"Райское место" - читать интересную книгу автора (Туманова Мария)

ГЛАВА 8

Я сидел на берегу пруда неподалеку от дома моей бабушки. Дедушка умер до моего рождения, так что дом, выстроенный им, для меня всегда был бабушкиным домом. Все школьные каникулы я проводил в этом замечательном деревянном коттедже, пропахшем ванилью. И не было такого дня, чтобы я не ходил порыбачить на пруд — точно, как сейчас.

Я старательно приладил на крючок червяка, наслаждаясь важностью мгновения, пока его скользкое тельце дергалось в моих пальцах. Выпрямился во весь рост и забросил удочку как мог дальше. Вода слабо всплеснулась. Теперь можно было снова усесться на мягкую густую траву и следить за поплавком — или откинуться на спину, чтобы полюбоваться облаками.

Обычно я без труда находил на небе коней и медведей, случалось, видел и людей, причем не обрубки, лишенные ног или рук, а целых человечков. Но сегодня ветер не стал вылепливать фигурки. Облака были похожими на камни. Округлые здоровенные каменюги, почему-то пушистые.

Потому что обросли мхом.

Я приподнялся, глянул на поплавок и разинул рот от удивления. На этом пруду я никогда не встречал других рыбаков — теперь же воду перечеркивало не меньше десятка лесок. Цветные поплавки разной формы замерли, образовав почти правильный круг. Я вскинул взгляд и увидел улыбающиеся лица моухейцев. Роджер Энсон держит толстенное удилище, похожее на дубину… Стэн Клеймен машет мне растопыренной пятерней… Ларри О'Доннел, как всегда, в джинсовой рубашке, ему, должно быть, жарко… Откуда они все здесь взялись?!

Моя удочка дрогнула, поплавок нырнул, и крохотный колокольчик затренькал с назойливостью комара. «Подсекай, Уолт!» — крикнул Клеймен. Я осторожно начал сматывать леску; поплавок метался из стороны в сторону, но сорваться рыбе не удалось. Выбрав нужный момент, я резко подсек — и в воздухе, сверкая чешуей, затрепыхалась здоровенная рыбина. Моухейцы разразились одобрительными выкриками, а я поднял Удилище, сияя от гордости, схватил эту замечательную рыбу… и уставился в глаза Делберта Энсона. В огромные карие глаза, окаймленные густыми ресницами, которые смотрели на меня с рыбьей морды.

Я видел их еще секунду после того, как проснулся. Чувствовал растерянность и почему-то вину под их пристальным взглядом, полным боли и жалости. А из рыбьего рта во сне стекала кровь, и крючок, пробивший губу, был похож на дешевое украшение для пирсинга.

Но это все-таки не назовешь кошмаром. Кстати/ надо понимать, что и Джейку этой ночью кошмары не снились: его крик меня не будил. Сейчас… где часы? Ага, почти девять. Джейк, наверное, еще спит. А миссис Гарделл вот-вот придет.

Поднявшись, я добросовестно выполнил упражнение «руки вверх — в стороны — энергичный зевок» и отправился в ванную в одних плавках. И как только переступил порог комнаты, лоб в лоб столкнулся с нашей почтенной домохозяйкой. Взгляд, которым она меня одарила, наводил на мысль, что мужчины в семье Маккини всегда ходят умываться в парадных костюмах.

— С добрым утром, мистер Хиллбери, — процедила она. — Гляжу, освоились, скоро голышом бегать начнете.

— Извините, но я…

— Да понятно! — В правой руке она держала большую кружку с каким-то дымящимся отваром (если это завтрак, я сегодня завтракать не буду), так что махнула на меня левой. — Городские нравы, свобода личности и это… по телевизору часто говорят… Самовыражение. Да не смотрите так, мистер Хиллбери, меня ваша личность и в абсолютно голом виде не смутит. А завтрак уже остывает.

Мне положено было бегом исчезнуть в комнате, в худшем случае кинуться в ванную, а прежде чем выходить оттуда, выглянуть и убедиться, что коридор пуст. Но я предпочел остаться на месте и улыбнуться.

