"Мечи с севера" - читать интересную книгу автора (Триз Генри)

ПОДЗЕМНЫЙ ХОД В ЛИКАТЕ

Однако переход по горам в Ликату оказался вовсе не таким веселым, как думал Ульв. Частенько им приходилось преодолевать довольно крутые склоны, а карабкаться под палящим солнцем вверх по острым, рвущим обувь и ранящим в кровь ноги, камням, не так уж приятно. К тому же, желая скорее добраться до места, варяги отправились в путь налегке, взяв лишь небольшой запас продовольствия, а на высокогорье и хутора-то попадались редко, а о деревнях и говорить не приходилось, так что разжиться едой было негде. Короче, на третий день пути харальдовы воины уже сомневались, правильно ли поступили, отправившись вдогонку за Маниаком.

Когда же они наконец добрались до вершины хребта, откуда была видна Ликата, варяги больше походили на ватагу измученных жарой оборванцев, чем на войско. Лишь немногие могли идти без стонов, хромали же все поголовно. Если бы Маниак сразился с ними там же, на вершине горы, он бы без труда покончил с варягами.

Тут удача снова им улыбнулась. Погода вдруг переменилась. Над горами нависли тяжелые тучи. Сверкнула молния, раздался раскат грома, и хлынул дождь, да такой, что, казалось, конца ему не будет. Варяги не пытались укрыться от дождя. Не замечая, как тяжелеет промокшая насквозь одежда, они подставляли лица струям воды, иные даже пытались пить струящуюся по их губам влагу. А иные принялись по-медвежьи приплясывать, вознося хвалу Тору за то, что он послал им свою молнию. Правда, Харальд это тут же пресек, напомнив соратникам, что теперь они христиане, а не какие-то там язычники.

Когда гроза кончилась, воины, передохнув, двинулись горным склоном вниз, к Ликате. Викингам снова повезло: во встретившемся им на пути сосновом бору они набрели на кормившееся там стадо диких кабанов. К вечеру в лесу стоял запах жареной свинины.

На следующее утро, перед рассветом, варяги дошли до притока реки Сальсо и двинулись вниз по нему в направлении побережья. Речка выточила в скалах такое глубокое ущелье, что целое войско могло пройти незамеченным. Халльдора это ужасно радовало.

– Нутром чую, что на сей раз нам повезет, – крикнул он Харальду. – Готов с кем угодно побиться об заклад на свои передние зубы, что на этот раз нас ждет большая радость. А ты что скажешь, Гирик?

Гирик, прибывавший в скверном расположении духа ответил:

– Кому нужны твои передние зубы? У нас есть свои собственные. Так что оставь свои зубы при себе, а то нечем будет жевать мясо. И пора бы тебе уже уразуметь, что негоже воину радоваться прежде, чем его враги будут поверженные лежать у его ног. Больше я ничего не скажу.

– И не надо, – сказал Ульв. – Накаркаешь еще.

Дальше варяги шли молча. Через некоторое время Харальд вскарабкался вверх по склону ущелья, чтобы оглядеться. Посмотрев в сторону моря, он крикнул оставшимся внизу варягам:

– Тунисцы уже здесь. Их галеры стоят на якоре неподалеку от берега, целая флотилия. Хорошо, что Бунд остался в Сиракузах со своими знаменитыми осадными машинами. Военачальник он, надо сказать, отличный.

Эйстейн фыркнул.

– Надеюсь, когда возьмем Ликату, сможем сказать то же о тебе.

Но когда варяги увидели крепость, они засомневались, найдется ли в целом свете полководец, который смог бы взять ее приступом без помощи осадных машин. Крепостные стены были высоки и имели наверху выступающую вперед платформу, с которой на нападающих можно было лить горящий битум и деготь. На расстоянии трех полетов стрелы от укреплений не имелось ни единого естественного укрытия, так что открыто приблизиться к стенам было невозможно. А так как у варягов к тому же не было при себе ни осадных башен, ни иных защитных машин, по крайней мере, половина из них были бы перебиты при попытке взять крепость приступом.

Гирик выглянул из ущелья.

– Крыши черепичные, так что фокус с птицами тут не пройдет.

В весьма мрачном расположении духа варяги устроили привал на дне ущелья. Один лишь Халльдор оставался в приподнятом настроении. Он отправился на разведку и, воротясь, сказал Харальду:

– Там речка в одном месте делает излучину, приближаясь к угловой башне крепости на расстояние пятидесяти шагов.

– Что у тебя на уме? – спросил тот. – Или ты тоже знаешь новый метод ведения войны?

Халльдор хлопнул его по плечу:

– Слушай, брат, не надо быть большим ученым, чтобы догадаться, что тут требуется подкоп.

– Ты хочешь, чтобы мы, как кроты, прорыли подземный ход и вывели его наружу внутри крепости?

Халльдор кивнул.

– Земля здесь мягкая, я проверял. Правда, лопат, кирок и прочего у нас нет, но можно копать мечами и копьями. А нарытую землю ссыпать на плащи и передавать по цепочке к реке, куда последний в цепочке и будет ее вываливать.

