"Выявление паразмата" - читать интересную книгу автора (Карпов Геннадий Михайлович)Глава третья Неделя назадНа небольшом дуване, на самом краю, тяжело дыша, неспокойно спал Херим Еги Матаран. Сзади, подпирая и обнимая, закинув на него ногу, спала местная бордель-кысы Халя-Неугомонный живот, крупная толстая женщина средних лет. Разбудил Матарана стук. Непрестанный стук, настойчивость которого вызывала тревогу. Стучали попеременно то в дверь, то в ставни. Матаран локтём грубо толкнул тихо похрапывающую Халю, что не возымело никаких последствий – она вчера мертвецки напилась, и Матарану пришлось приложить немалые усилия, чтобы вырваться из двойных объятий. Оказавшись на свободе, Матаран подхватил алем и подошёл к занавесу, отделяющий комнату от залы прихожей. Стучали в дверь. Матаран дулом алема осторожно отвёл в сторону одну из портьер занавеса и заглянул в прихожую. Двоюродные братья – его телохранители уже стояли у двери, держа её под прицелами алемов. Братья вопрошающе посмотрели на него. Что-то зашуршало сбоку, Матаран резко обернулся и буквально нос в нос столкнулся с Махкатом. – Отойди, – прошипел Матаран и, повернувшись к братьям, прошептал, – Спросите, чего надо? Ишан спросил. – А, Ишан, чё так долго спишь? Я с восхода стучусь! О-о! Ха-ха-ха, наверное, наша Халя-Неугомонный живот для вас городских чересчур горячей оказалась? Да? – Кончай болтать, чобан, – разозлился Матаран, – если ты разбудил нас напрасно, ты будешь об этом долго помнить! – и приказал братьям. – Откройте. Все, хотя и успокоились, но оружие держали наготове. Мартан отбросил засов, открыл дверь и в дом хлынул свет и свежий воздух. У двери, уважительно склонившись, стоял Хахтияр, местный голодранец, принятый новобранцем в отряд Матарана. Под чутой, позади Хахтияра, на почтительном расстоянии переминались ещё несколько безоружных дехкан. Вслед за братьями Матаран осторожно вышел за дверь и внимательно оглядел уже знакомый большой пустой двор, огороженный покосившейся изгородью, местами поломанной и упавшей. И кроме дехкан под деревом, во дворе и за оградой, вплоть до крайних халуп аула, никого не было. Матаран кивком приказал братьям обойти дом. Хахтияр распрямился, открыл было рот, но тут же испуганно заткнулся и ещё ниже склонился, увидев зверское лицо Матарана и его кулак у своего носа. Голодранцы замерли, не смея дышать – фудаин-ага гневался… Было по-утреннему прохладно и тихо – лишь успокаивающе шелестела листвой чута, да пташки щебетали. День обещался быть спокойным и ясным: хорошо, без дымки, просматривались снежные верхушки далёких гор. Голубеющее небо разбавляла лишь парочка тающих облачков. Матаран взбодрился, и малость опьянел от свежего деревенского воздуха и перехода от опасности к безмятежности. Подошли братья. Ничего тревожного и стоящего внимания они не заметили. – Что случилось, Хахтияр? Хахтияр с видимым облегчением выпрямился: – Хозяин, прости за беспокойство. Мы думали, ты уже давно встал, хаш поел, выпил, закусил, с Халей всё, что надо, сделал и теперь тебе надо новости слышать. Глупые, совсем забыли, что вы городские совсем по-другому живёте. Всё делаете не так, медленно… Медленней ложитесь, медленней встаёте. Я не хотел спешить, Матаран-ага, они меня толкали. Халлах свидетель! Э-э-э… совсем-совсем горные, сельские – ничего не знают, не понимают. Говорят, фудаин-ага гневаться будет, если новость поздно узнает. Я им говорю, такую новость лучше поздно узнать – после обеда, а то аппетит можно испортить. Не слушают, слушай… Совсем-совсем чобаны… Хе-х-хе… Только баранов и ищщаков хорошо знают… Хе-х-хе… От такой новости точно аппетит сломать можно, особенно если увидеть и понюхать. Не понимают… Городские не то, что сельские… Они