"Игры патриотов" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)

Глава 5 СУДЫ И ТРЕВОГИ

Райан сидел на мраморной скамье возле судебного зала номер два в Олд Бейли. Предварительный опрос свидетелей шел уже два часа. Он пытался было поработать с компьютером, но не мог сосредоточиться и в какой-то момент обнаружил, что просто глазеет по сторонам.

Охрана в тот день была усилена. Снаружи у всех на виду было расставлено множество полицейских, другие – в форме и в штатском – расположились по ту сторону Ньюгейт-стрит на крышах домов, словно коршуны, высматривающие зайцев.

"С той разницей, что зайцы не бегают с автоматами и базуками", – подумал Райан.

Каждый, кто входил в здание суда, проверялся детектором, столь чувствительным, что он реагировал даже на фольгу в пачке сигарет. И чуть ли не всех обыскивали.

Не избежал этого и Райан, причем дотошная бесцеремонность всех этих касаний-похлопываний настолько его поразила, что он заметил шмональщику, что для первого свидания тот зашел слишком далеко. Посторонние допущены в Большой зал не были. Слушание менее важных дел перенесли в прочие залы заседаний, дабы ничто не мешало процессу: Корона против Миллера.

Раньше Райану не приходилось бывать в суде. Он усмехнулся при мысли, что даже ни разу не был оштрафован за превышение скорости – жизнь его была до сей поры столь скучной! Мраморные полы в этом здании, которому было уже сто шестьдесят лет, придавали ему сходство с кафедральным собором. На стенах красовались афоризмы, вроде:

"БЛАГОДЕНСТВИЕ НАРОДА – ВОТ ВЫСОЧАЙШИЙ ЗАКОН"

Цицерон.

"Вполне уместные слова для храма законности, – подумал Райан. – Интересно, – размышлял он далее, – что думает об этом Армия освобождения Ольстера? Они, небось, тоже оправдывают свою деятельность заботой о народном благоденствии. А кто не оправдывает? – спросил он себя. – Кто из тиранов не оправдывал таким образом свои преступления?"

В зале сидело еще с полдюжины свидетелей. Джек не вступал с ними в разговоры. Инструкции были недвусмысленны: даже намек на беседу может дать защите повод заявить о наличии сговора между свидетелями. Обвинение делало все возможное, чтобы его позиция с процедурной точки зрения была образцово-показательной.

Однако в ведении этого дела были существенные противоречия. Нападение произошло всего четыре недели назад, и то, что процесс уже начался, было крайне быстро даже по британским стандартам. Меры безопасности были исключительно жесткими. Допуск на галерею для публики контролировался строжайшим образом. И в то же время дело рассматривалось как сугубо уголовное. Слова "Армия освобождения Ольстера" не произносились. Прокурор ни разу не употребил слово "террорист". Полиция откровенно игнорировала политический аспект этого дела.

Убиты двое, в суде слушается дело об убийстве первой степени. Точка. Даже пресса подыгрывала этому, исходя из теории, что нет для обвиняемого большего унижения, чем лишить его святости звания политического преступника и именовать обычным уголовником. Джек подозревал, что тут есть еще и какие-то другие соображения, связанные с политикой или разведкой, но об этом вообще никто не упоминал. Естественно, что защите, если бы она стала именовать подсудимого террористом, это никак не помогло бы. Одним словом, для прессы и суда это было дело об убийстве.

Однако правда была совершенно иной, и это не было секретом. Но настолько-то Райан знал юристов, чтобы понимать, что они редко интересуются правдой. Правила игры для них куда важнее. Поэтому они не будут выяснять мотивы преступления и королевскую семью не вызовут в суд. Все сведется к письменному свидетельству, что члены королевской семьи не могут опознать оставшегося в живых преступника.

Равным образом и Кэти не вызвали в качестве свидетеля. Всего обвинение располагало восмью свидетелями, не считая судебных экспертов, допрошенных накануне. Райан был свидетелем номер два. Ожидалось, что суд продлится максимум четыре дня. Как Оуинс сказал ему в больнице, с этим парнем нянчиться не будут.

– Доктор Райан? Будьте любезны следовать за мной.

К нему и тут относились как к важной персоне. Судебный пристав в рубашке с короткими рукавами и при галстуке провел его через боковую дверь в зал заседаний. Полицейский, отворив дверь, отобрал у него компьютер. "Спектакль", пробормотал себе под нос Райан.

Зал номер два был отделан дубовыми панелями. На них пошло столько дубов, что, будь это в Америке, это вызвало бы протест защитников природы. Сам же зал оказался поразительно мал – не намного больше гостиной в доме Джека. Сходство дополнялось и столом, стоявшим посредине. Там, где размещался судья, было нечто вроде сооруженной из резного дерева крепости, которая примыкала к свидетельской трибуне. Достопочтенный судья Джастис Уиллер восседал на одном из пяти стульев с высокими спинками. Он был великолепен в своем багряном облачении и в парике из конского волоса, локоны которого ниспадали на его узкие плечи. Ложа присяжных заседателей была слева от Райана. Восемь женщин и четверо мужчин сидели там с напряженными лицами. Над ними – галерея для публики, высоко, словно хоры, и под таким углом, что людей там почти невозможно было разглядеть.

Защитники находились справа от Райана – в черных мантиях и жабо. На головах тоже парики, но поменьше, чем у судьи. Все это создавало какую-то религиозную атмосферу, и Райан, произнося слова присяги, чувствовал себя не слишком спокойно.

Прокурор Вильям Ричардс был ровесником Райана, да и сложением походил на него. Он начал с обычных вопросов: имя, профессия, место жительства, когда прибыли в страну и с какой целью? Когда дошло дело до вопросов о стрельбе, Райан, не глядя, понял, что зал охватило общее волнение.

– Доктор Райан, можете вы описать то, что произошло потом? На это у Райана ушло минут десять. Он стоял лицом к присяжным и старался не смотреть на них.

Казалось бы, чего ему тут бояться, но именно это чувство он испытывал.

Рассказывая о событиях того дня, он смотрел поверх их голов – на деревянные панели. Он снова переживал все случившееся, и к концу рассказа сердце его колотилось быстрее обычного.

– Доктор Райан, можете вы опознать человека, которого вы сбили с ног? наконец спросил Ричарде.

– Да, сэр. Это подсудимый. Вот он, – указал Райан. Только теперь Райан действительно рассмотрел его. Его звали Син Миллер – не такое уж ирландское имя, с точки зрения Райана. Ему было двадцать шесть лет, он был невысок, худ, в аккуратном костюме и при галстуке. Когда Райан указал на него, он как раз улыбался кому-то на галерее – какому-нибудь родственнику, вероятно. Все эти недели Райан думал о том, что же это за человек, задумавший и осуществивший такое преступление. Какие именно качества отличают его от большинства цивилизованных людей? Какие качества могут позволить совершить такое?

Худощавое, в рытвинах от прыщей лицо, было совершенно нормальным. Он вполне мог сойти за мелкого служащего любой конторы. Отец Райана всю жизнь имел дело с преступниками, но для Райана они оставались загадочными существами. "Чем он отличаешься от других? Что делает его таким, какой он есть?" – снова и снова задавал себе эти вопросы Райан. Его так и тянуло спросить Миллера об этом, хотя он и знал, что, даже если и получит ответ, вопрос все равно останется неразрешенным. Тогда он посмотрел в глаза Миллера. Он хотел там найти… проблеск человечности что ли – нечто подтверждающее, что перед ним действительно человеческое существо, другое, отличное от него, но в сущности такое же. Прошло каких-то две секунды, но ему они показались долгими – он все смотрел и смотрел в эти блекло-серые глаза и увидел там… Пустоту. Абсолютную пустоту. И тогда Джек начал что-то понимать.

