"Врата Мёртвого Дома" - читать интересную книгу автора (Эриксон Стив)

Глава тринадцатая

Примером уникального соответствия собаки своему хозяину является виканский пастуший пес. Это злобное, непредсказуемое животное, небольшое, но очень сильное. Но главной его отличительной чертой является несгибаемая воля. Жизни завоеванных Илем Траут.

Как только Антилопа ступил на тропинку, окруженную широкими, просторными палатками, недалеко от него послышался шум возбужденных голосов. Мгновение спустя появилась одна из виканских собак – единый клубок мышц – которая двинулась прямо по направлению к нему.

Антилопа по привычке обнажил свой меч, понимая, однако, что предпринять ничего не успеет. В следующее мгновение огромное животное свернуло в сторону, и историк заметил, что оно держит в зубах маленькую болонку, у которой от страха чуть не лопались глаза.

Пастушья собака миновала ничего не понимающего Антилопу, скользнула между двумя рядами палаток и пропала из виду.

В тот же момент стал понятен источник возбужденных голосов. Им была группа людей, вооруженная большими острыми камнями и, к удивлению историка, канисскими зонтиками от солнца. Все как один были одеты так, будто выполняли какую-то королевскую миссию, однако на лицах была написана необычайная злоба.

– Эй ты! – повелительно крикнул один из них. – Старик! Ты не видел только что пробежавшую здесь сумасшедшую гончую?

– Я видел только пастушьего пса, – спокойно ответил историк.

– Скажи-ка, а не было ли у него в зубах редкой тараканьей собачки?

«Собака, которая ест тараканов?»

– Редкой? А я думал, это обычная дворняга. Представители знати остановились и посмотрели в его сторону.

– Неподходящее время для смеха, старик, – проворчал тот же человек. Он был гораздо моложе остальных, а кожа цвета свежего меда и большие глаза выдавали в нем выходца с Квон Тали. Юноша был худощав, однако весь его облик свидетельствовал о задиристом характере. Ё пользу этого предположения говорила и рапира, висевшая у него на бедре. Кроме того, в глазах этого юнца было нечто такое, что заставило Антилопу поверить: он обожает убивать.

Мужчина приблизился вальяжной походкой.

– Твои извинения, крестьянин, – хотя это и не спасет тебя от хороших зуботычин… Если ты останешься в живых…

За спиной историка появился конник, скакавший во весь опор.

Антилопа заметил, что глаза забияки уставились ему через плечо.

Капрал Лист натянул поводья и, не обращая никакого внимания на присутствующую знать, выпалил:

– Примите мои извинения, сэр! Я немного задержался в кузнице. А где ваша лошадь?

– Она в главном стаде, – ответил Антилопа. – Я решил дать бедному животному один день отдыха. По-моему, за последние дни оно слишком перетрудилось.

Несмотря на свое низкое армейское положение, капрал произвел на окружающих большое впечатление. Наконец Лист соблаговолил опустить глаза и посмотреть на знать.

– Если мы опоздаем, сэр, – продолжил он свою тираду, – Колтайн будет требовать объяснений.

Антилопа обратился к окружающим:

– Ко мне еще есть какие-нибудь вопросы? Мужчина расстроено ответил:

– Пока нет.

В сопровождении капрала Листа Антилопа возобновил свой путь по лагерю знати. Сделав дюжину шагов, Лист перегнулся через седло и произнес:

– Крыло выглядел так, будто собирался бросить вам вызов.

– А что, он тебе знаком? Крыло…

– Да, его зовут Пуллик Крыло.

– Ну что же, тем хуже для него самого. Лист усмехнулся.

Тем временем они вышли на широкую поляну в центре поселения – место для экзекуций. Широкоплечий коренастый мужчина, держащий в обожженной руке длинный кожаный хлыст, был обоим знаком. А жертвой на этот раз оказался слуга. Трое других служащих, отводя в стороны глаза, стояли поодаль. Кроме того, здесь находились несколько представителей знати, которые собрались вокруг рыдающей женщины и пытались ее утешить.

Золотой парчовый плащ Ленестро за последнее время весьма потускнел; его лицо было красным от бешенства. Он помахивал над головой плетью и был похож на безумную обезьяну, которая танцевала традиционный фарс Королевского Зеркала на деревенской ярмарке.

– Я вижу, знать довольна тем, что им вернули слуг, и жизнь начинает входить в прежнюю колею, – сухо произнес Лист.

– Думаю, что все представление связано с похищенной болонкой, – пробормотал Антилопа. – В любом случае, это скоро прекратится.

Капрал оглянулся вокруг.

– Они могут продолжить экзекуцию позже, сэр. Антилопа промолчал.

– Кто же будет красть болонку? – поинтересовался Лист, когда они поравнялись с Ленестро.

– А почему бы и нет? У нас появилась вода, однако мы все так же голодны. В любом случае, одна из виканских сторожевых собак решила воспользоваться этим моментом, чтобы подкрепиться. И людям это абсолютно не понравилось.

– Скорее всего, причиной тому явилась рассеянность, сэр. Ленестро заметил, что приблизились новые наблюдатели, и дал хлысту передохнуть. От усталости этот представитель знати едва стоял на ногах.

Не обращая никакого внимания на Ленестро, Антилопа подошел к слуге. Этот человек был стар; он стоял на четвереньках, а руки держал за головой. На пальцах, шее и тощей спине были видны красные раны. Под ними имелись следы от старых рубцов. Рядом с телом в пыли лежало разорванное драгоценное ожерелье.

– Это не твое дело, историк, – проворчал Ленестро.

– Ваши слуги удерживали титанси при переправе через Секалу, – произнес Антилопа. – Если бы не они, то нынешнее существование головы на твоих плечах было бы весьма сомнительным, Ленестро.

– Но Колтайн украл нашу собственность! – взвизгнул он. – Совет осудил его и наложил штраф.

– Да он помочится на ваш штраф, – прыснул со смеху Лист. Ленестро повернулся на капрала и замахнулся своим кнутом.

– Предупреждаю тебя, – выпалил Антилопа. – Если ты дотронешься до солдата Седьмых или до его лошади – очутишься на виселице.

Ленестро не ожидал такого напора; его поднятая рука с плетью затряслась и опустилась.

Вокруг собиралось все больше зевак. Чувствовалось, что общественное мнение склонялось в сторону Ленестро. Однако, даже понимая этот факт, Антилопа не думал, что дело дойдет до столкновения. Может быть, знать и имеет нереальные понятия о мире в целом, однако они не самоубийцы.

Историк громко произнес;

– Капрал! Нам нужно забрать этого слугу к лекарям Седьмых!

– Да, сэр! – ответил Лист, моментально спешившись. Слуга тем временем потерял сознание. Вдвоем они взвалили его на лошадь, положив на живот поперек седла.

– Он вернется ко мне крепким и здоровым, – усмехнулся Ленестро.

– Чтобы ты начал издеваться над ним вновь? Врешь – ты больше не увидишь этого человека. «Ага, а если вы с товарищами считаете, что вас притесняют, то подождите еще хотя бы час, а потом можете обращаться куда угодно».

– Подобные действия противоречат прописным малазанским законам, – пронзительно закричал Ленестро. – Мы должны получить вознаграждение. Это в ваших интересах.

При этих словах у Антилопы кончилось терпение. Внезапно он рванул к представителю знати, схватил его за воротник мантии обеими руками и тряхнул с такой силой, что у того чуть не вылетели глаза из орбит. Кнут выпал на землю. Глаза Ленестро расширились от ужаса – они напомнили Антилопе ту собачку, которую нес в зубах виканский пес.

– Неужели ты в самом деле думаешь, – процедил историк, – что я собираюсь описывать тебе ту ситуацию, в которой мы сейчас находимся? По-моему, уже достаточно доказательств того, что я не собираюсь так поступать. Ты же головорез с крошечными мозгами, Ленестро. Только попробуй задеть меня снова – я заставлю тебя поедать дерьмо свиней и прихваливать его, – тряхнув жалкое создание еще раз для острастки, Антилопа бросил его на землю.

Ленестро съежился. Историк в последний раз взглянул на него и нахмурился.

– Он сделает так, как вы скажете, сэр, – произнес Лист.

– Еще бы.

«Что, испугал вас старик?»

– Неужели подобные действия были действительно необходимы? – раздался жалобный голос. В ту же секунду из толпы появился Нетпара. – У нас и так совсем немного просьб, а теперь все останутся на вас смертельно обиженными. Стыдитесь, вы же историк…

– Извините меня, сэр, – произнес Лист, – но прежде чем продолжить бранить моего господина, вам лучше узнать, что образование к нему пришло довольно поздно – вы можете найти его имя среди Избранных в колонне Первой армии города Унты. Если бы он не сменил специальность, то вы сейчас стали бы свидетелями его старого солдатского темперамента. В самом деле, он проявил удивительную выдержку – просто тряхнул несколько Ленестро за мантию… А ведь мог бы просто воспользоваться своим верным мечом, который висит на бедре, и проткнуть им сердце этой жабы.

Нетпара вытер выступившие на глазах слезы. Антилопа медленно повернулся и взглянул на капрала.

Лист заметил уныние на лице историка и подмигнул ему.

– Нам пора двигаться, сэр, – произнес он.

Толпа народа провожала их взглядом в полном молчании; первый смельчак отважился на реплику только после того, как историк скрылся за поворотом.

Лист шел рядом со своих предводителем, ведя лошадь под уздцы.

– Меня до сих пор крайне изумляет их оптимизм – они все еще думают, что наш поход закончится благоприятно.

Антилопа обернулся на него с недоумением.

– А ты думаешь по-иному, сынок?

– Мы никогда не достигнем Арена, историк. Пускай эти глупцы пишут свои прошения, свои жалобы – ведь мы же являемся теми людьми, из-за которых они до сих пор живы.

– Видимость порядка – это очень сильная вещь, поэтому ее обязательно необходимо поддерживать.

Выражение лица юноши изменилось – он стало озлобленным.

– Наверное, я пропустил тот момент, когда окружающая нас толпа прониклась к вам симпатией, сэр.

– Вероятно…

Они оставили позади поселение знати и двинулись к повозкам, на которых лежали раненые. На расстоянии нескольких сотен метров оттуда начали слышаться стоны. Антилопу охватил озноб. Даже в госпиталях на колесах витала атмосфера страха. Все были готовы сдаться. От трупов, лежащих поодаль, уже ничего не осталось, кроме костей. Их вид еще сильнее угнетал находящихся здесь людей.

Осведомленность и разоблачение витали в душном воздухе прерии; священники могли только мечтать о своих храмах. «Бояться богов – значит бояться смерти. В тех местах, где погибает множество мужчин и женщин, не остается больше богов. Успокоительное заступничество кануло в лету. Все боги вернулись обратно через врата и смотрят на нас с противоположной стороны. Смотрят и ждут».

