"Игры патриотов" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)

Глава 4 ПРИВИЛЕГИИ И ПЛАНЫ

День, когда Райан вышел из госпиталя, был счастливейшим в его жизни, не считая дня рождения Салли, четыре года тому назад. В шесть вечера он кое-как оделся – что было нелегко с этим гипсом – и плюхнулся в кресло на колесах.

Кресло это раздражало его, но, как в американских больницах, так и в английских это было железным правилом: пациентам не разрешается ходить. А то кто-нибудь вообразит, что они уже вылечились. Полицейский выкатил его коляску в коридор.

Райан даже не оглянулся.

В коридоре толпился весь персонал этажа и кое-кто из больных, с которыми он познакомился за последние полторы недели, пока учился заново ходить с этой тяжеленной гипсовой штуковиной. Раздались аплодисменты, вогнавшие Джека в краску. А когда к нему потянулись с рукопожатиями, он и вовсе стал пунцовым. "Я же не космонавт с "Аполло", – мелькнуло у него. – Британцы вроде бы должны быть посдержанней".

Медсестра Киттивэйк произнесла небольшую речь о том, каким примерным пациентом он был. "Это было одно удовольствие и честь…" Джек снова залился краской, когда она, закончив речь, вручила ему цветы, сказав, что это для его очаровательной жены, и поцеловала его от имени всех. Джек тоже поцеловал ее. В конце концов, она была хорошая девушка. Киттивэйк обхватила его, вместе с гипсом и прочим, и слезы потекли из ее глаз. Тони Вильсон тоже оказался тут и подмигнул Джеку, имея в виду слезы Киттивэйк. Джек пожал не меньше десятка рук, и полицейский наконец вкатил коляску в лифт.

– В следующий раз, если ваши парни подберут меня раненным на улице, сказал Джек, – оставьте меня там умереть. Полицейский рассмеялся.

– Ну и неблагодарный же вы!

– Это верно.

Когда выехали в вестибюль, он обрадовался, что там не было никого, кроме герцога Эдинбургского и стайки людей из отдела безопасности.

– Добрый вечер, сэр, сказал Райан и попытался встать с "Росла, но его качнуло назад.

– Привет, Джек! Как вы?

Они пожали друг другу руки, и на какой-то момент Джек испугался, что герцог сейчас возьмется сам толкать его кресло.

Это бы не лезло уже ни в какие ворота… Но вот полицейский откатил его коляску, а герцог пристроился рядом.

– Сэр, мне станет вдвое лучше, – сказал Райан, указывая на дверь, – как только мы выберемся отсюда.

– Голодны?

– После больничной еды? Я могу съесть одну из ваших лошадей.

Герцог улыбнулся.

– Мы найдем для вас что-нибудь повкусней.

В холле Джек зафиксировал семерых охранников. На улице ждал "роллс-ройс"… и, по меньшей мере, еще четыре машины с группой людей, которые не выглядели как обычные прохожие. Было слишком темно, чтобы разглядеть, что делается на крышах, но там, конечно, тоже была охрана. "Ну, что же, – подумал Райан, – они усвоили урок обеспечения безопасности. И все равно – позор. Это ведь значит, что террористы одержали победу. Если они заставили общество измениться, даже чуть-чуть, значит, они кое-чего добились. Ублюдки".

Полицейский подкатил его прямо к "роллс-ройсу". "

– Могу я встать теперь?

Гипс был такой тяжелый, что Джек тут же потерял равновесие и чуть не шлепнулся прямо в машину, однако все же удержался на ногах и сердито замотал головой, когда кто-то бросился ему на помощь. Он постоял так секунду, вытянув руку, точно краб клешню, и прикидывая, как бы ему половчее усесться в машину.

Оказалось, что удобнее всего сперва просунуть туда руку в гипсе, а потом втиснуться и самому. Герцогу пришлось войти с другой стороны. Они оказались довольно тесно прижаты друг к другу. Райан никогда прежде не ездил в "роллс-ройсе", и оказалось, что там не так уж и просторно.

– Вам удобно?

– Как бы мне этой штуковиной не высадить стекло, – ответил Райан и, откинувшись назад, закрыл глаза и заулыбался.

– Вы, я вижу, и в самом деле счастливы распрощаться с больницей.

– По этому поводу, сэр, можете держать пари на один из ваших замков. Это уже третий раз, как я оказался в такой ремонтной мастерской, и с меня хватит.

Герцог дал знак шоферу, и они двинулись – две машины впереди, две сзади.

– Сэр, могу я узнать, что намечается на сегодня? – спросил Райан.

– Право, ничего особенного. Небольшая вечеринка в вашу честь в кругу немногих близких друзей.

Джек подумал, что это может значить – "круг близких друзей"? Двадцать?

Пятьдесят? Сотня? Он будет ужинать в… "О Боже, дай мне сил!"

– Сэр, вы, право, так добры к нам.

– Чепуха. Помимо того что мы в долгу перед вами – и в немалом долгу, Джек… Помимо этого, весьма приятно встречаться с новыми людьми. Я даже прочитал в воскресенье вашу книгу. Великолепная книга. Пришлите мне следующую.

