"Врата Мёртвого Дома" - читать интересную книгу автора (Эриксон Стив)

Глава пятнадцатая

– Цепь Псов, – проворчал моряк. Его голос был столь же густым, что и жаркий воздух трюма. – Сейчас над ней висит проклятье, которого ни один человек не пожелает даже злейшему врагу. Тридцать тысяч умирающих с голоду беженцев… Нет, сорок. Кроме того, среди них есть, конечно, сладкоречивая знать, своими речами постоянно действующая на нервы. Держу пари, время песочных часов Колтайна уже истекает.

Калам пожал в темноте плечами. Его пальцы продолжали ощупывать влажный корпус лодки. «Назвать корабль „Тряпичной Пробкой“, а затем переживать, сможет ли она выдержать вес якоря».

– А она многое повидала на своем веку, – пробормотал убийца.

Руки моряка замедлили однообразные движения, которыми он связывал тюки.

– Осматриваешь эту посудину, да? Мне нужно заполнить три пятых трюма, и только после этого на борт поступят еда и вода. Дон Корболо, объединивший Рело со своей армией, попытался подсчитать собственные силы. И что? Получил пятьдесят тысяч мечей? Или шестьдесят? Изменник легко поймает эту цепь в ловушку при Ватаре, а затем вместе с другими племенами ринется на юг. Хочу позаботиться о том, чтобы виканские псы ничего не смогли им противопоставить, – обернув в парусину еще один тюк, моряк зло продолжил: – Тяжелые, как золото. Клянусь тебе, это не пустые слухи, о да! Эти тюки с китовым жиром заставляют самого верховного кулака идти носом по ветру – посмотри, везде стоит его печать. Однако здесь наверняка находятся все сокровища. Иначе, каким образом имперский казначей оказался на борту вместе с двадцатью солдатами охраны?

– У тебя есть право иметь свою собственную точку зрения, – произнес отвлеченно убийца. Ему никак не удавалось найти хотя бы одну сухую доску.

– А ты, наверное, шпаклевщик, да? В Арене, скорее всего, есть женщина, верно? Бьюсь об заклад: будь твоя воля, взял бы ее с собой, точно? Зачем нам нужны казначеи с двумя благоухающими гостями.

– Благоухающие гости?

– Да. Я видел одного из них, когда он поднимался на борт десять минут назад… Гладкий, как вертел для мяса, утонченный и изысканный. Однако ни одни духи не способны скрыть пафос, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Калам улыбнулся в темноте. «Не точно, старая калоша, но догадаться способен».

– А что по поводу второго гостя?

– Сдается мне, что он точная копия первого. По слухам, этот человек взошел на борт вместе с капитаном. Не знаю, поверишь ли, но в его жилах течет кровь Семи Городов. Однако самому мне его увидеть не довелось – именно в тот момент мы отсиживались в самой грязной тюремной дыре этой гавани. Арестовали нас совсем незаслуженно. Дыханье Худа, когда взвод солдат начинает тебе приказывать – возьми то, принеси это, – то какой матрос сможет сдержаться и не попытается намять им бока? Нас забрали практически у самого трапа, и если бы не капитан, то и не знаю, чем могли бы закончиться наши приключения.

– А какой порт вы посетили перед нами?

– Фалар. В нем живут большие рыжеволосые девицы – грубые и мускулистые, прямо как я. Ох, что это были за времена!

– Ну и каковы ваши трофеи?

– Оружие, в отличие от флота Тавори. Зато он рассекает волны подобно катеру; поверь мне на слово, мы пытались гнаться за ним до самой Унты. Узкие носы и длинные тела – вот там-то ты не искал бы столько времени хотя бы одну сухую доску. Рискну предположить, флот девицы Тавори стоит немало золота.

Калам поднялся на ноги.

– У нас недостаточно времени, чтобы привести лодку в порядок, – произнес он.

– Так бывает всегда. Однако Беру, благословляет нас, поэтому занимайся тем, чем должен, и не рассуждай о будущем.

Убийца прочистил горло.

– Прошу прощения, однако ты принял меня совсем не за того человека. Я вовсе не шпаклевщик.

Моряк застыл над тюком.

– Правда?

Калам вытер мокрые руки о штаны.

– Я и есть тот второй благоухающий гость.

С противоположной стороны трюма в течение длительного времени не доносилось ни звука. Затем послышалось сопенье, среди которого можно было различить слова:

– Умоляю вас простить меня, сэр.

– Никаких проблем, – ответил убийца. – Ты не виноват. Подумай сам: какова вероятность обнаружить капитанского гостя здесь, в мокром трюме? Да и какой господин отважится шарить здесь по стенам… Я считаю себя довольно осторожным парнем, и, увы, мои нервы до сих пор взвинчены.

– Корабль, по правде сказать, действительно неважный, – произнес моряк. – Капитан специально нанял три пары рук ради того, чтобы стоять на насосе и откачивать воду. Вообще-то, эти люди порядочные пропойцы и не пропустят ни одной бутылки с флипом, сэр. Однако нам все равно будет сопутствовать удача, и знаете почему?

Калам удивленно поднял бровь.

– Только потому, что у капитана есть своя собственная счастливая рубаха. Вы ее увидите, сэр.

– Мне уже посчастливилось, – ответил Калам, ступая на длинный ряд больших ящиков, каждый из которых нес на себе печать верховного кулака. Пробравшись к дверце, он положил руки на поручни крутой лестницы, а затем, помедлив, спросил:

– А какова активность повстанцев в море Сахул?

– Там становится все жарче, сэр. Боги, благословите моряков. Мы не сможем поспеть к ним вовремя на этой посудине.

– Наш корабль идет без сопровождения?

– Пормквал отдал Ноку приказ захватить эту гавань. В крайнем случае, нам придется пересечь залив Арена и выйти в море Помощи Доджал.

Калам поморщился, однако ничего не ответил. Поднявшись по узкой лестнице, он оказался на главной палубе.

«Тряпичная Пробка» тяжело покачивалась на волнах у имперского причала. Портовые грузчики и судовая команда занимались своими обязанностями, причем так рьяно, что убийца начал постоянно мешать кому-либо, находясь на их пути. В конце концов, Калам забрался в рубку, уселся около штурвала и принялся наблюдать окрестности. С противоположной стороны широкого каменного дока стоял огромный малазанский транспортный корабль, погруженный в воду ниже ватерлинии. Лошадей, которых он доставил с Квона, разгрузили еще час назад; на палубе осталась только дюжина докеров, они медленно оттаскивали мертвые тела тех животных, что не вынесли длительного морского перехода. Согласно древней морской традиции трупы лошадей никогда не выбрасывали. Мясо засаливалось – матросы говорили, что оно вполне пригодно для еды, а шкуры находили чрезвычайно широкое применение даже на палубе. Большинство же членов судовой команды отправилось в город: их товар пользовался здесь большим спросом, а настырные перекупщики начинали сновать в гавани у границ имперской обсервации за несколько часов до прихода торгового судна.

Калам не видел капитана с тех пор, как они вместе взошли на борт два дня назад. Убийце показали маленькую отдельную каюту, которую Салк Клан заказал для него, а затем оставили в одиночестве – капитан был занят вызволением своей собственной команды из темницы.

«Салк Клан… Я уже утомился, ожидая нашего знакомства».

Со стороны трапа послышался грубый хохот; обернувшись, Калам увидел, что по сходням поднимается капитан. Его сопровождал высокий сутулый человек средних лет, чье продолговатое лицо с острыми чертами носило на себе признаки крайней изможденности. Ввалившиеся щеки были покрыты голубоватой пудрой на манер придворной знати, а на теле висела не по размеру большая униформа моряков Напанского моря. Незнакомца с обеих сторон сопровождала пара телохранителей – огромных краснолицых загорелых мужчин; они, словно близнецы, носили одинаковые всклокоченные бороды и длинные усы, вплетенные в эти неряшливые бороды. Кроме того, на их головах красовались блестящие шлемы с широкой защитой переносья, а на теле – длинные кольчуги. В довершение картины надо упомянуть о широких кривых саблях, небрежно покачивающихся у бедра. Вопреки обыкновению, Каламу не удалось с первого взгляда определить их культурное происхождение. По всей видимости, ни охранники, ни их подопечный не чувствовали себя раскованно на хлипких мостках.

– Вот, – произнес мягкий голос из-за спины, – прибыл и казначей Пормквала.

Изумившись, Калам обернулся и увидел незнакомца, перегнувшегося через перекладину на корме. «А из-под жилета выпирает рукоятка ножа», – мелькнула мысль у убийцы.

Мужчина улыбнулся.

– Тебя действительно очень точно описали.

Убийца принялся изучать незнакомца. Это был худой юноша, одетый в просторную шелковую светло-зеленую рубаху. Его лицо носило правильные привлекательные черты, однако оно было излишне напряжено, чтобы казаться дружелюбным. На длинных пальцах блестело множество колец.

– Интересно, кто же так постарался? – выпалил Калам, которого привело в замешательство столь незаметное появление нового человека.

– Наш общий друг, который живет в Эхрлитане. А я – Салк Елан.

– Извини, но у меня нет друзей в Эхрлитане.

– Наверное, я просто не совсем точно выразился. Этот человек тебе многим обязан, можно сказать, он находится у тебя в долгу. В свою очередь, случилось так, что и он оказал мне неоценимую услугу. По этой причине я получил задание: организовать твое убытие из Арена. Именно так и обстоят дела, поверь мне. Скоро я расплачусь со своим долгом перед ним – надо сказать, это произойдет весьма своевременно.

Калам вновь осмотрел внешность незнакомца; по крайней мере, снаружи у него не было никакого оружия.

– Пытаешься играть в игры, усмехнулся убийца.

Салк Елан вздохнул.

– Хорошо, я скажу. Этим человеком был Мебра, вверивший тебе Священную книгу. Надо признать, она была вовремя доставлена Ша'ике, о да! Мебра решил, что от нее ты отправишься в Арен. А учитывая твои неоспоримые таланты, несложно было предположить, что священная цель потребует отправки в самое сердце империи. Или, в буквальном смысле, через сердце… Хе-хе. Помимо остальных приготовлений, я организовал переход через Имперский Путь, активация которого запускала цепь всех остальных событий. – Мужчина поднял голову, принявшись осматривать крыши огромного количества городских домов. Его улыбка расширилась. – С учетом последних событий, происходящих в мире, подобные приготовления было очень трудно осуществить и поддерживать – приходилось постоянно скрываться. В конце концов я решил разориться и снять еще одну каюту – прямо напротив твоей, но только для себя. Поверь мне, не стоит доверять имперскому правосудию, тем паче, что оно подключило к работе собственную гвардию верховного кулака.

– А капитан не произвел на меня впечатления человека, чья преданность стоила бы очень дешево, – произнес Калам, пытаясь усилием воли подавить свою тревогу. «Неужели это Мебра догадался, что я планирую убить императрицу? Кто же еще… А этот Салк Елан, кем бы он ни был, вовсе не имеет тормозов… Если, конечно, он не напрашивается на ответную реакцию. Точно, классическая тактика здесь может сослужить очень хорошую службу. Нет времени проверять правдивость, я стою на самом краю…»

С главной палубы из-за спины Калама донесся высокий голос казначея; на капитана вновь обрушились различные жалобы, и ему ничего не оставалось делать, кроме того как сквозь зубы бормотать извинения.

– Действительно, недешево, – согласился Салк Елан. – Я бы даже сказал, умопомрачительно.

Калам заворчал – лицемерие ему было неприятно. Однако осознание того факта, что он разобрался в характере капитана, немного согрело его душу. «Дыхание Худа, да ведь имперские указы сегодня не стоят даже тех масляных чернил, которыми они пишутся…»

– Еще одной причиной опасения является тот факт, – продолжил Елан, – что капитан, по всей видимости, обладает незаурядным умом. Однако он это искусно скрывает – на поверхности одни только увертки да прибаутки. Без сомнения, он встретился с тобой в таверне, преследуя свои тайные цели.

Калам иронизировал над собой.

– Неудивительно, что я понравился ему с первой минуты нашего разговора.

Елан засмеялся мягким и сдержанным смехом.

– Думаю, не станет неожиданностью и прекрасная кухня на наших столах в течение всего путешествия.

Калам сдержал усмешку и произнес:

– Полагаю, что не будет ошибкой вновь показать тебе спину, Салк Елан, не ожидая атаки исподтишка.

– Понимаю, что ты обескуражен, – невозмутимо произнес мужчина. – Я бы не хотел, чтобы мы вновь вспоминали об этом случае.

– Я рад, что мы поняли друг друга, поскольку твои объяснения дают больше течи, чем та посудина, на которой мы сейчас находимся.

– Рад? Какая недооценка чувств, Калам Мекхар! Да я просто счастлив, что мы так легко нашли общий язык.

Калам отступил назад и глянул сверху на главную палубу. Тем временем казначей продолжал свою гневную тираду в отношении капитана. Вся команда не двигалась, молчаливо взирая на неприятную сцену.

– Ужасное нарушение этикета, как ты думаешь? – спросил Салк Елан.

– Вся команда принадлежит капитану, – произнес убийца. – И если он имеет что-то против, то настала пора об этом объявить. По крайней мере, капитану не пристало выслушивать визги такой болонки.

– Тем не менее я полагаю, что нам стоит вмешаться. Калам отрицательно покачал головой.