– Нам не следует идти вокруг, – пробормотал Лист.

– Даже если бы у нас не было человека, который нуждается в помощи, я все равно бы направил свои стопы вперед, капрал.

– Этот урок мною уже изучен, – со старанием произнес юноша.

– Из слов, услышанных от тебя ранее, я сделал вывод, что нам с тобой судьба преподносит порой совсем разные уроки, юноша.

– Неужели это место внушает вам оптимизм, историк?

– Оно внушает мне силу, хотя в этом и нет ничего приятного. Не обращай внимания на игры всевышних. Мы являемся тем, кем они нас создали. Бесконечные нечеловеческие усилия оставили нас чуть ли не голыми. Время идиллий, ложного самомнения и человеколюбия прошло. Даже если каждый из нас пытается выиграть свою собственную битву, не следует забывать, что вся армия – это единое целое. Здесь имеется одно-единственное ровное пространство во всей округе, поэтому мне интересно, а является ли случайностью тот факт, что временные постояльцы этого места, одетые в парчовую одежду, после подъема способны прогуливаться вокруг.

– Иными словами, кто-то пошел на поводу у знати.

– Да, и я чувствую отчаянье, которое здесь царит.

Лист вызвал целительницу и они передали израненного слугу в руки этой женщины.

К тому моменту, когда они добрались до главного лагеря Седьмых, солнце уже было низко на горизонте. Сизый дым костров висел в воздухе, словно марля над ровными рядами палаток. С одной стороны два отряда пехоты играли в игру, которая отдаленно напоминала футбол. В качестве мяча у них был человеческий череп, обтянутый кожей. Вокруг стояла толпа веселых и язвительных зевак. В воздухе слышался смех.

Антилопа запомнил слова одного старого моряка, тот сказал ему в молодые годы: «Иногда тебе остается просто улыбнуться и плюнуть в лицо Худу». Соревнующиеся между собой отряды пехоты именно тем и занимались. Они смеялись над своей собственной усталостью, голодом, зная о том, что с далекого расстояния за ними наблюдают изумленные титанси.

Они находились на расстоянии одного дня пути от реки П'аты, а это означало, что битва должна была начаться со сгущением сумерек. Двое моряков Седьмых стояли по бокам командной палатки Колтайна, и историк узнал одного из них. Это была женщина, которая кивнула:

– Привет, историк.

Ее бледные глаза выглядели так, будто какая-то невидимая рука уже в течение длительного времени давит ей на грудь. Антилопа с трудом заставил себя улыбнуться в знак приветствия.

Миновав высокие флаги, Лист пробормотал:

– Ну и ну, историк.

– Достаточно реплик, капрал, – если бы Антилопа обернулся в этот момент и взглянул на лицо Листа, то увидел бы веселую усмешку. «Человек приобретает вес и мудрость только в том обществе, где на ним не осмеливаются подшучивать юнцы вдвое моложе возрастом. Слишком трогательна эта иллюзия соревнования. Кроме того, мой взгляд на эту женщину был слишком жалостливым, и не важно, что в тот момент шепнуло сердце. Положи конец своим глупым мыслям, старик».

Колтайн стоял у центрального столба, на его лице было довольно мрачное выражение. Прибытие Антилопы с Листом прервало важный разговор. Булт и капитан Затишье сидели в походных креслах с угрюмыми лицами. Сормо, завернувшись в шкуру антилопы, стоял спиной к дальней стене, его глаза были скрыты в тени. В воздухе чувствовалось царящее напряжение.

Булт прочистил горло.

– Сормо нам рассказывал о кончине семка. Духи поведали, что на него кто-то напал и изранил до смерти. В ночь набега демон ходил по земле. Его следы очень трудно обнаружить. В любом случае, демон появился, покалечил семка, а затем исчез. По всей видимости, историк, у Когтя была компания.

– Имперский демон?

Булт пожал плечами и перевел свой ничего не выражающий взгляд на Сормо.

Колдун, похожий на черного грифа, сидящего на изгороди, слегка пошевелился.

– Имел место прецедент, – произнес он, – однако Нил полагает иначе.

– Почему? – спросил Антилопа.

Повисла длинная пауза. Наконец Сормо ответил:

– Когда Нил впал в прострацию той ночью… нет, он подумал, что его разум сумел справиться с магической атакой семка… – было очевидно, что колдун с трудом подбирает слова. – Танно Бродящая Душа этих земель, по слухам, способен производить поиски через спрятанный мир – не настоящий Путь, а королевство, в котором духи свободны от плоти и костей. По всей видимости, Нил попал в подобное пространство, где и столкнулся лицом к лицу с… кем-то еще. Сначала он подумал, что это был внутренний мир его самого, чудовищное отражение…

– Чудовищное? – переспросил Антилопа.

– Юноша одного с Нилом возраста, имеющий демоническое лицо. Нил искренне верит, что он был вместе с еще одним чудовищем, которое атаковало семка. Имперские демоны редко имеют близких друзей среди людей.

– Тогда кто же его послал?

– Возможно, никто.

«Неудивительно, что черные перья Колтайна стали дыбом». Через несколько минут Булт шумно вздохнул и вытянул свои кривые ноги.

– Камист Рело приготовился встретить нас с противоположной стороны реки П'аты. У нас нет сил обойти его с противоположной стороны. Поэтому нам придется идти напролом.

– Ты поедешь с моряками, – сказал Колтайн Антилопе. Историк взглянул на капитана Затишье. Рыжебородый мужчина усмехнулся.

– Судя по всему, ты заработал лучшее место, старик.

– Дыханье Худа! Я не продержусь и пяти минут на первой линии боя. Мое сердце чуть не остановилось во время стычки прошлой ночью.

– Это не будет первой линией боя, – произнес Затишье. – У нас нет на это достаточного количества людей. Если все пойдет по плану, то нам даже не придется оголять мечи.

– О, это очень хорошо, – Антилопа повернулся к Колтайну. – Возвращение слуг обратно к их хозяевам было большой ошибкой, – произнес он. – Кажется, знать решила, что ты больше не будешь забирать у них людей, если они окажутся не в состоянии даже ходить.

– Они показали спины, – проревел Булт. – Я имею в виду слуг при переправе Секалы. Эти люди просто держали щиты – на большее они были неспособны.

– Дядя, у тебя сохранился тот свиток, в котором они требуют компенсации? – спросил Колтайн.

– Да.

– И эта компенсация была рассчитана на основании денежной стоимости каждого слуги?

Булт кивнул.

– Забери слуг и заплати им все сполна, в золотых джакатах.

– Да, хотя все это золото знати придется тащить самим, а это ох как нелегко.

– Пусть лучше это будут делать они, а не мы. Затишье прочистил горло.

– А ведь эти монеты – жалованье солдат, не так ли?

– Когда империя у тебя в долгу – это очень почетно. Состояние дел, по мнению Антилопы, было таковым, что скоро все эти известия вызовут большой общественный резонанс. Молчание, которое повисло в командной палатке после слов Колтайна, только подтвердило эти опасения.


Ночные бабочки роились в небе на фоне бледной луны. Антилопа сел около затухающих угольков костра. Он нервничал так сильно, что даже не смог уснуть. Со всех сторон доносился мерный храп – городок устал. Даже животные не издавали ни одного звука.

Ризаны сновали в теплом воздухе над костром, подхватывая за крылья летающих насекомых. Тут и там раздавался хруст жующих челюстей.

Внезапно темная фигура появилась около костра; она присела на корточки, сохраняя молчание.

Через несколько минут Антилопа произнес:

– Даже кулак нуждается в отдыхе.

– А историк? – проворчал Колтайн.

– Он никогда не отдыхает.

– Мы отказываемся от физиологических потребностей, – сказал викан.

– И так было всегда.

– Историк, ты шутишь прямо как викан.

– Я пообщался с Бултом, у которого всегда имелись проблемы с юмором.

– Это более чем очевидно.

На какое-то время между ними повисло молчание. Антилопа не мог претендовать на то, чтобы завести с этим человеком разговор по душам. Если кулак терзался сомнениями, то он этого не показывал, да и никогда не показал бы. Командир не может проявлять слабость перед подчиненными. Однако в случае Колтайна подобное поведение было продиктовано не только его высоким рангом. Даже Булт порой вынужден был признать, что его племянник отграничивал себя от остальных людей гораздо сильнее, чем порой того требовали виканские традиции и характер.

Колтайн никогда не выходил с речами перед народом, и если ему приходилось быть на виду у солдат, то он никогда не терзался сомнениями, подобно другим командирам, что о нем могут подумать. Кроме того, у Колтайна был удивительный дар быть постоянно в курсе того, что происходит внутри подчиненного ему войска.

«И что же произойдет в тот день, когда вера иссякнет? А что, если мы находимся за несколько часов до этого дня?»

– Враг постоянно громит наши отряды, – произнес Колтайн. – Мы не можем знать, что он приготовил для нас сейчас… Долина непроницаема.

– А как же союзники Сормо?

– Все духи захвачены. «Ох уж этот бог семков».

– Кан'елды, дебрахлы, титанси, семки, тепаси, халафаны, убарийцы и гураны.

«Четыре племени и шесть городских легионов. Неужели я слышу сомнения?»

Кулак сплюнул на догорающие угольки.

– Армия, которая поджидает нас, является одной из двух, что держат весь юг.

«Откуда, во имя Худа, ему это известно?»

– Неужели Ша'ика вышла из Рараку?

– Она не могла. Это ошибка.

– Но что же ее сдерживает? Неужели восстание на севере захлебнулось?

– Захлебнулось? Нет, вовсе нет. А что касается Ша'ики… – Колтайн помедлил, для того чтобы привести в порядок головной убор из вороньего пера. – Возможно, она имеет видение того, что произойдет в будущем. Возможно, она знает, что Вихрь обречен на провал, что даже сейчас адъюнкт императрицы собирает свой легион – гавань Унты заполнена транспортом. Победы Вихря сиюминутны; первая кровь, которую он за собой повлек, объясняется только слабостью империи. Ша'ика знает… Дракона уже разбудили. Пока он движется крайне медленно, однако с приходом всеобщей ярости он очистит эту землю от берега до берега.

– А другая армия, которая на юге… Она далеко? Колтайн поднялся на ноги.

– Я намеревался прибыть к Ватаре еще двое суток назад. «Возможно, до него дошли слухи, что Убарид пал, точно так же как и Деврал, как и Асмар. Ватара – третья и последняя река. Ватара течет прямо до Арена – через самые забытые и запретные пустоши этого проклятого Худом континента».

– Кулак! До реки Ватары еще месяц ходу. Что же будет завтра?

Колтайн оторвал взгляд от угольков и глянул на историка.

– Завтра, конечно, мы разобьем армию Камиста Рело. Чтобы достичь успеха, один должен думать на несколько ходов дальше остальных, историк. Ты должен это понимать.

Кулак отправился обратно.

