"Путь Кланов" - читать интересную книгу автора (Торстон Роберт)

VI

Довольно долго Эйден просто сидел на земле и тупо смотрел перед собой. Группа не на его стороне, это ясно. И черт с ними со всеми. Чтобы отвлечься, он сосредоточил все свое внимание на камушках, что валялись между его вытянутыми ногами. Головокружение не проходило, временами перед глазами все плыло. Когда голова на миг прояснялась, Эйден пытался посмотреть туда, где, как он знал, шла дуэль. Однако малейшее движение вызывало дикое головокружение и тошноту. Что-то странное творилось и с глазами: впечатление было такое, будто долго смотришь на яркий огонь и тебе начинает вдруг казаться, что темнота заволакивает все. Эйден попытался потрясти головой, но дикая боль в шейных мышцах едва не заставила его закричать.

Единственное, что оставалось, – сидеть и смотреть на камушки, лежавшие перед ним. Камушки почему-то притягивали к себе внимание, заставляли думать о них. Внезапно Эйден понял почему. Камушки располагались строго по прямой линии. И их размеры – от большего к меньшему. И эта закономерность, эта правильность – они были случайны. Камушки валялись здесь и раньше, но пришел Эйден, сел и вытянул ноги, ограничив участок почвы. Случайно сел именно на это место. Случайно вышло так, что камушки именно здесь лежали так, а не иначе, заставляя его, Эйдена, видеть в их расположении некий порядок. Пришла мысль: на поверхности этой каменистой планеты разбросано столько камней, что задай любой закон расположения – и ты найдешь в конце концов участок поверхности, где камни расположены в соответствии с заданным тобой законом. А в целом камни разбросаны случайно. Все, что регулярно, всегда надо рассматривать как исключение, а все, что случайно, – как правило. С другой стороны, вся жизнь человека основывается на правилах. Человеку нужна регулярность и стабильность. Стабильность и регулярность – это одно и то же, случайность отрицает стабильность. Вот он, Эйден, вырос в сиб-группе. В его жизни ничто не было случайным, все шло по правилам. Все было определено раз и навсегда и расписано до мелочей. И день и ночь сиба расписаны до минут. Есть расписание дня, есть расписание занятий. От сиба ожидается, что к такому-то времени он будет там-то и там-то и будет к этому моменту знать и уметь то-то и то-то. И сам сиб это знает. И даже если заданный процесс каким-то образом будет нарушен, Эйден мог быть уверен, что и в этом случае Клан предложит ему нечто другое, иной регламент, который точно так же будет определять в его, Эйдена, жизни все и вся. Только по-другому – вот и вся разница. Все спланировано заранее. И их пребывание здесь, на Железной Твердыне, тоже является частью плана – одним из его этапов.

А вот расположения камушков никто не планировал. И все-таки они выстроились по порядку. Но в этом порядке не было смысла. Почему-то это беспокоило Эйдена. Его всю жизнь учили видеть смысл ВО ВСЕМ. А что делать, если смысл отсутствует? Эйден взял один из камушков и переложил его так, чтобы тот образовывал с двумя другими равносторонний треугольник. Пусть этот треугольник будет островком порядка в океане хаоса и анархии. Но треугольник Эйдену решительно не нравился. Треугольник был нарочит. И на нем невозможно было концентрироваться. Может быть, потому, что Эйден сам создал его, своими руками. Ладно, вернемся к хаосу. Эйден сгреб три камушка, составлявших треугольник, и подбросил их вверх, не глядя, куда они упадут.

