"Наваждение" - читать интересную книгу автора (Монтегю Жанна)

ГЛАВА 16

– Уокер! Что ты здесь делаешь?!

Деклан мгновенно развернулся, выхватил из кобуры револьвер и навел его на Уоррена, стоявшего у дверей потайной комнаты.

– Видишь это? – держа его под прицелом, Деклан сунул Уоррену под нос куклу. – Это восковая копия, смертельная кукла, и сделана она, чтобы навести порчу на мисс Энсон. Однако я полагаю, что ты сам знаешь об этом?

– Я не знал. Я ничего не знал. Я и не думал, что Элиза… Я ведь предупреждал ее, чтобы она не смела вредить Кэтрин!.. – Уоррен замер в растерянности, но тут же бросился в атаку. – Но это еще не объясняет вторжения в наш дом: ты пробрался к ней в комнату, вынюхиваешь тут… Я вызову полицию.

– Давай валяй, приятель, и я покажу им вот это. Местные власти не очень-то жалуют Вуду. – Деклан аккуратно поместил куклу в шкатулку и засунул поглубже в карман плаща. – Ну а теперь нам самое время кое о чем потолковать.

По-прежнему не опуская дула револьвера, он отконвоировал Уоррена в спальню и усадил на стул.

– Мне не о чем с тобой говорить, – пробормотал Уоррен. – Ты нарушил закон. И я могу отправить тебя под арест за попытку грабежа.

– Кончай трепыхаться. Слушай меня, и слушай хорошенько. Не так давно я повстречался с Раулем Джорданом, и он много чего порассказал мне про вас с Элизой.

– Этот человек лжет. – Лицо Уоррена посерело от страха, но он все еще сопротивлялся. – Он просто скандалист. И ты ему поверил?

– Как ни странно, поверил. – В тусклом пламени свечи улыбка Деклана казалась зловещей. – Мы с твоей сестрицей однажды занимались любовью – вернее, попытались, да ничего не вышло. Вот почему, когда Рауль сказал, что она фригидна, я знал, что он сказал правду. А еще он сказал, что ты был единственным человеком которого она любила, и что он застал тебя вдвоем с ней в постели.

Уоррен сдавленно застонал, и больше он был не в силах совладать со страхом. Лощеный джентльмен-южанин, который не лезет за словом в карман, бесследно исчез. Все, что мог выдавить из себя этот человек, был крик:

– Он врет!!!

– И равным образом он врет и про то, что Финн Керриган изнасиловал ее, когда она была ребенком? – безжалостно продолжал Деклан.

Рука Уоррена невольно поднялась, словно он хотел бы загородиться от ужасных видений прошлого, и все же он пытался возражать:

– А если даже и так? Это старая история, Уокер. И она не касается ни тебя, ни кого-то другого вне нашей семьи. Мы с Элизой всегда были близки – и она никогда не любила Рауля и не могла быть ему настоящей женой, в этом я тебе признаюсь.

– Я не ошибаюсь, полагая, что ты увлекся Кэтрин? – Деклан сменил тему допроса.

– Я очень увлекся ею, возможно, я даже полюбил ее, – с сокрушенным видом кивнул Уоррен. – Когда я познакомился с ней, все пошло по-иному. До того я мог способствовать выполнению их планов…

– Чьих планов? – Деклан сурово сжал рот.

– Я не могу тебе сказать. Это будет стоить мне жизни.

Деклан прижал револьвер ко лбу Уоррена:

– Ты бы лучше сказал это, не то, клянусь Всевышним, я тебя пристрелю!

Уоррен скорчился, его лицо покрылось потом, пока он пытался увернуться от холодного дула, но Деклан другой рукой схватил его за горло.

– Это не я придумал! Это все мадам Ладур! Когда Финн Керриган умер, она ждала, что станет его наследницей. По крайней мере, он ей это обещал. Она была его любовницей и позволяла ему вытворять над собою все, что угодно, потому что он был богат и наделен властью. Понимаешь, это все из-за Валларда – она прямо манией страдала по этому месту… хотела его восстановить, чтобы жить там так же, как до войны. Поначалу она надеялась, что Керриган сделает это для нее, да он был дьяволом почище ее самой и не дал ей ни гроша. И когда он умер, она обрадовалась, что наконец-то осуществит свой план.

– Когда в это вмешалась твоя сестра? – По бокам рта у Деклана залегли глубокие складки, он словно постарел за эти минуты.

– Керриган успел ей наобещать того же, чтобы заставить молчать об их связи. Правда, она и так шантажировала его, но та сумма, которую он обещал ей после смерти, была огромна, и она жаждала ее получить.

– Стало быть, он оставил с носом их обеих? Признаюсь, я почти зауважал его, – заметил Деклан. – Значит, он сразу понял, что это за алчные гарпии – если не что-то похуже.

– Они ни о чем не подозревали, пока не было оглашено завещание. И они оказались последними в списке. Добро Керригана могло достаться им лишь в том случае, если не удастся разыскать наследника – или он умрет, или не оставит потомства. Все полетело к чертям. – Уоррен слегка успокоился: он все еще был напуган, но возможность выговориться явно пошла ему на пользу. – Они прекрасно знали цену друг другу. Мадам терпимо относилась к увлечению Керригана Элизой, она даже подзуживала ее, чтобы покрепче опутать его. И когда наследство уплыло у них из-под носа, они составили заговор, чтобы поймать в ловушку английскую девицу, которой достались деньги. Они надеялись, что их неудачи кончатся, если им удастся окрутить ее с Адриеном. А потом они разделят между собою плоды.

– Такие дальние планы? И как же их осуществили? – В свое время Деклану приходилось встречаться с мошенниками, но эта компания удивила даже его.

– Рауль как раз недавно расстался с Элизой, и мы везде раззвонили, что отправляемся в путешествие по Европе, хотя на самом деле не тронулись дальше Бристоля, где постарались отправиться назад на одном корабле с Кэтрин.

– Но как вы разнюхали, когда и откуда она отправляется?

– Мистер Пейр поддерживал связь с ее английскими адвокатами, и узнать это было для него не трудно.

– Пейр тоже в этом замешан? – Деклан скривился. Он словно склонился над краем зловонной ямы и наблюдал, как оттуда вылезают все новые монстры.

– Поначалу он пытался отказаться от участия в их игре, но мадам припугнула его, пообещав лишить возможности заниматься бизнесом, если он не поможет. С Деламаром было проще. Он чертовски жаден до денег. И оба они на содержании у мадам.

– И ты приложил все усилия к тому, чтобы сблизиться с Кэтрин? В этом заключалась твоя роль – познакомить ее с Адриеном? Боже мой, и после этого у тебя поворачивается язык величать себя джентльменом?!

У Уоррена был такой вид, словно он готов провалиться сквозь землю, и все же он набрался дерзости и ответил:

– Это вышло у меня совсем просто. И даже лорд Седрик ничего не заподозрил, особенно после того, как Деламар свел его с мадам Фени.

– А она знала? Она тоже участвовала в заговоре? – Ах, как он надеялся, что нет! Как не хотелось думать о ней плохо!

– Нет. И его сиятельство тоже.

– Но ведь все могла разрушить случайность. Как ты мог быть уверен, что Кэтрин влюбится в Адриена, а не возненавидит его с первого взгляда?

– Все устроила Элиза, – после минутного колебания отвечал Уоррен. – Она намешала приворотного зелья и разных возбуждающих чувственность трав в ее питье. Может быть, этого и не требовалось. Наверное, Кэтрин все равно влюбилась бы в Адриена. Он умеет сшибать таких птичек прямо на лету, стоит ему положить на них глаз.

– И он лгал, когда клялся ей в любви… – «Ох, Кэтрин!» – думал Деклан, и в душе его поднималась новая волна гнева. Мало утешения в том, что все его подозрения оказались справедливыми от начала и до конца.

– Он соблазнил ее при первой же возможности. И теперь ей следовало выйти замуж, чтобы спасти свою репутацию. – Уоррен замолк, словно перед его мысленным взором проносились некие ужасные видения. – Я знаю, – шепотом добавил он, – я был там в тот, первый раз. Они напоили ее и накачали зельем. Феликс с Джеффом сами подливали ей шампанское. Они ужасно развлекались, наблюдая, как Адриен лишает ее девственности. И Элиза тоже.

– А ты? – Глаза Деклана впились в него, как кинжалы.

– Мы все были сильно пьяны… это казалось просто игрой, не более. Если хотите знать, Джефф побился об заклад с Адриеном, что тот не сможет соблазнить Кэтрин с первого раза, и Элиза пришла в восторг. А я всегда делал все, чтобы доставить ей удовольствие.

– Не думая ни о совести, ни о чести! – Деклан угрожающе навис над ним. – И Адриен добился своего, и мадам Ладур уже собралась обзавестись богатой покладистой невесткой.

– Я не хотел причинять Кэтрин зла. – Плечи Уоррена затряслись от рыданий. – Но Элиза ее ненавидела еще больше из-за того, что ею увлекся я. Эти бабы просто дьяволы! Их не волнует, что случится с кем бы то ни было, после того как они добьются своего.