А королева отлично сошлась с вашей женой. С женой вам очень повезло, как и этой маленькой проказницей. Она – прелесть, Джек. Просто прелесть.

Джек кивнул. Он часто задавался вопросом, за что ему так повезло.

– Кэти говорит, что побывала тут чуть ли не во всех замках и очень благодарна вам за тех людей, которых вы к ней приставили. Я тоже чувствовал себя лучше, зная, что она под охраной.

Герцог махнул рукой – не стоит, мол, об этом говорить.

– Как идет работа над вашей новой книгой? – спросил он.

– Вполне прилично, сэр.

Единственный плюс от пребывания в больнице состоял в том, что у него было время все подробно обдумать. Его компьютер пополнился теперь еще двумя сотнями страниц, и Райан нащупал еще один подход к оценке действий других людей.

– Я, кажется, усвоил одну штуку в результате этой эскапады. Сидеть перед компьютером – совсем не то, что смотреть в пистолетное дуло. Перед дулом решения принимаются несколько иначе.

Герцог похлопал его по колену.

– Не думаю, чтобы кто-нибудь усомнился в правоте ваших решений.

– Возможно. Все дело в том, что мной двигал инстинкт. Если бы я сознавал, что делаю?.. И потом, инстинкт ведь мог подсказать мне и что-то другое, – он посмотрел в окно. – Я считаюсь специалистом по военно-морскому флоту, в частности по вопросу о том, как принимаются решения в стрессовой ситуации.

Однако я вовсе не в восторге от собственных решений. Проклятье! – воскликнул он и, немного успокоившись, заключил:

– Сэр, невозможно забыть, когда убил кого-то. Это не забывается.

– Не надо сосредоточиваться на этом, Джек.

– Да, сэр, – Райан снова отвернулся к окну. Герцог смотрел на него так же, как отец когда-то. – Совесть – это цена, которую мы платим за нашу мораль, а мораль – это цена цивилизации. Мой отец бывало говаривал, что у многих уголовников не работает совесть. Наверное, это то, что отличает нас от них.

– Именно. Такого рода рефлексия – здоровая, в сущности, вещь, но не надо пережимать. Все это теперь позади, Джек. Я всегда полагал, что американцы предпочитают смотреть вперед, а не оглядываться назад. Если вы не можете позволить этого себе с профессиональной точки зрения, то хотя бы постарайтесь сделать это на личностном уровне.

– Понял, сэр. Спасибо.

"Если бы я мог сделать так, чтобы не было этих снов". Чуть ли не каждую ночь он вновь оказывался возле Мола. Почти три недели подряд. О таком они не рассказывают по телевизору. Человеческое сознание казнит само себя за убийство другого человека. Оно помнит обо всем, и снова и снова прокручивает то событие.

Райан надеялся, что когда-нибудь это все же прекратится.

Машина свернула налево, на Вестминстерский мост. Джек толком так и не знал, где именно находилась больница – где-то около вокзала, невдалеке от Вестминстера, судя по тому, что там был слышен Большой Бен.

– Знаете, – сказал он, – работа-то само собой, но мне еще хотелось и поездить по вашей стране. Теперь уже нет на это времени.

– Джек, вы что же – в самом деле думаете, что мы вас отпустим, не оказав вам гостеприимства? – удивился герцог. – Конечно, у нас замечательные больницы, но не для этого же приезжают сюда туристы. Мы для вас подготовили кое-что.

– Ого!

Райан попытался угадать, где именно они в данный момент были, припоминая карту Лондона. Ara – Бердкейдж-Уок! Это ведь совсем рядом с тем местом, где его подстрелили… Там и тот пруд, что так понравился Салли. Мимо головы сидевшего спереди офицера охраны проплыл Букингемский дворец. Одно дело знать, что ты направляешься туда, и совсем другое, когда дворец все ближе и ближе к тебе тут уж трудно справиться с эмоциями.

Они въехали на территорию дворца через северо-восточные ворота. Прежде Джек видел дворец лишь издалека. С улицы охрана дворца не очень-то впечатляла, но за оградой были такие пространства, что не вдруг скажешь, что именно там скрывается. Там запросто мог размещаться целый полк! Вероятнее всего, конечно, – обычная полиция и разная электроника, с сюрпризами, разумеется. Он решил, что, учитывая былой печальный опыт, да плюс еще последний по времени инцидент, дворец должен охраняться не хуже Белого Дома. А то и лучше, поскольку и здание самого дворца, и прилегающая к нему территория намного больше.

Было слишком темно, чтобы все рассмотреть как следует. Вот "роллс-ройс", скользнув под аркой, вкатил во внутренний двор и остановился возле входа.

Часовой четко вскинул винтовку на караул. Слуга в ливрее распахнул двери машины.

Райан вылез из машины задом. Слуга бросился ему помогать.

– Вам надо потренироваться, Джек, – заметил герцог.

– Боюсь, что вы правы, сэр, – согласился Джек и последовал за ним к дверям.