Антилопа уставился на умирающий огонь. Во рту у него отдавало горечью. «Это же страх, старик. У тебя же нет непробиваемых доспехов, как у Колтайна. ТЫ не знаешь, что произойдет в ближайшие четыре часа, и ты с опаской ждешь рассвета, наивно надеясь, что он будет не последним. Колтайн верит в невыполнимое, он думает: мы можем положиться только на его самоуверенность. И разделить с ним его сумасшествие».

На ботинок приземлился ризан, он жевал крылья молодой ночной бабочки, которая еще продолжала трепыхаться.

Антилопа подождал, пока животное не закончит трапезу, а затем смахнул его в сторону и поднялся на ноги. В лагерях виканов начали слышаться звуки, сопровождающие подъем. Антилопа отправился к самому ближнему из них.

Конники из клана Безрассудных Собак собрались для того, чтобы подготовить оснащение. Так как рассвет еще не тронул лучами горизонт, они зажгли огромное количество факелов. Антилопа подошел ближе. На свет показались богато украшенные кожаные доспехи, отсвечивающие красными и зелеными отблесками. Обитая железом упряжь была выполнена в стиле, который раньше историк ни разу не видел. На ее поверхности виднелись древние виканские рунические знаки. Все снаряжение выглядело очень древним, однако ни разу не использованным.

Антилопа приблизился к соседнему воину. Этот совсем еще юный мужчина занимался тем, что втирал топленый жир в забрало для коня.

– Достаточно тяжелое оружие для виканов, – произнес историк. – Да и для виканской лошади.

Юноша размеренно кивнул в знак согласия, однако ничего не ответил.

– Вы решили превратить себя в тяжелую кавалерию. Парень пожал плечами.

Внезапно заговорил старый воин, который оказался неподалеку.

– Наш предводитель придумал это давно, во время восстания… А затем он заключил соглашение с императором, и доспехи стали не нужны.

– И вы носили с собой подобную тяжесть все это время? – Да.

– А почему вы не использовали их при переправе через Секалу?

– Этого было не нужно.

– А сейчас?

Оскалившись, ветеран поднял металлический шлем с защитой для носа и щек.

– Стадо Рело ведь не имеет тяжелой кавалерии, не так ли? «Тяжелые доспехи еще ничего не значат. Вы когда-нибудь тренировались в них? Можете ли вы в подобной тяжести перейти в галоп? Удастся ли вам быстро маневрировать? И как к этому отнесутся животные?»

– Ты будешь выглядеть довольно устрашающе, – добавил историк.

Юноша установил забрало и начал привязывать портупею, на которой висел длинный меч. Вытащив лезвие из ножен, он продемонстрировал четыре фута вороненой стали и острый наконечник. Оружие выглядело внушительно, особенно в руках юноши.

«Дыханье Худа, да всего один удар выбьет его из седла напрочь».

– Делай разминку там, Темул, – проворчал ветеран в сторону юноши на малазанском языке.

Темул моментально начал резвиться с лезвием в руках, показывая неплохие навыки фехтования.

– Когда вы достигнете врага, ты намереваешься слезть с коня?

– Тебе нужно поспать, старик, а то ты уже начинаешь заговариваться.

«Намек ясен, ублюдок».

Антилопа двинулся восвояси. Он всегда ненавидел те несколько часов, которые предшествовали битве. Ни один из ритуалов подготовки на него не действовал. У опытного солдата проверка оружия и доспехов заканчивалась раньше, чем сердце совершит двадцать ударов. Антилопа никогда не мог проделать все эти движения на автомате, как это делали многие солдаты. Можно было просто занять руки, а в это время разум начинал блуждать в мире насыщенных цветов, болезненная прозрачность и похотливый голод которых охватывали тело вместе с душой.

«Некоторые воины готовят себя к жизни, некоторые – к смерти, и в те несколько часов перед битвой, когда еще ничего не понятно, им чертовски сложно найти друг с другом общий язык. Танец юноши Темула мог вполне оказаться последним. А этот чертов меч может больше так никогда и не увидеть света, не засвистеть в руке».

Небо на востоке начало постепенно светиться, а прохладный ветер – теплеть. Широкий свод над головой оказался безоблачным. Где-то далеко на севере показалась стая птиц – практически неподвижное темное пятнышко.

Оставив виканский лагерь позади, Антилопа вошел в плотные ряды палаток Седьмых. Он так и не мог понять, каким образом солдатам удается поставить их одним большим стройным массивом. Средняя пехота, формировавшая ядро армии, делилась на роты, каждая из которых – на когорты, а те, в свою очередь, на отряды. Они пойдут в бой полностью закованными в бронзовые латы, с пиками и короткими мечами. На головах у солдат красовались бронзовые шлемы, усиленные железными пластинами по окружности черепа, на туловище – плотная кольчуга, а на конечностях – наголенники и перчатки. Плечи и шею защищал прочный панцирь. Остальная пехота состояла из моряков и саперов, которые образовывали тяжелую пехоту, а также ударные войска – изобретение старого императора, о котором пока не знали в империи. Они были вооружены арбалетами, короткими и длинными мечами. Под серыми кожаными накидками также скрывалась вороненая сталь кольчуг. Кроме того, каждый третий солдат нес большой круглый меч из какого-то легкого древесного материала, который необходимо было вымачивать в течение часа перед битвой. После такой подготовки дерево было способно сдержать любое оружие, начиная от мечей и заканчивая огромными цепами. Однако через несколько минут после начала боя солдаты будут вынуждены их скинуть – в этот момент щиты начинают напоминать огромных ежиков. Эта особенная тактика Седьмых доказала свое превосходство в битве с семками, у которых абсолютно отсутствовала дисциплина. Он назывался «двурукий метод», а моряки прозвали его «удаление зубов».

Поселение саперов располагалось где-то в стороне. Захватив военное снаряжение морантов, они всегда старались селиться как можно дальше. Осматривая окрестности, Антилопа так и не мог определиться, куда ему нужно было отправиться, чтобы оказаться у этих инженеров. Но это нужно было сделать! «Надо искать самое неупорядоченное скопление палаток, от которого доносится запах грязных испражнений, который зудит огромным количеством москитов и мошек, – это и будет жилище малазанских инженеров. Именно там вы найдете солдат, трясущихся подобно листьям на осеннем ветру, чьи лица покрыты огромным количеством оспин, а волосы выжжены дотла. В их темных маниакальных глазах будет читаться скрытая ухмылка – да, это наши саперы».

Капрал Лист стоял вместе с капитаном Затишье на границе поселения моряков. Дальше располагались подразделения верной Хиссарской гвардии. Их солдаты готовили свои кривые сабли и круглые мечи в угрюмом молчании. Колтайн безгранично доверял им, и выходцы из Семи Городов вновь и вновь оправдывали оказанное им доверие, поражая наблюдателей своей испепеляющей яростью. Складывалось впечатление, что они ощущают за собой какую-то вину, и стыд за нее можно было снять только кровью предательских родственных племен.

Увидев, что Антилопа приблизился к ним, капитан Затишье усмехнулся.

– Что, ищешь полотно, которым можно было бы замотать лицо? Это хорошая идея, иначе сегодня, старик, мы съедим такое количество пыли, которое не видели за всю жизнь.

– Мы будем находиться в самом заднем отряде атакующего клина, сэр, – произнес Лист, видя, что ни один не выглядит особенно одухотворенным в преддверии битвы.

– По мне лучше глотать пыль, чем холодное железо, – ответил Антилопа. – Нам известно, что это будет за противник, Затишье?

– С каких это пор ты перестал обращаться ко мне по званию?

– С того самого момента, когда я, с твоих слов, превратился в «старика».

– Да это же просто шутка, Антилопа, – произнес Затишье. – Называй меня, как тебе нравится, – хоть ублюдок с головой свиньи, – я не обижусь.

– Вполне возможно, что так и придется поступить. На лице Затишья появилось кислое выражение.

– Да ты же всю ночь не спал, правда? – капитан обернулся к Листу. – Если старый чудак начнет клевать носом, то я тебе разрешаю дать ему хорошую затрещину прямо по шлему, капрал.

– Если мне удастся не уснуть самому, сэр. Всякое веселье меня очень сильно утомляет.

Затишье поморщился и взглянул на историка.

– Этот парень становится порядочным остряком.

– Неужели?

Солнце поднялось над горизонтом. На севере, над невысокими холмами, сновала стая птиц с бледными крыльями. Антилопа взглянул на свои ботинки. Старая кожа пропиталась утренней росой. Нити развешанных повсюду паутинок остались на ногах, создав причудливый рисунок. Антилопа нашел это крайне красивым. «Осенняя паутина… сложнейшая ловушка. А я бездумно за один миг разрушил всю ночную работу. Наверное, пауки сейчас очень голодны…»

– Не стоит зацикливаться на приближающихся событиях, – произнес Затишье.

Антилопа улыбнулся, посмотрел на небо и спросил:

– Каков наш приказ?

– Моряки Седьмых будут во главе атаки. По флангам их будут прикрывать виканы из клана Ворона. Безрассудные Собаки сегодня превратились в тяжелую кавалерию Тогга, они будут двигаться за моряками. Затем пойдут раненые, обороняемые со всех сторон пехотой Седьмых. В самом хвосте окажутся верноподданные Хиссари и кавалерия Седьмых.

Антилопа соображал очень медленно; наконец он поморщился и обернулся лицом к капитану. Тот кивнул.

– Беженцы и стадо скота останутся позади, на этой стороне долины, однако немного южнее, в низине, которую местные карты называют Отмель. С юга ее прикрывают несколько горных хребтов. Клан Горностая останется на защите. По-моему, весьма продуманное решение – этот клан находится в весьма плачевном виде с момента переправы Секалы. Можешь мне не верить, но все воины этого клана отпилили зубы.

– А мы вступим в эту битву, не обремененные никакими обязанностями? – спросил историк.

– Да, за исключением раненых.

В этот момент показались выходящие из поселения пехоты капитаны Сульмар и Ченнед. Походка и выражение лица Сульмара отражали возмущение, а Ченнед казался слегка ошеломленным.

– Кровь и внутренности! – прошипел он. Усы капитана, смазанные жиром, ярко блестели. – Эти чертовы саперы со своим капитаном – исчадием Худа – наконец-то сделали свою работу!

Ченнед встретил удивленный взгляд Антилопы и покачал головой.

– Колтайн просто побелел, услышав подобные новости.

– Какие новости?

– Саперы сдались прошлой ночью! – взревел Сульмар. – Худ бы побрал этих трусов – всех до одного! Полнел проклял их эпидемией: на это стадо незаконнорожденных ослов опустится оспа! Тогг попрал капитана Ба…

Ченнед просто рассмеялся: он не верил ни одному слову.

– Капитан Сульмар! Что бы сказали твои друзья в совете на такие проклятья?