– Но зачем же было лепить куклу? Ведь все пошло по их плану, и как только Кэтрин стала бы женой Адриена, все ее богатство перешло бы к нему?

– Это верно, однако они боялись, что она станет досаждать им в будущем, и собрались вовсе отделаться от нее. Наверное, куклу сделала Элиза, а мадам помогала ей, чтобы Кэтрин тяжело заболела и чтобы ее смерть выглядела вполне естественно.

– Они надеялись лишь на колдовство или у них в запасе было еще что-то? – Деклан был уверен, что за этим стоит нечто посерьезнее того, что знал Уоррен – или в чем он собирался сейчас сознаться.

– Мадам весьма искусна в составлении таких тонких ядов, которые невозможно обнаружить. И моя сестра тоже. – Уоррен говорил еле слышно, полуживой от страха.

– Что за низость! – неожиданно взревел Деклан, готовый нажать на курок и смести его с лица земли.

– Не убивай меня. Я пытался внушить им, что они зашли чересчур далеко. Но я не в силах был их остановить.

– Нам надо спешить. – На лбу Деклана надулись вены, он изо всех сил старался держать под контролем свои чувства. – Проклятая кукла должна быть уничтожена. Я передам ее кое-кому, кто знает, как с нею обращаться, а ты пойдешь со мной.

– Я не пойду! Ладуры прикончат меня…

– Им не позволит это сделать твоя сестра. По поводу нее я уверен лишь в одной вещи. Ты – ее слабость. Она обожает тебя.

– Я знаю, знаю. – Уоррен спрятал лицо в ладонях. – И она для меня значит все на свете.

Деклан с некоторым сожалением смерил его взглядом, а потом сказал:

– Я должен разыскать лорда Седрика. Где сейчас Ладуры? Все еще на Рю Рояль?

– Нет. Они уехали – следом за Кэтрин. Слишком поздно. У нее не осталось шанса.

– Но не смогут же они всю жизнь накачивать ее зельем, – мрачно заметил Деклан. – В один прекрасный день она заговорит.

– Нет. Майор, этого не будет. Она обречена, и я позволил этому свершиться. – Голос Уоррена превратился в отчаянный вопль: – Почему ты не пристрелил меня?! Давай же! Нажми курок! Я не хочу жить!

– Ну уж нет, приятель. Ты так просто не отделаешься. Ты вместе со мною отправишься к лорду Седрику и во всем признаешься. А потом мы отдадим куклу колдунам и поспешим на плантацию.


В этот раз дорога до «Края Света» заняла гораздо больше времени, чем обычно: размокшая дорога превратилась в две вязкие колеи. И хотя Клод был отличным возницей, ему едва удавалось управляться с экипажем под проливным дождем в сгустившейся тьме.

Кэтрин притулилась в самом углу, страдая от горя. Все, чего она желала, – убраться подальше от Нового Орлеана, от Ладуров. Наверное, лучше всего было бы вообще покинуть Америку с первым же пароходом, но об этом следует посоветоваться с Седриком. А теперь ей надо было позволить ранам затянуться, постараться собрать воедино остатки воли и подумать над своим будущим.

«И зачем я только узнала, что такое эта любовь, – сетовала про себя Кэтрин. – Я была так счастлива в своем неведении, и я чувствую, что отныне мне не суждено быть счастливой. Они развратили меня, они лишили меня невинности, они убили во мне веру в человеческую доброту». – И ее сердце обливалось кровью при мысли обо всем, что было утрачено безвозвратно.

Слезы сочились по углам ее зажмуренных глаз, и она почувствовала чье-то прикосновение.

– Не плачь, Кэтрин, – тихо проговорила Элиза. – Я уверена, что все, что ни случилось, – к лучшему.

Кэтрин была благодарна ей за эту уверенность. В прошлом Элиза частенько выводила ее из себя своими странными выходками, однако теперь она полностью доказала свою преданность. Ведь это она приказала закладывать кареты, погрузить в них весь багаж, она заставила экономку и дворецкого поторопиться со сборами и не задавать лишних вопросов, она объяснила Анри, что он должен последовать за ними, как только сможет.

И вот теперь не кто иной, как Элиза, пропустив в ворота усадьбы промокший растянувшийся кортеж, прикрикнула на слуг и заставила их заниматься своими делами. Им достаточно было знать то, что приехала их хозяйка и что она останется в имении, сколько ей заблагорассудится.

– Камин в спальне у мисс Кэтрин, – приказала она, как только вошла в дом с Кэтрин, Иветтой и Филлис – со всех четверых потоками стекала вода.

Слуги засуетились, выполняя ее приказы. Под абажурами ламп засияли огни, в каминах затрещали дрова, на кухне принялись готовить еду. Столь внезапное вторжение взбаламутило слуг, которые уже предвкушали ленивое времяпровождение, обычное для зимы: хорошо кушать и вволю спать в своих каморках, не опасаясь, что их кто-то потревожит вплоть до весны. Селеста принялась за служанок, которые засуетились, как всполошенный курятник, в то время как Пьер управлялся с мужской частью обслуги.

Кэтрин стояла на галерее, глядя на дождь. Плантация сейчас выглядела совсем по-иному, ее не заливали сияющие солнечные лучи. Деревья поникли под грузом влаги. Резкий запах намокшей травы смешивался теперь с тяжелыми испарениями, приносимыми ветром с болот: смесь гнилостных выделений почвы, испражнений аллигаторов и разлагающихся трупов болотных тварей.

«3aтeм, ох, зачем только я приехала? – вздыхала она, захваченная внезапной волной ужаса. – Наверное, лучше было бы искать укрытия в отеле Святого Карла… Но нет, ведь там остановился и Деклан Уокер».

– Да уйди же ты наконец с этой промокшей галереи. Тебе лучше всего поможет горячая ванна, – заявила Элиза, входя в ее комнату.

И вот уже Филлис наполняет ванну, возле огня греются полотенца, завернутые во фланель горячие кирпичи положены в кровати, а обед приказано подать сюда. Обед на двоих, конечно. Элиза ни на секунду не отходила от Кэтрин, услала Филлис и сказала Ти-Жану, что он свободен. Ему нет никакой нужды нести вахту у хозяйки под дверью. Иветта принесла сюда ее ночную рубашку. Приняв следом за Кэтрин ванну, Элиза уже сидела на вертящемся стульчике возле туалетного столика, расчесывая влажную массу волос.

– Ну как, уютно мы устроились? – спросила Элиза, глядя на прилегшую Кэтрин. – Это напоминает мне дортуар в пансионе, где я училась. Мы могли вволю болтать, пить вино и закусывать прямо ночью. Все девочки вместе, и ни одного настырного мужика поблизости.

Кэтрин отбросила свои подозрения по поводу Элизы, отдавая ей должное как приятной компаньонке в лучшем смысле этого слова, всегда готовой развлекать ее забавными историями. Она устроилась во время обеда на кровати подле Кэтрин, и они с аппетитом поели, причем Элиза старательно следила за тем, чтобы их бокалы не пустовали.

– Мне стало намного лучше, – сонно пробормотала наконец Кэтрин. – Спасибо тебе за поддержку.

– Тебе ни к чему благодарить меня, крошка. Разве мы с тобою не подруги? О, мы замечательно проведем время, я обещаю тебе, в этом заброшенном доме. Пусть себе Ладуры рвут и мечут. Здесь им до тебя не добраться, правда?

– Скоро приедет дядя Седрик. – Кэтрин поудобнее устроилась на подушках, голова у нее кружилась все сильнее. – Он все расставит по местам. Я хотела бы вернуться домой, но я заскучаю без тебя, Элиза. Ты приедешь ко мне в Англию?

– Конечно, дорогая. А теперь спи, спи. Какое-то время Кэтрин еще одолевали мрачные мысли о погибшем лете, и о предательстве Адриена, и о том, в каком смятении ее рассудок. Но постепенно она впала в беспамятство. Ей снилось прошлое, ее чудесное путешествие в «Край Света», и ее пароход, и ее первое впечатление от этого дома. Но тут все смешалось в полную кашу, как это часто бывает в снах, и вот уже она одна бежит через болото. Ее окружает абсолютная тишина. Ни крика птиц, ни даже жужжания насекомых – ничто не нарушает зловещего безмолвия. Тишина, мертвая тишина – и все же, каким-то непостижимым образом, – живая.

Кэтрин бежит, но слишком медленно. Ее ноги отяжелели, на них налипла глина. Теперь она слышит какие-то звуки… голоса… свет… возле нее кто-то разговаривает. Их лица, сливаясь со сновидениями, то появляются, то тают.

– Она спит? – осведомился кто-то.

– Как убитая, – последовал ответ.

Ее подняли с грязной тропинки. И понесли через болото, мимо гигантских серебристых деревьев, беспокойно качавших кронами. Она ощутила тряску, и в ноздри ей ударил запах конского навоза. Сознание ее опять потемнело, и она вознеслась к звездам. И там, паря в небосводе, она почувствовала, как движение прекратилось.

«Да я же дома! – возрадовалась она. – Я в риллингтонской церкви. И со мною миссис Даулинг, и Бет Карпентер. Они стоят позади, за алтарем. Мне плохо их видно отсюда, но я уверена, что это они».