– Скажите, Джек, во время нашего первого визита присутствие королевы вас, кажется, смущало более, нежели мое. Почему?

– Вы ведь, сэр, были морским офицером, не так ли?

– Ну и что? – озадаченно повернулся к нему герцог.

– Сэр, – усмехнулся Райан, – я работаю в академии, в Аннаполисе, где морских офицеров полным-полно. И еще я ведь был в морской пехоте. Если я буду смущаться перед каждым офицером. у меня отнимут мой кортик.

– Ну и наглец!

Они расхохотались.

Райан ожидал, что дворец произведет на него большое впечатление. Но, как бы он ни готовился к этому, трудно было справиться с охватившим его волнением.

Когда-то владельцы этого дворца правили доброй половиной мира. Сюда стекались сокровища со всех концов света. Повсюду шедевры живописи и скульптуры. Стены обиты шелком цвета слоновой кости. Ковры, покрывавшие и мраморные полы и паркетные, конечно, имперского цвета – пурпурного. Умея считать деньги, Джек попытался было прикинуть, сколько все это может стоить, но вскоре отказался от этой задачи в силу ее невыполнимости. Одни только картины были столь бесценны, что продажа их вызвала бы переполох на мировом рынке произведений искусства.

Даже одни только рамы… Райан покачал головой, жалея, что нет времени постоять возле каждой картины. "Тут и пять лет проживи, всего толком не осмотришь", подумал он. Стараясь не слишком глазеть по сторонам, он спешил за герцогом.

Однако им все более овладевало замешательство. Для герцога это был его дом может быть, слишком большой, чтобы быть уютным, но все же тут он был дома, и все здесь было ему привычно, знакомо. Рубенс на стенах был частью интерьера, столь же привычной, как фотографии жены и детей у любого чиновника в конторе.

Глядя на все это невиданное богатство и имперский размах, хотелось съежиться, исчезнуть. Одно дело – не растеряться на улице… В морской пехоте его все-таки натаскивали на это… Но… здесь.

"Успокойся, Джек, – сказал он себе. – Да, это королевская резиденция. Но они англичане, а ты – американец". Не помогло. Это все же была королевская резиденция.

– Ну вот мы и пришли, – сказал герцог, повернув направо. – Это Музыкальная гостиная.

Размером она была с гостиную в доме Райана – это было единственное, чем она походила на его дом, обошедшийся ему в триста тысяч долларов. Потолок здесь был выше и отделан золотом. В гостиной собралось человек тридцать. Едва Райан и герцог вошли как разговоры смолкли, и все уставились на Райана и его руку.

Герцога они, судя по всему, уже и раньше не раз видели.

Джеку больше всего на свете захотелось улизнуть отсюда. Но. надо было хотя бы выпить чего-нибудь.

– Прошу прощения, Джек, но мне надо отлучиться. Я вернусь через несколько минут.

"Весьма благодарствую, – подумал Райан, вежливо кивнув головой. – А что теперь?"

– Добрый вечер, сэр Джон, – сказал человек в форме вице-адмирала королевского флота. Райан напрягся, чтобы не издать вздох облегчения. Слава Богу, его передали под опеку человека, знающего что тут и как. Вероятно, это было предусмотрено для новичков. Они пожали друг другу руки, и Райану почудилось что-то знакомое в лице вице-адмирала.

– Я – Безил Чарльстон. "Ага!" – подумал Джек.

– Добрый вечер, сэр. – Он видел его в Лэнгли и цэрэушники сказали, что это – глава британской разведки, некогда известной как Эм-ай-6.

– Не хотите ли промочить горло, сэр? – услышал Джек. – Приветствую вас. Я – Билл Холмс. – И он протянул Джеку бокал шампанского.

– Вы вместе работаете? – спросил Райан отпив глоток.

– Судья Мур сказал, что вы – умный парень, – заметил Чарльстон.

– Судья – кто, простите?

– Хорошая работа, доктор Райан, – улыбнулся Холмс, прикончив свой бокал. Насколько мне известно, вы в свое время играли в футбол – американский, конечно. В юношеской университетской команде, не так ли?

– В юношеской университетской – да. Для основного состава я не дорос, сказал Райан, стараясь не показать охватившего его беспокойства. "Юношеский университет" было названием проекта, для работы над которым в качестве консультанта его пригласили в ЦРУ.

– И вы ничего не слыхали о парне, который написал "Агенты и разведывательные органы"? – улыбнулся Чарльстон. Райан оцепенел.

– Адмирал, я не могу говорить об этом без…

– Экземпляр этой книги за номером шестнадцать лежит на моем письменном столе. Судья просил меня передать вам, что вы можете говорить о "дымящемся компьютере".

Райан вздохнул. Слова эти принадлежали Джеймсу Гриру. Когда Райан представил проект под названием "Ловушка для канареек" замдиректору ЦРУ, адмирал Джеймс Грир в шутку назвал этот проект "дымящимся компьютером". "Вы можете говорить…" Возможно, что и так. Инструкции, полученные им в ЦРУ такой ситуации не предусматривали.

– Прошу прощения, сэр, но никто не давал мне разрешения говорить об этом.

