"Киберпанк как последнее оружие культуры" - читать интересную книгу автора (Тюрин Александр)Тюрин АлександрКиберпанк как последнее оружие культурыАлександр Тюрин КИБЕРПАНК КАК ПОСЛЕДНЕЕ ОРУЖИЕ КУЛЬТУРЫ "Не в силе Бог, а в правде",- молвил Александр Невский, наступая с многократно превосходящими силами на отряд ливонцев, случайно попавший на территорию Новгородского княжества. Руси, разоренной монголами, срочно требовалась какая-нибудь победа, отчего ливонский патруль был превращен в псов-рыцарей, построившихся свиньей, а мелкая стычка - в Ледовое Побоище. Информационные работники всех времен и народов, а литераторы в особенности, чутко откликаются на общественный спрос. До 17 века даже постановка вопроса о прочитанной книге "увлекательно не увлекательно" была кощунственной. Художественная литература ставила задачи сугубо назидательные, стоит хотя бы вспомнить о Кретьене де Труа, Вольфраме фон Эшенбахе, Мильтоне и Сервантесе, Свифте и Дефо. Обязанностью сочинителя было спасение душ. И, безусловно, имелся реальный спрос на дидактические поэмы и романы. Основная масса средневекового населения сидела на жесткой диете из капусты и брюквы, не имея никаких перспектив продвижения по службе или в бизнесе. И эти люди нуждались в укреплении самодисциплины. Некоторые послабления допускались лишь в каранавальные периоды. Были сочинители, которые откликались и на это, создавая произведения распутные и легкомысленные, в основном на туалетно-сексуальную тематику человеческого "низа". Однако большую часть года такие, с позволения сказать, литераторы имели много неприятностей от властей, да и народ их не слишком уважал. Но с наступлением эры Потребления литература становилась все более средством развлечения. Итак, вопрос "увлекательно - не увлекательно" обсуждается всего каких-нибудь триста лет. Книга признается народом увлекательной не в силу многоумного логического доказательства. А потому что "нравится и все тут". Причем давно было замечено, что любое объективное достоинство книги может вызвать отнюдь не положительный, а негативный отклик читателя. И образный метафоричный язык будет его "тормозить", и разветвленная интрига станет раздражать. Даже обилие действия может вызвать усталость. И уж конечно не всем будет приятен удачливый герой с хорошим концом, а вот "малиновыму пиджаку" не придется по вкусу герой, пускающий нюни. Или читатель большевик, и ему не по нраву герой-бизнесмен. Или читатель эстет, и у него вызовет отвращение, переходящее в рвоту, суконный язык автора. А вот гуманитария взбесит словосочетание "оперативное запоминающее устройство" будь оно в тексте. Таким образом, поведение читателя само может стать объектом анализа. И первый вывод, к которому приходишь, выглядит так: влечение читателя (и в частности литературоведа) к той или иной книге, как правило, возникает не из достоинств книги, а из достоинств и недостатков читателя, возможно даже из его пороков и грехов. И главным недостатком современного читателя, в отличие, например, от средневекового, является, конечно, нехватка у него времени и сил на осмысление текста. (Даже сам автор, требующий вдумчивого отношения к своим опусам, как я не раз наблюдал, при переходе в сословие читателей становится таким же нетерпеливым - давай, давай, быстрей, быстрей.) Однако плох тот писатель, который не чует нутром слабые места читателя, который не умеет использовать читательские недостатки. Настоящий писатель похож на хорошего микроба или вируса. Да, да, по большому счету, писатели подобны микробам и вирусам, а читатели - клеткам человеческого организма. Удачливый микроб умеет проникать в клетки и вызывать инфекцию, а то и целую эпидемию. Но инфекция инфекции рознь. Исходя из этого тезиса, я предложил бы поделить писательскую продукцию на два класса. Первое - чисто потребительская литература. Эта литература вне зоны риска, она использует привычные раздражители и проникает внутрь читателя через давно открытые рецепторы. Налицо полное сходство с биологией, где кусок мяса, приманивающий дикого зверя, должен обладать всего двумя свойствами: быть надлежащего запаха и цвета. Он должен быть красный и свежий для тигров, зеленоватый и зловонный для грифов. Итак, если произведение надлежащим образом подействует на рефлексы, оно будет проглочено, и читатель получит соответствующие вкусовые ощущения. Автор же при том огребет моральное и материальное вознаграждения. Он может и не умеет писать в классическом смысле этого слова, но должен знать как привлечь интерес. Например, мемуары людоеда или воспоминания человека, съеденного акулой, но удачно выскользнувшего из ее заднего прохода, просто обречены на успех. Потребительская литература как бы раскрывает сознание, но ничего туда не вносит. Она может быть и злободневной и уводящей незнамо куда, но в любом случае сохраняет инерцию читательского сознания, инерцию благостности или инерцию обиды. Короче, автор ширпортреба хоть и напоминает микроба, но максимум что он может вызвать у читателя - это легкое расстройство. Но есть и авторы, похожие уже на опасные вирусы. И в этом случае мы имеем дело со вторым классом литературы - это литература с претензиями, которая имеет целью не только привлечь читателя, но и вдобавок изменить его. Она тоже воздействует на рецепторы, ведь нужно, чтобы читатель взял ее так сказать в зубы, будто аппетитный кусок мяса. Но, проникнув внутрь читателя, этот кусок начнет действовать как определенная программа. И в следующий раз измененному читателю может быть захочется вместо кровавого бифштекса пучок укропа. Упоминать потребительскую литературу больше нет смысла, потому что она просто обречена на исчезновение. Еще