Она попыталась помахать им, но не смогла пошевелить и пальцем. Церковный служка совсем разленился. Здесь так грязно, пыльно, и весь алтарь засыпан палой листвой. Отец никогда не позволил бы им так небрежно присматривать за церковью. И дамы из цветочного комитета совсем позабыли о своих обязанностях. Вы только посмотрите на эти вазы! Все цветы в них давно увяли, нужно поставить новые.

Свет едва мерцал, по углам сгустились зеленоватые тени, в узких окнах мерцали багровые всполохи, а ступени под алтарем были усыпаны битым стеклом. Кэтрин встревожилась. Отчего же новый викарий так небрежен? В церкви такой дух, словно ее разрушили, да так и бросили на долгие годы. «Надо за этим присмотреть! – решительно подумала Кэтрин. – Из деревни надо прислать работниц – пусть отскоблят здесь все до блеска. Странно, что я раньше не видела этих фресок: Богоматерь с Младенцем, Распятие».

Но тут тревога ее утихла, на ее рассудок навалилась новая волна бессознательности, – и вдруг она очнулась, со стыдом обнаружив, что на ней лишь ночная рубашка. В церкви нельзя находиться в столь неподобающей одежде.

– Прости меня, папа, – заплакала она, обращаясь к темной фигуре, стоявшей возле алтаря. – Я сама не знаю, как это случилось. Я сию же минуту побегу домой и переоденусь.

– Никуда ты не побежишь, – отвечала мадам Ладур, стиснув ее руку костлявыми пальцами.

Кэтрин наверняка бы упала, если бы ее не подхватили чьи-то сильные руки. Она знала и не глядя в ту сторону, что это был Адриен. Глаза ее снова резал свет – на сей раз от зажженных на алтаре свечей.

– Очухалась, что ли? – Она узнала гнусавый голос Джеффа.

– Очухалась, вполне, – сказала мадам Ладур, а потом обратилась к священнику: – Поторопитесь, святой отец.

– Нет, папа, нет! Я не хочу… – Голос Кэтрин был едва слышен, язык заплетался.

– А ну, тихо! – прошипел ей на ухо Адриен. – Делай, что велят. – И что-то укололо ее. Это оказалось острие кинжала, приставленного к ее ребрам.

– Эти свадьбы всегда такие смешные! – откуда-то сзади воскликнул Феликс. – Но я бы все же хотел поглядеть на большую церемонию в кафедральном соборе. Я для нее пошил новый наряд.

– Ты сможешь напялить его на торжественном приеме. Все празднества пойдут так, как и было задумано. Мы просто объясним гостям, что наша малютка невеста захотела, чтобы церемония была скромной, и мы уступили ее мольбам. Чего только не сделаешь, чтобы осчастливить нашу милую Кэти, – сказала Элиза, чей голос от возбуждения срывался на визг.

«Это же не церковь в Риллингтоне! – Ужасное открытие мгновенно прояснило рассудок Кэтрин. – Где я?!» – Пыль, дым от свечей, кучи каких-то непонятных обломков, сырость, темень. Она захотела закричать, но не смогла издать ни звука.

Отец Бювье начал церемонию, похожий на стервятника в широкой черной рясе. Несмотря на сопротивление, Кэтрин выпихнули вперед и заставили опуститься на колени. Она зажмурилась, задержала дыхание. Дядя Седрик! Где вы? Не позволяйте им… я не могу… но тут ее веки поднялись, и, словно обреченный на казнь узник, она с ненавистью посмотрела на окружающих.

Деламар и Пейр, перепачканные до неузнаваемости в грязи. Оба вооружены. Любимая служанка мадам Ладур Тереза и отец Бювье. По-лисьи осклабившиеся Джефф с Феликсом, притащившие сплетенные наспех гирлянды из сорняков – фигляры, играющие в свадьбу. И с ними Элиза – подручная дьявола, прикидывавшаяся ее подругой и злоумышлявшая против нее. А вот и Адриен – лгавший ей и доведший ее до отчаяния.

Но над этой шайкой, безусловно, царила его мать, и с неожиданным приливом ужаса Кэтрин в полной мере ощутила волны темной власти, излучаемые Мадлен Ладур.

– Вы не заставите меня силой сказать «да», – пыталась протестовать Кэтрин, чей голос дрожал и прерывался.

– Еще как заставим. – Глаза Адриена грозно блеснули в сумерках, а острие кинжала вонзилось глубже. Наверное, оно уже проткнуло ей кожу, так как Кэтрин почувствовала, что ткань ночной рубашки повлажнела. Она вспомнила изуродованное лицо Лестины и поняла, что он чрезвычайно опасен и готов пойти на что угодно. «Папа, спаси меня!» Она почувствовала, как вдруг неизвестно откуда в нее вливаются новые силы, и воспряла духом.

– Я ни за что не скажу этого! – вскричала она. – И что ты тогда станешь делать, Адриен? Изобьешь меня, как Лестину?

Он изрыгнул проклятье, но тут к ней потянулась чья-то рука, прижавшая к ее лицу влажную ткань. Она попыталась вздохнуть – и в ноздри ей ударил удушливый сладкий запах. Стараясь не поддаваться дурману, она усиленно думала: «Когда я очнусь, обручальное кольцо наверняка уже будет у меня на пальце. Они скажут, что я согласилась. Может быть, я что-то попытаюсь пробормотать, и это будет истолковано как согласие». – Она теряла сознание, мысли заволокло серым туманом.

И тут снова все смешалось. По церкви в Валларде прошел гул. Кэтрин, распростертая на ступеньках алтаря, смогла снова свободно дышать, морок рассеялся. Кругом кричали. Кажется, в толпе было полно вооруженных людей. Она различила Хэла Даггана и даже Уоррена и услышала голос Седрика – от обуревавшего его гнева его светлость говорил с сильным английским акцентом. Она почувствовала, как ее подняли с пола, и, подумав, что это опять Адриен, слабо заколотила по его груди сжатыми кулаками.

– Тихо, милая, тихо, ты спасена, – сказал Деклан. Она продолжала сопротивляться:

– Отпусти меня! Ты, ублюдок!

– Кэтрин, Кэтрин, ну же, успокойся. – Он держал ее осторожно, нежно, и она рухнула ему на грудь, сотрясаясь от плача.

Седрик обратил свой высокородный гнев на мадам Ладур:

– Клянусь Всевышним, мадам, вам придется кое за что отвечать. Похищение. Насилие. Вот погодите, мои адвокаты предоставят вам обвинение по всей форме.

– Адвокаты, лорд Седрик?! Но, сэр, мы воплощаем в жизнь заветное желание двух влюбленных молодых людей. Они хотели лишь поскорее обручиться, – с достоинством отвечала Мадлен Ладур, бледная, но уверенная в себе. – У вас нет ни малейших доказательств, что здесь происходит нечто иное. Никто и мысли не допустит, что такая особа, как я, станет прибегать к силе.

– Предоставим это на усмотрение суда, мадам. – Седрик с отвращением смерил ее взглядом. – А присутствующий здесь майор Уокер имеет достаточно доказательств, чтобы предъявить вам обвинение и по иному поводу. Вам и мадам Джордан.

– Не понимаю, что вы хотите сказать. – Элиза впилась глазами в наблюдавшего за ней измученного, но хладнокровного Уоррена.

– Неужели? – Деклан выступил вперед, оставив Кэтрин в объятиях Филлис, под охраной верного Ти-Жана. – Значит, нет ничего удивительного в том, что такие дамочки, как вы, забавляются со смертельными куколками? Да, Элиза, я нашел ее. И я знаю все о ваших отвратительных замыслах. Однако больше эти штучки вам не помогут. Хунганы лишили амулет его власти. И вам еще повезло, что они не обратили заключенную в нем силу против вас. Ведь так оно обычно и бывает: если сглаз не находит свою жертву, он обращается против того, кто его напустил?

Лицо Элизы стало белее снега, глаза широко распахнулись от ужаса.

– Я никак не возьму в толк, о чем вы говорите. Уж не считаете ли вы, что я верю в Вуду?

– Я знаю, что это так. И вы, и мадам Ладур.

– Ты же ничего не знаешь про нас, янки, – холодно отчеканила та. – Как ты смеешь вмешиваться? Мы – креолы. Мы владели этой страной сотни лет. И у нас гораздо больше прав на Луизиану, чем у шайки воров с Севера, у которых нет ни происхождения, ни воспитания.

Снаружи посветлело, и солнечные лучи разогнали тени, скопившиеся под сводами разоренной церкви, где Мадлен Ладур слушала мессу, хотя в иное время и в иных, более скрытных местах она предпочитала поклоняться иным, гораздо более древним святыням, чем христианские.

– Мадам, вам предстоит ответить на еще более тяжкое обвинение, чем похищение Кэтрин, – мрачно сказал Деклан. Он не выпускал из рук ружья, карауля каждое движение противников. Седрик, Хэл и все остальные приехавшие с ними мужчины держали винтовки и не спускали глаз с полковника, мистера Пейра, даже отца Бювье, Джеффа и Феликса, хотя эта парочка спраздновала труса при первых же признаках опасности.

