"Телечеловек" - читать интересную книгу автора (Кашшаи Ференц)7Пока я добирался до дому, мое нервное напряжение достигло предела. Нервы были натянуты как струны, готовые вот-вот лопнуть. И детонатор все-таки сработал: грянул взрыв. Не успел я открыть дверь в свой кабинет, как сразу же услышал «его» голос. Мой собственный голос. Все напряжение последних дней разом схлынуло. От страшных предчувствий не осталось и следа. Куда-то вдруг исчезло угнетенное состояние, даже усталость ощущалась не так сильно… Появилось такое чувство, словно неминуемая беда прошла стороной и вот теперь-то можно вздохнуть свободно. — Сигарету? — вежливо предложил теледвойник. Мы стояли, не спуская друг с друга пристального, напряженного взгляда. — Нет, спасибо, — ответил я сдержанно. — Как угодно, — столь же учтиво произнес он, щелкнув портсигаром. На первых порах я не заметил за ним никаких странностей, ни малейших признаков чего-то искусственного, хотя, признаюсь, разглядывал так внимательно, как никого в жизни. — Вы не взяли себе сигарету, — заметил я, хотя раньше вряд ли обратил бы на это внимание. — Я тоже не курю, — невозмутимо ответил он. «Ага! — злорадно подумал я. — Вот и первая логическая несуразность: носит портсигар, а сам не курит!» Но тут же спохватился: «Черт подери! Аппарат не может совершить логическую ошибку!» Теледвойник не сводил с меня испытующего взгляда. Он уставился на меня с такой же жадностью, как и я на него. — Портсигар я ношу просто так, с ним легче беседовать, — пояснил он. «Так вот почему портсигар привлек мое внимание: визит к министру… Портсигар, обнаруженный под скатертью…» — Ну-с, в какую историю вы намерены впутать меня теперь? — я неприязненно покосился в сторону двойника. Он заметно побледнел. — Возможно, для вас, профессор, все это не больше как забавная история, для меня же это трагедия. Да, да трагедия, которая грозит мне смертью! — Смертью?! — Ваше изобретение превзошло все ожидания. Под действием биотоков вещество моей, если можно так сказать, субстанции, состоящее из сверхчувствительных молекул, способно воспроизводить все эмоции, присущие человеку. Так что неминуемого не избежать. Выходит, он все же сознает, что является всего-навсего материализованным воплощением творческой мысли ученого! Тогда почему же он выдавал себя за самого изобретателя? Неужели ради спасения? Но какая же у него жизнь?! — Собственно говоря, почему бы нам не сесть? — с горечью проговорил мой двойник. Мы сели. — По-моему, нам пора… в некотором роде объясниться, — начал я, подбадривая его. Не знаю почему, но мне стало ужасно жаль беднягу. Куда девался мой гнев! Я готов был злиться на кого угодно, только не на него… — Мое время на исходе, — предупредил он. Видимо, он боялся, что я могу его отключить. Но самое поразительное: столь долгожданная возможность теперь не представлялась мне такой уж заманчивой. Мысленно я пытался оправдать себя: «Прежде всего необходимо хорошенько расспросить его, выяснить, что ему известно о первоначальном моменте «оживления», да и вообще разузнать обо всем. Интересно, какие «человеческие чувства» он имеет в виду, что являлось движущей силон всех его поступков?» — Вы собираетесь уйти? — поинтересовался я. В глазах «репродуцированного Бирминга» промелькнул нескрываемый интерес, но на бледном лице по-прежнему лежала печать глубокой задумчивости и отрешенности. — Разве вы отпустите меня? Я уклонился от ответа. — До сих пор вы не спрашивали моего разрешения. Он неожиданно поднялся. Я испуганно вскочил вслед за ним. — Вот видите! Ваши опасения напрасны — мне не уйти. Засунув руки в карманы, наклонив голову, он метался по комнате. И я вдруг совершенно отчетливо представил себе, с какой страстностью он ораторствовал на трибуне Бодиэнского конгресса! Теледвойник продолжал: — Надеюсь, вы догадались, почему я до сих пор на свободе? Вы же донесли обо мне министру. Агентам правительства удалось сразу напасть на мой след. Они неотступно шли за мной по пятам днем и ночью, но арестовать так и не решились. — Почему? — А как по-вашему, просто арестовать профессора Бирминга?! Знаменитого ученого, дважды лауреата Нобелевской премии, гордость мировой науки и любимца нации? Но предположим, меня схватили, а вы остались на свободе. И сразу существование двух Бирмингов стало бы очевидным. После того как в Бодиэне я во всеуслышание объявил о возможности создания искусственного человека способом биотелерепродуцирования, правительство оказалось в затруднительном положении. Сначала попытались было объявить профессора Бирминга сумасшедшим. Правящие круги во что бы то ни стало хотели скрыть от общественности ваше изобретение, опровергнуть мое сообщение о нем. Если бы выяснилось, что существуют два Бирминга, стало бы очевидно, что теледвойник не выдумка, а реальный факт. Мало того, выяснилось бы, что существует именно два Бирминга!.. Теперь понятно? Вас, подлинного Бирминга, они боялись арестовать и поэтому выжидали, когда у вас лопнет терпение и вы выйдете из дому… — По существу, меня держали под домашним арестом. — Вот именно! Так в чем же вы упрекаете меня? — Я не упрекаю, просто хочу разобраться во всем до конца… — К чему же вы пришли? — Всюду только и говорят, что ни один из нас не настоящий. Уж если-де существует один искусственный человек, значит, их может быть и больше. — В том-то и дело! Только подумайте — ваше сообщение об изобретении, как бумеранг, обратилось против вас же самих! Власти любой ценой хотят отвлечь внимание общественности от планов, вынашиваемых уже давно, — развязать