"Сетра Лавоуд" - читать интересную книгу автора (Браст Стивен)

Семьдесят Пятая Глава

Было утро Фермерского дня в начале второго года правления Императрицы Зарики Четвертой, когда Кааврен всерьез начал искать своего сына. Поверх синей поношенной туники он надел белую рубашку, накинул тяжелый голубой плащ, прицепил на пояс свою любимую рапиру, которая верой и правдой служила ему уже больше семисот лет, хотя, если придерживаться фактов, ему дважды приходилось заменять ее на меч.

Он потребовал от мальчика-конюшего оседлать своего любимого коня, девятилетнего чалого мерина породы Танкослабу, отличавшего изящной и гордый поступью, а также способностью с поистине удивительной скоростью проскакать две добрые мили; помимо этого он отвечал на малейшее прокосновение коленей Кааврена; на самом деле иногда казалось, что стоило Кааврену только подумать о том, чего он хочет, а конь, которого звали Ходок, уже подчинялся. Итак, сев на свою лучшую лошадь, взяв свою лучшую рапиру и далеко не самую лучшую тунику, наш Тиаса утром выехал из дома, сопровождаемый сильным ветром, дующим с моря. Обычно ему потребовалось не больше часа, чтобы по извилистым улицам добраться до северного берега реки, но теперь это время увеличилось из-за грандиозной стройки, которая не только блокировала многие главные дороги в том районе, где строился Дворец, но и, благодаря ей, многие достаточно узкие улицы были переполнены огромными фургонами со строительными материалами. Тем не менее в конце концов он сумел добраться до некоего особняка, окруженного стеной с железными воротами, перед которым стояло несколько огромных камней. Так как ворота были открыты, он проехал через них, сам привязал свою лошадь к коновязи (так как никакого конюха было не видно), подошел к двери и ударил в дверной молоток.

Хорошенькая маленькая служанка немеделенно открыла ему дверь, спросив у Его Лордства, что бы оно хотело.

— Я Кааврен из Кастлрока, Граф Уайткрест, и если это возможно, я хотел бы повидать твоего хозяина, хозяйку, или их обоих. Если это невозможно, я бы хотел, что мне показали, где их можно найти.

— Да, милорд. Не сделаете ли вы нам честь пройти в приемную, а я немедленно сообщу господам о вас.

После нескольких минут ожидания в приемной, Кааврена провели в уютную гостиную, или, возможно, библиотеку, так как вдоль стен стояли шкафы со множествим книг и эти книги не были только украшением, в отличии от меча непонятного качества, висевшего на цепях на стене. В этой комнате находились как хозяин, так и хозяйка, одетые достаточно небрежно; один в черном, как Дзурлорд, а другая в зеленом и белом. Оба почтительно поклонились Кааврену, хотя и с намеком на холодность, и попросили его сесть.

Кааврен, со значительным видом, расстегнул свой пояс с рапирой и прислонил его к стене, потом вернулся в центр комнаты, тщательно поклонился каждому из хозяев и сказал, — Я думаю, что лучше постою.

— Как пожелаете, — сказал Шант, Дзурлорд.

— Могу я предложить вам вина? — спросила Льючин. — У меня есть несколько бутылок того, которое звучит как ваше имя, и достаточно хорошей выдержки. А может быть вы хотите кляву: мы сами варим очень сильную, и у нас полным полно меда.

— Благодарю вас, мадам, вы очень добры, хотя мне и не нужно освежиться, но, если вы не против, я бы хотел с вами побеседовать.

— Конечно, сэр, — ответил Шант. — Мы полностью в вашем распоряжении.

— И на какую тему, сэр, — осведомилась Льючин, — хочет Ваше Лордство побеседовать?

Слова «вы совершенно точно знаете это» почти вылетели из губ Кааврена, но там застряли, потом отступили назад и были проглочены, возможно из-за элегантной куртуазности, с которой к нему обратились. Вместо них он сказал, резко и жестко, — Где мой сын?

Наступила тишина — хотя и не очень неловкая, так как бысто кончилась — и в ее конце Льючин сказала, — Милорд, вы совершенно уверены, что не хотите сесть?