Звук, пришедший со стороны Круга, отвлек его от размышлений, на миг прояснив сознание. Это был крик Джоанны, крик боли. Однако Эйдену не хотелось поднимать голову. Какая разница, что там происходит! Он понял, что ему наплевать, страдает Джоанна или нет. Это удивило его. Еще совсем недавно он мечтал увидеть ее корчащейся в агонии в грязи. Мечтал увидеть, как кровь потечет по ее загорелой коже. Как она будет лежать со сломанной шеей. Мечтал увидеть Джоанну, которая едва шевелится, с переломанными, раздробленными конечностями – Джоанну БЕСПОМОЩНУЮ. А теперь эти радужные перспективы казались ему столь же отталкивающими, как и сама Джоанна. Какая ему разница, жива Джоанна или сдохла? Ни живой, ни мертвой он не хотел ее видеть. Просто не хотел видеть, и все.

А чего бы он желал? Пусть хоть раз бы сказала ему, Эйдену: вот, мол, это ты сделал хорошо. Пустые ожидания. После детского лагеря – учебно-тренировочный лагерь и так далее. Все, что ты делаешь, ты не можешь не делать потому, что так запланировано, потому что этого от тебя ждут. И все твои достижения – они есть в плане. За что хвалить? За то, что ты делаешь полагающуюся работу? У сиба может быть лишь одно достижение – великое достижение – победа на Аттестации. Победа на Аттестации ожидается лишь от немногих из тех, кому вообще суждено дотянуть до Аттестации. Это действительно достижение. Но победителю на Аттестации уже не нужны никакие похвалы – он выше их. Дерворт как-то сказал: похвала замедляет реакцию. И луч лазера чиркает по твоей шее, а не по шее противника. Вот что такое похвала для воина.

Стоящие неподалеку сибы вдруг как-то разом, непроизвольно ахнули. Это вынудило Эйдена все-таки сделать усилие и поднять голову.

Эллис стоял, упираясь коленом Джоанне в грудь. Та бешено извивалась, пытаясь освободиться. Но тщетно. В глазах Эллиса вспыхнул жестокий триумф. Неожиданно для зрителей он сцепил пальцы обеих рук и откинулся назад, почти к ногам Джоанны. В следующий миг, разогнувшись как пружина, он обрушил на голову Джоанны страшный удар, который, казалось, должен был проломить ей основание черепа.

Но Джоанна сделала невозможное. Эйден был уверен, от этого удара ей не уйти. Она и не стала уходить. Вместо того, приподнявшись в нечеловеческом усилии, она блокировала удар головой. И тут Эллис просчитался. Вложив в удар всю свою силу, он надеялся, что даже несмотря на блок, Джоанна должна отключиться, и поэтому потерял на миг бдительность. -

Джоанна не раз хвасталась, что у нее несколько жизней, как у того мифического животного (о нем упоминалось в Предании), с которым вступали в схватку герои седой древности. Может, и вправду были у нее какие-то особые ресурсы? Так или иначе, однако Джоанна не только не потеряла сознания от удара, но и сумела воспользоваться моментом и, вывернувшись, высвободить одну руку. В следующий миг она ударила Эллиса локтем в живот. Удар был слабый, но свое дело он сделал – отвлек Эллиса, что позволило Джоанне высвободить и вторую руку. В следующее мгновение, схватив Эллиса за отвороты кожаной куртки, Джоанна рванула его на себя. Все еще упиравшийся ей в грудь коленом Эллис попытался сохранить равновесие, но тщетно. Удар коленом в бок, перекат – и Джоанна на ногах.

Эллис начал было подниматься, но удар ногой в лицо свалил его на землю. Быстрый кувырок назад, чтобы уйти от нового удара, еще один – и Эллис в нижней стойке, лицом к Джоанне, готовый к атаке. Это был коронный прием Эллиса. Джоанна его предвидела. Вместо того чтобы броситься вперед, она неожиданно нагнулась. И – не разгибаясь, не целясь – неожиданно метнула Эллису в лоб подобранный камень. Эйдену показалось, что камень медленно-медленно плывет к Эллису, хотя на самом деле он летел со скоростью ракеты. Потом Эйден припоминал этот случай. Тогда он впервые столкнулся со своей странной способностью – видеть движения противника будто замедленными и предугадывать их. Камень угодил в голову Эллису в тот самый миг, когда он уже бросился вперед. Удар пришелся в правую часть лба. Эллис несколько раз недоуменно моргнул, – вид у него при этом был такой, будто он силится понять, что произошло, – потом вдруг свирепо зарычал и ринулся на Джоанну.

