Трапезников АлександрСвет и тени в среде обитания

Александр Трапезников

Свет и тени в среде обитания

1

Что-то на двенадцатом этаже происходило. Несмотря на третий час ночи, в крайней квартире горели все окна, звучали возбужденные голоса и музыка. Кто-то постоянно выбегал на балкон, иногда парочками, курили, целовались и бросали окурки вниз. С крыши, если как следует свеситься, можно было бы дотянуться до этого балкона лыжной палкой. Но, разумеется, никакой необходимости в том небыло, разве что пощекотать наконечником чью-нибудь макушку. На крыше почему-то вообще валялось много сломанных лыж и палок, словно сюда приземлялись не слишком удачливые прыгуны с трамплина. Или выброшенные реквизиты жили тут сами по себе, множась и коротая время в ожидании снега. Но стоял июль, в Москве было необычайно жарко, и на двенадцатом этаже что-то происходило...

Девушке в белом платье надоело слушать пустую болтовню за столом; кроме того, она чувствовала себя обиженной. Поймав чей-то равнодушный взгляд, она выскользнула в коридор, открыла входную дверь и оказалась на лестничной клетке. Постояла некоторое время в нерешительности, не зная, что делать дальше. Широкая лестница вела вниз, другая - маленькая, с узкими ступеньками - наверх. Там же находилась металлическая дверца, чуть приоткрытая. Оттуда тянуло прохладой и чем-то молчаливо-непонятным, ожидающим в глубине.

- Все равно, - прошептала девушка, подчиняясь внутреннему зову, и стала подниматься.

Дверца вела в небольшую башенку, а уж из нее по скобам шел спуск на громадную крышу, размером с футбольное поле. Она и представить себе не могла, что обыкновенные крыши, куда, должно быть, кроме кошек и ворон, никто не заглядывает, бывают такими плоскими и такими интересными. Как огромный блин, по которому можно ходить, но нельзя попробовать.

На небе светилось множество звезд, слабый ветерок приятно освежал лицо. Девушка подняла лыжную палку и воткнула ее в поверхность "блина". К другому концу привязала свой белый платочек. Получилось красиво, как флаг парламентера. Но с кем здесь вести переговоры о мире? Кроме пугливо вспорхнувшей птицы, никого не было. Где-то внизу наконец-то спохватились, начали звать ее:

- На-та-ша!.. Натали, ау! Где ты?.. Куда она спряталась?

Голоса доносились из окон и с балкона. Подойдя к краю крыши, девушка легла животом на каменный бордюр и посмотрела вниз. Гуляющая квартира находилась прямо под ней. На балконе стояли двое мужчин, у одного на темени белело чайное блюдце. Всмотревшись, она подумала: "Странно, а я раньше никогда не замечала, что он с лысинкой".

- На что-то обиделась и ушла, - говорил он. - Такой характер.

- Ничего, побродит во дворе и вернется, - ответил другой. Сложив ладони рупором, он не слишком громко прокричал: - Наталья, мы ждем!

Где-то залаяла собака, в перекличку ввязалась вторая, третья.

- Вот возьму и свалюсь вам прямо на шею, - мстительно прошептала девушка.

Лежать на бордюре было неудобно, немного кружилась голова, а земля казалась страшно далеко. Мужчины чему-то засмеялись, бросили вниз окурки и ушли в комнату. Теперь ей стало себя очень жалко. Она подумала, что останется здесь навсегда. В крайнем случае - до рассвета. Плохо, что не зима, а то она могла бы окоченеть и превратиться в ледяную фигуру, как молчаливый укор всему свету. С белым флагом на лыжной палке. Или схватить воспаление легких, и они бы ходили к ней в больницу каждый день. Или действительно спрыгнуть на балкон - он совсем рядом.

- Промахнетесь, - неожиданно произнес кто-то за ее спиной. - Даже не думайте.

Она почему-то не очень испугалась, только вздрогнула и проворно оказалась на ногах. Голос звучал спокойно и доброжелательно, а вот тот, кому он принадлежал, выглядел не слишком приятно. Много седых волос, щетины и странного блеска в глазах. А возраст - от тридцати до пятидесяти.

- Я вас не боюсь, - на всякий случай сказала девушка.

- Мне что, обидеться? - спросил он. - Это вас искали? А зовут Наташа?

- Ну и что?

- Надо же познакомиться.

- Вовсе не надо.

- Тогда - прыгайте.

- Вот еще!

Мужчина развел руками, искоса поглядывая на нее. Она тоже с любопытством посматривала на странную личность, шагнув подальше.

- Ночь-то какая славная! - произнес бомж: определить род его деятельности не представляло труда.

Девушка неопределенно фыркнула. Она еще не знала, нужно ли с ним согласиться или сделать вид, что его тут вообще нет. Но и стоять рядом с человеком на пустой крыше и не замечать было довольно глупо. Все равно что столкнуться с кем-то в пустыне и пройти мимо, даже не поздоровавшись. К тому же она не чувствовала никакой угрозы. "Или уходи - или оставайся", подумала девушка.

- Вы кто? - спросила Наташа, хотя только что решила вернуться к друзьям.

Мужчина пожал плечами и ответил не сразу:

- Так... прохожий.

Девушка улыбнулась его словам. Будто он гулял по Цветному бульвару и по рассеянности завернул на эту крышу.

- Забавно, - произнесла она. И утвердительно добавила: - Вы здесь живете.

- Нет-нет, что вы! - замахал он руками. - У меня прекрасные апартаменты в Кремле, но сейчас там ремонт. Решил, знаете ли, обновить интерьер в летнее время. И перебрался пока сюда.

Наташа вновь фыркнула. Он все время старался стать к ней боком, словно особенно гордился своим профилем.

- Повернитесь, - попросила она. - Что вы там прячете?

- Ничего, - вздохнул он. - Впрочем, раз настаиваете...

У него не было уха. Розовый нарост прикрывала седая прядь. Это не выглядело столь уж безобразно, но вызывало сочувствие. Она читала про Ван Гога, отрезавшего себе ухо, и вслух подумала:

- Как это, должно быть, ужасно!

- Уже привык, - отозвался он. - И слышу в два раза лучше.

- А как это случилось?

- Беда с этими парикмахерами. Чуть зазеваешься - то нос состригут, то ухо. Потому что одеколон пьют.

- Почему вы все время врете? - спросила она, начиная сердиться. - Я знаю, кто вы. Художник или поэт.

- Никогда даже близко не стоял. У меня другие таланты. Я очень хорошо готовлю плов. Но, к сожалению, нет возможности вас угостить.

- А я не ем мяса, - сказала она. - Так что вы бы напрасно старались.

Теперь девушка уже совсем не боялась его и представляла, как будет рассказывать потом друзьям об этой странной встрече. Ей захотелось остаться здесь подольше, до тех пор, пока окончательно не надоест, и выяснить об одноухом бомже как можно больше. У него были довольно симпатичные, правильные черты лица, если только сбрить эту колючую щетину иподровнять волосы, конечно, не отрезая и второго уха. А еще отмыть с шампунем и одеть в приличный костюм, не забыть шляпу с галстуком - и тогда он сойдет за преподавателя вуза, банковского служащего или за одного из тех, кто ожидал ее внизу. По крайней мере, он умеет нормально разговаривать, думать и даже шутить.

- Я тоже не ем мяса. Потому что нет, - сказал бомж. В глазах у него прыгали веселые огоньки.

- Как, и зубов тоже? - находчиво спросила она.

Но оказалось, что ненароком почти угадала. Конечно, он не позволил заглядывать себе в рот, но беспечно кивнул.

- С промежутками. Попадаются тут всякие... несъедобные.

"Ну вот! - с огорчением подумала Наташа. - Теперь придется еще и челюсть вставлять". Словно вопрос о его новом облике уже был решен. "Просто инвалид какой-то".

- Ноги, полагаю, на протезах? - сказала она. - Не вы здесь столько лыж наломали?

- Не я. У меня амплуа иного рода. Я антенны ворую. Плету из них корзины и продаю на рынке. А в самой большой сплю.

- Хочу посмотреть, - капризно произнесла девушка.

- Хотите. Не вредно, - вздохнул он и пошел прочь, будто она вдруг перестала существовать. Растаяла или попросту приснилась. Вот уж чего она не предполагала, так это глядеть на его удаляющуюся спину.

- А?.. эй! Как вас? - негромко позвала Наташа. Даже ногой топнула. Вы куда?

- Зовите меня Вадимом, - обернулся он. Нагнувшись, подобрал несколько дощечек и пошел дальше.

Наташа, постояв в нерешительности, торопливо двинулась следом. И также взяла в руки пару деревяшек.

- Костерок запалим, да? - спросила, догнав Вадима. - Здорово придумали, я согласна.

- А вас никто и не спрашивает, - отозвался он. - Мне тут нужно сигнальные огни разжечь, чтобы вертолет сел. А то в прошлый раз в пруд провалился.

- А в нем, конечно, вас ждет подводная лодка, - подхватила она, улыбаясь.

- Нет, рыба, - серьезно ответил он и вытащил откуда-то пару целлофановых пакетов. В одном действительно оказалось что-то чешуйчатое, похожее на карасей, в другом - картофельные клубни.

- Обожаю печеную картошку! - сказала она.

- Вообще-то я вас еще не приглашал к ужину. Мест нет.

- Эту ошибку легко исправить.

В его руке очутился нож, которым он начал быстро потрошить и чистить рыбу. Затем продел сквозь жабры металлический прут, укрепил его на каких-то железках. Сложил набранный "хворост" и поджег бумагу. Все делалось очень ловко, наверное, не в первый раз.

- Дровишек не маловато? - озабоченно спросила Наташа. - Вы посолить забыли.

- Соль вредно, - ответил он. - Ладно, приглашаю к столу.

Вадим вынес из какого-то укромного уголка трехногий стул и низенькую табуретку.

- На чем предпочитаете сидеть?

- А у нас это ужин или ранний завтрак?

- Лично для меня - обед.

- Тогда - табуретку! - последовал особый логический вывод.

Мужчина усмехнулся, подбрасывая в костер картошку. Вскоре запахло жареным. "Как же мы будем ее есть?" - подумала Наташа.

- Руками, - произнес Вадим, словно прочитав ее мысли. - Рыба по-валлийски. Знаете почему?

- Потому что валялась где-то, - ответила девушка.

- Вообще-то я ее поймал в пруду. Но меня так угощали в Англии. В городке Портмадог.

- И тоже на крыше?

- Нет, на берегу Святого Георга. Но поскольку в ближайших ста метрах такого пролива нет, придется обойтись без него. Вкус от этого не испортится.

- А что же вы там делали, в этом собачьем портмоне?

- У вас острый ум, - похвалил мужчина. - Я там в земле копался.

- Ясно. Вы - археолог, - сказала девушка. - Нашли что-нибудь.

- Скорее потерял. Вернулся обратно, а меня уже уволили.

- Лучше бы вы тогда и не возвращались.

- Может быть, - согласился он. - Давайте пробовать. Кажется, готова.

Осторожно стянув с вертела пару рыбешек, Вадим передал одну из них Наташе.

- Постарайтесь не глотать вместе с косточками. Понимаю, что это очень вкусно, но не спешите.

Девушка держала карася двумя пальчиками за хвост, словно изучала, до какой степени съедобен этот предмет.

- Не перейти ли мне сразу ко второму блюду? - нерешительно сказала она.