Кааврен сжал зубы. Его положение, будьте уверены, было совсем не простым; хотя он никогда не запрещал своему сыну видеться с этими двумя, все знали, что они близки, а он никогда не одобрял подобной ситуации: Дзур и Иссола, живушие вместе как муж и жена. И действительно, Кааврену казалось, что именно их пример, более, чем что-нибудь другое, привел Пиро не только к любви к девушке из другого Дома, но и заставил поверить, что он сможет жениться на ней. Хотя все это было правдой, правдой было и то, что здесь он гость и должен вести себя, как гость.

В конце концов он пошел на компромис: сел на край кресла, а спину гордо выпрямил. Шант и Льючин, со своей стороны, полностью откинулись на спинки своих кресел — достаточно удобных, ручки и сидения которых были обиты кожей, наполненной каким-то эластичным материалом — с таким видом, что Кааврен невольно заподозрил, что его хотят оскорбить. В его голове мелькнула соблазнительная мысль, что бы он сделал с этой парочкой, если бы они гвардейцами под его командованием, но он с усилием отогнал ее и опять вернулся в гостиную-библиотеку.

— Очень хорошо, — сказал Кааврен. — Я сижу. Могу ли я сделать себе честь и повторить свой вопрос во второй раз?

— Вместо этого, — сказала Льючин, — возможно вы сделаете нам честь и разрешите задать вопрос вам?

Непроизнесенным остался конец этой фразы, то есть «потому что вы в нашем доме». Кааврен услышал как то что было сказано, так то, что не было, и хотя это ему далеко не понравилось, он не нашел хорошей причины, чтобы отказаться, поэтому просто кивнул, — Очень хорошо. Это справедливо. Какой вопрос у вас?

— О, очень простой: Почему мы должны рассказать вам?

— Что такое? — спросил Кааврен, побледнев, а его голос показался ему самому хриплым и неприятным.

— Милорд, — сказал Шант, — видите ли, мы не отрицаем того, что наш друг Пиро связывался с нами. На самом деле он действительно делал это, и не однажды. И хотя бы потому, что вы спрашиваете об этом, нам ясно, что он сам не сказал вам, где именно он находится. Отсюда следует, что он не хочет, чтобы вы знали. Тогда почему мы должны предать его доверие и рассказать то, что он имел честь доверить нам?

— Но он, по меньшей мере, жив?

Льючин, в выражении лица которой, как мы уже сказали, было что-то холодное — на самом деле невероятно холодное для Иссолы — смягчилась и сказала, — Да, милорд. Не будет никакого вреда, если мы скажем вам, что он жив и здоров, во всяком случае был в то время, когда писал нам последний раз, то есть в Рыночный день этой недели.

Кааврен наклонил голову, благодаря за это сведение, потом опять поднял ее и сказал, — А вот ответ на вопрос, который вы имели честь мне задать: В первую очередь я должен заметить вам, что я его отец.

Шант и Льючин кивнули — и каждый из них кивнул так, как если бы пожал плечами.

— Более того, — продолжал Кааврен, — я хочу поговорить с ним.

— Возможно, — сказал Шант, — что он не очень хочет говорить с вами. Я говорю это потому, что он не сделал этого. Правда, до сегодняшнего дня, вы тоже; и, как вы сами должны понять, я не могу взять на себя ответственность решать за него.

Кааврену показалось, что в течении разговора он потерял моральное преимущество — даже если оно у него вообще было. — Я бы очень хотел, — сказал он, подумав какое-то мгновение, — услышать от него самого, правда ли то, что вы мне сказали.

— И даже если так, — сказал Шант, — будете ли вы уважать то, чего он сам хочет?

— Нет, — сказал Кааврен.

— Хорошо, — сказал Шант и на этот раз действительно пожал плечами.

Внезапно Кааврен заметил, что дрожит от гнева и требуется вся его сила воли, что держать себя в руках.

— Он мой сын! — воскликнул Кааврен.

— Он наш друг, — холодно сказал Шант.

— Сэр, — сказала Льючин. — Разве вы бы не поступили точно так же ради своего друга, если бы он попросил?

— Мой друг не стал бы… — Он оборвал себя, осознав, что если бы он высказал свою мысль до конца, из этого не получилось бы ничего хорошего.

— Стал бы что? — спросил Шант, в глазах которого вспыхнул огонь.

Кааврен не отвел взгляд. — Не пытайтесь провоцировать меня, молодой Дзур; я клянусь вам, что ничего хорошего не получится, если мы с вами начнем играть в эти игры.

— А почему и нет? Я уже не сражался — сколько?

— Двенадцать недель, — сказала Льючин. — И вы не должны сражаться сейчас.