– Новая ложь, чтобы обесчестить меня? – Мадам, стоявшая несколько поодаль, застыла, по-прежнему надменная, по-прежнему уверенная в том, что все ее поступки оправданны.

– Вы были любовницей Финна Керригана. Вы полагали, что вам будет выгодна его смерть. И я могу назвать свидетелей, которые подтвердят, что он был отравлен.

– Отравлен? – презрительно отозвалась она. – Это кем же?

– Вами, мадам, с помощью Элизы. Вы обе думали, что он упомянет вас в завещании. Вы проявили нетерпение, вы не смогли дождаться, чтобы он умер естественной смертью, и тогда вы стали подмешивать яд в его пищу. На протяжении месяцев он умирал медленной, мучительной смертью, но он все же насмеялся над вами. Его завещание было давным-давно составлено, и по нему все отходило к человеку, о котором вы ни разу в жизни и не слыхали, – к дочери Джона Энсона Кэтрин.

Мадам Ладур поперхнулась, поднеся к горлу бледную руку:

– У вас нет доказательств. Кто посмеет говорить против меня? Черномазые рабы? Ха! Да им не поверит ни один судья!

Деклан прислонился плечом к каменной статуе святого, давно утратившего нос и пальцы. Казалось, он совершенно расслаблен, но это была лишь видимость: он оставался настороже.

– Все, что нужно сделать, – обратиться с соответствующим заявлением к властям и потребовать эксгумации тела мистера Керригана. Он умер не так уж давно, и если в его трупе найдут следы мышьяка – подозрение падет именно на вас.

Он говорил под влиянием вдохновения, сам не веря в то, что такое возможно, и уповая на титул Седрика, который придаст вес его обвинениям и заставит власти вмешаться.

Но глаза мадам Ладур зажглись бешенством.

– Вы, проклятые янки! – завизжала она. – А с вами – невежественные свиньи ирландцы, вы все понаехали в Новый Орлеан, хватая все, что плохо лежит! Да что вы можете знать о его истории, его гордости – о вещах, которые мы, креолы, впитываем с кровью от рождения? Налетчики! Узурпаторы! Ха! Кое-кто из нас притворялся, что рад вам. Я была вдовой, и я утратила все, что имела. А Керригану я нравилась, ему нравилось все, что только было прикрыто юбкой – неважно, сорок тебе лет или четырнадцать. Элиза… эта маленькая шлюха! Она надеялась, что выгадает на его смерти, и я тоже. Хотя мы и так неплохо наживались на нем, но нам этого было мало. И никто из нас не представлял, что он додумается оставить деньги кому-то другому!

– Будьте поосторожнее в речах, – предупредил Седрик, совершенно утративший равновесие в лавине событий, что обрушилась на него с той минуты, когда Деклан разыскал его в заведении у Фени и после краткого объяснения они отправились к Лестине Кларемон.

Она проводила их на болото Св. Иоанна, к доктору Хоку, у которого, к пущему своему смущению, Седрик застал повара Кэтрин Анри. Они с Хоком в один голос заверили, что уничтожат силу сглаза, и снова Седрик почувствовал себя так, словно ожил один из самых дурных ночных кошмаров. Куклы Вуду, извольте поглядеть! И рассказали о слухах по поводу смерти Финна Керригана, ходивших между цветными слугами. Отсюда они поскакали в «Край Света», обнаружив плантацию заброшенной. Здесь было мокро, ветрено, темно и страшно. Деклан Уокер чуть не загнал лошадей, спеша сюда.

Ворвавшись в дом, они увидели, что все слуги спят, кроме Филлис и Ти-Жана – эти двое были связаны и с кляпами во рту, а их хозяйка похищена. Но слуги слышали, как переговаривались между собою похитители, собираясь отправиться в Валлард. Не прошло и нескольких минут, как Деклан разбудил Хэла, в двух словах объяснил ситуацию и поручил организовать боеспособный отряд.

Мадам Ладур, презрительно посмотрев на присутствовавших, обратилась наконец к лорду Седрику:

– Вы, не чета всем этим людям, только и могли бы меня понять. Вы ведь тоже аристократ. Для меня Валлард – это все. Он олицетворял тот образ жизни, что унесен ветром войны, и я мечтала сохранить его как памятник моему роду и всему Югу. Кэтрин совершила глупейшую ошибку, отказавшись выйти замуж за Адриена, да еще из-за такой ерунды.

– Ерунды?! – вскричала Кэтрин. Ее била крупная дрожь, она еле держалась на ногах, но рассудок ее был чист как никогда, и каждая деталь несостоявшейся насильной свадьбы навеки запечатлелась в ее памяти. – Вы считаете его связь с Лестиной ерундой?

Мадам Ладур глянула не нее свысока:

– Ну и что же, что у него была любовница? Уж не думаете ли вы, что нам, креольским женам, доставляло радость то, что у наших мужей появлялись новые семьи, эти их цветные бабы со своим отродьем, укрытые в закоулках Нового Орлеана? С какой стати для вас должно было делаться исключение? Отчего вы не могли смириться с этим?

– Оттого, что у нее имелась свобода выбора, мадам, – вмешался в ее монолог Седрик. – В этом ключ ко всему. Кэтрин не была рабыней, она не была скована связями и условностями. – Он ничего не мог поделать со своей симпатией к Мадлен – даже сейчас. Она напоминала ему некое легендарное чудовище, пережившее свой век, привязанное к древним традициям, наделенное бесконечным опытом. Ну и, конечно, слегка съехавшее с катушек.

– Мы теряем время, сэр, – нетерпеливо рявкнул Деклан. – Я посылаю за полицией.

– Нет, Деклан, не надо! – взмолилась Элиза. В одно мгновение она бросилась к нему в ноги, хватала его за руки, умоляюще глядя в глаза. – Я сделаю все, что угодно… все, что угодно – но только избавьте нас с Уорреном от этого всего.

Он вырвал свои руки и отшвырнул ее прочь. Он хотел бы растоптать ее, растерзать, стереть с лица земли за то зло, которое она навлекла на Кэтрин. Ведь многие из этих отвратительных интриг стали возможны благодаря ее предательской, развратной красоте. Но, как ни странно, его до глубины души тронуло зрелище ее беззащитности и уязвимости. Во всем виновен Керриган. Он, и никто другой, идя на поводу у своих пороков, воспользовался обеими этими женщинами и искалечил им жизни – в особенности ей, Элизе.

– Я не могу, – твердо сказал он, не желая смягчаться. – Пусть во всем разбирается суд. Как я смогу быть уверен, что вы не попытаетесь снова подобраться к Кэтрин? Нет, Элиза, и вы, и мадам Ладур будете обвинены в убийстве Керригана, и если яд обнаружат, вас обеих повесят.

– Никогда! – взревел Адриен, и прежде чем его успели остановить, он схватил Кэтрин, от неожиданности не попытавшуюся сопротивляться, прижал дуло своего ружья к ее лбу и стал пятиться к двери, прикрываясь девушкой.

– Отпусти ее! – воскликнул Седрик, делая шаг к нему.

– Назад! – рявкнул Адриен грозно. – Клянусь, я расшибу ей башку!

– Делайте так, как он хочет, – тихо посоветовал Деклан. – Чего тебе надо, Ладур?

– Только то, что принадлежит мне по праву.

– Кэтрин? Уж не хочешь ли ты сказать, что любишь ее? Тогда лучше побереги дыхание.

– Она принадлежит мне. – Некогда столь прекрасное, лицо Адриена свело в алчную, жестокую маску. – Она избрала свою судьбу. Я заберу ее с собою. Нет, лорд Седрик, и не пытайтесь меня остановить, иначе она умрет!

– Вы сошли с ума! Чем это вам поможет?! Что вы станете делать? – Седрику ничего не приходило в голову, кроме попытки задержать его здесь с помощью разговоров и упования на чудо.

Адриен уходил все дальше, одной рукой прижимая к себе Кэтрин. Она не пыталась бороться, так как холодный металл по-прежнему был прижат к ее лбу. И сейчас она ни на секунду не сомневалась, что он исполнит свою угрозу.

На пороге церкви он задержался и объявил:

– Я намерен сесть на свою лошадь и уехать подальше отсюда, а ее возьму с собою, – прохрипел он. – А вы не трогайтесь с места, покуда я не скроюсь из вида. Через день-другой я пришлю вам письмо, где назову место и время, когда мы сможем обсудить ее возвращение, но, во-первых, вы не посмеете предпринять ничего против моей матери или Элизы, а во-вторых, вы не будете чинить препятствий моей свадьбе с Кэтрин. Если вы обманете мои ожидания хотя бы по одному из пунктов, больше не увидите ее в живых.

– Выродок! – пробормотал Деклан, сгорая от ярости, но не имея возможности что-нибудь предпринять.

Адриен выскочил из церкви, и тут же послышался дробный топот копыт, замерший вдалеке.

– Мой сын достоин имени Ладуров! – с непередаваемым высокомерием провозгласила Мадлен. – Кэтрин выйдет за него, и вам придется позабыть обо всех гнусностях, про которые вы намекали.

