"Во власти дьявола" - читать интересную книгу автора (Тристан Фредерик)XXVIIIРепетиция была остановлена. Рухнув на пол после пощечины, Пурвьанш упал с пьедестала и разбился на куски, как поверженная статуя. А может, он стыдился того, что так потерял достоинство перед всеми актерами? Он так и лежал в прострации, и Дрё пришлось подойти и поднять его, что только ухудшило его состояние. Он дал увести себя в свой кабинет, изобразив обморок, чтобы ни с кем не встречаться взглядами. Впервые дотронувшись до него, Софи его уничтожила. Конечно, это было всего лишь сотрясение воздуха, шлепок, который просто оглушил бы любого другого, но моральный эффект его оказался ужасным. Замкнувшись в себе после ее удара, Нат признал тем самым, что он проник в самые потаенные глубины его естества. Он воспринял эту пощечину как поругание и как крещение. Быть оскорбленным женщиной там, где он должен был царствовать! Такой гордец не мог этого вынести. Но эта женщина была Софи. И ее пощечина превратилась для него в волшебный обряд посвящения. Он лежал в своем кабинете на диване до тех пор, пока не убедился, что Мадлен Герланд и актеры покинули театр, после чего поднялся, освежил лицо, причесался и вызвал такси. Он хотел поехать к мадемуазель Бонэр. Возможно, он еще не решил, как вести себя с этой девушкой, но точно знал, что это его долг, что так нужно: это убеждение поднималось из глубины души. И все же, очутившись возле ее дома, он потерял всю свою храбрость и сбежал в первый попавшийся бар, оказавшийся неподалеку. Что было дальше? В течение нескольких часов он пил. Потом, прицепившись к какому-то пустяку, подрался с вошедшим клиентом, — таким же мертвецки пьяным, как и он. На этот раз он действительно потерял сознание, его увезли на «скорой», оказали первую помощь, а потом отправили в госпиталь, где ему наложили несколько швов и постарались снять алкогольное отравление. Он назвал мой адрес. Утром я зашел к нему в сороковую палату; за ним присматривала сиделка: он бредил и оскорблял ее почти всю ночь, и ему удалось заснуть только после того, как она сделала ему успокаивающий укол. Сейчас он лежал тихо. Разбитую голову закрывала внушительная повязка. — A, — вздохнул он, — друг мой! Мой единственный друг! Как я благодарен тебе, что ты пришел! Сегодня ночью я пропал. Потерялся. Боюсь, что мне уже никогда не обрести себя… Софи позвонила нам в тот же вечер и рассказала о том, что случилось в театре. Она называла его «жалким типом», «ничтожеством», но удивительная реакция Пурвьанша на ее обвинения ее поразила. — Видели бы вы этот спектакль! Только представьте себе: он пал на колени и умолял меня, точно Деву Марию! Это было так смехотворно, гротескно и пошло, и все смеялись, однако в его клоунаде была какая-то странная достоверность. Только что он унижал меня, желая нацепить на меня этот позорный костюм, и вот он уже у моих ног и лижет пол, как собака! Я тотчас вспомнила ваши слова: «Он хочет сделать вас своим палачом!» Ну можно такое вынести? Я сбежала. Он догнал меня. Я была вне себя от гнева. Уже не владея собой, я его ударила. Впервые в жизни я дала кому-то пощечину… Все это потрясло нашу подругу, но я поостерегся говорить об этом Нату. Одному дьяволу известно, какое удовлетворение получил бы он, услышав об этом! Он пробормотал: — Я бросаю. — Что вы бросаете? — Все! Театр… Я слишком устал. — Э! — сказал я. — У вас контракт. Вас ждет «Двойное непостоянство». Его голова заметалась по подушке. — Нет. Кончено! Туда вернется Анри Шаваль. Они прекрасно обойдутся без меня. Впрочем, Мариво — дрянной писатель. А эта пьеса — так, развлечение для лицеистов. Я оказал ей слишком много чести, перенеся действие на улицу Сен-Дени! — А что вы собираетесь делать? Ответ вырвался из него с каким-то горловым хрипом. — Ничего! Я абсолютно пуст. Я и раньше уже видел его в таком состоянии — когда Софи была в Америке. Его поведение всегда смахивало на комедию. Я не принимал всерьез эти утверждения. Через несколько дней, может быть, даже завтра, он соскочит с постели и снова ринется на сцену… Алиса была в восторге. По ее разумению, наказание Ната — еще в самом начале. Его самолюбию нанесен жестокий удар. В «Театр ампир» он не вернется. А сплетни по Парижу ползут быстрее, чем правда; скоро распространится слух, что великолепный, умный красавец Пурвьанш Но скоро выяснилось, что по крайней мере в одном она не ошиблась: Нат не собирался возвращаться в «Театр ампир», что было воспринято директрисой как разрыв контракта. Она подала жалобу, требуя финансового возмещения ущерба, и пригласила Анри Шаваля для возобновления постановки, как Нат и предсказывал. Об этом скандале появилось упоминание в газетах, из которых одна «Фигаро» поставила правильный вопрос: «Что же случилось с автором „Черной комнаты“?». Вышла статья с объяснениями, почему депрессия чаще угрожает всем великим творцам, чем прочим смертным. Вспомнили о словах, приписываемых Аристотелю, который указывал, что «черная желчь» приключается от слишком большого ума. Согласно этому ученому гению меланхолия связана с Сатурном. Кранах и Дюрер создали на эту тему серию гравюр, а Эрвин Пановски составил из них семисотстраничную иконографию. Словом, случившееся с Пурвьаншем объясняли болезнью печени! В действительности все было иначе. Выйдя из больницы, Нат бросился домой и заперся там, отключив телефон. Замуровав себя в четырех стенах, он погрузился в свои мечтания. Софи Бонэр была его навязчивой идеей, она принимала в его сознании самые причудливые формы: от пантеры до змеи, от гиены до выдры. Сначала он воображал, как она беспокоится и разыскивает его по всему Парижу; потом нелепость этой мысли приводила его к другой картине: она смеется над ним и забывает о нем так же просто, как о пыльной тряпке, оставленной где-нибудь в дальнем углу квартиры. То он был ее рыцарем, то шутом. На память ему приходило все, что только литература успела измыслить о любви, его бросало то в жар, то в холод, но ни одно слово из этих книг не подходило к терзавшей его боли. Принцесса Клевская — только бледная тень на фоне пылающих черт Софи Бонэр. Словом, он обзавелся собственными актерами, незаметно проскользнувшими в его мозг, которые теперь представляли там жестокий фарс, бесконечную пляску — от барокко до театра абсурда. Весь этот нескончаемый день он барахтался в собственной мерзости. Посреди комнаты воздвиглись виселицы. Точно призраки королей из «Ричарда III» являлись ему покрытые пеплом тени Альберты, Даниель, Марии-Ангелины и других его жертв. И он пил, все время пил. С наступлением ночи он сбежал из своей норы, преследуемый толпой привидений, которые кричали ему в уши. Утром, открыв дверь, мать мадемуазель Бонэр обнаружила, что поперек лестничной площадки лежит какой-то мужчина. Он спал, издавая ужасный храп. Встревоженная Софи узнала Пурвьанша, который притащил сюда свои бренные кости после хаотического метания по парижским улицам. Ее первым движением было вызвать пожарных или полицию, но мать пожалела молодого человека и, ничего не зная об интриге, настояла на том, чтобы «бедного мальчика» внесли в квартиру и позаботились о нем. Вот так — с помощью соседа и, несмотря на нежелание Софи, — Нат оказался у нее дома и был уложен на канапе в ее гостиной. |
||
|