– Запишите, – обратился судья к стенографисту, – что свидетель опознал подсудимого Сина Миллера.

– Благодарю вас, сэр, – закончил свою часть допроса Ричарде.

Райан воспользовался моментом и высморкался. Он обзавелся насморком на прошлой неделе.

– Вам удобно, доктор Райан? – спросил судья. И Джек сообразил, что стоит, навалившись всем телом на кафедру.

– Простите, сэр. Этот гипс…

– Бейлиф – стул для свидетеля, – распорядился судья. Судебный пристав принес стул – самый обычный, деревянный, – и Райан сел. Чего ему действительно не хватало, так это крючка, чтобы подвесить левую руку. В общем, он более или менее уже привык к тяжести гипса, но постоянный зуд под этим панцирем просто сводил его с ума, и ничего нельзя было с этим поделать.

Со своего места поднялся адвокат – движения его были отработанно изящны.

Это был Чарльз Аткинсон, более известный как Красный Чарли, поскольку он любил выступать защитником по делам радикалов. Аткинсон был толстяком с маленькой головой, слишком маленькой для такого увесистого тела. Парик съезжал ему на лицо. "Защита террористов, должно быть, хорошо оплачивается, – подумал Райан. Вот чем следует заняться Оуинсу. Откуда ваши деньги, мистер Аткинсон?"

– Могу я начать, ваша светлость? – спросил адвокат, обращаясь к судье и присяжным, как того требовала форма, и направился к Райану. В руках у него была пачка бумаг.

– Доктор Райан… Или, может, лучше – сэр Джон?

– Как вам угодно, сэр, – махнул рукой Райан. Его предупредили насчет этого Аткинсона. "Очень умная сволочь",. – так о нем было сказано. В маклерском деле Райану порой приходилось иметь дело с умными сволочами.

– Насколько известно, вы были лейтенантом американской морской пехоты?

– Да, сэр, это верно.

Аткинсон глянул в свои бумаги, потом – на присяжных.

– Кровожадная толпа, эти морские пехотинцы, – пробормотал он.

– Простите, сэр? Кровожадные? – спросил Райан. – Вы ошибаетесь.

Большинство тех, кого я знал, больше по пиву ударяют.

– С галереи донесся смех, и Аткинсон опять повернулся к Райану. Улыбка его была ядовитой. Райана предупреждали, чтобы он опасался софистики Аткинсона и умения ставить тактические ловушки. "К чертям собачьим! – сказал он себе. – Ну, давай, ты, мудила!"

– Простите меня, сэр Джон. Это фигурально. Я хотел сказать, что американские морские пехотинцы имеют репутацию людей агрессивных. Не так ли?

– Это легко оснащенные пехотные части, специализирующиеся на морских десантных операциях. Нас довольно хорошо натаскивали, но по существу мы ничем не отличаемся от любых других солдат. Морская пехота всего лишь обучается действовать в особо трудных условиях, – ответил Райан, надеясь хотя бы отчасти выбить Красного Чарли из равновесия. В фильмах морских пехотинцев изображали этакими забияками. Но в Куантико им втолковывали, что, если ты действительно на уровне, тебе не надо рваться в драку – обычно достаточно сказать, что ты морской пехотинец.

– Штурмовые подразделения?

– Да, сэр. В сущности верно.

– Следовательно, вы были командиром штурмового подразделения?

– Да, сэр.

– Ну, не будьте так скромны, сэр Джон. Какого рода людей отбирают в командиры подобных подразделений? Агрессивных? Решительных? Храбрых? Эти качества у такого командира наверняка должны быть развиты больше, чем у рядового, не так ли?

– Вообще-то, из всех качеств, которыми судя по "Руководству для офицера морской пехоты" должен обладать офицер, я более всего ценю честность, – сказал, улыбаясь, Райан.

Аткинсон к такому ходу не был готов.

– Это верно, – продолжал Райан, – я действительно командовал взводом, но мой капитан сразу же объяснил мне, что прежде всего я должен выполнять его приказы, а также полагаться на опыт взводного сержанта. Так что я не только и не столько командовал, сколько учился командовать. Так, собственно, в любом деле – вы ведь не лезете с нововведениями в первый день службы.

Аткинсон слегка нахмурился – все складывалось не совсем так, как он ожидал.

– Из ваших слов, сэр Джон, вытекает, что лейтенант морской пехоты – это всего лишь вожак бойскаутов. Но надеюсь, вы не это имели в виду? – спросил он с сарказмом.

– Нет, сэр. Извините. Я не намеревался произвести такое впечатление, но, право, мы и не банда сверхагрессивных варваров. Я должен был выполнять приказы, проявлять агрессивность лишь в той мере, в какой этого требует ситуация, и при этом уметь выносить самостоятельные суждения, как то и надлежит офицеру. Но я прослужил всего три месяца, а потом был ранен.

Морские пехотинцы следуют приказу. Разумеется, приказы отдают офицеры, но второй лейтенант – самый низший офицерский чин. Вы получаете больше приказов, нежели отдаете их. Я вижу, вы никогда не служили, – поддел его Райан.

– Так чему именно они там вас обучали? – спросил Аткинсон. Голос его стал злым – то ли он вправду вышел из себя, то ли прикидывался.

Ричардс взглянул на Райана – в глазах его была тревога. Он особенно настаивал, чтобы Райан не вступал в спор с Красным Чарли.

– Ну, основным командирским навыкам. Учили, как командовать людьми в полевых условиях, – ответил Райан. – Как реагировать в данной тактической ситуации. Как использовать вооружение, которое находится в распоряжении взвода.

Как организовать поддержку артиллерии и воздушных сил…

– Как реагировать?

– Да, сэр, это часть программы, – Райан старался отвечать как можно подробнее, следя за тем, чтобы голос его был ровен и дружелюбен – голос человека, всего лишь сообщающего некую информацию. – Я никогда не был в ситуации, хоть отчасти напоминающей боевую. Если не считать того, о чем мы тут говорим сегодня… Но наши инструкторы совершенно четко говорили нам, что, когда кругом свистят пули, там уже нет времени для раздумий. Вы должны знать, как действовать, и действовать быстро, иначе погибнут ваши солдаты.

– Отлично, сэр Джон. Итак, вас учили быстро и решительно реагировать на ситуацию?

– Да, сэр, – ответил Райан, чувствуя какую-то западню.

– Говоря о несчастном случае, который рассматривается в этом суде… Вы показали раньше, что, когда раздался взрыв, вы смотрели в другую сторону. Это так?

– Да, сэр.

– И когда вы повернулись в сторону взрыва?

– Как я уже говорил, прежде всего я уложил жену и дочку на землю. Затем я посмотрел, что там произошло. Сколько это заняло?.. Не меньше одной секунды, от силы – три. Но, прошу прощения, такие подробности трудно запомнить в такой ситуации – у меня ведь не было секундомера.

– Итак, когда вы наконец посмотрели туда, вы не сразу увидели, что там произошло?

– Верно, сэр. – "Давай-давай, Чарли, задавай свой следующий вопрос", мысленно подначивал его Райан.

– Значит, вы не видели, чтобы мой подзащитный стрелял из пистолета или бросал гранату?

"И только-то? – подумал Райан, удивившись тому, что уловка столь незамысловата. – Но, может, он куда-то еще гнет?"