– Это совсем не наше дело. Кроме того, мы не сможем никак изменить ситуацию. Однако знай: мое мнение не должно повлиять на тебя.

– Как это не наше дело, Калам? Ты хочешь, чтобы во время похода команда поливала нас дегтем? Или, может быть, тебе нравится, когда кок плюет в рисовую похлебку?

«У этого ублюдка что-то на уме».

Калам увидел, как Салк Елан осторожно спустился вниз на палубу, и последовал его примеру.

– Уважаемый господин, – окликнул Елан. Казначей и оба его телохранителя обернулись.

– Я верю, что вы очень высоко цените терпение капитана, – произнес Елан, продолжая к ним приближаться. – Однако на другом судне и вас, и ваших избалованных слуг уже давно выбросили бы за борт. О да, вы начнете тонуть, как балластные камни, и это превратится в весьма захватывающее зрелище.

Один из телохранителей взревел и двинулся вперед; его большая волосатая рука сжала рукоятку сабли.

Казначей под капюшоном из тюленьей кожи странно побледнел; на лице не было ни одной капли пота, несмотря на жару и тяжелый напанский плащ, покрывающий его сутулое тело.

– Твои слова похожи на дерзкие ветры, которые испускает анус краба! – завизжал он. – Катись обратно в свою дыру, кровавое дерьмо, пока я не позвал полицейских судей гавани, которые мгновенно нарядят тебя в цепи, – человек поднял вверх бледную руку с длинными пальцами. – Менара, избить этого человека до бесчувствия.

Телохранитель, удерживая руку на эфесе, двинулся вперед.

– Довольно комедии! – проревел капитан. В ту же секунду полдюжины моряков по вскакивали со своих мест и остановились между Салк Еланом и усатым телохранителем, угрожающе подняв в воздух ножи. Последний помедлил и повернул назад.

Капитан улыбнулся и положил руки на пояс.

– А сейчас, – произнес он тихо и рассудительно, – мы с этим крохобором продолжим дискуссию в моей каюте. Тем временем мой экипаж поможет этим проклятым Худом слугам прийти в себя – они примут ванну, а корабельный парикмахер осмотрит их на наличие паразитов, которых я крайне опасаюсь на своем борту. Вслед за этим можно приступить к погрузке на «Тряпичную пробку» остатков провизии казначея, однако стулья из свинцового дерева все же придется оставить – они пойдут в счет уплаты налогов на таможне, и это ускорит нашу отправку. И последнее: все проклятия и ругательства, сколь изобретательными они бы ни были, на нашей палубе могут исходить только от меня, и ни от кого другого. На этом, джентльмены, позвольте закончить.

Возможно, казначей и собирался что-либо возразить, однако организм его подвел. Пошатнувшись, бледный любитель покричать упал без памяти на палубу. Пара телохранителей принялась суетиться вокруг, не зная как подступить к своему начальнику, а затем остановились, тупо уставившись вниз.

Через мгновение капитан вынужден был вновь взять слово.

– По всей видимости, мне нужно сказать кое-что еще. Отнесите крохобора под палубу и снимите с него этот ужасный плащ. У корабельного цирюльника, похоже, прибавилось дел, а мы теперь не можем выйти в море, – обернувшись к Каламу с Салк Еланом, он добавил:

– Теперь в своей каюте я ожидаю вас, джентльмены.

Комната оказалась немногим более просторной, чем апартаменты Калама, однако была практически целиком лишена какой-либо мебели. Несколько минут спустя капитан нашел три высокие пивные кружки, и из глиняного кувшина разлил кислый местный эль. Без всякого тоста он осушил одним глотком половину содержимого, затем вытер рот тыльной стороной руки. Глаза капитана беспрестанно блуждали по паре гостей, которые сидели прямо перед ним.

– Правила, – произнес он, поморщившись, – просты. Старайтесь не попадаться казначею на его пути. Ситуация… довольно щепетильная. В то время, когда адмирал находится под арестом…

Калам поперхнулся элем, а затем, отдышавшись, прохрипел:

– Что? Кто отдал подобный приказ?

Капитан нахмурился, опустив взгляд на ботинки Елана.

– Скорее всего, верховный кулак, кто же еще… Другого способа не было, чтобы оставить флот в заливе.

– Императрица…

– Да, скорее всего, не знает. В течение нескольких месяцев в городе не появилось ни одного Когтя, и никто не знает, по какой причине.

– В их отсутствие, – произнес Елан. – неограниченная власть переходит к приказам Пормквала.

– В каком-то смысле ты прав, – заключил капитан, подняв на этот раз взгляд к поперечному коромыслу на потолке. Прикончив кружку, он долил ее вновь. – В любом случае, личный казначей верховного кулака прибыл на борт с предписанием, которое позволяет ему управлять здесь любыми процессами, включая мореплавание. По этой причине он решил, что способен мне приказывать. Сейчас, когда у меня в руках находится имперский приказ, ни я, ни корабль, ни команда не подчиняются Имперскому военному флоту. А это, как я уже упомянул ранее, делает обстоятельства довольно щепетильными.

Калам поставил кружку на поверхность стола.

– Прямо напротив нас находится имперский транспортный корабль, готовый к отправке. Почему, во имя Худа, Пормквал не отправил казначея со своей добычей именно туда? Он гораздо больше и, кроме того, обладает прекрасной защитой…

– Именно так. Он действительно был присвоен верховным кулаком и отправляется в Унту сразу же за нами, заполненный домашней прислугой Пормквала, а также его изысканными племенными жеребцами под самую завязку. Если обратили внимание, то он погружен в воду ниже ватерлинии, – он пожал плечами так, будто их подняли вверх чьи-то невидимые руки. Нервно скользнув взглядом по входной двери, капитан вновь поднял взор к потолку. – «Тряпичная пробка» – очень быстрое судно, если того потребуют обстоятельства. На этом нам пора заканчивать. Допивайте. Моя команда собирается на палубе через несколько минут; думаю, в течение часа мы должны отчалить.

Спускаясь по трапу из каюты капитана, Салк Елан качал головой и бормотал: «Он не мог говорить это серьезно». Убийца обернулся на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Эль был просто ужасный. Действительно, его нужно допивать с усилием.

Калам нахмурился.

– Ни одного Когтя в городе – к чему бы такой расклад? Мужчина непринужденно пожал плечами.

– Увы, Арен вовсе не отличается своей стариной. Он наполнен монахами, священниками и солдатами, тюрьмы забиты невинными людьми, в то время как фанатики Ша'ики распространяют по миру кровопролитие и беспредел. Слухи говорят также о том, что Пути служат совсем не своему предназначению. Хотя, судя по всему, тебе должно быть известно об этом гораздо лучше, чем мне, – Елан улыбнулся.

– Это было ответом на мой вопрос?

– Неужели я похож на знатока деятельности Когтя? Мне не только ни разу не приходилось с ними сталкиваться, но порой я ловил себя на том, что даже мыслями этих людей кто-то тщательно управляет, – настроение Елана внезапно улучшилось. – Скорее всего, казначей не выдержал упадка сил, связанного с жарой. Хотя бы одно приятное событие!

Калам развернулся и двинулся к своей каюте. Услышав за спиной вздох Елана, он увидел, как тот повернул голову в противоположную сторону и поднялся по трапу на главную палубу.

Убийца закрыл за собой дверь и в изнеможении опустился на землю. «Лучше идти в ту ловушку, которую видно издалека, чем в невидимую», – подумал он. Однако мысли никак не могли прийти в порядок. Калам даже не мог утверждать, что его заманивают в ловушку. Сети Мебры были очень широки – Калам всегда знал об этом, а порой даже сам дергал за некоторые ниточки. Не мог же шпион Эхрлитана предать его после того, как убийца передал священную Книгу Дриджхны прямо в руки Ша'ики.

Салк Елан, по всей видимости, был магом. Кроме того, он производил впечатление человека, способного постоять за себя в бою. «Этот человек даже не дрогнул, когда к нему приблизился один из телохранителей казначея. А ведь ни один из них не позволял мне расслабиться ни на минуту».

Убийца вздохнул. «Кроме того, этот человек знает вкус плохого эля…»

Когда племенных жеребцов верховного кулака провели через ворота имперского двора, начался хаос. Темпераментные животные переминались с ноги на ногу и били копытами, увидев огромную массу докеров, моряков, солдат да и просто портового сброда. Управляющий кричал и бегал вокруг, пытаясь навести хоть какое-то подобие порядка, однако его усилия возымели обратное действие и всеобщее волнение только усилилось.

Женщина, державшая под уздцы величественного жеребца, отличалась от остальных полным спокойствием, и когда управляющему наконец-то удалось организовать погрузку, она была среди первых, оказавшихся на широких сходнях имперского транспортного судна. И хотя управляющий знал в лицо каждого из своих рабочих и всех племенных производителей, его внимание было настолько рассеяно по всем направлениям, что он не заметил простой истины: женщину и величественного жеребца под ее командованием он видел первый раз в жизни.

Минала видела, как «Тряпичная Пробка» в сопровождении двух отрядов моряков в полном снаряжении отчалила от гавани два часа назад. Судно отбуксировали в самый центр гавани, прежде чем была отдана команда поднять паруса. Кроме того, этот корабль сопровождали имперские галеры, которые были призваны обеспечить охрану в Аренском заливе. В четверти лиги от транспортного судна стояли еще четыре подобных корабля, вооруженных до зубов.

Дополнением к судовой команде явились по крайней мере семь взводов Морского флота. По всей видимости, море Помощи Доджал было действительно небезопасным.

Ступив на главную палубу, жеребец Калама затряс головой. Массивная дверь, которая вела в трюм, являлась по сути лифтом, что поднимался и опускался при помощи лебедки. Первые четыре часа были проведены на платформе.

Старый седой конюх, стоявший рядом, осмотрел женщину и жеребца.

– Последнее приобретение верховного кулака, да? – спросил он.

Минала кивнула.

– Величественное животное, – продолжил мужчина, – у верховного кулака прекрасный вкус.

«И никаких других ценных указаний. Этот ублюдок пытается сделать из своего скорого побега большое шоу, и когда он, наконец, решится на это, то возьмет, без сомнения, весь флот боевых кораблей в охрану. Ах, Кенеб, неужели тебе грозит подобная участь?»

«Убраться из Арена», – как-то сказал Калам. Она твердила то же самое Сельве перед своим уходом, однако Кенеба восстановили в звании, и он ушел на службу в городской гарнизон Блистига. Он ушел в неизвестность.

Минала подозревала, что ей больше никогда не придется увидеть этого человека.

«И все только ради того, чтобы преследовать человека, которого я даже не понимаю. Мужчину, который, возможно, мне даже не нравится. О женщина, не нужно кривить душой хотя бы себе… Ты уже достаточно зрелая для этого…»

Южный горизонт был похож на тонкую серо-зеленую жилу, которая покачивалась в потоках жара, поднимающегося от дороги. Здешние земли были абсолютно пустынными долгое время, пока тут не проложили торговый путь караваны купцов. Теперь эта тропинка, покрытая слоем битых черепков, ответвлялась от имперского тракта.

Авангард достиг перекрестка и остановился. С востока и юго-востока располагалось побережье, на котором находилось огромное количество деревень и городов, в том числе священный город Убарид. Линия неба в этом направлении была окутана дымом.

Тяжело опустившись в седле, Антилопа вместе с остальным окружением слушал речь капитана Сульмара.

– …кроме того, в этом достигнуто единодушное согласие, кулак. У нас нет другого выхода, нежели чем дать Нетпаре и Пуллику высказаться. В конце концов, они же относятся к беженцам. А те страдают больше всех.

Капитан Затишье проворчал в знак презрения.

Лицо Сульмара побелело под слоем пыли, однако он продолжил:

– Их рацион находится сейчас на самом низком уровне… Пока мы недалеко от реки Ватары, у них хватает воды, но что же будет потом, на тех пустошах, которые располагаются за ней?

Булт задумчиво расчесывал борода.

– Наши колдуны сказали, что не чувствуют никакой опасности. Однако пока мы находимся далеко – между нами лес и широкая река. Сормо также сказал, что, возможно, земные духи просто глубоко погрузились вниз.

Антилопа взглянул на колдуна, который молча сидел в седле на высоком жеребце, завернувшись в плащ старейшины. Лицо скрывала глубокая тень капюшона. Внезапно он увидел, как длинные пальцы Сормо, покоящиеся на луке седла, мелко затряслись. Нил и Невеличка все еще никак не могли отойти от сурового испытания у горного кряжа Гелор, поэтому до сих пор не появлялись из своей кибитки. Антилопа уже начал сомневаться, остались ли они вообще в живых. «У нас осталось всего три мага, причем двое из них либо умерли, либо настолько слабы, что не способны ходить, а оставшийся за каждую неделю этого проклятого Худом путешествия стареет на десять лет».

– Тактическое преимущество для вас должно быть ясно, кулак, – произнес Сульмар через мгновение. – Не важно, насколько крепки стены Убарида, они все равно предлагают гораздо лучшую защиту, чем степи, лишенные даже холмов.

– Капитан! – рявкнул Булт.

Сульмар умолк, сжав губы в тонкую бледную линию.