— Где Джейк, миссис Гарделл?

— Лежит. Я так и знала, что этим кончится. Сколько вам ни говори, чтоб вели себя осторожно, а все как горохом об стену. Я сто раз мистеру Риденсу говорила: выпьешь лишку, разгорячишься — не лезь на сквозняк.

Так нет, ему вчера надо было мотаться по двору как заведенному. Вот и результат налицо.

Если меня не одолевают придуманные воспоминания, Джейк вчера идти толком не мог, не то что «мотаться». Старуха врала. Как все здесь врут!

— Какой результат?

— Тот, которого ожидать надо было, — сердито ответила миссис Гарделл. И повернула в комнату Джейка. — Думал, ему все с рук сойдет. Как же, такие городские умники…

Я шел следом, уже не слушая, что она бубнит. Джейк вытянулся в кровати на спине с закрытыми глазами, тяжело дыша. По бледному лицу медленно скатывались капли пота. Пересохшие губы побелели и растрескались.

— Джейк! — я кинулся к нему, обогнав старуху и чуть не задев ее. — Джейк! Что случилось?

— А сами не видите? — повысила голос миссис Гарделл. — Простудился, вот его и треплет в жару. Или, по-вашему, простуда иначе проявляется?

— По-моему, при обычной простуде лихорадка до такой степени не доходит.

Честно говоря, я вообще не представлял, что простуда может вызвать лихорадку. У меня она за всю жизнь проявлялась только насморком, кашлем и незначительным повышением температуры. И чтобы Джейк тяжело простуживался, я не помнил. А теперь он даже глаз не открывал. Хриплое дыхание свистело в груди, губы слегка подергивались.

— Его надо отвезти в больницу. Я сейчас соберусь.

— Знаете что, мистер Хиллбери, — миссис Гарделл поставила кружку на столик и выпрямилась с видом тюремного надзирателя. — Идите-ка займитесь чем-то другим. Позавтракайте, посочиняйте. А к мистеру Риденсу не лезьте. В больницу, тоже еще придумал!

— Ему же плохо!

— И должно быть плохо, раз просквозило. Да не тряситесь, — голос слегка смягчился. — Я его без всяких больниц до завтра на ноги поставлю. Что я, никогда простуду не лечила?

Надо понимать, отвар в кружке был лекарством, прописанным ею Джейку. Но я никогда не доверял знахарским приемам.

— Кефлекс у вас есть? Или хотя бы аспирин?

— Мистер Хиллбери! Вы писатель или врач?

— А вы врач?

— Дипломированная медсестра, — огорошила она меня. — Когда закончу с мистером Риденсом, покажу вам диплом, чтобы больше не лезли под руку. Договорились? А теперь идите мойтесь и наденьте наконец на себя что-нибудь. Я ведь не Кэтлин О'Доннел, чтобы крутиться передо мной в таком виде.

Пришлось подчиниться. В ванной я попытался угадать, сколько местных мужчин крутилось перед Кэтлин полуголыми и как на это реагировал Ларри, но фантазия отказалась развивать тему. Слишком плохо выглядел Джейк, чтобы думать о всякой чепухе. У него, конечно, не простуда. Скорее, какая-то сложная вирусная инфекция. А может, аппендицит? Перитонит? Почему я в самом деле не врач?! Потому что с пяти лет хотел стать писателем, но сейчас это не имеет значения. Джейка надо отвезти в больницу, что бы ни говорила старая стерва.

Но когда я вернулся в его комнату, одетый согласно требованиям приличий, Джейк уже не хрипел и потеть перестал. Отвар, который влила в него старуха, смочил губы, смыв с них белую пленку и скрыв трещины. Бледность не исчезла, но дыхание, выровнявшись, стало почти незаметным. Пять минут назад он выглядел агонизирующим, теперь — просто больным.

Пустая кружка стояла на полу около кровати. И напомнила мне о бутылке, тайком перебравшейся отсюда в бар О'Доннела.