– Нет, сэр, не видел. Он в тот момент обегал машину. Потом он остановился около нее – возле задней правой двери, спиной ко мне. В руке у него был пистолет, нацеленный на дверь, словно бы он…

– Предположения – штука шаткая, – прервал его Аткинсон. – Словно бы он что? Это могло быть что угодно. Но – что именно? Как вы можете сказать, что он там делал? Вы ведь не видели, чтобы он вылез из машины, которая позже скрылась.

Исходя лишь из того, что вы видели, мой подзащитный, так же как и вы, мог оказаться случайный прохожим, поспешившим на выручку попавшим в беду, не так ли?

Видимо, предполагалось, что Джек этим должен быть озадачен.

– Предположение, сэр? Нет, я бы назвал это суждением. Если бы ваш подзащитный бежал на выручку, он бежал бы с другой стороны улицы. Я сомневаюсь в том, что это физически возможно – в смысле, так быстро. А кроме того, с той стороны находился человек с автоматом – так что не больно-то побежишь. И бежал ваш подзащитный именно с той стороны, где был тот, с автоматом. Если он стремился на выручку, то почему, имея пистолет, он не открыл стрельбу по автоматчику? Он тогда не показался мне "случайный прохожим", да и сейчас мне это представляется довольно маловероятным.

– Это опять ваше заключение, сэр Джон, – сказал Аткинсон, словно поучал недоразвитого ребенка.

– Сэр, вы задали мне вопрос, и я постарался ответить на него аргументированно.

– И вы хотите, чтобы мы поверили вам, что все это промелькнуло в вашем сознании за какие-то мгновения? – спросил Аткинсон, вновь обратив лицо к присяжным.

– Да, сэр, это так, – твердо выговорил Райан. – Так и не иначе.

– Вам, наверное, не сообщили, что мой подзащитный никогда, прежде не подвергался аресту и не обвинялся в каком-либо преступлении?

– Значит, насколько я понимаю, это его первое преступление.

– Оставьте это на усмотрение присяжных заседателей, – отрезал Аткинсон. Вы ведь не видели, чтобы он стрелял, не так ли?

– Нет, сэр. Но в магазине его пистолета должно было быть восемь патронов, а в нем оказалось лишь три. Я выстрелил из него три раза, и все – там было пусто.

– Ну и что же? Может, кто-то еще стрелял из этого пистолета. Итак, вы не видели, стрелял ли он?

– Нет, сэр, не видел.

– Значит, не исключено, что кто-то уронил или бросил этот пистолет, а мой подзащитный подобрал его и хотел сделать то же, что и вы, но вы об этом не знали и не могли знать, не так ли?

– Я не могу свидетельствовать о том, чего не видел. Однако я видел улицу, уличное движение и пешеходов. Если ваш подзащитный действовал так, как вы утверждаете, то откуда он появился?

– Именно! Следовательно, вы не знаете? – вскинулся Аткинсон.

– Когда я увидел вашего подзащитного, сэр, он обегал машину. Если он был на тротуаре, а потом успел подобрать пистолет и обежать машину… для этого ему надо было бы быть олимпийским чемпионом по спринту.

– Мы этого не можем знать. Это опять ваше предположение. Ведь сами вы реагировали на ситуацию молниеносно, не так ли? Вы реагировали так, как вас тому обучали в морской пехоте, ни на минуту не задумавшись, не дав себе труда оценить положение. Вы не задумываясь ринулись в битву, напали на моего подзащитного, сбили его с ног и затем пытались убить его.

– Нет, сэр, я не намеревался убивать вашего подзащитного. Я уже… "Тогда почему ты стрелял в беззащитного человека, уже лежавшего без сознания?"

– Ваша светлость, – встал прокурор, – этот вопрос уже задавался.

– Свидетель может ответить, предварительно обдумав свой ответ, – с нажимом сказал судья. Никто не сможет сказать, что суд шел не по правилам.

– Сэр, я не знал, что он был без сознания, и тем более не знал, когда он вскочит на ноги. Так что я выстрелил, чтобы обезвредить его.

– Я уверен, что так говорили и в той деревне во Вьетнаме, где…

– Я вас понял, сэр, но там морских пехотинцев не было, – отрезал Райан.

– Не нервничайте, – улыбнулся ему адвокат. – Я думаю, что вас там натаскивают умению хранить самообладание и спокойно реагировать на кровь.

Наверное, и вас этому обучали…

– Нет, сэр, не обучали – "Он тебя нарочно драконит, Джек", – сказал себе Райан. Он достал носовой платок и высморкался. Два глубоких вдоха помогли успокоиться. – Прошу прощения, но местная погода наградила меня насморком. То, что вы только что сказали… Если бы в морской пехоте учили такого рода вещам, об этом уже давным-давно прокричали бы во всех газетах. Не говоря уже о моральной стороне дела, я скажу вам, мистер Аткинсон, что в морской пехоте понимают, что такое общественное мнение и как важно не уронить себя в его глазах.

– Неужели? – пожал плечами адвокат. – А как насчет Центрального разведывательного управления?

– В каком смысле?

– Как насчет сообщений газет, что вы работали на ЦРУ?

– Сэр, я получал деньги от правительства США, – сказал Джек, осторожно выбирая слова, – только в военно-морском министерстве: когда служил в морской пехоте, и позже – собственно, теперь – за то, что преподаю в Военно-морской академии. Я никогда не состоял на службе ни в каком другом правительственном учреждении. Точка.

– Значит, вы не агент ЦРУ? Напоминаю, что вы тут принесли присягу.

– Нет, сэр, я никогда не был агентом. Я не работаю на ЦРУ.

– А что же газеты?

– Боюсь, что об этом вам надо спросить репортеров. Я не знаю, откуда они это взяли. Я преподаю историю. Мой кабинет расположен в Лихи Холл, на территории Военно-морской академии. Оттуда до Лэнгли далеко.

– Лэнгли? Значит, вы знаете, где находится ЦРУ?

– Да, сэр. Однажды я там даже читал лекцию. Ту же самую, что месяцем раньше прочел в военно-морском колледже в Ньюпорте, Род Айленд. Моей темой была природа принятия тактических решений. Я никогда не работал на Центральное разведывательное управление, но я действительно один раз был там с лекцией.

Возможно, что отсюда и пошли все эти сообщения.

– Я думаю, вы лжете, сэр Джон, – заметил Аткинсон. "Не полностью, Чарли", – мысленно парировал Райан.

– Что вы думаете, сэр, это ваше дело. Я же всего лишь правдиво отвечаю на ваши вопросы.

– И вы никогда не писали официального доклада под названием "Агенты и разведывательные органы"?

Райан заставил себя быть спокойным. "Откуда ты это раскопал, Чарли?" Он ответил, с величайшей осторожностью выбирая слова:

– В прошлом году, сэр… точнее – прошлым летом одна частная фирма, выполняющая правительственные заказы, предложила мне контракт на работу в качестве консультанта. Это "Майте корпорейшн". Работа носила секретный характер и никакого отношения к разбираемому здесь делу не имеет".

– Никакого? Почему бы этого не решить присяжным заседателям?

– Мистер Аткинсон, – устало спросил судья, – вы считаете, что работа, когда-то выполненная свидетелем, имеет прямое отношение к разбираемому в суде делу?

– Я думаю, ваша светлость, что, возможно, нам придется это установить. Я уверен, что свидетель вводит суд в заблуждение.