Джоанна спокойно ждала. Губы ее кривила презрительная усмешка. В каком-то смысле поединок был закончен. Она выиграла. Все, что от нее требовалось, – прикончить Эллиса. Было множество простых способов дать ему быструю смерть. Но не такова была Джоанна.

Ее следующие движения, изящные и грациозные, напомнили Эйдену танец. Джоанна непринужденно отступила в сторону, пропустив не помнящего себя от боли и ярости Эллиса и подставив ему подножку. Глядя на то, как неуклюже тот пытался сохранить равновесие, Эйден, наверное бы, улыбнулся, если б не огонек убийства, горевший в глазах Джоанны. Джоанна не раз говорила сибам, что ничто так не пьянит, как тот миг, когда враг в твоих руках и лишь секунды отделяют его от смерти. Сейчас, наблюдая за ней, Эйден вспомнил эти слова.

Эйдену, который сам убил бандита, каждый раз хотелось спросить, неужели она не испытывает отвращения после того, как все кончено? Но вопрос был праздным, и он сам это понимал. Джоанна – воин, а воину не положено оглядываться назад. Какое ему дело, что думает и чувствует жертва? Настоящего воина не должны занимать подобные пустяки.

Должно быть, от командира Тер Рошаха тоже не укрылся зловещий огонек в глазах Джоанны. Иначе с чего бы он вдруг сорвался с места и бросился в Круг к дуэлянтам? Но он опоздал.

Джоанна прыгнула. Извернувшись в воздухе, она ударила Эллиса в спину обеими ногами. Удар бросил того на землю, лицом вниз. Теперь Эллис полз по грязи, пытаясь выбраться за пределы Круга, что означало капитуляцию. Это означало в общем-то позор, но тем не менее на это иногда шли. Воины Клана предпочитали вспоминать о своих победах, а не о поражениях, поэтому капитулировавший воин всегда мог надеяться избыть неприятные воспоминания блистательной победой в будущем.

Если бы Эллису удалось оказаться вне Круга, Джоанна была бы ему не страшна. Его пальцы уже тянулись к ограждению, оставался сантиметр, не больше, – и в этот миг Джоанна, высоко подпрыгнув, всем своим весом обрушилась Эллису на спину, приземлясь на колени. Начало ее броска ускользнуло от внимания Эйдена, потому что метавшаяся от возбуждения Рена на мгновение заслонила все своей спиной. Поэтому Эйден увидел лишь момент приземления.

Раздался хруст. Одно колено, попавшее на шею Эллиса, сломало ее. Другое ударило в спину. Эйден так и не узнал, какой из ударов прикончил Эллиса. Возможно, Джоанна сломала ему также и позвоночник. Как бы то ни было, Эллис был мертв. Тер Рошах приказал унести тело, после чего о смерти Сокольничего Эллиса было заявлено официально. Позднее Эйдену довелось услышать множество версий того, что произошло. Причины смерти выдвигались всевозможные, вплоть до абсурдных: так, например, утверждалось, что Джоанна вырвала у него сердце из груди. Самое смешное, что кое-кто из сибов, кажется, верил в это, несмотря на то, что сам был всему свидетелем. В какой-то мере это было и неудивительно: сибам Сокольничий Джоанна казалась способной на все.

Дождавшись, когда труп Эллиса вынесли из Круга, Тер Рошах резко повернулся на каблуках к Джоанне. Вплоть до этого момента он подчеркнуто не замечал ее. Гневное выражение его лица, вся его поза, говорившая о крайнем напряжении, являли собой разительный контраст с его обычным, столь безучастным видом. Эйден ни разу прежде не видел, чтобы человек так всецело отдавался гневу.