– Худ бы побрал тебя тоже, Ченнед. Я в первую очередь солдат. Струйка превратится в огромный поток – вот что нас ожидает!

– У нас не будет ни одного дезертира, – произнес Затишье, медленно перебирая свою огненно-красную бороду. – Саперы не могли убежать. Рискну предположить, что их что-то потревожило. Нелегко управлять толпой грязных, пестрых людей, когда ты не видел ни разу их капитана… Я не думаю, что Колтайн повторит ту же самую ошибку вновь.

– У него не остается выбора, – пробормотал Сульмар. – Первые черви заполнят их уши уже к исходу дня. Это пир, который дает забвение для всех нас, попомни мои слова!

Затишье поднял бровь.

– Если подобная перспектива вызывает у вас оптимизм, Сульмар, то мне жаль ваших солдат.

– Жалость – привилегия победителей, Затишье. Вслед за этими словами раздался одинокий звук рога.

– Приготовиться, – произнес Ченнед с видимым облегчением. – Когда спуститесь вниз, джентльмены, сохраните для меня клочок травы.

Антилопа посмотрел, как два капитана Седьмых отправились обратно. Он давно уже не слышал подобных пожеланий.

– Отец Ченнеда являлся Первым Мечом Дассема, – произнес Затишье. – По крайней мере, ходят такие слухи. Даже когда официальная история не содержит имен, прошлое все равно показывает свое лицо, не так ли, старик?

У Антилопы не было никакого настроения реагировать на насмешки.

– Думаю, пора мне проверить свое снаряжение, – произнес он, отправляясь восвояси.


К полудню последние приготовления были закончены. Ситуация напоминала бунт, когда беженцы наконец-то поняли, что армия намеревается совершить переправу без них. Колтайн выбрал клан Горностая, чтобы оберегать их покой, – конники выглядели действительно устрашающе: черные татуировки, отпиленные зубы, покрытая шрамами кожа… Да, Колтайн и здесь проявил свою изобретательность, хотя Горностай был явно недоволен и выкрикивал что-то кровожадное в сторону тех людей, которых он поклялся защищать. Через некоторое время было восстановлено некое подобие порядка, несмотря на бешеные, продиктованные страхом попытки знатного Совета вернуть ситуацию на крути своя.

Когда главные силы были сконцентрированы, Колтайн дал команду для движения вперед.

День был мучительно жарким; от иссушенной земли начали подниматься клубы пыли, как только лошадиные копыта уничтожили остатки блеклой растительности. Предостережение капитана Затишья о пыли в глотке оказалось на удивление точным, поэтому историку уже не раз приходилось прикладываться к своей жестяной фляге, висевшей на портупее, чтобы промочить горевшее горло и внутренности.

Слева двигался капрал Лист, его лицо было белым, а шлем съехал в сторону, обнажив блестящий от пота лоб. Справа от историка двигался морской ветеран. Ее имя было неизвестно, однако историк и не спрашивал. Страх перед неизвестным ближайшим будущим, словно инфекция, расползался по всему его телу. Мысли Антилопы постоянно крутились вокруг кошмара… знания. «Вокруг деталей, которые напоминали о человечности. Имена лиц похожи на змей-близнецов, которые грозят самыми болезненными укусами. Я никогда не вернусь в список неудач, потому что теперь стало понятно: безымянный солдат – это подарок. А солдатское имя – мертвый, растопленный воск – требует памяти живых… памяти, которой все равно никто не может дать. Имена не несут утешения, они призывают к ответам на сложнейшие вопросы. Например, почему умерла она, а не он? Почему выжившие остаются в тени, тогда как о погибших трубят на каждом углу? Почему мы ценим только то, что потеряли, а не наоборот?

Однако единичные личности навсегда остаются в наших сердцах… Боги, сделайте так, чтобы у меня не было никакой славы, чтобы я умер забытым и непризнанным. Сделайте так, чтобы никто не мог сказать обо мне: „Он умер, предъявив обвинение жизни“».

Река П'ата делила пополам русло сухого озера на расстоянии двух тысяч шагов с севера на юг. Как только авангард достиг восточного края и двинулся вниз, к руслу, Антилопе представился панорамный вид того, что через несколько мгновений превратится в поле боя.

Камист Рело с армией уже ожидали; огромное пространство блестело металлом на утреннем солнце, городские штандарты и племенные стяги гордо реяли на ветру, а под ними простиралось море островерхих шлемов. Солдаты волновались, будто бы подгоняемые невидимым течением. Их количество было впечатляющим.

Река представляла собой довольно узкую ленту, она появилась прямо по курсу на расстоянии шести сотен шагов. Торговый путь отмечал традиционное место брода, затем он поворачивал на запад к невысоким пригоркам противоположной стороны. Однако саперы Рело не дремали: они соорудили огромный склон из песчаника, напоминавший крутую скалу. К югу от ложа озера располагалась смесь базолита, щебня и обнаженной подлежащей горной породы; к югу возвышалась зубчатая кромка гор, которая белела под солнцем, словно человеческая кость. Камист Рело решил, что единственным направлением выхода оставался запад, и именно там виканов поджидали его элитные войска.

– Дыхание Худа! – пробормотал капрал Лист. – Этот ублюдок восстановил мост Гелор. А посмотрите на юг, сэр! Видите там столбы сизого дыма? Это же разрушенный гарнизон Мельма.

Посмотрев в этом направлении, Антилопа, наконец, понял, что их ожидает. На самой вершине юго-восточного берега озера располагалась крепость.

– Кому же она принадлежит? – громко поинтересовался историк.

– Из карты понятно, что она является монастырем, – ответил Лист.

– Какому всевышнему там поклоняются? Лист пожал плечами.

– Возможно, одному из Семи Святых.

– Если там еще кто-то остался, то они прекрасно видят, какая здесь готовится заваруха.

Камист Рело расположил войска с каждой стороны от своего элитного подразделения, блокировав северный и южный подступы к огромному котловану. Штандарты сиалка, халафана, дебрахлов и титанси возвышались на южных порядках, убарийцев – на северных. Каждая из трех армий значительно превосходила Колтайна по численности. Внезапно армия Апокалипсиса разразилась громким шумом; стал слышен стук оружия о щиты.

Моряки двинулись в сторону переправы в полном молчании. Устрашающие звуки противника перекатывались через них, словно волны. Однако Седьмые не дрогнули.

«Боги, что же выйдет из этого?»

Река П'ата представляла из себя грязный ручеек с теплой водой, шириной не более дюжины шагов. Галька, лежащая на дне, была густо покрыта водорослями. Небольшие скалы, поднимающиеся над поверхностью воды, белели под слоем птичьего помета. В воздухе висело огромное количество насекомых. Прохладное дыхание реки пропало, как только они ступили на противоположный берег; котлован был похож на раскаленную сковороду, и жар, словно покрывало, вновь накрыл солдат.

Пот струился по стеганому нижнему белью, которое располагалось под кольчугой; он тек вниз грязными потоками и скапливался на ладонях. Антилопа укрепил ремень, прикрепляющий щит, противоположная рука покоилась на рукоятке короткого меча. Горло превратилось в наждачную бумагу, и историку приходилось сдерживать свое нечеловеческое желание припасть руками к железной фляге. Воздух начал вонять солдатским потом, к нему примешивался запах страха. Однако это было не все. Над войском ощущалась какая-то меланхолия, которая сопровождала его неуклонное движение вперед.

Антилопа ощущал подобное гораздо раньше, несколько десятилетий назад. Тогда они не потерпели поражения, не было и отчаянья. Эта грусть носила практически физическую природу, и ее чувствовал каждый солдат.

«Мы идем принять участие в своей собственной резне. И как раз в этот момент, когда мечи еще не обнажены, когда земля не окрасилась цветом крови, а воздух не наполнился предсмертными криками, на людей нападает апатия. Благодаря своему защитному снаряжению мы проживем на несколько минут больше. Как же иначе можно трактовать несоизмеримое превышение противника в силе?»

– Наши мечи получат сегодня не одну зарубку, – произнес Лист сухим, прерывающимся голосом. – Согласно вашему опыту, что лучше – пыль или грязь?

– Пыль начинает душить, – проворчал Антилопа. – Пыль ослепляет. Однако грязь уводит мир прямо из-под ног. – «Ас грязью мы очень скоро столкнемся – когда кровь, желчь и моча насытят землю. Это одно и то же проклятье, но только выраженное по-разному». – Это твоя первая битва?

– Меня же приписали к вам, сэр, – поморщился юноша, – поэтому я так и не попал ни в одну серьезную передрягу.

– Твои слова звучат как возмущение.

Капрал ничего не ответил, но Антилопа все прекрасно понял. Все одногодки капрала уже прошли через серьезные испытания и видели кровь, в то время как для Листа эта битва была порогом страха. Воображение рисовало ему диковинные события, и для того, чтобы это побороть, требовался только опыт.

Тем не менее Антилопа предпочитал более отдаленные места для наблюдения. Маршируя в толпе людей, он не видел всей полноты картины. «Но почему Колтайн поместил меня именно сюда? Он же лишил меня глаз, черт бы его побрал».

Они располагались на расстоянии тысячи шагов от склона. Вдоль вражеских порядков скакало несколько конников, проверяя их готовность к бою. Удары мечей о щиты усилились, а бешеные крики обещали яростное кровопролитие. «Когда мы распределимся по трем направлениям, неприятель приложит все усилия, чтобы отрезать основную массу от пехоты Седьмых. А те будут, в свою очередь, защищать раненых. Да, неприятель сразу попытается обезглавить змею».

Конники клана Ворона приготовили луки и пики; они повернулись в сторону врага и замерли. Звук горна провозгласил приказ поднять щиты, передние ряды сомкнулись, в то время как фланги и тылы подняли щиты над головами. Показались лучники, которые спешили занять позицию на вершине склона.

Воздух казался неподвижным, вокруг не ощущалось ни единого дуновения ветерка.

В сознании людей начало подниматься недоверие. Колтайн, увидев позиции неприятеля, не отдал ни одной команды; Седьмые, достигнув подножия склона, начали без промедления свой подъем.

Почва была мягкая, покрытая галькой и песком. Она предательски проседала под ногами. Солдаты начали постепенно вязнуть.

Внезапно огромное количество стрел затмило небо; они полетели вниз, словно капли дождя. Вселяющий ужас треск достиг ушей Антилопы – это были деревянные щиты, которые едва удерживали стремительный поток стрел. Некоторые из них пробивали древесину, впиваясь в доспехи, шлемы, а иногда и плоть. Из-под панциря начали доноситься неодобрительные возгласы. Под ногами мешались тяжелые валуны. Однако большой щиток, представляющий собой множество сомкнутых ручных доспехов, продолжал двигаться вверх без всякого промедления.

На лбу Антилопы уже красовалась большая шишка – неудачно отраженная стрела задела его своим древком. Три другие, попавшие в него, ушли под ноги.