В это время где-то неподалеку от них, сверху, послышался все нарастающий шум. Непонятно откуда вынырнула большая желтая "стрекоза". Если бы сейчас бросить камень, можно было бы даже попасть в ее брюхо. Вертолет чуть накренился и почти завис над ними, бешено вращая пропеллером.

- Прилетел все-таки! - удивленно произнесла Наташа, радуясь непонятно чему. Она замахала рыбой, а белый платочек, сорвавшись с флагштока, полетел по воздуху.

"Стрекоза" резко взяла вправо и скрылась за лесным массивом.

- Да, прилетел, - грустно сказал мужчина. - Только он никогда здесь не останавливается.

2

Нашлась и соль в спичечном коробке, и черный хлеб, причем поразительно свежий, душистый, разламывающийся на куски.

- Сами, что ли, печете? - недоверчиво спросила девушка, хотя сейчас вроде бы, после вертолета, нечему было и удивляться.

Было во всем этом ночном сидении возле костра на крыше что-то таинственное, а может быть, и волшебное, словно она спала в своей комнате и ей снился сон. И рыба, и огонь с дымом, и вкусный хлеб, и низенькая табуретка, на которой сидела Наташа, и этот человек, подбрасывающий на ладони картошку, - все было из сказочного сна детства, привидевшегося ей когда-то очень давно или, напротив, только ожидаемого через много-много лет. Но так непременно было или произойдет. или уже случилось? Она совсем запуталась в своих мыслях, снах и действительности. И даже не раcслышала, что он ей ответил.

- В булочной машину разгружал, - повторил человек. И добавил: - Утром будет уже не тот.

Утром все будет уже не так, подумала она, вновь погружаясь в свои сны-мысли. Мы и не признаем друг друга, если вдруг столкнемся на улице, при солнечном свете. Или сделаем вид и пройдем мимо. У каждого своя дорога, две тропинки в лесу, и они случайно пересеклись здесь. Постояли, поговорили, похвастались набранными грибами и разошлись. Почему? Заблудились они, что ли? Вот встретились неожиданно два человека на крыше, им было интересно, пока не наступил рассвет. А дальше? потом один прыгнул вниз, а второй остался. Нет, это уже какой-то другой сон, нехороший... Наташа взглянула на мужчину исподлобья. Наверное, она прошептала это вслух, потому что он с любопытством спросил:

- Кто прыгнул, а кто остался?

- Не знаю, - серьезно ответила она. - Это не имеет значения.

- Не имеет, - согласился Вадим. - Жизнь вообще настолько символична, что чуть-чуть реальности не прибавит ей ровно никакого значения. Вы кушаете конкретную рыбу, и она исчезает, значит, можно сказать, вы проглотили символ реальности, но при этом не подавились костью и не стали другим символом. В четвертом часу утра я всегда заговариваюсь, а к пяти наступает просвет, вот.

Наташа терпеливо выслушала его и произнесла:

- У меня другая реальность - я выхожу замуж.

Помолчав, мужчина равнодушно сказал:

- Поздравляю. Чего ж вы тут? Понимаю, самому до смерти надоели эти свадьбы проклятые, осетрина вечная, "горько!" из каждого угла, а кто-нибудь уже мордой в салате. Хорошо еще, если не жених...

- Нет, свадьба у меня через неделю, а сейчас вроде как репетиция оркестра. "Прогон премьеры, - подумала она. - Только неизвестно, кто, кого и куда прогнал".

- А-а, тогда все ясно! - сказал мужчина, подкладывая в костер дощечек.

- Ну что - "а"? - сердито передразнила его Наташа. - Вы думаете, я такая взбалмошная, что убежала из-под венца? Которого к тому же и в помине нет. Брак светский.

- Ничего я о вас не думаю, - откликнулся Вадим. - Мне, видите ли, и думать нечем - я из тяжелой палаты сбежал. Сейчас, поди, санитары повсюду роют, найдут - в рубашку повяжут.

Девушка на секунду застыла, но решила вновь не верить ему. Уж слишком безобидно-беспечно он выглядел.

- Надеетесь от всех спрятаться? Я вас сразу раскусила.

- Вы лучше картошку кусайте. остынет - будет совсем не то.

- И вам удается? Ну, зарыться в землю? - не унималась она, даже не взглянув на протянутую ладонь, в которой, словно камешек, лежал черный печеный клубень. - Это не вы с Кантом выдумали "вещь в себе"? Ах, простите, забыла, вам же нечем думать.

- Да что с вами? - удивился Вадим. - С кем-то поссорились, а на меня злитесь. Так хорошо сидели...

- А вы не воображайте из себя невесть что. Терпеть этого не могу. Обыкновенный бомж, простите за откровенность. Дайте сюда картошку!

- Нате. И успокойтесь, - мягко сказал мужчина. - А то еще и с крыши убежите, а выше - некуда.

Они посидели молча, украдкой поглядывая друг на друга. Откуда-то из окон или со двора донеслось: "На-та-ша! На-та-ли!.."

- Вас зовут, - произнес Вадим.

- Если я вас обидела - извините, - ответила она. - Но я не хочу уходить. Просто не хочу, и все.

- Так "просто" никогда ничего не бывает.

Наташа обдумала его слова и согласилась. Наверное, он прав, и ничего случайного в жизни действительно нет. Как нет ее и в этой ночной встрече на крыше, под звездным небом и лукаво смеющейся луной. Или же все вокруг соткано из ее призрачных лучей, насмешливо, но и печально растающих с приближением рассвета.

- А вертолет? - вспомнила вдруг она, вновь обрадовавшись чему-то.

Вадим посмотрел в сторону лесного массива.

- Вертолет настоящий, - сказал он. И добавил: - В следующий раз, так и быть, мы на нем полетаем. Там у них логово.

Мужчина произнес это так, словно говорил о диких зверушках, но не злых и опасных, а симпатичных, может быть, лишь чуть-чуть колючих, винтообразных и пропеллерошустрых, которых вполне не трудно приручить. И еще в голосе прозвучала какая-то грустная нота, и она подумала: "А ведь он, наверное, летчик".

- Вы пилот, - утвердительно произнесла Наташа. - Или повар. Одно из двух.

- Вас снова зовут, - напомнил он, прислушиваясь к голосам.

- Пусть.

- Они огорчатся. Особенно жених.

- А его здесь нет! - весело ответила девушка, глядя, какое впечатление это произведет на собеседника.

Не произвело никакого.

- Он в командировке, вернется через два дня. А пока меня охраняет его брат. У которого, как выяснилось, на макушке лежит чайное блюдце.

- Очень удобно, когда под рукой нет посуды, - похвалил Вадим.

- Так что репе-те-тиция свадьбы не совсем правильная, без главного артиста. Но ведь мы еще и новоселье справляем, - добавила она и спохватилась: стоит ли говорить о таком приятном событии с человеком, у которого вообще нет дома?

Но он воспринял ее слова совершенно спокойно.

- Тот балкон, на который вы хотели плюнуть или прыгнуть? - равнодушно спросил мужчина. - Да-а, давненько в этой квартире никто не жил. Я тут все про всех знаю. Работа обязывает.

Пристально посмотрев на него, Наташа произнесла, ставя точку:

- Дворник или сторож.

- А также король, королевич, сапожник, портной и... что там еще в этой считалке?

- Кто - ты - будешь - такой? - подсказала девушка. - Выбирай поскорей, не задерживай добрых и честных людей! - она пару раз хлопнула в ладоши и засмеялась. - Выбрали?

Вадим не успел ответить: где-то совсем неподалеку от них, метрах в сорока, послышался шорох, шарканье, а затем прозвучал осторожный голос:

- Наташа! Ау!

Они сидели за одной из башенок, а в костре тлели лишь угольки, поэтому их не могли видеть. Да и звавший ее человек, судя по всему, не слишком торопился обследовать незнакомую территорию, может быть, ожидая основного десанта.

- Натали, я знаю, что ты здесь! - на всякий случай проговорил он громким шепотом. - Не прячься.

Девушка приложила палец к губам.

- Это Глеб, - тихо сказала она, приблизив свое лицо к Вадиму.

Он даже уловил запах духов - тонкий аромат левкоя, который давно забыл.

- Тот, с блюдцем? - прошептал он.

Наташа кивнула.

- Лучше вам скрыться. Увидит - бока намнет. Он нервный.

- Куда же я отсюда денусь? И с какой стати? Что за комиссия такая?

Девушка пожала плечами: дескать, предупредила, а дальше решайте сами.

- Он не будет разбираться. Даст в зубы, и все. А то и с крыши сбросит.

- Мы еще поглядим, кто тут кого начнет учить летать, - проворчал Вадим, недовольный ходом событий.

Но позывных больше не последовало. Глеб то ли ушел, то ли затаился где-то. Они скованно смотрели друг на друга, не решаясь раскрыть рта и сделать лишнего движения. Продолжалось это довольно долго.

- Шахматная ситуация, - произнес наконец он. - А у вас на щеке что-то прилипло... Кожура. Нет, не здесь, давайте я сниму.

- Теперь хорошо? - спросила она.

- Замечательно, но вам пора возвращаться.

- Боитесь за свое нежное здоровье?

- Боюсь, - честно признался он. - Не люблю лишних неприятностей. А вот вы, заметил, их нарочно ищете. И вообще, ваш будущий супруг сильно рискует, связываясь с такой особой. Впрочем, у него еще есть несколько дней, чтобы одуматься.

- А вам надо побриться, - последовал странный ответ.

Вновь послышались шаги и голоса, на сей раз они приближались к ним. Мужчина потрогал свою щетину и сказал:

- Теперь уже не успею. Побреют в морге.

Из-за башенки вынырнули два человека и чуть не прошли мимо, настолько были увлечены разговором между собой.

- Да вот же она! - выкрикнул высокий, повернувшись к притаившейся парочке. - Ну, матушка, ты даешь! Как это прикажете понимать? Мы там все с ног сбились и с ума посходили, а она...

- Погоди! - остановил его второй, коренастый, шагнув вперед. - А ты кто?

Вадим пожал плечами, как-то съежившись. Посмотрел снизу:

- Никто.

Наташа спохватилась, вскочила на ноги и встала между ними и коренастым, у которого оказался очень неприятный взгляд.

- Обожди, Глеб! Он действительно - никто, - сказала она. - Мы тут сидели и болтали. И все. Ели рыбу, а сначала прилетал вертолет. И хватит об этом.

- Он что, твой знакомый? - спросил высокий, также подойдя к раскачивающемуся на трехногом стуле Вадиму. - Какую рыбу? Что ты несешь? Наташа, ты понимаешь, с кем связалась?

- Погоди! - снова сказал Глеб. - Отвечай. Ты откуда? И что здесь делаешь? Как звать? Почему ночью? - все выдавало в нем милиционера в штатском.

- Пойдем! - Наташа схватила его за руки и попыталась потащить прочь, но тот все же изловчился носком ботинка выбить из-под Вадима стул.

Девушка с силой оттолкнула Глеба подальше, наклонилась к мужчине, помогая ему подняться, но тот лишь махнул рукой, продолжая лежать на боку.

- Домой! - строго выкрикнула она, словно дрессировщик собаке, развернувшись к тем двоим. - Назад!

И они послушались, позволив взять себя под руки и вести. Только Глеб, взглянув на Вадима, отрывисто пролаял:

- Вали отсюда, и чтобы я больше тебя здесь не видел!