Жаркий день с заходом солнца начал постепенно остывать, и Антилопа почувствовал озноб. «Такое непочтительное обращение, Сульмар, не может быть одобрено боевым предводителем виканского войска. Правила учтивости говорят о необходимости соразмерять хотя бы воинские звания. Почему твоя кожа столь тонка, капитан? Скорее всего, потому что привык пить вино вместе с Нетпарой и Пулликом…

Однако Колтайн не даст Сульмару выслужиться. И никогда бы не дал. Каждую насмешку и подковырку со стороны знати он встречает точно так же, как и несерьезное отношение со стороны остальных людей, – с холодным равнодушием. Подобное поведение было в роду у виканов, поэтому на него уже давно никто не обращал внимания. Но со стороны Сульмара… это выглядело дико».

Однако капитан не закончил.

– Это не просто тактическая обеспокоенность. Гражданское население в данной ситуации…

– Помоги мне, командир Булт, – раздался голос Затишья, – и я осажу кнутом эту собачонку, чья шкура еще помнит его вкус, – оскалив зубы, он обернулся к капитану-соседу. – В ином случае нам придется поговорить наедине, Сульмар…

Мужчина ответил молчаливой усмешкой. В этот момент раздался голос Колтайна.

– В данной ситуации нет гражданского населения. Если мы попадем в Убарид, то он станет нашей смертельной ловушкой. Атакуемые с земли и с моря, мы не выстоим. Объясни это Нетпаре, капитан – вот твой последний приказ.

– Мой последний приказ, сэр?

Кулак промолчал, зато за него ответил Булт.

– Последний – ты понял все абсолютно правильно. Вы разжалованы, капитан.

– Приношу вам огромные извинения, кулак, но вы не можете так сделать.

Колтайн обернулся, и Антилопа начал сомневаться: а дошли ли последние слова до уха Колтайна?

Сульмар пожал плечами и, не услышав возражений, продолжил:

– Мое имперское предназначение было пожаловано самим верховным кулаком, сэр. Основываясь на этом, я считаю себя вправе обжаловать ваш приказ. Кулак Колтайн всегда являлся сердцевиной Малазанской армии, а понятия о дисциплине позволяют мне высказывать прямо свою точку зрения. Несмотря на ваш приказ, который, впрочем, я не собираюсь оспаривать, моя должность утверждена. Если желаете, я могу процитировать статьи из соответствующего устава, чтобы напомнить вам и себе наши права, сэр.

За тирадой последовала тишина, затем Булт наклонился к Антилопе и прошептал:

– Историк, ты понимаешь, что здесь происходит?

– Ровно столько же, сколько и ты, дядя.

– Неужели его должность действительно прописана в приказе?

– Да.

– Поэтому разжалованье раньше срока требует присутствия адвоката, не говоря уже о верховном кулаке?

Антилопа кивнул.

– А где располагается ближайший верховный кулак?

– В Арене.

Булт задумчиво кивнул.

– В таком случае, чтобы разрешить создавшиеся противоречия, нам необходимо как можно быстрее добраться до Арена, – он обернулся лицом к Сульмару. – В том случае, конечно, если Совет знати не захочет взять тебя на поруки и решить твой карьерный вопрос самостоятельно, капитан.

– Захват Убарида позволит освободиться от влияния флота адмирала Нока, – произнес Сульмар. – После этого мы сможем быстро и безболезненно добраться до Арена.

– Флот адмирала Нока сейчас находится именно там, – вставил Булт.

– Именно так, сэр. Однако как только ушей Нока достигнет весть о том, что мы взяли Убарид, он немедленно изменит свою дислокацию.

– Ты имеешь в виду, что флот поспешит нам на помощь? – Хмурое выражение лица Булта было явно преувеличено. – Теперь я нахожусь в замешательстве. Верховный кулак держит целую армию в Арене. Кроме того, там находится весь флот Семи Городов. Ни один из солдат в течение месяца не двинулся со своего места, хотя у них было бессчетное количество возможностей прийти нам на помощь. Скажи мне, капитан, ты когда-нибудь видел в своих охотничьих семейных поместьях лань, пойманную на свет светильника? Видел, как она стоит, бедная, не способная сделать ни одного движения? Точно так же себя сейчас чувствует Пормквал. Колтайн может доставить наш караван на расстояние трех миль от Арена, и даже в этом случае Пормквал так и не вышлет нам подкрепления. Неужели ты действительно полагаешь, что та ситуация, которая сложится в Убариде, ударит верховного кулака по совести и он, наконец-то, вспомнит об обещаниях?

– В большей степени я говорил об адмирале Ноке…

– Который мертв, болен или находится в подземной темнице, капитан. В ином случае он давно пришел бы нам на помощь. Сейчас только один человек правит в Арене – этот факт очевиден. Неужели ты способен вверить свою жизнь в его руки?

На лице капитана Сульмара появилось кислое выражение.

– По всей видимости, у меня нет выбора, командир, – натянув походные перчатки, он продолжил: – Кроме того, мне больше не разрешено отстаивать свою точку зрения.

– Вовсе не так, – отозвался Колтайн. – Однако тебе не следует забывать, что ты – солдат Седьмых.

Голова капитана склонилась.

– Я приношу официальные извинения за свою самонадеянность. Сейчас, действительно, настали трудные времена.

– Ты знаешь, а я и не догадывался, – широко улыбнулся Булт.

Сульмар резко обернулся в сторону Антилопы.

– Историк, а какова твоя точка зрения по поводу сложившейся ситуации?

«Как объективный наблюдатель…»

– Конкретнее, капитан. Моя точка зрения – на что? Мужчина улыбнулся сквозь усы.

– На Убарид, реку Ватару, а также леса и пустоши, простирающиеся к югу? Как гражданского человека, который не понаслышке знает возможности беженцев. Скажи, они смогут вынести столь длительный и опасный переход?

Историк молчал в течение минуты – благо, в их обществе подобное поведение было принято, затем прочистил горло и пожал плечами.

– Как и во все времена, самой большой угрозой для нас являлась армия изменников. Победа на горном кряже Гелор дала нам всего лишь немного времени для того, чтобы зализать раны…

– Едва ли, – прервал его Сульмар. – В случае новой стычки мы попадем в еще более сложные обстоятельства, чем те, которые сложились на горном кряже Гелор.

– Именно так, и по объективным обстоятельствам. Именно Дон Корболо продолжает сейчас нас преследовать. Этот человек был кулаком – очень способным командиром и тактиком. А Камист Рело – маг, он никогда не был предводителем солдат. Этот человек растерял вверенную ему армию – он возложил ответственность на чужие плечи. Корболо не будет таким дураком. И если враг достигнет реки Ватары раньше нас – то мы трупы…

– Именно поэтому вместо известных планов мы должны захватить Убарид и тем самым ввести Дома в замешательство!

– Точно, и настанет триумф одного дня, – ответил Антилопа. – Для подготовки обороны города у нас останется один – максимум два дня. После этого прибудет Корболо. Ты, Сульмар, уже упомянул: я – гражданский человек и вовсе не тактик. Однако даже мне понятно, что захват Убарида – это самоубийство, капитан.

Булт заерзал в седле, делая вид, что осматривает окрестности.

– Давайте найдем пастушью собаку виканов – может быть, она подскажет нам какое-нибудь другое решение… Сормо, где это злобное животное, которое тебе удалось приручить? Кажется, кто-то из моряков назвал его Проныра?

Голова колдуна немного приподнялась.

– Ты действительно хочешь это знать? – голос Сормо скрежетал, как лист железа.

– Да, а почему нет?

– Он скрывается в траве слева от вас на расстоянии семи шагов, командир.

Естественно, что все, словно по команде, включая Колтайна, начали вертеть головами во все стороны. Наконец, Затишье указал пальцем в сторону, и, приглядевшись, Антилопа смог различить гибкое рыжевато-коричневое тело, затаившееся среди степной осоки. «Дыханье Худа!»

– Боюсь, – произнес Сормо. – что он немногим нам поможет в смысле совета, дядя. Однако Проныра всегда следует за нами по пятам.

– Настоящий солдат, – уважительно отозвался Булт.

Антилопа сделал круг по перекрестку, а затем обернулся назад и заметил широкие колонны, расположенные вдоль тракта по направлению к северу. Имперский Тракт был предназначен для быстрого передвижения армий: он был широкий и ровный, покрытый с геометрической точностью брусчаткой. Войско из пятнадцати конных воинов проходило по нему бок о бок абсолютно свободно. Цепь Псов Колтайна простиралась на целую имперскую лигу в длину даже в том случае, если три виканских клана будут скакать по траве обочины.

– Дискуссия закончена, – объявил Колтайн.

– Доложите результаты в свои подразделения, капитаны, – добавил Булт. В немом молчании все поняли: армия идет к реке Ватар. Командирское собрание открыло истинные мотивы этого решения, кроме того, стали ясны настроения Сульмара. Темы для обсуждения оказались исчерпаны.

Антилопа почувствовал сожаление по отношению к Сульмару, представляя себе, какое давление на него оказывают Нетпара и Пуллик Крыло. В конце концов, капитан был родом из знати, и угроза неприязни со стороны своих же собственных родственников делала его положение крайне шатким.

«Малазанская армия должна знать только один свод правил, – говорил император Келланвед во время первой чистки и реструктуризации военной системы в самом начале своего правления. – Один свод правил и одного правителя…» Он мерился силами в самом лучшем смысле этого слова с Дассемом Ультором, однако, в конечном итоге, именно это противостояние привело к раздвоению власти среди командования армией и боевым флотом. «Кровь окропила ступени дворца, а инструментом Лейсин в этом оперативном вмешательстве явился Коготь. Да, по прошествии этого эпизода женщина должна была получить урок. А сейчас все зашло слишком далеко».

Капитан Затишье прервал мысли Антилопы.

– Скачи за мной, старик. Кое-что ты обязан видеть.

– Что же именно теперь?

Страшная улыбка появилась на изуродованном лице капитана.

– Терпение, пожалуйста.

– Я спросил об этом просто так, от нечего делать, капитан. «Мы можем ожидать только смерти, – подумал на самом деле историк. – Просто у разных людей это занимает различное время».

Затишье абсолютно точно понял смысл слов Антилопы. Он скользнул одним-единственным взглядом по равнине северо-запада, где располагалась армия Дона Корболо на расстоянии трех дней пути, а затем быстро приблизился.

– Это официальное требование, историк.

– Очень хорошо. В таком случае показывай направление. Колтайн, Булт и Сормо двинулись по торговой дороге. Как только среди каравана началась подготовка к тому, чтобы свернуть с имперского тракта, из стана Седьмых послышались громкие крики. Антилопа увидел, как Проныра бежал вприпрыжку во главе трех виканов. «Ага, мы всегда следуем. Да, Цепь Псов – действительно подходящее название».

– Как поживает капрал? – спросил Затишье, как только они двинулись в сторону его подразделения.

Антилопа нахмурился. В битве при горном кряже Гелор он получил тяжелое ранение.

– Пока он латает свои дырки. В последнее время мы обнаружили проблемы даже в стане целителей – дело в том, что они очень устали, капитан.

– Понятно.

– Целители так часто обращаются к помощи Путей, что это стало заметно по их внешности. Однажды я стал свидетелем такого случая: целитель начал снимать с костра котелок, и его рука переломилась, словно сухая ветка. Подобное зрелище шокировало меня гораздо больше всех остальных, капитан.

Затишье потянул за повязку, которая скрывала изуродованный глаз.

– Ты не одинок в своих переживаниях, старик, – произнес он.

Антилопа глубоко задумался. Затишье находился на грани того, чтобы заполучить септическую инфекцию. Под доспехами скрывалось немощное тело, а на лице под влиянием старых шрамов появилось столь мучительное выражение, что незнакомцы просто не могли сдержать отвращения. «Дыханье Худа, не только незнакомцы… Если Цепь Псов и имела лицо, то оно было похоже на Затишье».

Пара скакала между колоннами солдат, улыбаясь крикам и угрюмым остротам, усыпающим путь. По правде говоря, для Антилопы эта улыбка являлась весьма натянутой. Историку нравился этот высокий моральный настрой – меланхолия, царившая в войсках, с новой победой словно улетучилась. Однако дурные предчувствия грозящих событий мешали некоторым людям влиться во всеобщее веселье. Среди них был и Антилопа. Он чуть ли не физически ощущал поднимающуюся в душе горечь, несмотря на то, что уже давно потерял способность вселять в себя слепую веру.

Капитан вновь заговорил.

– Этот лес, что располагается за рекой. Тебе многое о нем известно?

– Он состоит из кедров, которые прославились как прекрасный строительный материал для кораблей, изготавливаемых на верфях Убариде. Когда-то давно он покрывал оба берега реки Ватар, однако сейчас остался только на южном обрыве… Кроме того, его граница постоянно сдвигается все ближе к заливу.

– А глупцы, живущие здесь, не думали вырастить его вновь?

– Насколько я знаю, местные жители совершили несколько подобных попыток, когда угроза полного исчезновения леса стала очевидной. Однако скотоводы начали предъявлять претензии на эти земли. Козы, капитан. Эти животные способны превратить райское местечко в пустыню за считанные часы. Они жуют побеги, они сдирают кору вокруг стволов… После коз хоть потоп или пожар… Тем не менее на левом берегу вверх по реке осталось еще немало зарослей. Нам придется пробираться сквозь них около недели или даже более.

– Так я и слышал. Что ж, придется насладиться тенью…

«В самом деле, неделю или даже больше. Однако больше – для нас значит вечность; каким образом Колтайн сможет обезопасить свой огромный караван среди лесной чащобы? Там же можно ждать засады под каждым кустом, а войска не смогут с живостью выполнять команды, не смогут перестраиваться. Сульмара заботят также пустоши, которые простираются за лесом. Да, я думаю, они могут принести нам массу хлопот. Интересно, а кто-нибудь разделяет подобные опасения?»