– Что мы теперь будем делать? – обратился Седрик к Деклану.

– Куда он потащил ее, мадам? – Ледяной взор зеленых глаз Деклана впился в мадам.

– Не думаешь ли ты, что я бы сказала об этом, даже если бы знала? – фыркнула она.

– Я помогу вам его выследить, – сказал Хэл Дагган, опуская винтовку, под дулом которой он до сих пор держал Деламара. – Вряд ли здесь найдется тайник, которого бы я не знал.

– Верно. Поедемте скорее. – Деклан был уже на пороге.

– Осторожнее, сэр. Пусть сначала подумает, что ему удалось удрать. Лошади нам не понадобятся. – Дагган был уверен в себе и абсолютно спокоен, как всегда. – Мы проберемся тайными тропинками прямиком через трясину. Положитесь на меня.

– Заберите остальных в дом, сэр, – обратился к Седрику Деклан, – и не спускайте с них глаз, пока мы не вернемся.


Чавкающее, полное шума от птиц и насекомых болото сомкнулось и поглотило Адриена с Кэтрин. Становилось все светлее, солнце выжимало влагу с каждой ветки и с каждого акра трясины, которая все больше оживала. Пока они ехали по узкой извилистой предательской тропке, то и дело прямо перед их носом шмякались в воду аллигаторы, эти древние и странные твари.

Звуков погони слышно не было, и Кэтрин получила временную передышку. Отдавая себе отчет в том, что положение ее продолжает оставаться крайне опасным, она так и не смогла до конца поверить, что Адриен в самом деле может причинить ей зло. Это было выше ее понимания. Будучи честным человеком, она не в силах была постичь то двуличие Элизы и мадам Ладур, которое обнажил перед нею Деклан.

«Какая же я была непроходимая дура, – думала она, трясясь на луке седла, больно врезавшейся ей в бедра, и едва дыша от того, что Адриен изо всей силы прижимал ее к себе. – Как я позволила так легко заморочить себе голову их сладкими речами, шелковой лестью и проявлениями якобы искренней любви?»

Тут она вспомнила, как Адриен занимался с ней этой самой любовью, все его жесты, его гладкую ложь, – и ее пронзила такая боль, что даже слезы не способны были бы принести облегчения. «Наверное, я вообще отныне не смогу плакать, – думала она. – Сердце мое закаменело, да может, оно и к лучшему Я больше не хочу разочарований. Привязанности, чувства, любовь – все это делает нас уязвимыми для предательства. Я должна защитить себя, и ни за что не позволю такому повториться».

Казалось, они проехали уже многие мили, внедряясь в самые глухие уголки болот, о существовании которых Кэтрин и не подозревала. Дикие, неосвоенные и опасные, они были обиталищем для птиц, змей и этих огромных, с бугристой кожей жителей темных глубин – чудовищных рептилий.

– Куда мы едем? – наконец не выдержала Кэтрин, обернувшись и стараясь заглянуть Адриену в лицо.

– Тут есть старая пристань. Мы почти добрались до нее. Не беспокойся, chérie, там нас никто не побеспокоит, – отвечал он с едва заметной улыбкой. – Мы укроемся там, и я обещаю тебе, что ты не заметишь, как пролетит время, ведь я постараюсь показать, до какой степени ты принадлежишь мне.

Он прижал ее к себе еще больнее, наклонился, и она почувствовала, как его губы коснулись ее шеи. И даже теперь ее кожа отозвалась на этот поцелуй – даже теперь, когда она прекрасно знала, кто же он есть на самом деле: развращенный, высокомерный, аморальный, – и все же обладающий властью привязывать к себе сердца женщин, и оттого особенно опасный.

Они подъехали туда, где русло ручья расширялось и на одном из его берегов возвышалась деревянная лачуга и полуразвалившиеся мостки. Когда-то все сооружение содержалось в порядке и было заботливо разукрашено: Ладуры развлекались здесь, когда им хотелось покататься на лодках. Теперь здесь царили разруха и запустение. Провал двери зиял словно черная пасть, из которой несло зловонием. Никогда в жизни Кэтрин не ощущала себя такой одинокой и заброшенной. «Возможно, именно в этой лачуге мне суждено кончить свои дни», – подумала она, и холодок пробежал по ее спине и пронзил сердце.

– Мы умрем от голода, – пыталась протестовать она, пока Адриен соскакивал с седла и снимал с лошади ее.

Он усмехнулся, и в глазах его загорелось опасное безумие.

– Не бойся. Я как раз недавно доставил сюда припас, пока отдыхал с тобою в «Краю Света». Если только хижину не обокрали, здесь должно быть полно провизии. Сюда никто не сует свой нос. Местные считают это место проклятым.

– Но почему ты сделал это еще тогда? – «Выходит, он собирался затащить ее сюда еще в те дни, когда между ними не было размолвок?»

Он еще крепче обнял ее, так что ее грудь прижалась вплотную к его груди, и она вдруг осознала, что стоит здесь почти голая – на ней лишь тонкая ночная рубашка да домашние туфли, насквозь промокшие на топкой тропинке.

– Потому, что здесь мы могли бы временами замечательно уединяться, – отвечал он, и его руки задрожали от неестественных, ужасных вожделений, о существовании которых Кэтрин боялась даже помыслить. – Ты слишком своенравна, Кэтрин, и я должен сломить этот бунтарский дух. Как моя невеста и в самом скором времени моя жена, ты обязана повиноваться любому моему приказу, а иначе ты будешь наказана.

– Адриен, отпусти меня, – взмолилась она, кляня себя за такое малодушие. – Давай договоримся по-хорошему? Я уверена, что никто не станет чинить зла твоей матери, а если тебе так уж нужны эти деньги – то и это можно устроить.

Он лишь тряхнул своей темнокудрой головой, его отвратительная сущность еще ярче проступила на его лице после бессонной утомительной ночи.

– Нет, дорогая. Ничто не удовлетворит меня, кроме подчинения моей воле. Мы с тобой поженимся, в этом можешь не сомневаться. А уж после свадьбы я буду волен обходиться с тобою так, как мне заблагорассудится.

И он поволок ее в сторону хижины. Кэтрин, которой в этот момент в большей степени владел гнев, нежели страх, принялась вырываться и сопротивляться изо всех сил, ей даже удалось попасть каблуком ему по голени, и она со злорадством услыхала, как он взвыл от боли. В ответ, однако, она получила такой удар, что упала наземь, а от боли на глазах у нее выступили слезы.

В этот самый момент из чащи выскочил Деклан.

– Оставь ее, Ладур, – приказал он. Он был без шляпы, пот заливал гневное лицо, а взгляд не обещал ничего хорошего.

Адриен развернулся, рука, обхватывавшая ее талию, сжалась так, что ей стало больно.

– Черта с два!

– Отпусти ее! – Деклан навел винтовку на грудь Адриену.

Его хватка ослабла, и Кэтрин тут же вывернулась.

– Почему бы вам не пристрелить его? – выпалила она, стараясь отодвинуться подальше. В глазах у нее было красно от ярости, она жаждала крови.

Рот Деклана скривила жестокая ухмылка:

– Это было бы слишком просто. Пусть станет ко мне лицом. Я никогда не был убийцей.

– Но ведь если бы он смог, он бы не задумываясь убил вас, – возразила она, с ненавистью глядя на человека, за которого так недавно собиралась выйти замуж. Будь у нее в руках ружье, она нажала бы на курок без колебаний.

– А вот я не опущусь до его уровня. – Деклан убрал ружье и извлек длинный нож. – Ладур! Я жду.

– Ха! Да ты, верно, дурак. Я отлично владею ножом!

– Я также. – Деклан не ждал пощады и не собирался щадить Адриена.

На мгновение все замерло без звука под ослепительным солнечным сиянием. Вверху легкими кругами парил орел, а внизу, под ногами у Кэтрин, молнией проскочила ящерица.

Нож Адриена блеснул на солнце, и он бросился на Деклана. Тот увернулся и нанес ответный удар. Адриен отступил, по его щеке заструилась кровь.

– Первый удар за мной. Не хочешь его вернуть? – Деклан поиграл своим ножом.

Вместо ответа Адриен взревел и бросился вперед. Деклан подставил подножку, и они кубарем покатились по мокрой земле. Но вот Адриену удалось оказаться наверху, он изо всей силы сжал правое запястье Деклана и выворачивал его до тех пор, пока хватка его пальцев не ослабла. Адриен зарычал от удовлетворения, он навис над Декланом, и его нож дюйм за дюймом приближался к его глотке.

Острие уже коснулось яремной вены, как вдруг Деклан вывернулся, воспользовавшись минутным замешательством Адриена. В тот же миг его пальцы сомкнулись на горле врага, и Адриену тоже пришлось бросить нож: он обеими руками вцепился в эти железные пальцы, чтобы ослабить их хватку. Оба мужчины поскользнулись и упали в грязь рядом с краем болота.