агрессивную войну, войну, которая уничтожит в своем огне миллионы человеческих жизней. Ваше изобретение пришлось весьма кстати: теперь правящие круги пытаются убедить всех, что во главе международного движения за мир стоят роботы! Люди-автоматы, понимаете? Народ хотят запугать этаким страшилищем! После минутного молчания он продолжал уже спокойнее: — Теперь они кричат на всех перекрестках, будто репродуцированные люди, размноженные к тому же в неограниченном количестве, вполне возможная вещь! Они-де таят в себе смертельную опасность, и поэтому против них нужно защищаться. А «защищаться — значит вооружаться! — Выходит, один и тот же факт можно представить по-разному, все зависит от того, какое толкование выгоднее, — заметил я иронически. — Факты, профессор, упрямая вещь, а вот доверчивых людей до сих пор удается вводить в заблуждение. Кстати, вас не удивит, если здесь вдруг появятся полицейские агенты? Они могут нагрянуть с минуты на минуту… Для полиции момент как нельзя более подходящий: можно поймать сразу двух зайцев — накрыть обоих Бирмингов! У меня снова мелькнула мысль — а не отключить ли двойника? — Мое время на исходе, — тихо проговорил тот. — А пока я в вашем распоряжении! — Позвольте, что значит «на исходе»? — Именно то, что я сказал. — Не говорите загадками! — Хорошо, попытаюсь разъяснить. Человек живет до тех пор, пока находит в этом смысл… — Значит, вы не видите смысла в жизни? Двойник едва заметно покачал головой. «Что это означает, — я растерялся, — согласие или отрицание?» — У человека обязательно должна быть цель, ему нужно непременно жить в действии. Мне же ничего другого не осталось, как умереть. И я умру. Последние слова потрясли меня. Он не сказал «исчезну» или «сойду со сцены», — нет, совершенно отчетливо он произнес: «Я умру». — Послушайте, зачем вам умирать? Установку всегда можно включить снова… Репродуцированный Бирминг уселся в кресло. — Вы так и не хотите понять, профессор, что у вас больше нет установки. Я даже зажмурился. — Произошла абсорбция, то есть полное поглощение, — продолжал он, не обращая на меня внимания. — Под действием биотоков вещество, состоящее из сверхчувствительных молекул, приняло форму человека. — Каким образом? — Вам лучше знать, — спокойно ответил теледвойник. — Вы хотите сказать, что с того критического момента вы — полноценное одушевленное существо? Иначе говоря, человек? — Вы невнимательны. Я же совершенно ясно сказал: под воздействием биотоков сверхчувствительное вещество приняло форму человека. Все остальное появилось несколько позже. Чтобы вам была понятна моя мысль, приведу пример: как по-вашему, можно ли считать полноценным человеком только что родившегося младенца, жизнедеятельность которого на первых порах определяется лишь инстинктами? — Безусловно. — Но ведь я-то появился на свет взрослым человеком. Поэтому я и говорю, что мое младенческое состояние длилось считанные минуты. — Тогда как же вы могли заключить, что… словом, что вы не настоящий, а искусственно созданный Бирминг? — Я этого никогда не утверждал. Мы в упор посмотрели друг на друга. — Не утверждали? — Никогда! — Но ведь только что вы совершенно недвусмысленно заявили, как под воздействием биотоков установка… следовательно, вы всего лишь… — Вы путаете совершенно разные вещи. Настоящий Бирминг — это я. В бешенстве я вскочил: — Уж не меня ли вы считаете мною же изобретенным аппаратом?! — Профессор, успокойтесь… Огромным усилием воли я сдержал свой гнев. — Извольте объяснить… — Я стал полностью одушевленным человеком в тот момент, когда вы были самим собой, то есть истинным Бирмингом, свободным от каких бы то ни было условностей. Вот эти подлинные черты вашего характера и перешли ко мне. Он замолчал и только, как бы скрывая какую-то затаенную мысль, неторопливо постукивал по столу. — В клубе Бэклахэм я прочитал за вас лекцию, — наконец произнес он, — точно так же как это сделали бы вы сами, будь хоть немного смелее. Впрочем, пожалуй, это не то слово. Вернее, будь вы не столь утомлены. — Позвольте, позвольте, вы только что заявили, будто свой характер переняли от меня. Но в тот момент, когда вы «появились на свет божий», я и впрямь был очень утомлен. Как же могло случиться, что моя усталость не передалась вам? — Понимаю, профессор. Но ведь вы устали от той жизни, которую вели в последнее время, я же решил начать все заново. Между нашими жизнями есть только одно-единственное связующее звено, а именно тот импульс, благодаря которому вы вызвали меня к жизни. Поймите, наконец, я — не что иное, как сгусток аккумулированной энергии. Моя юность тоже оказалась предельно сжатой. Хоть я и мыслил так же, как и вы, но видел мир в светлых, радужных тонах, и это наполняло меня трепетным ожиданием чего-то неизведанного… — Значит ли это, что в вашем лице я вижу свою юность? — Если юношеский пыл и веру дополнить богатым жизненным опытом, то можно считать, что во мне синтезировано то и другое. Вы спросите, что я понимаю под жизненным опытом? Я имею в виду такую сумму впечатлений и знаний, которая позволяет человеку верить, что жизнь, в сущности, слишком коротка и человек просто не успевает состариться. Он опять умолк. Очевидно, следовало чтото сказать, но я просто не знал, с чего начать. В полной растерянности я произнес: — Вот теперь я, пожалуй, не прочь выкурить сигарету. — Сделайте одолжение, — с прежней учтивостью он протянул портсигар. Я закурил. Теледвойник с жадностью смотрел на дымящуюся сигарету. «Сгусток аккумулированной анергии…» Мы оба хранили молчание. |
||
|