хулил его прихлебателей Челлини и Бендинелли, за здорово жи вешь получающих до двухсот и более скудо жалованья, не счи тая выклянченного сверх того.

-- Удивляюсь только, - в завершенье произнес я, - поче му один из этих отирал не ухлопал до сего дня другого, или

14

"не замочил", как публика такого рода изВясняется. Вот уж, воистину получилось бы как по-писаному: один гад пожрал дру гую гадину. Ведь Бенвенуто за свою поножовщину давно заслу жил веревку на шею.

Герцог взял тогда в руку чашу работы названного Бенве нуто Челлини и сказал: "Да, у Челлини было много неприятнос тей и в Риме, и в Милане, да и во Флоренции... Но неужели твой вкус так высок, что эту чашу ты уж и не назовешь рабо той мастера?"

Снисходительно взглянув на чашу, я, кланяясь, так отве тил: "Государь мой, Бенвенуто, беспорно, мастер первостатей ный, но только в одном: деньги выклянчивать."

Дивясь моим справедливым словам, герцог Медичи отвел мне и помещение и сто скудо в задаток работы.

Я между тем уже и придумал, как прославить свое имя в этой, надо сказать, скотской Флоренции. В капелле Барди сте ны расписаны живописцем Джотто Бондоне, чему уже больше двух веков. Работа эта в свое время по причине тупости нравов славная, ныне смеха даже не достойна: фигуры как чурбаны мрачные, как скоты, тухлые цветом.

Так вот задумал я эти фрески переписать заново, неизме римо лучшим манером.

Для того, наняв натурщицу, приступил я к рисованию кар тонов; чтобы, показав их герцогу, склонить его к переписанию названной капеллы по-моему, в чем виден резон каждому скоту.

На первом картоне я стал изображать святую Терезу, и так, чтобы моя работа ни в чем не походила на работу этой скотины Джотто. Я рисовал святую Терезу с моей весьма недур ной собой натурщицы - дамы стройной, цветущей, с блестящими глазами, распущенными волосами, в полупрозрачных одеждах, едва прикрывающих младые перси.

Работа у меня пошла было медленно, так как я здоров и очень хорош собой, и природа моя все время требует своего. Понятно, что я стал принуждать натурщицу удовлетворять мою природную надобность; но, вместо того, чтобы принять это за великую для себя честь, мерзавка так стала орать и сопротив ляться, что я склонил ее к плотским утехам с великим трудом. От этого скотского сопротивления я делался взлохмачен и обессилен, и работа пошла через пень-колоду, так что герцог уж и устал справляться о картонах через своего мерзавца ма жордома.

На беду пропал мой слуга Джулиано, прежде посильно по могавший мне и в работе, и в обуздании строптивых натурщиц; наверное, славного малого исподтишка пырнул ножом какой-ни будь рогоносец-муж, потому что в честном бою мой слуга легко мог проткнуть любого увальня обывателя.

Приключилась со мной и другая беда. Как-то вечером, когда я возвращался от герцога, у которого просил денег на продолжение работы, ко мне подошел какой-то скотского вида старикашка, и спросил, не я ли тот прославленный живописец, что прибыл из Рима в эту Богом забытую Флоренцию. Приоса нясь, я подтвердил это, как вдруг засранец начал что-то бре хать и балаболить комариным голоском, из чего я понял толь ко, что он отец моей строптивой натурщицы. Я велел ему про валивать своей дорогой, но старикашка, совсем зайдясь или думая меня подлым образом разжалобить, стал брызгать слюной и плакать крокодиловым плачем. Я, посмеявшись, даже потрепал его по плечу и предложил ему пару скудо, но негодяй только пуще взВярился и стал грозить "праведным отмщеньем".

15

Я было рассмеялся, представив себе, как этот старикан своими паучьими ручками бьется со мной на шпагах, но затем сообразил, что у этого негодяя хватит злости нанять какого- нибудь бандита или подсыпать мне толченого алмаза через свою мерзавку-дочь.

Поэтому, так как улица была совершенно пуста, мне ниче го не оставалось делать, как выхватить кинжал и ударить ста рого пройдоху два-три раза. Он захрипел и свалился в канаву, а я, закутавшись в плащ, побежал домой, горько скорбя, что негодяй-старикашка вынудил все-таки меня взять грех на душу своими угрозами.

Однако, как ни трудно мне было, картон подвигался, свя тая Тереза была уже как живая, хотя моя мерзавка-натурщица вовсе не могла уже принять тот лукавый и прелестный вид, в котором я изображал святую Терезу, а напротив, голосила и обливалась слезами; ублажать свою плоть с ней было иной раз просто неприятно.

В тот день, когда я закончил картон и с облегчением выгнал мерзавку прочь, герцог в нетерпении сам заявился в мастерскую, и когда увидел этот мой законченный картон, то час развеселился донельзя. Я, чувствуя, что железо горячо, стал справедливо поносными словами говорить о прихлебателе Бенвенутосодомите, сравнивая его убогие поделки со своим картоном - а ведь на стене фреска получится в пятьдесят раз лучше!

Герцог принужден был согласиться со мной, сказав, что моя работа, действительно, выше всяких похвал, и он никогда не помышлял ни о чем подобном; затем он в моем присутствии приказал мажордому завтра же начать работы по грунтовке стен в капелле Барди.

И, весьма довольный, остался размышлять об искусстве, велел слуге принести мне вина и еды, но не успел я окончить трапезу, как слуга доложил, что меня хочет видеть капеллан названной капеллы Барди. Понимая естественное желание этого человека скорее увидеть картон, который вскоре, переписанный на стену, будет украшать капеллу, я велел впустить его.

Капеллан вошел, едва пролепетав приветствия и сразу впился глазами в картон. Я, будучи в отличном расположении духа, на живом примере пояснил ему различие между мазней средневекового богомаза и ярким, истинным искусством нового времени. Тогда этот скотина ответил мне, что не все то, что ярко - лучше, и что моя святая Тереза вызывает только соб лазнительные мысли, а фрески Джотто переполняют скорбной твердостью и вызывают очистительный полет духа.

К сожалению, вместо того, чтобы приказать вытолкать взашей эту безграмотную и невежественную скотину, убедив шись, что разговаривать с ним не о чем, я снизошел до разго вора.

Я сказал, что, видно, он ни духом, ни рылом не смыслит в искусстве, раз не знает цену дедовским приемчикам своего мазилки, который и перспективы-то не понимал. Даже Вазари в своих, впрочем довольно скотских жизнеописаниях художников прошлого ничего не мог о Джотто сообщить интереснее, чем то, что однажды, выйдя на прогулку, этот мазилка был сбит с ног свиньей, чем всех весьма развеселил.

Но капеллан, меня и не слушая вовсе, все спрашивал, ужели правда, что герцог разрешил закрасить фрески Джотто; поняв, что это так и есть, этот окончательно оскотинившийся скот стал умолять меня отказаться от замысла, стал хватать

16

меня за одежду и яриться.

Я раз и другой пригрозил расквасить ему рожу и дал ему хорошего тумака, а этот скот, тупой, как мужик из Прато, сам вздумал толкать меня, и бросился к картону, как бы желая по портить. Я опередил его, с силой толкнув оземь. Но, видно, верно говорят: бьешь не по уговору. Я хотел только оттолк нуть этого говнюка, но он хлопнулся башкой прямо о каменный пол, и, сколько я его не пинал, не шевелился.

Я плюнул и скорей поскакал к герцогу, чтобы не быть опереженным какими-нибудь отиралами, так и рыщущими, чтобы оклеветать меня.

Нечего скрывать: к герцогу я вошел запыхавшись, весь в пыли; нетерпение так и билось во мне.

Герцог спросил, чем обВясняется мой столь поспешный ви зит - уж не приехал ли я вновь просить денег?

Я горячо подтвердил это предположение и замолчал, не зная, как приступить к описанию нелепого происшествия, прик лючившегося со мной.

Герцог рассеяно вертел в руках алмаз такого громадного размера, что его можно было скорее принять за большой обло мок льда.

-- Взгляни, кстати, - промолвил он, любуясь алмазом, видел ли ты что-нибудь подобное? "Карбонадо" - вот как я ре шил назвать его.

-- Имя пристало иметь бриллианту, но не алмазу. Чтобы полностью проявилось достоинство камня, его, прежде чем как-нибудь называть, нужно обработать.

-- Да, разумеется, Бенвенуто завтра же займется этим.

Я помолчал, с невыразимой горечью глядя на герцога.

Он посмотрел на меня, и видимо, понял.

-- Но ведь, сколько я знаю о тебе, ты не прославлен ог ранкой камней, а Бенвенуто признаный мастер.

-- Мастер? - в праведном гневе вскричал я. - Как, как вы сказали? Мастер? О, сколько выиграло бы искусство и весь род людской, если бы этот мастер ничем, кроме поножовщины, не занимался! Легко же нынче стало называться мастером, если уже Челлини так величают! Но бывают моменты, - серьезно и нахмурив лоб продолжал я, - когда следует проявить высокий вкус и вспомнить, что искусство долговечно, а жизнь коротка! Взгляните - и ужаснитесь, что этот Карбонадо, как вы его назвали, чуть не попал в руки Бенвенуто!

Я ощущал себя бесконечно правым и речь моя лилась сво бодно и убедительно. Глаза герцога увлажнились, не говоря ни слова, он поймал мою руку и вложил в нее алмаз.

-- Сколько времени тебе понадобится на работу?

-- Три дня, мой государь.

-- Иди же и не мешкай. В инструментах, полагаю, у тебя недостатка нет, а деньги ты получишь сполна по окончании ра боты.

Несколько раздосадованный последней фразой герцога, я вышел в глубокой задумчивости.

Вот так и получается, что чем больше жажду покоя, тем дальше он бежит от меня.

События жизни замесились так круто, заплелись в такой узел, что распутать их можно было только одним способом, уже не раз испытанным мною - рубануть и все разорвать.

Речь моя перед герцогом была вполне искренна - уж что- что, а то, что алмаз я смогу обработать лучше Челлини, было бесспорно, а, стало быть, искусство во всяком случае не ос

17

талось внакладе, что главное, ибо: жизнь коротка, а искусст во долговечно.

В выигрыше, можно считать, будет и герцог, ведь ему ос танется мой картон с изображением святой Терезы, вероятно, не менее ценный, чем Карбонадо...

(Звучит лютневая музыка, и фигура в плаще исчезает в черноте улиц Флоренции

Титр: КОНЕЦ 2 СЕРИИ.)

Любопытно, что Валера Марус связан с алмазами покрепче, чем персонажи телефильма, он ведь умрет из-за алмазов. Поэ тому даже ничтожных исторических познаний Валеры случайно хватило, чтобы уловить анахронизм в изображаемых событиях. Слыхом не слыхивая о знаменитых ювелирах Ренессанса, он тем не менее знает, что само слово "бриллиант" появилось только в конце XVII века, а до этого обрабатывать алмазы не умели, что Валера Марус узнал, когда ходил на курсы повышения ква лификации заточников, желая сдать на пятый разряд. Это был один из периодов его жизни, когда он твердо начинал новую жизнь: купил брюки, тетрадку, шариковую ручку и записал, что успел, из вводной лекции - вот именно о бриллиантах. Потом он записывал все меньше, и потом ничего не записывал, да так и перестал ходить, поняв, что на пятый разряд сдавать лучше не пробовать, а то и четвертого лишат.

А теперь уже поздно, да и что сдавать на пятый разряд теперь? Валере скоро сорок лет, а до пенсии дожить не наде ется, потому что такая вредная специальность - алмазный за точник. На работе вроде хорошо и чисто - зановесочки, цве точки, а на самом деле невидимая алмазная пыль копится в легких, и они каменеют.

Недавно Валере делали операцию на легких, и хирург по том ругал его за то, что от его легких все скальпели теперь в зазубринах.

Алмазному заточнику полагается работать сорок минут, потом на двадцать минут покидать помещение, а куда идти? На улице стоять? Валера остается на месте - курит или кемарит, а иногда идет в котельную, к приятелю Ивану, но в котельной всегда так пахнет газом, что Валера за двадцать минут начи нает задыхаться.

Валера достал из платяного шкафа сохранившуюся от кур сов повышения квалификации тетрадку и стал разглядывать гру бые, прилежные строки.

Ему сделалось очень тяжело, кажется, что лучше и не жить больше. Он резко выключает телевизор, бубнящий про неф тепроводы, подходит к окну, там снег, темно, идти некуда.

Валера понимает, что брага, которую он поставил, будет готова только дня через три, но, конечно, так уже сейчас есть кой-какие градусы.

И ему делается легче.

18

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. СМЕРТЬ НЕЗНАКОМОГО

ДЖЕНТЛЬМЕНА.

Только на третий день после этого Валера вновь включает в работу телевизор. То есть Валеры не было дома, а там, куда он ходил в гости, даже телевизора не было. А может, был, но Валера не помнит ничего.

На экране все та же столовая в палаццо лорда Хроня (хоть спектакль ставь по этому авантюрному телефильму).

В столовой все те же и двое новых, видимо представлен ных зрителям в предыдущей серии (только веселого капитана нет - может, его ликвидировали за осведомленность?).

Персонаж Джон Виторган, поверенный лорда Хроня в делах, с лицом, резким, как топор, с трудом подавляет раздражение:

-- Видит Бог, лорд, я не понимаю, зачем нам нужно пос вящать в цель экспедиции хоть кого-нибудь?

