"Тайна моего двойника" - читать интересную книгу автора (Гармаш-Роффе Татьяна Владимировна)

Глава 4 ИГРА СО СМЕРТЬЮ 2: ОБОЗНАТУШКИ-ПЕРЕПРЯТУШКИ

Домой я приплелась под утро, совершенно разбитая, и, едва раздевшись, плюхнулась в постель.

Проснулась далеко за полдень с чудовищной головной болью. Проглотив две таблетки аспирина, я забралась в ванну.

Головная боль постепенно затихла, горячая вода расслабила, и я начала снова засыпать. В полудреме всплыло: Джонатан моет меня. Сосредоточенный взгляд его светлых, в ободе чернейших ресниц глаз скользит по моему телу. Кажется, без всякого выражения… Но откуда взялось тогда, наполнило электричеством самый пар в ванной то эротическое напряжение, которое так пронзило меня? Загадка… Влюблена ли я в него? Люблю ли я Игоря? И вообще, что такое любовь? Я знаю точно, что я люблю мою маму. Я знаю точно, что я люблю Шерил. Это две разных любви, но обе очень сильны. В любви к мужчине есть еще и эротика, сексуальное напряжение, которое добавляется к любви человеческой, эмоциональной, сердечной… Но если попробовать убрать эту сторону, что останется? Не знаю. Игорь так нежен, так заботлив, так чуток… Мне с ним хорошо. Я его люблю за то, что мне с ним хорошо? За все то, что он мне дает? Корысть? Любила бы я его, если бы он мне всего этого не давал?

Я попробовала представить себе себялюбивого, эгоистичного Игоря. Бр-р, какой кошмар! Такого бы я не любила, не смогла бы. Значит, любовь не бескорыстна. Моя, во всяком случае.

Однако есть же люди, которые любят стерв и стервецов, развратников и развратниц, эгоистов и эгоисток… Я не говорю о любви жертвенной – это святые люди, которые живут с инвалидами, с больными и так далее. Перед такими я преклоняюсь. Я говорю о безумцах, которые растрачивают сокровища своей души на всякую дрянь и пьянь. Они сами кто – святые или ущербные? Они и есть образец любви бескорыстной? Когда тебе в морду дают, в прямом смысле и в переносном, а ты бьющую тебя руку целуешь?

Нет, эти безумные, преданно любящие своих драгоценных негодников и негодниц – они любят в этой любви себя. Потому что они в ней реализуются. Потому что им нужны всепоглощающе сильные чувства, а столь сильные чувства требуют и успешно вызывают к себе глубокие эгоисты. Как в физике: чем больше разница потенциалов, тем больше электричества. Так что эти мазохисты тоже находят свой, хотя и специфический, душевный комфорт в столь, казалось бы, некомфортных отношениях…

Бывает ли вообще любовь полностью бескорыстная? Если начать анализировать, разлагать ее на составные – получится, что любви-то и нет. Есть все время выбор, хотя и подсознательный, кто тебе что дает. Пусть речь и не идет о материальных благах, пусть даже о душевных, духовных, энергетических – все равно, мы выбираем тех, кто нам дает…

Вода в ванне начала остывать. Выпроставшись из кружев пены, я потянулась за душем. Мои философствования навеяли на меня еще большую тоску. Чем тогда жить, если настоящей любви не существует? Получается, что существует только одна ценность: комфорт. Каждый стремится к такому роду комфорта, который для него наиболее существен: один к материальному, другой к душевному, третий к энергетическому – вроде слабаков, которым нужна постоянная подпитка; четвертый к интеллектуальному… Или вот еще разновидность: люди, которым комфортно только тогда, когда они себя чувствуют выше других. И они ищут любыми способами средства это доказать: кто на шмотки с косметикой разоряется, кто карьеру как безумный делает… Эта порода любит только тех, кто способен им помочь самоутвердиться в их тщеславных притязаниях, кто послужит двигателем в их продвижении на вершину общества. В общем, любовь как средство передвижения по жизни.

Паскудно все это. Но ведь это правда, не так ли?

Я закрутила воду и услышала, как надрывается мой телефон. Впрыгнув в махровый халат, я пошлепала мокрыми ступнями к аппарату, который по-прежнему стоял на полу в гостиной.

– Кати! Что-то случилось?

Я вдруг подумала: сейчас она скажет, что Шерил пришла в сознание!