Адриену удалось освободиться, вскочить на ноги и попытаться нанести боковой удар правой рукой, но Деклан перехватил левой. Они сражались теперь на самом урезе воды, и Кэтрин замерла без звука, глядя, с какой жестокостью один крушит другого. Вот Деклан поскользнулся, его нога торопливо зашарила в поисках опоры. Адриен попытался нанести очередной мощный удар, но Деклан уклонился.

Стремительный и ловкий, как атакующая гремучая змея, Адриен восстановил равновесие и подхватил свой нож, блестевший сталью на траве. Он уже занес его над Декланом, но тут прогремел выстрел. Адриен скрючился, попятился, вцепившись рукою в плечо, и рухнул в воду.

Из-за угла хижины выступил Хэл, медленно опуская ружье.

Адриен показался на поверхности, бешено молотя руками по воде и вопя:

– Вытащите меня!

Он поплыл к мосткам, в то время как на противоположном краю заводи ожило то, что можно было принять за плавучие коряги. Зубастые морды задрались вверх, могучие хвосты забили так, что заводь стала походить на котел с кипящей водой. Хэл выпустил пару зарядов в пришедшую в движение массу аллигаторов, ринувшихся в погоню за человеком, в то время как Деклан, распластавшись на разваливающихся мостках, протянул Адриену руку, однако не сразу позволил ухватиться за нее.

– Я хочу, чтобы ты поклялся не беспокоить впредь Кэтрин, – мрачно потребовал он.

– Пошел ты ко всем чертям, – вырвалось у Адриена.

– Откажись, или я скормлю тебя аллигаторам.

– Ну, ладно! Обещаю. А теперь вытащи меня из этого ада!

Деклан с Хэлом едва успели выхватить его из воды: в дюйме от его ног хлопнули огромные челюсти хищника. Адриен распростерся на грязных досках без единого движения, из его щеки и плеча сочилась кровь.


Она болела много дней. У нее развилась сильнейшая лихорадка, и она не могла справиться с ней, пока из организма не вышли все до последнего яды, которыми опаивала ее Элиза. Все то время, пока она была в беспамятстве, Филлис преданно ухаживала за нею.

Но вот в одно прекрасное утро она проснулась в ясном сознании, слабая, как котенок, однако снова ставшая сама собой. К ней вернулась память, и она тут же принялась расспрашивать Филлис, которая в конце концов побежала звать Седрика. Он тут же явился, одетый в прогулочное платье: несмотря на то что он вполне доверял Хэлу Даггану, ему хотелось самому объехать плантацию и убедиться, что все в порядке.

– Наверное, вам хочется знать, что произошло за то время, что вы были прикованы к постели? – начал он, устраиваясь поудобнее в кресле и подкрепляясь кофе, стоявшим на подносе с ее завтраком.

Кэтрин была ужасно бледна, вокруг глаз залегли синие круги, волосы разметались по подушке. Она, конечно, ужасно исхудала, и ее плечи сейчас больше походили на плечи ребенка. С сожалением поглядев на нее, Седрик приступил к рассказу:

– Я не думаю, что вам хотелось бы доводить это дело до конца?

– Совершенно верно, дядя. Я была бы только рада поскорее забыть эти ужасы. Достаточно и того горя, что уже причинили людям. Пусть на этом оно закончится.

И он рассказал ей все, заполняя бреши в ее памяти, которые причиняли ей беспокойство. Когда Деклан с Хэлом вернулись тревожным утром в «Край Света» и привезли с собою бесчувственную Кэтрин и раненого Адриена, было решено для ее же пользы не давать делу дальнейший ход. Седрик приказал всем, кто был в этом замешан, собраться в библиотеке, где в довольно суровых выражениях изложил свою точку зрения: не желая подвергать свою подопечную дальнейшим стрессам, он готов не поднимать шума вокруг обстоятельств смерти Керригана и попыток Ладуров силой принудить Кэтрин к браку. Взамен он потребовал, чтобы впредь ни Адриен, ни мадам Ладур, ни Элиза, ни Уоррен не смели беспокоить Кэтрин. В то же время Деклан до полусмерти запугал Джеффа с Феликсом, пообещав им вырвать язык, если они сболтнут лишнего.

Седрик отпустил на все четыре стороны Деламара и посоветовал Пейру впредь быть более разборчивым при выборе клиентов. Отец Бювье ухитрился исчезнуть без следа. Мадам, которую волновало лишь состояние ее чада, удалилась со всею возможной поспешностью, дабы обратиться в Новом Орлеане к услугам собственного врача. Но, несмотря на все искусство этого эскулапа, совершенная красота Адриена понесла невосполнимый урон. До конца дней своих он будет носить метку, оставленную клинком Деклана.

По щекам Кэтрин медленно текли слезы. Ее сердце ныло, словно открытая рана. Адриен оказался таким лицемером. Она любила его со всей силой и нежностью первой любви, но это ничего не значило для него.

Но были и другие вещи, которые она не могла понять.

– Вы говорите, что Элизу с Уорреном связывали отношения инцеста? И Керриган овладел ею, когда она была ребенком? – На Седрика смотрела пара недоуменных глаз. – Вы не могли бы объяснить мне это?

Седрик сделал все, что мог, то и дело запинаясь и путаясь в словах и ото всей души сожалея, что здесь нет сейчас его Фени.

– Значит ли это, что Керриган был плохим? – наконец спросила Кэтрин. – Как это печально, ведь я уважала его. Даже после того, как Марта рассказала про него и мадам, я извиняла его. Но изнасиловать маленькую девочку – это ужасно. Как я теперь смогу думать про него хорошо?

– Жизнь сложна, дитя, и окрашена не только в белый и черный цвета, как может показаться поначалу. В ней есть и серые зоны. Ни вы, ни я не сможем полностью разобраться в его поступках, в том числе и по отношению к Элизе. Да, некоторые вещи шокируют нас, и неспроста. А с другой стороны, вспомните, как он был верен своей клятве, в отношении вашего отца. Что есть вина? У меня нет ответа на этот вопрос…

– Марта отзывалась о нем хорошо, и Хэл Дагган тоже. Это просто загадочно. – Кэтрин слишком устала, чтобы доискаться истины.

– Все хорошо, что хорошо кончается, моя милая, – заключил Седрик, пожимая ей ручку, которая так исхудала, что была похожа на алебастровую. – Оставим это прошлому. Вы скоро поправитесь и снова сможете радоваться жизни. У меня есть одна приятельница, с которой я был бы рад вас познакомить. Помните, я упоминал как-то про мадам Фени? Ну, хотя многие будут со мною не согласны, я все же считаю, что она – хорошая женщина и ее заботы помогут вам скорее поправиться. Вы позволите мне пригласить ее сюда?

– Конечно, дядя Седрик. – Ах, какое наслаждение доставляла ей ясность мысли, не замутненная расплывчатыми, дурманящими видениями. Она помнила, что Элиза отравляла ее своими снадобьями, – ах, какая предательница, сколько раз она твердила, что она – преданная подруга Кэтрин.

Спальня была полна света, утренний небосвод очистился от туч, лишь над вершинами деревьев кое-где висели клочья тумана да вился дымок от костра где-то на горизонте. Эта мирная картина чудесным образом сочеталась с голосами слуг на первом этаже, занятых своими обычными хлопотами. Такого покоя Кэтрин не ощущала с того дня, как ее подхватила буря страстей из-за Адриена.

– Там, снаружи, ждет еще кое-кто, кто хотел бы повидать вас, – сообщил Седрик, не сводя с нее обеспокоенного взгляда.

– Это еще кто? – В глазах ее вспыхнуло подозрение. «О Боже, смогу ли я вообще доверять людям?..»

– Человек, который докопался до правды, дитя мое. Майор Уокер. Именно он – ваш спаситель, а вовсе не я.

Деклан… церковь, его руки, обхватившие ее, его голос. Деклан, рискуя жизнью, спасающий ее от Адриена. До сих пор у нее перед глазами та сцена на берегу, когда двое мужчин сцепились в дикой схватке.

– Я приму его, если вы тоже останетесь, ладно? – Страх, недоверие, этот загнанный взгляд, от которого сердце у Седрика облилось кровью.

У порога послышались шаги и возникла фигура.

– Спасибо вам за мое спасение, – сказала Кэтрин человеку, которого некогда почитала своим врагом.

– Я просто не мог им позволить добиться своего, – отвечал он, опираясь одной рукою на изголовье кровати и глядя ей в глаза с таким выражением, которого она никак не ожидала.

– Я думала, что вы против меня.

– Так оно и было – вначале. Помните, как мы познакомились на пристани и вы набросились на меня как сумасшедшая?

Он рассмеялся, и она заметила мелкие морщинки в уголках его глаз, загорелую кожу, туго обтягивавшую обветренные скулы, ямочку посреди квадратного подбородка. Ей было приятно смотреть на него. Его фигура внушала спокойствие и безопасность, а вовсе не угрозу, как ей подумалось когда-то. Человек, великий душою и телом.

Она улыбнулась своим воспоминаниям. Как она злилась на себя за то, что не была способна начисто вытравить мысли о Деклане из своего мозга.

– Ваше поведение могло показаться просто варварским, майор Уокер. А для скромной англичанки и подавно.

