"Кровожадный Карнавал" - читать интересную книгу автора (Сникет Лемони)

Глава двенадцатая

Когда бодлеровские сироты открыли наконец глаза, то увидели, что стоят у входа в гадальную палатку Мадам Лулу и на них уставились буквы Г.П.В. Все посетители давно отправились смотреть львиное шоу, так что дети остались одни. День уже начинал клониться к вечеру, и вокруг снова не было свидетелей того, как они стояли перед входом, и при этом дрожали и тихонько плакали. В прошлый раз, когда они вот так же долго не решались войти, они успели понять, что орнамент на палатке не изображение глаза, а эмблема организации, которая, возможно, могла бы оказать им помощь. Сейчас они опять стояли и смотрели, надеясь, что прямо у них на глазах опять что-то переменится и подскажет им, что делать. Но сколько они ни смотрели, ничего не менялось. На Карнавале стояла тишина, день все так же клонился к вечеру, а эмблема на палатке все так же пялилась на плачущих Бодлеров.

— Где же, интересно, приводной ремень? — проговорила наконец Вайолет. Голос был слабый и даже хриплый, но слезы прекратились. — Интересно, упал он на землю, или залетел на рельсы американских гор, или же очутился в чре…

— Как ты можешь сейчас думать о приводном ремне? — упрекнул ее Клаус, впрочем нисколько не сердито. Как и сестру, его все еще била дрожь внутри их общей рубахи, и он вдруг почувствовал сильную усталость, что часто бывает после того, как долго плакал.

— Это потому что я не хочу ни о чем другом думать, — ответила Вайолет. — Не хочу думать о Мадам Лулу и львах, не хочу думать о Графе Олафе и о толпе, и я не хочу думать, правильно ли мы поступили.

— Правильно, — мягко сказала Солнышко.

— Я согласен, — подтвердил Клаус. — Мы сделали все, что могли.

— А я не уверена, — возразила Вайолет. — Я держала в руке приводной ремень. Оставалось только закончить двигатель и бежать из этого ужасного места.

— Ты все равно не закончила бы двигатель, — не согласился Клаус. — Нас окружала толпа, все мечтали увидеть, как кого-то сбросят львам. Мы не виноваты, что вместо нас упала Лулу.

— И лысый, — добавила Солнышко.

— Да, но это мы раззадорили толпу, — настаивала Вайолет. — Сперва мы оттягивали представление, а потом использовали психологию толпы и взбудоражили зрителей так, что они готовы были кого угодно сбросить в яму.

— Всю эту жуть затеял Граф Олаф, — сказал Клаус. — В падении Мадам Лулу виноват он, а не мы.

— Мы пообещали взять ее с собой, — не успокаивалась Вайолет. — Мадам Лулу сдержала свое обещание и не выдала нас Графу Олафу, а мы свое обещание не сдержали.

— Но мы пытались, — запротестовал Клаус, — пытались сдержать.

— Пытаться еще недостаточно, — опять возразила Вайолет. — Мы ведь пытаемся найти кого-то из наших родителей? Мы пытаемся побороть Графа Олафа?

— Да, — решительно произнесла Солнышко и прижалась к ноге Вайолет. Та взглянула вниз, на сестричку, и глаза ее наполнились слезами.

— Почему мы здесь? — сказала она. — Мы думали, если мы замаскируемся, это поможет нам выпутаться из неприятностей. Но сейчас наше положение еще хуже, чем раньше. Мы не знаем, что означают буквы Г.П.В. Не знаем, где сникетовское досье. И не знаем, действительно ли кто-то из наших родителей жив.

— Да, кое-чего мы не знаем, — сказал Клаус, — но это не значит, что надо отчаиваться. Мы еще выясним то, чего не знаем. Мы что угодно можем выяснить. Вайолет улыбнулась сквозь слезы:

— Ты говоришь так, будто ты исследователь.

Средний Бодлер сунул руку в карман и вытащил очки.

— Я и есть исследователь, — сказал он и шагнул ко входу в шатер. — За работу!

— Гиди! — Солнышко хотела сказать что-то вроде «Чуть не забыла про газетную библиотеку!», и она последовала за старшими в палатку.