– Нет, почему… Просто кто-то оставил запись на автоответчике по-русски.

Игорь?! А кто же еще, конечно, он! Слава Богу, объявился!

– Я сейчас же приеду! Хотя, погодите, я же могу прослушать отсюда! Повесьте трубку, пожалуйста, и не снимайте, когда я буду звонить.

Сбегав за тапочками и довытершись, я набрала свой прежний номер. Заговорил моим голосом автоответчик – сначала по-русски, потом по-французски, – и я нажала свой код.

«Добрый день, Оля, это Владимир Петрович. Ко мне приходил человек, он привез вам от Игоря портативный компьютер. Я ему дал ваш адрес, поскольку он не смог до вас дозвониться. Так что ждите гостя, он, по-моему, сразу к вам и поехал. Позвоните мне как-нибудь, а то вы совсем пропали. Надеюсь, у вас все в порядке?»

Ох, у меня ровно наоборот, Владимир Петрович: все не в порядке… Но я вам про это рассказывать не буду. Я снова позвонила, Кати сняла трубку.

– Должен приехать человек, он привезет мне компьютер. Не знаю, говорит ли он по-английски, но даже если и да, то, пожалуйста, ничего ему не объясняйте: кто вы, да что вы, и где я. Просто заберите у него компьютер, и все. Ладно?

– Разумеется, мне ничего не стоит выполнить вашу просьбу. А он когда должен приехать?

– Скоро, в течение ближайшего часа. Я тоже подъеду, только вот соберусь, а то я только что из ванны.

– Хорошо, буду вас ждать. А… какой компьютер?

– Не знаю, – удивилась я. – Портативный.

– С Windows 95?

– Наверное…

– Вы не возражаете, если я пока в пасьянсы поиграю?

Ах, вот оно что! Я даже умилилась.

– Конечно, Кати, никаких проблем…

– Я, кстати, если вы еще им не владеете, могу вас научить.

Windows 95 только вышел пару месяцев назад.

– Спасибо. С удовольствием.

Все четко: услуга за услугу. Мир устроен просто и разумно.

Впрочем, это очень мило с ее стороны.

Значит, Игорь дал о себе знать. Из какого-то таинственного небытия, из тотального отсутствия в моей жизни, которое длится уже почти месяц, он наконец стал подавать мне знаки. Может быть, он оставил мне в компьютере какую-нибудь записку, письмо? Нам с ним случалось, уходя, оставлять наш домашний компьютер включенным с запиской на экране. Конечно, это были ерундовые послания, типа: «Игореша, если придешь раньше меня, мясо в духовке. Я у Наташки, буду к семи». Или: «Оленька, меня срочно вызвали, не жди к ужину. Я тебе позвоню». Но все же, как говорят юристы, прецедент использования компьютера для личной переписки был, и я очень надеялась найти в нем письмо от Игоря. С объяснениями, что происходит.

Я схватила фен и стала сушить волосы. Я вообще эту штуку не люблю, от нее портятся волосы, но я торопилась. С грехом пополам одевшись, я даже не стала краситься, соблюдая на сей раз заветы доктора, уже и так много раз мною нарушенные.

До моей прежней квартиры было всего несколько станций метро, минут двадцать в общей сложности. Сердце мое билось в предчувствии чего-то важного, казалось, что вот сейчас, с получением этого подарка от Игоря, я все сумею понять, все увидеть с логичной ясностью – все события, которые происходили и происходят вокруг меня. Интересно, кто привез мне компьютер? Знаю ли я этого человека? Вообще-то странно, что у него не было моего адреса… Хотя нет, почему странно? Разумно, Игорь дал ему мой телефон, а уж где встретиться, я бы решила сама. Но человек этот не дозвонился и попросил мой адрес… Хотя стоп: Кати не говорила мне, что были звонки! Но он мог ее и не застать – она проводит немало времени в больнице. А на автоответчике он не захотел оставлять послание… Непонятно, впрочем, почему, у него все-таки было поручение… Да нет, все наоборот: я же переехала, и Игорь, не зная моего нового телефона, направил своего посыльного к Владимиру Петровичу в надежде, что тому известны мои новые координаты! Да какая, собственно, разница! Главное, что Игорь объявился! И в компьютере наверняка письмо от него! Может быть, Игорь мне даже написал, что он сумеет приехать в Париж, как собирался, и тогда мне не придется ехать с Джонатаном в Москву… Игорь мне все сумеет объяснить, я уверена. И все станет на свои места, и этот кошмар наконец закончится! Я, кстати, могу познакомить его с Джонатаном… Хотя нет, зачем? Вовсе ни к чему их знакомить!