– Хорошо, – сказал судья и повернулся к Райану. – Доктор Райан, имеет ли выполненная вами работа какое-либо отношение к убийству в Лондоне или к каким-либо лицам, причастным к данному делу?

– Нет, сэр.

– Вы в этом полностью уверены?

– Да, сэр.

– Являетесь ли вы сейчас или были ли когда-нибудь служащим какого-либо американского разведывательного учреждения или агентства безопасности?

– Правительству США я служил только будучи в морской пехоте, сэр.

– Напоминаю вам, что вы дали присягу и должны говорить только правду.

Ввели ли вы суд в заблуждение в какой-то мере?

– Абсолютно ни в какой, сэр.

– Благодарю вас, доктор Райан. Я полагаю, что с этим вопросом теперь все ясно. Мистер Аткинсон – ваш следующий вопрос, – повернулся он к адвокату.

Аткинсон наверняка был разозлен, но – отметил Райан – и виду не показал.

"Интересно, – подумал Джек, – кто его консультировал насчет меня?"

– Вы сказали, что выстрелили в моего подзащитного только для того, чтобы он не встал с земли?

– Ваша светлость, – поднялся прокурор. – Свидетель уже…

– Если мне будет позволено задать следующий вопрос, – вежливо прервал его Аткинсон, – то все дело прояснится.

– Продолжайте, – сказал судья.

– Доктор Райан, вы сказали, что стреляли в моего подзащитного для того, чтобы он не поднялся с земли. В американской морской пехоте учат стрелять, чтобы обезвредить или чтобы убить?

– Чтобы убить, сэр.

– И вы утверждаете, следовательно, что поступили наперекор тому, чему вас учили?

– Да, сэр. Это же ясно – я ведь был не на поле боя, а на городской улице.

У меня и в мыслях не было убивать вашего подзащитного. – "Лучше бы было, тогда, вероятно, не пришлось бы мне здесь маяться", – подумал Райан, в то же время озадачась вопросом, действительно ли он этого бы хотел.

– Значит, сперва вы действовали в соответствии с тем, как вас учили, но потом, секунду-другую спустя, вы уже действовали вопреки тому, чему вас учили?

И вы полагаете, что мы тут должны поверить этому?

Аткинсону наконец удалось сбить с толку Райана. Джек теперь совершенно не понимал, куда тот гнет.

– Я не думал об этом в таком плане, сэр, но, пожалуй вы правы, согласился он. – Именно так оно все и было.

– А потом вы, подкравшись из-за машины ко второму человеку, пристрелили его без всяких размышлений. В этом случае ясно, что вы вновь действовали согласно усвоенным в морской пехоте навыкам – стрелять, чтобы убить. Не находите ли вы тут некое противоречие?

– Нисколько, сэр, – покачал Джек головой. – Всякий раз я действовал… действовал так, как мне представлялось необходимым применительно к конкретным обстоятельствам.

– Я думаю, вы, сэр Джон, заблуждаетесь. Я полагаю, что вы и в том, и в другом случае действовали так, как и свойственно действовать нерассуждающему офицеру американской морской пехоты. Вы сломя голову ринулись в ситуацию, о которой не имели никакого представления, напали на невинного человека, а затем пытались убить его, хотя он без сознания лежал на земле. Затем вы хладнокровно убили другого человека, даже не попытавшись обезоружить его. Вы и понятия не имели о том, что там на самом деле происходило, не так ли?

– Так как же я, по-вашему, должен был действовать… в случае того, второго?

Аткинсон тут же воспользовался его промахом.

– Вы только что сказали суду, что всего лишь хотели обезвредить моего подзащитного. Хотя на самом деле намеревались убить его. Как вы хотите, чтобы мы поверили вам, если ваш следующий шаг не имел ничего общего со столь миролюбивым намерением?

– Сэр, ведь у того человека, Маккрори, в руках был АК-47. Идти с пистолетом против автомата.

– Но когда вы на него пошли, у него уже не было "Калашникова", не так ли?

– Да, верно. Если бы он у него был… Не знаю, может, я бы не выскочил из-за укрытия, а стрелял бы в него оттуда. Из-за машины, я имею в виду.

– Ага, теперь понятно! – воскликнул Аткинсон, воздев руки вверх. – У него не было в руках автомата, и, следовательно, у вас появился шанс пристрелить его на ковбойский манер, учинить нечто в духе Дикого Запада на улицах Лондона!

– Интересно, что же я должен был, по-вашему, делать в той ситуации? устало спросил Джек.

– Для такого меткого стрелка, как вы, стрелка, который с первого раза попадает в сердце человека, почему бы вам было не выбить выстрелом пистолет из его рук?

– Ага, ясно, – улыбнулся Райан – теперь был его черед воспользоваться промахом Аткинсона. – Вам следует выбрать что-то одно, сэр.

– Как? – растерялся адвокат.

– Минуту назад вы заявили, что я пытался убить вашего подзащитного. Я был на расстоянии вытянутой руки от него, но не убил его. Это значит, что я мазила.

И при этом вы хотите, чтобы я попал в руку человека на расстоянии пяти-шести метров. Что-то тут не срабатывает, сэр. Или я плохой стрелок или хороший – одно из двух. И вообще, это только в кино выстрелом выбивают пистолет из рук. Это там, для киношных бравых ребят. Но кино – это не реальная жизнь. Из пистолета вам приходится стрелять в самый центр цели, что я и сделал. Я вышел из-за машины, чтобы получше прицелиться… Если бы Маккрори не вскинул пистолет, целясь в меня… Не могу утверждать наверняка, но, возможно, я бы не выстрелил.

Но он его вскинул и выстрелил… Вы видите мое плечо… И я выстрелил в ответ.

Возможно, мне следовало бы действовать иначе. Но я поступил, к сожалению, именно так. У меня не было времени для раздумий. Я действовал, как мог. Я сожалею, что убит человек, но и он ведь хотел убить меня – он выстрелил первым, сэр.

– Но вы даже слова ему не сказали, не так ли?

– Нет, по-моему, не сказал, – согласился Джек.

– Вы не жалеете, что все произошло именно так, а не иначе?

– Если вам, мистер Аткинсон, будет легче, скажу, что я то и дело возвращаюсь в мыслях к тому, что произошло. Будь у меня тогда больше времени на размышление, я, возможно, действовал бы иначе. Но этого мне знать не дано, поскольку размышлять мне было просто некогда, – сказал Джек и замолк на секунду. – И вообще, было бы лучше, если бы всего этого и вовсе не случилось.

Но не я ведь все это заварил, а он, – Джек указал рукой на Миллера.

Миллер, скрестив руки на груди и слегка склонив голову набок, сидел на стуле с прямой спинкой. Он взглянул на Райана, и в углу его рта дрогнула ухмылка – едва приметная, одному Райану предназначавшаяся.

"А, может, не только мне", – подумал Джек. Серые глаза Сина Миллера смотрели, не моргая. Верно, он в этом практиковался. Райан скрестился с ним глазами, стараясь, чтобы взгляд его был максимально равнодушным, и пока секретарь суда записывал его показания, а публика на галерее шепотом обменивалалась впечатлениями, они смотрели друг другу в глаза, испытывая, чья возьмет. "Что за этими глазами?" – снова подумалось Джеку. Он не слабак, это точно. Там была сила, но вроде той, что видна в глазах хищного зверя. И ничего, кроме силы. Ничего, смягчающего силу, – ни проблеска морали, совести…

Только сила и воля? С четырьмя полицейскими по бокам, Син Миллер, конечно, чувствовал себя, как волк в клетке. И смотрел на Райана, как смотрел бы волк из-за прутьев – как на нечто, до чего ему хотелось бы дотянуться зубами. Костюм и галстук – только маскировка, как и та его улыбка друзьям или родственникам на галерее. Сейчас он о них забыл. Не думал он и о том, чем кончится суд, как не думал и о тюрьме. Это было ясно Райану. Он думал только об одном – о человеке по имени Райан, о человеке, до которого пока не может добраться. Правая рука Райана инстинктивно сжалась, словно готовая вскинуться и схватить пистолет, лежавший на столе среди других вещественных доказательств, метрах в двух от него.