Как только Бодлеры вошли внутрь, они поняли, что Мадам Лулу успела основательно подготовиться к побегу вместе с ними, и им стало очень грустно при мысли, что она уже никогда не вернется сюда за приготовленными вещами. Гримировальный сундучок был уложен и стоял у самой двери. Ближе к буфету стоял картонный ящик с припасами на дорогу. А на столе кроме нового, взамен разбитого хрустального шара и деталей разобранного ею на части устройства для молнии лежал большой обрывок бумаги, порядком потрепанный, но, как сразу увидели Бодлеры, способный им помочь.

— Это карта, — сказала Вайолет. — Карта Мертвых Гор. Значит, и она была среди ее бумаг.

Клаус надел очки и внимательно всмотрелся в карту.

— Там в это время года должно быть здорово холодно, — сказал он. — Я и не подозревал, что там такая высота над уровнем моря.

— Не важно, какая высота, — прервала его Вайолет. — Ты можешь найти штаб, о котором упоминала Лулу?

— Попробую, — ответил Клаус. — Около Плоского Перевала стоит звездочка. На легенде звездочкой отмечен лагерь.

— Легенда? — переспросила Солнышко.

— Вот эти мелкие знаки в углу карты называются легендой, — объяснил Клаус. — Видишь? Легенда разъясняет каждый значок, чтобы карта не была беспорядочным нагромождением знаков.

— А вот тут, на Хребте Реомюра, — черный прямоугольник, — заметила Вайолет. — Видишь? К востоку.

— Черный прямоугольник означает место зимней спячки зверей, — отозвался Клаус. — В горах, видно, немало медведей. Гляди, вокруг Тихих Родников пять таких мест, и настоящее скопление их на вершине Пустого Пика.

— И еще вот тут, — показала Вайолет, — где Главный Перекресток Ветров. Тут, кажется, Мадам Лулу пролила кофе.

— Главный Перекресток Ветров! — повторил Клаус.

— Г.П.В.! — крикнула Солнышко.

Бодлеры впились глазами в карту. Главный Перекресток Ветров находился высоко в Мертвых Горах, где, вероятно, было холоднее всего. Там брал начало Порченый Поток и, спускаясь вниз, петлял крупными извивами через все Пустоши, уходя к морю. Зимних спячек на карте было отмечено множество. В центре же долины, где сходились вместе четыре горных про— хода и где, похоже, Лулу капнула кофе, никаких отметок не было.

— Как ты думаешь, этот перекресток имеет какой-то особый смысл? — спросила Вайолет. — Или буквы «Г.П.В.» здесь опять случайное совпадение, как и повсюду, где бы мы с ними ни сталкивались?

— Я все время думал, что буква «В» происходит от слова «волонтеры», — сказал Клаус. — Ведь именно эти буквы стоят на страничке из дневников Квегмайров, и то же самое нам говорил Жак Сникет.

— Уинноу? — спросила Солнышко, желая сказать «Где же тут может быть штаб? На карте больше нет никаких пометок».

— Ну, если Г.П.В. — тайная организация, — заметила Вайолет, — тогда вряд ли ее нанесли на карту.

— Или же ее пометили каким-то тайным способом, — предположил Клаус и нагнулся пониже, изучая пятно. — Может быть, это не случайное пятно, а тайный знак. Может, Мадам Лулу нарочно капнула здесь кофе, чтобы только она одна могла найти штаб и больше никто.

— Наверно, придется нам туда ехать, — со вздохом проговорила Вайолет, — и выяснять все на месте.

— А каким образом мы туда попадем? — спросил Клаус. — Мы же не знаем, где приводной ремень.

— Чего-то у нас, возможно, и не хватает, — возразила Вайолет, — но это не значит, что мы должны сдаться. Я сумею соорудить что-нибудь еще.

— Ты говоришь так, будто ты изобретатель, — заметил Клаус.

Вайолет улыбнулась и достала из кармана ленту.

— Я и есть изобретатель, — ответила она. — Я тут осмотрюсь, поищу, нет ли чего-нибудь полезного, чтобы использовать. А ты, Клаус, посмотри под столом газетную библиотеку.

— Тогда придется вылезти из общей одежды, — заметил Клаус, — делать разное одновременно мы не сможем.

— Ингреди, — вставила Солнышко, желая сказать «А я пока пороюсь в съедобном ящике, проверю, все ли тут есть для приготовления пищи».