Они скакали между повозками, заполненными ранеными солдатами. Воздух был наполнен запахом гниющей плоти: даже самые искусные лекари порой не могли справиться с инфекцией. Солдаты, находящиеся без сознания, часто бредили, и потоки слов, доносящихся из открытых дверей, повествовали о далеких мирах… «Из одного кошмара они перенеслись в другие. Только подарки Худа могут сулить избавление…»

Слева от них простиралась ровная степь, по которой большие стада домашнего скота, входившего в состав каравана, передвигались среди огромных пылевых облаков. По краям их охраняли злые виканские собаки в сопровождении клана Горностая. Да, перед рекой Ватарой придется прикончить огромное количество голов – пустоши, простирающиеся за лесом, окажутся абсолютно непригодными для их жизни. «Если, конечно, нам не помогут земляные духи».

Глядя на стадо, историк задумался. Животные напомнили ему обо всех этапах этого злосчастного путешествия. Страдания месяц за месяцем. «Однако всеми нами руководит только одно проклятие – желание жить». Судьба животных уже предрешена, и только благодаря счастливым небесам они не ведают об этом. «Однако даже неведение в последний момент обязательно разрешится. Любое животное начинает ощущать неминуемый конец за несколько часов до смерти – таково милосердие Худа. Однако какая же от этого польза?»

– Лошадиная кровь сгорела и превратилась в сажу, – внезапно произнес Затишье.

Антилопа кивнул, не спрашивая, какую именно лошадь имел в виду капитан. «Она спасла всех благодаря своей страстной любви к жизни». Последние слова вызывали у историка множество воспоминаний, сопровождаемых огромной болью.

– Говорят также, – продолжил Затишье, – что руки колдунов до сих пор окрашены в черный цвет. По всей видимости, они останутся таковыми до самой смерти.

«Точно, как у меня». Антилопа подумал о Ниле и Невеличке – детях, забившихся сейчас в позе эмбриона под одеяла в своих кибитках, среди огромного количества молчаливых родственников. «Викане понимают, что сила, преподнесенная в качестве подарка, никогда не бывает бесплатной. Эти люди знают достаточно, чтобы не завидовать избранным среди своего племени. Сила никогда не была игрушкой, она не похожа даже на блестящий флаг, свидетельствующий о славе и богатстве. Эти люди внешне никак не отличаются от других, поэтому каждый викан может стать свидетелем крайней жестокости этой силы. Она прочная, как металл или кость, и нацелена только на уничтожение».

– Мои замечания заставили тебя замолчать, старик, – тихо произнес Затишье.

Антилопа мог только повторно кивнуть.

– Я обнаружил, – продолжил капитан, – что Дон Корболо начинает меня постепенно раздражать. Наверное, я потерял чутье и поэтому не вижу того, что способен распознать Колтайн.

– Действительно? – спросил Антилопа, встретившись с глазами капитана. – Ты уверен, что та картина, которую способно видеть большинство людей, значительно отличается от твоей, Затишье?

Изуродованные черты воина тронуло уныние.

– Я боюсь, – продолжил Антилопа, – что молчание кулака перестало предвещать победу.

– О, теперь понятна причина твоей несловоохотливости. Историк пожал плечами. «Нас преследует целый континент.

Мы должны были умереть еще несколько месяцев назад. В своих рассуждениях я не могу продвинуться дальше этой красной черты, поэтому в последнее время я чувствую, что она меня ограничивает. Во всех исторических повестях, которые мне известны… встречается только интеллектуальное толкование войны. По сути, это бесконечное описание боевых карт… Героические победы, сокрушительные поражения. А мы сегодня представляем огромную массу народа, которая в течение нескольких месяцев страдает от боли. Дыхание Худа, старик, эти рассуждения пугают даже тебя самого – что же подумают другие?»

– Нам пора перестать слишком много думать, – произнес Затишье. – Сейчас мы просто существуем в этом времени и пространстве. Посмотри на стадо домашних животных – представь, что мы с тобой ничем от них не отличаемся. Над нами точно так же палит солнце, нас точно так же толкают в кровавое месиво.

Антилопа отрицательно покачал головой.

– Наше проклятие заключается в том, что мы не знаем счастья находиться в неведении, капитан. Боюсь, что ты не в том месте пытаешься найти избавление.

– Мне не нужно избавление, – проревел Затишье. – Просто возможность нормально заниматься своим делом.

Они приблизились к подразделению капитана. В центре пехоты Седьмых стояла кучка кое-как вооруженных мужчин и женщин, общим количеством не более пятидесяти человек. Их ожидающие лица повернулись по направлению к Затишью и Антилопе.

– Время становиться капитаном, – пробормотал Затишье столь удрученно, что у историка сжалось сердце.

Сержант, стоящий на посту, отдал команду «Смирно!», и разношерстная толпа сделала попытку утихомириться. Затишье подождал еще некоторое время, затем спешился и приблизился к ним.

– Еще шесть месяцев назад вы падали на колени перед знатью, – громко произнес капитан в сторону внимающей толпы. – Вы застенчиво опускали глаза, ощущая на языках вкус пыли. Вы подставляли свои спины под кнут, а весь ваш мир состоял из четырех высоких стен и приземленных лачуг, в которых приходилось друг друга любить и рожать детей с той же самой судьбой. Шесть месяцев назад я не потратил бы за каждого из вас и жестяного джаката, – помедлив, капитан кивнул своему сержанту.

Солдаты Седьмых вышли вперед, неся на вытянутых руках униформу. Эта одежда была весьма потрепана; она выцвела, а местами имела дыры – там, где ее прежние хозяева получили смертельные ранения. Поверх каждого свертка блестела железная диадема. Антилопа наклонился в седле и принялся рассматривать ее более пристально. Медальон представлял собой вещицу около четырех дюймов в диаметре, состоящую из кольца цепей в виде ошейника, а в центре красовалась голова виканской пастушьей собаки. Нет, она не скалилась, а просто молчаливо смотрела вперед, прикрыв свои хитрые глаза.

В душе Антилопы что-то зашевелилось, однако так быстро, что он не смог отдать тому отчет.

– Прошлой ночью, – произнес капитан Затишье, – представители Совета знати прибыли к Колтайну. Они были нагружены ящиками с золотыми и серебряными джакатами. По всей видимости, они устали от процесса самостоятельного приготовления пищи, штопанья одежды, вытирания задниц…

В любое другое время подобные комментарии вызвали бы недоброжелательные взгляды и тихое роптанье. Люди расценили бы его как очередной плевок в лицо. Однако вместо того бывшие слуги засмеялись. «Детские шалости – и ничего более».

Затишье дождался того момента, когда смех прекратился.

– Кулак не ответил ничего. Кулак повернулся к ним спиной. Кулак знает цену истинным ценностям… – капитан помедлил, и на его изуродованные черты медленно опустилось хмурое выражение. – Приходит то время, когда жизнь нельзя будет купить за деньги. И стоит единожды пересечь эту черту – обратной дороги не будет. Теперь вы – солдаты, солдаты Седьмых. Каждый из вас присоединится к какому-либо боевому отряду из моего пехотного подразделения и будет плечом к плечу стоять со своими новыми товарищами. И ни один из них не напомнит, кем вы являлись ранее, – обернувшись к сержанту, он скомандовал: – Переписать каждого из этих солдат!

Антилопа наблюдал за ритуалом в полном молчании. Мужчина или женщина называли свое имя, получали заветный сверток с униформой, а затем становились в строй. Никакого пафоса, никакой разнузданности. Вместе с тем на лицах бывших слуг была написана величайшая гордость. Несмотря на то что большинству из призывников перевалило за сорок, каждый из них сознавал важность момента и не издавал ни одного лишнего звука. Десятилетия тяжелого труда закалили их, а по прошествии последних двух битв в живых остались самые стойкие и умелые.

«Да, они будут стоять насмерть до конца».

В этот момент сбоку появился капитан.

– Будучи слугами, – тихо произнес Затишье, – они могли выжить – например, будучи проданными в другие благородные семьи… Теперь, взяв в руки мечи, они неминуемо погибнут. Ты слышишь эту тишину, Антилопа? Ты знаешь, о чем она говорит? По всей видимости, знаешь, и очень хорошо.

«А Худ смеется над всеми нашими деяниями».

– Напиши об этом, старик.

Антилопа оглянулся на капитана и увидел человека, который сломался.

При битве у горного кряжа Гелор капрал Лист скользнул в траншею у самого земляного склона, чтобы укрыться от огромной тучи стрел. Его правая нога приземлилась на наконечник метательного дротика, который торчал из пыли. Металлическое острие пронзило каблук, подошву и вышло с противоположной стороны ступни около большого пальца.

Небольшое повреждение – не более чем просто несчастный случай. Однако колотая рана представляла собой самую большую опасность в бою. Пораженные суставы начинали гореть, опухать, а затем воспаление перекидывалось на все тело, включая даже челюсть. Рот переставал открываться, человек не мог ничего есть и умирал голодной смертью.

Виканские домохозяйки научились лечить подобные повреждения, однако их присыпки и целебные травы уже давно все израсходовались, поэтому оставалось только одно верное средство: каленое железо. Спустя час после битвы при горном кряже Гелор воздух начал заполняться запахом жженых волос и ужасающей тошнотворной вонью горящей плоти.

Антилопа обнаружил хромающего Листа в поселении, однако на тонком, покрытом потом лице юноши было написано выражение решимости. Увидев приближающегося историка, капрал произнес:

– Мои способности в верховой езде ничуть не ухудшились, однако прошел всего лишь час времени. Моя нога уже онемела – люди говорили, что это свидетельствует о том, что инфекция обязательно вернется.

Четверо суток спустя Антилопа приблизился к носилкам, на которых находился юноша. Историк был уверен, что парень уже прошел через ворота Худа. Беспокойная виканская домохозяйка осмотрела Листа уже в дороге. Антилопа увидел ее мрачное выражение лица в тот момент, когда женщина ощупывала отечные гланды юноши, располагающиеся сразу под гладким подбородком, покрытом редкими клочками мягких волос. Затем женщина подняла голову и взглянула на историка.

Он сразу узнал ее, и она – тоже. «Эта женщина когда-то предлагала мне еду».

– Ничего хорошего сказать не могу, – произнесла старуха.

Помедлив, она порылась в многочисленных карманах своего огромного платья, а затем вытащила небольшой, размерами с костяшку пальцев предмет, похожий на кусочек заплесневелого старого хлеба.

– Над ним, без всякого сомнения, насмехаются духи, – произнесла старуха на малазанском языке. Затем она размотала огромное количество бинтов, сняла повязки и осмотрела небольшую рану бордового цвета. Он нее исходил крайне неприятный запах тухлого мяса. Не медля ни секунды, женщина размяла свой маленький предмет в пальцах и густо намазала им края раны. Затем она вновь плотно укутала стопу в лошадиную шкуру.

«Шутка, которая заставляет Худа нахмуриться».

– Лист, ты должен быть готов в скором времени приступить к своим обязанностям, – тихо произнес Антилопа, даже не надеясь на ответ.

Однако юноша, к всеобщему удивлению, открыл глаза и кивнул головой.

– Я должен кое-что рассказать вам, сэр, – произнес едва слышно капрал. – В бреду у меня были некоторые видения, и, по всей видимости, они отражали наше будущее.

– Подобные видения действительно иногда встречаются.

– Какой-то бог из темноты протянул руку, схватил мою душу и потащил ее вперед – через дни, недели. Историк… – юноша помедлил, чтобы вытереть пот со лба. – К югу от реки Ватары есть земли… Мы пойдем к месту, где покоятся древние истины.

Глаза Антилопы сузились.

– Древние истины? Что это значит, Лист?

– Там произошло что-то ужасное, сэр. Много-много лет назад. Земля – она безжизненная…

«Он говорит о том, что знают только Сормо и верховный командующий».

– А рука бога, капрал? Ты ее видел?

– Нет, однако явственно чувствовал. Пальцы были длинными – очень длинными, кроме того, на них было гораздо больше суставов. Иногда эта хватка, словно призрак, ко мне возвращается, и тогда я начинаю дрожать, представляя себя куском льда.

– Скажи, а ты помнишь старую битву при переправе через реку Секалу? Твои видения не повторяли происходивших там событий, капрал?

Лист вздрогнул и отрицательно покачал головой.

– Нет. То, что лежит сейчас прямо перед нами, отдает гораздо большей стариной, историк.

Как только караван стал готов вновь тронуться в путь – вниз по имперскому тракту, а затем на торговую дорогу, по всей округе раздались яростные крики.

Антилопа оглянулся и начал изучать равнину на юге.

– Я буду двигаться рядом с твоими носилками, капрал, – произнес он. – А ты попытайся в деталях описать свое видение.

– Но ведь оно может представлять собой не более чем разгоряченное изображение больного ума, историк.

– Однако ты же не думаешь так… и я тоже, – глаза Антилопы все еще осматривали равнину. «Пальцы с большим количеством суставов. Это вовсе не рука бога, капрал, хотя, судя по ее силе, можно было вполне так подумать. Ты был избран, парень, быть свидетелем некоторого древнего видения. Причины тому я пока не вижу. Прямо из темноты к нам движется холодная рука Ягута».

