Шленский АлександрПетля Нестерова

Александр Шленский

Петля Нестерова

Никодим был серьезный мужик, всеми уважаемый. Все мужики в селе уважали его, за то как он чай пил. Никодим пил чай часто и помногу, и притом пил его очень медленно и степенно. Вроде как, сидит, ничего особенного не делает, только что чай пьет и отдувается, а посмотришь, и хоть и не хочешь, а сразу зауважаешь.

А в остальном Никодим был как все, и репу под зиму сеял на грядки тоже как все -- корнями вбок, чтобы лучше уродилась. Не только в селе, а и во всей округе, кроме репы ничего не сеяли, такой был в тех краях обычай. Как кому захотелось есть да пить, тут они сразу выкапывали репу из--под снега, используя французский топор и растяжные петли из стального троса. Кузнец Артемий Нестеров такие петли делал для всего села и на сушеную репу выменивал. Ни в одном дому без петли Нестерова не обходилось, потому как одним французским топором много репы из--под снега не вынешь, а снег ничем, кроме как петлей Нестерова, сдвинуть в сторону не получится. Корешки вынутой из--под снега репы шли на первое и на второе, а на десерт пили всегда только чай, опять же с репой. На чай же бабы сушили от репы вершки и кожуру.

Как--то раз Никодим решил пойти в сельпо и чего--нибудь там купить. Не так, чтобы что--нибудь определенное, а просто, для пущего уважения -- а так у Никодима дома все было, что надо. Даже ключ для настройки рояля был -вещица мудреная. Самого рояля у Никодима, конечно, не было, а вот ключ был. И за это Никодима тоже уважали.

Ну значит, пришел Никодим в сельпо, и тут глаза у него разбежались по сторонам. Один глаз -- налево, где в углу стоял большой деревянный костыль, а другой -- направо, где на полке стоял медный сотейник. Других товаров в сельпо сроду не водилось.

-- Здорово, Никодим, растудыть твою репку! -- сказал Евкакий--продавец. Никак, за товаром пожаловал?

-- Здорово, Евкакий, репкин корень! -- ответил в тон Никодим, -- нам без обновки никак нельзя.

-- А вот костылик и прикупи. Костылик знатный -- ты глянь какой!

Евкакий взял из угла костыль и повертел в единственной руке. Вторую руку ему петлей Нестерова оторвало, когда он репку из--под снега тянул. Оттого его и в сельпо определили.

-- Вот вишь, какой костылик -- всем костылям костыль! Купи, Никодим, чего тебе стоит!

-- На что мне твой костыль? -- хмуро удивился Никодим.

-- Как это на что? -- горячо засуетился Евкакий, -- как на что? Репку им станешь дергать!

-- Так, на репку у меня французский топор есть -- возразил Никодим, -И потом, как я с костылем в руке снег буду петлей подцеплять? Эдак я до репки всю зиму не доберусь.

Надо заметить, что в тех краях кроме зимы никакого другого времени года не было. Оттого и приходилось сеять репку прямо в снег, и из--под снега же ее дергать.

Евкакий поставил костыль обратно в угол.

-- А чего же ты купить хочешь?

-- Да все равно что, только не костыль! Да вот хотя бы сотейник. И то дело -- не то что костыль!

-- И почем купишь?

-- А почем продашь?

-- Да за рубль продам -- изволь!

-- Эх ты Евкакий, репкина морда! Эк сказанул -- за рубль! Я этот рубль из дубовой колоды четыре зимы стамеской вырезал. Одной воды десять охапок на водяные знаки ушло -- почти что весь снег из огорода на воду перетопил, чуть репку не поморозил! Такого рубля ни у кого нет, только у меня у одного. Вот копейками я тебе рубль запросто накидаю. Я их загодя насушил. Всякий раз, как репку чищу -- так с каждой репки по копеечке.

-- А сколько в рубле копеек--то?

-- Да шапки две будет! Я могу еще от себя пару горстей добавить, чтобы полнее было.

-- Значит неси семь шапок копеек -- как раз на два рубля.

-- Это почему такое?

-- Как это почему? Я инвалид, от петли Нестерова пострадавший, руки -вона видишь -- нет! И сейчас тебе сотейник продам! И чего я дальше в сельпо делать буду? Один костыль продавать? Кто же меня тогда уважать будет, за один костыль?

-- А за два рубля копеек будут уважать?