А мужчина перевернулся на другой бок, вытащил из кармана мятую сигарету, чиркнул спичку и с удовольствием закурил. Он лежал и смотрел на усмехающуюся луну, которая тоже была окружена каким-то серым дымом и скользила по ледяному панцирю вместе с миллиардами ярких звезд. Девушка успела шепнуть ему два слова, и они сейчас уплывали и таяли где-то над ним, в этом бесконечном пространстве и вечности, куда уходит все. И все возвращается.

- Я тоже вернусь, - повторил он ее слова, не понимая, что заставляет его верить в это.

3

Прошло, наверное, полтора часа, и наступило самое тяжелое, предрассветное время, последние минуты, когда древний охотник замирал в ожидании и тревоге, прислушиваясь к лесным звукам враждебного мира, а надежда и страх охватывали его все сильнее, пока первые проблески багровых лучей, победно ступающих по листве, не исторгали из гортанного горла ликующего крика. Луна уносила за собой шлейф ночи, покорно уступая иному шествию и другой жизни, иным чувствам и другим поискам. Но четыре вопроса оставались перед человеком неизменно, в любое время суток: "Что в жизни святого?", "Для чего мы живем?", "Зачем нам дан разум?" и "Почему мы должны умереть?". Иногда не верилось, что можно найти хотя бы один ответ, настолько различны обстоятельства, уготованные судьбой; а порою задача с четырьмя неизвестными решалась необычайно легко и просто, словно кто-то подсказывал или нашептывал на ухо, льстиво уверяя в правоте; но чаще всего, лишь погрузившись в негаданное несчастье или переборов искушение, можно было начать постигать истинный смысл своего существования на земле.

Задумавшийся или задремавший было мужчина очнулся, но все равно не смог уловить тот миг, когда стало светать. Зато услышал странный звук, будто на церковную паперть упала медная денежка. Прошла минута - и бросили еще одну. Это была действительно монета, она запрыгала по крыше, покатилась и остановилась у ног Вадима. Подобрав рубль и положив его в карман, он тихо свистнул, то ли удивляясь, то ли ожидая отклика. И в ответ также прозвучал негромкий свист, словно на птичьем языке разговаривали два индейца. Подойдя к карнизу - к знакомому уже месту, - Вадим посмотрел вниз. Девушка переоделась в другое, домашнее платье и расчесывала волосы гребнем. Она приготовилась бросить еще одну монету, но, почувствовав его взгляд, запрокинула голову и улыбнулась.

- Ну что же вы? - непонятно спросила она.

- А что я? - так же ответил он. И продолжил: - Ужасно знакомая ситуация. Тогда тоже начинался рассвет. Только он стоял в зарослях сирени и смотрел на балкон снизу. А она его не видела. И он что-то такое бормотал от умопомрачения, вроде: "О, если бы я был ее перчаткой, чтобы коснуться мне ее щеки!.." Или: "В ее глазах страшнее мне опасность, чем в двадцати мечах..."

Наташа неожиданно подхватила, словно включившись в игру:

- Мой слух еще и сотни слов твоих не уловил, а я узнала голос... Но, встретив здесь, они тебя убьют.

- Браво, - сказал Вадим. - Жаль только, что все так плохо закончилось. И в других пьесах тоже.

- Я играла Джульетту в студенческом театре, - произнесла она. И, помолчав, добавила: - Был успех. Вы не верите?

- Нет, - ответил он. - Извините, но актриса вы никудышная. Там надо притворяться, а у вас, по-моему, это не совсем получается.

- Но меня забросали цветами.

- Выросшими на кактусах?

- Сами вы кактус! Ладно уж, спускайтесь... - девушка немного посторонилась, как будто он должен был немедленно прыгнуть или сбросить веревочную лестницу. - Через дверь, - пояснила она. - Все уже разъехались по домам.

- А с какой стати? - спросил Вадим, поскребывая щетину.

- Ну-у... хоть побреетесь. Терпеть не могу разговаривать с мужчинами, похожими на дикобразов, да еще сидящих на ветке, - сказала она, уходя в комнату.

Не сразу, но погуляв по крыше, послушав первых выскочивших с хозяевами собак, поглядев на окрестности: все ли на месте, ничего не пропало? - он спустился по узкой лестнице на двенадцатый этаж и остановился возле той двери, которая была чуть приоткрыта.

- Это мы, сантехники! - на всякий случай сказал мужчина и вошел внутрь.

В коридоре горел свет, в обеих комнатах никого не было, где-то журчала вода. На кухне - в раковине, на столе, у открытого окна - всюду лежала посуда с остатками пищи, рюмки, пепельницы. И сталагмитовые залежи пустых бутылок. А на газовой плите бушевал чайник.

- Я сейчас! - крикнул кто-то из ванной. - займитесь чем-нибудь. Можете пока помыть посуду.

Вадим вынес на балкон стул, сел и начал смотреть вдаль, поверх лесного массива, откуда и поднималось солнце. Странно, что он очутился здесь, хотя еще вчера думал уехать. Но рассуждать на эту тему не хотелось, да и не имело смысла. То, что порою происходит в жизни, - увлекательнее любого романа, просто надо уметь читать свою судьбу еще и между строк. А иногда, для особо бестолковых, к ней пишутся и комментарии. Минут через пятнадцать рядом появилась хозяйка, свежая, умытая, без макияжа, который не так-то был и нужен ее молодому лицу.

- Спасибо, что хоть чайник выключили, - сказала Наташа. - Будете кофе?

- Буду, - ответил он. - Теперь ваша очередь угощать.

При утреннем свете оба они выглядели совершенно по-другому, не так, как ночью. Он казался еще старше и измочаленнее, словно только и делал, что брел куда-то без остановки все последние месяцы; а она стала походить на выпускницу школы, наконец-то расставшуюся со своими любимыми учителями и наставниками, а что извлечь из неожиданной свободы - пока не знающую.

- Жалеете, что пригласили? - спросил мужчина, поймав ее рассеянный взгляд. - Чувство вины, тревоги, немного раскаяния. А вдруг пропадут банные полотенца?

- Знаете что?.. помогите мне здесь все убрать, - неожиданно ответила она, кажется, желая сказать что-то другое. - Надо навести порядок.

Кофе пили из маленьких чашечек в комнате, под розовым абажуром, а стена напротив была обклеена полусодранными фотографиями, и многие из них уже давно выцвели.

- Если хотите, я вам заплачу за работу, - продолжила девушка.

- Аванс у меня уже есть, - отозвался Вадим, вынимая заветный рубль, брошенный на крышу. - Вам нужно помыть полы и посуду?

- С этим я могу справиться и сама. Здесь надо все передвинуть. Мне тут ничего не нравится. Эта мебель... которая, того и гляди, развалится, глупый абажур... Как они тут жили?!

- Кто?

- Ну, прежние. Какие-то старики.

- А по-моему, вполне уютно. - Мужчина пересел в кресло-качалку, поближе к фотографиям. - Это они?

- Наверное. Я еще не успела все отодрать. Хочу сделать ремонт. Не сейчас, после свадьбы. Поменять всю обстановку. Чтобы ничего чужого не было. Даже если мы не будем тут жить.

- Вклеено на совесть. - Вадим поскреб ногтем один из снимков. Он вроде бы не слушал ее, но тем не менее спросил: - А почему вы не собираетесь здесь жить? Проведите дезинфекцию, и все будет в порядке. Привыкнете.

- Нет, дело не в этом, - ответила девушка, немного помолчав. Но все-таки решила сказать. - У него другая квартира. Чуть меньше, чем весь этаж. А это так... Его свадебный подарок. Мой уголок, который я уберу цветами. И все будет по-новому. Я стану сюда приезжать, когда мне захочется остаться совсем одной, прикасаться к выбранным мною вещам, смотреть в зеркало, в котором без меня никто не отражался...

- И ходить по ковру, по которому не ступала нога человека, - продолжил Вадим. - А пауки станут выбегать вам навстречу и радостно приветствовать, пытаясь залезть на плечи.

- Паук в доме - к счастью. И однажды мне вообще не захочется никуда больше отсюда уезжать, - добавила Наташа. - Вот почему я хочу превратить эту квартиру в мое маленькое бомбоубежище. Мои мотивы понятны?

- Вполне. Что начнем выбрасывать в первую очередь?

Мужчина ходил по комнате, трогая то один, то другой предмет, словно это были музейные экспонаты, перемещаемые в хранилище: допотопную радиолу, засохшую пальму в кадке, пыльную картину в скособоченной раме, потрескавшийся шифоньер, массивный круглый раздвижной стол, задвинутое в угол трюмо, устаревший и, должно быть, совсем выживший из ума телевизор...

- Прежде всего надо освободить место, - решительно сказала девушка. Диван, шкаф, полки - все это пойдет на свалку. В десять часов из магазина привезут новую стенку. Ее нужно будет собрать и установить вот здесь, вдоль этих фотографий. Конечно, раньше бы следовало заменить обои, но заказ уже не отменишь. А в той комнате мы с вами расположим...

- Не понимаю, почему прежние хозяева все оставили? - спросил он, перебив ее.

- Зачем же брать туда, - она посмотрела вверх, - что мешало здесь? Мне говорили, что они умерли.

- А вам не жалко - прощаться с верными слугами, пусть и чужими? Вещи умеют обижаться.

- Пусть обижаются на помойке, - ответила Наташа. Она даже слегка поддела ногой рассохшуюся кадку, но та оказалась не совсем похожей на футбольный мяч. - Ой! - сказала она, потирая ступню.

- Видите? Всякое бездумное деяние наказуемо, - заметил Вадим, поглаживая кадку, будто успокаивая. - А ведь в ней, должно быть, одной земли килограмм сто. Бедненькая! Обижают малютку.

- Может, господин адвокат желает сначала позавтракать?

- Нет. Люблю работать на голодный желудок. Приступим?

Она кивнула, а он энергично прошелся по комнате, присматриваясь и словно ожидая команды, чтобы схватить первое попавшееся в охапку и поволочь вниз. Но что-то мешало немедленно приступить к делу. Наверное, уцелевшие фотографии... Множество глаз - рассеянных, насмешливых, грустных, пристальных, безразличных, оценивающих, детских и взрослых, мужских и женских. Вадим и Наташа почти одновременно вздохнули, отвернувшись от них.

- Разбирайте диван и выносите, - твердо сказала она, а сама вышла на кухню, где в раковину полилась вода и забренчала посуда.

Мужчина работал все утро, не разгибая спины: отвинчивал, снимал книжные полки, выносил старые стулья, анатомировал громоздкий шкаф и расчленял на части дедушкин диван, сплавляя их также вниз. Рядом с домом стояли железные контейнеры для мусора, возле них Вадим и сваливал древнюю рухлядь. Тяжелее всего пришлось с кадкой, которую даже вдвоем с Наташей они не смогли подтащить к лифту. Землю стали отсыпать в ведро, а мужчина уносил его вверх на крышу. И так несколько раз.

- Посажу там огурцы, - сказал он.

- Или бананы, - предложила девушка. - Можно швырять в прохожих.

- Или посажу просто прохожих, - уточнил он тогда.

Потом, когда почти все лишнее, на взгляд Наташи, было вынесено, они немного передохнули и слегка перекусили оставшимся от праздничного ужина. В холодильнике нашелся салат, ветчина, семга и все прочее.

- Хотите вина? - вспомнила вдруг девушка.

- Я пью только очень хорошее, - ответил мужчина.

- Коллекционное французское вас устроит? Урожая тысяча девятьсот восемьдесят пятого года.

- Этого - да. Памятная дата. В тот год я впервые попробовал наш отечественный портвейн. Незабываемое впечатление. А также закончил университет и женился. Но это уже осталось в памяти не так ярко.

