"Нежнее шелка" - читать интересную книгу автора (Джонсон Сьюзен)

— Я уж думала, с тобой что-то случилось. Хоть бы предупредил, — взволнованно сказала Сунскоку, когда Юкиё вошел к ней в спальню.

Очарованный представшим перед ним зрелищем, он остановился в дверях. На Сунскоку надет простой халат, волосы распущены, лицо не накрашено; никогда еще она не казалась ему столь прекрасной.

— Но ведь ты ждешь меня в постели, и вот я здесь, — тихо сказал он.

Она насмешливо подняла брови:

— Как оригинально.

— Не знал, что это требуется. — В его голосе сквозил легкий сарказм.

Опомнившись, она проговорила:

— Прости меня, я страшно волнуюсь. Так много зависит от того, чтобы все стало на свои места, от стольких людей, которые нам делают одолжение, зависим… И еще чтобы люди Хироаки не помешали…

— В настоящий момент они пьяны в стельку. Не очнутся до утра.

— Когда мы уйдем отсюда?

— Как только захочешь.

— Жаль, что нельзя сейчас.

— Если попытаемся подняться на борт ночью, команда «Красавицы Юга» скорее всего сначала начнет стрелять, а потом уж задавать вопросы.

— Знаю, знаю, но… — И Сунскоку вздохнула. — Хочется, чтобы все было уже позади. Благополучно. И чтобы мы вышли в море.

Он не видел ее такой — напряженной и напуганной, дрожащей от страха. Он знал ее только как утонченную гейшу и сдержанную куртизанку, привлекавшую всеобщее внимание красавицу, славу Ёсивары.

— Мы поднимемся на борт. Для этого нужны только деньги. Не беспокойся.

— Если бы все было так просто. Ты пытаешься меня успокоить. Но я в ужасе… Ты ведь знаешь, я никогда ничего не боюсь… не боялась… раньше. — Голос ее замер.

Он знал, что может сделать с человеком Ёсивара. Но ему понравилась возможность увидеть живую женщину со страхами и неуверенностью. Хоть это и известная в Эдо гейша.

— Если хочешь, посидим до утра, а на рассвете уйдем.

— А можно ли… то есть… Как это по-детски звучит… Я боюсь лечь спать. А вдруг не проснусь? Вдруг люди Хироаки вернутся прежде, чем мы уйдем… Да мало ли что может случиться не так…

— Это не проблема. Ты будешь пить чай, я буду пить саке, жаровня горит. Можешь рассказать мне историю своей жизни, пока не настанет утро, — сказал он с усмешкой.

— К твоему сведению, — отозвалась она, тоже пытаясь улыбнуться, — моя жизнь начнется в тот момент, когда судно Драммонда поднимет якорь.

— Справедливо. — Он снял плащ и отбросил в сторону. — Тогда сегодня ночью это будет моя история, — сказал он, и его насмешливые глаза засветились.

— Может, стоит придумать что-нибудь более приятное.

Он налил себе саке и поднял на нее взгляд:

— Я так и собирался. Ты ведь не думала, что я расскажу тебе правду, да?

— Я столько времени прожила среди лжи, что мне не слишком приятно слышать от тебя такое.

— Тогда помолчим о нашей жизни. Ты поела?

— Пыталась. — Кивком головы она указала на поднос с нетронутой едой.

— На самом деле у меня есть для тебя очень хорошие новости, — сказал он, садясь рядом с ней на постель. — Твоя семья благополучно выехала.

— Почему ты не сказал этого раньше?! — воскликнула она, широко раскрыв глаза.

— Забыл. — При виде ее он всегда терялся.

— Расскажи, расскажи мне! — Она села с ним рядом, крепко сжав на коленях кулаки. В голосе ее звенело нетерпение. — Хочу знать все подробности.

— Я мало знаю. Ногучи добрался до твоей семьи, увез их в Нагою и посадил на корабль, идущий в Гонконг. Тайком, конечно.

— Всех?

— Вплоть до бабки, как он сказал. Они будут ждать тебя в Гонконге.

На ресницах Сунскоку задрожали слезы, и, скатившись, они полились по щекам, а она пыталась подавить рыдания.

Обняв, он привлек ее к себе.

— Можешь поплакать, милая, никто не услышит.

Он понимает, думала она. И позволила выплакаться — за все годы. Она плакала о семье, плакала об утраченном детстве, плакала потому, что узнала, что те, кто ей дорог, в безопасности.

— Вы очень хороший человек, Юкиё-сан, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь и всхлипывая. — Вы самый сострадательный и прекрасный человек в мире, и если любовь действительно существует, я буду любить вас за все, что вы для меня сделали.

Благодарность ему не нужна; он хотел большего. Но разве он не прожил в Ёсиваре десять лет? Он человек терпеливый.

— Рад был тебе помочь, — прошептал он, утирая ей слезы.

— Ты получишь все, что захочешь, за то, что дал мне, — шепнула она, целуя его в щеку.