– Никогда не стоит судить о книге только по ее обложке, мисс Энсон, – поддразнил он, взял ее руку и, слегка пожав пальцы, припал к ним губами.

Но она отдернула руку, и он проклял свою торопливость. Ему еще понадобится море терпения, чтобы помочь ей преодолеть свой страх. И он мудро предоставил событиям идти своим чередом – торопиться некуда, впереди целая жизнь.

Как бы то ни было, но он начал ухаживать за нею, и самым изысканным образом, – и впоследствии она даже не смогла вспомнить, как именно это началось. Несколько раз на день он присылал ей цветы. Спускаясь к завтраку, она находила на столе миниатюрные подарки – то отрез шелка, то бархатную коробочку с золотой цепью и кулоном. Погода улучшилась, и она часто гуляла с Филлис по саду. Ее здоровье стремительно возвращалось, кожа стала шелковистой, глаза ясными, а тело округлилось, словно и не было той изможденности и худобы.

Когда она посчитала, что набралась достаточно сил, она отправилась на кухню к Анри, чтобы подробно расспросить про куклу Вуду. Поначалу он вообще не хотел об этом говорить.

– Но ведь мне надо знать, – настаивала она, и лицо ее разгорелось от духоты и от жара печи, в которую она сунула ломтик хлеба.

– Не сидите так близко к печи, миссис Кэтрин, – пробурчал Анри, смущенный ее расспросами. – Вы испортите личико.

Его помощники усердно трудились. Он слышал, как они перекликались под перестук ножей. Тогда он наклонился вплотную к Кэтрин и вполголоса описал, как выглядела кукла:

– О, она была превосходно сделана, мамзель. Прямо-таки мастерская работа. И одета кем-то, кто хорошо управляется с иголкой да с ниткой. Вся такая розовенькая, мягкая, а платье – ну чистая копия бального платья, какое впору разве что принцессе. Сроду я такого не видел.

…Мадам Ладур и Элиза, все время с корзинкой для шитья, иголки так и сверкают, так и мелькают над вышивкой. А вместо нее – кусок розового шелка, отрезанный от нижней юбки Кэтрин, от той самой юбки, в которой она танцевала на балу… Элиза, забравшая ее вещи под предлогом, что нельзя оставлять обноски слугам… Локон ее волос (не был ли в заговоре с ними и Поль Сорель?) и многое другое, о чем шепотом поведал ей Анри: вещи, которые должны были связать куклу с живой плотью.

Она вся покрылась гусиной кожей. Ведьмы! Все они на поверку оказались ведьмами!

– Вы сожжете свой тост, мамзель. Или вам нравится кушать уголья?

Она вытащила хлеб из пламени и стащила с вилки, обжигая пальцы. Слезы застилали ей глаза.

– Ох, Анри! А ты уничтожил ее? Теперь я в безопасности?

– Уж конечно, мамзель. Нечего вам бояться. Мы с доктором Хоком разделались с ней как надо. Ее больше нет.

Ее глаза, влажные от слез, засияли в отблесках пламени:

– Правда?

– Чтоб я сдох на этом самом месте! – авторитетно поклялся большой хунган и искусный повар. – И я и впредь буду заботиться об вас, миссис. Вы уж лучше поверьте мне на слово. Вот только одного не стоит вам делать – близко подходить к Валларду.

Кэтрин содрогнулась. Последнее место на земле, куда бы она могла отправиться, были эти руины, где ужасом был пропитан каждый камень. Она достала что-то из кармана.

– Анри, а что мне делать вот с этим?

Он взглянул на любовный талисман, лежавший на ее ладошке.

– Он теперь для вас безвредный, но все же лучше его сжечь.

Он взял грис-грис и швырнул его в огонь.


Деклан всегда был рядом, готовый прийти на помощь, и держал себя в ежовых рукавицах, прекрасно понимая, что одно неверное движение может свести на нет все, чего он уже добился. Временами он исчезал надолго, не предупреждая заранее, и отсутствовал ровно столько, чтобы Кэтрин успела по нему соскучиться, так что его неожиданное возвращение воспринималось с радостью.

Постепенно они привыкли проводить вместе большую часть времени – иногда с Седриком, иногда вдвоем, поскольку его светлость то и дело уезжал в Новый Орлеан, пока однажды не вернулся вместе с Фени, из которой получилась превосходная подруга Кэтрин. Во время их длительных, откровенных бесед с глазу на глаз Кэтрин мало-помалу стала снова верить в хорошее в людях – особенно в мужчинах. Фени могла быть иногда циничной, но она никогда не падала духом. Она не скупясь делилась с Кэтрин опытом жизненных взлетов и падений.

Наступило и прошло Рождество, и однажды вечером в сумерках Деклан с Кэтрин прогуливались на «Ручье Делано» вокруг особняка – старинного добротного колониального дома, который очень нравился Кэтрин. Она проводила уик-энд вместе с Филлис, однако служанка убоялась холода и предпочла укрыться в комнате. Деклан с Кэтрин вошли в гостиную.

Гостиная была обширной, но уютной, просто, по-мужски обставленной: картины со сценами охоты на стенах, охотничьи трофеи, ружья, ягдташи и подставка для трубок. Кэтрин сидела за большим письменным столом возле окна, держа в пальцах перо. Деклан покинул свое кресло, стоявшее возле камина, подошел к ней и заглянул через плечо.

– Вы заняты? – Он чувствовал сладковатый дымок от дров в камине, он чувствовал крепкий аромат кофе из чашки, стоявшей перед нею на столе, но его волновал иной запах. Ее. Ее шелкового платья, ее волос.

– Я пишу письмо миссис Даулинг, старой подруге, которая живет в Риллингтоне. – Ее перо запнулось, а потом и вовсе замерло. Еще до того, как это произошло, она уже знала, что он сейчас обнимет ее.

– Кэтрин, – прошептал он.

Она повернулась, притянула к себе его лицо и поцеловала – так, как она хотела сделать это уже несколько недель, но не решалась на первый шаг первой, предоставляя это ему. А он вел себя так сдержанно, проявляя исключительно дружелюбие и ничего более, что она уже стала бояться, что не привлекает его. Их губы встретились, и все сомнения иссякли.

Руки Деклана подхватили ее под локти, поднимая из кресла. Вот он поднял ее, одной рукой поддерживая под колени, другой – за спиной, ни на миг не отрываясь от ее губ. По-прежнему целуя, он перенес ее через гостиную и устроил в кресле, у себя на коленях.

– Нам надо поговорить, – начал он, в то время как ее руки обняли его за шею, а тонкие пальчики перебирали его густые волосы.

– Я слышала, как ты однажды уже говорил мне это, – ласково прошептала она.

Он легонько прижал ее к груди.

– Может, так оно и было, однако на этот раз ты меня выслушаешь. Я знаю, что тебе пришлось нелегко и ты можешь опять испугаться меня до полусмерти, но я не вижу иного способа устроить наши отношения. Однако одну вещь надо прояснить прежде всего. Я не ловец удачи. И я не притронусь ни к одному пенсу из твоих проклятых деньжищ. Слышишь? Держи их при себе. Я ни в каком случае не возьму их, когда мы поженимся.

Она попыталась усесться прямо и чинно сложила ручки на коленях.

– Майор Уокер, вы предлагаете мне руку и сердце? – Она с трудом хранила на лице строгое выражение.

– Ну да. А что бы ты от меня хотела? Чтобы я припал на одно колено? – Он нахмурился, рассмеялся и поцеловал ее. – Наверное, мне лучше спросить у лорда Седрика. Чтобы сделать все по правилам.

– Потом, – прошептала она, ища его объятий. – Я пока не хочу, чтобы об этом кто-то знал. Это наше время… люби меня, Деклан. Прогони призраки.

Дождь снаружи полил еще сильнее. В доме царила тишина, и Деклан ощущал, как трепещет Кэтрин у него на руках, пока он поднимался вверх по лестнице, где было сумрачно, как будто уже наступил вечер. На полпути он остановился и спросил:

– Ты ведь не боишься меня, правда?

– Не думаю… нет, Деклан. Ты совсем не похож на Адриена. Но, пожалуйста, помни: я никогда еще ни делала этого с ясным рассудком, не одурманенная наркотиками. Будь терпеливым, любовь моя.

Однако именно она первая потеряла терпение, как только над ними сомкнулись крылья тонкой муслиновой сетки. Именно она разделась первой, а потом торопила его избавиться от одежды, и вот они уже лежат рядом, нагая плоть к нагой плоти. Он не спеша обвел взглядом все ее великолепное тело, а потом взял в руки ее голову, очень нежно, осторожно и неудержимо улыбнулся. Его пальцы заскользили по ее вискам и запутались в шевелюре.

– Ты прекрасна, – сказал он. – И я – самый счастливый парень на свете, поскольку отыскал тебя.

– Все так чудесно, и дождь… все. Мне кажется, я сейчас расплавлюсь от любви к тебе.