- Вот как? - рассеянно спросила она. - Открывайте, я тоже с вами немного выпью. А... где же она сейчас?

Мужчина вытащил пробку и пожал плечами.

- Разошлись. Это, знаете ли, случается не так редко. Странный букет... - отпив немного, он усмехнулся. - Вас, конечно же, обманули. Это сделано в Польше.

- Как всегда, - сказала Наташа, нисколько не огорчаясь. - Скоро в России не останется ничего настоящего.

- Но ведь мы же только и желаем, чтобы всю жизнь жить в обмане, ответил он. - А потом на кого-то злимся. Кроме себя.

- Я больше не буду спрашивать, кто вы по профессии. Это не важно, улыбнулась она. - Но поддельное вино мне нравится.

- Думаю, что настоящее мы бы с вами могли пить в Париже. Если бы вдруг встретились снова, - добавил он, помолчав.

И ей почему-то показалось, что это совсем не пустая фантазия.

Громкий стук в дверь вывел их из некоторого затишья.

- Стенку заказывали? - раздался грубый голос. - Распишитесь.

- Прощай, Париж, продолжение следует, - промолвил мужчина.

4

Работа вновь закипела, но теперь предстояло не выносить старые вещи, а свинчивать и прикручивать друг к другу новые. Хозяйка чем могла помогала мужчине, но больше мешалась, путаясь в привезенных секциях и давая советы, после которых приходилось все переделывать заново. Наконец наемный работник с крыши не выдержал и сердито рявкнул:

- Шли бы вы отсюда... в баню!

Девушка обиделась и ушла. В соседней комнате она включила магнитофон и стала танцевать под музыку одна. О том, чем там рядом занимался Вадим, старалась не думать. Ей было немного грустно, как перед окончанием интересной книги: осталось всего несколько страниц, скоро их придется перевернуть и роман будет прочитан; хотелось не торопиться, но и страшно любопытно было узнать - что там в конце? Наташа решила, что эту книгу, наверное, не стал бы читать никто из ее друзей или подруг, и жених тоже, а возможно, что она вообще написана только для нее и существует в единственном экземпляре. И она не понимала, почему танцует, и улыбается, и прислушивается к тому, что происходит за стенкой, ловя свой странный взгляд в зеркале.

- Пластично, - похлопал Вадим, стоя в дверях. - Принимайте, барышня, работу. Лошади подкованы, карета готова. Куда ехать?

- Спасибо, Селифан, ступай, - ответила она. - Я скажу.

Наташа еще немного покружилась в своем одиноком танце, потом вздохнула и выключила музыку. Постояв возле открытого окна, она все же вышла из комнаты. Но Вадима нигде не было. Даже не взглянув на собранную из секций стенку, она торопливо прошла на кухню, словно боясь, что он неожиданно исчез, ушел, не прощаясь, и, может быть, она больше никогда его не увидит... "И что с того?" - мелькнула одна мысль, а другая вытолкнула ее: "Я не хочу этого". А третья не успела их догнать, потому что Наташа вдруг услышала в ванной шум льющейся воды.

- Эй! - постучала она в дверь. - Вы там надолго?

- Минут на сорок, - прозвучал ответ. - Люблю понежиться в крутом кипятке. Сразу молодеешь. Если вы, конечно, не возражаете? Все-таки я старался из последних сил.

- Ну хорошо же! - угрожающе сказала она. - Я скоро приду.

Подхватив свою сумочку, она выскочила из квартиры. Ей совершенно неожиданно пришла в голову одна идея. И отказываться от нее Наташа не собиралась. Внизу, прямо в доме, находился большой магазин, в котором продавалась всякая всячина. Пройдясь по отделам и набрав разных покупок, она поспешила назад.

В ванной было тихо, только иногда раздавался слабый всплеск, а по вытягивающемуся дыму она поняла, что мужчина курит.

- Вы не утонули? - спросила девушка. - Тогда я на минутку зайду, смотреть не буду.

- А если бы утонул? - отозвался Вадим. - Стали бы смотреть?

Он действительно курил, погрузившись по горло в мыльную пену. Наташа задернула шторку, оставила целлофановые пакеты, а его скомканную одежду подхватила и унесла прочь. Сунув ее в мусорное ведро, она еще и придавила крышкой.

- Вот так! - сказала она, потирая руки. - Хотя в сказке полагалось бы сжечь.

Затем налила себе немного вина урожая 1985 года и выпила. "Что бы такое приготовить?" - подумала девушка.

Через некоторое время из ванной негодующе донеслось:

- Э-эй!..

- Ну что мы все друг другу "эй" да "эй"? - громко сказала она, подходя к двери.

Тогда он отозвался по-другому:

- Наташа, прекратите шутить. Где моя одежда?

- В пакетах. Надеюсь, размеры ваши. Я выбирала на глазок.

- Я спрашиваю о моей рубашке и моих брюках, а не об этой накрахмаленной наволочке с рукавами.

- Там еще бритвенный прибор, - сказала она и ушла на кухню.

У него все равно не было выбора.

Вадим продолжал что-то ворчать, но она его уже не слышала, занявшись приготовлением салата.

Прошло еще минут тридцать, и он появился за спиной - в новой синей рубашке, подвернутых внизу джинсах и даже свежевыбритый, смущенно потирая щеку. Теперь он выглядел ярче и молодо, лишь взгляд оставался прежним, словно бег за собственной тенью все еще продолжался. И мокрые волосы висели длинными прядями, как у эстрадного певца или отшельника.

- Должна же я была вас как-то отблагодарить! - сказала Наташа. - А вам идет. Цвет неба. Кого-то вы мне напоминаете...

- Идиота, - коротко разъяснил он. - Лично я себя таким и ощущаю. Столь глупых ситуаций в моей жизни уже давно не было. С тех пор, как отметил плачем свой первый день рождения.

- Не надо гневить судьбу, я ведь еще собираюсь вас подстричь. Не беспокойтесь, я умею это делать, - добавила она, поскольку Вадим в ужасе замахал руками.

Но Наташа уже взяла приготовленные ножницы, полотенце, расческу и указала на стул.

- Ну пожалуйста! - попросила она.

- С каких это пор девушки стали командовать взрослыми мужиками? спросил он, но покорился ее желанию. - Ладно, стригите. Только оставьте хотя бы второе ухо.

- Я сделаю все так, что ваш... изъян совершенно не будет заметен, успокоила Наташа, догадываясь, почему он носит длинные волосы. - Это не проблема. После института я работала парикмахером. Вы спросите почему?

- Нет. Мне это не интересно. Но хорошо хоть не патологоанатомом. А то бы вы, наверное, захотели меня препарировать.

- Потому что по своей специальности я не могла устроиться нигде, продолжала Наташа, будто разговаривала сама с собой, и при этом быстро и ловко работала ножницами. - А в салон красоты меня привела подруга, я прошла трехмесячные курсы и научилась всему. Даже получила приз. В этом нет ничего сложного; по-моему, стричь баранов гораздо труднее. Простите за сравнение.

- Ничего-ничего, мы привыкшие.

- Между прочим, когда на конкурсе я делала модельную стрижку моему жениху, он в меня и влюбился.

- Вот как? Значит, он выжил? После того как взглянул в зеркало?

- Не крутите головой, сидите спокойно. Обещаю вам, что вас будет не узнать. Вспомнила, на кого вы похожи. На Роберта де Ниро.

- Это хорошо или плохо? Просто я с ним не слишком знаком.

- Все относительно...

она закончила работу и чуть отошла в сторону, протянув зеркало.

- Теперь любуйтесь.

Странно, но он не сразу узнал себя: на него смотрело совсем другое лицо - в нем исчезла какая-то постоянная настороженность, и равнодушие, и собачье чувство вины, и глубоко прячущаяся грусть, и даже морщинки возле глаз не выглядели столь беззащитно-усталыми. Но ее искусство здесь было ни при чем. Иногда происходящее внутри меняет внешность не хуже ножниц, бритвы и нового платья.

- Дело сделано, и теперь уже ничего не воротишь, - все же скептически сказал он, пытаясь скрыть волнение. - И такого полюбят. Может быть, вам на прощание сложить печку? Тогда я пойду...

Наташа покачала головой. Ни ей, ни ему не хотелось расставаться на такой ноте, и оба чувствовали это. Вадим взял в руку бутылку французского вина и налил в бокал. Доверху.

- На дорожку, - произнес он. Но пить не стал. Передумал. Просто пошел к двери и, не оборачиваясь, помахал рукой.

- Подождите! - выкрикнула Наташа, словно очнувшись. - А... кто будет обедать?

Вадим остановился на пороге, глядя на нее как-то сбоку, издалека, сквозь солнечные блики, а все кругом от этой игры света и тени теряло очертания.

- Что-то я сегодня не голоден.

- Тогда... закройте дверь. И идите сюда.

Это прозвучало как просьба, и мужчина, пожав плечами, вернулся. Наташа, набрав воздуху, будто собираясь с силами, неожиданно произнесла:

- Хотите, я расскажу вам о себе? Садитесь! - решительно добавила она. - И слушайте.

- Только не очень длинно и монотонно, - попросил Вадим, вновь подчиняясь ей. - Я засыпал даже на экзаменах.

- Постараюсь. Пейте вино. Ешьте салат. А я буду говорить. Если начнете храпеть, я вас разбужу. Дуршлагом по макушке.

Но она опять замолчала и задумалась. Вадим подсказал:

- Итак, я родилась в одна тысяча восемьсот семьдесят седьмом году, аккурат перед началом русско-турецкой войны... В зимнюю полночь и полнолуние, когда Стрелец перешел в Козерога, а в Замоскворечье выпал долгожданный снег.

- Если вы будете мне мешать, я вас убью, - пообещала девушка. Обойдемся без суфлеров.

- А хотите, я сам о вас расскажу? - предложил вдруг мужчина. - Очень коротко. Ведь все мы, когда начинаем свою биографию, упускаем самое важное, которое всегда кажется мелочью. И наоборот, детали выдаем за главное. Стереотип мышления. Родился, что-то окончил, изобрел, награжден, умер. Кому это интересно, кроме тебя самого? Но когда твой брат пролил кружку молока, а наказали тебя и ты впервые понял, откуда растут ноги у несправедливости и где она прячется, обида? Что есть смерть, вошедшая в соседнюю комнату, к твоему отцу? Боль от предательства и физическая боль, перваялюбовь и ненависть, желание убить, жажда и страх греха, осознание собственного ничтожества и величия, покой в душе, презрение, счастье, беда - когда это приходило к тебе, куда исчезло, как изменило разум, всю жизнь? Всего этого мы не говорим. Да и не знаем, или не можем вспомнить, или не хотим. Получаются даты. А то, что ты стоял под дождем, и плакал, и слушал музыку из открытого окна, и был счастлив, и знал, что такое уже не повторится никогда, - почему эти мгновения не остались для тебя священны?.. Я говорю так, к примеру, - добавил он, помолчав. - У каждого свой дождь.

- А вы и говорили сейчас только для себя, - сказала девушка. - Но я поняла. У нас с вами, как ни странно, много общего. Мне кажется. Простой тест: я назову любимого поэта, дерево, драгоценный камень, птицу, памятное место в Москве и прочее, а вы кивайте, если совпадет. Итак, погода - снег.

Мужчина улыбался, молчал. Она продолжала перечислять, но все его движения были уклончивы - ни да, ни нет, и вскоре ей самой надоело.