-- Черт меня побери! - взорвался весь красный Мак-Дун кель, напыжившись в своем отделанном брацдебурами костюме, Тысяча чертей! Он не понимает! Он не понимает, что без вождя шотландец не воин! (Мак-Дункель слегка картавит и у него чертыхаться выходит как-то нестрашно: Чоут меня побеи!)

-- Видит Бог, функции лидера вполне может взять на себя сам лорд Хронь, - со спокойным, благородным раздражением от ветил Виторган, двигая желваками на скулах.

-- Лорд Хронь будет неформальным лидером экспедиции, устало сказала фрау Маргрет фор Моргенштерн, - но необходим и формальный.

-- А, чтоб меня черти побрали! Тысяча чертей! Тысяча диких баранов! Какой еще, к чертям собачьим, неформальный лидер? - с лютым бешенством закричал на фрау Маргрет Мак- Дункель.

-- Ну ты и ярыга, видит Бог, - спокойно сказал ему Ви торган, - что ты орешь на всех? Ты-то чего хочешь?

-- Я? Я, черт меня побери? Тысяча чертей! Тысяча залпов мне в задницу! Я хочу, чтобы вы все, черти вас разорви, зат кнулись, заткнулись, заткнули свои пасти и слушали меня!

-- Ну, говори, мы тебя слушаем, видит Бог.

Мак-Дункель, еще немного порычав и похрипев, стукнул кулаком по столу и сказал:

-- Нам нужно, черти нас чтоб всех разорвали... То есть, черт возьми, я говорю, чтоб, тысяча чертей, тысяча залпов вам в задницу... Черт! - сбившись с мысли, он грохнул кула ком по столу.

-- Если бы вы, сэр, поменьше чертыхались, вам бы уда лось более связно изложить свои соображения, - заметила фрау Моргенштерн.

-- А? Черт! Учить меня, куроцапка, вздумала? "Если бы, да кабы?" Накося, выкуси, чтоб у тебя повылазило! Морген фри - нос утри! Молчать, пока зубы торчать! Слушать всем! Нам нужно Мак-Драммондов... Да, черт! Нам нужно пустить гонцов по всей горной Шотландии и созвать всех Мак-Драммондов и чтоб собрались все О'Брайены, О'Паньки, распустили знамена и с грозными песнями спустились с гор, чтобы за ними ехали по эты вроде О'Хапкина и воспевали их, чтоб, черт побери, они шли, свирепо печатая шаг, по равнине, выжигая каленым желе зом гнезда вигамуров, чтоб, черт подери... - в восторге вдохновения Мак-Дункель стукнул кулаком по столу с такой си лой, что у лорда Хроня из тарелки выплеснулся весь суп Жуль ен.

-- Все это очень поучительно, сэр, - горько сказала

19

фрау Маргрет, - но намечаемая вами резня в кланах горной Шотландии не поможет нам в поисках алмаза.

-- Да, вернемся к обуждению вопроса об экспедиции к ос трову, - по деловому начал Виторган.

-- Давайте пригласим главным Жакоба Кулакина, - неожи данно сказала славная, но молчаливая и некрасивая леди Ели забет Хронь.

Все недоуменно оглянулись на нее, прикидывая свои сооб ражения. В наступившей тишине было слышно только, как лорд Хронь, с аппетитом чавкая, хлебает суп Жульен.

-- Влюбилась? - уточнила фрау Моргеншетрн, сузив глаза.

Славная девушка зарделась, как маков цвет.

-- Это что-ж за Кулакин такой, черти чтоб его взяли и разорвали! Это не из ньюгейтских ли Кулакиных, чтоб их всех приподняло да и шлепнуло?

-- Это он, он тут околачивался, - произнес Виторган, двигая желваками, - Знаю этого, видит Бог, малого. Из хоро шей семьи, но глуп, как папуас.

-- Джакоб очень умный! - горячо сказала славная девуш ка. Изнывая, она искала нужных доводов, - Скромный... Он настоящий аргонавт!

-- Что, здорово зашибает? - сочувственно спросил лорд Хронь, прерывая трапезу.

-- Сэр, - с раздражением процедил Виторган. - Термин "аргонавт" не имеет настолько прямого отношения к термину "алкоголик", как это вам представляется.

-- Ты дело говори, а не учи ученого!

-- Батюшка! Да он в рот не берет! - вступилась леди Елизабет.

Лорд Хронь разочарованно пошамкал губами.

-- Э-э-э... Вздор! Какой там Кулакин? - спохватилась фрау Моргенштерн. - Поговорим серьезно и закончим это дело. У меня есть на примете подходящий человек - Монтахью Мак- Кормик.

-- Лысый Монтахью? Да ведь это настоящий разбойник, спокойно ответил Виторган.

-- Зато... Замечательные внешние данные, - как-то странно возразила фрау Маргрет.

-- При чем тут внешние данные? И какие у него такие внешние данные? Рожа рябая, лысый.

-- С лица воду не пить, - быстро парирует фрау Маргрет.

-- Ну, видит Бог, это единственный довод. Этот Монтахью такого пошиба молодец, что его не то, что за алмазом, а за бутылкой послать нельзя.

-- Что-ж, тогда я предлагаю кандидатуру Джона Глэбба.

-- Стой! Черт подрал! Джон Глэбб! Разве он из Шотлан дии? Что-то не помню такого, сто залпов ему в задницу!

-- Очередной бандит с большой дороги, - двигая желвака ми, желчно сказал Виторган, - Никакой он не шотландец, а американец. И даже не американец, а немец. Точнее грузин.

Фрау Маргрет фон Моргенштерн гневно сверкает глазами. Виторган продолжает что-то раздраженно бубнить, а камера те леоператора неожиданно переносится на чердак палаццо лорда Хроня, где на полу, приложив ухо к щели, лежит лысый Мон тахью. Поскольку зритель с ним не знаком, на экране прямо так и написано: лысый Монтахью Мак-Кормик.

Щель в потолке столовой, и, соответственно, полу черда ка мала, и Монтахью плохо слышно и почти ничего не видно. Он достал нож и начал расширять щель яростными ударами. С по

20

толка отделился пласт штукатурки и упал прямо в тарелку лор да Хроня.

В соответствии с лучшими традициями комедийного жанра весь суп Жульен брызнул в лицо и без того постоянно взбешен ного Мак-Дункеля.

Мак-Дункель сидит совершенно неподвижно, плотно сжав зубы и закрыв глаза. Что с ним сейчас происходит? Не знаю. Ну ладно. Лорд Хронь рукой вытащил из тарелки кусок штука турки и положил его на скатерть. Подумав, взял его и бросил на пол.

-- Как там бишь, алконавта твоего? - обратился он к до чери.

-- Кулакин, батюшка, Джакоб Кулакин!

Фрау Маргрет, высморкавшись, встала и вышла из столо вой, взяв у полуголого негра факел.

Под жуткую музыку идет по лестнице - навстречу ей блес тят желтые зубы, нож и лысина Монтахью.

-- Тебе там не холодно на чердаке? - заботливо спросила фрау Маргрет, ежась от ветра, дующего вниз по черной, сырой лестнице.

-- Ах ты... - забывшись, в полный голос закричал лысый Монтахью, и она торопливо прижала руку к его ощерившейся пасти.

Он стал что-то торопливо шептать ей, выразительно сжи мая кулаки, она слушала его, клацая зубами и покачивая че люстями, как акула.

Через некоторое время фрау Моргенштерн стала прислуши ваться к чему-то внизу и затем, приподняв подол, сбежала по лестнице, громко стуча каблуками.

Внезапно сверху послышались другие шаги, и перед Мон тахью предстал пожилой - лет сорока восьми - мужчина средне го роста, неброско, но со вкусом одетый в темно-синий камзол с длинными манжетами, высокие морские сапоги с спущеными изящными отворотами, черно-серый плащ, гармонирующий с кам золом. Приглушенной белизны парик венчал чело незнакомца (треугольную шляпу он учтиво держал в руке). Незнакомый джентельмен имел несколько грузное, но умное лицо, проница тельные грустные глаза и решительно, но скорбно сжатый рот.

Лысый Монтахью выхватил из широкого накладного кармана револьвер и в упор выстрелил - незнакомый джентльмен, не проронив ни звука замертво упал и покатился по лестнице, так и не успев сделаться персонажем телефильма.

Да, сэр, да! Таковы жестокие законы реализма - в ка ком-нибудь поверхностном, авантюрном повествовании с героем ничего, ничегошеньки смертельного до самого конца не случит ся. А я вынужден расстаться с этим, может быть самым любимым и тщательно продуманным персонажем сразу (хоть бы дальше да же пошло через пень-колоду).

Да, правильно сказано: телефильм - это отражение дейст вительности в художественных образах.

Нет, даже: телефильм - это прямое отражение окружающей нас действительности в высокохудожественных образах.

И даже гораздо круче.

21

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Вера в Индии языческая. Индийцы

веруют в солнце, месяц, звезды,

в коров, в болванов и во всякую

гадину". .

(Российского унтер-офицера

Ефремова, ныне коллежского асессо

ра, странствование и приключение)

До них наконец дошло, что путе

шествие их опаснее, чем они во

ображали, и даже если они преодо

леют все трудности, в конце пути

их ждет дракон". .

Д.Р.Р.Толкин

-- Что это, Бэрримор?

-- Это дабб, с-с-сэр..."

Б.Гребенщиков

22

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЭТО ДАББ, С-С-СЭР...

Ровным ветром дышит океан.

А за ним - диковенные страны.

И никто не видел этих стран..."

А.Макаревич

Я, как вы успели заметить, люблю,

чтобы страницы моих книг были до

отказа заполнены событиями, и за

ваши деньги выдаю их вам не ску

пясь." .

У.Теккерей

Тут ударил страшный мороз. Газеты с вполне идиотским энтузиазмом информировали, что "январь разгулялся!" "Вот так морозец!" - радостно сообщал синоптик, - давно европейская часть СССР не видела такого морозца!"

Видимо, воодушевление обВяснялось тем, что надеялись на рекорд - на самую холодную зиму за столько-то лет. И рекорды местами случались. "Самая низкая температура, абсолютный ми нимум для данных мест зафиксирован сегодня в Курске, Орле, Воронеже", - говорил по всем трем программам синоптик, над менный от сознания значительности своей профессии.

Люди ошалели от холода, особенно выигрышного от того, что транспорт наполовину встал и до работы нужно было доби раться часами. Чтобы население не грелось от электрических печей и нагревателей, электричество в нерабочие часы отклю чали - пять минут погорит свет и на пол-часа, на час отклю чат.

Валера Марус, как и весь рабочий люд, востанавливал свою рабочую силу во тьме и холоде, не жрамши, пробавляясь пятиминутными ошметками телепередач и недодержанной от холо да брагой.

Он лежал на раскладушке, одетый как на улице, только без ботинок, накрывшись одеялом. Одеяло было уже сплошь пок рыто розовыми пятнами от браги, которую Валера делал из то матной пасты - трудно пить из трехлитровой банки ледяную жидкость лежа, дрожа от холода, при свете новогодней свечки.

Иногда в комнате вспыхивал свет, всхрапывал холодиль ник, и, как внезапный взрыв хорошей, настоящей жизни, ожива ли звуки и образы чудо-машины телевизора:

... Проезжая мимо домиков, Джакоб Кулакин тихонько при поднял зановеску и выглянул из кэба. Мрамалад стоял у калит ки, подпирая забор. Это было знаком того, что пока все обс тоит благополучно.

(Титр на экране: Мрамалад, арап, друг степей и пус тынь).

Джакоб осторожно приотворил дверцу, выскочил из кэба и опрометью перебежал улицу, не обращая внимания на свист бича и гневный крик кэбмена. Сбив с ног спешившего прохожего, Ку лакин перемахнул через забор.

Мрамалад внимательно оглядел улицу, подождал, пока чер тыхающийся прохожий отправится восвояси, и вошел через ка литку во двор.

Джакоб стоял в саду и смотрел в щель забора.

-- Никого? - задыхаясь, спросил он у Мрамалада.

Арап, друг степей и пустынь, могучей рукой поскреб за тылок.

-- Да кому-ж там быть, сэр? Нет никого.

-- Молчи, дурак! - громким шепотом вскринул Джакоб и испуганно впился глазами в щель.

23

Но тут свет гаснет, телевизор издает стон и последнюю брызгу света. Спокойно стоит холодильник, который, врочем, по такой погоде можно было бы и не включать. Из достижений цивилизации с такими жертвами рожденной и поддерживаемой, Валере остается только первобытный и странный на вкус напи ток.

И так каждый вечер из кромешной, холодной мглы выныри вал сияющий полнокровной жизнью кусок:

-- Бедняга! Морской воздух окончательно погубит его... - тихо сказал Джакоб леди Елизабет.

Славная девушка полными слез глазами посмотрела на за ходящегося в лютом, нестерпимом кашле Питера Счахла. Он каш лял в тонкий батистовый платок, смотрел в него, расправлял и дрожащей рукой махал оставшимся на берегу.

Те голосили и заламывали руки.

-- Он умрет на чужбине... Его зароют где-нибудь под пальмой... - продолжал Джакоб замогильным голосом.

-- Боже! Как ты умеешь быть жесток! - прокричала леди Елизабет и стремглав сбежала с шкафута.

Матросы еще быстрее завертели кабестаны, и клюзы с чав каньем втянули якоря.