— Миссис Гарделл…

— Лучше ему, лучше, — проворчала она. — Видите? Нечего беспокоиться, завтра будет как огурчик. Пусть спит, сон поможет быстрее, чем вся современная химия.

— Вы вчера не находили в этой комнате бутылку?

— Какую еще бутылку? — удивилась она. — Виски. «Уайлд теркл». Мы немного выпили с Джейком прошлой ночью и оставили бутылку на полу, там, где сейчас кружка стоит. В ней еще на четверть оставалось виски. (Если мне врут все подряд, почему я не могу соврать?) А потом она куда-то делась.

— Понятия не имею, — холодно отозвалась старуха. — Или вы подозреваете, что я ее нашла и прикончила?

— Упаси боже! Просто подумал, что Джейк мог в одиночку допить, а потом куда-то пустую бутылку засунуть, чтоб я не увидел.

Но она не поддалась искушению «вспомнить», как нашла пустую бутылку, и свалить все на Джейка.

— Никаких бутылок я не находила. Ни полных, ни пустых, ни недопитых. А если бы нашла, прятать бы не стала, можете поверить, мистер Хиллбери. У нас в спиртном недостатка нет, и я не алкоголичка, чтобы у чужих людей остатки виски воровать.

«Но воровать пустые бутылки — дело другое, — подумал я. — Потому что самодельное виски надо куда-то переливать. Потому что… Потому что такой чужак, как я, не станет пить непонятно что из старого чайника или из кастрюли. Но из обычной бутылки да еще в окружении шумных новых друзей — пожалуйста!»

Я мог назвать себя параноиком тысячу раз, но все

равно не отделался бы от мысли, что в Моухее происходит что-то неладное.

я боюсь

Теперь и я боялся. Ничего не понимал и боялся, а миссис Гарделл сменила гнев на милость и лучезарно улыбнулась:

— Не берите дурного в голову, мистер Хиллбери, и будьте проще. Поешьте, прогуляйтесь. Я пока посижу с мистером Риденсом. А когда вернетесь, он уже будет в состоянии с вами поболтать.

«Если ты не зажаришь его, как ведьма из пряничного домика», — подумал я. Но кивнул с улыбкой и съел остывшую яичницу, стараясь не думать, что миссис Гарделл могла туда подсыпать. За улыбками старухи, как за большинством улыбок, виденных мной вчера вечером, стояло нечто далеко не дружелюбное. Мой внутренний голос орал об этом, захлебываясь словами, и жуткий вид горящего в жару Джейка только подхлестнул подозрения.

я боюсь

А что делать? Укладывать Джейка в машину и сматываться? Лететь в Гэлтаун к телефону и вызывать на помощь Терри? Ага, так он и поедет за тридевять земель, услышав мой перепуганный голос! Просто отругает, прикажет возвращаться немедленно и спросит, закончил ли я роман. Позвонить Энни? Я уже и на ее общество был согласен.

мне нужен хоть кто-нибудь

И тут я понял, кто на самом деле мне нужен.

Самая короткая дорога от дома Гарделлов в центр Моухея шла через новое поле Энсонов, так что мое появление там могли счесть и случайным. Если бы на меня кто-то глянул. Но Роджер и Делберт, стоя на коленях посреди поля, всматривались в землю с сосредоточенностью старателей, отыскивающих золотые крупицы. Время от времени один из них поднимал небольшой камешек и клал в корзину, стоящую рядом. Похоже, в Моухее, чтобы поле считалось расчищенным, на нем не должно было остаться и камешков с ноготь размером. Я крикнул:

— Привет!

Роджер уже обернулся и сразу подхватился, будто увидел долгожданного гостя у запертой двери.

— Как работа идет? — спросил я, когда он подошел.

— Вовсю! — В улыбке блеснули зубы. — Теперь уже ерунда осталась, главное сделано.