В конце-то концов, этот Миллер не был зверем. У него был интеллект и даже образование. Он мог думать и разрабатывать планы, как и всякий человек, но когда он принимал решение, человеческие чувства уже не влияли на его действия.

В исследовании, выполненном для ЦРУ, Джек подходил к террористам, как к некоей абстракции, как к роботам, которые что-то там делали и надо было их так или иначе нейтрализовать. Он никогда не думал, что ему придется встретиться с одним из них. И, что более важно, он не ожидал, что на него будут так смотреть. Он что не понимает, что это был всего лишь его гражданский долг?

"Тебе на это плевать. Я – только некая препона на твоем пути. Я ранил тебя, убил твоего друга и провалил твое дело, – размышлял Райан. – Ты хочешь посчитаться со мной, не так ли? Раненый зверь всегда рыщет в поисках того, кто его ранил, – сказал самому себе Джек. – А у этого раненого зверя есть мозги. У него есть память, – подумал Джек и тайком вытер вспотевшую руку о брюки. – Он сидит там и думает".

Райаном овладел страх. Такого страха он никогда прежде не испытывал. Но уже несколько секунд спустя он успокоился, напомнив себе, что Миллер под стражей, что присяжные признают его виновным, что его приговорят к пожизненному заключению и что тюрьма изменит это существо или… что там скрывается за этими блекло-серыми глазами.

"Я ведь бывший морской пехотинец, – сказал он себе. – Я не боюсь тебя. Я знаю, как с тобой, сопляком, быть. Один раз я тебя уже уделал, – он улыбнулся Сину Миллеру, тоже уголком рта. – Ты не волк, ты лиса. Противно, конечно, но нечего слишком-то беспокоиться, – сказал он себе и отвернулся от Миллера, как отворачиваются от очередной клетки в зоопарке. – "Интересно, – мелькнуло у него, – заметил ли Миллер, что я его не боюсь?"

– Вопросов больше нет, – сказал Аткинсон.

– Свидетель свободен, – произнес судья Уиллер. Джек поднялся, и глаза его вновь скользнули по лицу Миллера. Его взгляд не изменился, и улыбка в углу рта тоже была прежней.

В холле Райана поджидал Дэн Мюррей.

– Неплохо, – заметил он, – однако не следует скрещивать шпаги с адвокатами. Он чуть-чуть не загнал вас в угол.

– Вы думаете, это имеет значение?

Мюррей покачал головой.

Ни в коем разе. Суд – чистая формальность. Дело вполне ясное.

– Что он получит?

– Пожизненное. Обычно "пожизненное" здесь значит лет шесть-восемь, но для него это будет действительно пожизненное.

Ага, вот и Джимми!

По коридору к ним направлялся Оуинс.

– Ну, как? – спросил он, имея в виду Райана.

– Оскара не получит, но присяжным он понравился, – сказал Мюррей.

– Откуда это вам известно?

– Сразу видно, что вы никогда не были присяжным. Они же сидели совершенно неподвижно, едва дыша, когда вы говорили. Они поверили каждому вашему слову, особенно тому, что и как вы думали и по поводу чего волновались. Вы произвели впечатление честного человека.

– Я и есть честный человек, – сказал Райан. – Ну и что же?

– Не все таковы, – заметил Оуинс. – И присяжные – молодцы, умеют почувствовать. В этом плюс этой системы. Мюррей кивнул.

– У всех нас есть что сказать – и хорошего, и не очень хорошего – о суде присяжных. Но в основном система эта работает довольно хорошо. Мистер Оуинс, почему бы нам не угостить этого джентльмена пивом?

– Отличная идея, – ответил Оуинс и, подхватив Раина под руку, направился к лестнице.

– Этот парняга страшноват, а? – сказал Райан, чтобы услышать мнение профессионалов.

– Вы тоже заметили это? – спросил Мюррей. – Добро пожаловать в прекрасный мир международного терроризма. Да, этот сукин сын – крепкий орешек. Но большинство из них такие только поначалу.

– Через годишко он немного изменится. Он из крепких, это так, но крепкие зачастую и ломкие, – сказал Оуинс. – Они порой дают трещину. Время очень даже на нашей стороне, Джек. А если даже он и не даст трещину, об этом тоже не следует волноваться.

– Очень уверенный в себе свидетель, – произнес телевизионный комментатор новостей. – Доктор Райан парировал выпад защитника Чарлза Аткинсона и совершенно недвусмысленно опознал подсудимого Сина Миллера во время слушания дела об убийстве на Молу.

В кадре появился Райан, выходивший из зала суда вместе с двумя мужчинами.

Американец что-то говорил, жестикулируя, а проходя мимо телекамеры, засмеялся.

– Наш старый приятель Оуинс. А кто второй? – спросил О'Доннелл.

– Дэниел Мюррей, представитель ФБР в американском посольстве, – ответил помощник О'Доннелла по разведке.

– Ага. Раньше мне его видеть не случалось. Так вот он каков. Идут выпить, видно. Герой и его шестерки. Жаль, что мы этого Оуинса не прикончили…

Какого раз они пытались выследить Оуинса, но за ним всегда следовала машина с охраной, и он никогда не ездил одной и той же дорогой. Возле его дома стояла охрана. Они могли бы убить его, но скрыться потом было бы слишком трудно, а О'Доннелл не хотел отправлять своих людей на явную смерть.

– Райан возвращается домой завтра или послезавтра, – сказал он.

– Вот оно что? – удивился разведчик, подумав про себя:

"Откуда только Кевин получает такую информацию?.."

– Очень жаль, не правда ли? Неплохо было бы отправить его домой в гробу, а, Майкл?

– Ты же сам говорил, что не стоит марать о него руки, – ответил Майкл Маккини.

– Верно. Но уж больно гордо он вышагивает. Скрестил шпаги с нашим другом Чарли и теперь гарцует себе за пинтой пива. Чертов америкашка, такая самоуверенность…

"Да, было бы неплохо…", – покачал головой Кевин О'Доннелл.

– Нам, – сказал он, – сейчас надо другое планировать. Сэр Джон может подождать, и мы тоже подождем.

– Я их вынудил к этому чуть ли не под дулом пистолета, – говорил Мюррей через плечо. Он сидел за рулем своей машины, слева от него размещался охранник, а сзади следовала машина с детективами из Си-13.

"Следи за этой чертовой дорогой", – твердил ему про себя Райан. Он все еще мало разбирался в том, как тут ездят, и только теперь начал понимать, что к указателям об ограничении скорости тут все относились с полным презрением. Да к тому же еще эта езда по левой стороне улицы!..

– Том Хьюс, начальник охраны, рассказал мне о своих планах, и я решил, что вам нужен сопровождающий, который знает что и как.

"И умеет нормально водить машину, – подумал Райан, когда они обогнали грузовик совсем не с той стороны. – Или как раз с той? Черт их разберет!" То, что они прошли в полуметре от грузовика, – это факт. Шириной своей английские дороги отнюдь не впечатляли.