Провожающие махали руками и выкрикивали благие пожела ния.

-- Сэр, - обратился Кулакин к стоявшему рядом Мак-Дун келю, - отчего я не вижу на палубе лорда Хроня? Не знаете ли вы, где он?

-- А? Чтоб я был проклят - в кормовой рубке, тысяча чертей!

-- Но что он делает там?

-- Ах ты... Черт! Пятьсот залпов тебе в задницу! Что можно делать в кормовой рубке? Его там кормят!

Шхуна медленно отваливала от причала.

. .

Джакоб вышел на палубу, сжимая в потном кулаке бумажку с координатами острова.

Свежий ветер ударил ему в лицо: синее море, надутые бугры парусов, нежаркое солнце, просвечивающее сквозь них.

Леди Елизабет, улыбаясь, подошла к Джакобу. Свежий мор ской воздух был ей явно на пользу: глаза светились, рожа масляна.

Матросы, весело перебрасываясь солеными словечками, непрерывно брасопили реи и уваливались на румб - другой.

-- Вот какие лихие ребята! - вскричала леди Елизабет, хлопая матросам в ладоши, - настоящие морские волы!

-- Да, - гордо сказал Джакоб, - молодцы один к одному, как стадо баранов!

Кулакин обвел сияющим взглядом безбрежную гладь океана с торчащими там-сям буревестниками, глотнул полной грудью крепкого морского воздуха. Его душу обуревала жажда приклю чений. И точно: вот и они, на его жопу.

. .

Сражение становилось все ожесточеннее и ожесточеннее. Глухой гул канонады изредка нарушался перезвоном корабельных склянок.

Бриг подошел на милю(*), походил там, затем подошел на пять кабельтовых(**), развернулся в мертвый курсовой угол и дал залп брандскугелями из всех боковых каронад; казалось, все кончено, но нет, пронесло.

Вдруг на палубу упала чугунная бомба, начиненная поро

24

хом. Она шипела и бешено вращалась. Все бросились врассып ную, кроме друга степей и пустынь Мрамалада, который спокой но положил бомбу на одну ладонь и другой прихлопнул.

Бомба брякнула и сломалась.

Дружный вздох облегчения вырвался из всех грудей.

. .

Джакоб с отчаяньем взглянул на барометр: барометр пока зывал двадцать восемь целых и восемьдесят две сотые.

-- Отдай снасти и трави! - как бешеный закричал Кула кин. - Больше ждать нельзя! Где же Хронь, наконец; опять в кормовой рубке?!

С шлюпбалок на полубаке острожно спустили шлюпку, но она вошла носом в волну и, растеряв все банки и полбанки, утонула.

Мокрые как мыши матросы работали молча.

С траверза набежала волна, перевалила через фальшборт, и Кулакина с силой хлопнуло о шкафут. Джакоб сжал зубы и, перепрыгивая через обломки такелажа, побежал в кормовую руб ку.

. .

-- Ваше здоровье! - прервал Джакоба лорд Хронь, подни мая стакан.

-- Его заменили, поймите наконец! Заменили!

-- У нас незаменимых нет, - ответствовал лорд Храм Хронь, отправляя в рот плавленый сырок.

-- Лорд, у нас считанные минуты!

Лорд Хронь не стал особенно напрягать свой ум.

-- Все сказал? - мрачно спросил он.

Кулакин утер пот со лба, отчаявшись что-либо обВяснить.

-- Ну, а теперь я тебе скажу, - продолжал лорд в мед ленно разбуженном гневе, - Хочешь выпить - вот тебе стакан, а нет - так вот тебе Бог, а вот порог! Могу я, наконец, хоть раз в жизни выпить спокойно!

В ярости он так сильно плюнул, что, попав в стакан, разбил его.

На палубе послышался угрожающий треск. -------------------------------- (*) - Миля (морская) - десять кабельтовых. (**) - Кабельтов - десятая часть морской мили.

25

Кулакин, заламывая руки, выскочил и задрал голову: на фоне дымного неба ослепительно пылали трюмсели. От них заня лись стаксели и крюйсели.

Джакоб, раскрыв рот, следил за пожаром, но тут его трахнуло по башке крюйс-стеньгой, он ссыпался с лестницы на полуют и больше уже ничего не помнил и ни о чем не волновал ся.

. .

Матросы, как стадо баранов, с безразличным видом ждали, когда можно будет отвязывать шлюпку, в которой уже сидел Мрамалад, всклоченный Мак-Дункель и двигающий желваками Ви торган. Они молча, напряженно ждали конца переговоров. Шлюп ку здорово мотало и било о борт шхуны.

-- Однако вы авантюристка, фрау Маргрет! - горько ска зал Джакоб.

-- Станешь тут с вами авантюристкой!

Джакоб в бессильном гневе оглянулся вокруг, хотя пере бинтованная голова сильно стесняла движения - кроме прижав шейся к нему леди Елизабет, его окружали сплошь жестокие, непроницаемые лица.

-- А ну вас всех в задницу! Гады! Сволочи! - вскричал Джакоб Кулакин с жестокой обидой.

-- Ты нас не сволочи! - хмуро отозвался лысый Монтахью.

-- Гады, гады вы все!

Монтахью посопел, не зная, что сказать, и, махнув ру кой, поковылял на шкафут.

-- Бог терпел и нам велел! - неожиданно брякнул лорд Хронь, покачиваясь.

-- Вы отменно любезны, мой дивный гений! - с несвойст венной ему иронией сказал Джакоб и резко повернувшись, стал спускаться в шлюпку.

-- Чахоточного не забудь! - крикнул с шкафута лысый Монтахью, указывая на барахтающегося в ледяной воде Питера Счахла - никто до сих пор не обратил внимания, что при абор даже он свалился в воду и барахтался там уже час. Бедняга так плох, что казалось, его не стоит и вытаскивать - гуман нее тюкнуть легонько веслышком по голове.

Но жалостливый и верный друг степей и пустынь Мрамалад могучей рукой поднял беднягу за шиворот, как следует встрях нул и усадил на скамейку. Жестоко кашляющий Питер, дрожа, достал из кармана платок и уткнулся в него.

-- Садись, Джакоб... - тихо, сочувственно сказал Витор ган спустившемуся Кулакину.

-- Кому Джакоб, а кому мистер Кулакин! - скрипя зубами, не в силах победить раздражения вскричал Джакоб с такой си лой, что Мак-Дункель испуганно вздрогнул.

Матросы наверху осклабились в дурацких ухмылках.

-- И это говоришь мне ты! Ты, товарищ по несчастью!

-- Тамбовский волк тебе товарищ! - заорал Кулакин и, сплюнув, стал грозить кулаком работающим на палубе матросам.

. .

Мрамалад прыгнул в воду и втянул лодку на берег.

Они осторожно вышли на сушу и оглянулись. Мрачные скалы молча громоздились над их головами. Леди Елизабет сжала гу бы, чтобы не расплакаться и прижалась к Джакобу. Питер Счахл, на котором еще не вполне просохла одежда, изо всех сил кашлянул и зашарил по карманам.

Мак-Дункель свирепо оглядел его и сказал:

-- Ну, черт меня совсем подери! Чтоб черт...

26

В этот момент от нависшей над ними скалы отделилась верхушка (вероятно, от кашля бедняги Счахла), бесшумно бряк нулась на песок, прокатилась по Мак-Дункелю и с плеском ос тановилась в море.

Доктор бросился на помощь, подбежал к мокрому месту, оставшемуся от бедняги (в данном случае Мак-Дункеля) осмот рел его и вынужден был признать, что медицина в данном слу чае бессильна.

Все застыли на месте от неожиданности.

-- Боже! - прошептала леди Елизабет, - не зря он был так раздражителен в последнее время, бедный, бедный Мак-Дун кель чуял свою гибель!

Виторган снял шапку и молча задвигал желваками.

. .

Негры со счастливыми лицами стучали в тамтам и непре рывно плясали.

Бандиты, выжидая, стояли за кучами скорлупы и семечек, громоздящимися вокруг убогой деревни.

Выждав, бандиты с зловещими криками бросились на весе лящихся чернокожих. Те, охваченные ужасом, повалились наземь и уткнулись лицами в кожуру и скорлупу.

В несколько минут операция по захвату негров была кон чена - их грубо заталкивали в загон для скота.

Только там несчастные чернокожие начинали понимать, что их постигла беда. Но, увы, было слишком поздно.

-- В путь! - вскричал лысый Монтахью, щелкая бичом, не будь я лысым Монтахью, если через неделю мы не выйдем к устью реки!

Джон Глэбб, широко осклабясь, щелкнул зажигалкой.

. .

Негров грубо согнали к роднику, где им дали выпить по глотку отвратительной тухлой воды и сВесть по пол-плошки от вратительного жмыхового суррогата.

В кустах защелкали выстрелы - это Джон Глэбб добивал злополучных чернокожих, искусанных тиграми и изнасилованных осьминогими семихуями.

Монтахью, морщась, разглядывая серые, изможденные лица несчастных, оставшихся в живых, а в живых оставалось не бо лее половины.

-- Ладно, - сказал, наконец, Монтахью, и стукнул себя стеком, - хватит и этих...

. .

... Наконец чистые простыни! Джакоб некоторое время ле жал спокойно, но затем, плотски возжелав, чертыхаясь поднял ся и наощупь разыскал дверь в комнату леди Елизабет.

Нащупав постель, он полез под одеяло и замер, отпрянув - простыня была совершенно мокра от слез!

Напрасно леди Елизабет отговаривалась тем, что она, мол, только высморкалась - Кулакин понял, что его возлюблен ная плакала.

-- Что ты? - нетерпеливо спросил он.

Леди Елизабет обвила его шею руками, ее мокрое лицо ут кнулось ему в плечо.

-- Отец... Как он мог?

-- Ну... Ладно... Потом... Догоним... - торопливо ска зал Джакоб, поглощенный более происходящим в нем сперматоге незом, нежли несчастьем подруги.

-- Отец, - рыдая говорила леди Елизабет, - он был такой хороший, добрый! Как он мог так поступить с нами!

27

За стеной, со стоном отхаркиваясь, надрывно закашлял бедняга Питер Счахл.

-- Эх... Мне бы твои заботы! - Джакоб раздраженно отп рянул от липкого лица подруги.

-- Джакоб! - послышался в темноте коридора встревожен ный голос Виторгана и шум опрокидываемых стульев, - Джакоб, ты где? Иди сюда! Что случилось? Кто это там кашляет?

Кулакин, горько усмехнувшись, провел рукой по вздраги вающим плечам возлюбленной и, встав, со всего маху налетел на несгораемый шкаф.

-- Черт! - вскричал он.

-- Что случилось? - испуганно прошептала леди Елизабет.

-- Да ничего... Об шкаф треснулся...

. .

... Но больше всего адская тропическая жара досаждала самому лорду Хроню. Он сидел под деревом совершенно опухший от пива, и невразумительно лопотал.

Лысый Монтахью, подтянутый и невозмутимый, в ослепи тельно начищенных кожаных крагах, расхаживал по разработкам, постукивая себя стеком.

Негры ритмично поднимали в воздух блестящие на солнце мотыги и с уханьем вонзали в землю.

Подойдя к раскидистой папайе у самой горы, Монтахью пристально поглядел в синюю тень и визгливо крикнул:

-- Нгава!

Потное, сонное лицо чернокожего высунулось на солнце.

-- Нгава! Почему не работай, черная скотина!

Негр встал, пряча масляные глаза и почесываясь.

-- Моя пуза гуляй, масса. Нажралась вшивая пойла.

Монтахью, постукивая себя стеком, жестко сказал:

-- Твоя врет, черномазый! Вас кормят отлично! Запомни, Нгава: если негр работай много-много - хорошо, я давай ему сытная жратва, сытная пойла, жри папайю до отвала.

Если мала-мала - плохо, убивай черномазая скотина вым бовкой. Поняла моя?

-- Да, масса Мандахуй...

. . ... Где Хронь? Где этот несчастный хрыч? - Он под деревом сидит, по-турецки говорит...

. .

... Однако бедняга не успел отдышаться, как снова заба хали выстрелы.

Зажав платком простреленную грудь, Питер Счахл, отчаян но кашляя, быстро побежал в гору.

. .

Дверь раскрылась и связанного Джакоба ввели в кубрик. Сидящий там человек поднял голову и долго вглядывался в Ку лакина, злорадно ухмыляясь.

-- Знаешь, кто я? - наконец сказал он.

-- Нет, не имею чести, - ответил пленник.

-- Я - Окаянный Джильберт.

После многозначительной паузы Окаянный Джильберт хлоп нул кулаком по столу:

-- Слыхал про Окаянного Джильберта?!

Джакоб спокойно молчал.

-- Смекнул, с кем дело имеешь?! С Окаянным Джильбертом!

Окаянный Джильберт, видимо, высоко ценил свое прозвище.

-- Сэр Окаянный Джильберт, не сочтите за труд выслу

28

шать...

-- Стой! Ты как меня назвал?!!

-- Сэр, вы представились мне, и я позволил себе...

-- Стой! Запомни: здесь говорю и спрашиваю я! Понял? Я...

-- Окаянный Джильберт... - невольно добавил несчастный пленник.

. .

Андрей Миронов, в костюме католического священника, воздев очи долу, подпрыгивает и поет: Обрати внимание На мои страдания! Умерь мою страсть, Окажи милость! То-ло-ли-ло-ли-ло-ло! То-ло-ли-ло-ли-ло-ло!