не-эжные… непривыкшие. Совсем не понимают, слушай… Я очень крепкий, все это знают, и то вчера… В-ва-ах! Чуть совсем свой аппетит не поломал из-за этой новости… Матаран стал злиться, но молчал и не прерывал, зная по тяжёлому опыту, что лучше дослушать до конца, а то выйдет хуже: бестолковая деревенщина начнёт путаться, сбиваться, тупеть на глазах – и времени на разбирательство уйдёт много больше. – Мы тут вчера интересного нищего поймали, весь побитый, гнилой. К тебе хотел. Сильно хотел. Ты гулял, мы тебя беспокоить не могли. Он глупый, наверное, городской, ничего не понимал. Наши всё понимают. Кто не понимает – того бьют. Почему-то сразу лучше понимать начинают, даже если по голове сильно бьют. Мы его тоже немножко побили, заперли. Замолчал. Сейчас, дурак, опять орёт. В-ва! Собака от него лает… Всем мешает, вчера спать не давал, сегодня… отдыхать не даёт и эти… ну… которые… не-эрви… рвёт. Мне рвёт, семье моей рвёт, соседям рвёт, вашим нукерам рвёт. В-ва! Даже моей собаке рвёт! Мы вчера его к моей собаке в нору положили и закрыли. Теперь вместе кричат, воют, лают. В-ва! Я уже не понимаю, где моя собака кричит, где этот городской лает! Что делать, господин? Я один туда лезть не хочу. Никто не хочет. Слушай! Жалко! Собаку спасать надо. В-ва-а! Прислушавшись, Матаран в действительности услышал какие-то странные звуки, доносившиеся издалёка. – Мартан, иди и притащи этого нищего, узнаем, чего он хочет. Собаку, если будет мешать, пристрели. Бордель-кысы продолжала сладко храпеть, крепко обнимая дуван. Ночная рубашка задралась ей под грудь и большая жирная задница сияла во всей красе. До Матарана вдруг дошло, что кроме алема на нём ничего нет. Он один даже штанов не натянул. Матаран почувствовал стыд, а затем злость на себя и на всех, кто видел его промашку, и в первую очередь на голодранцев: «Гютюши, припёрлись ни свет, ни заря…» «Совсем с ума схожу, – думал он, одеваясь. – Постоянно в напряжении… Когда всё это кончится?! Знал бы – не начинал». Матаран невольно задумался – и мысли, которые пришли к нему, были не из самых приятных… Додумать Матарану не дали: раздался шум в дверях. Он откинул занавес и увидел, что Мартан руководит дехканами, которые вводят или, скорее, втаскивают в дверь кого-то. «Тот самый нищий», – принюхавшись и приглядевшись, догадался Матаран, и пожалел, что приказал привести его сюда. Одежда на нищем была порвана и изгажена до последней степени, длинные волосы свалялись на голове в комок дерьма и густыми потёками локонов-соплей падали на уши и щёки. Лицо и оголённые части тела нищего были украшены разноцветными кровоподтёками, воспалёнными царапинами и порезами, вздувшимися укусами, чирьями и другими прелестями гниющей плоти. От него густо несло сложной комбинацией вони. Дехкане бросили нищего на лавку и, держа руки на весу, поспешно бросились вон – срочно отмываться. Нищий, непрестанно что-то бормоча, судорожно водил головой, останавливая взгляд дурных чёрных очей попеременно на всех, кто обступил его. И так не один раз. Никому не хотелось ему мешать, всех держал на почтительном расстоянии его вид и запах, быстро густеющий при приближении. Наконец, нищий выделил Матарана, затормошился на скамье, оторвался от неё и сделал шаг вперёд. Все отпрянули. Но нищего на большее не хватило: ноги у него подкосились, он упал на колени, и сразу странно обмяк, сложившись грудой тряпья на полу. Матаран был в растерянности, не зная, что делать с убогим, чего ждать от него. Груда тряпья меж тем вдруг встрепенулась. Нищий встал на колени, выпрямился и, протянув руки к Матарану, что-то залопотал. Матарану послышалось его имя. – Тихо! – гаркнул он и обратился к нищему, – Говори помедленнее и внятнее. Чего