Фелисин присела на каменную кладку, которая давным-давно отделилась от врат, крепко обняла себя руками, уставилась глазами в землю и принялась медленно покачиваться из стороны в сторону. Подобное движение приводило ее мысли в порядок, она была словно сосуд, наполненный водой.

Гебориец с огромным воином продолжали спорить: о ней, о пророчестве и плохом стечении обстоятельств, об отчаянных фанатиках. Оба мужчины не ленились всячески выказывать по отношению друг к другу свое неуважение, которое родилось, вероятно, в тот момент, когда они впервые встретились. С каждым мгновением крики становились все громче, а разговор – все жарче.

Другой воин по имени Лев, который присел где-то поодаль, хранил молчание. Он держал перед собой священную Книгу Дриджхны, ожидая, что же должно произойти в тот момент, когда пророчество, наконец, свершится и Ша'ика возродится.

«Возрождение. Обновление. Сердце Апокалипсиса. Безрукий мужчина и богиня, которая затаила дыхание… Да, она терпеливо ждет, точно так же, как и Лев. Они ждут Фелисин, вокруг которой начнет вращаться весь мир».

Улыбка тронула ее правильные черты.

Душераздирающие крики, огромное количество далеких смертей – все это было сейчас будто бы в другом мире… Кульп, которого сожрало огромное количество крыс. Обглоданные кости и рыжие с проседью волосы. Баудин, сгоревший в своем же собственном огне. «О да, в его смерти есть какая-то ирония: он жил по своим собственным законам, да и умер точно так же – по своей собственной воле. Он отдал свою жизнь за кого-то другого – кто же мог подумать? Да, клятвы на то и даются, чтобы их сдерживать.

В мире до сих пор существуют события, которые несут с собой неподвижность».

Все эти смерти очень далеко; они скрылись за горизонтом пыльной бесконечной дороги; они слишком далеко, чтобы слышать или чувствовать предсмертные вопли. «Беда похищает сознание, а я знаю все о похищении. Это вопрос уступчивости. Поэтому сейчас я не ощущаю ничего: ни беды, ни похищения».

За спиной посыпались камни. Это Гебориец. Девушка всегда ощущала присутствие этого человека, поэтому ей не нужно было оборачиваться. Бывший священник Фенира продолжал что-то бормотать себе под нос. Затем он замолчал, будто бы осознав, что так жить гораздо приятнее. «Похищение». Через несколько секунд он произнес:

– Они говорят, что пора двигаться, девушка. Они оба собираются идти очень далеко. До оазиса – поселения Ша'ики – неблизкий путь. По пути мы достанем достаточное количество воды, однако пищи практически не осталось. Толбакай будет охотиться, однако результат, по их заверению, будет весьма скудный – по всей видимости, здесь постарались Сольтакен и Д'айверс. В любом случае – собираешься ты открыть книгу или нет – нам пора двигаться.

Девушка ничего не отвечала, продолжая покачиваться. Гебориец прочистил горло.

– Я громко возражал против их сумасшедших представлений и идей… ТЫ примешь их, Фелисин? Эти два человека нам очень пригодятся по пути к оазису. Они знают Рараку, причем гораздо лучше, чем кто-либо другой. И если у нас имеется хоть один шанс выжить… «Выжить».

– Я проведу тебя, – произнес Гебориец через мгновение. – Я приобрел чувство… которое, несмотря на слепоту, сделает меня… полноценным членом общества. А эти руки… они возродятся. Тем не менее, Фелисин, у меня не хватит сил, чтобы по-настоящему охранять тебя. Кроме того, нет никакой гарантии, что эта парочка позволит нам уйти восвояси… Ты понимаешь, о чем я говорю.

«Выжить».

– Да очнись же, девушка! Нам нужно принять одно очень важное решение.

– Ша'ика хотела поднять свой меч над всей империей, – медленно произнесла Фелисин, все еще глядя на землю под ногами.

– Глупый жест…

– Ша'ика столкнется с императрицей лицом к лицу, она пошлет Имперские армии в Абисс, залитый кровью.

– История знает немало подобных восстаний, девушка, эхо от которых порой продолжает звучать и сейчас. Великие победители платят за славу своим здоровьем, которое высасывает из них Худ… Однако это только игра на публику.

– Да всем плевать на справедливость, старик. А императрица просто обязана ответить на брошенный вызов Ша'ики.

– Именно так.

– Она пошлет армию, которая располагается в Квон Тали.

– Скорее всего, она уже в пути.

– И кто же, – произнесла девушка, почувствовав, как у нее затряслись все поджилки, – командует этой армией?

Она почувствовала, как старик за спиной медленно выдохнул и вздрогнул.

– Девушка…

Она сердито дернула руками, будто бы отгоняя осу, и поднялась на ноги. Обернувшись, девушка встретилась с взглядом Льва. Его загорелое лицо внезапно представилось ей собственностью Рараку. «О, а ведь этот человек гораздо более суровый, чем Бенет. И более хитрый, чем Баудин. Да, в этих темных, холодных глазах скрывается немало ума».

– В лагерь Ша'ики, – произнесла Фелисин.

Лев опустил взгляд на Книгу, а затем вновь поднял на девушку.

Она подняла бровь.

– Тебе нравится путешествовать через шторм? Нет, позволь богине подождать еще немного, прежде чем она возобновит свою бешеную ярость, Лев.

Девушка заметила, что воин начал ее вновь оценивающе осматривать. В его глазах появился огонек нерешительности, и этот факт несказанно согрел душу Фелисин. Через мгновение он кивнул головой.

– Фелисин, прошептал Гебориец, – у тебя есть какая-нибудь идея…

– Это лучше, чем твой идиотский бред, – прошептала она. – А пока заткнись.

– Возможно, именно сейчас нам было бы лучше разделиться…

– Нет, – ответила девушка и повернулась к нему лицом. – Думаю, ты мне еще понадобишься, Гебориец.

Старик горько усмехнулся.

– В тебе заговорила совесть, девушка? На меня же плохая надежда.

«Да, именно так, старик. Но нам это только на руку».

Древняя тропа, по всей видимости, была когда-то дорогой; она шла вдоль горного хребта, который извивался, словно позвоночник пресмыкающегося, и примыкал к отдаленному нагорью. В тех местах, где ветер напрочь сдул песчаную почву, остатки мостовой напоминали человеческие кости. Кроме того, на поверхности лежало огромное количество битых глиняных черепков, покрытых красной глазурью, которые хрустели под ногами.

Толбакай ушел в разведку на пятьсот шагов вперед и пропал за желтой пеленой, что висела в воздухе. Тем временем Лев размеренным шагом вел Фелисин и Геборийца вперед, изредка обмениваясь с ними словами. Сухопарый человек имел потрясающую способность – он практически бесшумно передвигался по земле. По этой причине Фелисин порой казалось, что рядом с ними находится призрак. Несмотря на свою слепоту, Гебориец тоже весьма успешно двигался точно за спиной девушки.

Обернувшись, она заметила, что старик улыбается.

– Что тебя так забавляет?

– Эта дорога просто переполнена, девушка.

– Интересно, чем? Наверное, теми же самыми привидениями, которые были в захороненном городе, верно?

Старик отрицательно покачал головой.

– Они не столь старые. Нынешние духи помнят о тех веках, что сопровождали Первую империю.

Услышав эти слова, Лев остановился и обернулся.

Улыбка Геборийца превратилась в широкий оскал.

– О да, Рараку открывает передо мной все свои секреты.

– Но почему?

Бывший священник пожал плечами. Фелисин подняла взгляд на пустынного воина.

– Этот факт заставляет тебя нервничать, Лев? «По той причине, что так и должно быть».

Подняв свои темные глаза вверх, Лев спросил:

– Кем приходится тебе этот старик? «Даже сама не знаю».

– Он мой компаньон, мой историк. Этот человек стал ценнейшим другом для меня с тех самых пор, как Рараку предложила свой кров.

– Ни один смертный не способен овладеть всеми секретами Священной пустыни. Старик пытается награбить то, что ему не принадлежит. Если ты хочешь узнать тайны Рараку – посмотри внутрь себя.

Фелисин чуть не засмеялась над этими словами, однако горечь, которая почудилась в них, заставила ее сдержаться.

Троица вновь двинулась вперед, а над головами медленно поднималось утреннее солнце. Небо превратилось в сплошное золотое покрывало. Горный хребет сузился, и по краям обочины начала появляться древняя насыпь, высотой около десяти футов. Под ней начинался большой склон, обрывающийся где-то внизу на расстоянии пятидесяти или шестидесяти футов. Толбакай ожидал их на том месте, где в самом центре дороги красовалось несколько огромных темных дыр. Из одного отверстия сочилась тонкая струйка воды.

– Под дорогой находится водопровод, – произнес Гебориец. – По нему течет мощный поток.

Фелисин заметила, как Толбакай нахмурился.

Лев повесил за спину несколько пустых бурдюков и решил проникнуть в одну из дыр.

Гебориец присел на землю – он очень устал. Через мгновение, тряхнув головой, он произнес:

– Извините, что заставляю ждать вас, Толбакай, однако, по всей видимости, вы хотите поискать приключений на свою голову в этих черных дырах.

Гигант свирепо усмехнулся, обнажив подпиленные зубы.

– Я коллекционирую подарки на память от тех людей, которых убил. Они красуются на портупее. Запомни, когда-нибудь здесь окажется твоя часть тела.

– Он имеет в виду твои уши, Гебориец, – произнесла Фелисин.

– О, я знаю, девушка, – ответил бывший священник. – Агонизирующие духи просто корчатся в тени этого ублюдка. Там есть все мужчины, женщины и дети, которых он когда-то убил. Расскажи нам, Толбакай, а эти дети молили тебя о жизни? Они рыдали, наверное, звали своих матерей?

– Не более, чем все остальные взрослые, – ответил гигант. Фелисин все же удалось заметить, как он побледнел, однако вовсе не из-за стыда о содеянном. Точно, в словах Геборийца скрывался некий другой смысл.

«Агонизирующие духи. Наверняка за ним охотятся духи всех убитых его руками людей. Прости великодушно, Толбакай, но мне ничуть тебя не жаль».

– Рараку не является родиной для Толбакая, – произнес Гебориец. – Неужели, услышав о восстании, ты представил себе реки крови и только по этой причине прибыл сюда? Из какой же норы ты выполз, гадина?

– Я уже ответил тебе на все вопросы. Если мне придется вновь открыть свой рот, то к этому моменту одним спутником у нас останется меньше.

Из ямы показался Лев. Его всклокоченные волосы были покрыты толстым слоем паутины, а за спиной болталось несколько заполненных бурдюков с водой.

– Ты не станешь никого убивать до тех пор, пока этого не разрешу я, – проревел он в сторону Толбакая, а затем глянул на Геборийца. – По крайней мере, до сих пор я подобных речей не заводил.

Несмотря на грозное предупреждение, выражение лица гиганта представляло собой эталон спокойствия и непоколебимой уверенности. Поднявшись на ноги, он без единого слова принял бурдюк из рук Льва, а затем двинулся вперед.

Гебориец, пристально, посмотрел ему в спину.

– Древесина его оружия пропитана болью. Не представляю даже, каким образом ночью к нему приходит сон.

– Этот человек спит очень мало, – пробормотал Лев. – Поэтому тебе пора прекратить испытания его терпения.

Бывший священник поморщился.

– Ты не можешь видеть души детей, припадающие к его ногам, Лев. Однако мне придется сделать над собой усилие и попытаться замолчать.

– В племени, к которому он принадлежит, очень простые порядки, – произнес Лев. – Есть родственники, старик, а все остальные являются врагами. Ну да ладно об этом, пора заканчивать пустую болтовню.

По прошествии около сотни шагов дорога внезапно расширилась, а затем вообще перешла в плоскую равнину высокого нагорья. С обеих сторон располагались ряды продолговатых холмов красноватой обожженной глины, достигающих в длину семь, а в ширину – три фута. За исключением далеких горизонтов, покрытых взвешенной в воздухе пылью, Фелисин могла заметить, что ряды холмов окружали по периметру все пространство плато. Обратив внимание в центр, путешественники увидели огромный разрушенный город.

Брусчатка, покрывающая дорогу, пришла в абсолютную негодность. Практически по голой земле они подошли к останкам некогда величественных ворот, наполовину засыпанных мелкой галькой, полуразрушенных под многовековым действием непрестанных ветров. То же самое можно было сказать и в отношении всего города.

– Медленная смерть, – прошептал Гебориец.

К этому моменту Толбакай уже миновал древние развалины врат.

– Мы можем пересечь плато с противоположной стороны и спуститься к гавани, – произнес Лев. – Там находится потайной лагерь с запасом провианта… если его не разграбили мародеры.

Главная улица города представляла собой покрытую пылью мозаику, состоящую из битой посуды: там были глазированные кувшины, тарелки и стаканы с серыми, черными и коричневыми ободками.

– Если в следующий раз я по рассеянности вновь разобью горшок, то мне на память обязательно придет эта картина, – задумчиво произнесла Фелисин.

– Мне известны исследователи, – проворчал Гебориец, – которые по подобной рухляди способны восстановить культуру, обычаи и традиции жившего здесь некогда населения.

– В этом городе можно целую вечность заниматься созерцанием остатков, – протянула девушка.

– Будь на то моя воля, я обменял бы всю свою прожитую жизнь на подобную перспективу.

– Не может быть, Гебориец. Ты шутишь!

