"Двойной капкан" - читать интересную книгу автора (Таманцев Андрей)IIIТелефонный звонок в квартире одного из самых популярных комментаторов Центрального телевидения Евгения Павловича С. раздался в четвертом часу утра. Услышав пробившуюся сквозь двери спальни пронзительную трель звонка, он лишь глубже зарылся головой в подушку. Ошибка какая-то, никто не мог звонить ему в это время. Но звонки шли один за другим. И только после четвертого или пятого до него дошло, что звонит не городской телефон в гостиной, а аппарат из соседней со спальней восьмиметровой комнатушки, служившей ему домашним кабинетом. Это был телефон прямой связи с руководством телеканала, он оживал редко, но всякий раз звонок означал, что произошло что-то неординарное. Осторожно, чтобы не разбудить жену, С. сполз с кровати, накинул халат и прошлепал босыми ногами в кабинет. — Слушаю, — негромко бросил он в трубку, одновременно прикидывая в уме, чем мог быть вызван этот ночной звонок. Его воскресная аналитическая программа в прямом эфире, посвященная недавней отставке правительства Черномырдина, прошла вроде бы нормально, удалось мягко и даже не без изящества обойти все острые углы и подводные камни. Но это могло ему только казаться. В таких делах никогда точно не знаешь, кому ненароком наступишь на больную мозоль. И не раз случалось, что самая безобидная фраза вызывала резкое раздражение в Белом доме, Госдуме или, что было хуже всего, на Старой площади, или даже в Кремле. — Извини, Женя, что я тебя потревожил, — услышал он голос одного из руководителей канала. — Очень срочное дело. Тебе придется немедленно выехать в командировку. Захвати свой эфирный костюм. — Какая, к черту, командировка, какой костюм? — возмутился С. — После этого проклятого эфира я два часа буравил простыни, прежде чем уснул! А ты будишь меня… О Господи! Три тридцать ночи! — За тобой заедет офицер из службы безопасности, — продолжал руководитель канала, будто и не услышав С. — Лейтенант Авдеев. Он скажет, что делать. — Да что хоть происходит?! — Понятия не имею. Не теряй времени, одевайся. Машина уже у твоего дома. Не забудь эфирный костюм, — повторил руководитель канала и повесил трубку. И тут же раздался звонок в дверь. С. посмотрел в глазок. На лестничной площадке стоял молодой человек в штатском. Он поднес к дверному глазку раскрытое служебное удостоверение и представился: — Лейтенант Авдеев. Вы готовы, Евгений Павлович? Самолет ждет. Все дальнейшее напоминало какой-то сумбурный клип. Сумасшедшая езда по ночной Москве в милицейском «форде» с красными мигалками-катафотами и сиреной, сгоняющей с дороги редких таксистов, пролет на скорости за двести по Минскому шоссе. — Куда мы едем? — спросил С. у лейтенанта Авдеева. — Вы все узнаете в свое время, — ответил лейтенант, и С. понял, что расспрашивать бесполезно. Одинцово, Голицыне, поворот на Кубинку. С. знал, что в Кубинке находится один из самых крупных военных аэродромов. Когда-то ему пришлось делать здесь репортаж ко Дню Военно-Воздушного Флота, и он помнил, как его полдня мурыжили на КПП. Но на этот раз ворота контрольно-пропускного пункта открылись при появлении «форда», машина без остановки миновала еще два внутренних КПП и остановилась возле огромного темного ангара. Ворота ангара были открыты, на площадке перед ним стоял сверхзвуковой истребитель-бомбардировщик, напоминающий очертаниями «Су-27». Но это был не «Су-27». — Что это за самолет? — успел спросить С. у лейтенанта Авдеева. Он не особенно рассчитывал на ответ, но лейтенант неожиданно улыбнулся: — Красавец, да? «Су-30МК». Последняя модель. Скорость — два