«Мойша, выйди из машины», – сказала я себе. Еще неизвестно, есть ли в компьютере письмо от Игоря, а я уже пытаюсь решить, знакомить ли его с Джонатаном! До чего же глупо человеческое воображение устроено, скажу я вам.

Подходя к своему прежнему дому, я увидела необыкновенное оживление. В нашу улицу набилась куча народу. Протиснувшись, я рассмотрела с другой стороны машины полиции и «Скорой помощи». Недоброе предчувствие кольнуло грудь, и я рванулась к подъезду.

У двери я была вынуждена отступить. По лестнице два санитара спускали носилки, на которых лежало тело, укрытое с головой.

С головой – значит, мертвое, промелькнуло в сознании.

– Кто это? – крикнула я.

Мне не ответили, только один из санитаров молча посмотрел на меня.

Пропустив их, я рванула к лифту, нажала непослушным пальцем кнопку третьего этажа. Только не это, молила я, только не это! Как же мне не хотелось, чтобы лифт приехал на третий этаж, чтобы его двери раскрылись передо мной, чтобы моим глазам предстало то страшное зрелище, которое рисовало мне мое воспаленное воображение!..

…Но, к моему бесконечному ужасу, оно было именно таким, как мне представлялось: дверь моей прежней квартиры была распахнута настежь, и в ее просвете роились черные полицейские мундиры.

Негнущимися ногами ступила я из лифта, глядя остолбенело на эту картину. На меня никто не обратил внимания, и на мгновение мне показалось, что я все это вижу во сне.

Я бессильно привалилась к распахнутой двери.

Это был не сон.

На полу был нарисован белый контур недавно лежавшего тут тела, и большая, темно-красная кровавая лужа в его центре почему-то показалась неправдоподобной, ненастоящей, бутафорской.

Но дурно мне сделалось по-настоящему. Я качнулась, схватилась за дверь руками и зажмурилась.

– Вам плохо? – услышала я чей-то голос.

Но открыть глаза было выше моих сил. Я держалась за дверь, боясь упасть. И вдруг мои руки ощутили занозистую, вывороченную древесину. Я чуть-чуть приоткрыла глаза. Дерево оказалось вспучено множественными пробоинами.

Мне сделалось холодно, и в голове зазвенело однотонно и бессмысленно, как будто через помехи прорывалась какая-то мысль, а мое подсознание ее глушило, как глушили раньше «вражеское» радио.

– Девушка, вам плохо? Вам помочь?

Повернулась на голос. Один из полицейских смотрел на меня обеспокоенно.

– Что с Кати? – схватила я его за рукав.

– Вы кто?

– Я мать ее подруги… То есть я дочь… Нет, я подруга ее дочери! – выкрикнула я наконец. Мысли путались в моей голове до обморока.

– Обратитесь вон к тому господину.

Господином оказался комиссар Гренье. Увидев меня, он оторвался от рассматривания какого-то предмета и выпрямился. Я бросилась к нему и, долетев до его широкой груди, припала щекой к шерстяной ткани его серого костюма. «Сейчас расплачусь», – подумала я.

Но я не расплакалась.

Я упала в обморок.

Я обнаружила себя на диване в своей прежней квартире. Комната опустела, в ней остались только комиссар Гренье и врач.

– Ну вот и отлично, – сказал последний, увидев, что я открыла глаза. – Как вы себя чувствуете, мадемуазель?

– Ничего… Все в порядке.

Врач склонился надо мной, щупая пульс. Удовлетворенно кивнул и произнес:

– Вам бы хорошо чашечку кофе.

– Я сделаю, – села я на диване. Голова кружилась, но в остальном все было сносно.

– Я вам приготовлю, – вызвался комиссар. – Ей больше ничего не грозит? – обратился он к врачу.

– Думаю, что нет. Это был просто легкий обморок на почве нервного потрясения.

– Тогда вы можете быть свободны.

Доктор стал одеваться, а комиссар отправился на кухню. Я предпочла лечь.

– Кофе сделайте сладким! – посоветовал врач.

– Я всегда пью сладкий…

– Тем лучше.