— Хорошая мысль, — одобрила Вайолет. — Надо поторопиться, пока нас никто не нашел.

— Вот вы где! — раздался голос у входа, и Бодлеры вздрогнули.

Вайолет поспешно сунула ленту в карман, Клаус снял очки, и тогда только они повернулись лицом к двери, не боясь себя выдать. В дверях, обняв друг друга за талии, стояли рядышком Граф Олаф и Эсме, лица у них были усталые, но радостные, как будто это двое родителей вернулись домой после рабочего дня, а не злодей и его подружка-интриганка явились в гадальную палатку после того, как провели весь день, организуя агрессивное зрелище. Эсме Скволор сжимала в руке букетик плюща, очевидно поднесенный ей дружком, а Граф Олаф держал в руке зажженный факел, горевший так же ярко, как его злобные глаза.

— А я-то вас обоих везде ищу, — сказал он. — Что вы тут делаете?

— Мы решили дать всем уродам возможность присоединиться к нам, — вставила Эсме, — хоть вы и не проявили большой храбрости у львиной ямы.

— С вашей стороны очень любезно пригласить нас, — быстро ответила Вайолет, — но зачем вам в труппе такие трусы, как мы?

— Отчего же? — Граф Олаф гадко улыбнулся. — Мы теряем помощников одного за другим, так что всегда полезно иметь лишнюю парочку в запасе. Я даже пригласил продавщицу из фургона с сувенирами присоединиться к нам, но она слишком озабочена своими статуэтка-ми и шляпами и не поняла, что подвернулся благоприятный случай.

— А кроме того, — вставила Эсме, поглаживая Олафа по голове, — у вас нет выбора. Мы собираемся сжечь весь Карнавал, чтобы уничтожить все следы нашего пребывания. Большая часть палаток уже горит, посетители и работники Карнавала разбежались. И если вы не присоединитесь к нам, то куда вы денетесь?

Бодлеры в унынии переглянулись.

— Пожалуй, вы правы, — проговорил Клаус.

— Разумеется, правы, — подтвердила Эсме. — А теперь выходите отсюда и помогите нам уложить багажник.

— Погоди, — остановил ее Граф Олаф и подошел к столу. — Это что? — спросил он. — Похоже на карту.

— Это и есть карта, — признался Клаус, вздыхая. Он пожалел, что не спрятал ее в карман. — Карта Мертвых Гор.

— Мертвых Гор? — переспросил Граф Олаф, с жадностью разглядывая карту. — Как раз туда нам и надо! Еще Лулу говорила: если кто-то из Бодлеров-родителей жив, то прячется именно там! А штаб тут обозначен?

— Я думаю, эти черные прямоугольники и есть штаб, — сказала Эсме, заглядывая Олафу через плечо. — Уж в картах я хорошо разбираюсь.

— Нет, они означают площадку для лагеря, — поправил ее Граф Олаф, взглянув на легенду. И тут же лицо его расплылось в улыбке. — Постойте. — Он показал на пятно, которое только что рассматривали Бодлеры. — Давненько я его не видел. — И он погладил свой костлявый подбородок.

— Вот это коричневое пятнышко? — спросила Эсме. — Да ты его сегодня утром видел.

— Это пятно — специальный код, — объяснил Граф Олаф. — Меня еще в детстве учили пользоваться им на картах. Пятном отмечают какое-нибудь тайное место, и никто на него внимания не обратит.

— Никто, кроме потрясающего гения, — заключила Эсме. — Значит, мы направимся к Главному Перекрестку Ветров?

— Г.П.В. — Граф Олаф хихикнул. — Вполне подходит. Хорошо, пошли. Есть тут еще что-нибудь полезное?

Бодлеры кинули быстрый взгляд на стол, под которым скрывалась газетная библиотека. За черной скатертью, вышитой серебряными звездами, находилась важнейшая информация, собранная Мадам Лулу для того, чтобы давать клиентам то, что они хотят. Дети знали, что в кипах газет заключаются всевозможные секреты, и они содрогнулись при мысли, как использовал бы эти секреты Граф Олаф, если бы обнаружил их.

— Нет, — ответил, помолчав, Клаус. — Больше ничего нет.

Граф Олаф нахмурился и, встав на колени, приблизил свое лицо к лицу Клауса. Даже и без очков Клаус разглядел, что Олаф давно не мыл свою единственную бровь, и почуял его дыхание.