Маха. Около двух с половиной тысяч километров в час. Когда-то я мечтал стать летчиком, но… Не получилось. — И мы на ней полетим? — недоверчиво поинтересовался С. — Вы, — уточнил лейтенант и добавил, передавая С. каким-то людям в летной форме: — Вам повезло. С. знал о перегрузках, какие испытывают пилоты этих машин, так что не очень-то обрадовался своему везению. Но поделиться своими сомнениями ему было не с кем и некогда. Его провели в какую-то комнату, примыкавшую к ангару, предложили раздеться до белья, усадили в кресло и облепили датчиками. Человек в белом халате кивнул: "Нормально. Но не больше трех "ж". И не успел С. сообразить, что три "ж" — это уровень перегрузки при наборе скорости, как его облачили в костюм, напоминающий космический, водрузили на голову гермошлем, вывели к самолету и усадили в кресло позади пилота. Фонарь над его головой надвинулся, превратив аэродромные огни из ярко-желтых в синие. — Как дела, парень? Нормально устроился? — прозвучал в гермошлеме голос пилота. — Да, все в порядке, спасибо, — поспешно ответил С. — Ты только никаких ручек не дергай. И кнопок не нажимай. Просто сиди и лови кайф. Проверка связи закончена. Прошу разрешения на взлет. — Взлет разрешаю. Самолет вырулил на начало полосы, взревел турбинами и почти вертикально взмыл вверх. С. почувствовал, что щеки его сдвинулись к ушам и натянулась кожа на лбу. В правую боковину фонаря снизу ударило солнце. Самолет шел явно на север. — Нормально? — снова спросил пилот. — Терпимо. Куда мы летим? — Скоро узнаешь. Но и через полчаса, когда самолет резко пошел вниз и приземлился на каком-то военном аэродроме, С. только по заснеженным сопкам и белесым, как в петербургские белые ночи, облакам смог понять, что они где-то на широте Петрозаводска. Здесь самолет уже ждали. С С. сбросили его космический костюм, поверх его обычной одежды напялили камуфляжный бушлат и усадили в выстуженный ночным морозцем трюм военно-транспортного вертолета. Еще спустя сорок минут вертолет сделал широкий круг над каким-то маленьким городком посреди озер и опустился на площадку возле обычного провинциального телецентра. Бортмеханик открыл дверь, спустил трап и сказал: — Приехали. Он подал С. его спортивную сумку и добавил: — Интересно было на вас посмотреть. — Вы меня знаете? — спросил С., не лишенный, как и всякий журналист, тщеславия. — Дак кто ж вас не знает? — ответил бортмеханик. — Каждое воскресенье лапшу на уши вешаете. Не захочешь — дак все одно узнаешь. — Почему это лапшу? — искренне обиделся С., но бортмеханик уже скрылся в трюме. Возле трапа С. поджидал немолодой сухощавый человек в штатском с седыми, коротко подстриженными волосами. — Полковник Голубков, — представился он, пожимая С. руку. — Рад вас видеть, Евгений Павлович. — Где мы? — спросил С. — Этот городок называется Полярные Зори. Говорит вам что-нибудь это название? Здесь находится Северная атомная электростанция. — Теперь вспомнил, — сказал С. — А где же она? Полковник показал в сторону от города, там над белесой водой озерца возвышались белые корпуса, увенчанные двумя высокими трубами. На верхушке одной из них помигивал красный огонь. — Может быть, хоть вы, полковник, объясните мне, что происходит? — спросил С. — Сейчас все объясню, — пообещал Голубков. — Только отдам кое-какие распоряжения по хозяйству. Капитан Евдокимов! — окликнул он одного из молодых людей. — Задача ясна? — Так точно, Константин Дмитриевич. — Тогда — с Богом! Капитан Евдокимов подал знак рукой, человек пятнадцать крепких молодых людей в камуфляже и с короткими автоматами на плечах скрылись в вертолетном