Воздух под панцирем стал кислым и плотным – испарялись пот, моча, а также возрастающая злоба. Атака, на которую они не могли ответить, была самой страшной для солдата. Приказ о достижении вершины, где ожидали завывающие семки и гураны, жег, словно каленое железо. Антилопа знал, что моряки находятся уже на грани срыва. Первый контакт превратится в яростный взрыв.

Склон, обращенный к противоположной стороне, был куда более крутым; его вершина расширялась в стороны и становилась более ровной. Воинов, принадлежащих к племени, Антилопа никак не мог распознать. «Кто это – кан'елды?» – подумал он. В тот же момент они начали подъем на крутой берег, на ходу готовя к бою свои луки. «Да ведь они откроют по нам огонь с обеих сторон, в то время как семки с гуранами будут препятствовать подъему наверх. Западня».

Булт скакал вместе с конниками из клана Ворона, и историк четко слышал, как тот отдавал приказания. Выпрыгнув из пыльного облака, наездники свернули в сторону и двинулись к берегу. В воздух взмыли стрелы. Кан'елды, испуганные такой прытью со стороны виканов, рассредоточились. Несколько мертвых тел упало на землю. Воины Ворона двинулись вдоль траншеи, осыпая берег смертоносным огнем. В течение нескольких минут ровная поверхность была полностью очищена от представителей неизвестного племени.

Второй крик заставил конников натянуть поводья; их предводители остановились на расстоянии менее дюжины шагов от ощетинившейся линии гуранов и семков. Внезапная остановка спровоцировала семков на бросок вперед. В бой пошли метательные секиры. С противоположной стороны им ответили стрелы.

Увидев расстройство в войске неприятеля, моряки решили двинуться вперед. Конники Ворона развернули лошадей и, поднявшись в стременах, бросились в атаку. Их единственным опасением являлась возможность попасть в тиски своих же войск, где с одной стороны бежала пехота, а с другой – раззадорившиеся моряки.

Клин смешался.

Даже через щит Антилопа ощущал сильные удары, которые отдавались во всем его теле и затихали в костях. Со своей позиции он видел только клочок голубого неба прямо над головой, а также огромное количество стрел. Порой в воздухе мелькал неприятельский шлем, из под которого торчала густая борода. Однако скоро небо скрылось под плотным покровом пыли.

– Сэр! – внезапно по щиту забарабанила чья-то рука. – Вам пора повернуть.

«Повернуть?» – Антилопа взглянул на Листа. Капрал заставил его посмотреть назад.

– Вы же видите, сэр…

Они стояли в предпоследнем ряду от самого края. Между моряками и конными, скрыто вооруженными воинами из клана Безрассудных Собак, которые стояли безо всякого движения, только лишь подергивая мечами, образовалось небольшое пространство диаметром в несколько шагов. За конниками простиралась котловина, поэтому позиция Антилопы на земляном склоне позволила бы ему увидеть все оставшиеся моменты битвы.

На юге показались сомкнутые ряды лучников титанси, которых поддерживала кавалерия дебрахлов. Легионы Халафанской пехоты двигались с востока от них – справа, а в самом центре шла рота тяжелых пехотинцев Сиалка. Еще дальше к востоку располагались другие, новые отряды кавалерии и лучников. «Это одна челюсть огромной пасти, а другая идете севера. И они неумолимо сжимаются».

Антилопа посмотрел на север. Легионы убарийцев – по крайней мере три – двигались вместе с кавалерией Сиалка и Тепаси. Они были уже на расстоянии пятидесяти шагов от пехоты Седьмых. Среди штандартов убарийцев Антилопа увидел серые и черные цвета. «Это же местные жители, которых тренировали моряки. Вот так ирония судьбы!»

К северу от реки развернулась огромная битва; по крайней мере, это было понятно по большому пыльному облаку. Клан Горностая нашел своего неприятеля позже всех. Историк удивлялся: какие же войска Камиста Рело пошли в окружение. «Это удар по стаду овец – беженцы долго не выдержат. Держитесь. Горностай, вам не стоит ждать помощи от нас».

Давка окружающих солдат заставила Антилопу взглянуть на события, происходящие в непосредственной близости. Лязг оружия и крики стали гораздо громче. Расслабленные войска неприятеля столкнулись с наковальней виканов – их несгибаемой волей. Это был первый мощный ответный удар. «Это три маски войны Тогга. К завершению дня каждый из нас примерит одну из них для себя. Нам не суждено взять эту высоту…»

Сзади послышался более глубокий рев. Историк обернулся. Да, челюсти сомкнулись. Небольшая защитная коробка Седьмых, которая окружала повозки раненых, смялась как яичная скорлупа. Это было похоже на червяка, которого осаждали муравьи. Волна страха поднялась из пяток и начала распространяться по всему телу. Еще чуть-чуть, и защитная коробка под натиском ярости превратится в порошок.

Несмотря на пессимизм историка. Седьмые выдержали. Подобный исход абсолютно не укладывался у него в голове. Внезапно ряды врага расступились, как будто в челюсти кто-то вонзил ядовитый шип. Да, инстинкты брали свое. Наступила минутная пауза – каждая из сторон обливалась холодным потом. Пространство, разделяющее их, было заполнено огромным количеством трупов. В это мгновение Седьмые сделали то, чего от них никто не ожидал. В полной тишине, от которой на шее Антилопы поднимались волосы, Седьмые бросились вперед. Коробка приняла форму овала, который зловеще ощетинился пиками.

Ровные ряды врага расстроились и внезапно рассыпались.

«Стойте! Слишком далеко! Вас слишком мало! Стойте!»

Овал растянулся, помедлил, а затем хлынул назад с размеренной четкостью, которая граничила с безумием. Складывалось впечатление, что Седьмые являются составной частью какого-то сложного механизма. «А ведь они предпримут еще одну попытку. Небольшой сюрприз окажется их смертельным часом. Подобно легким, которые втягивают воздух, периодичность отдыха становилась все длиннее и длиннее».

Внезапно внимание историка привлекло движение в передней линии клана Безрассудных Собак. Она расступилась, и оттуда показались пешие Нил вместе с Невеличкой. Девочка вела виканскую кобылу. Голова животного была высоко поднята, а уши направлены вперед. На пегих боках блестели крупные капли пота.

Два колдуна остановились с обеих сторон от кобылы, Невеличка бросила поводья и положила руки на спину животного.

В следующее мгновение Антилопа пошатнулся, так как тыльная шеренга клина бросилась вперед, будто на едином дыхании, вверх по склону.

– Приготовьте оружие для ближнего боя! – крикнул где-то неподалеку сержант.

«О, глупые мечты Худа…»

– Ну вот, началось, – произнес Лист за спиной. Его голос был напряжен, как тетива лука.

Времени на ответ не оставалось, также как и на какие-то мысли, поскольку они внезапно оказались среди врагов. Антилопа осознал это в ту же секунду. Перед ним происходили такие события: солдат споткнулся и чуть не упал на землю, а шлем немедленно сполз на глаза. В то же мгновение чей-то меч со свистом рассек воздух. Орущего во всю глотку семка кто-то схватил за косу и потащил назад. Спустя несколько секунд крик превратился в гортанные булькающие звуки: наконечник короткого меча разорвал грудную клетку, внутренности расползлись наружу. Женщина-моряк развернула безжизненное тело в противоположную сторону, и в то же мгновение на ботинки хлынула ее же собственная моча. Брызги разлетелись по всей округе… Это были три маски Тогга, которые сопровождались какофонией гама. Человеческое горло начало издавать безумные звуки, кровь хлестала ручьем, а люди умирали – «повсеместно люди умирали».

– Поберегись справа!

Антилопа узнал этот голос – он принадлежал безымянной женщине-моряку. Антилопа развернулся и в последний момент увернулся от удара пики с оловянным наконечником. Оказавшись перед нападающим, он что есть силы вонзил острие своего короткого меча в лицо женщины-семка. Она захлебнулась в кровавом потоке, однако воздух потряс крик Антилопы – в его душе поселилось дикое животное. Покачнувшись, он чуть не упал на спину, однако его поддержал деревянный щит, подставленный чьей-то заботливой рукой. Около уха раздался голос безымянной женщины:

– Этой ночью я буду изводить тебя до тех пор, пока не попросишь о пощаде, старик!

Антилопу поразило, что у какого-то человека при непосредственной угрозе жизни могут возникать подобные мысли, однако он схватился за эту реплику как тонущий, который случайно обнаружил надежный плот. Переведя дух и успокоив сердце, готовое выпрыгнуть из груди, он оттолкнулся спиной от щита и сделал шаг вперед.

А прямо перед ним сражалась передняя шеренга моряков, которая таяла на глазах, шаг за шагом сдавая свои позиции. Их теснила гуранская тяжелая пехота, постепенно прижимая к склону. Клин был готов распасться.

Воины семков сновали в самой гуще моряков. Это была дикая, кровавая резня, а на помощь неприятелю спешили покрытые золой резервные тылы.

Задача была быстро выполнена. Безжалостная дисциплина в подобные моменты всегда давала огромное преимущество над сбродом племенных семков, которые дрались сами по себе. Осознав этот факт, моряки начали сражаться еще более страстно.

Внезапно в воздухе раздались три коротких звука горна – для воинов империи они означали приказ рассредоточиться. Антилопа изумился и начал оглядывать окрестности в поисках Листа, однако того и след простыл. Увидев безымянную женщину, спасшую ему жизнь, историк поковылял в ее сторону.

– Четыре гудка означают приказ отступать – может быть, я ослышался…

– Три, старик, – через зубы процедила она. – Рассредоточиться. Живо!

Женщина бросилась в сторону. Ничего не понимая, Антилопа последовал за ней. Склон представлял собой ужасное зрелище: кровь и желчь уже не могли впитываться в иссушенную почву, покрытую булыжниками. Они ступили на него с южной стороны, где дорога вела к высокому берегу, а затем спускалась в узкую канаву, заполненную по щиколотку потоками крови.

Тяжелая пехота гуранов начала тормозить – они почувствовали ловушку, хотя и не понимали, каким образом в подобной ситуации в нее можно попасть. Тем не менее они двинулись с вершины вниз по склону. Прозвучал еще один сигнал горна, и отряды империи вновь рванули к вершине.

Антилопа обернулся и в последний момент заметил, что на расстоянии семидесяти шагов вниз по склону тяжелая кавалерия клана Безрассудных Собак бросилась вперед, окружив Нила с Невеличкой, которые до сих пор стояли по бокам безмолвной кобылы, положив руки ей на спину.

– Жест повелителя, – пробормотала женщина за спиной.

«Они хотят взять власть над этим склоном ценой огромного количества жизней, несмотря на грязь и на камни. Склон довольно крут, чтобы прижать конников к шеям своих лошадей, при этом весь вес перейдет на передние ноги. Колтайн хочет, чтобы они нападали. Прямо в лицо тяжелой пехоте…»

– Нет, – прошептал историк.