Чарльстон вдруг стал серьезным.

Не извиняйтесь. Надо серьезно относиться к засекреченным материалам.

Написанная вами работа – великолепный образчик исследовательского подхода к делу. Как вы, знаете, наша проблема в том, что у нас слишком много информации и извлечь из нее необходимое довольно трудно. Нелегко промывать всю эту руду, чтобы добыть из нее золото. Для человека нового в нашем деле ваш доклад первоклассная работа. Чего я не знал, так это проекта названного судьей "Ловушкой для канареек". Он сказал, что вы можете лучше него объяснить, что это такое, – Чарльстон жестом подозвал слугу и взял с подноса еще бокал шампанского. – Вы, конечно, знаете, кто я?

– Так точно, адмирал. В июле я видел вас в Управлении. Вы как раз выходили из лифта на седьмом этаже, а я – из кабинета замдиректора, и мне сказали, кто вы.

– Хорошо. Теперь вы знаете, что все это сугубо между нами. Так что это такое "Ловушка для канареек"?

– Ну, вы ведь знаете обо всех этих проблемах в ЦРУ, связанных с утечкой информации. Когда я заканчивал черновой вариант своего доклада, меня осенило, как сделать каждый экземпляр доклада единственным в своем роде.

– Они это делают уже не первый год, – заметил Холмс. – Только и нужно, что тут и там передвинуть запятую. Нет ничего легче. Если газетчики сваляют дурака и напечатают фотокопию документа, мы можем определить, через кого к ним попал материал.

– Все это так, сэр. Но репортеры – народ тоже ушлый. Они усвоили, что нельзя демонстрировать фотокопии такого рода материалов, дабы не подставить под удар свои источники. Не так ли, сэр? – спросил Райан. – Я нащупал новый подход к этому делу. В моих "Агентах и разведорганах" четыре раздела, в каждом разделе – заключительный параграф, написанный в довольно драматическом стиле.

– Да, я обратил на это внимание, – сказал Чарльстон. – Совсем не похоже на материалы ЦРУ. Больше на наши смахивают. У нас, видите ли, доклады пишут люди, а не компьютеры. Продолжайте.

– Есть шесть разных вариантов заключительного параграфа, и в каждом пронумерованном экземпляре моей работы сочетание этих параграфов уникально.

Существует свыше тысячи возможных комбинаций, но лишь девяносто шесть из них использованы в копиях моего доклада – и каждая копия пронумерована. Смысл в томо, что заключительные параграфы столь… ну, цветисты, что ли, м, чтобы они служили приманкой репортеру, чтобы ему захотелось процитировать их. Стоит ему процитировать несколько строк из двух-трех параграфов, как мы вычислим, из какой именно это копии, и, следовательно, – через кого она к нему попала.

Теперь они используют даже более тонкий способ такого рода ловушки. Это можно сделать при помощи компьютера. Программа "Тезаурус" дает вам богатый набор синонимов, так что вы можете каждую копию документа сделать единственной в своем роде.

– Хоть раз эта ловушка сработала? Они вам говорили? – спросил Холмс.

– Нет, сэр, не говорили. Я не имею ничего общего с проблемами обеспечения безопасности. "И слава Богу", – подумал он.

– Да, она сработала, – сказал сэр Безил, помолчав минуту. – Идея чертовски проста… и чертовски блестяща! Но ведь в вашем рапорте было еще и некое содержание, не так ли? Сообщили ли вам, что ваш доклад чуть ли не во всех пунктах совпадает с проведенным нами в том году исследованием?

– Нет, сэр, не сообщили. И, насколько мне известно, документы, с которыми я работал, поступали только от наших людей.

– Значит, вы пришли к выводам совершенно самостоятельно? Фантастика!

– Ошибся ли я в чем-нибудь существенном? – спросил Райан адмирала.

– Вам следовало бы попристальней приглядеться к тому парню из Южной Африки. Конечно, это в основном наша сфера, и, возможно, вы не располагали достаточной информацией. В данное время мы очень внимательно приглядываем за ним.

Райан допил свой бокал и задумался. О мистере Мартенсе было много материалов… "Что же я пропустил?" Спросить об этом он не мог. Во всяком случае, не сейчас. Неприлично. Но можно было спросить так:

– Разве южно-африканцы?..

– Боюсь, уровень их сотрудничества теперь уже не тот, что был, и Эрик Мартенс для них – немалая ценность. Их трудно винить за это, знаете ли. Он умеет добывать для их военных то, что им нужно, и это ограничивает правительство в смысле оказания на него давления, – объяснил Холмс. – Нельзя упускать из виду и связи с Израилем. Время от времени они отклоняются от заданного пути, но у нас, как и у ЦРУ, слишком много общих интересов, чтобы раскачивать лодку чересчур сильно.

Райан кивнул понимающе. Оборонная промышленность Израиля старалась извлечь как можно больше доходов из продажи оружия, и это время от времени шло вразрез с интересами его союзников. "Я помню о связях Мартенса, но все же я упустил что-то важное… Но что?", – продолжал он размышлять.