– Стыдобушка, что вы так ничего толком и не посмотрели тут.

– Ничего. Зато Кэти насмотрелась, а я вдоволь поглазел на телевизор.

– И что же вы там смотрели?

– Они то и дело крутили куски из чемпионата по крикету, – рассмеялся Джек.

– Разобрались в правилах? – спросил Мюррей, обернувшись к нему.

– А там есть правила? – недоверчиво поинтересовался Райан.

– Зачем портить игру правилами?

– Говорят, что правила там есть, но мне так и не удалось в них разобраться. Но теперь мы с ними сравнялись.

– То есть?

– Футбол тут становится популярным. Наш футбол, я имею в виду. И сколько я ни втолковывал Джимми Оуинсу что к чему, он так ничего и не понял.

– Значит, я мог бы смотреть по телику футбол… Почему же никто не сказал мне?

– Какая жалость, – заметила Кэти.

– Приехали, – сказал Мюррей, притормозил и свернул к реке. Дорога была узкой одноколейкой, но, отметил Джек, Мюррей по крайней мере сбросил скорость.

Машина наконец остановилась.

Темнело.

– Вот вам и ваш сюрприз, – сказал Мюррей, выпрыгнул из машины и открыл дверь. Райан, словно краб, выпростался следом.

– Эй, привет, Том! – крикнул кому-то Мюррей. К ним подошли двое мужчин в красно-голубых мундирах. Первый, лет пятидесяти, направился прямо к Райану.

– Сэр Джон, леди Райан, добро пожаловать в Лондонский Тауэр Ее величества.

Я – Томас Хьюс, а это – Джозеф Эванс. Я вижу, Дэну удалось доставить вас сюда вовремя.

– А могу я узнать, что за сюрприз поджидает нас?

– Тогда он уже не будет сюрпризом, – заметил Хьюс. – Я хотел сам провести вас по территории, но меня ждут в другом месте. Так что вами займется Джо, а попозже и я к вам присоединюсь.

И начальник охраны куда-то направился, Мюррей за ним.

– Вам уже приходилось бывать в Тауэре? – спросил Эванс.

Джек покачал головой.

– Я была, когда мне было девять лет, – сказала Кэти. – И мало что помню.

– Ну что же, – сказал Эванс, приглашая их следовать за ним, – на этот раз мы попытаемся сделать так, чтобы это запомнилось вам надолго.

– Вы тут все солдаты, не так ли?

– Фактически мы все, сэр Джон, в прошлом сержанты, хотя двое из нас даже и старшие офицеры. Я был сержантом первого парашютно-десантного полка. Мне пришлось ждать четыре года, прежде чем меня взяли сюда. Работа тут, как можно догадаться, интересная, так что конкуренция очень велика.

На кителе Эванса красовались несколько наград. Было ясно, каково рода людей брали на эту работу. Эванс не шел, а вышагивал, как и положено человеку, отслужившему тридцать лет в армии.

– Как ваша рука, сэр?

– В порядке. Зовите меня Джек.

– Мне пришлось таскаться с таким же гипсом в шестьдесят восьмом, если не ошибаюсь. Несчастный случай во время учений, – сочувственно сказал Эванс. Приземлился на каменный забор. Болело дьявольски.

– Но вы продолжали прыгать. И отжиматься одной рукой от земли.

– Конечно, – подтвердил Эванс и остановился. – Перед нами здание Средней башни. Раньше тут было еще одно здание – вон там, где магазин сувениров. Оно звалось Львиной башней, потому что там был королевский зверинец – до восемьсот тридцать четвертого года. – Его речь текла плавно, благо он несколько раз на дню говорил все те же слова.

"Мой первый замок", – подумал Джек, разглядывая каменные стены.

– А ров был настоящий?

– О, да, и при том довольно неприятный. Проблема в том, что по проекту тут должна была быть проточная вода, из реки. К несчастью, инженер просчитался и вода оказалась стоячей. Что еще хуже – обитатели замка бросали все отбросы в воду. Так что тут все гнило. Впрочем, думаю, это преследовало также и тактическую цель. Одной этой вони было достаточно, чтобы все держались подальше ото рва, за исключением разве что самых отчаянных храбрецов. Наконец, в восемьсот сорок третьем году его осушили, и теперь он по-настоящему полезен дети могут гонять там в футбол. А вон там, подальше – качели и трапеции. У вас есть дети?

– Один, а второго ожидаем, – сказала Кэти.

– Правда? – Эванс заулыбался. – Чертовски здорово! Этот янки всегда будет британцем – хотя бы чуть-чуть. У нас с Мойрой двое, и оба родились за границей.

А это Башня Байуорд.

– У всех ведь башен были подъемные мосты, не так ли? – спросил Джек.

– Да. Львиная и Средняя башни были по сути островами, окруженными рвами с вонючей водой. Обратите внимание, что дорога к замку поворачивает под прямым углом. Это чтобы заставить попотеть тех, кто шел с тараном. Проследуем в Башню.

Джек, оценив ширину рва – порядка шести метров – и высоту башенных стен, спросил:

– И что же, никому никогда не удалось взять ее?

Эванс покачал головй.

– Никто на это всерьез не решался. И вряд ли этого следует ожидать в наши дни.

– Это верно, – согласился Райан. – Вы не боитесь, что кто-нибудь устроит тут взрыв?

– Это уже было. Лет десять тому назад – в Белой башне. Террористы. С тех пор усилили охрану, – сказал Эванс.

На территории самой Башни, помимо охраны Тауэра, были еще и гвардейцы в красных мундирах, в медвежьих шапках и с винтовками – как тот, на Молу.

– Вам, несомненно, известно, что это здание в разные времена использовали для разных надобностей. Когда-то здесь была королевская тюрьма, а во время второй мировой войны тут держали Рудольфа Гесса. Знаете ли вы имя первой королевы Англии, казненной тут?

– Анна Болейн, – сказала Кэти.

– Отлично. Они там преподают в Америке нашу историю? – спросил Эванс.

– Это я почерпнула из телевизионной программы "Шедевры театра", объяснила Кэти.

– Ну, тогда вы знаете, что все казни осуществлялись при помощи топора.

Кроме этой. Для нее король Генрих вызвал палача из Франции – он пользовался мечом, а не топором.

– Он хотел, чтобы было не так больно? Это очень мило с его стороны, сказала Кэти, криво усмехнувшись.

– Да, он был человеком снисходительным, не так ли? А это Врата предателя.

Вам, быть может, небезынтересно узнать, что до того они назывались "Уотергейт".

Райан рассмеялся.

– Удачное название.

– Именно. Узников отправляли через эти ворота – на лодке – в Вестминстер, для суда.

– А потом назад – чтобы привести в порядок прическу?

– Только самых важных. Прочих казнили в Зеленой башне. Но это были казни без публики. Публичные казни производились в других местах.

Через ворота они вошли в Кровавую башню, и Эванс рассказал о ее прошлом.

Райан подумал, что, если бы написать историю всех этих Башен, это заняло бы множество томов.

Зеленая башня оказалась приятным местечком – как-то не укладывалось в голове, что тут кого-то казнили. С двух сторон ее окружали дома (конечно, времен Тюдоров), в северном конце площади было то самое место, где воздвигали эшафот. Эванс подробно объяснил процедуру, которая включала и плату палачу, приговоренный к казни платил палачу, чтобы тот делал свое дело получше.