Камни и песок посыпались вниз на берег. Вокруг Антилопы солдаты, облаченные в шлемы, начали проявлять беспокойство – кто-то появился на береговой вершине. На них посыпалось еще больше грязи.

Внезапно воздух разразился потоком малазанских проклятий, а большая часть шлемов обернулась в сторону берегового обрыва.

– Да это же проклятый Худом сапер! – проворчал один из моряков.

Перемазанное грязью лицо расплылось в злобной усмешке.

– Догадайтесь, что черепашки делают зимой? – крикнул он что есть силы вниз, затем бросился назад и пропал из виду.

Антилопа обернулся назад на конников клана Безрассудных Собак. Их бешеное движение вперед поутихло – они как будто никак не могли чего-то решить. Виканы подняли головы, а возбужденные взгляды замерли на плоских вершинах берегов с обеих сторон.

Гуранская тяжелая пехота и выжившие семки также остановились в недоумении.

Через пыль, которая плавно опускалась вниз по склону, Антилопа скосил взгляд на северный берег. Там началось какое-то движение: да это же саперы, привязав щиты к спине, начали движение вперед, хлынув вверх по склону, покрытому телами мертвых воинов.

В этот момент прозвучал еще один горн, и клан Безрассудных Собак хлынул вперед вновь – сначала рысью, а затем легким галопом. Однако теперь рота саперов прикрывала их отступ к вершине.

«Черепашки позаимствовали на время приход зимы. Эти ублюдки высадились на берег прошлой ночью – под самым носом у Рело – и погребли себя заживо. Во имя Худа, зачем?»

Саперы, все еще держа щиты на своих спинах, сгрудились вокруг, подготавливая оружие и другие приспособления. Один из них сделал шаг вперед и махнул клану Безрассудных Собак: «Можно двигаться вперед!»

Склон задрожал.

Покрытые доспехами лошади бросились вверх по крутому склону как единый механизм – быстрее, чем историк даже мог подумать об этом. Широкие мечи блеснули в воздухе. В своем странном причудливом снаряжении викане сидели в седлах, подобно демонам поверх еще более кошмарных животных.

Саперы бросились к шеренге гуранов. Взлетели гранаты, последовало несколько взрывов. Воздух огласился предсмертными криками. Все военное имущество, которое находилось рядом с саперами, смешалось с тяжелой пехотой. Островерты, огненные бомбы, напалм. Казавшаяся неприступной передняя линия элитного подразделения Рело смешалась.

Передовой отряд клана Безрассудных Собак галопом достиг саперов, однако те в буквальном смысле слова пропали под землей – в своих собственных коммуникациях. Антилопа слышал бешеный топот лошадиных копыт, что пролетали над головами отважных инженеров.

Словно опустошающий хаотический вихрь, викане ворвались в тяжелую пехоту и через мгновение расчистили вершину. Не останавливаясь на достигнутом, они начали метать томагавки на голову ничего не понимающего противника.

Над царящим грохотом пронесся очередной сигнал горна.

Женщина, находящаяся рядом с Антилопой, положила тяжелую руку ему на грудь.

– Вперед, старик!

Сделав шаг, он помедлил. «Да, настало время для солдат идти вперед. Но я же историк – мне нужно наблюдать, быть свидетелем событий. Пускай все думают, что хотят».

– Время пока еще не пришло, – произнес Антилопа, развернувшись и двинувшись к побережью.

– Увидимся ночью! – крикнула напоследок женщина, а затем присоединилась к остальным атакующим морякам.

Антилопа взобрался на вершину; порыв ветра в одно мгновение набил ему полный рот песка. Подавившись и закашлявшись, он оглянулся вокруг.

Ровная поверхность берега была похожа на пчелиные соты от огромного количества стрел. Свертки брезентовой одежды лежали наполовину снаружи в дырах, размерами с человеческое тело. Историк несколько секунд взирал на них с сомнением, а затем обратил свое внимание к склону. Движение моряков вперед было остановлено саперами, которые вновь показались на поверхности. Многие из них сломали руки, однако единственным защитным снаряжением до сих пор так и оставались весьма попорченные щиты, а также зубчатые шлемы.

За пределами вершины, на западных равнинах, клан Безрассудных Собак преследовал остатки хваленого элитного отряда Камиста Рело. Командная палатка, располагавшаяся на невысоком пригорке в тысяче шагов от вершины, была охвачена дымом и огнем. Антилопа предположил, что бунтовщик верховный маг поджег ее самостоятельно, пока войска Кол-тайна ее не успели ее захватить и воспользоваться находящейся там ценной информацией.

Антилопа развернулся и осмотрел котловину.

Битва внизу все еще свирепствовала. Кольцо защиты Седьмых вокруг кибиток с ранеными выстояло, несмотря на то, что убарийская тяжелая пехота с северной стороны их весьма значительно потрепала. Повозки тем временем двигались на юг. Кавалерия Тепаси и Сиалка догнала арьергард, где находились верноподданные хиссари… которые внезапно стали очень быстро сдавать свои позиции.

«Мы же можем потерять их».

Двойной гудок горна отдал приказ клану Безрассудных Собак к возвращению. Антилопа увидел Колтайна, восседавшего на самой вершине. Его головной убор из воронова пера был покрыт пылью. Историк заметил, как он что-то показал горнисту, и тот повторил приказание, однако в более быстром темпе. «Вы нужны нам прямо сейчас!»

«Однако их лошади крайне утомлены. Вы же требуете невыполнимого! Они же должны развить небывалую скорость!» Историк нахмурился и обернулся.

Нил и Невеличка все еще стояли с обеих сторон у одинокой кобылы. Легкий ветерок раскачивал ее гриву и хвост, однако в остальном она словно застыла. Историк размышлял в недоумении: «Чего они этим пытаются добиться?»

В тот же момент далекий вой привлек внимание историка. Огромная конная армия переправлялась через реку. Флаги оказались слишком далеко, чтобы определить их принадлежность. Но тут Антилопа заметил маленькую фигурку, которая бежала перед передовым отрядом армии. «Виканская пастушья собака! Это же клан Горностая».

Перебравшись на противоположную сторону реки, конники перешли в галоп.

Кавалерия Тепаси и Сиалка была застигнута врасплох, по крайней мере, первой волной кровожадных виканских псов, которые, не обращая никакого внимания на лошадей, сразу бросились на самих всадников. Шестьдесят захлебывающихся лаем фунтов сплошных мускулов и острых зубов стаскивали опешивших воинов на землю. За собаками появились сами виканы, объявив о своем прибытии несколькими десятками срубленных голов неприятеля. Вслед за этим раздались жуткие крики и улюлюканье – армии смешались.

В течение нескольких минут воины Тепаси и Сиалка были начисто разбиты – часть погибла на месте, другие оказались смертельно ранеными. Небольшой группе удалось убежать восвояси. Клан Горностая перегруппировался и, не останавливаясь на достигнутом, бросился галопом по направлению к убарийцам. Пятнистые пастушьи собаки не отставали.

Враг вынужден был расступиться в обе стороны. Это подсознательное движение продлило им жизнь на несколько минут.

Клан Безрассудных Собак понесся вниз по склону, окружив колдунов и их неподвижную кобылу. Затем они повернули на юг и принялись преследовать убегающую пехоту Халафана и Сиалка, а также лучников титанси.

Антилопа упал на колени и сбросил шлем. Его эмоции представляли собой смесь огорчения, гнева и ужаса. «Нельзя говорить о победе сегодня. Нет, только бы не заговорить об этом».

Внезапно на берегу послышались чьи – то шаги, затем к ним присоединились звуки хриплого дыхания. В то же мгновение тяжелая рука, одетая в металлическую перчатку, опустилась историку на плечо. Голос, который Антилопа затруднился распознать, произнес:

– Они смеются над нашей знатью – тебе известно об этом, старик? Они прозвали нас на языке дхебралов – тебе известно, как переводится это имя? Цепь Псов. Именно так – Цепь Псов Колтайна. Он верховодит, впрочем, как и всегда, он стремится изо всех сил вперед. Колтайн обнажает клыки, а кто же его кусает за пятки? Не те ли, кого он поклялся защищать? Да, в этом названии есть глубинный смысл – тебе так не кажется?

Голос, конечно, принадлежал Затишью, однако он изменился. Антилопа поднял голову и уставился налицо человека, который присел на корточки рядом с ним. Один-единственный голубой глаз смотрел из огромной рваной раны, в которую превратилось его лицо. Капитан получил удар тяжелой булавой, она разорвала ему щеку, выбила глаз и свернула на бок нос. Ужасные остатки лица Затишья тронуло нечто вроде улыбки.

– Я просто счастливец, историк. Посмотри – целы все зубы, и даже ни один из них не качается.


Подсчет потерь является непременным горьким последствием любой войны. По мнению историка, только Худ мог смеяться от своего триумфа.

Клан Горностая подкараулил уланов титанси, а также их божественного командира. Засада, которую обеспечили земляные духи, повергла предводителя семков на землю, разнесла его тело в клочья и разметала по округе. Затем духи просто сожрали его останки. В этот момент настало время для собственной ловушки Горностая. Беженцы явились наживкой – в результате несколько сотен ни в чем не повинных людей были использованы в качестве пушечного мяса.

Предводитель клана Горностая мог бы отрапортовать, что неприятель в четыре раза превосходил их по количеству и маневр с беженцами явился вынужденной мерой, нацеленной только на то, чтобы спасти жизни всех остальных. Подобное объяснение было бы вполне правдивым. Но командир промолчал, и, хотя его молчанье было встречено яростным неприятием со стороны беженцев, и особенно Совета знати, Антилопа увидел здесь тайный смысл. Виканы имели веские причины к тому, чтобы презирать своих подопечных. Воины не стали жертвовать своими жизнями ради тех, кто ставил свои интересы выше результата всей кампании.

К несчастью, этого никто не понял. Своим молчанием виканы выражали презрение, а знать восприняла подобное поведение как проявление слабости.

Тем не менее, согласно существующим законам войны, клан Горностая был вынужден салютовать в честь погибших людей, которых они в последнее время начинали все больше недолюбливать. Затем виканы присоединились к резне, которая происходила в котловине, где участвовали лучники титанси. Вскоре равнинные племена неприятеля просто перестали существовать. Возмездие империи оказалось абсолютным. Однако Колтайн решил не останавливаться на достигнутом – оставались еще крестьяне, принадлежащие флагу Рело, которые запоздало начали прибывать с восточного направления. Их судьба стала точным отображением участи, которую титанси приготовили малазанам. Этот урок, естественно, коснулся и беженцев.