- С туманом у вас все в порядке, - несколько сердито сказала Наташа. Умеете нагонять. Теперь мне все ясно. Вы - последний уцелевший агент КГБ, остальные давно работают под другими вывесками. Потому и прячетесь на крышах. Проснитесь.

- Я просто прикрыл глаза. Не знаю почему, но яркий свет вызывает у меня тревогу. Бывают ночные звери, дневные. Я - из первых.

- По правде говоря, звериного в вас гораздо меньше, чем во многих других. Уж мне приходилось с ними общаться.

- А ваш жених?

- Хищник, - коротко ответила она. - Не советую вам когда-нибудь с ним встречаться.

- Мне достаточно было познакомиться с его братом. Очень энергичный молодой человек. Немного нервный, но это пройдет.

- Теперь все такие. Или стараются сделать вид. Иначе тебя затопчут. Почему же я выхожу замуж?

- Это вы спросили.

- Для собственного спокойствия. Надоело, когда ко мне постоянно прицениваются. А купленную вещь уже не унесешь.

- Но ее могут продать снова. Или украсть. Или подменить вино с подлинной наклейкой. - Он постучал по бутылочному стеклу.

Другой стук донесся из-за закрытой входной двери. Кто-то нетерпеливо ломился в квартиру, требуя впустить.

- Привезли еще что-то? - спросил Вадим.

Наташа тревожно посмотрела на него и покачала головой.

- Сидите. Я сама открою, - сказала она.

5

Оставшись на кухне один, мужчина торопливо выпил бокал вина, прислушиваясь к раздающимся в коридоре голосам. Кажется, разговаривали не совсем спокойно. Затем появился братец Глеб - в милицейской форме, хоть и без автомата, но выглядевший очень грозно, за ним, лукаво улыбаясь, вошла Наташа.

- Сам бы управился, вечно она торопится, - ворчливо сказал капитан, подозрительно взглянув на Вадима и сунув руку. Он не признал его в ночном обитателе крыш. - Сколько мы вам должны?

- нисколько, - пожал тот плечами.

- Наташа говорила, вы сосед?

- Этажом выше.

- Ниже, - поправила девушка.

- Так, - произнес милиционер. - Ладно. Потом разберемся. Я перекушу и поеду. Меня машина ждет.

Он открыл холодильник, наложил себе в тарелку разной снеди и уселся за стол. Подумав, налил вина и приступил к делу.

- А вы чего стоите? Присаживайтесь.

Наташа и Вадим устроились напротив него рядышком. Капитан ел, не обращая на них никакого внимания. Они тоже молчали, изредка посматривая друг на друга.

- Старье выбросили? - неожиданно спросил Глеб, оторвавшись от тарелки.

Наташа кивнула. Ей было забавно: у жующего милиционера очень живописно шевелились уши.

- Где-то я вас видел, - вновь сказал он, взглянув на Вадима. - Не пойму только.

- Он год как в розыске, за серию грабежей, - ответила Наташа. - Ты ешь, не отвлекайся. Положить еще?

Милиционер засмеялся и сам же сказал себе:

- Не смешно. Ты очень неосторожна. Простите, у вас документы с собой?

- Нет. - Вадим сунул руки в пустые карманы. - Увы.

- Глеб! - девушка постучала по своему лбу пальцем. - Ты не на работе.

- Я всегда на работе, - ответил тот. - Даже когда сплю. Все, поехал. Заскочу позже.

Капитан встал, поправил фуражку и, пристально взглянув на Вадима, добавил:

- И вы постарайтесь тоже не задерживаться. Ни к чему это.

- Слушаюсь, - по-военному отозвался мужчина, но остался на месте.

Наташа, проводив братца-милиционера, вернулась на кухню.

- Вообще-то он неплохой, - рассеянно сказала она, убирая тарелки.

- Надежный, - согласился Вадим. - Сквозь такого не проскочишь. Как он меня не пристрелил - не понимаю.

- Еще успеет. Отложил до вечера.

Покачав головой, мужчина вполне серьезно сказал:

- А между прочим, я действительно в розыске... Вы угадали.

Наташа приподняла брови и посмотрела на него так, как ребенок на неожиданно вошедшего Деда Мороза. Уже знает, что за бородой и красным кафтаном прячется живой человек, но не хочет этому верить.

- Нет, не страсти-мордасти, не подумайте, - продолжил Вадим. - Знаете: "Ушел из дома и не вернулся... мужчина среднего возраста... особые приметы..." И так далее. Просьба сообщить. За полгода еще никто не сообщил, а сам он не нашелся.

- Живой труп, - подсказала Наташа. - Как у Толстого. Здорово.

Вадим с негодованием замахал руками, словно ему было даже противно слышать такое.

- Никаких цыган! никакой любви! И семейные неурядицы здесь тоже ни при чем. Все это осталось в девятнадцатом веке. Сейчас - пародия. Титулы, балы, новые русские - смешно. Клоунада в цирке. Даже цыгане вызывают скуку. Этот человек ушел из дома по другой причине. Совершенно банальной.

- Что же с ним случилось? - Наташа также стала говорить о "нем" в третьем лице, будто включившись в игру. И хотя он улыбался, но было ясно, что партию свою безнадежно проиграл и смирился с этим.

- Его просто-напросто обокрали, - спокойно сказал он. И добавил, сделав глоток вина: - Унесли из-под носа квартиру, если вам угодно. Дело прошлое, что говорить!

- Но... не понимаю. Это в детской сказочке, помните? Была у зайчика избушка, не ледяная, а лубяная. Пришла лисичка...

- Примерно так. Этот глупый заяц решил затеять обмен - уехать из надоевшего района. Что делают, когда все начинает идти наперекосяк? Женщины - ремонт, мужчины еще круче - меняют квартиру. Или работу, жену. Ни того ни другого у нашего зайца уже не было. И он купил газету, где предлагались прекрасные варианты. Не прошло и двух дней, как в его дверь постучал вежливый молодой человек. Посредник. На лисицу совсем не похожий. Съездили на новую квартиру, договорились с ее хозяином, ударили по рукам. Оформили документы. Ну-у... зайцы, известно, существа косые, они не все видят,что подписывают. Короче, оказалось, что новое жилище уже давно продано и перепродано, а в прежнее - и не суйся. Он еще пробовал выступать, даже нашел того самого посредника, но его привезли в укромное место и вежливо объяснили, что к чему. А чтобы до зайца дошло и крепко запомнилось, отрезали ухо. Спасибо, что не убили. Вот вам и вся сказочка.

Взглянув на нее, мужчина оставил свой веселый тон: он заметил, что девушка нахмурилась и кусает губы, будто готова расплакаться. История действительно подействовала на нее как ушат ледяной воды. Сейчас ей казалось глупым все, что она делала в последние часы, о чем думала. Она даже мимолетно представила себя на его месте - и содрогнулась, передернув плечами. Так вот как это происходит... Вот как нормальный человек просыпается в подвале или на крыше... Бр-р!

- Простите, я вас расстроил, - произнес Вадим. - Знал бы, не рассказывал.

Потом он сделал совершенно неожиданную вещь: коснулся кончиками пальцев ее подбородка и, приподняв голову, посмотрел в глаза. Смешно раздув щеки, подул ей в лицо, словно это был одуванчик, готовый рассыпаться и улететь, или еще не сорвавшийся лист дерева.

- Не унывайте, выше знамя! - сказал он. - Будем оптимистами.

- Неужели в России нет никого, кто может нас защитить? - тихо произнесла она.

Наташа спрашивала не его, но мужчина и не стал бы отвечать. Он давно устал от этих вопросов.

- Ладно, забудем, - промолвил он. - Сейчас я допью вино, съем ваш салат и уйду.

- И у него больше ничего не осталось? - спросила она, продолжая думать о своем. - За что можно было бы зацепиться? Чтобы выплыть? Или его вынесли, как старый шкаф, а он только хлопал дверцами?

- Это вопрос вкуса - чем притворяться, когда в твоем доме случается пожар: мебелью или ведром с водой? Я не умею обращаться с огнетушителем. А тем более - с оружием. Скверное воспитание, знаете ли. Всегда уступаю место, когда рядом кто-то стоит и дышит в затылок. Пионерский рефлекс. Теперь, слава Богу, уступать больше нечего...

- Только не делайте такой вид, будто вы всем довольны, - жестко произнесла девушка. - У вас глаза брошенной собаки. Пусть даже с пионерским воспитанием.

- Что ж, - помолчав, ответил он, - какие есть. Вам просто никогда не приходилось бегать по кругу, высунув язык. Тогда, может быть, у нас был бы один взгляд на вещи. Но это невероятно скучно - смотреть на что-либо одинаково. Вы не задумывались, что вам любопытно со мной потому, что просто подобрали с земли какую-то диковинку? И невдомек, что таких, как я, тысячи, миллионы по всей России. Разумеется, в той или иной стадии безнадежности. Это не хорошо и не плохо, а факт заболевания. Возможно, вы тоже уже заражены, но еще не подозреваете. Больны все, даже самые богатые. Ваш жених богат?

- Очень, - ответила девушка.

- И хорош собой?

- Да.

- И наверняка умен. Так чего же вам не хватает?

Мужчина задал вопрос, но сам же на него и ответил:

- Потому что вы пытаетесь смотреть на мир его глазами, но у вас это не получается. В вас еще не прошло внутреннее сопротивление этому. Может быть, со временем... Люди, к счастью, меняются и привыкают ко всему гораздо быстрее, чем тараканы. Иначе жить попросту было бы невозможно. Через полгода вы даже не посмотрите на человека с крыши. Да и вряд ли сами сунете туда свой прелестный нос.

Зазвонил телефон, резко и непрерывно, но девушка не двинулась с места. Продолжала задумчиво смотреть на бокал вина в руке. Губы были упрямо сжаты.

- Межгород, - напомнил Вадим.

- Знаю. Он уже звонил рано утром. А я не подошла.

- Но может быть, что-то важное? Упал курс акций или самолет. Хотите, я сниму трубку? Как ваш секретарь.

- Сидите уж и не дергайтесь, сами управимся.

Девушке все-таки пришлось встать и пойти в комнату, а мужчина повел себя как-то странно. Он тоже поднялся и подошел к стене, на которой висел натюрморт, очень подходящий к кухне: на бронзовом блюде были нарисованы ломти дыни, яблоки, груши, бананы, виноградные грозди. Все это, того и гляди, готово было свалиться вниз, прямо к столу. Вадим прижался щекой к стене и раскинул руки, словно измеряя пространство или пытаясь что-то обхватить. Потом щелкнул пальцем по самому большому яблоку, но к его ногам ничто не упало. Насвистывая, он прошелся по кухне, трогая и прикасаясь к вещам. Взгляд его задержался на мусорном ведре под раковиной. Он усмехнулся и приподнял крышку - так и есть, старая одежда была тут. Вытащив брюки и пошарив в карманах, Вадим выложил на стол разную мелочь: мятые сигареты, спички, ключ, монеты, огрызок карандаша, булавку, а также несколько надорванных и согнутых пополам фотографий. Девушка все еще продолжала разговаривать по телефону со своим женихом. Мужчина оставил перед собой только снимки, а все остальное убрал. Он разложил их, как карты в пасьянсе - наугад, изображением вниз. Оборотная сторона была измазана засохшим клеем, еще недавно они висели в соседней комнате. Немного сосредоточившись, Вадим начал открывать их, пробуя определить время или еще что-то. Но вообще-то было непонятно - в какую игру он играет и получается ли его "пасьянс" или нет. Он был настолько увлечен, что даже не слышал, как вошла Наташа и встала позади него. Ей тоже было любопытно наблюдать за его действиями. Но понемногу выражение ее лица стало меняться. Она словно начала догадываться о том, что происходило. И легкая улыбка исчезла, а брови нахмурились. Мужчина уже заметил ее присутствие, почувствовал дыхание за плечом,но продолжал заниматься своим делом. Теперь все фотографии выложились в ряд, как надо. Пожелтевшие бабушки, молодая пара - времен "дружбы народов", младенец, мальчик-подросток с повзрослевшими родителями, солдатский снимок, студенческий, веселая свадьба, оглядывающиеся старики, опять они же, в которых трудно признать юных, дачный домик, а перед крыльцом кто-то сидит в кресле-качалке и улыбается. Будто смотрит на них оттуда, из прошлого, и знает, что они сейчас видят его, и именно поэтому смеется...