Деклан не торопился. Прежде чем овладеть ею, он целовал и ласкал все ее тело, от макушки до кончиков пальцев на ногах, и она почувствовала, как оживает под его руками. И лишь когда она получила от этих ласк все возможное удовольствие, он вошел в нее, и Кэтрин почувствовала себя так, словно впервые была близка с мужчиной – ни зелья, ни вина, ни колдовства – ничего, кроме непередаваемого восторга от того, что его сердце бьется так часто возле ее собственного. Отныне она была царицей мира, она понимала все на свете – вместе с ним.


«Эйлин О'Рурк» была разукрашена вымпелами, цветными фонариками и лентами, как и дорога от церкви, – в честь бракосочетания ее хозяйки. Огромный салон никогда не выглядел столь ослепительно – даже на недавнем карнавале Марди Грас.

Гости только начали прибывать на пристань прямо из церкви Христа – протестантского молельного дома на углу Дофин-стрит, и вот наконец появились и невеста с женихом. Кэтрин была в белом атласном платье, расшитом крупным жемчугом Жаклин Ламарк, а Деклан оттенял ее великолепный наряд серо-голубым фраком, ослепительно расшитым жилетом, рубашкой с кружевами и красным шелковым галстуком. Цилиндр залихватски сдвинут набекрень, волосы собраны в пучок на затылке.

Сидя с ним рука об руку во главе стола, Кэтрин любовалась на расположившихся по обе стороны гостей. Не обращая внимания на обычаи, она пригласила тех, с кем хотела разделить радость сегодняшнего события, и не пожалела об этом. Она не сомневалась, что так же точно считает и Деклан. Рядом с ним для нее и солнце сияло ярче, и ветер дул веселее.

Их отношения основывались на честности, и хотя не обходилось без размолвок, поскольку оба были натурами сильными, между ними не было тайн, а это было самым важным для Кэтрин, вдоволь настрадавшейся от тьмы и недомолвок. Деклан оказался истинной ее любовью, а не каким-то темным принцем, лишившим ее воли.

Подле нее сидел дядя Седрик, пришедший вместе с Фени и с милой молоденькой девушкой, которую представили как ее дочь. С ними обеими Седрик и собирался в скором времени отправиться в Англию. Вернувшись в Новый Орлеан, Кэтрин обнаружила, что имеет друзей и среди креолов, многие из которых громко выражали свое возмущение интригами мадам Ладур и радовались, что Кэтрин больше не имеет с ними дела. Они поторопились заверить ее, что Адриен с матерью отправились жить у каких-то своих родных в Каролине и что Элиза с Уорреном уже на пути в Филадельфию.

Среди белых лиц виднелись и цветные – те, кто были к ней так добры и поддерживали в самые трудные минуты: Лестина Кларемон, мадам Жаклин, Ти-Жан и, конечно же, Анри. Кэтрин улыбнулась, уверенная, что он сейчас вовсю критикует свадебный завтрак.

Лестина, Фени и Марта Саутли были на свадьбе подружками невесты. Хотя поначалу они отказывались, ссылаясь на то, что слишком для этого стары, но ей удалось их уломать, и вот они, проводив ее прежде к алтарю, сидят здесь, одетые в одинаковые шелковые абрикосового цвета платья. Она вспомнила, как нервничала, пока Деклан не глянул на нее и заговорщически не подмигнул.

Кэтрин настояла на скорой свадьбе и уже в январе вернулась в город, чтобы приготовиться. Лестина встретилась с нею одной из первых.

– Он хочет снова взять меня к себе, – сказала квартеронка.

– Адриен? – Кэтрин почти не удивилась. Лестина кивнула:

– Пришел ко мне, плача, в отчаянии оттого, что его лицо изуродовано шрамом. И так легко было ему поверить! Ведь я любила его всем сердцем. Но я сказала ему, что все кончено и что у меня есть иные интересы: я работаю вместе с Мартой в ее школе.

– Адриен оправится. Он гнется, но не ломается. И я уверена, что он сочинит какую-нибудь историю про свой шрам, чтобы выглядеть еще романтичнее.

– Верно. – Лестина широко улыбнулась Кэтрин. – Как я слышала, он снова взялся за старое: охмуряет юную богатую леди в Чарлстоне. У мадам Ладур хватит денег, чтобы жить на широкую ногу, но это не его стиль. Ему нужна богатая жена.

– Могу ей посочувствовать, – воскликнула Кэтрин.

– Я тоже, – согласилась Лестина, и тут ее взгляд оживился, поскольку она выглянула на улицу и заметила Ти-Жана, сидевшего на козлах в коляске. – Я вижу, вы по-прежнему держите того долговязого телохранителя. Как вы думаете, он не смог бы помочь нам с Мартой завтра утром? Нам надо расставить несколько новых парт, а они такие тяжелые…

Сегодня Кэтрин могла видеть, что он сопровождает Лестину на свадьбе.

Тосты, смех, чудесное разнообразие еды и питья: ром, виски, шампанское, все, что угодно, гостям, и за праздничным столом оказались не только особо приглашенные– бесплатно угощали всех пассажиров, стюарды обносили весь салон деликатесами, а в баре рекой лилось спиртное.

Сиявший медью оркестр играл музыку, при звуках которой невозможно было устоять на месте. Кэтрин вернулась в отведенную ей лучшую каюту корабля, и Филлис помогла снять подвенечный наряд и переодеться в бальное платье, хотя новобрачные и не собирались покидать пароход. Три с половиной дня они проведут на его борту, чтобы добраться до Сент-Луиса, где намеревались провести медовый месяц.

Наконец танцы завершились, отзвучали последние поздравления, и Кэтрин стояла на верхней палубе, махая на прощанье Седрику с Фени, чьи фигуры на пристани становились все меньше и меньше. Рядом с ними остались Лестина с Ти-Жаном, она опиралась на его локоть, и Кэтрин была уверена, что вскоре ей предстоит праздновать еще одну свадьбу, и была рада, что эти двое нашли друг друга.

Подступили сумерки, и над раскинувшимся перед ними городом зажглось зарево огней, сиявших и на палубах кораблей, стоявших у причала. Здесь было полно гостей, ожидавших, когда мощные колеса парохода унесут его прочь от города, а тем временем целый дождь разных лакнап сыпался на гулявшую здесь публику, торговцев и мальчишек.

«Эйлин О'Рурк» выглядела грандиозно, она так и сверкала огнями, горевшими на надраенных до блеска палубах, а из салона неслась громкая музыка. И когда судно выходило из гавани, капитан Бейч дал прощальный гудок, и склянки на пароходе зазвонили вовсю, а им ответили гудки и выстрелы салюта со всех стоявших в гавани кораблей – зрелище и звуки, не оставившие равнодушными сердца провожающих. Лорд Седрик долго откашливался, в то время как Фени открыто лила счастливые, сентиментальные слезы.

– Я люблю тебя, – сказала Кэтрин, когда они с Декланом остались вдвоем в каюте.

– Благодарствуйте, добрая леди, – ответил он со своей лукавой улыбкой. – И мне кажется, что вы к тому же очень красивы.

Она ожидала его в большой кровати за муслиновыми занавесками, в белой ночной рубашке и халате – часть из собранного наспех приданого: она наотрез отказалась прикасаться к вещам, подаренным ей мадам Ладур, уверенная в том, что это принесет ей несчастье.

Деклан вышел из туалета, и у нее перехватило дыхание при виде этого мужчины, вокруг которого, как бы он ни пытался это скрыть, чувствовалась аура приключений. Но это не тревожило Кэтрин. Это возбуждало ее. Он обнял ее за талию, и они прошли на маленькую галерею возле каюты у окна. Кэтрин не могла отвести глаз от огромного оранжевого светила, плывшего по звездному небосводу. Оно завораживало и, казалось, излучало какой-то неясный зов, задевавший в ее душе самые древние, потаенные инстинкты.

– Я покажу тебе многие любопытные места на Юге, а потом мы отправимся в Нью-Йорк, и я познакомлю тебя со своей семьей, – пообещал он. – Мы будем счастливы там. А если нет, то что нам стоит переехать куда-нибудь еще, прихватив с собою наших детей.

Она повернулась в его объятиях: ее лицо зарделось, но с уст рвался смех:

– Детей? Но я же еще не беременна даже!

– Скоро будешь. – Он зажал в ладонях ее лицо и припал к ее нежным, влажным губам.

Держась за руки, они в некотором смущении вернулись в каюту, – и это было удивительно, поскольку последние недели они делили одну постель, занимаясь любовью, обсуждая свои мечты, надежды и то, что они чувствуют по отношению друг к другу. Но еще ни разу они не делали этого, будучи мужем и женой. Кэтрин скинула одежду и скользнула в его объятия.

Он поцеловал ее в губы, лаская руками ее грудь, и, приходя в возбуждение от вкуса ее губ и от ее ответных ласк, прошептал:

– Скажи, что любишь меня.

– Я люблю тебя. Ты снова собрал мою душу воедино.

– Вот как, дорогая? Это правда?

– О да. Помолчи. Лучше покажи, как сильно ты меня любишь.

Плеск лопастей на пароходных колесах и тихое журчанье вод звучали для них колыбельной песней, в то время как корабль шел по течению, рассекая могучие воды Миссисипи, на протяжении тысячелетий неутомимо стремившейся к морю.