Несмотря на то что многие исследователи ломали над этим головы. Антилопа не имел возможного объяснения тем темным течениям человеческого разума, который заставляет людей развязывать кровопролитие. Историк не видел даже своей реакции на ту картину, которая открылась внизу: Нил и Невеличка стояли по обеим сторонам от мертвой лошади. Руки так и продолжали лежать на ее тощей спине, покрытой каплями пота и крови. Жизненная сила была впечатляющей, практически не поддающейся разумению. Жертва одного-единственного животного подарила жизни пяти тысячам других – неужели это не достойно восхищения?

«А немое животное так и не смогло понять причину своей смерти. Оно просто стояло в центре поля, а два маленьких ребенка с разрывающимися от горя сердцами держали над ней свои крохотные ладошки».


Горизонт Имперского Пути представлял собой серое одеяло. Неподвижный затхлый воздух делал предметы размытыми, не похожими на их естественную форму в обычном мире. Здесь не было никакого ветра, только эхо смерти и разрушения, пойманное в ловушку времени.

Калам забрался в седло и посмотрел на простирающуюся перед ним картину.

Зола и пыль покрывали черепичный свод. В одном месте он обрушился, обнажив неровные края бронзовых пластин, которые покрывали купол изнутри. Над дырой висел серый туман. Осмотрев изгиб свода. Калам понял, что более двух третей его находится под землей.

Убийца спешился. Помедлив, он сорвал с лица брезентовый шарф, затвердевший от слежавшегося песка, обернулся назад на остальных и начал медленно приближаться к строению.

Где-то под ногами располагался дворец или храм. Добравшись до свода, убийца наклонился вперед и сдул золу, которая покрывала одну из бронзовых черепиц. На поверхности показались глубокие символы.

Как только Калам осознал их принадлежность, его пробил холодный пот. Однажды он видел подобную стилизованную корону на другом континенте, участвуя во внезапной войне против наемников, которых купил отчаянный враг. «Каладан Бруд и Аномандер Рейк, а также Рхиви и Малиновая гвардия. Столкновение непримиримых противников, оспаривающих планы империи на завоевание. Свободные города Генабакиса всегда ссорились из-за пустяков. Жадные до золота правители и страсть к воровству стали главной причиной, из-за которой они потеряли свободу…»

Находясь мыслями за тысячи лиг от этого места, Калам легко дотронулся до выгравированного знака. «Черные псы… мы беспокоились по поводу комаров и пиявок, ядовитых змей и кровожадных пресмыкающихся. Тыл был отрезан, а моранты начали отступать в тот момент, когда они были больше всего нам нужны… Я помню этот знак… Он красовался на ветхом флаге, поднятом над элитными ротами войск Бруда.

Как же этот ублюдок называл себя? Верховный король? Каллор… Верховный король без королевства. В течение тысячи лет, если легенда гласит правду, а возможно, и десятки тысяч… Он говорил, что когда-то командовал такими королевствами, по сравнению с которыми Малазанская империя – не более чем провинция. Кроме того, он кричал, что разрушил их до основания своей же собственной рукой. Каллор хвастался, что сделал миры безжизненными…

И этот человек сейчас называет себя Каладаном Брудом… Вторая эпопея. Когда я ушел, Дуджек-Разрушитель Мостов вместе с обновленной Пятой армией искал альянса с Брудом.

Вискиджак… Быстрый Бен… Держитесь настороже. Среди вас – сумасшедший…»

– Если ты решил часок-другой вздремнуть…

– Что я больше всего ненавижу в этом месте, – произнес Калам, – так это почву, которая буквально засасывает ноги.

Минала, чью нижнюю часть лица также покрывал защитный шарф, уставилась своими серыми глазами на убийцу.

– Ты выглядишь довольно испуганным.

Калам нахмурился и двинулся обратно. Повысив голос, он выкрикнул:

– Нам пора выбираться из этого Пути.

– Что? – прыснула Минала. – Я не вижу врат!

«Я тоже, однако их ощущение остается. Мы покрыли достаточно большое расстояние, и я внезапно осознал, что осмотрительность при путешествии внутри имеет гораздо меньшее значение, чем снаружи». Закрыв глаза, он отрешился от Миналы и от всех остальных, попытавшись успокоиться. Последней мыслью стало: «Надеюсь, я прав».

Мгновение спустя перед ними появился портал. От него исходили звуки разрывающейся плотной материи.

– Даты тупоголовый ублюдок, – зло прошипела Минала. – Мы же могли выбраться отсюда гораздо раньше, если бы ты пораскинул мозгами. Только Худ знает, что у тебя на уме, капрал.

«Интересный набор слов, женщина. Думаю, они попали в самую точку».

Калам открыл глаза. Врата представляли собой непроницаемое черное покрывало, находящееся на расстоянии десяти шагов. Он поморщился. «Проще пареной репы. Калам, ты тупоголовый ублюдок. Да, страх может охватывать даже самые безжизненные создания».

– Двигайтесь рядом со мной, – произнес Калам, вынимая из ножен длинный нож и подходя к краю.

Его мокасины внезапно заскользили по камням, покрытым песком. На улице была ночь, звезды мерцали над головой в узком колодце, разделяющем два высоких здания. Дорога поворачивала вперед на Аллею Черепах, которую Калам хорошо знал. Вокруг не было ни единой души.

Калам быстро припал к стене слева. Сзади появилась Минала, ведя под уздцы свою лошадь и жеребца убийцы. Сощурившись, она покрутила головой и спросила:

– Калам? Где…

– Прямо здесь, – шепотом ответил убийца. Опешив, она зашептала в ответ:

– Не успели мы сделать и пару вдохов, а уже приходится скрываться.

– Привычка.

– Без всякого сомнения, – она двинулась вперед, ведя за собой лошадь. Через мгновение появились Кенеб и Сельва, за ними следовали два ребенка.

Капитан оглядывался вокруг, пока не наткнулся на Калама.

– Арен? – Да.

– Чертовски тихо.

– Мы находимся в аллее, которая ведет через некрополь.

– Очень приятно, – отметила Минала, показав жестом на здания вокруг. – Они выглядят как многоквартирные дома.

– Они предназначены… для мертвецов. Бедные остаются бедными даже после смерти в Арене.

– Далеко ли до гарнизона? – спросил Кенеб.

– Три тысячи шагов, – ответил Калам, снимая шарф с лица.

– Нам не помешало бы помыться, – произнесла Минала.

– А я зверски хочу пить, – добавил Кенеб, все еще сидя на лошади.

– И есть, – пролепетал Кесен.

Калам вздохнул, а потом кивнул головой.

– Надеюсь, – произнесла Минала, – прогулка через некрополь не считается здесь дурным предзнаменованием.

– Некрополь окружен тавернами плакальщиков, – пробормотал убийца. – Нам не придется далеко идти.


Полная гама таверна, по заверению ее владельца, видела лучшие времена, однако Калам подозревал, что это было вранье. Пол в обеденной зале прогнулся, словно огромная чаша, а стены были столь неустойчивы, что их пришлось подпереть длинными шестами. Гниющая пища и мертвые крысы лежали в огромной куче прямо по центру, источая невообразимую вонь. Складывалась впечатление, что это был дар какому-то распутному богу.

Стулья и столы на кривых ногах стояли по кругу, и только один из них был занят бродягой, напившимся до беспамятства. Задние комнаты предлагали посетителям ничуть не больше удобств, однако Калам решил оставить свою компанию для ужина именно там, в то время как сам пошел выяснять во двор по поводу большой лохани для стирки. Затем он вернулся в залу и уселся прямо перед одиноким посетителем.

– Ты называешь это едой? – спросил седовласый Напан, как только убийца занял перед ним место.

– Самой лучшей в городе.

– Наверное, так рассудил совет тараканов.

Калам посмотрел, как мужчина с голубоватым оттенком кожи поднял к губам кружку. Его адамово яблоко задвигалось в такт большим глоткам.

– Похоже, тебе придется заказывать еще одну.

– Без проблем.

Убийца легко развернулся на стуле, встретился с изнеможенным взглядом старухи, которая прислонилось спиной к бочке с элем, и поднял вверх два пальца. Она вздохнула и поковыляла вперед, заложив за пояс передника огромный нож, затем внезапно вернулась назад и начала искать пару высоких пивных кружек.

– Она сломает тебе руку, если решишь до нее дотронуться, – предупредил незнакомец.

Калам наклонился вперед и внимательно посмотрел на мужчину. Ему было где-то между тридцатью и шестьюдесятью, причем сказать точнее было абсолютно невозможно. Из-под спутанных прядей бороды проглядывала морщинистая загорелая кожа. Темные глаза, ни на минуту не останавливаясь, с интересом рассматривали убийцу. Мужчина был одет в мешковатые лохмотья.

– Ты заставляешь меня задавать вопросы, – произнес убийца. – Кто ты и какова твоя история?

Мужчина поднялся на ноги.

– Думаешь, я рассказываю это первому встречному? – Калам помедлил.

– Ну, – продолжил мужчина, – не все это выдерживают. Некоторые слишком невежественны, поэтому они не могут понять все до конца.

Сидящий без сознания хозяин трактира с грохотом упал со своего стула, его голова хрустнула, ударившись о черепицу. Калам, незнакомец и старуха-прислуга, наконец, обнаружившая пару кружек, обернулись в его сторону. Тот медленно отполз в центр комнаты и начал блевать на кучу с отходами.

Одна из крыс, которая, по всей видимости, только притворялась спящей, мгновенно запрыгнула на тело хозяина и уселась у переносья.

Незнакомец напротив убийцы проворчал:

– Каждый человек является философом.

Официантка наполнила емкости и двинулась к ним. То проворство, с которым она ковыляла по кривому полу, свидетельствовало о большом количестве лет, проведенных в этом заведении. Глядя на Калама, она заговорила на языке дебрахлов.

– Твои друзья в задней комнате спрашивали мыло.

– Да, так оно и есть.

– У нас нет мыла.

– Только что я и сам это понял. Старуха заковыляла обратно.

– Судя по всему, вы только что прибыли. Через северные ворота?

– Точно.

– Пришлось, наверное, довольно высоко карабкаться, тем более с лошадьми…

– Ага, значит они закрыты.

– Запечатаны точно так же, как и все остальные. Может быть, вы прибыли со стороны гавани?

– Возможно.

– Но гавань закрыта.

– Каким образом можно закрыть Аренскую гавань, объясни мне.

– Ну хорошо-хорошо, она открыта.

Калам набрал полный рот эля, проглотил его и совсем притих.

– Представляешь, после нескольких кружек он кажется еще хуже, – произнес незнакомец.

Убийца поставил кружку обратно на стол. Прочистив горло, он произнес:

– Расскажи мне местные новости.

– Но зачем мне это делать?

– Я только что купил тебе выпивку.

– И за это я должен быть благодарным? Дыханье Худа, мужик, ты же сам пробовал это пойло!

– Обычно я совсем не такой терпеливый.