- Получилось, - произнес Вадим, взглянув на девушку.

- О Боже, я должна была понять раньше, - проговорила Наташа. - Ведь это ваша квартира...

6

Мужчина сложил фотографии и убрал их в карман. Вроде бы ничего не изменилось, но в то же время что-то произошло, словно сцену тихо и незаметно покинули статисты, оставив двух главных героев, затрудняющихся взглянуть друг на друга.

- Теперь не имеет значения, - сказал Вадим.

- Поверьте, я... - начала девушка, но запнулась. Сложила вместе ладони, как молятся в церкви, хотя в этом не было никакой необходимости.

- Ради Бога, никогда не берите чужую вину на себя, - попросил он. - У вас еще будет случай и нагрешить, и покаяться. И не забивайте голову ерундой. Даже собаки поневоле меняют своих хозяев, что уж говорить о недвижимости! Давайте не будем больше на эту тему. Как вы понимаете, и вам, и мне она малоприятна.

Но девушка, судя по всему, не хотела с ним соглашаться. Она произнесла, думая о своем:

- Значит... вы вернулись? Зачем?

- Случайно оказался в этих краях, - пришлось ответить ему. - Вообще-то я стараюсь жить за городом. Особенно летом.

- Как странно. И глупо получается. Все это меняет ситуацию, - негромко сказала Наташа. - И простите меня.

- За что?

- За то, что я заставила вас выбрасывать ваши же вещи. Вам, наверное, было очень неприятно?

- Мне они не нужны. Старое барахло. А вам - и подавно. Все правильно. Я не чувствую себя рыбкой, вернувшейся в аквариум. Тем более что в нем давно нет воды.

- Но все же... все же вы хоть чуть-чуть огорчены? Или вы такой железный, что вас ничем не прошибешь? И можно ломать, калечить, гнуть по-всякому, а вы будете лишь терпеть и улыбаться разбитыми губами? Что вы за человек такой? - она не на шутку разволновалась, даже покраснела.

- Такой же, как и вы, - уклончиво отозвался он. - Как большинство в нашей эр-эфии. Ничего удивительного. Огорчаться надо тому, что мы еще живы. И я, напротив, рад, что в моей бывшей квартире будет жить столь симпатичная и неглупая девушка, как вы. Дай Бог счастья. Кстати, это звонил ваш жених?

- Да, - ответила она не сразу. - Вылет задерживается.

- А чем все-таки он занимается?

Но можно было и не спрашивать. Многое было видно по ее растерянному лицу. По тому, как она пыталась скрыть взгляд, будто борясь с собой. И все же произнесла:

- Недвижимость. Обмен и продажа квартир - вот чем он занимается. Вы довольны?

- Скорее доволен должен быть он. Я к этому делу человек уже далеко посторонний. И спросил просто так, в порядке эксклюзивного интервью.

- Не надо. Ведь я вижу, вы думаете, ваша квартира прошла через его руки? А если не так? Сколько этих перекупщиков побывало до него? Может быть, десятки? Его фирма пользуется солидной репутацией...

- Вы так набросились, словно я его в чем-то обвиняю. Думаю, он не нуждается в вашей защите. Найдутся другие, кто сделает это лучше вас.

Наташа пристально посмотрела на него, начиная догадываться.

- Не понимаю... что вы имеете в виду? - ей очень не хотелось, чтобы ее подозрения подтвердились. - Брата?

Мужчина кивнул, потянувшись за сигаретой.

- Вы затеяли этот разговор, не я, - произнес он. - Извините. Ваш Глеб не узнал меня, а я не мог не запомнить человека, который... словом... Вадим дотронулся пальцем до того нароста, где когда-то было ухо. Усмехнувшись, добавил: - Правда, тогда на нем не было формы.

Наступила пауза, которая длилась так долго, что казалось, их беседа не возобновится уже никогда. Мужчина потушил сигарету, но тотчас же взял другую, сломал ее, бросил в пепельницу. Девушка смотрела в окно и думала. Ее пальцы были сплетены и напряжены. Поднявшееся к зениту солнце большене заливало уютную кухню своими лучами, а легкий ветерок шевелил занавески, норовя забрать себе и пряди Наташиных волос, играя ими.

- Знаете, когда прилетел вертолет, я решила, что встретила на крыше волшебника-трубочиста, - сказала она вдруг. - А сейчас у меня такое ощущение, что мы знакомы с вами очень давно, с детства. Не- смотря на разницу в возрасте. Мы как бы из одной семьи, понимаете? Хотя я родилась в Хабаровске, а вы, очевидно, москвич. Мне нравятся красивые и дорогие вещи, развлечения, но я никогда не считала это главным в своей жизни. Похоже, вы согласны со мной? Я, если хотите, из "старых" русских, хотя и выхожу за "нового". Но я не думаю, что совершаю ошибку. Надо жить. И выжить. Может быть, для того, чтобы потом... когда-нибудь рассказать об этом. Как после потопа. А пока успеть запрыгнуть в ковчег и плыть... Но одну ошибку я все-таки могу исправить. Вам надо вернуть квартиру.

Мужчина слушал ее не перебивая, но теперь возразил:

- Это невозможно. Да, собственно, и ни к чему. Поверьте, я совсем неплохо устроился в своей новой жизни.

- Нет-нет, я поговорю... А впрочем, зачем? Это мое владение, и я вольна распоряжаться им как захочу.

- Но это несерьезно, - сказал он. - Я даже готов обидеться. Забудьте все, что я вам тут нарассказал. Не хватало, чтобы и на вас посыпались шишки. Может быть, вы вообще вернетесь в Хабаровск? И займетесь обороной от китайского вторжения, коли уж такая героическая натура? По-моему, лавры Жанны Д'Арк не дают вам покоя. Но ее сожгли.

- Но что ж делать, если на мужчин теперь нечего надеяться? - ответила она. - Хочу вам объяснить, почему я вчера ночью поднялась из-за стола и ушла. И оказалась на крыше.

- Потому что вам стало душно.

В его голосе не было иронии, и она посмотрела так, словно он наконец-то стал понимать ее и относиться серьезно.

- Правильно, душно. Как... в телевизоре, в рамках экрана. Нет воздуха, живого света. Одни тени. Мерцающее общение, заученное веселье. Чувствуешь, словно прячущийся режиссер внимательно следит за участниками передачи. Я могу перейти на другую программу, в иную среду, поменять интерьер лиц, но и там будет то же самое. Душно. Казалось бы, сейчас перед тобой - великое множество соблазнов, прелестей мира - в любом уголке, живи и радуйся, но... все равно душно. Или я рождена для иного летосчисления?

- Ну-у... к монастырской жизни вы также не годитесь, - произнес Вадим. - Женщины зачастую лишь примеряют на себя жертвенность, как вы сейчас, и это одно из самых дорогих украшений в их наряде, но носить постоянно не удается. Теряют. Или запирают в шкатулке, до следующего раза. Я ценю ваш душевный порыв и в ответ тоже буду откровенен. Когда-то я считал, что мои образованность, знания, которые я приобрел, эта впитанная с молоком культура всегда помогут мне держаться на плаву, как спасательный круг, что бы ни случилось. Но декоративные растения во время грозы погибают первыми. Они вырываются с корнем, в отличие, скажем, от чертополоха. А дуб с золотой цепью останется дубом. Ведь это миф, что Рим разрушили грубые варвары. Народ всегда выедает себя сам, изнутри, возьмите хоть немцев, хоть евре

ев, хоть американцев, хоть русских. Я - частица той опухоли, которая разъедала Россию. А ваш жених - уже ее метастаз. Так что не будет ничего удивительного, если он вдруг окажется на моем месте или того хуже. Поэтому я не вправе жалеть о том, что со мной приключилось. И моя единственная спасительная соломинка сейчас - это отношение к жизни как к комедии положений с переодеванием. Большой драмы тут нет, поверьте.

Он выпил вина и улыбнулся, будто призывая ее не грустить, даже если Земля начнет вращаться в другую сторону.

- Вы философ, - сказала Наташа, вложив в это слово желчный привкус. Диоген... Я тут толкую с ним о возрождении, а ему на все плевать! когда-нибудь вы все очухаетесь или нет?

Возможно, этот резкий тон и ее слова подействовали на него. Возможно, что-то другое. Но Вадим как-то встряхнулся, перестав улыбаться и смотреть сквозь нее, рассеянно и неопределенно, - словно долгий сон вдруг оборвался со звонком будильника.

- Простите, - произнес он и встал, намереваясь пройти к двери.

Но и Наташа тоже поднялась, отойдя в сторону, к окну, уступая путь, оставляя выбор. Она также мучительно думала о том, что происходит, почему и кто они, два человека, случайно встретившиеся в этом мире. Два мотылька или две звезды? А может быть, лишь яркий след двух соприкоснувшихся и разлетающихся душ? Она почувствовала, что он тронул ее плечи, и обернулась.

- Ну конечно... - прошептала она, подставляя лицо, губы.

7

Они не сразу поняли, что в дверь снова стучат, а услышав - испуганно отпрянули друг от друга, не глядя в глаза, будто схваченные за руку на месте преступления. Но был лишь непонятный, случайный, жаркий, торопливый поцелуй, и только, как внезапный аккорд слепого музыканта. Виной всему и тревожный силуэт отлетевшей ночи, и необычные откровения их разговора. но гораздо важнее было затаившееся в молчании стремление, порыв навстречу, сродни солнечному удару.

Девушка опомнилась первой.

- Кто стучится в дверь ко мне? - нараспев произнесла Наташа.

- Почтальон с гамбургским счетом, - неловко отозвался Вадим. Он почему-то догадался, кто это может быть, и подумал: "А что в таком случае стал бы делать настоящий Роберт де Ниро? Или по всем законам жанра тот просто не смог бы попасть в подобную ситуацию? Где уж им, американцам, испробовать всех прелестей русской жизни..."

Кажется, и Наташе тоже не хотелось впускать в квартиру посторонних.

- Может быть, я сплю? - предположила она.

- Стук слишком сильный. Вы уже должны проснуться, - ответил он. - А меня здесь... нет. Хотите, я спрячусь?

- Куда?

- Хотя бы в шкаф. В новую стенку.

- Это походит на водевиль.

- Как и все, что мы делаем, когда теряем разум, - согласился он, идя вслед за ней в комнату.

Дверца шкафа гостеприимно распахнулась.

- Тут менее просторно, чем на крыше, но уже гораздо больше похоже на человеческое жилище, - сказала Наташа. - Полезайте, я запру на ключ. Это Глеб.

- Кто же еще может так ломиться, кроме милиции и бандитов? - кивнул он, через пару секунд оказавшись в кромешной тьме.