(Это, видимо, Валера включил не "Папуаса из Гондураса", а другой исторический телефильм - из парижской жизни.)

. .

... Надо спасать беднягу, а то скальп снимут! - шепотом сказал Джакоб.

Виторган поднял голову и посмотрел на него.

-- Ну чего смотришь? Встал и пошел!

-- Убьют ведь...

-- А что, лучше если меня убьют? Или, может Лизабета пойдет? Иди, я прикрою.

Виторган подвигал желваками, плюнул, энергично встал и пошел.

Дойдя до середины луга он остановился и как-то жалост но, беспомощно оглянулся на Джакоба. В эту же секунду послы шался тягучий звон.

Как неловко, в затмении - умирает человек, пронзенный стрелой! Она вошла в него сзади, зазубренная, геральдичес ки-отрешенная; и не убила насмерть, а непоправимо ранила.

Вся жизнь позади, человек ощущает себя лишь продолжени ем тягостного пения стрелы. Он, не смея упасть даже на коле ни, страшится дотронуться до красного клюва стрелы, слабыми руками расстегивает камзол.

Последним напряжением он удерживает равновесие, стоя посреди потного зеленого луга.

Стрела указывает на его дрожащее тело и спереди, и сза ди.

Виторган упал навзничь и почувствовал стрелой строгое подталкивание земли, и уже чуть различимый красный клюв ри нулся на небо...

(Валере делается не по себе - как-то эта сцена выпадает из телефильма, или во время сВемок по-настоящему ухлопали Виторгана?)

. .

-- Кто это? - вскричала леди Елизабет, на скаку хватая Джакоба на руку.

Джакоб вгляделся в пыль. Там, на обочине дороги непод вижно сидел человек, одетый во все белое.

-- А! - сказал Джакоб, - знаю этого. Бхалтда.

-- Индеец, что ли?

-- Индиец.

-- Откуда здесь индийцы? Здесь индейцы живут.

-- А кто их разберет. Чучмеки тут живут...

Бхалтда, приветствуя путников, прижал руки к груди и

29

встал, наклонив умотанную в белое тряпье голову.

-- Бхалтда! - закричал Джакоб, поравнявшись с индийцем, - видел Монтахью? Говори!

-- Видел, сагиб. Езжай-ка другой дорогой. Монтахью под пилил сегодня мост через Большой Каньон.

-- Ты сам это видел? - спросила леди Елизабет, порывис то дыша.

-- Да, мэм-сагиб.

-- И что... Здорово подпилил? - озадаченно осведомился Джакоб.

-- Пеший воин не проложит по этому мосту тропу.

Джакоб удрученно взглянул в сторону удаляющейся кареты, нахмурившись стегнул скакуна и помчался сквозь пыль. Леди Елизабет, строя индийцу глазки, помчалась за Джакобом.

-- Ну, если соврал!.. - скрипя зубами, прокричал ей Ку лакин, - Шкуру спущу с индуса пархатого!

-- Но как же мы проедем, Джакоб!

Джакоб Кулакин хмуро молчал, напряженно вглядываясь в даль. Там уже разворачивалась грандиозная панорама Большого Каньона.

Питер Счахл высунулся из окна кареты и, кашляя, востор женно указал всадникам на отвесные рыжие скалы, мерцающие в дымном мареве. Показался мост.

-- Но, милый, пора сворачивать!

-- Не так страшен черт, как его малюют, - процедил Джа коб.

-- Джакоб!

-- Ну, что? Что "Джакоб"? Я уже тридцать лет Джакоб! Молчи, Лизабета!

Ветер свистел в ушах. Леди Елизабет, крича, тщилась нагнать Джакоба Кулакина, бесстрашно пришпоривающего скаку на.

Карета с грохотом вВехала на мост, и он тотчас разва лился.

Джакоб поднял коня на дыбы перед раскрывшейся бездной. Кони, пятясь, смотрели красными, косыми глазами на медленное падение обломков моста и кареты вниз, к переливающейся на солнце нитке Колорадо.

Там и сям на поверхности реки показались сверкающие ро зочки всплесков.

Только когда грохот затих, совершенно белая от ужаса леди Елизабет прошептала:

-- О Боже... Бедный Питер...

-- Черт побери! - вскричал красный как пион Джакоб, индус оказался прав! Так я и думал!

-- О Боже... Джакоб, но почему ты решился ехать по это му мосту?

-- Черт побери! Каррамба! Все, как-то думал обойдет ся...

-- О, как ты непредусмотрителен!

--Молчи, Лизабета! Не трави душу...

Путники спешились. Скакуны принялись щипать чаппараль, леди Елизабет стала собирать цветы и грибы. Джакоб сел на пень и наморщил лоб.

-- Итак, - сказал он, подумав, - мы остались без каре ты, без бедняги Питера, что еще хуже... Впрочем, на всех ка рет не напасешься, а бедняга бы все равно долго не протянул. Одна ты у меня осталась, Лизабета... И черт меня побери, ес ли я знаю, что теперь делать! - он в ярости вскочил.

30

-- Лизабета!

Леди Елизабет грустно посмотрела на Джакоба Кулакина.

-- Лизабета! Вперед!

. .

Мрамалад остановился как вкопанный: ноги на ширине плеч, чуть согнуты, руки - будто держат перед грудью стекло.

Громадная толпа индейцев гикая, свистя и улюлюкая опро метью бежала на него со всех сторон.

Мрамалад встречал их короткими ударами по морде. Индей цы валились с ног и начинали ползать в траве, как младенцы.

Для Мрамалада особенно удобны были набегающие на него сзади, этих он не оглядываясь хватал и перебрасывал через себя вперед, сшибая за одно троих-четверых набегающих спере ди. Таким образом без особенного напряжения Мрамалад дейст вует минут десять, никого, однако, не зашибая насмерть.

Наконец, очередь доходит до самого главного индейца, такого же сильного и отважного, как Мрамалад. Индеец Мрама ладу стукнул в морду, Мрамалад стукнул индейца в морду. Ин деец Мрамалада три раза стукнул в морду, и Мрамалад три раза индейца.

Через десять минут вконец замордованный главный индеец предлагает мир.

Мрамалад, видя, что нейтрализовал дурное влияние лысого Монтахью, братается с главным индейцем: но тут один самый подлый индеец со зверской мордой поднимается из травы и мет ко бросает в Мрамалада нож.

. .

Часто останавливаясь от рыданий, Джакоб большими крас ными буквами написал на перекладине: "Леди Елизабет Джамбат тиста Хронь. Спи спокойно, дорогая подруга. Клянусь тебе..." - но больше на перекладине не было места. Некоторое время Кулакин стоял молча, утирая слезы и ежась от ледяного ветра, дующего с Атлантики.

Неожиданно за его спиной послышался надрывный кашель. В страшном ужасе Джакоб оглянулся и окаменел: действительно, перед ним стоял бедняга Питер Счахл, живой и невредимый.

Джакоб протянул руку и потрогал беднягу. Тот разразился приступом жесточайшего кашля.

-- А... Разве ты... Не упал тогда с каретой?

-- Упал... - еле смог сказать Питер сквозь приступ над рывного кашля.

-- Так, понятно... Ну, и?

-- И ничего. Отлежался...

. .

Княгиня некоторое время молча ходила взад-вперед, иско са поглядывая на него.

Свет свечей колыхался от сквозняка и окрашивал в желтый цвет белые, сплошь покрытые инеем окна.

-- Вы не похожи на русского, - задумчиво сказала княги ня.

-- Вы правы, княгиня. Я папуас.

. .

31

ГЛАВА ВТОРАЯ. ГЛАВА УЖАСОВ О ТОМ, КАК МАСОНЫ

ЧУТЬ НЕ ПОГУБИЛИ КОЧЕГАРА

Чудеса в наше время случают

ся только поганые" .

А. И Б. Стругацкие

Трудно, конечно, смотреть телевизор такими неравноцен ными кусочками, но в общем все понятно. Тем более что когда Валера приезжал на работу, он расспрашивал о содержании про пущенных кусков телефильма у своего приятеля Ивана, кочега ра.

Иван парень грамотный (и как многие кочегары начитан ный), но тоже не дослужился до пятого разряда, потому как он такой раздраженный на судьбу, что его все где могут затирают и втаптывают в говнище.

Иван глубоко презирал телефильм, но из злости смотрел, ничего не пропуская. Телефильм "создан", как он с невырази мой ненавистью говорит, по мотивам "Наследника из Калькут ты".

(Это подозревают многие телезрители, поэтому кратко расскажу о знаменитом романе Штильмарка и Василевского "Нас ледник из Калькутты". Книга написана тяжелым, липким языком и повествует о непрекращающейся погоне героев времен герои ческого капитализма друг за другом - по Европе, по Азии, Аф рике, Америке, по разным океанам и т.д.) Особенный шик зак лючается в том, что одно из немногих мест, где герои не по являются - это Калькутта). Цель этой нудной погони очень невнятна, непонятно и то, почему героев мотает то на один, то на другой конец земного шара. Описание погони прерывается не относящимися к сюжету экскурсами в далекое прошлое.

Лейтмотивом книги является описание какого-то необитае мого острова, на который все персонажи по необыкновенной причине регулярно наведываются и околачиваются там, пока не наступит время пускаться в погоню. Насколько я помню, к кон цу книги все герои, даже разных национальностей, оказываются друг другу кузенами, братьями или детьми и вчистую истребля ются друг другом, пограничниками, пиратами, разбойниками, алькальдами, таможенниками, работорговцами, неграми, индей цами, обитателями необитаемых островов и регулярными войска ми.

Книга приятно оформлена, оценивается на рынке в 60-70 рублей и предназначена, видимо, для слабоумных. Почитатели книги говорят, что она "учит его любить жизнь"! Словом, кни га является одной из лучших в этом роде, но слабо напоминает четко мотивированного и пронизанного причинно-следственными связями "Папуаса из Гондураса")

Но Иван интеллигент, пишет авангардные стихи, и потому люто ненавидит и валит в одну кучу и "Наследника из Калькут ты" и "Папуаса из Гондураса", которые, по его определению, являются "масонскими шуточками". К масонству Иван особенно нетерпим и считает это страшное гипотетическое явление ис точником всех общественных и своих личных невзгод. Валеру Маруса он в целом масоном не считал и потому был к нему снисходителен, разрешая целыми днями греться у себя в ко тельной.

Я почему про этого Ивана так подробно говорю: дело в том, что Валера рассказал ему нехитрый рецепт изготовления браги из томатной пасты, и в воскресенье, когда мороз как раз ослаб, Иван заехал к Валере попробовать, что за брага получается.

32

У Валеры совсем поспела пятилитровая банка, они сели и сразу стали пробовать. Иван некоторое время чувствовал себя неловко, уж больно оказалась обстановка убогая, он даже не ожидал.

Валера, наоборот, был приятно взволнован и оживлен, по тому что надо же молодец какой - такую брагу хорошую сделал.

-- Ну что, Иван, хорошая бражка?

-- Да ничего, только страшная какая: красная.

-- Ну и что, что красная?

-- А вот осадок какой красный.

-- Ну, не хочешь, так можно через марлю процедить, а я прямо с осадком пью. А забирает зато здорово, как-то по-осо бенному.

-- Я что-то не чувствую.

-- Погоди, скоро почувствуешь. Я ее еще маленько укре пил.

-- Ну не дурак ли ты, Валера? Я к нему специально еду брагу пробовать, а он туда водку влил! Водку-то лучше бы от дельно выпили!

-- Нет, Иван, так гораздо лучше, и ты так делай. Я ви но, брагу больше водки люблю. Водку выпил - и хлоп, все. А тут сидишь, пьешь.

-- Чего ты говорил - у тебя электричества нет?

-- Так сегодня потеплело, электричество больше не отк лючают. Жалко, сегодня как раз "Папуаса из Гондураса" не по казывают - воскресенье.

-- Да ну его в жопу, я вообще его больше смотреть не буду. Такое говно телефильм! Мне один только момент понра вился.

-- Это про что?

-- Про мушкетеров смотрел серию? Ну, история этого ал маза дурацкого?

-- Нет, Иван, не видел я. В гости я ходил. Ты расскажи. Я только про Высокое Возрождение видел, а следующую не смот рел. Что там было?

-- Ну, и правильно, что не видел - такая блевота, хоть плачь. Ну, про Д'Артаньяна и Блеза Паскаля. Ты хоть слышал про Паскаля?

-- Слышал чего-то.

-- Эх, Валера, тростник ты мыслящий. Ну там короче, Д'Артаньян ради карьеры у Паскаля невесту увел, потом его шпагой проткнул и веселую песню спел. Тьфу ты, "что за ры царь без удачи!" Но один момент хороший, ничего не скажешь. Там кардинал спрашивает у этого мужика: Он один? Тот ему: Нет, Ваше Преосвященство. - Двое? - Нет, Ваше Преосвященство. - Трое? - Нет, Ваше Преосвященство. - Четверо? - Нет, Ваше Преосвященство. - Пятеро? - Нет, Ваше Преосвященство. - Шестеро? - Нет, Ваше Преосвященство. - Сколько же? - Семеро, Ваше Преосвященство.