Он понял, что она предлагает, но он хотел ее страсти, а не благосклонности.

— Когда окажемся на свободе, у нас будет много времени для этого. — Он снисходительно улыбнулся. — А сейчас следует подумать, как переправить на корабль наше золото, чтобы оно не досталось чиновникам.

Она отпрянула и сурово посмотрела на него.

— Ты серьезно? — Слишком дорогой ценой достались ей эти деньги, чтобы, лишившись их, остаться без будущего.

— Пройти сквозь строй чиновников может стоить очень дорого… если не…

— Что, что? Говори же!

Волнуясь, она походила на нетерпеливого ребенка, и он задумался. «Может, то, что ее так рано отдали на обучение профессии гейши, не дало развиться в ней чувствам взрослого человека? Или просто она наконец-то позволила себе реагировать на происходящее с присущей ей от природы непосредственностью?»

— Мы могли бы заплатить рыбаку, чтобы он провез нас мимо чиновничьего барьера. Дешевле обойдется, чем подкупать начальников гавани, — заключил он.

— Мы так и сделаем. — Она бросила взгляд на свой багаж. — А сколько можно взять с собой? Могу я взять все это?

— Да, возьми все.

— Откуда ты все это знаешь?

— Ногучи вырос в Осаке. Я слушал все, что он мне рассказывал.

— Хорошо, что у тебя багажа немного.

— Я отослал все ценное заранее.

— Заранее? Откуда ты узнал куда… — Она улыбнулась. — У стен есть уши, не так ли?

— И глаза, — добавил он с довольным видом. — Я, наверное, знаю о тебе больше, чем ты сама. Например, если ты выпьешь слишком много саке, ты храпишь.

— Этого не может быть!

— Я, быть может, ошибаюсь, — быстро согласился он. — Но ты очень красивая, когда спишь.

— То-то, — сказала она, уже не такая смущенная. — Значит, ты знал, что мы поедем в Осаку?

— Как только услышал, как Хироаки дает тебе указания. Я всегда был рядом, когда он приходил к тебе. Это опасный человек.

— Ты меня охранял?

— В некотором смысле.

Она улыбнулась:

— И видел все, что не полагается?

Он усмехнулся:

— И это тоже. Хотя, имей в виду, я гораздо лучше.

— Да, я наслышана об этом.

— Запомни это на будущее. Сейчас у тебя голова не тем занята.

— А у тебя?

— Я целеустремлен.

— Тогда не пей больше.

— Я не пьянею. Ты со мной в безопасности. И от меня. — Меньше всего ему хотелось пугать ее.

— Как ты можешь быть таким добрым? — прошептала она, чуть ли не погибая от его нежности, ведь все мужчины, которых она знала, были себялюбивы и требовательны.

— Я так хочу. — Будучи человеком дисциплины, он давно научился ждать. — Мне просто постель не нужна.

Она оглядела его красивое лицо и сильное молодое тело, отметила татуировку на кистях и предплечьях, завитки на спине, переходящие на грудь. Сколько нужно вытерпеть, пока так разукрасят? Или у него совсем нет нервов?

— Мне тоже. Хотя я, кроме секса, не знаю ничего другого.

— Я покажу тебе потом.

— А что, если я захочу теперь? — прошептала она, проверяя свою власть.

Он слегка улыбнулся:

— Ты говоришь несерьезно. Подожди, пока тебе действительно захочется. Тогда больше понравится.

— Сколько раз это нравилось тебе?

— А почему я должен тебе об этом рассказывать? Скажу только, мне кажется, мы с тобой поладим.

— Какой самоуверенный.

Он усмехнулся:

— Я реалист. Не хочешь ли чаю? Ночь будет долгая. — Действительно долгая, думал он, не привыкнув ограничивать свои похотливые желания. — Не сыграть ли нам в го?

— На деньги?

— Конечно. Я помогу тебе облегчить багаж.

— Вряд ли. Я хорошо играю.

Его ресницы опустились, скрывая насмешливое выражение глаз.

— Неужели?

— В прошлом месяце я выиграла тысячу рё.

— Тогда мне нужно быть внимательным, — с довольным видом сказал он. Даже держа пари, он выигрывал всегда, шла ли речь об игре в го или о дне, когда зацветет сакура.

— Я взяла с собой маленькую доску. — Это была мозаичная слоновая кость Хэйанской эпохи. — Это подарок, с которым я не могла расстаться.

Взгляд его насторожился:

— Подарок от кого-то близкого?

— От моего старого учителя. Незадолго до его смерти. — Самым известным гейшам полагалось уметь писать стихи каллиграфическим почерком и обладать творческим даром.

— А-а. Тадаясу. — Этот царедворец, разорившийся в трудные времена, научил читать и писать и Юкиё тоже. В действительности он стал для него наставником и жил в доме, купленном для него Юкиё. — Он и меня обучал. — Его медленно расплывшаяся улыбка содержала намек на вызов. — Почему бы нам не выяснить, кто учился лучше?..