С этими словами он покинул мою бывшую квартиру.

Комиссар пришел с сахарницей, снял с тумбочки у дивана телевизор, поставил его на пол, водрузил на его место сахарницу, снова ушел на кухню и вернулся с двумя дымящимися чашками кофе, которые пристроил рядом с сахарницей на пыльной тумбочке. Усевшись на стул рядом, он посмотрел на меня.

– Ты как?

– Нормально.

– С тобой можно говорить? Ты в обморок не грохнешься снова?

– Постараюсь, – криво-слабо улыбнулась я.

– Ты поняла, что случилось?

– Догадываюсь…

Мне захотелось погрузиться обратно в обморок, в небытие. Как Шерил. Молчи, не говори ничего, комиссар Гренье!

Но он сказал. Слова упали, как ножи, мягко войдя в серое вещество мозга:

– Кати убили.

Я прикрыла глаза. Комиссар ждал, пока я слажу с эмоциями.

– Как? – тихо спросила я, не размыкая век.

– Расстреляли через дверь.

Я натянула плед на лицо. Сделалось темно и тепло. Плед пах пылью.

Пусть, только бы не вылезать. Спрятаться, исчезнуть, замереть.

Только бы не видеть эту жизнь, в которой меня убивают. В которой убивают людей вокруг меня.

Вместо меня.

Комиссар подождал некоторое время, потом осторожно позвал:

– Оля?

– Компьютер, – пробормотала я, высунув нос наружу.

– Что?

Я, с трудом подбирая слова, стала объяснять про звонок Владимира Петровича, про некоего человека, привезшего мне якобы компьютер от Игоря. Комиссар строчил в блокноте.

– У него есть дипломатический иммунитет?

– Я не знаю, какую должность он занимает, и даже фамилию его не знаю… Но у меня есть номер его телефона.

Я продиктовала и потянулась за чашкой с кофе. Комиссар любезно придержал чашку, которая плясала на блюдце в ритм моим дрожащим пальцам.

– Вы понимаете, что это меня хотели убить? – спросила я.

Комиссар запустил пятерню в рыжие волосы.

– Скорее всего… – наконец проговорил он.

– Ради чего было бы убивать Кати?

– Можно все-таки предположить, что кто-то не хотел, чтобы она вспомнила «одноклассника» Шерил и чтобы покушение на Шерил не связали с его визитом к Кати.

Я немного подумала.

– А как ее нашли? Она же живет в моей квартире?

– Догадаться, что она ходит в больницу к Шерил, было, согласись, нетрудно. А дальше выследили.

Я еще подумала.

– Но тогда где мой компьютер?

– То-то и оно.

– Это был только предлог, чтобы выведать мой адрес у Владимира Петровича?

– Судя по всему. А ты действительно ждала компьютер от Игоря?

– Был разговор… Давно уже, месяц назад.

– Думаешь, это твой Игорь его прислал?

– Или тот, кто знал, что Игорь обещал мне компьютер.

– Можешь предположить, кто?

– Могу. Сережа.

Комиссар тяжело вздохнул.

– Значит, и конфеты были для меня, – сказала я.

– Я сожалею… Но похоже на то.

– Господин комиссар, вы… Вам что-нибудь понятно? Что-нибудь удалось выяснить?

– Немного, к сожалению. В описаниях, которые мы собрали в больнице, есть парочка напоминающих вашего парня в джинсовом костюме. В больницу он, правда, приходил не в джинсах. Если это вообще он: средний рост, брюнет, довольно красивый, около тридцати лет – этого мало, крайне мало, понимаешь? Мы попробуем сделать фоторобот, тебе надо будет прийти в полицию…

– Он русский, – сказала я убежденно.

Комиссар удивился.

– Русский, я вам говорю! Я это поняла.

– Вот так, просто взяла и поняла?

– Во-первых, в России носят джинсовые костюмы.

– Уф, старая песня!

– И каскетки! Есть любители носить их задом наперед.

– Не морочь мне голову, ладно? Давай сразу во-вторых!

– Не знаю… Во-вторых нету. Я перебрала всех возможных иностранцев, но как-то не подумала, что быть русским – это тоже быть иностранцем… А если бы подумала, то сразу бы поняла – этот парень русский, без всяких сомнений! И точка.

– И я, по-твоему, подобные показания должен зафиксировать? – проворчал комиссар.

Я пожала плечами. Почему бы и нет, собственно?