33

(Я могу обВяснить, почему Ивану понравился этот диалог: он сильно напоминает собственные авангардные стихотворения Ивана, вот парочка для образца: ВСЕ ПРОЙДЕТ

О, как мало осталось..." Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Рубль. ВОЗРОЖДЕНИЕ ЦЕНОЙ УТРАТЫ Воодин. Водва. Вотри. Вочетыре. Вопять. Вошесть. Восемь. Девять. Десять.

Вот такие стихи пишет Иван, только я чего боюсь: если уж что-то называть масонским явлением, то не такие ли сти хотворения в первую очередь?)

-- Хочешь, телевизор включим? - предложил Валер.

-- Да ну его в жопу!

-- А чувствуешь, забирает бражка?

-- Подумать только, - сказал Иван, вдруг задумавшись, мы так давно смотрим телевидение, что уже отвыкли от нор мальных, не порченных им людей...

-- Да, а тебя разве не забрало?

-- Это тебя на старые дрожжи забирает.

-- Слушай, я как раз анекдот вспомнил.

-- Только ради Бога не похабный!

-- Да нет, я как раз не похабный вспомнил. Это, значит, мужик один - пошел на улицу. Выходит, значит, идет, идет и на руку смотрит. (Пауза) Нет! Вспомнил! Мужик, значит, утром проснулся (пауза) Да! А у него жена была. Ну вот жена утром встает и выходит на улицу... Идет, идет. (пауза) Ну, ушла на работу, значит, совсем. А мужик утром встает, (Валера гово рит таинственно, с отчаянной жестикуляцией) смотрит в одну комнату - нет жены, смотрит в другую - нет жены, смотрит в третью - нет жены... (пауза) Смотрит в кухню - нет жены, смотрит в ванную - нет жены... (пауза).

-- Смотрит в туалет - нет жены, - дополнил рассказ Иван.

-- Ну пошел, идет, и раз: на руку посмотрел ... Нет... (пауза) Да! Вспомнил! Ну, мужик в холодильник. Достает кол басу, сыр там, хлеб и бутылку! (торжественно) Поллитра! Вод ку, значит, пил! И пошел на улицу. Идет и на руку смотрит (пауза) ... Навстречу парень идет и закурить спрашивает... Нет! Во! Вспомнил! Мужик часы дома забыл! А навстречу парень идет! А часов нет! Парень спрашивает закурить и на часы смотрит, и спрашивает: сколько времени? А мужик руку посмот рел, смотрит - нет часов! А парень все понял и убежал. А му жик за ним, значит. (пауза) Да! И часы-то отобрал и пошел

34

домой - уже ночь, значит, темно! Пришел домой, жена спраши вает где часы? А мужик говорит: вот они! А жена тогда и го ворит: эх ты, вот часы-то на столе лежат.

-- Ты свои масонские анекдотики брось! - хмуро заметил Иван.

-- Нет я просто забыл немного. Я еще один вспомнил.

-- Нет уж, хватит! Включай свой телевизор лучше.

Валера включил свой телевизор.

-- Какую программу?

-- Откуда я знаю, какую программу? Включай, посмотрим.

"Дорогие товарищи! Сегодня в нашей программе вечер од ноактных пьес из античной жизни, по мотивам произведений Жа на Расина, Освальда Шпенглера и других"

Титр: ИППОЛИТ

(по мотивам произведений Ж. Расина)

(На сцене сидит убеленный сединами старец, листает ка кие-то пергаменты. Вбегает юноша с совершенно перекошенной мордой, скрежещет зубами) СТАРИК (грустно и вольяжно): Ты кто, о отрок? ЮНОША (с пеной у рта): Я - дикий Ипполит!

(Юноша разрывает на себе хламиду и убегает. Занавес.)

Иван и Валера задумчиво глядят на экран.

-- Не понял! - наконец говорит Иван.

Валера поскреб затылок и вздохнул.

-- Это типа юмор, что ли? - спросил Иван.

-- Из античной жизни, - равнодушно пояснил Валера, не нашедший драму чем-либо необычной. На экране телевизора но вый титр:

ЗАКАТ ЕВРОПЫ

(по мотивам произведений О.Шпенглера)

(На сцене две колонны, два фикуса, две двери. Из одной двери, в ванную, опрометью, босой и вообще только кое-как изящно задрапированный выбегает Архимед.) АРХИМЕД (свежо, молодо, как типичный представитель начала цивилизации, очень вдохновенно): Эврика!

(Из другой двери выходит Андрей Филиппов, грязный, пос таревший, хоть и моложе Архимеда, лет на двадцать, сгорбив шись, в обтруханных штанах, с сеткой пустых бутылок - видно, шел сдавать, да заплутал.) АНДРЕЙ ФИЛИППОВ (с мудрой горечью представителя заката циви лизации): Хуеврика!

Все происходит мгновенно, вся драма занимает пять се кунд, то есть лучше описать так: АРХИМЕД: Эврика! АНДРЕЙ ФИЛИППОВ: Хуеврика!

(Занавес)

Иван вскочил, как ошпаренный:

-- Ты слышал!

-- Чего?

Иван подумал и дико рассмеялся:

-- Ты знаешь, мне как показалось он сказал?

-- Как?

-- "Хуеврика!"

-- Дык он так и сказал, - спокойно ответил Валера.

-- Ты что, чокнулся, что ли?

-- А теперь часто по телевизору такое показывают, Иван, перестройка.

-- Какое "Такое"?!

-- Вот на днях семихуев показывали.

35

-- Кого?

-- В Африке зверь такой - осьминогий семихуй.

-- Да ты совсем охуел от своей браги! Окончательно с резьбы свинтился! Давай переключай, хватит нам эту мудотень масонскую смотреть!

Валера переключил телевизор на другую программу и стал разливать брагу.

АЛЕКСАНДР ЖЕГУЛЕВ

Так было и с Сашей Погодиным,

юношей красивым и чистым; избрала

его жизнь на утоление страстей и

мук своих... Печальный и нежный,

любимый всеми, был испит он до

дна своей... И был он похоронен

со злодеями и убийцами. .

Л.Андреев ... Но когда стемнело, Саше стало совсем невмоготу смотреть на далекое зарево городских огней.

Глаза его слезились от фар редко проезжавших машин и еще оттого, что прошло только несколько часов как он поцело вал - может в последний раз! - юную жену и чистого, безмя тежного младенца...

"Нет, - в который раз он до крови стискивал зубы, - так надо!"

"А зачем?" - снова поднимал он прекрасное лицо к небу, и звезды мерцали ему: доля такая.

"Какая доля? Бедовая доля?"

"Нет. Просто: доля такая."

Машины уже совсем перестали проезжать. Саша выбрался из канавы на шоссе и, теребя потными руками перочинный нож, двинулся во тьму.

Со стороны города послышалось ритмичное повизгиванье и замерцал огонек: приближался почтальон на велосипеде. Это была удача.

-- Стой, почтальон, - изнемогающим голосом сказал Саша, доживая последние секунды до перелома, - остановись, пора...

Александр почувствовал, что нож, руки и язык отказывают ему.

-- Чего? - отозвался ошалелый почтальон, ставя ногу с педали на землю. В тот же миг Саша выпростал из-под пиджака руку с ножом и несколько раз, как мог глубоко, ударил его. Почтальон побарахтался в своем велосипеде и с грохотом сва лился на асфальт.

"Кровушка невинная пролилась..." - с горечью подумал Саша, сволакивая бездыханное тело под откос.

(Иван недоуменно взглянул на Валеру Маруса, но тот спо койно созерцал демонстрируемое.)

Письма, найденные у почтальона в сумке, Александр какие изорвал и разбросал по шоссе, а какие втоптал каблуками в землю. Завернувшись в ворох реквизированных газет, Саша дол го шумно шелестел, как еж, и ворочался в сырых кустах, не в силах заснуть.

"Ну вот и началось... - думал он и дрожал, - тварь ли дрожащая, или..."

36

. .

Дело пошло быстро и хорошо. К Саше примкнули многие, видно время назрело - его отряд рос, как снежный ком, не по дням, а по часам. После удачного налета на пост ГАИ достали оружие, боеприпасы, что позволило значительно расширить об Вем боевых операций; не пренебрегали и мелочами.

И народ любил Сашу, любил и понимал. Понимал и тогда, когда отряд взрывал водонапорные башни и рушил мосты, и тог да, когда Александр, плача от жалости, расстрелял десяток баб, собирающих на поле картошку.

"Землю собой украсил, как цветами" - говорили об Алек сандре по деревням, носили ему молоко, творог - все знали, что взяв с боем сельпо, Саша не реквизировал пищевых продук тов, а без жалости сжигал. Если кого заставал на экспроприа ции - расстреливал лично. И дисциплина была в отряде жесткая - никаких разговорчиков, песен. Бойцы, сжав зубы, вытерпели даже обВявленный Александром сухой закон. Все было подчинено одной программе:

1. Убей 2. Лучше всего неповинного 3. Мучайся потом 4. Земля содрогнется 5. Совесть народная проснется 6. Еще неиз вестно, но что-то будет.

И девиз был в отряде прост: сегодня ты живой, а завтра тебя нету.

Троих самых отчаянных бойцов: Сеню Грибного Колотырни ка, Пантюху Мокрого и Томилина Саша назначил взводными и до верил совершать самостоятельные рейды по области.

Сеня Грибной Колотырник, жестко страдающий без спиртно го хронический алкоголик, делал все, чтобы оправдать высокое доверие. По призванию Сеня был народным мстителем экстрак ласса; такого класса, что затряслись бы от него в ужасе Та рас Бульба и Михаил Уолд, и шарахнулись куда глаза глядят, и спрятали бы голову под мышку. Такого калибра был Сеня мсти тель, что всему человечеству мог, не сморгнув, плюнуть в ро жу; положить (как Мрамалад бомбу) земной шар на одну ладонь и другой прихлопнуть.

Грибным Колотырником ласково называли его бойцы за то, что он часто срывал дурное от воздержания настроение на грибниках. Порыщет, порыщет по лесу, и наткнется на грибни ка.

-- Ну-ка, ну-ка, подойди сюда, грибничок!

-- А что вам, собственно, нужно, товарищ?

-- Ты не ершись, а отвечай: собирал грибы?

-- Да, собирал.

-- А ты их сеял, сажал?

-- Позвольте пройти, товарищ!

-- Вот то-то, грибничок: собираешь то, что не сажал, и жнешь то, что не сеял, и потому не позволю я тебе никуда больше пройти.

И застучит грибнику Сеня морду до смерти. Сегодня ты живой, а завтра тебя нету.

(-- Слушай, это что же такое показывают? - с тревогой спросил Иван у Валеры.

-- Как чего? Про партизан. А может про революцию.

-- Какие партизаны, балда? Ты видел как они жигуленки взрывают, Икарусы?

-- Да что ты, Иван, обычный фильм про войну. А может, про партизан.

-- Ну, дурак ты, Валера. Совсем у тебя чердак сВехал от браги! Не могут такого показывать, понял? Не могут! Может,

37

правда, научная фантастика? Да нет, не похоже...

Валера равнодушно смотрел на экран. Иван вскочил и в тревоге заходил по комнате, не отрывая глаз от телевизора.)

. .

Пантюха Мокрый уже третий час лежал в лопухах и вел наблюдение за большим селом Косицоке. Иногда он вскидывал руку, будто желая ударить рой синих, жирных мух, летающих вокруг, ползающих по траве, по лопухам, по потному лицу Пан тюхи. Солнце перевалилось за полдень, жара усиливалась. Пан тюха утирал налипшую на лицо травяную труху и мошек, зорко вглядываясь в малоподвижное от зноя село.

Прямо перед глазами Пантюхи желтые одуванчики на фоне черной тени сарая гордо клонились в теплоте, как прекрасные женщины Вермеера; дальше несколько баб пололи серое болоти ще. В самом селе влезал то на один, то на другой столб и трогал электричество электрик.

Пантюха несколько раз поднимал было обрез, чтобы снять электрика со столба, но обрез был враль - с трех выстрелов только одного и забирал, а обнаруживать себя раньше времени и даром Пантюха не хотел.

Оцепенение нашло на него, веки смыкались. Незаметно из отвратительного звона мух выделился разноголосый, рокочущий рев. Пантюха вздрогнул, приподнялся из лопухов и взглянул на залитую солнцем дорогу: из леса к селу ползла разноцветная лента какой-то толпы.

Это была банда некогда известного художника, а ныне бандита Витьки Тихомирова.

Дюжие, вполпьяна для куражу, молодцы ошибали шашками репейник, гарцуя на лоснящихся конях, в дрожащем от зноя воздухе колыхались знамена и хоругви кисти Витьки Тихомиро ва, изображающие самого Витьку Тихомирова, насупленного Нес тора Махно, Бакунина, князя Кропоткина с топором в руке, Че Гевару, Джека Потрошителя, Бонни и Клайда и многих других только Саши Жегулева не было на этих хоругвях, о чем уже и раньше знал Пантюха.

Бойцы у Витьки были самых разных мастей - больше всего, конечно, было румяных, усатых, с пьяными красными рожами, поющих "Ударили Сеню кастетом", но была, например, группа молодчиков в черных рубашках, горланящих "Джовенеззу" (а ко е-кто из них осторожно мычал "Хорста Весселя"), поодаль еха ли с усталыми, грустными лицами ребята в конфедератках, пою щие "Красные маки под Монте-Кассино", с ненавистью глядели они на чернорубашечников, а на них самих свирепо поглядывали самоварные рожи бандитов с самодельными георгиевскими крес тами.