– Сокольничий Джоанна, это вам так просто не сойдет с рук. Эллис был отличным воином и...

– Я тоже воин, – спокойно возразила Джоанна.

– Слишком. Не было нужды его убивать.

– Это было бы бесчестным.

– Нет никакого бесчестия в помиловании.

– Хотите сказать, что лучше было оставить его калекой, паралитиком, неспособным...

– Вы отлично понимаете, что я имею в виду. У вас не первый подобный случай. Мы здесь не на войне. Вам не следовало...

– Как вы смеете критиковать меня публично? Здесь, перед ЭТИМИ! – Она мотнула головой в сторону сибов, обступивших со всех сторон Круг. Быстро окинув взглядом сибов, Эйден увидел, что его товарищи сейчас разделились на два лагеря. На лицах одних явственно читалось сочувствие к Джоанне, на лицах других было злорадное выражение. Сам он старался не проявлять НИКАКИХ эмоций, пусть считают его хранящим нейтралитет. Эйден не понимал, почему он так поступает. Ведь он же ненавидит Джоанну. Но что-то мешало ему мысленно причислить себя к противникам Джоанны. Что-то в нем яростно протестовало. Внезапно он понял, что все это время он в глубине души совершенно безотчетно восхищался Джоанной. Тем более восхищался сейчас, когда она бесстрашно противостоит самому Тер Рошаху... Эйден опомнился. Какие глупости. Слишком много досталось сегодня его голове. Завтра все пройдет.

Тер Рошах разъярялся все больше и больше. Джоанна вела себя откровенно вызывающе. Командир Сокольничих явно нервничал, покачиваясь с пятки на носок. Протез его подергивался.

– Я могу говорить ПУБЛИЧНО все, что сочту нужным. Сокольничий Джоанна! И я спрашиваю, как ВЫ смеете разговаривать подобным образом со МНОЙ в их присутствии?

– Командир, вы же ПРИСЯГАЛИ.

– Да. И я не вмешивался в ваш с Эллисом поединок.

– А вы и не имели права вмешиваться. Вы не имеете права входить в Круг Равных во время спора, если только вас не пригласят.

Тер Рошах смутился. Или Эйдену показалось? Наконец командир ответил.

– Но я, данной мне властью, легко нарушил бы это правило, если б знал, что от этого будет зависеть спасение жизни. Знай я, что вы тут...

– Бросьте лицемерить, командир. Вы слышали условия. До смертельного исхода. И я и Эллис – мы оба произнесли эти слова.

– На дуэли чести эти слова просто дань традиции.

– Я это понимаю иначе.

– Черт вас дери, Джоанна, вам не следовало убивать Эллиса.

– Это вопрос морали. Согласно моей морали, у меня не было выбора. Таковы традиции Клана, таков путь Клана. Дуэль чести должна вестись именно по тем правилам, о которых договорились обе стороны.

– Сведение личных счетов – это не путь Клана. У Джоанны был такой вид, будто она готова убить Тер Рошаха на месте.

– Как ВЫ смеете говорить о сведении счетов, о мести? Кто-кто, а вы...

Она осеклась. Тер Рошах протезом ударил ее по губам. О силе удара можно было догадаться уже по тому, как пошатнулась Джоанна. Из уголка ее рта потекла струйка крови. Она собралась было поднести ко рту руку и вытереть кровь, но, видимо, решила, что это может быть расценено как капитуляция. Поэтому она резко опустила руку. Кровь текла у нее по подбородку и капала на кожаную куртку.

Несколько секунд она смотрела на Тер Рошаха, дрожа от переполнявшей ее ярости, потом взяла себя в руки.

– Ваши приказания, командир.

– Следовало бы перевести вас на другую должность, но у меня не хватает инструкторов. До завтрашнего дня вы будете находиться под домашним арестом. Утром явитесь ко мне с рапортом.