— Думаю, ты лжешь, — сказал злодей и помахал зажженным факелом перед носом Клауса.

— Моя вторая голова говорит правду, — вступилась за брата Вайолет.

— А это что за продукты? — И Олаф показал на картонную коробку. — Разве еду ты не считаешь полезной в долгом путешествии?

Бодлеры с облегчением перевели дух.

— Гррр! — проворчала Солнышко.

— Чабо хвалит вас за проницательность, — сказал Клаус. — И мы тоже, мы не заметили коробки.

— На то я и босс, — заявил Граф Олаф, — я проницательный, и у меня прекрасное зрение. — Он рассмеялся противным смехом и сунул в руку Клаусу факел. — А теперь ты поджигаешь палатку, а потом несешь ящик с едой к машине. А ты, Чабо, идешь со мной, уж я найду, во что тебе вонзить зубы.

— Гррр, — с сомнением заворчала Солнышко.

— Чабо предпочла бы остаться с нами, — пояснила Вайолет.

— Чихать я хотел на то, что она предпочитает, — огрызнулся Олаф и, схватив младшую из Бодлеров, поднял ее двумя руками, точно арбуз. — Давай пошевеливайся.

Граф Олаф и Эсме Скволор вышли из палатки, унося Чабо, а старшие Бодлеры остались наедине с горящим факелом.

— Сперва вынесем ящик, — решил Клаус, — а палатку подожжем снаружи. Пламя ее в один миг охватит.

— Мы в самом деле послушаемся его приказа? — Вайолет снова бросила взгляд на стол. — Возможно, в архиве Лулу нашлись бы ответы на все наши вопросы.

— Боюсь, у нас нет выбора, — ответил Клаус. — Олаф сжигает весь Карнавал. Поехать с ним — наш единственный шанс попасть в Мертвые Горы. У тебя уже нет времени что-то изобрести, а у меня — просмотреть архив.

— Мы могли бы найти кого-нибудь из работников Карнавала и попросить помочь нам.

— Все считают нас либо уродами, либо убийцами, — сказал Клаус. — Иногда я и сам так считаю.

— Если мы присоединимся к Олафу, — проговорила Вайолет, — мы можем еще больше стать похожи на уродов и убийц.

— Но если не присоединимся, — возразил Клаус, — то куда нам деваться?

— Не знаю, — печально ответила Вайолет. — Но ведь наше поведение нельзя считать правильным, правда?

— Опять сплошной сумбур, как говорила Оливия.

— Может, и так, — согласилась Вайолет.

Неуклюжей походкой она подошла с братом к картонному ящику и подняла его. И так — Клаус с факелом в руке — они покинули Гадальный Шатер в последний раз.

Когда они вышли наружу, им показалось, что настал поздний вечер — никакой синевы знаменитых закатов Пустошей, в воздухе было черно. Но тут же Вайолет с Клаусом догадались, что воздух наполнен дымом. Оглядевшись, они увидели горящие палатки и фургоны, как и предупреждал Граф Олаф, и в небо вздымались черные столбы дыма. Последние застрявшие на Карнавале посетители бежали, спасаясь от олафовского вероломства, а подальше слышался панический рев оказавшихся в ловушке львов.

— Такой вид агрессивности мне не нравится! — крикнул пробегавший мимо и кашлявший от едкого дыма прыщавый мужчина. — Мне больше нравится, когда другие подвергаются опасности!

— Мне тоже! — отозвалась репортерша из «Дейли пунктилио», бежавшая рядом с ним. — Олаф мне сказал, что пожар устроили Бодлеры! Я так и вижу заголовок: «Бодлеры продолжают преступную деятельность!»

— Что же это за дети, которые творят такие ужасы? — задал вопрос прыщавый, но ответа Вайолет с Клаусом не расслышали из-за окрика Графа Олафа.

— Эй, двухголовый урод, поторапливайся! Если сейчас же не явишься, мы уедем без тебя!