Он кивнул на груду камней, и я тоже посмотрел на них. Энсоны что, перевернули эту кучу? Сено переворачивают, чтобы сохло быстрее, это я точно знал, но камни" И все-таки кто-то должен был перевернуть груду. Вчера камни, поросшие мхом, были внизу. Сегодня они оказались сверху. Нет, и внизу такие же! Почти все камни покрылись пушистой зеленой порослью. Заразились ею друг от друга, прижавшись боками?

— Нелегко вот с этим пришлось, — сказал Роджер, по-своему истолковав мой пристальный взгляд. И постучал костяшками пальцев по валуну. Тому самому, который вчера они с Делбертом вдвоем выкатывали с поля. Только тогда на нем и следа мха не было, поклясться могу! А теперь ползучие стебельки укутали его так плотно, словно он лет сто пролежал на одном месте. — Я уж думал, что надорвусь.

— А Делберт? — вырвалось у меня.

— А что с ним станется? Пусть привыкает работать. — В глазах Роджера вдруг вспыхнула подозрительность. — Вы, наверное, книжки ему принесли?

— Нет.

— Хорошо. Паула меня и сегодня утром пилила, чтобы не позволял мальчишке над книжками сидеть. Она в одну из тех, что мистер Риденс ему дал, заглянула. Говорит, настоящая дрянь: с самого начала рассказывается про то, как трое парней четвертого зарезали. Такое детям читать ни к чему.

Вдаваться в полемику я не стал. Отвел глаза от камней, за одну ночь обросших мхом, и спросил, могу ли взять Делберта на прогулку еще раз. Роджер ответил не сразу. Глядя, как он хмурится и поглядывает в сторону своего дома, я представил Паулу Энсон, которая является проверить работу и приходит в ярость, обнаружив, что сына на поле нет. В ярости эта дама должна быть менее приятной, чем пьяный матрос.

— Ладно, — решился наконец Роджер. — Только ненадолго… А может, вы бы мистера Риденса с собой взяли? Наверное, вам с ним интереснее будет поговорить, чем с моим выродком?

Я уже начал привыкать к этому слову — как к зубной боли. И как хочется вырвать ноющий зуб пальцами, захотелось заставить Энсона раз и навсегда его забыть. Только как это сделать? Возмущаться вслух не имеет смысла. Лезть в бутылку, размахивая кулаками, — того хуже. Пришлось сделать вид, что не придал значения оскорбительному словцу.

— Джейк заболел. Если ему не станет лучше к обеду, поеду в Гэлтаун…

— Да гуляйте на здоровье! — выпалил Роджер. Его настроение изменилось так быстро, словно в мозгу кто-то перебросил рубильник. — Я просто так спросил, я и не думал вам запрещать, мистер Хиллбери. Не хочется, чтобы вам скучно было, понимаете? О чем такому умному человеку с сопляком говорить?

Например, о том, почему ты так испугался слов «поеду в Гэлтаун».

— Делберт! Иди сюда! — суетился Роджер. — Мистер Хиллбери хочет еще немного с тобой побродить. Шевелись, уснул, что ли?

Мальчик, все это время простоявший на коленях спиной к нам, послушно подошел. Его джинсы были перемазаны землей, а на футболке проступили пятна пота.

— Свинья свиньей, — махнул рукой Роджер, будто до этой минуты не замечал, как сын выглядит. — Иди домой переоденься и бегом сюда, понял?

— Да, — Делберт не смотрел на меня. И я подумал, что сегодня гулять ему не хочется. Не потому, что работа выпала гораздо легче вчерашней или в самом деле не нравится мое общество. Он просто понимал, о чем я намерен говорить.

— Бегом! — повторил Роджер. Повернулся ко мне и подмигнул: — Много уже здесь написали? Мистер Риденс говорил, что заканчивает роман. Всего за месяц, а? По-моему, это здорово. Я бы и за год целую книжку не сочинил.

— А вы попробуйте, — ответил я, лишь бы что-то ответить. И тут же сообразил, как еще раз невинно коснуться взрывоопасной темы. — Хотите, я вам из Гэлтауна пачку бумаги привезу?