– Не считайте, пожалуйста, это критикой, – сказал Чарльстон. – Это ведь первая ваша работа, и она просто великолепна. ЦРУ должно взять вас к себе. Это был один из редких докладов ЦРУ, от которого меня не клонило в сон. Вы, как минимум, могли бы, научить их аналитиков, как писать. Не сомневаюсь, что вам предложили остаться там, не так ли?

– Предлагали, сэр. Я решил, что для меня это не подходит.

– Подумайте еще раз, – сказал сэр Безил. – Идея "юношеского университета" очень хороша, не хуже "команды-Б" – программы семидесятых годов. Мы тоже делаем это – приглашаем ученых со стороны, чтобы они по-новому взглянули на все те данные, которые сыплются на нас со всех сторон. Судья Мур, новый директор ЦРУ, – просто струя свежего воздуха. Великолепный человек. Дело знает отлично, но он слишком долго был в стороне от этого, чтобы родить какие-то новые идеи. Вы – их породы, доктор Райан. Это ваше дело, мой дорогой.

– Я в этом вовсе не уверен, сэр. Моя научная степень по истории…

– Так же, как и моя, – сказал Билл Холмс. – Степени не имеют значения. В разведке нас интересует подходящий склад ума. И вы, похоже, таковым обладаете.

Нет, мы вас вовсе не вербуем. Но я буду разочарован, если Артур и Джеймс вас упустят. Подумайте об этом.

"Я уже думал, – сказал сам себе Райан. Он кивнул в ответ на слова Холмса, а сам все думал про свое. – Но мне нравится преподавать историю".

– Вот он – герой дня! – присоединился к ним еще один человек.

– Добрый вечер, Джеффри, – сказал Чарльстон. – Доктор Райан, это – Джеффри Уоткинс из Иностранного отдела.

– Как Дэвид Эшли из министерства внутренних дел? – протянул руку Райан.

– На самом деле, я провожу большую часть своего времени именно тут, сказал Уоткинс.

– Джефф – офицер связи между Иностранным отделом и королевским семейством.

Он организует брифинги, следит за протоколом и чинит всем всяческие препоны, объяснил, улыбаясь, Холмс. – И сколько лет уже, Джефф?

Уоткинс нахмурился, подсчитывая.

– Уже более четырех лет, вроде бы. А кажется, словно неделя прошла. И никакого блеска, на самом-то деле. В основном я таскаюсь тут с папкой, где всякие документы, да прячусь по углам.

Райан улыбнулся. Он понимал этого Джеффа.

– Чепуха, – возразил Чарльстон. – Одна из лучших голов в отделе. Иначе его не стали бы тут держать. Уоткинс смущенно отмахнулся.

– Я тут слишком занят.

– А как же иначе? – заметил Холмс. – Кстати, вас уже несколько месяцев не видно в теннисном клубе.

– Доктор Райан, служащие дворца просили меня выразить вам благодарность за ваш поступок, – сказал Уоткинс.

Джеффри Уоткинс был человеком лет сорока, ростом сантиметра на три ниже Райана. Его аккуратно подстриженные черные волосы уже начали седеть на висках, кожа была бледной, как у всякого, кто редко бывает на солнце. Более всего он походил на дипломата. Улыбка его была столь совершенной, что, казалось, он разучивал ее перед зеркалом. Такая улыбка могла выразить что угодно. Или – что более верно – ничего. Однако в его голубых глазах светилось любопытство попытка разгадать, из какого теста слеплен этот Джон Патрик Райан. Объект сего любопытства уже здорово устал от всех этих испытующих взглядов, но приходилось терпеть.

– Джефф в какой-то мере эксперт по Северной Ирландии, – сказал Холмс.

– В этих делах никто не эксперт, – покачал головой Уоткинс.

– Я был там вначале, еще в шестьдесят девятом году. Я тогда был в армии, младшим офицером… ну, это не важно. Как по-вашему, доктор Райан, мы должны подходить к этой проблеме?

– Мне вот уже три недели задают этот вопрос. Откуда же мне знать?

– Все еще в поисках новых идей, Джефф? – спросил Холмс.

– Должна же где-то наличествовать верная идея, – ответил тот, не спуская глаз с Райана.

– У меня таковой нет, – сказал Джек. – А если она у кого-то и есть, как вы об этом узнаете? Я преподаю историю – преподаю, а не творю ее.

– Просто учитель истории, и вдруг эти двое падают на вашу голову…

– Мы хотели проверить, правда ли, что он работает на ЦРУ, как о том сообщили газеты, – вклинился Чарльстон.

Джек понял намек. Уоткинсу вовсе не было положено знать все, тем более о былых контактах Райана с Управлением. Другое дело, если он сам об этом догадывался. Но – правила есть правила. "Вот поэтому-то я и отверг предложение Грира, – вспомнил Джек. – Из-за этих дурацких правил. Нельзя говорить ни с кем о том-то и о том-то. Даже с собственной женой. Безопасность. Безопасность.