— Гррр! — в отчаянии зарычала Солнышко, и, услышав поддельный голос младшей сестры, старшие Бодлеры бросили горящий факел в Гадальный Шатер и кинулись бежать на голос Олафа, даже не обернувшись. Хотя если бы они и обернулись, то ничего бы не увидели: вокруг было уже столько огня и дыма, что лишняя горящая палатка разницы не делала. Разница заключалась в одном: тогда бы они знали, что этот пожар отчасти их собственных рук дело, иначе говоря, «они приняли участие в вероломстве Графа Олафа». Но хотя ни Вайолет, ни Клаус не увидели этого собственными глазами, в душе они это знали и едва ли могли когда-нибудь забыть.

Завернув за угол, старшие Бодлеры увидели, что олафовские приспешники собрались в ожидании около длинного черного автомобиля, припаркованного перед фургоном уродов. Хьюго, Колетт и Кевин уже втиснулись на заднее сиденье вместе с двумя напудренными женщинами, Эсме Скволор сидела впереди, держа Солнышко на коленях. Крюкастый взял у старших Бодлеров ящик с продуктами и бросил его в багажник, а Граф Олаф указал на прицеп хлыстом, который стал намного короче и неровным по краям.

— Вы двое поедете там, — распорядился он. — Мы прицепим фургон уродов к автомобилю.

— Разве нет места в машине? — нервно спросила Вайолет.

— Не говори ерунды, — с насмешкой отрезал крюкастый. — Там и без вас тесно. Хорошо еще, Колетт может свернуться клубком и лечь у нас в ногах.

— Чабо уже сжевала часть моего хлыста, так что его мы используем вместо веревки, — продолжал Граф Олаф. — Я привяжу фургон к автомобилю двойным скользящим узлом, и мы поедем прямо на закат.

— Простите, — сказала Вайолет, — я знаю узел, который называется Язык Дьявола. По-моему, он будет держать лучше.

— Если я правильно запомнил карту, — вставил Клаус, — мы должны взять курс на восток, пока не доберемся до Порченого Потока, так что ехать надо в сторону, противоположную закату.

— Да, да, да, — быстро отозвался Граф Олаф. — Я это и хотел сказать. Привязывайте фургон сами, если хотите. Я пойду заводить мотор.

Олаф швырнул Клаусу веревку, а крюкастый опять нырнул в багажник и вытащил оттуда два мобильных телефона, которые дети помнили с тех пор, как жили в доме у Олафа.

— Берите один. — Крюкастый вложил трубку в руку Вайолет. — Мы позвоним, если понадобится что-то вам сообщить.

— Быстрее! — рявкнул Граф Олаф, забирая второй телефон. — От дыма уже дышать нечем.

Злодей и его сообщники забрались в машину, а Вайолет и Клаус, встав на колени, начали привязывать фургон.

— Прямо не верится, что я завязываю этот узел, чтобы помочь Графу Олафу, — проговорила Вайолет. — Такое чувство, будто я со своим изобретательским мастерством участвую в чем-то скверном.

— Мы все участвуем, — мрачно отозвался Клаус. — Солнышко использовала свои зубы, чтобы превратить хлыст в веревку, а я использовал свое умение разбираться в картах, чтобы указать Олафу верное направление.

— По крайней мере, мы тоже туда попадем, — сказала Вайолет, — а там нас, может быть, ждет кто-то из родителей. Готово, узел завязан. Лезем в фургон.

— Лучше бы мы ехали вместе с Солнышком, — вздохнул Клаус.

— Мы и едем, — отозвалась Вайолет. — Не тем способом, каким хотели, но все-таки мы попадем в Мертвые Горы, а это главное.

— Будем надеяться, — пробормотал Клаус, и они с сестрой забрались в фургон уродов и закрыли за собой дверь.

Граф Олаф завел мотор, и фургон, подпрыгивая, двинулся вслед за автомобилем, удаляясь от Карнавала. Над головой у детей раскачивались гамаки, сбоку поскрипывала вешалка с одеждой, узел, завязанный Вайолет, выдержал, и машина с фургоном начали путь в том направлении, куда указал Клаус.

— Надо хотя бы устроиться поудобнее, — сказала Вайолет. — Ехать будем долго.

— По крайней мере всю ночь, — подтвердил Клаус, — а возможно, и почти весь следующий день. Надеюсь, они сделают остановку и поделятся едой.

— Может, позднее мы приготовим горячий шоколад, — добавила Вайолет.

— С корицей. — Клаус улыбнулся, вспомнив рецепт Солнышка. — А пока чем нам заняться?