хочешь, вонючка? В образовавшейся тишине стало слышно: – Херим Еги Матаран, это ты? Это ты? Херим Еги Матаран, это ты? Это ты? Хе… – Да, да это я, – прервал бесконечный вопрос Матаран, – я это, я. Нищий, как будто, не слыша, продолжал твердить вопрос. – Э-э, слушай, идиот! Я Матаран! Это я! Я! Я! Я это!! Я-я-а!!! – Всё. Всё, не кричи. Не кричи. Я понял, ты Матаран. Совсем горячий. Я проверял. Правильно, Матаран должен быть таким. Очень низкий, очень толстый, очень большое лицо, большой нос, маленькие хитрые глаза и кривой шрам слева на лбу. И очень горячий… «Он проверял! Вонючий гютюш!» – Матарану не понравилась собственное описание и характеристика, но надо было узнать, что за этим кроется, и он стерпел, промолчал. – Я несу тебе донесение от Мухтияра, благородный фудаин. Ты должен знать кто это. Он обещал, что ты многое сделаешь для того, кто принесёт его донесение, и заплатишь пятьдесят тысяч дирхемов. Нищий замолчал, ожидая ответа. – Да, заплачу, – подтвердил Матаран (вздох удивления пронёсся среди стоящих рядом дехкан и нукеров), – если это именно то, что нужно. Нищий удовлетворенно кивнул и запустил обе руки себе в лохмотья: левую глубоко вперед между ног, а правую за спину под ягодицы и принялся там активно шуровать. Он то ли чесался, то ли… что-то искал. От активных действий юродивого запашок усилился… В прихожей набилось человек десять, и все, кроме двух самых молодых, старающихся незаметно подглядывать за спящей бордель-кысы, с интересом следили за действиями нищего. У того что-то не получалось: он кряхтел, пыхтел, тужился и пукал; его глаза, казалось, вот-вот, выпрыгнут из орбит, из них потоком лились слёзы, умывая грязное лицо, но он не сдавался. Юродивый стал менять позы: привставал на коленях и опять присаживался, клонился то на один бок, то на другой, то отклонялся назад, выгибаясь дугой, то наоборот, нагибался, упираясь лбом о пол, но все напрасно – не получалось и только лужа испражнений под ним росла и ширилась… Вонь достигла немыслимых высот, круг почтения вокруг нищего увеличился вдвое и дальше отступать было некуда, но уйти без разрешения Матарана никто не решался, а помочь юродивому никому не хотелось. Все терпеливо ждали результата. И, казалось, ждали долго, хотя, в действительности, этот мучительный спектакль длился не больше пяти-семи минут, пока юродивый не издал вопль победы (или непереносимой боли), и гордо вознёс персты правой руки. Рука была в дерьме. Матаран, пересилив себя, подошёл к нищему поближе и передёрнулся от брезгливости: тот гордо протянул ему комок из смеси говна, гноя и крови со слизью. Нищий, увидев реакцию благородного фудаина, понимающе кивнул и отправил комок… в рот, почти ввергнув Матарана в обморок. Матаран в ступоре с ужасом наблюдал как нищий деловито обсасывал «это» – кадык работал. Наконец, удовлетворившись, нищий выплюнул в ладонь и протянул Матарану блестящий цилиндрик минимакаронины. Матаран попятился и приказал: – Махкат, возьми донесение. Ишан, наведи порядок. Пусть сначала уведут убогого. И не обижать его! Накормить и дать всё, что попросит. Он ещё понадобиться. И всё вычистить!! Матаран ушёл за занавес и резко задёрнул его и, расслабляясь, обернулся. На дуване сидела Халя-бордель-кысы и, тараща на него глаза, зажимая нос, изумлённо прогундосила: – Они, што? – вше шюда шрать приходили?! Матаран непонимающе уставился на неё, а потом зло рявкнул: – Одного хватило! И кинулся вон, на свежий воздух. Во дворе Матаран постарался держаться подальше от эпицентра событий, где дехкане, под руководством Ишана, суетились вокруг нищего, уже называя его не иначе, как святым – щеидом. Во двор щеид перебрался на карачках сам, но дальше ползти категорически отказался. Оскорбить