Безопасность… Чушь! Ясно, что кое-что должно храниться в тайне, но если никому нет доступа к этой тайне, какой же от нее толк? Кому нужна тайна, если вы не можете использовать ее?"

– Знаете, так хорошо было бы вернуться в Аннаполис. Курсанты, по крайней мере, не сомневаются в том, что я – преподаватель.

– Верно, – заметил Уоткинс и про себя подумал: "И глава "Интеллидженс сервис" интересуется вашим мнением о Трафальгарском сражении. Так кто же вы все-таки, доктор Райан?"

Оставив в 1972 году военную службу и поступив в Иностранный отдел, Уоткинс часто играл в популярную среди мидовских служащих игру под названием: "Кто шпион?" С этим Райаном он никак не мог понять что к чему, и это его интриговало. Уоткинс обожал игры. Всякие.

– Чем вы занимаетесь теперь, Джефф? – спросил Холмс.

– Вы имеете в виду – что я делаю после двенадцатичасового рабочего дня?

Умудряюсь еще что-то читать. Сейчас вот перечитываю "Молль Флендерс".

– Серьезно? – спросил Холмс. – А я несколько дней тому назад взялся за "Робинзона Крузо". Если хочешь отключиться, нет лучшего способа, чем классики.

– А вы, что скажете о классиках, доктор Райан? – спросил Уоткинс.

– Читывал когда-то. Образование-то я получил у иезуитов, так что… Они без старья никуда. "Разве "Молль Флендерс" – классика? – мелькнуло у него. Это не латынь и не греческий. Да и не Шекспир…"

– "Старье". Что за непочтительность! – рассмеялся Уоткинс.

– Вы когда-нибудь пытались читать Вергилия в оригинале? – спросил Райан.

– Arma virumque cano, trojae qui primus ab oris?..

– Мы с Джеффом вместе учились в Винчестере, – пояснил Холмс. – Contiquere omnes, intenteque ara tenebant… – И оба выпускника частных университетов залились смехом.

– У меня тоже был хороший балл по латыни, но сегодня, увы, я ничего не помню, – сказал Райан, как бы оправдываясь.

– Как всякий провинциальный человек, – сказал Уоткинс. Райан заключил, что Уоткинс ему не по душе. Он подначивал его, провоцируя на резкость. Райану эта игра уже давным-давно приелась. Он был вполне доволен тем, чем он был, и для выяснения своих индивидуальных особенностей не нуждался в такого рода любительских допросах.

– Прошу прощения, но у нас отчасти другая шкала ценностей.

– Ну, само собой, – ответил Уоткинс. Улыбка его оставалась в точности прежней. Это удивило Джека, хотя он и не мог понять почему.

– Вы ведь живете неподалеку от Военно-морской академии, не так ли? Там, кажется, был недавно какой-то инцидент? – спросил сэр Безил. – Я где-то читал об этом, но подробностей так и не уловил.

– Это не был акт терроризма – скорее, обычная уголовщина. Двум курсантам показалось, что они засекли торговцев наркотиками, и они вызвали полицию.

Арестованные оказались членами местной мотоциклетной банды. Неделей позже другие члены банды решили отомстить морякам. Где-то часа в три утра они прокрались мимо охраны – это были гражданские охранники – и проскользнули в Банкрофт-холл. Они, видно, считали, что там, как в каком-нибудь студенческом общежитии. Однако курсанты, несшие ночную вахту, засекли их и подняли тревогу.

Ну, тут и началось. Они заблудились – там одних коридоров километра три, – и их загнали в угол. Поскольку это случилось на территории, принадлежащей государству, вмешалось ФБР, а оно не любит тех, кто пытается сводить счеты со свидетелями. Так что эти банды на какое-то время поутихнут. Хорошо, что в результате всего этого увеличили число морских пехотинцев в охране Академии.

Теперь вы можете легко туда войти и легко выйти.

– Легко? – спросил Уоткинс. – Но…

– Если морячки расставлены по внешнему обводу, то, значит, больше ворот остаются открытыми.

– Конечно. Я… – начал было Чарльстон, но что-то вдруг отвлекло его.

По комнате прошло какое-то движение. Чарльстон с Холмсом отвернулись от Райана, а Уоткинс и вовсе куда-то испарился. Райан обернулся – в дверях появилась королева. Возле нее был герцог. А вот показалась и Кэти, держа приличествующую дистанцию, она шла за королевой, чуть в стороне. Королева направилась к Райану.

– Вы теперь выглядите намного лучше.

Джек попытался отвесить поклон так, чтобы не задеть своей закованной в гипс рукой королеву. Труднее всего было, оказывается, хранить равновесие – эта штука сильно тянуло его влево.

– Благодарю вас, Ваше величество. Я чувствую себя намного лучше. Добрый вечер, сэр.

Стоило обменяться с герцогом рукопожатием, как сразу чувствовалось, что имеешь дело с мужчиной.

– Еще раз здравствуйте, Джек. Будьте как дома. Сегодня мы тут без всяких формальностей. Без приветствий, без протокола.

Так что можете расслабиться.

– Шампанское помогает мне в этом.