– Последней женщиной, казненной здесь, – продолжал Эванс, – была Джейн, виконтесса Рошфор. Это было тринадцатого февраля пятьсот сорок второго года.

– Что она такое сделала? – спросила Кэти.

– Скорее, чего она не сделала. Она не сообщила королю Генриху Восьмому о том, что его пятая жена, Кэтрин Ховард, состояла, э-э, в романтических отношениях с кем-то другим, – деликатно объяснил Эванс.

– Это был действительно исторический случай, – хмыкнул Джек. – Женщину казнили за то, что она умела держать рот на замке.

Кэти улыбнулась.

– Джек, а как насчет того, чтобы сломать тебе вторую руку?

– А что скажет на это Салли?

– Она меня поймет, – заверила его жена.

– Ну, не поразительно ли, сержант, как женщины всегда стоят друг за друга?

– Я тридцать один год прослужил и не настолько глуп, чтобы оказаться впутанным в семейные споры, – разумно сказал Эванс.

"Один ноль в его пользу", – сказал себе Райан. После Зеленой башни Эванс провел их мимо Белой башни, а затем свернул налево, к пространству, огороженному веревками. Здесь Райан с женой поняли еще одну причину, почему желающих получить работу в Тауэре было хоть отбавляй.

В каменном строении четырнадцатого века была пивная для служащих Тауэра.

На стенах ее красовались бронзовые таблички с названиями всех полков британской армии.

В пивной оказался и Дэн Мюррей.

– Джек, Кэти, – это Боб Халлстон, – представил он им еще какого-то человека.

– Вы, должно быть, умираете от жажды, – сказал Боб.

– Я не против пива, – сказал Джек. – А ты, Кэти?

– Что-нибудь без алкоголя.

– Вы уверены? – спросил Халлстон.

– Я не из общества трезвости, просто я не пью во время беременности, объяснила Кэти.

– Поздравляю! – Халлстон направился к бару и вернулся со стаканом пива для Джека и с чем-то вроде кока-колы для Кэти. – За ваше здоровье, и за здоровье младенца.

Кэти просияла. "В беременных женщинах есть что-то особенное", – подумал Джек. Кэти уже не была просто хорошенькой, она вся светилась.

– Я слышал, что вы врач.

– Хирург.

– А вы, сэр, преподаете историю?

– Точно. А вы работаете здесь, как я понимаю.

– Верно. Нас тут тридцать девять. Мы – церемониальная гвардия короля. Мы пригласили вас, чтобы выразить вам благодарность за сделанное вами, а также для участия в нашей небольшой ежевечерней церемонии. Она называется "Церемония передачи ключей".

– Каждый вечер – с тысяча двести сорокового года, – сказал Мюррей.

– С двести сорокового? – спросила Кэти.

– Да. Это вам не стряпня для туристов. Это – настоящее, – сказал Мюррей. Верно, Боб?

– Самое настоящее. Когда мы запираем замки, эта музейная коллекция становится самым безопасным в Англии местом.

– Я верю этому, – сказал Джек, осушив половину своего стакана. – Ну, а если все-таки те негодяи проникнут сюда, вам ведь придется что-то делать, а?

– Куда же денешься? – улыбнулся Халлстон. – Кое-кому из нас пришлось бы вспомнить, чему нас обучали. Я ведь когда-то был в первых формированиях СЛС гонялся за Роммелем по пустыне. Ужасное это место – пустыня. С тех пор я вечно пребываю в состоянии жажды.

"Есть в них что-то специфическое, в настоящих профессионалах. Они никогда не утрачивают этого, – подумал Райан. – Они стареют, прибавляют в весе, немного мягчают, но за всем этим все равно ощущается дисциплина и хребет. И в этом вся разница. И еще гордость, сдержанная уверенность в себе, потому что ты прошел через все это и не обязан говорить об этом каждому встречному-поперечному.

Только среди своих. Это никогда не уходит".

– Есть тут у вас парни из морской пехоты?

– Двое, – сказал Халлстон. – Мы стараемся не давать им пускать в ход кулаки.

– Правильно! Я сам был в морской пехоте.

– Никто не совершенен, – посочувствовал ему Халлстон.

– Так в чем же ваша церемония?

– В тысяча двести сороковом году стражник, в чью обязанность входило запирать все замки, подвергся нападению каких-то разбойников. После этого он отказался выполнять свои обязанности без военного сопровождения. С тех пор каждый вечер начальник стражи запирает главных входы, а затем относит ключи в Королевский дом в Зеленой башне. Это все сопровождается небольшой церемонией.

Мы думали, что вам с женой она может показаться интересной, – сказал Халлстон и опять приложился к своей кружке. – Вы ведь, насколько я знаю, были сегодня в суде. Ну и как там все шло?

– Я рад, что это уже позади. По мнению Дэна, я вел себя правильно, – Райан пожал плечами. – Когда мистер Эванс показал нам тюремную башню, я пожалел, что она теперь уже не используется по назначению, – добавил Райан, вспомнив выражение лица Миллера. "Интересно, где он сейчас? В своей камере? Думает обо мне? – Райан допил пиво. – Уверен, что так оно и есть".

– Простите?

– Этот Миллер. Жаль, что ему тут нельзя привести в порядок прическу.

Халлстон холодно усмехнулся.

– Вряд ли кто-нибудь тут не согласен с вами. Мы бы тут легко нашли добровольцев помахать топором.

– Можно было бы тащить жребий, Боб, – сказал Мюррей, протягивая Джеку очередную кружку пива. – Вы еще не выбросили его из головы, Джек?

– Мне никогда не приходилось встречать таких.

– Он в тюрьме, Джек, – сказала Кэти.

– Да, я знаю.

"Так почему он все не выходит у тебя из головы? – спросил себя Джек. – К черту его! К черту все это!"

– Отличное пиво, сержант.

– Из-за него они и рвутся на эту работу, – усмехнулся Мюррей.

– Это одна из причин, – Халлстон прикончил свою кружку. – Ну, что же почти пора.

Джек залпом проглотил свое пиво. Вновь появился Эванс, и они вышли на улицу – воздух был по-ночному свеж. Небо было ясным, луна светила вовсю. Там и сям поблескивали огни редких фонарей. Джек удивился тишине – в самом центре города, а тихо, как у него дома. Он взял Кэти под руку, и Эванс повел их по направлению к Кровавой башне. Возле Ворот предателя уже собралась небольшая толпа, и один из стражей Тауэра объяснял им, что они должны соблюдать тишину и ничего не фотографировать. Там стоял часовой и еще четверо вооруженных гвардейцев – их дыхание клубилось, голубоватое от подсветки фонарей. И это был единственный признак того, что они живые существа. А то можно было бы подумать, что это каменные изваяния.

– Сейчас, – прошептал Мюррей.

Откуда-то спереди донесся звук запираемой двери. Трудно было что-то разглядеть – уже сгустилась тьма, а свет фонарей был слишком тусклым. Потом Джек услышал, как позвякивает связка ключей – словно колокольчики в такт чьим-то шагам. Потом появилась какая-то светящаяся точка. Она все росла и росла, пока не превратилась в квадратной формы фонарь, внутри которого горела свеча, – его нес Том Хьюс, начальник стражи. Звук его шагов был четок, как метроном, спина – пряма, как шомпол. Через минуту к нему, печатая шаг, примкнули четверо солдат. Торжественным маршем они направились дальше, в туннельную тьму. Звяканье ключей и клацанье кованых сапог по мостовой служило им аккомпанементом.