десять-двадцать лет и ее добьют трехмерные компьютерные фильмы, сработанные на мощных голливудских процессорах, и сетевые интерактивные игры. В общем-то, эта литература рубит сук на котором сидит. Обедняя язык, метафоричность, информационную насыщенность и так далее, она автоматически переключает читателя из вербальной сферы в зрительную. Зачем мне читать описание боевой или любовной сцены, сделанное убогим штампованным языком, если я увижу все это в ярких красках на экране, да еще и поучаствую в этом, подавив на клавиши. Горе издательствам, которые делают ставки только на потребительскую литературу (обойдемся без названий), их раздавят лавчонки, торгующие лазерными дисками. Так что остановимся на претенциозной литературе, литературе с замахом и потягом, причем сузимся до рамок жанра НФ. Что бы там не лопотали гуманисты, научная фантастика - это литература времен научно-технической революции. Ее существование есть следствие общественного оптимизма и веры во всемогущество науки в 50-60-е годы. НТР тогда неслась во весь опор, но это была лихая скачка по болоту. Немного погодя НТР завязла всеми копытами в трясине. Вместе с НТР влипла и НФ. Наука показала себя сплошь и рядом просто бюрократической забавой или наложницей большой политики; массовая вера же, лишенная массовых знаний, быстро оскудела. Тягачом современной, сильно буксующей НТР являются информационные технологии. Уцелевшие кое-где оптимисты до сих пор считают, что прогресс в информатике улучшит использование скудеющих ресурсов земного шарика, преобразует "человека разумного" в "человека хорошо информированного" и реанимирует веру во всемогущество науки и техники. У информационных технологий существует литературный эквивалент, который иногда (и не очень удачно) называют "киберпанком". Главная его задача - каким-то образом проникнуть в читателя, затем вызвать в нем жгучую любовь к информации и ненависть к энтропии. Основным противником киберпанка является фундаментальная инертность нашего сознания, его тяга к покою, к информационному иждивенчеству. На самом деле "человек разумный" в массе своей является "человеком потребляющим". К числу врагов можно отнести и классические антиинформационные идеологии: например марксизм, который переключает людей из сферы обмена информацией и знаниями в сферу черного передела имеющихся материальных ресурсов. Напомню, что марксистская идеология провозгласила производительные силы, то есть груду железа, hardware, базисом общественной формации. Не дошло до бородатых "классиков" то, что техника является производной от информации, что отношения собственности завязаны на информационные потоки. Жертвой марксистских экспериментов всегда были горизонтальные информационные связи. А все, что не попадало в установленные начальством вертикальные связи, изничтожалось с упорством достойным лучшего применения. Притом отсечение каких-либо информационных ветвей приводило к ликвидации соответствующих групп населения. Но как сложатся отношения тоталитарных режимов 21 века с развитыми информационными технологиями? Компьютеры и сети на физическом уровне практически непобедимы. Чтобы расправиться с ними, надо уничтожить гражданскую телефонную и сотовую связь, а также все, что мало-мальски напоминает интегральные схемы. Этот шаг будет выглядеть первобытным, вдобавок он нанесет серьезный удар народному хозяйству и обороноспособности страны. Окажется это весьма затруднительным и с полицейской точки зрения - компьютеры и модемы быстро превращаются в детали, которые легко зарыть на огороде. Поэтому можно не сомневаться, что тоталитарный режим не станет бороться с информационными технологиями, а поставит себе на службу. Самые мощные компьютеры и линии связи априорно принадлежат ему. Техника воздействия на органы чувств и сознание "человека потребляющего" в ближайшее время будет отработана до совершенства. Любая ложь будет многократно превосходить правду по силе эстетического и эмоционального воздействия. Собственно говоря, любой человек, лишенный особой бунтарской жилки, будет в обязательном порядке пребывать в той виртуальной реальности, которую создаст ему режим. Кибертоталитаризм не придет со стороны марксистов или исламистов ввиду их умственной отсталости. Он придет из среды ведущих корпораций, занимающихся информационными технологиями. Именно какой-нибудь "Мелкософт", налившись дьявольской гордыней, захочет взять наши души под контроль. Кибертоталитаризм улучшит использование ресурсов, сохранит и преумножит человеческое стадо. Более того, он создаст кармманную киберпанк-литературу, которая будет воспевать достижения кибернародного хозяйства. Но это только на первых порах. В принципе, люди ему не нужны. Рано или поздно хозяева сетей, Отцы-Операторы, или же сами сети, обретя собственный интеллект, начнут решать собственные задачи и постараются избавиться от всех помех и от всех паразитов - то есть, от нас. Альтернативой может выступить беспощадный луддитский бунт простонародья во главе с сектантами-антитехнологистами, который сметет компьютерную "заразу" и тем самым приблизит конец нашего мира. А что же подлинный киберпанк? В принципе, на его стороне человеческий инстинкт самосохранения - поэтому спрос на киберпанк-литературу все же будет расти в соответствии с нарастающими приметами грядущих потрясений. Но, чтобы киберпанк не оказался дутым пузырем, он должен реально защищать человеческое сознание от виртуального оболванивания и в тоже время придать ему новые информационные и интеллектуальные мощности. И если эти благодарные задачи киберпанку по плечу, то он не только спасет человеческую культуру, но и выведет ее на ноосферный уровень. Мекленбург, 1997 |
|
|