– Ну и чудесно, – заметила королева. – Я думаю, мы дадим вам возможность поговорить с Каролиной. И они с герцогом отошли в сторону.

– Полегче со спиртным, Джек.

Кэти было в белом платье – она прямо-таки сияла. Платье было таким великолепным, что Райан даже забыл спросить, во сколько оно обошлось. У нее была красивая прическа. Более того, сегодня она воспользовалась и косметикой, что как врач далеко не всегда могла себе позволить. Но главное было другое это была его Кэти. Не обращая внимания на присутствующих, он поцеловал ее.

– Джек, мы же не одни…

– Плевать, – тихонько шепнул он ей. – Ну, как ты, детка? В ее глазах прыгали чертики от желания выплеснуть новость, но тон был профессионально сух:

– Беременна.

– Ты уверена? Когда?

– Я уверена, дорогой, потому что, во-первых, я – врач, а во-вторых, у меня уже две недели нет месячных. А насчет "когда" – помнишь, мы приехали сюда и уложили Салли спать?.. Все эти непривычные гостиничные кровати, Джек. С ними всегда так, – она взяла его за руку.

Ему нечего было сказать ей. Он обнял ее за плечи своей здоровой рукой и сжал их. "Если у нее задержка на две недели… А у нее ведь всегда точно, как швейцарские часы… значит, я снова буду отцом!"

– На этот раз я постараюсь мальчика, – сказала Кэти.

– Это не так уж и важно, детка.

– Я вижу – вы сказали ему, – королева подошла к ним по-кошачьи тихо.

Герцог, заметил Райан, беседовал с адмиралом Чарльстоном. О чем, интересно.

– Поздравляю, сэр Джон, – сказала королева.

– Благодарю вас, Ваше величество. И вообще – спасибо за все. Нам никогда не воздать вам должное за вашу доброту. Вновь – рождественская улыбка.

– Это мы пытаемся воздать вам должное. Судя по тому, что сказала мне Каролина, у вас будет хотя бы одно приятное воспоминание о нашей стране.

– Не только это, но и много других, мадам, – сказал Джек в духе принятой тут игры, с правилами которой он уже начал осваиваться.

– Каролина, ваш муж всегда так галантен?

– По совести говоря, нет, мадам. Вероятно, мы захватили его в момент слабости, – сказала Кэти. – Или это влияние здешней Цивилизации.

– Ну и слава Богу. А то, знаете, он наговорил мне таких ужасных слов об Оливии. Вы знаете, что сегодня она отказалась идти спать, не поцеловав меня?

Девочка прелестна, просто ангел! А ваш муж так плохо отзывался о ней…

Джек вздохнул. Он легко представил себе, как оно там все обстоит. За эти три недели Салли, вероятно, научилась делать грациознейшие книксены. Дворцовая прислуга, наверное, дерется за возможность услужить ей. Салли всегда была папиной дочкой. Она умеет командовать окружающими – натренировалась на папочке.

– Возможно, я преувеличил, мадам.

– Это была настоящая клевета, – в глазах королевы мелькнули веселые искры.

– Оливия ничего не сломала. Ничего. И я должна сказать вам, что она прекрасная наездница. На редкость.

– Простите?

– Уроки верховой езды, – объяснила Кэти.

– На лошади?

– А на чем же еще? – спросила королева.

– Салли – на лошади? – спросил Райан, взглянув на жену.

Ему это было отнюдь не по душе.

– И делает великолепные успехи, – поспешила на помощь Кэти королева. – Это вполне безопасно, сэр Джон. Верховая езда – для ребенка это прекрасно. Она приучает к дисциплине, координации и ответственности, "Не говоря уже о прекрасной возможности сломать шею, которая еще довольно хрупка, – подумал Райан. – Но, – вспомнил он, – с королевой не спорят. Тем более в ее же дворце".

– Вам сейчас, конечно, не до верховой езды, – сказала королева, – но ваша жена чудесно выглядит на лошади.

– У нас теперь хватает земли, Джек, – сказала Кэти. – Тебе это понравится.

– Я упаду, – мрачно сказал Райан.

– Тогда вскарабкаетесь снова, пока не получится, – сказала королева, у которой был более чем пятидесятилетний стаж верховой езды.

"Это то же, что и на велосипеде, только с велосипеда не так высоко падать.

А Салли и на велосипед еще рано, – подумал Райан. Он нервничал, когда Салли ездила даже на трехколесном велосипеде. – Господи, она так мала, что лошадь и не почувствует, что у нее там что-то на спине".

Кэти прочла его мысли.

– Дети должны расти. Ты не можешь защитить ее от всего.

– Да, дорогая, я это знаю. – "Но защищать – это мой долг, черт подери!" подумал он.

Несколько минут спустя вся эта публика потянулась в Голубую гостиную прекрасный зал с колоннами, – а затем, через двойные зеркальные двери, – в столовую.