– Мы установили по номерам машины: она взята напрокат в Бельгии, платили наличными, имя наверняка вымышленное. Не русское, во всяком случае.

– Наличные – это очень по-русски.

– Да, слыхал я про это. Стало быть, русский… Впрочем, я и сам подумывал на эту тему. Ты знаешь, что экологисты из «Чистой планеты» собирались вступить в борьбу с русской мафией, вывозящей ядерные отходы? Не больше и не меньше! Эти ребята – снимаю, конечно, шляпу перед их храбростью, – но они все сумасшедшие! Разве что молодостью можно извинить их самонадеянность… Это же все равно что выйти невооруженным навстречу танковой дивизии! Эх, горячие головы, да дурные…

Комиссар покачал удрученно головой.

– Тебе лучше? – заговорил он снова. Я кивнула. – К тому же то, что случилось сегодня, напоминает мне… Около двух лет назад в Париже произошло подобное преступление: расстреляли человека через дверь. Убит был один русский, Владимир Мазарин, богатый, из ваших «новых». Дело это очень нашумело. Убийца был, судя по всему, наемный, из России.

– Вы думаете, это тот же самый?

– Не обязательно. Такими убийствами напичканы американские фильмы про мафию – ничего и изобретать не надо, бери готовый рецепт и…

– Погодите, если он наемный убийца… В детективах пишут, что у них всегда один и тот же почерк. Если он стрелок, то почему решил взорвать машину Шерил? Почему подложил отравленный шоколад?

Комиссар вздохнул и пригладил рыжую шевелюру.

– Мало ли что в детективах пишут… Он, скорее всего, действовал по обстоятельствам. Затея с бомбой замедленного действия должна была сработать наверняка, пять минут – срок достаточный, чтобы накрыть водителя и пассажира в машине. По воле случая – не удалось. Вы оказались в больнице. Подложить бомбу в больницу – согласись, это уже настоящий акт терроризма, перебор. Он нашел другое решение: конфеты в подарок. Да еще так удачно получилось: Джонатан принес тебе в этот же день цветы! На этот раз, казалось бы, дело в кармане – ан нет, опять промашка. Кто же мог предположить, что ты, по доброте душевной, отдашь весь верхний ряд конфет медсестре? Из них отравлены были только четыре. Он рассчитывал, что ты их отправишь в рот одну за другой. А получилось, что несчастная Селин съела из отравленных две подряд, к двум другим же, к счастью, никто не успел прикоснуться… Убийца, наверное, сам себе не верил: из ста шансов ты дважды подряд выиграла единственный остаться в живых, тогда как на его стороне были девяносто девять! И тогда он пошел на тот вариант, в котором он тебе не оставлял ни одного-единственного процента на выживание: пришел по твоему адресу, по которому ты живешь одна, и изрешетил твою дверь, когда Кати подошла к ней с обратной стороны… Как умно, кстати, было решение никому не говорить о твоем переезде: теперь-то уж он уверен, что дверь он продырявил вместе с тобой… Что пока является единственным плюсом во всей этой чудовищной ситуации: тебя должны оставить в покое. На время.

– Мне прыгать от радости?

Комиссар встал со стула и прошелся.

– Не столько прыгать, сколько думать тебе надо. Я ничего не могу, Оля! След уходит в Россию, мы здесь не распутаем этот клубок. Через некоторые наши каналы нам удалось выяснить, что русским официальным организациям, вроде вашей полиции и разведки, о покушении на Шерил ничего не известно… Я хочу сказать, что никакие контролируемые ими группировки к этому акту не причастны.

– У нас половина милиции коррумпирована. Так что эта информация…

– Я понимаю. Во всех странах какой-то процент полиции коррумпирован. Только в вашей этот процент выше. У вас там сейчас такой…

– Бардак, – подсказала я.

– Примерно, – улыбнулся комиссар. – Хочешь еще кофе?

– Спасибо, нет.

Комиссар вернулся к тумбочке, подлил себе кофе в чашку и выпил залпом.

– Ясно только одно, – сказал он, поставив опустошенную чашку на место, – ты у них на мушке. Взрыв, скорее всего, был предназначен вам обеим, а не только Шерил, как мы думали сначала. Но с тех пор, как Шерил лежит в коме, ее сочли, видимо, выключенной из игры. Мы тоже приняли меры, и по телефону в больнице отвечают, что дела ее очень плохи.