— И тем не менее…

— Вы можете себе представить, — продолжала Льючин, — что почувствует Пиро, когда узнает, что вы и его отец поубивали один другого? Вы можете объяснить мне, что будет хорошего, если вы и дальше будете так действовать?

Кааврен кивнул головой. — Мадам, вы замечательно сформулировали мои мысли.

— Очень хорошо, — сказала Льючин.

— Вы правы, — сказал Шант, с сожалением вздыхая.

— Итак, сэр, — продолжала Льчин, — если вам больше нечего сказать…

— Пожалуйста, — сказал Кааврен.

Льючин опустила глаза. — Мне очень жаль. Я все понимаю, но не могу. Он доверил это нам и только нам. Сделать то, что вы просите, означало бы предать его.

Кааврен задумался, потом сказал, — Хорошо, но вы можете, по меньшей мере, передать ему, что я хочу поговорить с ним?

Льючин медленно кивнула. — Очень хорошо. Это, действительно, я могу сделать.

— И очень скоро, — добавил Шант.

Кааврен встал, скованно поклонился каждому из них, и взял свой пояс с рапирой, хотя и не надел его, пока не оказался снаружи. Затем он опять сел на своего коня и медленно поехал по Адриланке, потуже натянув на плечи свой тяжелый шерстяной плащ.

Однако, вместо того, чтобы вернуться в Особняк Уайткрест, он повернул на Улицу Канала, и, спустя короткое время, оказался в Гостинице Канала, где заказал себе еды и горячую кляву. Хозяин объяснил, что в его заведении не подают этот самый благородный напиток, но несколько мелких монет убедили его отправить мальчишку вниз по улице, и юный Текла быстро вернулся с дымящимся стаканом напитка, приготовленным именно так, как хотел Тиаса — он сделал это тем более охотно, что Кааврен был единственным дворянином в гостинице, и вообще первым, кто вошел в ее дверь за весь год, и хозяин надеялся, угодив ему, привлечь новых клиентов.

Кааврен сел в угол и, не торопясь, выпил свою кляву, а, закончив, заказал еще один стакан, который ему принесли даже еще расторопнее, чем первый. К тому времени, когда Кааврен допил его, он вполне созрел, чтобы съесть ленч, что он и сделал, умяв целую тарелку тушеного мяса ягненка с толтым куском поджаренного хлеба и стаканом вина. Свой ленч он ел медленно, и не по тому, что смаковал тушеное мясо (хотя, на самом деле, это было совершенно почтенное мясо, каким ему и полагается быть), а скорее для того, чтобы потянуть время.

И он был вознагражден, потому что едва гостиничный слуга успел убрать тарелку и получить заказ на второй стакан вина, как к Кааврену уже присоедился еще один человек.

— Желаю вам доброго утра, Пэл.

— Утра? Мой друг, уже давно заполдень.

— Неужели? Ну, тогда дело хуже; полдня потряно.

Пел улыбнулся ему такой улыбкой, которой только он, или возможно другой Йенди, умел улыбаться. — Я бы не сказал, что потерял время, мой друг.

Кааврен внимательно поглядел на него.

— То есть вы хорошо использовали этот день?

— Кочечно. И даже очень хорошо.

— Тогда вы…

— Сделал открытие.

— Как, так быстро?

— А почему еще, как вы думаете, я здесь?

— Понятия не имею. Так как, что касается меня, моя идея полностью провалилась.

— Я думаю, что не полностью.

— Но это правда; единственное, что пришло мне в голову — попросить их узнать у Пиро, согласится ли он дать мне знать, где он находится.

— Не посчитайте это за хвастовство, дорогой друг, если я вам скажу, что предвидел, что все так и произойдет?

— Ни в малейшей степени, Пэл. Вы знаете меня, возможно, лучше, чем я сам знаю себя.

— Точно. И я не только угадал, что так и будет, но и…

— Да, что вы сделали?

— Я придумал, как использовать это знание.

— И каким образом вы решили использовать его?

— Боюсь, что вы бы не одобрили его, если бы я заранее рассказал вам о своем плане.

— Вы должны понимать, Пэл, что я не совсем понял то, что вы имели честь сказать мне.

— Тогда разрешите мне просто рассказать всю историю, и тогда, да, вы поймете все.

— Очень хорошо, я буду нем, как Экрасанит.