Как они запирали ворота, слышно не было, но через несколько минут снова послышалось звяканье ключей и запрыгал свет фонаря. От всего этого так и несло необъяснимым романтизмом. Джек обнял жену за талию и прижал к себе. Она подняла на него глаза.

– Люблю тебя, – прошептал он.

Звяканье ключей опять приближалось к ним.

Часовой, справа от них, вскинул ружье и крикнул:

– Стой! Кто идет?

Том Хьюс крикнул в ответ пароль:

– Ключи!

– Чьи ключи? – требовательно спросил часовой.

– Ключи королевы Анны!

– Дорогу несущим, ключи королевы Анны! – часовой вернул ружье в исходное положение.

Четверо стражей с Хьюсом посредине миновали пост и свернули налево, по направлению к Зеленой башне. Райан и Кэти последовали за ними. На вершине склона, возле Зеленой Башни, Хьюза и сопровождающих его гвардейцев встретил отряд стрелков и горнист. Хьюз и гвардейцы остановились. Отряд приставил ружья к ноге, а начальник стражи обнажил голову.

– Боже, храни королеву Анну!

– Аминь! – откликнулись гвардейцы и стрелки. Горнист протрубил отбой. Эхо запрыгало по древним камням, извещая о конце дня. Как круги от брошенного в воду камня, последние печальные ноты поплыли куда-то вдаль и растворились там в безбрежье ночной тиши. Райан наклонился и поцеловал Кэти.

– Каждый вечер с двести сорокового года? – спросил Джек.

– С одним перерывом – во время войны с наци. Немецкая бомба попала прямо на территорию Тауэра во время этой церемонии. Начальника стражи отбросило взрывной волной, и свеча в фонаре потухла. Ему пришлось снова зажечь ее, чтобы довести церемонию до конца, – сказал Эванс. То, что начальник стражи был ранен, к делу не относилось. Есть вещи более важные, нежели это. – Ну, заглянем снова в пивную?

– У нас дома нет ничего похожего на это, – тихо сказала Кэти.

– Для этого Америка еще недостаточно стара, не так ли?

– Неплохо бы нам тоже обзавестись такого рода церемониями, – сказал Джек.

Мюррей кивнул, соглашаясь.

– Да, что-нибудь такое, что напоминало бы нам, зачем мы тут, на земле.

– Традиция – важная вещь, – сказал Эванс. – Солдату традиция порой помогает выстоять. Это больше, чем ты сам, больше, чем твои товарищи… Это то, что существует не только для солдат. Это для всех.

– Точно, – сказала Кэти. – Так же и в медицине.

– И в морской пехоте, – поддакнул Джек. – Но мы не нашли этому столь красочного выражения, как вы тут.

– У нас было больше практики, – Эванс открыл дверь в пивную. – А кроме того, тут помогает и наше пиво.

– Вам бы еще научиться должным образом готовить мясо… – сказал, обращаясь к Эвансу, Джек.

– А ну-ка Джек, врежьте им всю правду, – хмыкнул Мюррей.

– Еще пива моему собрату из морской пехоты, – кто-то протянул Райану кружку.

– Берт – один из морских пехотинцев, о которых я вам говорил, – пояснил Эванс.

– Я никогда не отзываюсь плохо о тех, кто выставляет мне пиво, – сказал Райан Берту.

– Невероятно разумно! Вы уверены, что были всего лишь лейтенантом?

– И всего три месяца, – сказал Джек и рассказал о вертолете.

– Это просто невезуха. Ох, уж эти несчастные случаи на ученьях! – сказал Эванс. – Опаснее, чем на фронте.

– Так вы что, ребята, вроде гидов тут?

– Это только часть нашей работы, – вступил в разговор еще один охранник. Это неплохой способ за всем тут наблюдать, а также просвещать приблудных лейтенантов. Как раз на прошлой неделе я толковал тут с одним из Уэльской стражи – он не все понимал, как надо делать, и я дал ему одну идею.

– Очень даже верную, – согласился Эванс. – 0 том, что прежде чем стать офицером, надо побыть в солдатах. Кто сказал, что в Белом Доме самые лучшие дипломаты?

– Я никогда не чувствовал себя полностью бесполезным в качестве второго лейтенанта, – улыбнулся Джек.

– Все зависит от точки зрения, – вставил другой охранник Тауэра. – Судя по тому, как вы вели себя на Молу, вы в армии были бы на уровне.

– Не знаю, Берт. Лейтенант с героическим комплексом – не того сорта человек, с которым очень-то сладко. Он такое будет чудить!.. Но, думаю, что те, кому удается выжить и что-то из этого извлечь, те бывают ничего ребята.

Скажите, лейтенант Райан, что вы извлекли? Какой урок? ''.

– Не быть подстреленным. В следующий раз я буду стрелять из укрытия.

– Отлично, – к ним присоединился Боб Халлстон. – И не оставляйте никого живым у себя в тылу.

За людьми СЛС не замечалось, чтобы они оставляли в такого рода случаях кого-то в живых. Кэти подобных разговоров терпеть не могла.

– Джентльмены, нельзя просто так убивать людей.

– Лейтенанту повезло, мэм, повезло на редкость. Но если с ним еще раз такое случится, то надо действовать или, как полицейский, или, как солдат, одно из двух. Вам, молодой человек, очень повезло – могли бы и не выжить. Пусть ваша рука напоминает вам о том, как вам повезло. Хорошо быть храбрым, лейтенант, но еще лучше быть сообразительным – оно и для ваших близких будет не так болезненно, – Эванс допил свое пиво. – Господи Боже, сколько раз я уже говорил это!

– Сколько раз мы все говорили это? – проговорил Берт. – Но, к сожалению, не все нас слушали. Ну, хватит. Прекрасная леди не желает слушать болтовню старых рубак. Боб сказал, что вы ожидаете ребенка. А я через два месяца стану дедушкой.

– Он никак не дождется, когда покажет нам фотографии, – рассмеялся Эванс.

– Кого хотите – мальчика или девочку?

– Все равно. Лишь бы был здоровым.

С этим все согласились. Райан прикончил вторую кружку.

Пиво было крепким, и голова пошла кругом.

– Джентльмены, – сказал он, – если кто-то из вас будет в Америке и окажется в районе Вашингтона, дайте нам знать.

– А когда вы снова будете в Лондоне, помните – наша пивная открыта для вас, – сказал Том Хьюс. Начальнник стражи уже переоделся в гражданское, но на голове у него все еще была старинного покроя шляпа. Он снял ее и протянул Джеку. – Я надеюсь, в вашем доме найдется местечко вот для этого. Сэр Джон, примите с благодарностью от всех нас.

– Я буду хранить ее, – Райан взял шляпу, хотел было надеть ее, но решил, что не достоин такой чести.

– А теперь… Простите меня, но я должен сказать, что если вы не уйдете сейчас, вам придется провести тут всю ночь. В полночь все двери будут заперты.

Джек и Кэти пожали всем руки и вышли на улицу вслед за Хьюсом и Мерреем.

Было свежо. "Интересно, как тут насчет призраков", – думал Джек.

– Что это? – показал он на стену. По ней расхаживала какая-то тень.

– Часовой, – сказал Хьюс.

Они прошли мимо часового возле Кровавой башни – теперь на нем был маскировочный халат, винтовка и прочая амуниция.

– Винтовки заряжены или как? – спросил Джек.

– А какой в них смысл иначе? Но тут совершенно безопасное место, – ответил Хьюс.

"Хорошо знать, что есть такие места, – мелькнуло у Райана. – Интересно, почему я об этом подумал?"