Тут вернулся Ульв, ходивший за едой и объявил:

– Хочу вас обрадовать: Бог уже проделал за нас половину работы. В речку впадает небольшой подземный ручей. По-моему, если расширить проделанный им туннель, он выведет нас к расположенному внутри крепости колодцу.

– Вы правы, – сказал Харальд, – простите меня за грубость. Я просто сразу не понял, в чем дело. Со мной это бывает, вы же знаете. Теперь вот что: раз удача нам улыбнулась, постараемся ее не спугнуть. Огня не разжигать, не разговаривать даже шепотом, не есть, не пить, пока не проникнем в крепость. Понятно?

Варяги кивнули в знак того, что приказ командира им понятен, и отправились к тому месту, где в бегущую по дну ущелью речки впадал ручей. Не теряя времени, они принялись копать, двигаясь тихо, как призраки.

Хотя они и выстроились в цепочку, работа все равно была не из легких. Их утешало только то, что придуман надежный путь проникнуть в крепость, да еще то что наконечники у варяжских копий были широкие, а не узкие, как у копий булгарской гвардии.

День клонился к вечеру, и яркий солнечный свет вовне туннели сменился тусклым сумеречным. Варяги постепенно приближались к своей цели, крепостному колодцу. Наконец, после двенадцати часов работы, Харальд шепнул Халльдору:

– Тут по колено холодной воды, а у меня над головой начинается круговая каменная кладка. Далеко вверху мерцает свет, видно, колодец закрыт крышкой, а возле него горят факелы. Что теперь будем делать, брат?

– У нас нет с собой лестниц, – тихонько прошептал ему в ответ Халльдор, – но, похоже, в ширину колодец не больше двух локтей. Наверх можно взобраться, упираясь в его стенки спиной и ногами.

– Не нравится мне это, – сказал Харальд. – Если тот, кто будет карабкаться первым, упадет, а это весьма вероятно, камни-то скользкие, он увлечет за собой всех остальных. А устроив кучу-малу на дне колодца, мы будем легкой добычей для неприятеля.

Ульв протиснулся к ним и прошептал:

– Хватит болтать, как бергенские прачки у реки. Я знаю, что надо делать. Ты, Харальд, первейший в мире великан. Так что встань здесь, на дне колодца, сцепи руки и помоги Халльдору взобраться тебе на плечи. Потом я взберусь с топором на плечи Халльдору. Оттуда я смогу достать до крышки колодца, разобью ее тремя ударами топора, выберусь из колодца и втяну за собой Халльдора. Вдвоем мы будем сдерживать натиск тунисцев, пока все остальные не выберутся наружу.

– А я буду стоять тут, в воде, пока все войско не взберется по мне наверх как по лестнице? – мрачно спросил Харальд. – Ничего себе работа для командира!

– А не надо было вырастать таким здоровенным, – ответил Ульв.

– Я войду в крепость первым и только первым, – заявил вдруг Халльдор. – Сегодня мой день, я это чувствую. И если я не войду туда первым, то вообще не войду. А когда мы вернемся в Исландию, тебе придется объяснить нашим, почему ты не дал своему лучшему другу совершить величайший подвиг в его жизни.

– Да ты чуть не плачешь, малыш, – серьезно проговорил Ульв. – Так и быть, иди первым. Но если с нами что случится из-за твоих детских капризов, я буду лупить тебя всю дорогу до Рейкьявика.

Халльдор радостно заулыбался. Он подтолкнул Харальда к стене, чтобы у того был упор. Ульв взобрался на плечи командира. Потом настал черед Халльдора.

Он был так рад идти впереди всех своих товарищей, что ему хотелось петь дроздом. Карабкаясь вверх с помощью друзей, зажав в зубах меч, он думал о том, что, потренировавшись, смог бы научиться взбираться даже по отвесной стене крепости.

– Как же здорово быть варягом! Найдется ли в целом свете другое столь же замечательное ремесло!

Вот его голова ударилась о деревянную крышку колодца. Упираясь в скользкую каменную кладку одной рукой, другой он достал изо рта меч и изо всех сил ударил по ней снизу вверх. Расчет был правильный. Крышка треснула пополам, а Халльдора ослепил на какое-то мгновение яркий свет факела.

Это-то мгновение и оказалось для него роковым. У самого колодца, находившегося, как оказалось, в какой-то палате, стоял страж-тунисец, вооруженный боевым топором в виде полумесяца, и когда викинг выскочил из колодца, на него обрушился удар такой силы, что он рухнул на пол с раскроенной головой.

Услыхав его пронзительный крик, Ульв прыгнул вверх, в палату, прямо с харальдовых плеч, подобно рыси. Увидев что случилось с его товарищем, он зарычал от ярости и ударил сарацина в незащищенное горло. Тот полетел назад, зацепив при этом факел, который тут же погас, погрузив залу в темноту.