– Есть, командир.

Твердым шагом Джоанна пошла прямо на кадетов, будто не замечая их. Группа расступилась, давая ей пройти. Никто не решился заглянуть Джоанне в глаза.

Повернувшись к сибам спиной, Тер Рошах громко приказал им разойтись. До бараков все шли молча, под впечатлением произошедшего. В бараках же молчание нарушилось. У всех была потребность выговориться, и обсуждение события тянулось до ночи. Эйдену разговаривать не хотелось, поэтому он пошел на свое место и лег; Встретившись взглядом с Мартой, он глазами позвал ее к себе. Та отрицательно покачала головой: нет.

Среди ночи Эйден был вызван к Сокольничему Джоанне. Другие, чаще всего Брет, тоже время от времени, случалось, получали подобный вызов, но Эйдена она вызывала первый раз. Эйден всегда считал, что раз он вызывает у Джоанны антипатию как кадет, то должен быть неприятен и как сексуальный партнер. По большому счету ее сексуальные притязания к кадетам были более чем скромны, но все же время от времени она вызывала к себе то одного, то другого. Отказаться не осмеливался никто. Трудяга Брет, которого она вызывала чаще других, да и остальные рассказывали, что она заставляет их молчать. Первой мыслью Эйдена, когда он получил вызов, было отказаться, продемонстрировать, что и здесь ей его не сломить. В конце концов, ее жилище – это тот же Круг Равных. Однако затем Эйден решил, что секс – это всего лишь секс и не стоит того, чтобы жертвовать ради него жизнью. Поэтому он отправился к ней. Как и предсказывал Брет и остальные ребята, все прошло в полном молчании. Совокупление было быстрым и деловитым, и больше походило на поединок, чем на нечто иное.

За всю ночь Сокольничий Джоанна заговорила с ним лишь дважды, и оба раза в короткие периоды отдыха. В первый раз она сказала: -

– Я знаю, что у тебя есть свой кодекс чести. Я знаю его. Я знаю, что несколько лет назад ты убил бандита, причем грубо и жестоко. Признаться, я была удивлена. Я всегда видела и вижу в тебе внутреннюю слабину и уверена, что в конце концов ты сломаешься. Может, я ошибаюсь. Время покажет. А до тех пор тебе не будет от меня покоя. Тебе от меня не скрыться. Я всегда буду рядом, и за каждый промах ты будешь у меня кровавыми слезами умываться. И ночами ты теперь будешь рядом со мной, как сейчас, часто будешь, очень часто. И это будет длиться долго, очень долго. И либо ты сломаешься, либо сдохнешь, либо пошлешь свою группу к черту. А может быть, ты и победишь.

Во второй раз она сказала ему:

– От моей сиб-группы только я осталась. Из тех, кто стал воинами.

Будучи вызванным в качестве сексуального партнера, Эйден имел право разговаривать с Джоанной. Но он молчал. Даже занимаясь с Джоанной сексом, он не позволил себе издать ни звука. Джоанну, похоже, это не интересовало.

Прежде чем уйти от нее, Эйден остановился в дверях и оглянулся на непривычно разнежившуюся Джоанну.

– Я не проиграю, – проговорил он. Может, он и ошибся, но ему показалось вдруг, что он видит на ее лице намек на улыбку.

– Может, и нет, – ответила она тихо. Когда он шагнул за порог, она добавила ему вслед: – Только я боюсь, что ты проиграешь.

Если бы она сказала ему, что уверена, будто он проиграет, он бы просто выслушал ее, как поступал уже тысячи раз. Но она произнесла: «я боюсь». По пути в барак Эйден несколько раз останавливался. Что все-таки означает это «боюсь»? Что она хотела сказать? Никогда и никому из сибов Джоанна не показывала, что ее волнует их судьба. Как понимать ее слова? Ее что, интересует, выиграет он или проиграет? Глупости! Ей на всех наплевать.

А может быть, нет?