– Я шучу? А как же бивень Фенира? Нет, девушка, изначально я не был предназначен для путешествий…

– Возможно, так действительно было когда-то… Однако затем ты сломался… Разбился вдребезги, как все эти черепки.

– Все равно, Фелисин. Мне по душе – только спокойное наблюдение.

– Человек не способен измениться, если он хоть раз не сломается.

– К своему нежному возрасту ты превратилась в большого философа, девушка.

«Ты даже не представляешь, до какой степени».

– Скажи мне, Гебориец! За всю свою долгую жизнь ты познал хотя бы одну истину?

Старик фыркнул.

– Самая большая истина заключается в том, что их на свете не бывает. ТЫ поймешь это не скоро – только тогда, когда тень Худа начнет появляться на пути.

– Неправда, – произнес Лев, продвигаясь впереди, но не поворачивая головы. – На свете есть Рараку, Дриджхна, Вихрь Апокалипсиса… Оружие в руках, потоки крови… Что же это, по-вашему?

– Ты не был с нами с самого начала пути, Лев, – проревел Гебориец.

– Ваше путешествие имеет конечной целью воскрешение, и только дураки могут утверждать, что путь к нему может быть усеян цветами.

Старик ничего не ответил.

Путешественники начали продвигаться вперед в полной тишине. Каменный фундамент и уцелевшие нижние части внутренних стен демонстрировали типичную планировку квартир. Даже в расположении улиц и аллей ощущалась геометрическая точность: каждая из них концентрическими полуокружностями охватывала основное городское сооружение – гавань. Прямо впереди и виднелись останки этого некогда роскошного строения. Массивные каменные блоки, располагающиеся в центре, оказали наибольшее сопротивление многовековому действию ветра. По этой причине они практически не изменили своей формы и размеров.

Фелисин обернулась назад и взглянула на Геборийца.

– Ты до сих пор видишь досаждающих духов?

– Они совсем не досаждают, девушка. Это место никогда не отличалось излишней жестокостью. Здесь покоится только печаль, да и она скрыта огромным количеством веков. Города умирают. Они повторяют жизненные циклы всех мирских существ: рождение, энергичная юность, зрелость, старость и… плачевный финал – пыль и битые черепки. В последнее столетие жизни города море практически захватило отвоеванные у нее территории, однако сюда нагрянул кто-то потусторонний… чужеземный. Настал короткий период ренессанса, остатки которого мы видим впереди – в гавани, однако вскоре и эта веха закончилась, – в течение дюжины шагов они молчали. – Знаешь ли, Фелисин, в последнее время я начал понимать некоторые особенности жизни всевышних. Представляешь, они способны существовать сотни, тысячи лет. Эти создания видят на своем веку такое количество ужасных событий, что постепенно их сердца превращаются в лед и камень. Что же странного в подобном раскладе?

– Наше путешествие приближает тебя к своему богу, Гебориец.

Данный комментарий заставил старика надолго погрузиться в молчание.

Когда тройка достигла городской гавани, Фелисин наконец-то поняла, что же имел в виду Гебориец. Пространство, бывшее некогда огромным заливом, заросло песком. В самом его центре виднелось четыре громадных канала, которые пропадали вдали за песчаным туманом, висящим в воздухе. Каждый канал в ширину превышал размеры трех улиц; в глубину, по всей видимости, он имел те же размахи.

– Последний корабль покинул этот канал много веков назад, – тихо произнес Гебориец. – Тяжелое транспортное судно скрипело дном о песок, и только в момент максимального прилива ему удалось выйти к открытому морю. Несколько тысяч жителей оставалось здесь до тех пор, пока не пересох водопровод. Это только одна из историй Рараку, и, увы, не самая печальная из них. Священная пустыня богата на подобные предания, среди которых есть гораздо более кровавые и трагичные…

– Не стоит забивать мозги этой стариной… – начал было свою мысль Лев, однако его прервал отдаленный крик Толбакая. Гигант остановился около устья одного из каналов. Замолчав, пустынный воин двинулся по направлению к своему компаньону.

Фелисин было решилась двинуться следом, однако Гебориец схватил ее своей невидимой рукой. Последняя оказалась холодной и противной на ощупь. По телу девушки побежали мурашки. Выждав до тех пор, пока Лев отошел на достаточное расстояние, Гебориец прошептал:

– Я боюсь, девушка…

– Ничего странного, – отрезала она. – Толбакай поклялся тебя убить.

– Только не этот дурак. Я имею в виду Льва.

– Он же был телохранителем Ша'ики. Если я действительно намереваюсь занять ее место, то у меня нет никакого резона сомневаться в преданности этого человека, Гебориец.

Единственной моей заботой должен стать тот факт, чтобы эти простофили не прошляпили меня точно так же, как это произошло с Ша'икой.

– Лев вовсе не похож на фанатика, – произнес бывший священник. – Возможно, он много шумит, чтобы уверить тебя в обратном, однако его душа обладает двойственной природой. На какой-то момент мне показалось, что он не верит в возможность твоего перевоплощения. Просто восстание нуждается в сильном лидере – это очевидный факт. И таким человеком должна быть не старуха, какой, по сути, являлась Ша'ика, а молодая, сильная женщина. Дыханье Худа, Ша'ика управляла этими землями еще двадцать пять лет назад, представляешь! По всей видимости, эта парочка не сделала никакого усилия, чтобы защитить свою предводительницу в самый ответственный момент.

Девушка подняла глаза на старика. Изможденное жабье лицо практически полностью покрылось причудливым узором черных татуировок. Красные глаза покрылись ссохшейся поволокой, а серый налет прикрывал зрачки.

– В таком случае я могу предположить, что сейчас они обсуждают ту же самую проблему.

– При условии, что ты принимаешь их игру. Говоря точнее, игру Льва. Он станет единственным человеком, который будет представлять тебя религиозным фанатикам в лагере Ша'ики. И если в его голосе почувствуется сомнение, то толпа просто разорвет тебя в клочья…

– У меня нет страха перед Львом, – произнесла Фелисин. – Я понимаю мужчин его склада, Гебориец.

Губы старика сжались в тонкую бледную линию. Вырвав руку из невидимого захвата, девушка двинулась вслед за своими телохранителями.

– По сравнению со Львом Бенет был похож на ребенка, – прошептал бывший священник за спиной. – Охранник Черепной Чаши представлялся грубияном, головорезом и задирой, тиранящим горстку униженных людей. Любой человек с большими амбициями может гордиться собой, вне зависимости от своих собственных достижений, Фелисин. Сейчас ты цепляешься не за память Венета, нет, ты пытаешься вернуть ощущение надежности рядом с сильным человеком. Но ведь это не более чем глупые иллюзии…

Девушка обернулась.

– Ты ничего не знаешь! – с жаром зашептала она, покраснев от ярости. – Думаешь, я боюсь действий этого мужчины? Какого-либо другого мужчины? Думаешь, ты меня видишь насквозь? Полагаешь, тебе известны мои мысли, чувства? Да ты просто самонадеянный ублюдок, Гебориец…

Смех старика, словно удар, заставил ее замолчать.

– Дорогая девушка, – произнес он. – Ты захотела, чтобы я остался на твоей стороне. Но ради чего? Ради украшения? Удовлетворения собственных амбиций? Может быть, было бы лучше отрезать мне еще и язык, чтобы превратить в абсолютно бессловесную тварь? Я нахожусь здесь только ради твоего развлечения, девушка, и именно ты начинаешь обвинять меня в самонадеянности. Да, весьма приятно…

– Перестань, Гебориец, – произнесла Фелисин тихим голосом, почувствовав внезапно ужасную усталость. – Если когда-нибудь мы и найдем общий язык, то слова будут ни к чему. Подумай сам, зачем некоторым людям браться за меч, если у них есть острый язык? Давай спрячем язык в ножны и покончим с этим вопросом.

Старик кивнул головой.

– В таком случае, один последний вопрос, девушка. Зачем ты захотела, чтобы я остался?

Фелисин помедлила, попытавшись мысленно представить, как будет выглядеть истинная правда. «В этих словах что-то есть. Еще пару месяцев назад подобные мысли и не приходили мне в голову».

– Потому что находиться рядом с тобой – значит выжить в любой ситуации, Гебориец. Баудин тоже претендовал на эту роль, и он сделал все, что мог.

Старик вновь коротко кивнул, затем вытер тыльной стороной предплечья пот со лба и произнес:

– Возможно, когда-нибудь мы действительно начнем друг друга понимать.

Вход в канал начинался широкой чередой каменных ступеней, всего около сотни. У самого основания – там, где раньше располагалось морское ложе, – покоились более молодые каменные стены, поверх которых, по всей видимости, раньше натягивали брезентовые потолки. Неподалеку темным пятном виднелось место для костра, огороженное по окружности небольшими булыжниками. Брусчатка, выложенная здесь некогда древними камнетесами, была выворочена на поверхность, образовав некоторое подобие каменного кургана.

Причиной дикого крика Толбакая явились семь полуобглоданных человеческих трупов, лежащих в лагере и покрытых большим количеством мух. Липкая кровь, пропитавшая мелкий белый песок, оказалась совсем свежей – не более нескольких часов. Плотный воздух наполнял запах человеческих фекалий. Лев присел на лестнице, рассматривая огромные звериные кровавые следы, которые уходили по направлению к городу. Спустя некоторое время он поднял взгляд на Толбакая:

– Если хочешь поймать именно эту тварь, то тебе следует идти, никуда не сворачивая, по своему прежнему курсу, – произнес Лев.

Гигант обнажил зубы.

– У меня и так достаточно веселая компания, – ответил он, спокойно сбрасывая на землю бурдюк с водой и постельную скатку. Затем он извлек из ножен огромный деревянный меч и рубанул им несколько раз над головой, будто оружие практически ничего не весило.

Прислонившись к каменной стене, Гебориец фыркнул.

– Ты планируешь начать охоту за этим Сольтакеном? Думаю, согласно обычаям своего племени, ты прожил на земле уже вполне достаточное количество лет – если, конечно, принять во внимание, что у вас в роду все так же тупы, как и ты сам. В таком случае я не буду оплакивать вполне закономерную смерть Толбакая.

Гигант вновь поклялся убить Геборийца, чья улыбка от этого только расширилась. Обернувшись в сторону Льва, Толбакай выпучил глаза и закричал:

– Я нахожусь в Рараку только ради того, чтобы не допускать в нее пришельцев.

– Если ты действительно говоришь правду, – спокойно произнес пустынный воин, – то все мои родственники также находятся в очень большой опасности, верно?

Ничего не ответив, Толбакай принялся бежать вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, пока не добрался до самого верха. Помедлив, он изучил следы, а затем пропал из поля зрения.

– Сольтакен убьет его, – произнес Гебориец. Лев пожал плечами.

– Вполне возможно. Ша'ика видела его будущее достаточно хорошо, однако кто знает…

– Что же она конкретно видела? – перебила воина Фелисин.

– Ша'ика не сказала. Однако картина… ужаснула ее.

– Пророк Апокалипсиса оказался до смерти напуган? – Фелисин обернулась на Геборийца. Выражение лица бывшего священника оказалось столь напряженным, будто он сам тотчас заглянул в будущее и увидел ужасные события. – Расскажи мне, Лев, о ее остальных видениях.

Мужчина, который начал собирать тела своих родственников в одну кучу, замер, обернулся и произнес:

– В тот момент, когда ты откроешь священную Книгу, эти видения сами посетят тебя. Они являются одним… из многочисленных подарков Дриджхны.

– Думаешь, мне придется пройти через ритуал раньше, чем мы достигнем лагеря?

– Возможно. Ритуал докажет, что в тебя действительно переселилась душа Ша'ики.

– Но что эти слова означают на самом деле? – спросил Гебориец.

– Если Фелисин самозванка, то ритуал просто уничтожит ее.

Древний остров возвышался на плоской поверхности холмов покрытой трещинами глиняной равнины. Выбеленные камни отмечали границу древнего пирса и разрушенного причала – именно там некогда располагалась граница старого моря. Кроме того, по всей округе лежали остатки корабельных корпусов. Небольшие источники, располагающиеся на илистом дне бывшего морского залива, блестели рыбной чешуей.

Присев рядом со Скрипачом, Маппо наблюдал, как Икариум двинулся в сторону воды. Крокус стоял около Трелла, положив руку на стреноженных лошадей. С момента последнего разговора за приемом пищи юноша еще не произнес и десятка слов. Кроме того, в его движениях начала прослеживаться некая экономия, будто бы парень дал себе пожизненный обет терпения. Подобное поведение в последнее время начало смущать спутников. Прошедшие два дня прибавили других странностей: молодой Дару начал непроизвольно копировать речь и манеры Икариума. Заметив это, Маппо не почувствовал ни радости, ни огорчения. Зато Ягут был настолько поглощен собой, что не намечал практически ничего вокруг.

«Было бы лучше, если б Крокус копировал повадки Скрипача. Этот солдат действительно прошел хорошую школу жизни».

– Икариум лазает по этим горам так проворно, будто они ему знакомы с детства, – заметил сапер.

Маппо поморщился.

– Я пришел к тому же заключению, – уныло произнес он.

– Наверное, вы вдвоем когда-то бывали здесь прежде?

– Я не был, Скрипач. Однако Икариум… да, он странствовал по этим землям много лет назад.

– Однако каким образом он все запоминает?

Трелл покачал головой. «Раньше Икариум ни о чем не догадывался. Неужели священные барьеры начинают рушиться?