Не было у Витьки в отряде только толстовцев, ментов не было, шпионов всяких; но особенно Витька не любил буддистов. Три раза брал Тихомиров приступом город Нирваново-Возне сенск, гнездо и рассадник буддистской заразы, и вырезал всех буддистов вчистую, и три раза город отстраивался, наезжали на ласковых баб-ткачих мужики (буддисты, как утверждал Вить ка), и снова вел Тихомиров свой отряд раскурочивать Нирвано во-Вознесенск, третий раз за одно лето.

За бойцами ехало пропасть накрашенного бабья на телегах и десятки подвод обоза - с семенным зерном, бочковою свини ной, ящики с самогоном, шампанским и водкою "Золотое коль цо", штуки тканей и югославских обоев, запчасти автомобилей, мебель, посуда, стереоаппаратура.

Особенно держалась подвода менее ширпотребных товаров,

38

предметов обихода лично Тихомирова: краски, гипсовые статуи, портрет батьки Махно на велосипеде, реквизированная в крае ведческом музее картина "а ля рюс" американского, видимо, художника, Э.Кэбпэкоба (подписанная латинскими буквами: П.Саврасов).

Банда подВехала к селу. Витька махнул рукой: отдельные голоса замолкли и после нескольких секунд молчания гнусный голос запевалы заныл где-то посередине колонны: Нинка как картинка С фраером гребет. Дай мне, кенарь, финку, Я пойду вперед, Поинтересуюсь, А шо это за кент...

И сытые, распираемые удалью бандиты брызнули, как гни лой апельсин, не дожидаясь конца куплета припев (впрочем, из совсем другой песни): А водки сВем бутылочку, Взгромоздюсь на милочку, А потом в парилочку, Т-т-ттваю мать!

Банда вВехала в село. Девки высыпали на площадь перед почтой и, раззявя рот, любовались на сытые морды бойцов. Ка кой-то старик на костылях притащил хлеба с полотенцем и, утирая слезы, подал Тихомирову.

И Пантюхе Мокрому так обидно было глядеть на эту зажи точную вольницу, что он вскочил и, не отряхнувшись, побежал через огороды в село. Он выбежал на площадь, матерясь рас толкал баб, и вплотную подошел к Тихомирову.

-- Харю разворочу! - задыхаясь, крикнул он.

Все замолкло. Старик с караваем перестал плакать и по пятился за баб.

Витька важно поправил папаху и, кашлянув, разгладил усы.

-- Трись ты своими папахами! - крикнул Пантюха, - банты еще анархистские нацепил, бандит!

Витька Тихомиров склонил голову назад и поднял одну бровь гораздо выше другой. Тотчас к нему, спешившись, подбе жал бледный, гнилой юноша в ленноновских очках.

-- Пантюха Мокрый, из жегулевских, - шепнул юноша Вить ке.

Витька кашлянул, поправил пулеметные ленты на груди и важно, как ласковый барин холопу, сказал:

-- Что же ты меня ругаешь, дружок? Чем же я хуже твоего Сашки?

Пантюха заскрипел зубами и сжал кулаки:

-- Сашка светлый, свету дите! Сашка - положительно имя стало, мы с ним совесть народную упромыслим, а ты за нами вылез, как вошь на гребень! Ишь, "чем я хуже!"

Ты бандит и вор, вон ряху-то наел на грабленных сельпо, а мы в отряде по три дня не жрамши!

-- Как же нам не экспроприировать? - вмешался в разго вор бледный юноша-анархист, - Ведь мы так же как и Жегулев, выступаем с прикладной инициативой ультрапарадоксальной фазы тотального отказа!

Девки в толпе прыснули смехом.

-- А?! "Астрал-ментал", с-сука! - с лютой злобой сказал Пантюха, глядя на анархиста, - Эх, вот на кого патрон бы стратить! Слыхал я про тебя, гнида, да руки не доходили.

39

-- Скажите, Пантелей, у вас есть определенная полити ческая программа? - спросил юноша, ко многому привычный.

-- Сколько ни есть, вся наша!

-- Но вы могли бы сформулировать?

-- Коли я кому сформулирую, дык он не встанет, а прог рамма наша проста: сегодня ты живой, а завтра тебя нету.

-- Ты, дурак, думаешь, мы крамольничаем? - продолжал Пантюха, обращаясь к Витьке, - Мы не крамольничаем, мы го рюшко народное невосплакучее слезами омываем, для народа ра деем! А ты уркаган, тебя в тюрьму надоть! Водку пьешь! - с обидой вскричал Пантюха напоследок.

Все помолчали.

-- Уймись ты, дурачина, сейчас тебе Витька "Встань, хряк" устроит! - крикнула из толпы какая-то баба в мукояро вой душегрейке.

Пантюха, усмехнувшись, сплюнул; и даже не сплюнул, а как-то особенно презрительно уронил слюну с языка.

Все снова, восторгнувшись, помолчали.

-- Сашка-то твой небось побольше моего народу перекоко шил! - произнес Витька, подумав.

-- Саша наш кокнет одного, дык потом час мучится. Де сять кокнет - десять часов мучится, плачет! А ты... Шпионов все ловишь! В Ожогином Волочке и было-то 40 дворов, а ты там сто шпионов настрелял! Хоть Машка из сельпо продавщица - ка кая она тебе шпионка, если и по выходным нам косорыловку да вала!

Все враз затаили дыхание. Витька чуть улыбаясь, туманно смотрел на Пантюху. Кровушкой запахло на солнечной площади села. Явная обидка вышла атаману - ведь дело в том, что жен щин-то Витька принципиально никогда не кокал - жалел; и убо гих жалел, и фригидных, и тех, которые совсем не давали все равно жалел. Тетю Машу из сельпо покрошили двое подгу лявших чернорубашечников, за что Витька их потом самолично шлепнул, а с ними заодно еще пяток АКовцев; ведь скор был Тихомиров в таких случаях, и девиз его был еще проще, чем у Саши: сначала действуй, а потом разберись.

Пантюха мигом сообразил все это, когда ласковая рука Витькиного ординарца Нароконного вынула у него из под пиджа ка обрез, а другая рука нежно взялась за плечо. Пантюха по нял, что сегодня он живой, а завтра его не будет.

Бабы заранее заголосили, ведь всех Сашиных бойцов жале ли, а Пантюху любили как родного.

Витька поднял руку, переждал, когда все замолкнут, и негромко осведомился:

-- Буддист?

Бабы снова заголосили, услышав такой жуткий вопрос, од нако ошибка была слишком очевидна - на буддиста Пантюха явно не тянул.

-- Шпион, толстовец, мент, Дэвид Бауи? - выдал Тихоми ров сразу обойму предположений, от каждого из которых разило могилой.

-- На толстовца похож... - услужливо закивал головой гнойный анархист, зная, что одного из роковых определений Пантюхе не миновать.

-- Ну, а раз толстовец, так и рубай его, хлопчики! - не повышая голоса, бросил Витька Тихомиров через плечо и тронул коня.

Заулюлюкали, засвистели, блеснули в пыльном воздухе ве селые шашки, глянцевитые лошадиные крупы и жирные загривки

40

бойцов заслонили от стонущих баб хрипло матерящегося Пантюху Мокрого.

Да. Сегодня ты живой - а завтра тебя нету.

. .

Одновременно с Пантюхой Мокрым не стало и Сени Грибного Колотырника, причем обидно, нелепо: Сеня, не в силах обой тись без алкоголя, стал помногу есть ядовитые грибы и вско ре, так и не придя в сознание, умер.

Узнав о гибели Пантюхи, Саша весь отряд бросил в жесто кий бой с Витькой Тихомировым, и почти победил разжиревших на краденом сале бандитов (которых теперь в народе прямо уже и считали за бандитов), но пешим жегулевцам не взять было Витьку в кольцо, и он ушел зализывать раны под Новгород. Но и Саша не досчитался многих лучших бойцов, а некоторые пре дали народное дело и ушли за Тихомировым, к его бабам и дар мовой выпивке.

Мало осталось верных, но железным строем сплотились они.

Близилась осень; Саша понимал, что зиму в лесу перенес ти не удастся, придется возвращаться в город, к семье, к постылой работе в конторе, и поэтому отряд торопливо боролся день и ночь: вчистую вырезали геологическую партию и зарыли скважины, которые геологи успели пробурить, взорвали все рейсовые автобусы в области, пустили под откос десяток поез дов дальнего следования. Удалось даже сбить несколько низко летящих самолетов-кукурузников, опыляющих поля.

Однажды зябкой сентябрьской ночью Саша и Томилин бес шумно сняли сторожа детсадовской дачи, тихо подперли двери колышком и принялись осторожно забивать окна, Саша придержи вал доску, а Томилин обернутым в вату молотком прихватывал ее гвоздочком.

Только к утру, когда небо посветлело, были заколочены все окна большого деревянного строения.

Томилин приник к щели и долго слушал: все было тихо, все спали.

-- Давай, Сашок, - шепнул он и стал отвинчивать крышку канистры с керосином.

Саша взял в руки канистру, чуть наклонил ее, но вдруг задумался и с тоской поглядел на небо. Слезы замерцали в его глазах под светом тускнеющих на небосводе звезд. Он сел на крыльцо и крепко сжал голову руками.

Томилин острожно, бережно положил ему руку на плечо:

-- Тяжело тебе, Сашок?

Саша, не отвечая, сглотнул слезы и кивнул.

-- Тяжело, Саша, ох тяжело... - с тяжким вздохом сказал Томилин. - И мне тяжело. А кому сейчас легко-то? Подлецу од ному легко! Ничего, Сашок, все упромыслим... Без изВяну по ворот не сделаешь такой крутой и гораздый в совести людской! Наше время - это молотьба чего-то такого... Мути какой-то. Должен ведь кто-то ее перелопатить!

Саша сдавленно застонал.

-- Саша, Сашок, - зарыдал Томилин, - тебе бы у грамоты сидеть, умильный ты да светлый!

Голос Томилина звенел - и сколько же не исплаканной си лушки народной было в нем!

-- Да, Томилин, да... Ох, тошно мне! - задушевно сказал Александр, рванув воротник, - но зачем, зачем, Томилин?

-- Зачем? - вскричал Томилин, - Зачем? А за тем, что упадет кровушка в мать сыру-землицу, и вырастут цветы совес

41

ти народной! Саша, Сашок! Ты знаешь... Кто? Ты, говорю, зна ешь для меня кто? Ты для меня все горюшко, болюшко и силушка людская, вот кто! Саша, не молчи! Хочешь, землю есть буду?! - и Томилин, припав к мокрой от росы земле, стал хватать дрожащими губами землю.

Александр задумчиво ухватил тонкими пальцами комок за топтанной черной земли и поглядел не нее заплаканными глаза ми.

-- Вот она... Землица... - дрогнувшим голосом сказал он.

Томилин, шмыгая носом и всхлипывая, взял в руки канист ру с керосином и...

(Иван, выйдя из оцепенения, дернулся и прохрипел:

-- Переключай...

Валера удивленно посмотрел на него:

-- Тебе что, не нравится? Зашибанское кино.

-- Переключай, быстро... - не двигаясь, мучительно скривился Иван.)

Минуты две по экрану ползет секундная стрелка. Иван по давленно смотрит, не шевелясь. Затем на экране появляется лихой молодой человек, как и Иван, напряженно глядящий - ку да-то вбок. Иван вздрагивает и молодой человек, будто заме тив это, счастливо улыбается и обВявляет:

-- Дорогие товарищи! Сегодня в нашей программе художес твенный фильм "Спорт любит сильных". По центральному телеви дению фильм демонстрируется впервые.

СПОРТ ЛЮБИТ СИЛЬНЫХ

Под оглушительный рев трибун Алексей вышел на помост и несколько раз подпрыгнул, разминаясь.

-- На помосте Алексей Степанов, Советский Союз! - про ревел динамик и, вторя ему, залопотали на разных языках го лоса в других частях громадного зала.

(Иван облегченно вздыхает и, размякнув, откидывается назад:

-- Слава, Тебе, Господи... Что-то, наконец, нормальное! А я уж думал - белая горячка у нас!

Валера равнодушно глядит на экран, хлопая короткими ресницами.)

Степанов приветственно поднял руки, чувствуя, как вол нами поднимается в нем хорошая спортивная злость.

Его противник: Рихард Грюшенгауэр, Федеративная Респуб лика Германии, выступает под псевдонимом Гамбургское Страши лище.

Алексей быстро оглянулся - важно было не пропустить мо мент выхода немца на помост, даже по тому как он пролезает под канатом, можно было довольно точно оценить его состояние и степень подготовленности к бою. Гамбургское Страшилище, сильный и техничный игрок, лез намеренно небрежно, опираясь на пол руками и сплевывая. Выходя, он так сильно зашатался, что вынужден был схватиться за стол.

Рихард Грюшенгауэр был ветераном перепоя и на последней Олимпиаде занял видное место. Уже несколько лет назад Алек сей Степанов видел его на показательных выступлениях лучших перепойщиков в Большом Драматическом театре Москвы. На его стороне был опыт, на стороне Алексея - молодость.

Секунданты забегали по помосту с ведерками, полотенцами и тряпками; опухшее от тренировок, тело клонилось к земле, руки беспорядочно дергались в поисках опоры.