Нет, сквозь замочную скважину пробивался тоненький лучик света. Внутри пахло полированными досками и клеем. Но можно было стоять в полный рост, поскольку шкаф предназначался для верхней одежды. Здесь поместились бы четыре таких человека, как Вадим, но сыграть в преферанс все же не смогли бы. Послышался голос Глеба, он что-то резко выговаривал хозяйке. Затем они очутились тут, в комнате. Их можно было даже увидеть в узкую щелочку. Вадим приготовился чихнуть, но пересилил себя. "Действительно, водевиль", подумал он.

- ...Мне не нравится, как ты себя ведешь, - продолжал отчитывать Глеб. - И Костя, если узнает... Словом, прекращай тут принимать... всяких. Куда делся этот тип?

- Это моя квартира, - сказала Наташа. - И не врывайся больше без разрешения.

- Я должен тебя оберегать. А могу все сообщить брату.

- Ну и что же я такого несусветного натворила?

- Сама знаешь!

- Нет. Ты каждого готов подозревать в чем угодно. Как цепной пес. Честно говоря, ты мне надоел!

Они оба говорили на повышенных тонах, а рамки благоразумия и приличия уже начинали трещать. Вадиму было не слишком уютно в своем убежище, но ему оставалось только слушать и ловить в скважину мелькающие силуэты. Занятие неблагодарное и малоприятное. Но иного выбора не было. Вывались он сейчас из шкафа, братец придет в еще большую ярость. Впрочем, дверца все равно была заперта на ключ.

- А ведь я вспомнил, где его видел, - произнес Глеб. При этом еще и посмотрел в сторону шкафа, словно и сейчас был способен разглядеть все насквозь. - Потому и вернулся.

- Ну и что ты вспомнил? - Голос у Наташи был совершенно ледяной.

- Это тот, который вчера был на крыше, да?

- Допустим.

- Тут и допускать нечего. Он. Морда знакомая. Надо проверить по картотеке. Уверен, за ним что-нибудь числится. Ты с ним давно знакома?

- Не буду отвечать.

Наташа отошла к окну и выпала из поля зрения Вадима. А через пару секунд пропал и силуэт Глеба. Но сцена не опустела, голоса продолжали звучать. Только разговаривали они сейчас как-то иначе, гораздо сумбурней. И сидящий взаперти Вадим вскоре догадался, почему именно так, почему милиционер вдруг стал пришепетывать и монотонно бубнить, а девушка отвечать резко и взволнованно.

- Ну... ладно, черт с ним... ничего, ничего... ладно... пойдем, пойдем... - твердил Глеб. - Костя ничего не узнает... не ломайся...

- Пусти!.. - Наташа, судя по всему, вырывалась. - Совсем спятил?.. Не трогай!.. Пошел вон, подонок...

- Ишь ты! Не строй из себя... всего один раз... Ты же сама этого хочешь!

Что-то там упало, разбилось, затем послышался глухой удар, Глеб вскрикнул и вновь оказался посередине комнаты, но уже на полу. Он очумело вертел головой из стороны в сторону, потирал затылок. Поднес окровавленную ладонь к самому носу и удивленно спросил:

- Чем это ты меня?.. Дура. Вазой, что ли?

- Не лезь, - ответила Наташа. Ее по-прежнему не было видно, но голос уже не дрожал.

- Могла же убить. А куда бы труп дела?

Капитан поднялся, лицо его было несколько перекошено от обиды и чувствительного удара. Но повторных попыток уже не предпринимал. Очевидно, пыл пропал, а вот кровь продолжала сочиться, и он теперь прикладывал к ране платок.

- Психованная, - сказал он угрюмо. - Я ведь шутил. Проверял тебя.

- Вот как?

- Конечно. А ты думала? Игра, и только. Хотел выяснить, не ошибается ли брат. Теперь вижу: нет. Все в порядке, можешь не расстраиваться. Молодец.

- Выдай мне еще благодарность в приказе.

- В свое время... - угрожающе начал он, но смолчал. - Ладно, мир. Не злись.

- Уходи.

В шкафу было душно, жарко, не хватало лишь моли или нафталина, чтобы полностью ощущать себя повешенным до осени макинтошем. Вадим подумал, что вещи не имеют права выступать против своих хозяев, но чихать на них все же могут. И на сей раз не сдержался.

Наташа опомнилась первой и несколько раз чихнула, очень убедительно и громко. Пожалуй, даже чересчур выразительно. Капитан с сомнением посмотрел на нее, затем - на новенький шкаф, зачем-то принюхался и сказал только одно слово:

- Ага.

- Тебя машина ждет, - напомнила девушка.

- Тут дела посерьезнее, - отозвался он. - Мне кажется... Требуется хирургическое вмешательство.

Глеб хитро улыбнулся, а потом неожиданно и сам чихнул, будто подхватил вирус после удара по затылку.

- Все очень странно, - сказал он, подходя к шкафу.

Еще секунда - и он, наверное, постучал бы в дверцу, настолько злорадный у него был вид, но Наташа и тут опередила его.

- Пошли! - настойчиво произнесла она, взяв милиционера под руку. - Мне самой некогда. Я ухожу. - и потащила его из комнаты.

А вскоре хлопнула входная дверь. Наступила тишина. Пауза, во время которой Вадим оценил решительность девушки, но перемен в собственном положении не нашел. Напротив, теперь он чувствовал себя застрявшим на неопределенно долго. Ломать замок в дверце было бы глупо да и едва ли возможно. А торчать в шкафу еще нелепее. Словно в гробу, похороненный заживо. Винить некого, сам предложил спрятаться... А если про него действительно забудут? Вдруг с Наташей что-нибудь случится? Мало ли... Неприятные мысли в темноте особенно охотно лезут в голову. Слабый лучик света сквозь замочную скважину и тот внезапно иссяк, словно наступили сумерки. Небо и в самом деле затянулось тучами - хотя он не знал об этом, а потом пошел дождь. Впервые за последние несколько недель. Летний благодатный дождь, который он так долго ждал. Но не видел и не слышал, а лишь предощущал изменившуюся погоду в своем комически-скорбном укрытии, словно оно и впрямь представляло собой некую могилу.

Зачем нужно было возвращаться, зная, что это невозможно? Повторение пройденного - очередной фарс, не более. Он принял иное мироощущение, пережил и боль, и гнев, и отчаяние, разорвал с прежней жизнью, смирился с существующей... Как изгой, вытолкнутый из общества. Но не монах, добровольно принявший постриг. Прежде Вадим размышлял так: то, что с ним приключилось, - страшная и нелепая случайность, великая несправедливость, мировой Обман, который почему-то коснулся именно его, затянул под колеса, измолол и выбросил, полуживого, на обочину. За что? Чем провинился? Почему небесная молния угодила в его голову? Но может быть, выбор этот не столько катастрофичен, сколько благодатен? Господь вразумил его и возложил крест по силам, ведь для чего-то ему была оставлена жизнь. Пусть кому-то она покажется никчемной, позорной, бесприютной - но нет ли во всем этом того испытания Духа, которое выпадает лишь избранным, особенно любимым сыновьям? И они становятся лишь крепче, мудрее, яснее ликом. Проще всего было бы окончательно сдаться, захлебнуться в пенной волне или оказаться выброшенным на иллюзорный берег, но разве даже вот эта случайная встреча с Наташей не явила пример ожидаемого оживления и промысла, возвращения в новой ипостаси?.. Вадим видел в темноте собаку, которая прыгала на трех лапах, озираясь на снующих прохожих, не ища в них больше ни любви, ни сочувствия, но они не были и врагами, причинившими боль, потому что не были и людьми просто существами, потерявшими свой божественный облик; и когда она улеглась на траве, никому не мешая, свернувшись в клубок, глядя на них с вековой скорбью, один все равно подошел и начал лениво тыкать палкой: "Не спи, не спи!.." И собака запрыгала дальше, не понимая, зачем ее гонят даже отсюда. Нет, не осталось в них ничего человеческого... А было ли?

8

Наташа вернулась через полтора часа. Не обнаружив гостя в квартире, она решила, что Вадим ушел, и успокоилась. И только потом вспомнила, что заперла дверцу шкафа на ключ. А когда открыла ее - прямо к ногам вывалилось бесчувственное тело. Наташа чуть сама не упала в обморок, когда с испугом подумала, что мужчина задохнулся. Но поскольку Вадим подавал признаки жизни, она села на пол и заплакала, чувствуя себя совсем потерянной. Слезы посещали ее столь редко, что она даже не могла вспомнить, когда же это случилось в последний раз. может быть, далеко в детстве? Или у зубного врача? Но это не считается. А теперь удивлялась себе и недоумевала: отчего плачет, словно очищая глаза, и почему в то же время улыбается? Откуда появилась глупая радость, сменившая еще более глупую тревогу?

- Не спи!.. - сказала она Вадиму, тормоша его за плечи. Наташа видела, что он притворяется, очень искусно, артистично изображая полное забвение. Иначе я вылью тебе на голову ведро воды, - добавила она.

Только тогда он приоткрыл глаза, сел и беспечно произнес:

- Я действительно чуть не умер в этом ящике. Вообще-то довольно по-свински исчезать так надолго. Только не говори, что была в парикмахерской.

- Я не могла вернуться раньше, - сказала Наташа. - Мне надо было подумать. Извини.

- Забавно, что ты не можешь думать возле шкафа, в котором заперт мужчина. Мне было бы, по крайней мере, не так скучно.

- Не придирайся. А кроме того, Глеб такой привязчивый, я еле ушла. Подозреваю, что он не оставит нас в покое.

- Надеюсь. Особенно тебя.

Наташа вздохнула, задержав взгляд на его лице.

- Ты интересуешь Глеба не меньше, - ответила она. - Хотя и по другой причине. Кажется, он что-то задумал...

- А почему мы перешли на "ты"? - спросил Вадим.

Он отвел рукой тень Глеба и все другие тени, стоящие рядом, а комната перестала казаться маленькой, расширилась, может быть, вообще прекратила существовать, и они остались одни, под небом.

- А разве не понимаешь? - сказала Наташа.

Вот и сейчас вновь стало не хватать воздуха. Словно пейзажист, поместив их в свою картину и испугавшись чего-то, набросил на незаконченный холст темную ткань.

- Последние станут первыми, так, кажется? - произнес Вадим, обращаясь не только к ней. - Но это - потом, после смерти. И то не для всякого. Спасибо за доверие. Происходит что-то невероятное. Будто я уже умер. Но отчего это так прекрасно?

Ему хотелось добавить еще несколько фраз, как часто бывает, когда не можешь объяснить свою мысль коротко, внятно, сказать о нынешнем состоянии и прошлом, объяснить причины того, почему он поступает так, а не иначе, где был все эти годы и для чего существует, зачем, в конце концов, появился и куда все может исчезнуть, - если бы это вообще было доступно объяснению... Но все оказалось лишним. Слова скрывают забвение, неразумие, отчаяние, в них нет правды, они как одежда, к случаю и погоде. И слава Богу, что не надо было больше ничего говорить, Наташа и так все понимала, может быть, даже гораздо больше, чем он, поскольку женщины мудрее всвоей любви самых умных мужчин.