Королева Снов, верни Ягуту радость неведения. Заклинаю тебя…»

– По-моему, нам пора к нему присоединиться, – произнес Скрипач, медленно поднимаясь на ноги.

– Наверное, лучше…

– Как сочтешь более правильным, – ответил солдат, отправляясь вслед за Ягутом, который уже пропал за развалинами заросшего бурьяном приморского города. Через мгновение за ним последовал Крокус.

Трелл поморщился. «Наверное, я старею, если страх в такой мере начал завладевать моим сердцем». Вздохнув, он медленно поднялся на ноги и двинулся вслед остальным.

Гора мусора на дне бывшего моря представляла собой остатки старинных кораблей, пласты штукатурки, кирпичи и битую посуду. Поднявшись до половины, Скрипач остановился, закряхтел и вытащил на свет древко из серого дерева.

– Мне кажется, я начинаю понимать, – произнес сапер, бросая взгляд вниз. – Все дерево, находящееся здесь, постепенно превращается в камень.

– Ага, претерпевает процесс окаменения, – ответил Крокус. – Дядя в детстве рассказывал о чем-то подобном: дерево пропитывается минеральными солями… Однако, насколько я помню, этот процесс требует десятков тысяч лет.

– Согласен. Однако верховный маг Пути Д'рисс способен сотворить подобное за одно мгновение, парень.

Маппо поднял осколок кувшина небесно-голубого цвета. Он был не толще яичной скорлупы, но оказался чрезвычайно прочным. На поверхности глины было изображено черное туловище живого существа с зеленым контуром. Несмотря на стилизацию, в нем явно прослеживались человеческие черты. Трелл отбросил черепок в сторону.

– Гибель города наступила гораздо раньше того момента, когда здешние места покинула вода, – произнес Скрипач, возобновляя подъем в гору.

– Откуда ты знаешь? – послышался из-за спины голос Крокуса.

– Потому что на всем имеется след воды, парень. Волны подтачивали местные дамбы – столетие за столетием. Помнится, я вырос в портовом городе, поэтому прекрасно понимаю, на что способна вода. Император вырыл Малазанский залив гораздо раньше, чем были построены эти пирсы. А они открывают вид на дамбы старого моря, – добравшись до вершины, сапер остановился, решив отдышаться. – По этой причине можно сделать вывод, что Малаз гораздо старше, чем полагают все остальные.

– Ага, и что с тех пор уровень моря значительно поднялся, – добавил Маппо.

– Точно.

Забравшись на вершину дамбы, они увидели простирающийся перед ними город. Несмотря на то что прошло немало времени, с первого взгляда стал понятен насильственный конец этого очага цивилизации. Каждое здание постарались сравнять с землей, а это говорило о бешеной ярости захватчиков. Поросль кустарника покрывала любое открытое пространство, а редкие приземистые деревца ютились на развалинах домов и кучах старого хлама.

Главной особенностью городской архитектуры являлось огромное количество скульптур. Они образовывали широкую колоннаду вдоль улиц, а также встречались в нишах практически каждой городской стены. Части мраморных тел встречались повсеместно, являясь продолжением того стиля, который Маппо увидел на глиняных черепках. Внезапно Трелл почувствовал, что эти человеческие фигуры ему очень хорошо знакомы.

«Легенда, рассказанная в Яг Одане… История, которую поведали старейшины племен…»

Однако Икариума нигде не было видно.

– Куда теперь? – спросил Скрипач.

В голове поднялась паника, а на темной коже выступили капли пота. Тем не менее, стараясь не показывать своего волнения, Маппо сделал несколько шагов вперед.

– Почувствовал какой-то запах, не так ли?

Но Трелл едва ли мог слышать вопрос сапера.

Развалины домов совсем не походили на прежнюю планировку города, однако в голове Маппо все еще хранилась старая карта, рожденная из рассказов и легенд. Много лет назад грубый диалект Треллов описал эти места практически досконально, вплоть до метра. Дело в том, что народы, которые не имеют письменности, вынуждены совершенствовать свою устную речь настолько, чтобы передавать из поколения в поколение точные сведения о событиях давно минувших лет. Определенный порядок слов представлял собой секретную формулу. Расшифровав ее, можно было получить доступ к картам, расстояниям, человеческим мыслям, городам, континентам и даже Путям.

Племя Маппо, не вынеся перемен новой жизни, решило вернуться на круги своя, воспользовавшись преданиями предков. По этой причине старейшины были вынуждены рассказать обычным членам племени, в том числе и Маппо, те сведения, которые оказались на грани утери. В легендах древних таилась огромная сила.

Маппо, конечно, знал, куда ушел Икариум. Кроме того, он догадался, какую находку совершил Ягут. Сердце бешено забилось в груди, и он побежал вперед, не обращая внимания на колючий кустарник, который оставлял даже на грубой коже глубокие ссадины.

«В каждом городе Первой империи имеется семь главных проспектов. Небесные духи смотрят вниз на это священное число, на семь пауков, движущихся друг за другом, на семь ос, которые обратились жалом к песчаному кругу… Небесные духи наблюдают за всеми, кто имеет отношение к Семи Святым, кто обращается к песчаному кругу».

Скрипач крикнул что-то за спиной Трелла, но тот не ответил. Маппо обнаружил один из проспектов, образующих полукруг, и двинулся к его центру.

За длинной оградой поместья когда-то высилось семь престолов скорпиона, имеющих в высоту ровно семьдесят семь размахов рук. Каждый из них был разрушен «ударами мечей в яростных руках. Да, подобная сила просто непостижима».

Песчаный крут со всеми его атрибутами и устройствами был полностью разрушен, за исключением одной-единственной вещицы. Именно перед ней и стоял сейчас Икариум. Безумный взгляд Ягута абсолютно ничего не выражал, а голова была прижата к необъятной конструкции, высившейся прямо перед ним.

Металлические механизмы не имели даже следов ржавчины и коррозии, они продолжали двигаться в своем размеренном ритме, неразличимом для глаз обычного смертного. Огромный металлический диск находился под утлом к поверхности, а на его мраморном циферблате виднелись выгравированные символы. Солнце, едва заметное за золотистой воздушной пеленой, смотрело точно в центр диска.

Маппо медленно подошел к Икариуму и остановился в двух шагах за спиной.

Почувствовав присутствие друга, Ягут, не оборачиваясь, произнес:

– Неужели подобное бывает на свете?

Треллу показалось, что перед ним стоит маленький, ничего не понимающий ребенок. Жалость, словно острый кинжал, вонзилась в его сердце.

– Это сооружение принадлежит мне, неужели ты не видишь? – продолжил Ягут. – Мой… дар – по крайней мере, так здесь написано на древнем омтосском наречии. Кроме того, здесь нанесен месяц и год изготовления. Посмотри, как повернулся диск! Его угол как раз совпадает с указанной датой… Этот факт позволяет понять…

Голос Ягута затих.

Маппо обхватил себя руками, не способный вымолвить ни слова, не способный даже подумать. Страдания и страх наполнили все его естество: ситуация походила на кошмар, с которым сталкивается ребенок. Трелл не знал, что дальше делать.

– Скажи мне, Маппо, – произнес Икариум по прошествии длинной паузы. – Почему разрушители города не тронули мое сооружение, а? Я, конечно, понимаю, что оно окутано плотным облаком волшебства… однако то же самое можно было сказать о Семи Престолах, да и о других сооружениях песчаного круга. Все оказалось разрушенным, Маппо. Почему?

Трелл молил своего друга только об одном: не поворачиваться к нему лицом, не показывать свои глаза. «Это похоже на худшие детские страхи, на истинное лицо кошмара: любовь матери и отца улетучивается, а остается только холодный расчет, слепое равнодушие… Крики детей начинают ослабевать…

Не оборачивайся, Икариум. Я не смогу перенести выражение твоего лица».

– Возможно, я совершил какую-то ошибку, – продолжил Икариум своим тихим, невинным тоном. В этот момент Маппо услышал, как сзади приблизились Скрипач с Крокусом. Однако немое напряжение, висящее в воздухе, заставило их остановиться поодаль, не проронив ни единого слова. – Ошибку в измерениях времени. Древний омтосский язык практически стерся у меня из памяти – возможно, я его и не знал в тот момент, когда конструировал эту модель. Знание всегда оставляет за собой некое ощущение… которого у меня нет, правильно? Скорее всего, вся уверенность основана только на самообмане.

«Нет, Икариум, сейчас ты абсолютно прав».

– Я подсчитал, – продолжил он, – что с тех самых пор, как я в последний раз стоял здесь, Маппо, прошло девяносто четыре тысячи лет. Представляешь, девяносто четыре! Скорее всего, здесь какая-то ошибка. Ни одни городские руины не могут прожить такое количество времени.

Маппо обнаружил, что он пожимает плечами. «Откуда мы можем знать направление хода столь давней истории?»

– Возможно, не обошлось дело без колдовства… «Возможно».

– Интересно, кто же разрушил весь город?

«Ты и разрушил, Икариум, больше некому. Обнаружив в порыве ярости творение собственных рук, ты сумел себя перебороть и оставил часы нетронутыми».

– Кем бы они ни были, эти люди обладали бешеной силой, – продолжил Ягут. – Сюда прибыл Тлан Аймасс в надежде сдержать врага: сработал древний альянс жителей города и Молчаливого Хозяина. Однако кости нескольких тысяч горожан покоятся прямо под нами, погребенными в песках. Что за сила могла совершить подобное, Маппо? Это не могли быть Ягуты, несмотря на расцвет нашей расы именно в тот промежуток времени. К'Чайн Че'мальк этому моменту уже вымерли. Я не понимаю, дружище…

На плечо Маппо опустилась тяжелая мозолистая рука. Обернувшись, Трелл обнаружил приблизившегося Скрипача.

– А для меня ответы на твои вопросы кажутся очень простыми, Икариум, – произнес солдат, подойдя к Ягуту. – Речь идет о силе всевышнего. Ярость бога или богини вполне могла привести к такому печальному исходу. Разве тебе не известно огромное количество древних преданий, в которых идет речь о древних империях, достигающих максимального расцвета, а затем превращающихся в пыль? С чего началась история Семи Святых? Кем бы они ни были, эти люди получили священный сан именно в нашем городе. Точно такую же притчу можно рассказать и о других поселениях, разбросанных по всей Рараку. Семь Престолов стали свидетелями ярости, которая охватила каждого из них. Рука бога или богини опустилась на этот город, Икариум. Единственная проблема заключается в том, что этот всевышний уже стерся из памяти людей. По крайней мере, сейчас миру не известен ни один представитель, способный на подобные бесчинства…

– Да нет, известен, – произнес Икариум, и в его голосе послышалось оживление. – Однако с тех пор, как они начали общаться со смертными, очень многое изменилось… Боги стали более искусными и хитрыми, поскольку прежние методы воздействия стали слишком опасны. По всей видимости, ты действительно нашел ответ на мой вопрос, Скрипач…

Сапер пожал плечами.

Маппо наконец-то почувствовал, что его сердце немного успокоилось. «Только не начинай вновь размышлять об этом одиноком уцелевшем артефакте, Икариум». Тем не менее пот непрерывными каплями продолжал капать на песок. Трелл поморщился и перевел дыхание. Обернувшись, он увидел Крокуса. Выражение лица юноши оказалось настолько отсутствующим, далеким от настоящих событий, что Маппо заинтересовался ходом его мыслей.

– Девяносто четыре тысячи лет – здесь должна быть какая-то ошибка, – вновь задумчиво произнес Икариум. Обернувшись, он слабо улыбнулся.

Перед глазами Трелла поплыли синие круги. Судорожно кивнув, он отвел взгляд, пытаясь побороть очередную волну печали.

– Что ж, – сказал Скрипач. – Кажется, теперь мы можем возобновить преследование Апсалы и ее отца.

Икариум кивнул головой и пробормотал:

– Да, теперь мы уже близко… очень близко ко всем разгадкам.

«В самом деле, путешествия бывают очень опасными».

В ночь прощания со своим племенем, которое произошло много веков назад, Маппо стоял на коленях перед старейшей жрицей в задымленной комнатке ее маленькой юрты. Молодой Трелл уже совершил все необходимые ритуалы и отрекся от прошлой жизни, но сейчас ему не давал покоя один вопрос.

– Я обязан знать больше, – жарко шептал он, – гораздо больше о Безымянных Героях. В конце концов, они могут потребовать с меня эту информацию. Скажи, они присягают какому-то богу?

– Только единожды, – ответила старуха, которая либо не могла, либо не хотела встретиться с глазами пылкого юноши. – Иначе их отвергают и уничтожают. Во времена Первой империи, которая, к слову сказать, была вовсе не первой, поскольку Т'лан Аймасс провозгласил об этом гораздо раньше… Так вот… Безымянные Герои представляли собой левую руку, а другая секта – правую. Через некоторое время они должны были объединиться. Вместо того противоположная секта заблудилась в своих собственных тайнах… – Женщина рубанула воздух рукой – этого жеста Маппо ни разу не видел среди племенных старейшин. Этот жест, догадался он, принадлежал Ягутам… – По этой причине они преклонились перед новым повелителем. Вот и все, что можно сказать по данному вопросу.

– А кто же стал этим новым повелителем? Женщина покачала головой и отвернулась.

– Ихсила, – не унимался Маппо, – заключена в посохах, да?

Старуха не ответила.

По прошествии веков Маппо понял, что в тот момент он нашел абсолютно правильный ответ, однако осознание это факта так и не истребило в душе маленького островка тревоги.