Вайолет вздохнула, они с братом уселись на стул, и Вайолет положила голову на стол. Стол слегка трясся, в то время как фургон углублялся в Пустоши. Вайолет положила мобильник рядом с комплектом домино.

— Давай просто посидим и подумаем, — предложила она.

Клаус кивнул, и оба они сидели и думали остаток вечера, а между тем автомобиль увозил их все дальше и дальше от горящего Карнавала. Вайолет пыталась представить себе, как выглядит штаб Г.П.В., и надеялась, что там они обнаружат кого-то из родителей. Клаус пытался представить себе, о чем сейчас разговаривают между собой Олаф с труппой, и надеялся, что Солнышко не слишком напугана. И оба размышляли обо всем, что произошло на Карнавале Кали-гари, и гадали, правильно или нет они поступали. Они замаскировались, чтобы найти ответы на вопросы, но ответы сейчас горели под столом у Мадам Лулу, и газетная библиотека обратилась в золу. Они подстрекали своих сотоварищей найти себе другую работу, где бы их не считали уродами, и вот теперь те присоединились к преступной группе Графа Олафа. Они также обещали Мадам Лулу взять ее с собой, чтобы она помогла им найти Г.П.В. и снова стала благородным человеком, но она упала в яму со львами и стала их кормом. Вайолет и Клаус раздумывали над всеми своими неприятностями и гадали, вызваны ли они простым невезением или же это отчасти дело их собственных рук. Мысли были не самые приятные, и все же сидеть вот так и думать было куда приятнее, чем скрываться и лгать и лихорадочно строить планы. Сидеть просто так и думать было спокойно, даже когда фургон слегка накренился — они достигли Мертвых Гор и начали взбираться вверх. Было так спокойно просто сидеть и думать, что Вайолет и Клаусу показалось, будто они проснулись от долгого сна, когда в мобильнике вдруг раздался голос Графа Олафа.

— Вы там? — спросил Олаф. — Нажмите красную кнопку и говорите!

Вайолет протерла глаза и схватила трубку, держа ее так, чтобы брат тоже все слышал.

— Мы тут, — ответила она.

— Отлично, я как раз хочу вам сказать, что я узнал от Мадам Лулу кое-что еще.

— Что же вы узнали? — спросил Клаус. Наступило молчание, потом дети услыхали в аппарате взрыв жестокого смеха.

— Я узнал, что вы — Бодлеры! — торжествующе вскричал Граф Олаф. — Вы, трое щенков, последовали за мной и дурачили меня своими мерзкими переодеваниями. Но меня вам не перехитрить!

Олаф опять захохотал, но на фоне его смеха брат и сестра расслышали другие звуки, от которых их затрясло, как фургон: Солнышко тихонько скулила от страха.

— Не обижайте ее! — закричала Вайолет. — Не смейте ее обижать!

— Обижать? — огрызнулся Граф Олаф. — И не подумаю! Один-то ребенок, чтобы присвоить наследство, мне все-таки нужен. Сперва я должен удостовериться, что ваши родители мертвы, а затем я пускаю в ход Солнышко, чтобы очень, очень разбогатеть! Нет, об этой маленькой зубастой дряни я бы не беспокоился — пока. На вашем месте я бы беспокоился о себе! Попрощайтесь со своей сестричкой, Бодродья!

— Но ведь фургон привязан к вам, — сказал Клаус. — Мы едем вместе.

— А вы посмотрите в окошко, — посоветовал Граф Олаф и отключил мобильник.

Вайолет с Клаусом переглянулись, а затем неуверенно поднялись и отдернули оконную занавеску. Занавеска отъехала, как будто они смотрели пьесу, и я бы на вашем месте притворился, будто не читаю книгу, а смотрю пьесу, трагедию, возможно написанную Уильямом Шекспиром, и я поскорее покинул бы театр еще до конца спектакля, пошел домой и спрятался под диван, поскольку вспомнил некое выражение. Оно, к моему великому сожалению, должно быть использовано трижды в этой истории, и в третий раз будет использовано в тринадцатой главе. Глава эта очень короткая, потому что конец данной истории наступит очень быстро, и слов для описания его потребуется немного, но все же у меня возникнет необходимость в третий раз употребить выражение «в чреве зверя», и вы поступите мудро, уйдя до начала последней главы, потому что этот раз не считается.