святого прикосновением никто не хотел – но и ослушаться Ишана-агу тоже никак нельзя: был приказ увести щеида подальше. Подошедшие любопытствующие нукеры посоветовали побить нищего вонючку палками, выбрав подлиннее, чтобы не сильно противно было, – и тот побежит сам, да ещё вприпрыжку. Возражая, дехкане наперебой принялись объяснять, что это не нищий и не вонючка, а святой – щеид, – грязью, мразью и страданиями отгородившийся от людских грешных дел, и что в доказательство этого на глазах у многих сотворил чудо: кусок дерьма превратил в волшебный камень кыгрымыз, который теперь будет помогать и оберегать благородного фудаина Матаран-агу, за что Матаран-ага пожаловал щеиду пятьдесят тысяч дирхемов. Пожалованная сумма снимала все сомнения в святости вонючки. В разгар объяснений во двор пробрался большой зачуханный пёс. Длинноухую паршивую собаку несло именно к щеиду. На попытки отогнать пёс отвечал обиженным тонким лаем, визгом и целеустремлённо рвался дальше. Хахтияр узнал своего рыжего Баррса и решительно кинулся наперерез и чуть не перехватил его, схватив за лысые уши и оседлав, но тщётно. Пёс, кувыркнувшись, вырвался и, получив по пути ещё несколько ударов, достиг цели и улёгся рядом с щеидом, положив голову ему на колени. Благоговения прибавилось… Один Хахтияр не унимался. – Баррс, Баррс, иди, иди сюда! Ты зачем убежал?! Кто теперь дом сторожит? Иди сюда, шебултай! Иди сюда, тебе говорят! Он даже попробовал оттащить пса за хвост, но был им чуть не покусан и получил несколько затрещин от своих же аульчан. После этого он прекратил попытки прогнать пса, но ходил вокруг и около, бросая недовольные взгляды и на пса, и на щеида. Голь на выдумки хитра и неразрешимая задача «как, не дотрагиваясь, увести щеида» была решена. Из двух пар жердин, верёвок, порванных халатов были сделаны крестообразные носилки и благоговейно поднесены к щеиду, и тот соизволил на них перебраться. Восемь избранных удостоились чести нести благовонного щеида. Торжественная процессия двинулась в путь. Погавкивая и поскуливая рядом с носилками бежал пёс. Его уже никто не прогонял. Разобиженный изменой, Хахтияр жаловался Ишану: – Семь лет с этой собакой жил, совсем маленькая была, когда подобрал, вместе ели, пили, на охоту ходили. Защищал от брата, от его жены и от их детей. Никому не давал обижать. А он бросил меня! Наверное, с ума сошёл. Я бы тоже с ума сошёл, если бы всю ночь со святым в одной норе был. Я шебултай, вчера пьяный был, наверное, поэтому, когда мы щеида ночью дрынами побили и потом в нору толкали, собаку не выпустил. В-ва-аа, в-ва-аа, как она кричала! Плакала! Мне тогда смешно было. В-ва-ах! Сейчас грустно… Святой, святой – плохой святой, хороший святой собаку не испортит. В-ва! – щеид! Хорошая собака хозяина не бросает. Точно – с ума сошла!.. В-ва! Хорошо я вчера мало выпил, а то тоже в нору полез-бы… В-ва-а-а-х!.. Э-э, слушай, хочешь я тебе большую тайну расскажу? Никто не знает! В-ва! Думаешь, это Баррс? Баррс, Баррс… э-э-э… какой Баррс! С-сука! Хахтияр тонко залаял, подражая собачьему тявканью. Получилось неотличимо от того, как недавно тявкал обижаемый Баррс. Ишан обалдело уставился на залаявшего Хахтияра, не зная, что ему делать: обижаться на лай или смеяться шутке. – Слышишь, как он лает. Он даже по-мужски лаять не может! – пояснил Хахтияр. – С‑сука! Поверь мне. Я знаю! После завтрака Матаран ознакомился с донесением Мухтияра. Мухтияр был его человеком, засланным в лагерь Биркули. В донесении сообщалось, где сейчас базируются Биркули, где находятся их запасные схроны, сколько у него людей и где они, что и когда делают, и что в ближайшее время замышляет Гудар Биркули. За такие сведения пятидесяти тысяч было не жалко. |
||
|