-- А я, Никодимушка, два рубля копеек в город свезу, на базар. Я там за них дырокол куплю, настоящий. Дыроколом руководить просто -- одна рука только и нужна. Щелк -- и нету!

-- Чего нету--то? Другой руки, что--ли нету? -- поддел Евкакия Никодим.

-- Ты меня не обижай, Никодимушка! -- серьезно ответил Евкакий -- ты тоже еще с петлей Нестерова не расстался. Репку--то из--под снега тягаешь? Вот и тягай! И я тоже вот тягал, пока руки не лишился... Эх! Руки нету, язви ее в репку! Да не знаю я, чего еще нету! Сказано тебе: щелк, и нету! А тебе знать еще надо, чего нету! Вот ты какой допытливый! Да ничего у нас окромя репки и нету! Хоть сто раз дыроколом щелкни -- не промахнешься!

-- Так что ж ты, голова с репку, сразу не сказал, что это такой ценный инструмент? А ну как не продадут его тебе за два рубля копеек? Это ж всего шесть шапок!

-- Не шесть, а восемь.

-- Ты что, сурепки объелся? Ты ж сперва говорил -- семь.

-- Ну пусть будет семь.

-- Вот так--то! Больше не насыплю, итак много выйдет -- копейки у меня усушены плотно. Так что делать будешь, если не продадут дырокол?

-- Как это такое -- не продадут? Продадут. Городские за зиму оголодали -- видел в городе вместо кустов одни пеньки остались? Продадут. Два рубля копеек -- это эвон как много денег. Они их враз распарят, поедят... Городские -- они ведь тоже люди!

-- Хорошие люди кусты до корня не изгрызут. На это дело репа придумана!

-- Это, брат Никодим, верно! А что с сотейником делать будешь, если не секрет?

-- Отчего же секрет? Чай из него пить буду, с пузырями.

-- С пузыря--а--а--а--а--ами? -- протянул Евкакий,-- эк же ты заважничал, Никодимка! Я--то думал, ты срать в него будешь!

-- Зачем же это я так буду? -- рассудительно сказал Никодим, -- Срать я на крышу вылажу, как все, чтобы в избе теплее было, и дух стоял добрый. А ты, Евкакий -- тетерев! На пузыри позавидовал! Своих напускай, а на чужие пузыри нечего завидывать, репкина шелуха! Ну ладно, не хочешь сотейник так продавать -- продай мне его кверху дном.

-- Кверху дном--то я тебе его и так отдам! Зачем он мне кверху дном--то нужен!

-- Ну давай мне его сюды, коли не нужен -- быстро сказал Никодим, -- я тогда тебе от себя горсть копеек насыплю.

Евкакий обтер сотейник шершавой ладонью и подал его Никодиму.

-- Чудак--человек! Как же ты из него чай--то будешь кверху дном пить?

-- А я, Евкакушка, сам тоже кверху пузом перевернусь, так оно мне еще ладнее будет.

Никодим вытряс из сапог на прилавок не одну, а целых три горсти плотно усушенных копеек, осторожно взял в руки сотейник и перевернул кверху дном. Затем он, напружив щеки, представил, как сидит дома, перевернувшись кверху пузом, и пьет чай с отменными пузырями, всем на уважение. Сотейник тускло блистал медным блеском. Мужики попрощались, и Никодим понес сотейник домой, бережно прижимая его к себе. Все прохожие удивленно застывали и долго глядели ему вслед. Потом безнадежно махали рукой и шли на окраину села в придорожный кабак.

Кабак назывался "Петля Нестерова". На его вывеске была почему--то нарисована буржуйская машина ероплан брюхом кверху. Подавали в кабаке брагу из репкиных хвостов. Брага была крепкая: со второго ведра человека выносили из кабака вон и кидали в снег -- сопеть. Пьяный сопел иногда и по полсуток, а просопевшись, вставал, отряхивался от снега и шел домой -- опять репку дергать.

Продавец Евкакий стоял у прилавка, опершись единственной рукой об костыль. Он вспоминал долгую дорогу в город, погрызенные до самых корней кусты, вспоминал свою оторванную петлей Нестерова руку и думал про то, как привезет когда--нибудь из города настоящий дырокол, поставит его на полку, так чтобы видно было всем, и будет им щелкать всему селу на зависть.

Евкакий все стоял и глядел в подслеповатое окно. С крыши ближайшей избы столбом поднимался теплый пар, пахнущий прелой репой -- видать только что насрали. А на улице стояла суровая зима.