трюме, тяжелая машина поднялась и боком ушла на север. Полковник Голубков проводил взглядом удаляющийся вертолет, оглянулся на корпуса АЭС, с недоумением пробормотал: — Чего-то не пойму. Почему эта лампочка мигает? Красная, на трубе? Раньше вроде бы не мигала. — Контакт, возможно, плохой, — предположил С., — или вот-вот перегорит. — Может быть, — согласился Голубков. — Пойдемте, Евгений Павлович. Я покажу вам ваше рабочее место. — Мне предстоит здесь работать? — Да. И это очень ответственная работа. Возможно, самая важная из всего, что вы делали до сих пор. Он провел С. по коридорам телестудии и открыл дверь, над которой был укреплен плафон с надписью «Микрофон». Это была эфирная студия, надпись загоралась, когда шла передача. Сейчас она не горела. Полковник пропустил гостя вперед и зажег в эфирной верхний свет. С. ахнул: это была точная копия его студии в Останкино, из которой он каждое воскресенье вел свои передачи. Один в один. Разве что размером чуть меньше. Но — тот же стол, те же мониторы на заднем плане, по которым транслировались остальные программы, тот же телефон связи с режиссерским пультом, И даже кресло такое же. — Садитесь, — предложил Голубков. — Сейчас придут оператор и режиссер, вы скажете им, что и как нужно делать. А пока посмотрите материалы, которые вы должны выдать в эфир. Передача начнется в шесть ноль-ноль по московскому времени. — В шесть начинает работать только OPT, — напомнил С. — По сетке «Доброе утро». — Сегодня в шесть ноль-ноль будут работать все каналы. И утро будет не слишком добрым. Вот текст для начала. Подправьте, если что не так. С. прочитал: — Внимание! Работают все телеканалы Центрального телевидения. Через пять минут будет передано сообщение чрезвычайной важности. — Здесь должна быть пауза, — объяснил появившийся в эфирной молодой человек с аккуратной черной бородкой, делавшей его не старше, а, наоборот, моложе. — Юрий, — представился он. — Программный режиссер, я буду вести передачу. А это наш студийный оператор. Коля. Оператор был тоже молодой, но толстый и флегматичный, как все операторы. — В паузу я предложил бы дать кусок из «Лебединого озера», — продолжал режиссер. — Это сразу создаст у зрителей определенный настрой. — А у нас что — очередное ГКЧП? — спросил С. — Хуже, — ответил полковник Голубков. — Но Лебединое озеро — стоит ли? Фарсом попахивает. Может, лучше дать просто часы? — Можно и часы, — согласился режиссер. — Прочитайте следующий текст, — попросил Голубков столичного гостя. — Тоже вслух и на полном серьезе, — добавил режиссер. — У нас не будет времени для трактовых репетиций. — Ладно, работайте, а я, это, покурю пока, — сообщил оператор, выходя из эфирной. — Я рядом, на площадке, кликнете, когда буду нужен. С. взял из папки второй лист. — Внимание! Передаем экстренное сообщение, — прочитал он. — Сегодня ночью группа чеченских боевиков из армии освобождения Ичкерии во главе с командующим армией полковником Султаном Рузаевым захватила первый энергоблок Северной атомной электростанции, самой крупной АЭС на Кольском полуострове… Что за фигня? — Читайте, читайте, — кивнул Голубков. — …заминировала его и захватила в качестве заложников весь обслуживающий персонал. Полковник Султан Рузаев предъявил Президенту, правительству и Государственной Думе России ультиматум. Он передал нам видеопленку с записью его ультиматума, а также видеопленку с репортажем Си-Эн-Эн о захвате и минировании станции. Полковник Рузаев потребовал, чтобы эти видеоматериалы были показаны по всем каналам Центрального телевидения. Мы вынуждены выполнить это требование… Невероятно! — сказал