Это могло быть, и, вероятнее всего, и было блефом - та

42

ким поведением он рассчитывал усыпить бдительность соперни ка, представить поединок легким и малозначительным.

Одет он был в рваный рабочий комбинезон и ватник - не понятно, что натолкнуло его на мысль о том, что такая, столь знакомая Степанову форма может пробить брешь в психологичес кой защите советского спортсмена.

-- Только не расслабляться, Алеша, только не расслаб ляться, - твердо сказал Степанову тренер советской команды, ас и видный теоретик перепоя, много сделавший для развития нового вида спорта, в частности, его перу принадлежали книги "Перепой: спорт или искусство?" и "Нести людям радость (Ле топись перепоя)".

Раздался предупреждающий свисток судьи и все, кроме двух секундантов, в обязанности которых входило по мере на добности открывать и разливать бутылки, покинули ринг.

Послышался второй свисток, и соперники сели напротив друг друга.

Рихард Грюшенгауэр неловкими движениями освободился от ватника и швырнул его на пол. От внимательного взгляда со ветского спортсмена не укрылось, что комбинезон соперника выкрашен в соответствии с псевдонаучной теорией Гете-Кандин ского о психофизиологическом воздействии цвета, и хотя со ветская наука о перепое отвергала, например, произвольное утверждение Кандинского о рвотном рефлексе на сочетание си него и грязно-желтого, Степанов невольно отвел глаза от отв ратительных сизо-желтых пятен, покрывавших Гамбургское Стра шилище, как жирафа.

Гул зала постепенно стихал. Секундант Алексея ловко от крыл бутылку "Молдавского" портвейна и налил стакан.

-- Полнее наливай, - негромко сказал Алексей, трепещу щими ноздями уловив знакомый запах. Степанов уже давно спе циализировался по "Молдавскому" портвейну, хотя и трениро вался по комплексному методу. Спектр его спортинвентаря был широк, от шато д'икема и крем де вислетта до тормозной жид кости и неочищенной политуры, но предпочтение он отдавал портвейнам, что и было характерной чертой прославленной со ветской школы перепоя. Преимуществом "Молдавского" красного портвейна над другими был высокий коэффициент бормотушности. Его противник боролся мятным ликером, не столь бормотушным, но специфичным и нажористым.

Таким образом, технические параметры спортинвентаря со перников уравнивались. Победа достанется сильнейшему.

. .

Прозвучал гонг и состязание началось.

Немецкий спортсмен расправил плечи и впервые взглянул на Алексея, разом отряхнув с себя напускную апатию. Высокие волевые качества и мужество светились в его глазах, компен сируя немалый для перепойщика возраст.

-- Сзукин сынь, а ну гляди, яко я стаканишше вышру, тфаю мать!!! - свирепо закричал Гамбургское страшилище, вра щая выкатившимися глазами. Он схватил стакан и разом опроки нул мятный ликер в громадную пасть, затем, даже не сделав глотательного движения, откусил кусок стакана и, звонко проскрежетав зубами, проглотил. Рихард Грюшенгауэр принадле жал к тому, впрочем, довольно немногочисленному разряду спортсменов, которым мешал запрет на все виды закусок, кроме неорганических соединений.

Алексей чуть заметно усмехнулся. Он понял, что соперник делает ставку на устрашение. Но такая демонстрация силы мог

43

ла встревожить кого угодно, но не советских спортсменов. Не даром остальные члены немецкой сборной предпочитали другую тактику борьбы - изысканный, галантный стиль, пронизанный тонкой иронией и пренебрежением к противнику.

Алексей медленно, неуверенными глотками отпил четверть стакана, страшно сморщился и, брезгливо понюхав остаток, от ставил стакан.

Степанов, конечно, понимал, что даже в пылу борьбы со перник не сочтет этот блеф за чистую монету, но переходом от пассивности к резкой атаке можно добиться психологического преимущества у самого опытного противника.

Гамбургское Страшилище швырнул полусВеденный стакан за спину и, рыгнув, продолжил:

-- А ну, сзукин сынь, смотри, яко я фторой стаканишше вышру, тфаю мать!

Степанов встревожился. За столь грубой игрой мог стоять тонкий подвох. Дважды повторяя такой прием, Рихард Грюшенга уэр явно пытался усыпить бдительность противника в самом на чале игры, не дать ему почувствовать степень своей подготов ленности. Неясным был и странный акцент - ведь русский язык издавна стал международным языком состязаний по перепою, и Грюшенгауэр хорошо знал его уже тогда, когда только перепой перешагнул границы Советского Союза и начал победоносно шес твовать по странам и континентам, вытесняя другие виды спор та и искусства.

Алексей взглянул за канаты на совершенно заплывшее лицо своего тренера, сидевшего с бутылкой Стрелецкой за судейским столом.

-- Еще спокойнее, Леша, спокойнее, - шепнул опытный тренер, только утром перенесший зверский припадок белой го рячки, и Степанов понял его по движению губ.

Под жуткий скрежет второго сВедаемого Страшилищем ста кана Алексей спокойно допил свою первую дозу.

-- Наливай по два стакана, - тихо сказал он секунданту.

Прошла уже почти половина первого раунда, Страшилище набрал в пять раз больше очков - приходилось дать себе от чет, что тактика на устрашение, точнее, замешательство, сра ботала.

Алексей плавным жестом поднес свой второй стакан и сильно, уверенно выпил, в тот момент, когда его правая рука ставила пустой стакан таким же плавным жестом - левая уже поднесла другой ко рту, когда и этот стакан был выпит, пра вая уже подносила наполненный секундантом третий стакан.

В таком темпе он работал минут десять, пока голос ком ментатора не заставил Алексея прислушаться.

-- Русский перепойщик, - быстро говорил комментатор, демонстрирует великолепное владение стилем "загребальная ма шина", хотя нельзя не отметить, что он исполняет стакан в три с половиной выхлеба, а немецкий перепойщик - в один, что сильно скажется на оценках, вынесенных судейской коллегией. К тому же Степанов явно пренебрегает психологической сторо ной борьбы с противником. Создается впечатление, что он его просто не замечает, что тоже является своего рода стилем, отвергнутым, однако, еще на заре развития перепоя. Такой стиль более угнетает и подавляет самого спортсмена, нежели его противника, кроме того, я думаю, все телезрители скажут вместе со мной: такой перепой нам не нужен! Это же не искус ство!

-- А ну, гатина поканная, гляти, яко я тевятый стака

44

нишше вышру, мать тфаю!!! - кричал Гамбургское Страшилище.

Алексей понимал, что явно проигрывает в артистизме, но не мог изменить тактику до конца раунда, так как в перерыве противник успел бы перестроиться.

Атаку, и решительную атаку, нужно было начинать в нача ле второго раунда.

. .

Прозвенел гонг, и секунданты бросились на ринг, чтобы утереть лица спортсменов и стол.

Тренер положил руку на плечо Степанову:

-- Нормально, Леша, нормально. Походи по рингу. Запом ни: левой, больше работай левой! А главное, не дай себя за пугать. Ты ведь злее. Я тебя пацаном помню, ты литр самогона осилить не мог, а уже злой был.

Глядя на расплывшиеся черты дорогого лица, Степанов вспомнил их вчерашний разговор с тренером.

-- Значит, "Молдавский" красный? - строго спрашивал тренер.

-- Красный. Только красный, - твердо отвечал Алексей.

-- Конечно, Леша, конечно... А может, все-таки белый? Или хотя бы розовый? Недоберешь коэффициентом бормотушности - возьмешь количеством. Вспомни, Алексей, ведь у тебя на прошлой неделе...

Да, Алексей помнил, хотя и нетвердо, что на прошлой не деле перенес прободение язвы желудка. Да, "Молдавский" крас ный, "Молдавский" красный, разящий меч советских перепойщи ков - ты не любишь слабых!

-- Нет, Иваныч, нет. Красный - и только красный. Ведь спорт - любит сильных.

Тренер опустил плешивую голову и не скоро поднял ее, смахнув щедрую слезу старого перепойщика.

-- Другого ответа я не ждал, Алексей. Пора и за трени ровку! - и Иваныч стал выставлять на тренировочный стенд до боли знакомый спортинвентарь: темно-зеленые бутылки в опил ках, с желтыми жестяными пробками без язычков.

-- Создается впечатление, - диссонансом врезался в соз нание Алексея голос комментатора, - что немецкому мастеру удалось подавить волю советского спортсмена к победе. Однако посмотрим, что скажут судьи.

На гиганском табло зажглись судейские оценки. Алексей еще твердо различал эти неутешительные для него цифры, после второго раунда их обычно сообщал ему тренер.

Рихард Грюшенгауэр получил за артистизм исполнения поч ти в два раза больше баллов и чуть-чуть вырывался вперед по количеству абсолютных алкогольных единиц - хотя немецкий спортсмен к концу раунда и снизил темп, но крепость и коэф фициент сахарности его напитка были больше.

Гамбургское Страшилище не вставал со своего стула - он сидел вразвалку, блаженно раскрыв громадный рот, и двое се кундантов изо всех сил махали перед ним полотенцем, вгоняя в его вылающую мятой пасть свежий воздух. Двое других секун дантов массировали ему руки.

-- Зачем это? - мрачно подумал Степанов, - Будто бить меня собирается..."

Международная Федерация Перепоя уже давно поднимала вопрос о допутимости физического контакта соперников, однако окончательное решение по этому вопрому еще не было выработа но.

Иваныч между тем втолковывал Алексею тонкости возможно

45

го поведения соперника во втором раунде. Степанов, наморщив лоб, слушал его, растроганно думая о завидной памяти старого перепойщика.

Иваныч помнил даже восьмидесятые годы XX века, или, как их называли, "лютые восьмидесятые". Алексей с трудом верил в жестокие рассказы об этом времени.

Например, Иваныч рассказывал, что по воскресеньям в ма газинах совершенно ничего не продавали. Можно ли в это ве рить? Ведь человек тогда уже шагнул в космос, бурно развива лась электроника, машиностроение - и в воскресенье человек ничего не мог выпить.

Если кто делал и продавал самогон - давали срок до пяти лет.

-- Это как же - за самогон посадить могли? - недоверчи во смеялся Алексей.

-- Могли припаять свободно, - поучительно говорил тре нер, - За самогоноварение - до пяти лет.

-- А вот если я суп сварил, тоже посадить могли?

-- Нет, за суп не сажали.

-- А если чаю заварил?

-- Вроде нет... Не помню. Эх, Леша, много чего было... Такого... - Иваныч поглаживал стакан, мучительно вспоминая чего-нибудь. - На улицу страшно было выйти. Бандиты везде... Нет, это в Америке сплошь бандиты были, а у нас - менты! Менты у нас были, вот сейчас милиционер тебя на соревновании охраняет, цветы тебе дарит, ты с ним поговорить можешь, как с человеком. А тогда милиционеры вроде бандитов были. Неохо та ему работать, а охота ему кобяниться и залупаться, вот он и идет в менты. Идешь ты мимо него трезвый даже, а он ручкой тебе вежливо - и давай залупаться: ваши документы, ваш рабо чий пропуск, а что у вас в сумке, пройдемте, разберемся.

-- Как же вы такие пришибленные были? Что же вы не бо ролись?

-- Ага, мы боролись, это точно ты сказал, в очередях особенно страшно боролись. Соберутся, бывало, менты толпой у магазина, и смотрят, как ты борешься. Потом оцепят магазин кого хотят, того пустят, не покажешься им - уведут к себе в КПЗ и натешатся вдоволь - борются с тобой... - Иваныч зябко повел плечами и тяжко вздохнул. - За гласность велели бо роться тоже. Чтобы одну правду говорили. Раскроешь, напри мер, центральную газету, а там на первой полосе так прямо и написано: "Наше правительство опять здорово лопухнулось". Или войдешь в столовую, а там на стене лозунг: "Кормим дол го, дорого, грязно и невкусно." Да дорого... Дорого все ста ло. Получку за три дня и пропьешь, если дурак, а у тех, кто поглупей и лозунг такой был: Заработай! Пропей!

-- Нет, Иваныч, заврался ты совсем. Это ты мне про Аме рику все рассказываешь - там и бандиты, и посадить могли, и гласность, и дорого все.

. .

Ударили в гонг и секунданты, спотыкаясь о пустые бутыл ки, выскочили с ринга.

Гамбургское Страшилище взял в руку десятый стакан и, почесывая живот, начал:

-- Мать тфаю, клянь-ка, как...

-- А ну, мать твою, молчать у меня, харчемет, соплей перешибу!!! - что было сил зарычал Алексей и, быстро повер нувшись к секунданту, продолжал:

-- А ты что возишься? Дай сюда!

46

Алексей выхватил из рук секунданта неоткупоренную бу тылку "Молдавского" красного, откусил горлышко, харкнул им в сторону соперника и влил содержимое в свою брюшную полость хлебком полтора выхлеба прогнувшись.

-- ... Как я тесятый стаканишше вышру! - не потеряв ду ха, продолжал кричать Гамбургское Страшилище.

Жутко захохотав, Степанов выхватил из рук секунданта вторую, уже откупоренную бутылку портвейна и, глубоко выдох нув, вскинул ее над головой.

-- Вот какой перепой нам нужен! - закричал комментатор, - советский спортсмен проводит исключительной красоты прием под названием "вакуум-насос": вино втягивается одним глот ком, так, что пузырьки воздуха не проходят в надвинное прос транство и, таки образом, сильная работа ротовых мыщц созда ет там абсолютный вакуум! Да! Спорт не любит слабых! Спорт любит Сильных!