Они оставили за спиной древний остров и вышли на равнину, покрытую толстым слоем глины. К этому моменту солнечный диск, освещавший небо, значительно померк. Лошади страдали от недостатка воды, и даже несмотря на то, что Икариум с Маппо провели огромное количество времени в пустыне, они никак не могли отыскать источник. Трелл не имел ни малейшего представления, как складываются дела у Апсалы и ее отца; день проходил за днем, а путешественники продолжали видеть перед собой только пару одиноких следов.

«По всей видимости, эти следы и их конечная цель не имеют ничего общего с Ша'икой. На самом деле мы уходим вдаль от оазиса, от того места, где была убита провидица. Однако Скрипачу известно наше конечное место назначения. Он догадался об этом, перерыв все секреты, которые хранятся в голове. В самом деле, мы все подозреваем об этом, однако никто не говорит… Наверное, только Крокус остается в неведении… Но не стоит его недооценивать. Парень вырастет и еще заявит о себе, – Маппо взглянул на сапера. – Мы идем к тому месту, о котором ты так долго думал, солдат».

Бесплодный ландшафт погрузился в вечернюю мглу. Краешек солнца освещал горизонт, однако света хватило, чтобы увидеть леденящую кровь картину: откуда-то сбоку к следам Апсалы и отца присоединялось несчетное количество когтистых лап. Сольтакены и Д'айверсы, без счета…

На какое-то мгновение Крокус отстал от общей группы на дюжину шагов. Маппо даже не понял, что произошло: в следующую секунду со стороны юноши дару раздался душераздирающий вопль. Все обернулись, увидев, как он схватился в неистовой ярости с незнакомым мужчиной. Над потрескавшейся глиной метались темные тени. Крокус схватил фигуру за запястья и попытался прижать к земле.

– Я знал, что ты крутишься вокруг, старая крыса! – проревел Крокус. – Несколько часов – с тех самых пор, как мы покинули остров! Я ждал этого момента, и наконец добился своего!

Сопровождение было вынуждено вернуться назад – к тому самому месту, где Крокус, широко расставив ноги, сидел верхом на Искарале Пусте. Верховный священник предпринимал слабые попытки вырваться на свободу.

– Осталась всего тысяча шагов! – шипел он. – И мой обман завершится логичным концом. Неужели вы не заметили свидетельства моего восхитительного успеха? Ни один из вас? Эх, тупоголовые свиньи! Как нехорошо с вашей стороны! Ну ладно, ладно, я тоже способен на мужественное молчание, ха!

– Можешь помочь ему подняться, – произнес Икариум в сторону Крокуса. – Он больше не убежит.

– Помочь ему подняться? Может быть, помочь ему вздернуться на дереве?

– Дай только дойти до ближайшего дерева, парень, – сказал Скрипач, оскалившись. – Я обещаю тебе.

Дару ослабил свою хватку. Искарал вскочил на ноги и присел на корточки, словно крыса, пытающаяся найти направление для побега.

– Они, чертовки, быстро размножаются! Неужели я найду в себе силы сопровождать их? Неужели я откажу себе в удовольствии стать свидетелем прекрасного разрешения всех своих усилий? Эта неуверенность меня просто убивает!

– Ты пойдешь с нами, – проревел Крокус, положив руки на пару ножей, торчащих из-за портупеи. – И меня не интересует, что произойдет дальше.

– Ну конечно-конечно, юноша, – повернувшись судорожно к Крокусу. – Я слишком спешил – поэтому-то ты меня и поймал, – старикашка вновь замотал головой. – Посмотрите, на лице юноши написано, что он верит мне. Эх ты, дурень с пустыми мозгами! Кто может состязаться с Искаралом Пустом? Да никто! Скоро я стану абсолютным победителем, о да очень скоро! Ключ к вашему пониманию лежит в неизведанной природе Путей. Скажите, может ли эта парочка быть разорванной на куски? О да, вне всякого сомнения. В том-то и заключается секрет Рараку. Они путешествуют сразу по нескольким неизвестным мирам… а прямо перед нами располагается сонный гигант, и он является самым центром бытия. Да-да, это вовсе не похоже на неряшливый оазис Ша'ики, населенный одними глупцами! – замерев, старикашка посмотрел на всех остальных. – На что вы все вылупились? Нам нужно идти! Осталась всего тысяча шагов, и вы окажетесь в самом центре своих желаний, хи-хи! – Искарал бросился в пляс, его колени неловко подпрыгивали в воздухе.

– О, ради Худа! – проревел Крокус, схватил старика за воротник и поставил на землю. – Идем же.

– В тебе кипит бешеная юношеская энергия, наполненная весьма хорошим чувством юмора, – пробормотал Искарал. – Такие теплые дружеские объятья… О, я просто таю!

Маппо глянул в сторону Икариума и обнаружил, что Ягут смотрит точно на него. Взгляды пересеклись. «Разрушенный на куски Путь. Что же случилось со всей этой землей?» Вопрос повис в воздухе, однако ему на смену пришли новые размышления. «Легенды гласят о том, что Икариум появился именно здесь, он вышел из Рараку. Путь, разорванный на куски… Рараку влияет на всех, кто осмеливается ходить по ее разоренной земле… Боги, неужели мы действительно приближаемся к тому месту, где родились живые кошмары Икариума?»

Путешественники продолжали свой путь вперед. Небо над головами превратилось в непроницаемое черное покрывало. Казалось, что лишенная звезд пустота медленно опускалась вниз, пытаясь поглотить всех живущих на этой земле. Внезапно бормотанье Искарала Пуста прекратилось. Складывалось впечатление, будто темная ночь просто проглотила его вместе с безумными шутками и морем чепухи. Маппо видел: Скрипач с Крокусом прикладывают последние усилия, чтобы двигаться в нужном направлении; вытянув вперед руки, словно слепцы, они медленно шагали вперед.

Обогнав остальных на дюжину шагов, Икариум внезапно остановился и обернулся.

Маппо наклонил голову в знак того, что тоже заметил две новые фигуры, стоящие на расстоянии пятидесяти шагов впереди в полном молчании. Апсала и слуга. «Последний мне известен только под этим именем. Оно, конечно, очень простое, однако в последнее время начало приобретать характер угрозы».

Ягут наклонился вперед и схватился за одну из выставленных вперед рук Крокуса.

– Мы обнаружили беглецов, – произнес Икариум чрезвычайно тихим голосом, который, однако, заставил всех резко остановиться. – По всей видимости, они нас ожидают, – продолжил Икариум, – на пороге…

– На пороге? – удивился Скрипач. – Быстрый Бен ни разу не упоминал о чем-либо подобном. На пороге чего?

– Связанных в узел раздельных частей одного Пути! – прошипел Искарал. – Посмотрите, к нему ведет Тропа Рук – а дураки, как ни в чем не бывало, идут прямо по ней. Верховному священнику Тени было дано задание смастерить ложный след – посмотрите, как прекрасно все получилось!

Крокус обернулся на звук голоса Искарала.

– Но почему ее отец привел нас сюда? Чтобы мы тоже стали участниками резни, учиненной толпой Сольтакенов и Д'айверсов?

– Слуга шел к себе домой, недоумок. Нет, ты просто тухлый крот! – верховный священник вновь пустился в пляс. – Если Изменяющие Форму не прикончат этого кретина, то он добьется своей цели, хи-хи! Он заберет с собой девушку, сапера и даже тебя, парень, гоже. Спроси Ягута, что ожидает вас внутри Пути.

Ожидает, словно судорожная рука, на которой держится эта часть мира.

Апсала с отцом начали медленно приближаться.

Маппо, конечно, удивлялся подобному воссоединению, однако не думал, что увидит их своими собственными глазами. Крокус, по всей видимости, еще не понял происходящего; он просто вытащил из-за ремня пару ножей и приготовился атаковать священника. Икариум стоял за спиной дару, готовый обезоружить его в любую секунду. Сцена больше напоминала фарс: ничего не видящий Крокус пытался приблизиться к Искаралу, а тот, продолжая свой невообразимый танец, кричал так, что голос раздавался со всех четырех сторон.

Скрипач, чертыхаясь, решил вытащить из заплечного рюкзака старенький светильник. Затем он начал судорожно рыться по карманам в поисках огнива.

– Неужели вы осмелитесь ступить на тропу? – пел Искарал Пуст. – Вы осмелитесь? Вы осмелитесь?

Апсала остановилась около Маппо.

– Я знала, что вы преодолеете все трудности, – произнесла девушка. Затем она ласково добавила: – Крокус! Я здесь…

Обернувшись, юноша спрятал ножи и приблизился.

В этот момент блеснула вспышка, осветив пространство вокруг того места, где склонился на корточках Скрипач.

Трелл увидел, как вытянутые вперед руки Крокуса были подхвачены Апсалой. Молодые слились в жарких объятьях. «О, парень, ты даже не представляешь, насколько может быть горькой слепота…»

Божественная аура, окружающая Апсалу охватила их обоих. Однако чувства Трелла не давали успокоиться.

Икариум подошел к Маппо и произнес:

– Треморлор.

– Точно.

– Некоторые люди говорят, что в действительности Азас является положительной силой. Он позволяет пользоваться божественными возможностями в мирных целях, особенно там, где это крайне необходимо. Друг, я начинаю подозревать, что в этих словах скрывается глубокая истина.

Трелл кивнул. «Разорванный Путь содержит в себе столько боли. Если бы он мог перемещаться по свету – подумать только, сколько ужаса и хаоса он мог с собой принести? Треморлор сдерживает этот Путь здесь… Пусть даже так, но каким образом Рараку удалось распространиться по всем четырем сторонам вокруг…»

– Я чувствую, что внутри находятся Сольтакены и Д'айверсы, – произнес Икариум. – Они приближаются, пытаясь найти Дом…

– По всей видимости, здесь должны быть ворота.

Тем временем светильник разгорелся, и тусклый желтый свет распространился на двадцать шагов по всем направлениям. Скрипач поднялся на ноги и взглянул на Маппо.

– Где-то поблизости врата, однако Изменяющие Форму находятся в поисках чего-то другого. Да, они попали туда не по своей воле – их забрала земля Азаса.

– То же самое может случиться с каждым из нас, – раздался новый, незнакомый голос. Обернувшись, все увидели отца Апсалы, который стоял неподалеку. – А сейчас, – продолжил он, – я буду вам очень признателен, если вы постараетесь задержать мою дочь именно на этом месте. Мы не можем идти сквозь врата, так как они находятся внутри Дома…

– Однако вы вели ее сюда, – произнес Скрипач. – Думаю, что мы в любом случае стали бы искать Треморлор, однако при чем здесь Искарал Пуст?

– У вас есть имя, слуга? – спросил Маппо. Старик поморщился.

– Реллок, – обернувшись на сапера, он отрицательно покачал головой. – Мне не известны мотивы верховного священника. Дела обстоят так, как я только что вам рассказал. Это было последним заданием Искарала. Оно искупило мой долг, и теперь я абсолютно чист, даже перед богами.

– Они вернули тебе потерянную руку, – произнес сапер.

– Да, и сберегли наши с дочерью жизни, когда пришел день Гончих. Вы же знаете – никто больше не выжил…

– Это были их Гончие, Реллок, – проворчал Скрипач.

– Пусть даже так, пусть. Вы видите, это же ложный путь… Он повел Изменяющих Форму совсем в другую сторону.

– От истинных врат, – кивнув, закончил Икариум. – Одни из них находятся под храмом Пуста.

Реллок кивнул.

– Наша задача заключалась в том, чтобы завершить ложный путь – вот и все. Просто идти по песку, оставлять следы… Сейчас все кончено. В тот момент, когда Изменяющие Форму обрушились под землю, мы прятались в тени. Если мне действительно суждено умереть в своей постели в деревне Итко Кане, то я не боюсь никаких переходов!

– Реллок хочет вернуться обратно и заняться рыбной ловлей, хи-хи, – запел Искарал Пуст. – Однако то место, в которое ты вернешься, совсем не похоже на то, что покинул. Реллок, ведомый рукой бога, выполнил работу, однако он все еще мечтает продолжить тянуть сети, полные рыбы, под палящим солнцем Итко Кана. Да этот старик является сердцем империи – Лейсин должна заметить.

Скрипач вернулся к лошади, собирая по пути арбалет.

– Каждый из вас волен выбирать самостоятельно, однако я собираюсь войти внутрь, – помедлив, он взглянул на свое животное. – Кроме того, пора отпустить лошадей, – обойдя вокруг коня, он начал снимать снаряжение. Вздохнув, сапер хлопнул гральского скакуна по шее. – Ты заставлял гордиться собой. Однако сейчас будет лучше покинуть это место – веди всех остальных, друг, в лагерь Ша'ики.

Через мгновение все последовали примеру Скрипача и распрягли лошадей.

Икариум обернулся к Треллу.

– Мне необходимо попасть туда.

Маппо закрыл глаза, попытавшись успокоиться. «Боги, какой же я трус! Просто невозможно себе этого представить».

– Друг? Трелл кивнул.

– О, да вы все собрались туда, – тихо пропел верховный священник, продолжая подтанцовывать. – Ищите ответы, друзья мои! Однако мои молчаливые мысли заставляют предупредить вас. Запомните, вы этого никогда больше не услышите: опасайтесь ловкости рук. По сравнению с Азасом мои бессмертные покровители похожи на неумелых детей!