С. — Я не могу в это поверить! — Вы и произносите текст так, будто не верите в реальность страшной угрозы, — решительно заявил режиссер Юрий. — Никуда не годится. Прочитайте еще раз. С наполнением! — Вы будете указывать мне, как вести себя перед камерой? — возмутился С. — Извините, Евгений Павлович, я уважаю вас как профессионала. Но уважайте и мою профессию. В Москве вы можете мекать и бекать, но за качество передач из этой студии отвечаю я. Неизвестно, чем закончилась бы эта перепалка, но тут в эфирной появился телеоператор и обратился к полковнику Голубкову: — Константин Дмитриевич, там, это… красная лампа на вентиляционной трубе. Ну, на первом энергоблоке. — Что — лампа? — поторопил Голубков. — Ну, мигает. — Видел. И что? Возможно, искрит контакт. — Это не контакт. Я, это… Ну, я на флоте служил. Сигнальщиком. И радистом. Это не контакт. Это код. Сигнал вызова. — Быстро! — скомандовал Голубков и первым выскочил на лестничную площадку, из окна которой были видны корпуса АЭС. Следом кинулись оператор с режиссером, а за ними и С. с неторопливостью важного столичного гостя. — Читай! — приказал Голубков оператору. — Можешь? — Я, конечно, давно, это самое… — Да читай же! Что сможешь! — Знак вызова. Какой-то Пастух вызывает какого-то дядю Костю. Просит подтвердить, что это, вызов понят. — Как подтвердить? — Ну так же. Мигнуть. Кто такой дядя Костя? — Где дежурка электрика? — обернулся Голубков к режиссеру. — Ведите, Юрий, бегом! Они спустились в подвал. Голубков бесцеремонно растолкал мирно спящего электрика. Тот не сразу понял, чего от него хотят, но, когда понял, дело пошло быстрей. Они поднялись на крышу студии, электрик отпер распределительный щиток и ткнул в рубильник: — Вот. Энтот — как раз на фонарь. Я еще надобен? — Нет, иди досыпай, — разрешил Голубков и обернулся к оператору: — Ну, Коля, на тебя вся надежда. Передай: «Вас понял». Сможешь? — Делов-то! — хмыкнул оператор и поудобней ухватился за рукоять рубильника. Лампочка на ретрансляторе трижды мигнула и погасла. Далекий красный фонарь на вентиляционной трубе АЭС тотчас же прекратил мигание. — Он понял! — заорал оператор. — Въехали? Понял! — Передай: «Перехожу на прием!» — скомандовал Голубков. — Да нет такого сигнала! Есть просто: «Прием». — Ну так и сигналь просто «Прием»! Оператор трижды коротко ткнул рубильником в шину и вновь погасил фонарь. Все напряженно всматривались в сторону станции. Фонарь на трубе мигнул. — Начало сеанса, — прокомментировал оператор. — У кого есть ручка и бумага? — спросил Голубков. — У меня, — ответил С., доставая блокнот. — Записывайте, Евгений Павлович! Красная лампочка на далекой трубе АЭС замигала в нервном, прерывистом ритме. — «Стан… станция… заминирована… сем… тем…» Не понимаю. — Семтексом, — подсказал Голубков. — Что это за холера? — удивился оператор. — Взрывчатка. Типа пластита. Не отвлекайся, черт бы тебя! — «В… дето…» ага, понял: «в детонаторах тэ-е-тэ-рэ-и-лэ». — Тетрил, — сказал Голубков. — Дальше! — "Радио… взры… ватели… система… спутник… спутниковой… связи… про… верены. Проверены. И… работают…" Точно: «и работают безотказно… Пус… пусковой… Бэ… лэ… о… Ага, блок… постоянно… у… у объекта… пэ…» Просто «пэ». Спрашивает: «Как поняли»? — Ответь: «Поняли все». Успели записать, Евгений Павлович? — Да. Кто такой объект «Пэ»? — Сообщник Рузаева. — Значит, станция в самом деле?.. — Да! — рявкнул полковник Голубков. — Да! В самом деле! С. побледнел: — Но это… Это же… Да это же катастрофа! В грудь ему ткнулся палец режиссера. — Очень хорошо! Превосходно! Вот с этим наполнением вы и должны выйти в эфир!.. |
||
|