В этот момент опустевшая бутылка с очаровтельным звоном брызнула во все стороны, не выдержав давления столба окружа ющего воздуха. Вся морда Алексея оказалась изрезанной оскол ками.

Волны овации гремели по залу, да и во всем мире, навер ное, многие телезрители в изумлении уронили стаканы.

-- Интерес к состязанием огромен! - с радостным напо ром, захлебываясь кричал комментатор, - Многие информацион ные и телевизионные агенства в связи с состязанием даже от ложили сообщения о ходе сто девяносто восьмого раунда пере говоров на высшем уровне между товарищем Иваном Абрамовичем Натансоном и господином Натаном Завулоном по вопросу о сок ращении ракет средней дальности в Европе! Не теряя ни секун ды, Алексей продолжил столь блестяще начатую атаку, достиг нув прочного успеха, он снова перешел на игру в своем излюб ленном стиле "загребальная машина", дополняя ее красивым ма том.

Сильно деморализованный кровавым видом Алексея Гамбург ское Страшилище, что-то бормоча, грыз свой десятый стакан. Секундант держал на готове одиннадцатый. Немец схватил его, открыл рот, но, не говоря ни слова, начал пить.

Алексей увидел, как его соперник закашлялся, замурлыкал и, схватившись за рот, нагнулся под стол.

Зал ревел, как прибой, все накатывал и откатывал от Алексея, качаясь справа-налево.

-- Замечательная победа советского спортсмена! - еле звенело в ушах, и Степанов не понимал: как? Разве уже все кончилось?

Глава судейской коллегии; не дожидаясь, когда вспыхнет табло, пролез под канатами, подбежал, схватил руку Алексея и высоко поднял ее.

Голос из динамика гордо загремел над колышащимися три бунами:

-- В связи с проблевом на месте, допущенным Рихардом Грюшенгауэром, победа присуждается Алексею Степанову, Совет ский Союз!

Конец фильма. Фильм снят на пленке Шосткинского комби ната "Свема".

Иван медленно встает. В его глазах невыразимый ужас. Не сводя глаз с телевизора, он на цыпочках крадется к двери, Валера Марус чмокает и переворачивается на другой бок.

47

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НАЧАЛ ЗА ЗДРАВИЕ, КОНЧИЛ ЗА УПОКОЙ

Наутро Валера вскочил, как полоумный, не выключив теле визора, и бросился на работу, потому что знал, что если он еще и на работу будет опаздывать, его точно отправят прину дительно лечиться на Балтийский завод.

Поэтому, когда он пришел вечером с работы - телевизор еще работал. Валера некоторое время тупо смотрел на телеви зор, не понимая, почему это он работает.

-- Сегодня, дорогие товарищи, мы начинаем чтение авто биографии известного музыканта В.Шинкарева "Говно в прору би". Часть первая - "Везде хорошо" и часть вторая - "Там, где нас нет!"

Валера все равно ничего этого не понимает и выключает телевизор, со злостью думая, сколько же электричества он сожрал за ночь и целый день.

. .

Этот бред так насыщен прекрасными эпиграфами, что не вольно хочется извиниться (но, кстати, это вовсе не бред, а сопротивление ежеминутно нарождающейся всеобщей бессмысли це): а сейчас я наворочу еще больше эпиграфов. Хорошая книга может состоять из одних только с умом подобранных эпиграфов, так точно они выражают первоначальные намерения автора

Санкт-Петербург, новый город,

выросший по воле царя, прекрас

нейшим образом демонстрирует поч

ти чудовищные структурные анома

лии и неуравновешенность таких

больших городов. .

Ф.Бродель

Единственным светилом в Дуггу

ре, его солнцем, служит Луна."

Д.Андреев

.... За Невой, в полусветлой,

зеленой там дали, повозрастали

призраки островов и домов, оболь

щая тщетной надеждой, что тот

край есть действительность, и

что он - не воюющая бескрайность,

которая выгоняет на петербургс

кую улицу бледный дым облаков."

А.Белый

Никифоров знал магическую силу

писания, которое притягивает к

себе жизнь. То, о чем писалось,

что было полнейшим вымыслом

поднялось из твоего мрака, из

твоих ила и водорослей, - внезап

но воплощается в яви и поражает

тебя иногда смертельно." .

Ю.Трифонов

Нет исхода из вьюг, .

И погибнуть мне весело." .

А.Блок

Но так сидеть скучно - Валера посмотрел всю коллекцию открыток с изображениями артистов, которую он собирал недели две. Допил брагу и на какой-то момент искра неумной, веселой надежды заслонила от него комнату с черным окном: нет, все правильно! Живет он дай Бог всякому, жены нет, работа нор мальная, с аванса будет тахта, а не раскладушка. А там еще

48

женщина какая-нибудь полюбит Валеру!

Валера включил телевизор. "... Таким образом нужно с уверенностью сказать, - уверенно говорит человек в белом халате, похлопывая по ЭВМ, - в ос новных чертах будущее прогнозировать можно! Зная, конечно, основные законы развития человеческого общества.

-- А вот телезрители спрашивают нас, - кокетливо гово рит дикторша, - можно ли прогнозировать индивидуальное чело веческое будущее!

-- Какое человеческое? - растерянно говорит человек в белом халате.

-- Может ли сам человек прогнозировать - в общих, ко нечно, чертах - свое личное будущее?

-- Нет! - отвечает ученый, подумав, - этого делать... Нельзя! Вот пример: знал ли мой однокурсник Борис, бренькая в армейском туалете на гитаре, что в недалеком будущем он будет совещаться с Йоко Оно о путях развития рок-музыки? Нет, это он не знал.

Другой разительный пример, Вот, кстати, у меня для это го фотография... (находит в кармане и показывает телезрите лям какую-то древнюю неразборчивую фотографию). Вот фотогра фия маленького Мити. Вопрос: знал ли маленький Митя, что в будущем он станет знаменитым Дмитрием Ивановичем Менделее вым, автором периодической системы элементов Д.И.Менделеева? Нет, этого он не знал.

(Валере делается почему-то жутко. Он тоже ставит себе какие-то невнятные вопросы: знал ли Валерий Марус, что... Мог ли кто-нибудь помыслить, что Валерий Марус... А что?

Валера подходит к окну и с тоской смотрит: черный снег, ветер. Бурный сумрак.

Громадного калибра полная луна пролетела по черной про руби в облаках.

Валере делается привычно одиноко, это бесконечное мол чание, молчание или телевизор.

Он возвращается к телевизору и, переключив, с удивлени ем видит в пелене снега знакомое лицо Джакоба Кулакина: ведь телефильм-то еще идет! Ну, слава Богу, это последняя серия.)

Джакоб удивленно рассматривал веселых гренадеров и штатских, машущих какими-то флажочками и славящих свою цари цу. Его схватил за плечо и развернул на себя совершенно пья ный свирепый мещанин. Сквозь снег и темноту он принял сереб рянные пуговицы на камзоле Джакоба за часть какой-то унифор мы, сорвал шляпу и полушутливо кланяясь, заорал:

-- Молодцы! Братцы! Покрошили, наконец ферфлюхтеров, дай вам Бог, и матушка наша Елизавета... Ура, мать вашу!

-- Ура! - грянули вразнобой в мелькающих фонарях. Гром победы раздавайся. Веселися, храбрый росс!

Как влюбленный ошибается, пускаясь вдогонку за незнако мой женщиной, которую его ищущий взгляд принимает за возлюб ленную, так Джакоб бросился за многими прохожими, но каза лось, на этой улице, где со времен Петра звучат десятки язы ков и толкаются сотни темных шкиперов - Джакоб единственный иностранец. А Монтахью нет нигде: мы с ним остались вдвоем, если он лежит на дне Маркизовой Лужи - и мне не уйти далеко.

Господи, смилуйся над всеми, кто в море сейчас, этой ночью. Вихри черного снега, ветер, бурный сумрак - вот ткань жизни этого города, а им все нипочем! Беснуются, плачут, ма шут флажочками, все наполнено удивительной ледяной страстью.

49

Петербург: У-у-у! Ожесточенный город.

В данном случае горожане радовались тому, что Фридрих, изнывавший за свой Берлин, как птица за гнездо, утратил все, и из короля Пруссии превратился в рядового бранденбургского курфюрста.

Внезапно Джакоб почувствовал словно удар в сердце: он был уверен, что это Монтахью проскакал сам-третий с двумя рослыми гренадерами, и были они молчаливыми, не похожими на остальных.

Здешним жителям известно, что при полной луне мертвецы скачут на север.

Застонав, Джакоб отшатнулся в темный проулок или про ходной двор. Заехавший отдышаться или покемарить возница за шевелился в розвальнях:

-- Что, барин, нагулялся?

-- Который час?

-- Эк его! Да заполночь.

-- Возница! Продай мне водки, прошу тебя... Или поез жай, достань где-нибудь...

-- Да ты не из неметчины ли?

-- Нет, я шотландец... Ну, англичанин.

-- Сейчас где достанешь, а продать могу. Пятнадцать целковых.

-- Ты что ошалел? Десять!

-- Эх, боярин... Десять когда было? До указа.

Джакоб заскрипел зубами, роясь в карманах.

-- Возница! Бери ты все: эту шляпу, серебрянные пугови цы Алана Брека... Вот десять целковых... Дай горячей водки!

Возница взял деньги, шляпу, пуговицы, пощупал сукно плаща, вздохнул и протянул Джакобу заткнутую тряпицей бу тыль.

Ватага веселых молодцов, горланя своего "Храброго рос са", ворвалась во двор.

-- Вот ты где! - с недобрым удивлением гаркнул один из них, - Давай, батя, водку живее!

-- На! Ищи, сукин сын, свою водку: нету у меня больше ничего!

-- Ты как с бойцами разговариваешь, шпак? Мы тебя от куроцапов защитили!

-- Вот последнюю бутылку господину продал!

Гренадеры как по команде повернулись на Джакоба и стали примериваться к нему жадными взглядами.

-- А и вправду господин, да ты не куроцап ли, не ферф люхтер?

-- Как есть ферфлюхтер!

-- Пусть он скажет!

-- А что разговаривать - национализировать излишки! А добром не отдаст - надобно будет наказать за противность!

Джакоб удовлетворенно улыбнулся.

-- Давай, давай, - брезгливо бросил он гренадерам, ну-ка, топай отсюда! Веселился, храбрый макрорус!

Гренадеры этого честно не ожидали никак. Некоторые даже действительно сделали движение уйти. Джакоб до крови сжал зубы, лицо его дрожало от радостной ярости, но рука, выхва тившая шпагу, была тверда.

50

. .

Усталый прохожий, он идет по окраине города, где цепоч ка фонарей обрывается в белесую черноту. Вот уже скоро расс вет, а ему все не легче.

Буря прошла, но тротуар и рельсы совершенно засыпал почти теплый снег, который, как манная каша из доброй шот ландской сказки - все валит и валит, налипая на кружево раз валин и мясо кирпичей сломанных домов.

Усталый прохожий представляет себе какую-нибудь встречу - вряд ли здесь встретишь женщину... Ну, старичок, толстый дедушка с волосами как пух, пьяный... Нет, старый хрыч, ты и днем надоел.

Все же женщина, изящная дама былых времен, и нет грязи под цоканьем ее копытец.

Фонари нерезким светом освещают снизу ее лицо сквозь вуаль, или нет? - паутина проводов это, а не вуаль.

Какая странная, совсем недетская улыбка!

Она наклоняет голову, от смущенья ее лицо...

-- Конечно, но не говорите так громко при них...

Пьяный старик, с волосами, как пух, блестит щелочками глаз - уж не смеешься ли ты надо мной, старый хрыч?

Синюшный заспанный юноша, закатив глаза, передвигается вперед, как механическая кукла.

-- Я вижу, вашим спутникам нет дела до вас - позвольте мне быть провожатым?

Ее сверкающая рука медленно показывается из муфты.

-- Эй, прочь с дороги, парень! Но так и есть, юноша за девает окаменевшего старика и боком валится в снег, продол жая равномерно елозить ногами. Сонная слюна ему на жабо.

Дорогая, пусть их! Что нам за дело до них? Пусть торчит в снегу твоя шутовская гвардия, задрав к нам вниз руки, как пугала!

Вот уже рассвет, вот он движется глубокой волной по со седним улицам, мелькая в просветах проходных дворов.

Вот он погружает город на свое темное дно, мнет и коре жит шпили - кресты и кораблики, с которых давно всплыли.

Как засверкала зеленым перламутром чешуя птиц, поющих рассветную песнь для моей возлюбленной!

Обними меня другой рукой, обверни поверхностью тела, будто плащом.

Колючий, как опасная сияющая стекловата - белый сок любви, извивающийся в нас.

Ты мой плод, чуть шевеля кольцами, искрящимся клубком дремлешь во мне...

51

. .

Господи, помилуй!

Ну хватит. Как я устал и боюсь - закрыть бы себя руками и не видеть, уткнуться головой в теплые, пушистые котлы, оцепенеть от их непрестанного мурлыканья.

Это конец, хватит писать. (Все померли, а нет, так не долго осталось. И про что вся эта пьяная музыка?)

Я, наверное, даже не развлек тебя: но, может быть, уви жу твою добрую меланхоличную улыбку?

А не вышло, так и хрен с ним.