Контраст был потрясающим: после бледно-голубой гостиной – комната, где стены покрывал алый, как пламя, шелк. Сводчатый высокий потолок был цвета слоновой кости с золотом, а над камином белоснежного мрамора висел портрет…

Чей? Несомненно, короля. Вероятно, восемнадцатого или девятнадцатого века, судя по белым лосинам… или как их там называли? Над дверью красовалась монограмма королевы Виктории. "Чего только не видела эта комната", – подумал Райан.

– Вы, Джек, будете сидеть справа от меня, – сказала королева.

Райан окинул взглядом стол. Места было достаточно – можно не волноваться, что он толкнет королеву своей клешней. Это бы уж ни в какие ворота не лезло.

Позже он так никогда и не мог вспомнить, что там было на столе. А гордость не позволяла ему спросить об этом Кэти. Есть одной рукой ему было не привыкать, но он никогда еще не делал этого публично, и ему казалось, что все смотрят на него. В конце концов он – янки, диковинка для них всех даже и без своей клешни.

Он то и дело напоминал себе о необходимости быть осторожным, не налегать на вино и следить за своим языком. Временами он поглядывал на Кэти, сидевшую напротив, возле герцога – она явно была всем довольна. То, что она чувствовала себя непринужденнее, чем он, отчасти злило. "Я тут, как белая ворона, – подумал он. – Интересно, – мелькнуло у него, – оказался бы я тут, если б я был полицейским или рядовым солдатом? Вероятно, нет. А почему?" Он не знал. Ибо не сознавал, что нечто в самом институте аристократии противоречило его американскому подходу к жизни. И в то же время ему льстило то, что теперь он рыцарь. Это противоречие вселяло в него какую-то неясную тревогу. "Все это внимание к твоей персоне действует развращающе, – подумал он, отпивая очередной глоток вина. – Хорошо бы от всего этого отделаться, наконец. Или нет? Я знаю, что это не мое. Но хотел бы я, чтобы это стало моим?" В вине ответа не было.

Надо было искать его где-то в ином месте.

Райан глянул на жену – казалось, она чувствовала себя здесь превосходно.

Кэти выросла в богатой семье, в большом доме, где то и дело устраивались приемы, где все говорили друг другу о том, какие они важные люди. Это была жизнь, которую он отверг, и она вместе с ним. Они были счастливы тем, что имели. Но она была так весела сейчас – не значит ли это, что она тоскует по Другому образу жизни?.. Райан нахмурился.

– Все в порядке, Джек? – спросила королева.

– Да, мадам. Простите меня – боюсь, мне трудно привыкнуть ко всему этому сразу.

– Джек, – сказала она тихо, – мы все вас любим именно таким, какой вы есть. Постарайтесь не забывать этого.

Ничего добрее этих слов он в жизни не слыхал. Возможно, аристократизм это в большей степени образ мыслей, нежели конституция. Его бы тестю поучиться этому, подумал он. Его тестю вообще многому тут надо было бы поучиться.

Три часа спустя он наконец оказался в комнате, отведенной им с женой.

Справа к спальне примыкала гостиная. Постель была уже постелена. Он распустил галстук, расстегнул пуговицы на воротнике рубашки и издал долгий вздох облегчения.

– А ты ведь не шутила насчет превращения тыквы в карету.

– Я знаю, – сказала Кэти.

Она погасила ночник. Только свет далеких уличных фонарей просачивался сквозь тяжелые оконные занавеси. В полумраке белело платье Кэти, но лица не было видно, угадывался лишь рот да блестели глаза. Все прочее было в его памяти. Он обнял ее здоровой рукой, проклиная гипсовую клешню, не дававшую ему обнять Кэти покрепче. Она положила голову ему на плечо, и щека его ощутила мягкость ее волос. Минуты две они стояли молча. Быть вместе в ночной тиши – это было так много.

– Люблю тебя, детка.

– Как ты себя чувствуешь, Джек? – в этом вопросе было нечто большее, чем обычно.

– Неплохо. Я вполне отдохнул. Плечо не так уж болит теперь.

Если что – аспирин помогает.

Это было оптимистическим преувеличением, но Джек уже притерпелся к боли.

Она сняла с него пиджак и взялась за рубашку.

– Я и сам могу.

– Замолчи, Джек. Я не намерена ждать всю ночь, пока ты разденешься.

Он услышал, как протяжно жикнула молния на ее платье.

– Помочь тебе? – спросил он. В темноте раздался смех.

– Мне это платье еще понадобится. И будь поосторожней со своей рукой.

– Я пока еще никого ею не пришиб.

– Ну и отлично. Так и впредь действуй. Шорох шелка. Она взяла его за руку.

– Иди сюда, сядь.

Он сел на край кровати – Кэти рядом. Он обнял ее за талию и скользнул дальше, к животу. "Да, – подумал он, – это тут. Растет прямо сейчас, пока мы сидим здесь. Поистине – есть Бог и есть чудеса на этом свете".

– Надо же, – нежно сказал он, – у нас будет ребенок.

Кэти провела рукой по его лицу.

– Да. Поэтому мне нельзя больше пить, особенно после сегодняшнего вечера.

Но сегодня мне хотелось попраздновать.

– Я правда люблю тебя.

– Я знаю, – сказала она. – Откинься назад.