– Очень хорошо, что мне об этом напомнил, – осушив одну кружку, он принялся за вторую. – Наверное, тебе просто понравился эль. За ваше здоровье, сэр, – произнес он и осушил еще один стакан.

– Мне приходилось перерезать гораздо более неприятные глотки, чем твоя, – произнес убийца.

Мужчина замер. В первый момент его глаза бешено бегали по лицу Калама, затем он поставил кружку на место.

– Жены Корнобола не пустили его домой прошлой ночью – бедному ублюдку пришлось оставаться на улицах до тех пор, пока один из патрулей верховного кулака не задержал его за нарушение комендантского часа. Подобные действия стали вполне распространенной практикой. Жены по всему городу берут власть в свои руки. Что же еще? Не могу заказать себе приличное филе за хорошие деньги – сейчас стало столько нищих попрошаек, сколько не видели улицы Арена с тех самых времен, когда у нас еще был рынок. Не могу купить газету без того, чтобы не встретить на передней странице глашатая Худа – неужели ты думаешь, что верховный кулак действительно отбрасывает тень какого-то зверя? А ведь они пишут именно так. Конечно, какую же еще он может отбрасывать тень, прячась в дворцовом гардеробе? Позволь мне тебя заверить: рыба – не единственная скользкая вещь у нас в городе. Представляешь, за последние пару дней меня арестовывали четыре раза – приходилось доказывать свою личность, демонстрируя им свою имперскую грамоту. Да, удача отвернулась от меня с тех пор, как я обнаружил свой экипаж в одной из здешних тюрем. С помощью улыбки Опонна мне пообещали их выпустить к завтрашнему утру. Теперь они будут скрести палубу… О да, эти неуклюжие пьянчуги будут скрести ее до тех пор, пока Абисс не поглотит мир. Что может быть хуже – держать человека в тюрьме, рассматривать на свет его грамоту, заставлять писать глупые объяснительные… Даже самый здоровый выходит оттуда с больной головой. Затем, внезапно, тебе предлагают несколько золотых монет только за то, чтобы доставить незнакомого человека по определенному адресу. А теперь ты, наверное, хочешь сказать: «Ну что же, капитан, это просто стечение обстоятельств, что мне нужен был срочный билет, чтобы попасть в Унту», а я отвечу: «Боги смеются над вами, сэр! Стечение обстоятельств заключается в том, что я оказался в здешних краях двумя днями раньше с двадцатью моряками, казначеем верховного кулака и половиной аренских богатеев на борту… Однако, как ни странно, у нас имеется одна свободная каюта. Добро пожаловать на борт!»

Калам от полученного шока в течение двадцати ударов сердца сидел как вкопанный, а затем произнес:

– Да, боги в самом деле начали смеяться. Капитан покачал головой.

– Их смех – льстивый и обманчивый.

– Кого же мне благодарить за такую помощь?

– Он представился твоим другом, которого, однако, ты так и не встретишь, когда окажешься на борту моего корабля, который называется «Тряпичная пробка».

– Как его звали?

– Салк Елан. По крайней мере, именно так он представился, сообщив, что долго дожидался тебя.

– А откуда он знал, что я окажусь в этой таверне? Я не подозревал о ее существовании даже за час до настоящего разговора.

– Догадался, однако его кто-то предупредил… Человек, который раньше тебя вышел из врат у некрополя. Плохо, что тебя не оказалось здесь прошлой ночью, друг, здесь было гораздо тише… По крайней мере, до того момента, пока одна девка не выловила из вон той бочки дохлую крысу. Плохо, что ты со своими друзьями пропустил завтрак сегодня утром.


Калам захлопнул за спиной шаткую дверь и остановился, переводя дух. «Договоренность Быстрого Бена? Непохоже. Действительно, не может быть…»

– Что случилось? – спросила Минала, сидящая на столе и держащая в руке кусок дыни. Со двора доносились радостные крики – это родители купали своих детей.

Убийца надолго закрыл свои глаза, а затем, вздохнув, решился выпалить все сразу.

– Я доставил вас до Арена – теперь наши пути расходятся. Скажи Кенебу что на улице он встретит патруль, который сможет проводить его к командиру городской гвардии… И сделай одолжение, попроси его не включать меня в свой доклад.

– А как он сможет объяснить свое здесь появление?

– Очень просто – вас привез рыбак на своей лодке.

– И это все? Ты даже не попрощаешься с Кенебом, Сельвой, их детьми? Ты даже не позволишь им поблагодарить тебя за спасение их жизней?

– Если будет возможность, Минала, постарайся поскорее убраться со своими родственниками из города – лучше в Квон Тали.

– Не поступай так, Калам.

– Это самый безопасный путь, – он помедлил, а затем добавил: – Хотел бы я, чтобы все оказалось иначе…

Кусок дыни просвистел в воздухе и размазался у него по щеке. Убийца потратил несколько секунд, чтобы привести себя в порядок, затем схватил свой походный мешок и перебросил его через плечо.

– Жеребец принадлежит тебе, Минала.

Войдя в обеденный зал, Калам приблизился к столику капитана.

– Все в порядке, я готов.

В глазах мужчины блеснуло нечто вроде разочарования, затем он вздохнул и с трудом поднялся на ноги.

– Хорошо. «Тряпичная пробка» причалила к среднему пирсу. Если мне повезет, то я смогу совершить на нем десяток ходок. Только Худу известно, чем можно заниматься в городе, где остановилась на привал целая армия, правда?

– Рваная рубаха, которая на тебе надета, не прибавляет уважения. Наверняка, где-то поблизости припрятана морская форма?

– Какая еще форма? Это моя любимая, счастливая рубаха.


Лостара Ил прислонилась спиной к стене маленькой комнаты. Сложив руки на животе, она наблюдала за Жемчужиной, который сновал взад-вперед у окна.

– Детали, – бормотал он. – Все дело в деталях. Не морщись, иначе можешь что-то пропустить.

– Я должна доложить командиру Красных Мечей, – произнесла Лостара. – А затем вернусь сюда.

– Неужели Орто Сетрал позволил тебе уйти, девушка?

– Я все равно не брошу это преследование… конечно, с твоего позволения.

– Только боги запрещают! Мне очень нравится твоя компания.

– Да ты начинаешь шутить.

– Да, немного. Уверяю тебя, с юмором гораздо легче жить на свете. Если мы прошли такую большую дистанцию вместе, то почему бы ее и не закончить?

Лостара придирчиво осмотрела свою униформу. Она весила совсем немного – после переодевания доспехи пришли в полную негодность, поэтому после того как Жемчужина залечил ее раны, Красный Меч просто выбросила их на свалку.

Когтю так и не удалось ничего выяснить о том демоне, с которым им пришлось столкнуться злополучной ночью на равнине, однако для Лостары Ил оставалось вполне очевидным, что этот вопрос его очень беспокоит. «Впрочем, то же самое можно сказать и обо мне. Мы находимся в Арене, идем по следу убийцы. Все вроде бы по плану».

– Ты подождешь меня здесь? – спросила женщина. Улыбка Жемчужины стала еще шире.

– Хоть до конца своих дней, моя дорогая.

– Думаю, что до рассвета – этого будет вполне достаточно.

Мужчина поклонился.

– Я буду считать удары сердца до твоего прихода.

Лостара Ил покинула комнату и закрыла за собой дверь. Коридор трактира вел к деревянным ступенькам, которые спускались в переполненную обеденную залу. Комендантский час заставлял посетителей сидеть в закрытых стенах, однако, судя по доносящемуся от них смеху, подобные порядки никого не расстраивали.

Лостара нырнула под лестницу и прошла в кухню. Удивленные взгляды поваров и поварят проводили ее до самого выхода через заднюю дверь. К подобной реакции женщина привыкла: Красных Мечей всегда боялись.

Толкнув дверь, Лостара вышла на свежий воздух. Воздух аллеи, шедшей вдоль реки, был влажным и прохладным. С залива пахло морской солью. «Клянусь, что больше никогда не пойду через Имперский Путь вновь».

На главной улице ее ботинки тяжело застучали по мостовой.

Дюжина солдат армии первого кулака подошла к ней, как только женщина добралась до первого перекрестка, который вел к административным зданиям гарнизона. Их предводитель – сержант – остановился в некотором замешательстве.

– Добрый вечер, Красный Меч, – поприветствовал он. Лостара кивнула в ответ.

– Я поняла, что первый кулак ввел режим комендантского часа. Скажи мне, а Красных Мечей вы тоже патрулируете на улице?

– Нет, совсем нет, – ответил сержант.

Женщина почувствовала среди солдат некоторое напряжение и непроизвольно сама начала беспокоиться.

– На них сейчас возложено другое задание, да? Сержант медленно кивнул.

– Что-то вроде того. Судя по твоим словам и… другим признакам, кажется, ты только что прибыла в город?

Женщина утвердительно покачала головой.

– Но как?

– Через Путь. У меня… было сопровождение.

– Наверняка, это очень интересная история, – произнес сержант. – Поторопитесь отдать мне свое оружие.

– Простите?

– Ты же хотела присоединиться к своим коллегам – Красным Мечам? И поговорить со своим командиром, Орто Сетралом?

– Да.

– По приказу первого кулака, вышедшему четыре дня назад. Красные Мечи находятся под арестом.

– Что?

– И ожидают суда за государственную измену перед Малазанской империей. Твое оружие, пожалуйста.

Ошеломленная Лостара Ил даже не предприняла никакой попытки освободиться, когда ее разоружали солдаты. Она уставилась на сержанта. – Наша верность… была подвергнута сомнению?

В глазах мужчины не было никакого злого умысла, и он просто ответил:

– Я уверен, что командир поведает тебе гораздо больше интересных подробностей по поводу этого дела.


– Он ушел.

У Кенеба отвисла челюсть.

– О! – выдавил он из себя через мгновение. Нахмурившись, он посмотрел на Миналу, которая собирала свой походный мешок. – Ты что делаешь?

Обернувшись, она ответила:

– Неужели ты думаешь, что он далеко уйдет, покинув нас таким образом?

– Минала…

– Успокойся, Кенеб! Разбудишь детей.

– А я и не кричал.

– Доложи своему командиру абсолютно все, ты понял меня? Все, кроме того, что касается Калама.

– Я же не дурак, даже если ты полагаешь обратное. Взгляд женщины смягчился.

– Я знаю. Прости меня.

– Думаю, лучше попросить прощения у сестры. А также у Кесена и Ванеба.

– Хорошо.

– Скажи мне, как ты намереваешься преследовать человека, который этого совсем не хочет?

Ее темные черты осветила холодная усмешка.

– И ты задаешь подобный вопрос женщине?

– О Минала…

Женщина протянула руку к его щеке и провела по щетине.

– Не надо слез, Кенеб.

– Я проклинаю свою сентиментальность, – произнес он устало. – Однако скоро будет все в порядке. А сейчас иди и попрощайся со своей сестрой и ее детьми.