— И это самое лучшее, поверьте мне. Итак, не прошло и получаса после вашего ухода, как из двери вышла девушка-служанка, которую, очевидно, послали в город с каким-то поручением. Кстати, вы не заметили, насколько она хороша?

— Как, разве вы были там?

— О, за домом, да, во время ваших…переговоров.

— Но… не имеет значения, мий друг, продолжайте. И куда эта девушка отправилась?

— Куда же еще, как не в почтовый дом на улице Достойного Пути, совсем недалеко от Девяти Камней.

— А, а! Ее послали отправить письмо!

— Точно. И доказательство этого она держала в руке, пока шла.

— Отправить от имени хозяина или хозяйки?

— Обоих, насколько мы можем предположить.

— К Пиро! — воскликнул Кааврен, и хитроумный план Пэла наконец-то дошел до него.

— И этом можно быть почти уверенным.

— Ну, и что вы тогда сделали?

— Что я сделал? Очень просто, последовал за ней.

— Да, и?

— А потом я заблудился.

— Как, заблудились?

— Увы, да. Вы же знаете, что я только первый год живу в Адриланке, и никогда не бывал в этой части города.

— Да, но что вы сделали тогда?

— То, что делает любой, когда заблудится: попросил помочь мне.

— И кого?

— Максу, конечно.

— Максу?

— Да, эту хорошенькую девушку-служанку.

— А, а! И она сумела помочь вам выйти из этого трудного положения?

— О, она сделала это без малейших затруднений. Она показала мне на тот самый перекресток, где мне надо было повернуть, чтобы добраться до моей цели.

— И какая же цель была у вас?

— Ну, вот эта самая милая гостиница, где мы с вами сейчас находимся.

— Конечно. То есть она сумела указать вам правильное направление?

— Да, но для этого ей потребовалось несколько раз показать направление обеими руками.

— И во время всех этих жестов?

— Ну, за это время я, совершенно случайно, бросил взгляд на адрес, написанный на конверте.

— А, вы очень наблюдательны.

— Но я сделал и еще кое-что.

— Как, еще?

— Да. Макса пообещала мне показать ее вечерние развлечения.

— Что? Вы, Пэл, с Теклой?

— О, слово чести, я не собираюсь жениться на ней.

— Тем не менее…

— Но, я надеюсь, вы хотите услышать адрес?

— Конечно, я желаю этого больше всего на свете.

— Письмо должно быть доставлено некоему Кекроке, в гостиницу Глубокий Источник, графство Мистиваль.

— Но, это же не Пиро! — воскликнул Кааврен.

— Ах, мой друг. Не будьте наивным. Неужели вы думаете, что ваш сын просил посылать ему письма на его имя?

— А, верно!

— И?

— Пэл, вы продолжаете поражать меня. Вот что я вам скажу. И вы правы, если бы вы заранее рассказали мне о вашем плане, я бы его безусловно не одобрил.

— Но теперь, когда дело сделано?

— Теперь не будем говорить об одобрениях, не будем говорит и о том, что бы сказал на это наш друг Айрич, но я не могу не использовать информацию, которую вы так искуссно раздобыли. И, более того…

— Да?

— Теперь я понимаю, почему вы так уверены, что мы знаем, где он будет завтра.

— Итак?

— Итак я опять у вас в долгу.

Йенди поклонился и сказал, — Хорошо, тогда давайте соберем наших друзей, узнаем, где находится Графство Мистиваль, и в путь.

— Наши друзья наверняка не предвидели, что мы соберемся в дорогу раньше завтрашнего утра.

— Возможно, но я считаю, что они уже готовы, в любом случае.

— И тогда?

— А вы собрали ваши вещи, дорогой Кааврен?

— Все, что мне надо, у меня с собой. А вы?

— О, вы же знаете, я всегда готов выехать по первому требованию или вообще без всякого требования.

— Тогда я оплачу счет, и мы едем.

— Вы даже не хотите допить ваше вино?

Кааврен пожал плечами, и все еще держа стакан с вином в руке, подозвал хозяина, который скурпулезно вычислил, сколько ему должны. Кааврен уплатил и поблагодарил хозяина за хорошее обслуживание, которое было быстрым и предупредительным. Хозяин просиял и уверил Кааврена, что если он опять окажет его дому честь и появится в нем, его будет ждать горячая клява.

Кааврен надел шляпу, попрощался с хозяином и стаканом вина, после чего вслед за Пэлом вышел за дверь.