– А что, кто-то интересовался здоровьем Шерил по телефону?

– Было такое. Один раз.

– Не засекли?

– Звонок был из телефона-автомата, говорили с легким акцентом, и звонила женщина.

– Женщина?

– Убийца мог попросить кого-нибудь из своих подруг и даже просто знакомых, которые и понятия не имеют ни о его профессии, ни зачем он интересуется здоровьем некой Шерил Диксон.

– И в больнице отвечают…

– Что прогноз, к сожалению, неблагоприятный. Так что теперь некто сосредоточил все свои усилия на тебе.

– Как это лестно… – пробормотала я.

– А ты сама – ты по-прежнему не догадываешься, почему за тобой охотятся? Ничего не надумала?

– Откуда? – удивилась я. – Думаете, мне кто-то прислал рождественскую открытку с объяснениями? «Дорогая Оля, поздравляем тебя с Рождеством и желаем тебе самой скорейшей смерти, потому что ты очень мешаешь своим существованием нашему заказчику, который терпеть не может блондинок»?

– Это хорошо, что тебе еще хватает чувства юмора, – вздохнул комиссар. – Полчаса уже прошли. Тебя отвезти домой?

– Спасибо.

Я поднялась и сразу увидела лужу потемневшей крови у дверей. Зажмурившись, я буквально повисла на руке комиссара Гренье и не открывала глаз до тех пор, пока он не выволок меня на свежий воздух.

Проводив меня до дверей моей квартиры, комиссар вошел первым и заглянул во все комнаты.

– Кто знает твой новый адрес?

– Кроме вас – никто. Я не успела сказать ни Игорю, ни маме. Даже Джонатан не знает. Кстати…

Я запнулась. Отчего-то было нелегко произнести мой вопрос. Комиссар выжидательно смотрел на меня.

– Я вот хотела спросить… Удалось ли вам что-нибудь выяснить про него… про Джонатана?

– Ты с ним общаешься? – комиссар внимательно посмотрел на меня.

– Да… Он единственный, кто поддерживает меня здесь…

– Это хорошо. Не волнуйся, это мальчик из хорошей семьи, с ним все в порядке.

И он заулыбался, глядя на заметное облегчение, которое появилось на моем лице.

– Было бы даже желательно, чтобы он не только узнал твой адрес, но и пожил немного у тебя. Или ты у него, – добавил он.

– Он предлагает мне поехать в Москву. Чтобы на месте разобраться в этой истории.

– Ты человек свободный, я тебя удерживать не имею права. Но это очень опасно. Хочешь совет?

– Ужасно!

– Уезжай куда-нибудь. Спрячься. Исчезни. Куда-нибудь на острова, подальше. Если хочешь остаться в живых, конечно. И самое главное: не звони в Москву. Никому, даже своей маме. Пока они уверены, что ты мертва, – ты жива. И у тебя есть время, чтобы исчезнуть.

Я подумала.

– А вдруг убийца ждал у подъезда, чтобы удостовериться, что он меня убил?

– Весьма маловероятно. Он в этом и так абсолютно уверен. Человек, находившийся за дверью твоей квартиры, был стопроцентно обречен на смерть. Женский голос ответил – а твоего голоса он не знает, зато знает, что ты живешь по этому адресу, – он открыл стрельбу. Убийца не может даже предположить, что по ту сторону двери оказалась не ты! Так что у тебя действительно есть время для передышки. Подумай над моими словами. Я постараюсь тебе помочь с визами.

Я не ответила. Мне было очень страшно и очень плохо. Мне безумно хотелось спрятаться подальше. Но… Уехать на острова? И жить там под банановым деревом остаток жизни, вздрагивая при виде каждого брюнета и каждого джинсового костюма, затесавшегося в толпу туристов?

Комиссар пошел к двери.

– Пойду-ка я для разнообразия домой, – улыбнулся он, – напомню жене, как я выгляжу. Ты, девочка, никому не давай свой адрес. Кроме Джонатана, разумеется. Просто так найти тебя в городе очень непросто, так что шансов у них мало… Этот Владимир Петрович знает, что ты сменила квартиру?

– Нет.

– Превосходно. Мы завтра же возобновим твою охрану. Если надумаешь все же ехать в Москву, дай мне знать. Но не забудь, что я тебе очень не советую… Спокойной ночи, Оля.