Им казалось, что над домом снова кружит вертолет, огромная стрекоза с блестящими крыльями, прилетевшая по молитвенному зову забрать их, но в кабине нет пилота, никогда не было, потому что это место принадлежит им. Люди на земле, в квартирах, на балконах, иссушенные летним зноем, лихорадочно следят за ними, за чудесным явлением, пытаясь познать и себя тоже, а лица их становятся все более ясными и суровыми. Сколько пройдет времени, прежде чем они пробудятся от сна? Как долгобудет продолжаться бесчувствие воли и разума? Пройдут дни и годы, а эти мгновения останутся в памяти, почти зримые материально, как фотографические снимки на забытой стене. Вряд ли они заинтересуют кого-то, не знающего причин внезапной любви, а дотошному исследователю никогда не докопаться до истины. Лучше не пытаться.

Дождь продолжал постукивать по крыше, а в комнате было темно и покойно. День ушел, оставив разбросанные по полу вещи и приоткрытую дверь, выкуренную одну на двоих сигарету, шепот и приглушенный смех. Но молчание длилось дольше, оно будто подстерегало их, готовя западню. И надо было очень искусно обманывать себя, чтобы даже не пытаться вслушаться в его тревожную тишину.

- Ты останешься, - убежденно сказала Наташа. - Я еще не знаю как, но ты останешься здесь.

- Мечтать не вредно, - согласился Вадим. Возможно, это прозвучало как-то неуклюже, по крайней мере - чересчур трезво, словно сказка кончилась: щелкунчик, не превратившись в принца, возвращается в свой шкаф. Не было ни сражения, ни победы, лишь затмение и краткий миг счастья.

- Мы вместе начнем все заново, - медленно проговорила она.

- Конечно.

- Можно вообще уехать из этого города.

- А ты сама-то веришь во все это? Я врач и знаю, что такое боль и исцеление, знаю, чем можно лечить, а что превращается в яд. Но в одном ты права: мне самому не хочется уходить. Никто бы и не поверил, если бы я сказал обратное. Что же делать? Нет выхода.

После некоторого молчания Наташа неожиданно резко поднялась, повернувшись к нему лицом, глаза в темноте гневно блестели.

- Возвращайся на свою крышу, - отрывисто сказала она. - Или где там твое место... Неужели ты думал, что я говорю правду? Чудак. Все было игрой, развлечением. Ха! Просто я хотела как-то скоротать время до приезда Кости. Да, я такая! Мне скучно, скучно. Всю жизнь скучно, но я ни секунды не сомневалась, что ты такой же, как все, только пониже рангом, с самого дна, как морской еж. И ты поверил, что получишь эту квартиру назад? Надо быть полным идиотом, чтобы принять мои слова всерьез! Нужно быть безухим чучелом, чтобы на что-то надеяться!

Она говорила и смеялась, бросая слова, как камни, но они почему-то не достигали цели, поскольку он слушал ее совершенно невозмутимо, словно так и должно быть.

- А еще я скажу Глебу, чтобы он и близко тебя не подпускал к этому дому. ты будешь обходить его за три квартала и попробуй только сунуться сюда вновь! - продолжала она, превращаясь в разъяренное существо с когтями, и Вадим испугался, что она сейчас вцепится ему в лицо. Но она лишь подняла руки с растопыренными пальцами. - Сунешься - тебя убьют! Ты - слизняк, и твое место под камнем.

- Зачем же кричать? - отозвался он, одеваясь. - Мы не в Неаполе. Успокойся, дорогая, я уже ухожу.

- И поскорее, - коротко добавила она. - Сейчас придет Глеб.

- Славно. Желаю тебе не скучать до приезда жениха.

- Не твое дело.

Она отвернулась, этот человек больше не интересовал ее. Богатые римлянки находили себе рабов на одну ночь, а затем казнили.

- Кстати, - раздался его голос. - Я ведь тоже тебя обманул, может быть, тебя это позабавит. Это не мои семейные фотографии. Не мои вещи. И не моя квартира. Все очень похоже. И оказался я тут случайно. Да и ухо-то потерял на войне. Слышала что-нибудь о Кавказе?

- И вообще ты не тот, за кого себя выдаешь, - сказала она.

- А я себя ни за кого и не выдаю, - усмехнулся он. - Это тебя выдают замуж.

В его голосе чувствовалась какая-то фальшь, будто он вновь начал играть чужую роль, примеривая ее на себя, но Наташа устала спорить и пробираться к истине.

- Теперь не важно, - сказала она.

- Уже нет, - согласно кивнул он. - И все же...

Но фраза осталась неоконченной, Наташа услышала, как защелкнулась входная дверь, и вздохнула: он так ничего и не понял. Люди просто не способны слышать друг друга, особенно наедине. Исключение составляют только сумасшедшие, но и они не понимают того, что произносят. Наверное, так и должно быть, иначе мир бы окончательно замолчал. Ладно, решила она, сны бывают вещими и пустыми и... хватит об этом.

Наташа жестко смотрела на себя в зеркало, ей не нравилось лицо, улыбка и взгляд - и надпись, сделанная ее же помадой: "Прощай, забудь". Глупее не придумаешь, словно она собиралась помнить об этой встрече всю жизнь. Ей доставило огромное удовольствие перечеркнуть и свое отражение, и его слова. Потом она принесла из ванной мокрую тряпку и вытерла зеркало.

- Прощай, забудь, - повторила она вслух. Но думала о другом. У нее было не так уж много времени, чтобы решиться на что-то. Неплохо бы оставить эту надпись для того, кто приедет сюда завтра, напрасно стерла.

Вернувшись в комнату, Наташа упала на смятую постель, лицом в подушку, не веря, что наступит пробуждение.

9

К середине ночи она вдруг проснулась, испуганно посмотрела вокруг: ей показалось, что в комнате кто-то есть, притаился и ждет. Глеб? Вадим?.. Шторы были опущены, лампа у изголовья кровати почему-то не работала, сколько ни щелкай выключателем. Потом она вспомнила, что розетку повредили еще днем, когда двигали мебель. Ей стало страшно; вглядываясь в темноту, Наташа закуталась в одеяло и сидя прижалась к стене. Только что ей привиделся неприятный сон: кто-то скребся в дверь, кричал, грозил ножницами - и вот уже гнался за ней по крыше, настигнув у самого карниза, а когда она взглянула в его лицо, то... проснулась. И непонятно - кто это был? Или тот, или другой, или оба вместе? Когда Наташа устала напряженно прислушиваться к каждому шороху, она вновь впала в какое-то забытье, дрему, упираясь подбородком в колени... теперь ей казалось, что кто-то подошел и осторожно сел рядом. Она знала, что в таких случаях надо обязательно перекреститься, прочитать любую короткую молитву - и навязчивое видение исчезнет, но не было ни слов, ни сил. Даже повернуть голову. Незваный гость сидел молча, и от него веяло холодком. И опять постучали в дверь. Или в окно? Она уже ничего не понимала, не знала, спит или проснулась. Но чувствовала только одно: ее ждут. Протянув руку, Наташа щелкнула выключателем, и лампа почему-то зажглась. Часы на столике показывали четверть третьего, а рядом никого не было. Потом она заметила, что секундная стрелка не движется. Время остановилось. Как давно? И с улицы не доносилось никакого шума, словно все вокруг вымерло. Все, кроме нее. Легко поднявшись, Наташа подбежала к окну, отодвинула шторы. Мертвый город с горящими фонарями, которые уже некому потушить.

- Вот как? - прошептала она, забавляясь сложившейся ситуацией. - Тем лучше...

Но что-то мешало ей сосредоточиться и продумать интересную мысль до конца. Затем она увидела бредущую по улице, прямо по середине проезжей части, собаку, машин-то не было... Собаки, значит, остались, по крайней мере одна. Так и должно быть в разрушенном мире. Наташа высунулась из окна и что-то крикнула, но пес даже не помахал хвостом, продолжая свой путь.

- Надо успеть! - снова прошептала Наташа, быстро одеваясь.

Куда успеть и что без нее не должно было состояться - неизвестно. Она плеснула в лицо холодной воды, зажмурилась и окончательно очнулась, пришла в себя. Сейчас она была твердо уверена, что Вадим здесь, где-то рядом, он жив, но скоро может быть поздно. Почему? Потому что его убьют. Или он сделает это сам. Открыв входную дверь, Наташа увидела белый клочок бумаги на кафельном полу. Развернула его. Корявым почерком там было написано: "До тебя не достучишься! Дежурю до утра, буду наведываться. Из квартиры не выходи. Это опасно. Объясню потом. Глеб".

Она скомкала листок, бросила его в угол. Чепуха какая-то... И тотчас же вспомнила свой сон и человека, преследовавшего ее на крыше. У него было лицо Глеба, теперь она ясно видела. А может быть, сон длится до сих пор? Тогда и ее встреча с Вадимом - тоже? Словно в гипнотическом состоянии, она стала подниматься вверх по узкой металлической лестнице. Толкнула маленькую дверцу, пробралась в башенку, спустилась по скобам на прохладную ладонь крыши. И будто оказалась в поле, вознесенном на десятки метров, оторванном от земли, парящем над ней. На причудливом островке, укрытом от жадных и завистливых глаз. Спасая себя - спасешь и других, вспомнилось ей, и она пошла вдоль перил, вглядываясь в призраки домов, пустые перекрестки и темный массив леса, из-за которого начинал пробуждаться рассвет. Что бы ни было, как бы ни болела растерзанная душа, мрак вновь отступал, кромсая напоследок своих же слуг...

- Я здесь, - произнес Вадим, взявшийся непонятно откуда и шагавший рядом. - Я ждал.

Наташа не удивилась его появлению: кого же иного она желала видеть? И чей голос слышала во сне и слышит сейчас?

- Я хотел улететь утром, на рассвете, - сказал он.

- На рассвете обычно расстреливают, - улыбнулась она, взяв его под руку. - Никуда я тебя не отпущу. Нам незачем прятаться, даже если останемся совсем одни. Эта земля - наша.

Они обошли это "поле" по всему периметру, как обходят границу, сосредоточенно и спокойно, мужчина и женщина - на страже любви, возрождения. Их можно было бы принять за призрачные фигуры в преломляющемся свете синеющего неба, строгих и справедливых судей, смотрящих вниз. Неумолимых к себе тоже. Держащихся за руки. Два непонятных существа, которых принято переделывать или уничтожать и которые могут выжить лишь вместе. Если, конечно, им суждено встретиться. И когда сзади раздался окрик: "Эй! А ну!" - они даже не оглянулись, словно обращались не к ним, хотя на крыше никого не было, а грозный голос Глеба и вовсе принадлежал другому миру и времени, где их не могло быть. Они уже ушли, покинули его. Человек в милицейской форме некоторое время шел следом и что-то кричал, но не мог или не хотел приблизиться. Он нагнулся, поднял лыжную палку, отбросил ее, подобрал железный прут и тоже отшвырнул в сторону. Затем с угрозой передернул затвор автомата.

- Прыгнем? - смеясь, предложила она.

- Зачем? Ты слышишь? - отозвался Вадим, показывая в сторону лесного массива, откуда начинал доноситься стрекочущий шум. - Осталось немного. Он заберет нас.

Подняв головы, они смотрели на подлетающий вертолет, махали ему руками и смеялись. Глядел и Глеб, с яростной ненавистью опустив плечи, почти веря, что именно сейчас они смогут ускользнуть от него.

- Теперь - еще выше, - сказал Вадим. - Не бойся.

- Я и не боюсь! - ответила она.

В грохоте пролетающей "стрекозы" не были слышны выстрелы.

Вертолет резко забрал в сторону, затем ввысь, оставив далеко внизу землю, и дом, и две распластанные фигурки на крыше, и бродячего пса на улице, и весь этот мертвый город с непотушенными фонарями.