Оставшиеся внизу варяги закричали, почувствовав неукротимую жажду битвы, не стараясь более соблюдать тишину, хлынули в темную палату. Один из них додумался высечь огонь и вновь зажечь факел.

И тут они увидели, что очутились вовсе не в пиршественном зале, как думали, а в кладовой, где хранились съестные припасы. Мощная внутренняя дверь кладовой была заложена на пять железных засовов.

Четверо варягов, связав свои пояса, вытянули наверх Харальда.

Он проник в Ликату последним, и никто из варягов не убивался так от того, что случилось с Халльдором.

Увидев залитого кровью друга, Харальд заплакал, как девица, не стыдясь своих слез.

– Он, бедняга, сегодня предлагал нам побиться об заклад на свои зубы, и вот теперь у него вовсе не осталось зубов. Проклятый Маниак поплатится за это. Он у меня будет до конца своих дней есть одну манную кашу.

Раздался громкий стук в дверь, и кто-то прокричал:

– Я – эмир царя Туниса! А вы кто?

– Я – Харальд Норвежец, Северный Медведь, – в ярости крикнул в ответ Харальд. – Я пришел за ромеем Маниаком, а когда захвачу его, расправлюсь со всеми, кто попадется под руку.

При этих словах у него на губах выступила пена, да так обильно, что Эйстейн с Гириком начали было опасаться за его рассудок. Но тунисский эмир спокойно ответил из-за двери:

– Маниак нам не друг. Его здесь нет, поверь мне. А если бы он был здесь, я с удовольствием дал бы тебе поквитаться с ним.

Толпившиеся в полутемной кладовой варяги загомонили:

– Где Маниак? Где Маниак?

При этом они лупили по чему попало своими мечами и топорами, так что шум стоял невообразимый.

– Где же ему быть, как не в Палермо, – ответил эмир. – Не туда ли слетаются, подобно стервятникам, его союзники-нормандцы? Что бы вам не отправиться туда и не предоставить нам самим разбираться со своими делами? У нас на Сицилии и без вас довольно забот.

Пришедший в сознание Халльдор, застонал от страшной боли. Харальд, сидевший на полу, держа на коленях изувеченную голову друга, принялся раскачиваться взад-вперед вне себя от горя.

– Послушай, сарацин, – помолчав, проговорил он, – после того, что сегодня случилось с моим другом, я весь мир готов разрушить.

– Чего же вы ждали? – спокойно спросил тунисец. – Вы ведь напали на охраняемую вооруженным гарнизоном крепость. Неужто, сын Сигурда, ты еще не понял, что война не всегда приносит одну лишь радость победы? Неужто тебе прежде не случалось видеть, как твои друзья падают, поверженные недругом? Если так, значит, тебе не случалось быть в настоящих битвах.

Поняв, что такого рода переговоры ни к чему не приведут, Гирик крикнул через дверь:

– Слушай, тунисец! Все ваши съестные припасы у нас в руках. И трех дней не пройдет, как голод вынудит вас оставить Ликату.

– Очень может быть, – ответил эмир, – но тогда и вам не воспользоваться захваченным. Мы подожжем крепость, и, выйдя за стены, с удовольствием послушаем как вы вопите, поджариваясь живьем.

В конце концов, сохранивший хладнокровие Эйстейн договорился с сарацинами о том, чтобы они позволили варягам беспрепятственно выйти из крепости и прислали личного лекаря эмира пользовать Халльдора.

Лекарь оказался тихого нрава бербером с огненно-рыжими, как у франка, волосами. Он мало чем мог помочь раненому, несмотря на все свое искусство. Осмотрев Халльдора, он с жалостью сказал:

– Грех вам, люди! Разве можно творить такое с божьими созданиями? Вы, викинги, опустошаете землю, как степной пожар, грабите, разрушаете, наносите и получаете ужасные раны, и все ради наживы. Мы, врачи, всю свою жизнь отдаем на то, чтобы поправить нанесенный вами вред. Но как только нам это удается, вы снова принимаетесь за дело, как будто нарочно, чтобы прибавить нам работы.

Эйстейну и Гирику стало стыдно от этих его слов, Харальд же как будто и не слышал их: не выпуская из рук похолодевшую руку Халльдора, он продолжал предаваться своим невеселым думам.

Сарацину помогали ходить за Халльдором две девицы, обучавшиеся искусству врачевания в Басре. Положив на его раны мази и целебные травы и перевязав их, они сделали из оленьей кожи маску, которая, по их мнению, могла помочь зарасти ране на его изуродованном лице. Отверстия для глаз в маске прорезать не стали, поскольку лекарь-бербер полагал, что Халльдор навсегда лишился зрения.

Так варяги проникли в поисках Маниака в Ликату через прорытый ими подземный ход. Лишь два месяца спустя Халльдор смог покинуть крепость, и то его пришлось нести на носилках, как древнего старика.

Но дух его не был сломлен. Когда Ульв спросил его, хочет ли он отправиться с войском в Палермо, где обретался Маниак, Халльдор закивал так яростно, что лекарь запретил друзьям снова заговаривать с ним в тот день.