Роджер закашлялся. На меня тоже нападал иногда такой кашель: в школе, если учитель цеплялся с вопросами, ответа на которые я не знал, или когда Энни интересовалась, намерен ли я на ней жениться. Правда, она не так часто доставала меня, как учителя в свое время.

— Какой из меня писатель, — отмахнулся наконец Роджер. — Еще не хватало на эту глупость время тратить. Вы уж такое придумаете, мистер Хиллбери!

— Я пошутил.

Он покачал головой.

— Слышала бы Паула такие шутки. Она и так переживает, что вы мальчишкам головы можете заморочить рассказами о больших городах.

— Обоим? — мирную беседу с Диланом я еще мог представить как эпизод книжного сюжета, но в реальной жизни я бы послал его подальше, вместо того чтобы «морочить голову».

— Ну, Дилан, конечно, парень при уме, — исправился Роджер. — Ему на всякие байки, извините, начихать. А вот Делберт… Начнет ныть, мол, хочет в Калифорнию, что нам тогда делать?

— Отпустить.

Он одарил меня взглядом, явно перенятым у миссис Гарделл. Но то, что считалось в Моухее хорошим воспитанием, пересилило остальные чувства. Еше раз кашлянув, Роджер заговорил о выращивании пшеницы, и я уже не мог понять, врет он или нет, поэтому молча слушал, пока не вернулся Делберт. И думал о том, почему мой возможный отъезд испугал Роджера намного сильнее, чем пугали Джейка ночные кошмары.

Может, по той же причине, по которой я вчера побоялся заговорить об отъезде вслух?

Мы с Делбертом обогнули холм Мэри и неторопливо брели по равнине, топча «бизоньи сердца» и «язычки жаворонка». На мальчике были джинсы не новее тех, в которых он работал на поле, и синяя рубашка, кое-как заштопанная на левом локте. Когда на пару секунд он повернулся ко мне спиной, я увидел две маленькие дырочки на дюйм ниже воротника: ткань расползалась от изношенности.

— Здесь модно ходить в лохмотьях? — поинтересовался я.

Он усмехнулся.

— Я же младший. Донашиваю Дилановы шмотки. Чего родителям лишний раз тратиться?

— Где?

Он не понял.

— Где они тратят деньги? В Гэлтауне?

— Ну да. Мама ездит туда за продуктами, а если надо, и одежду покупает.

— А заодно заправляет машину, обращается в банк и заглядывает в аптеку, — насмешливо продолжил я. — Почему в Моухее нет ни одного магазина?

— А зачем? — Делберт пожал плечами. — В Гэлтаун съездить — никаких проблем.

Ага. И в Нью-Йорк можно мотануться за парой носков, большое дело! Лишь бы, выволакивая камни с поля, не потратить лишний бензин.

— А вы передумали уезжать? — спросил мальчик.

— Нет. Просто Джейк очень хотел побывать на вчерашней вечеринке и уговорил меня задержаться. А сегодня с утра он заболел.

Делберт кивнул, будто уже знал об этом. И как ему не знать, миссис Гарделл небось по дороге домой всей деревне растрезвонила.

— Я хотел поехать в аптеку… — я выждал, но мальчик нервничать, как отец, не стал. — В Гэлтаун, чтобы купить лекарств, но миссис Гарделл лично взялась за лечение Джейка и сказала, что ничего пока не надо.

— Она его поставит на ноги, — еще раз кивнул Делберт. — Главное, жар сбить, а это она умеет.

— Откуда ты знаешь, что у него жар? При простуде необязательно…

— А вы не говорили о простуде. И вообще это никакая не простуда, — он быстро взглянул на меня исподлобья напряженным взглядом человека, которому надо перейти реку по трещащему льду. — Мистер Риденс просто перебрал вчера, вот его и колотит.

— Делберт, — я остановился и подождал, пока он посмотрит мне в глаза. — Почему ты так стараешься оградить меня от «Четырех роз»?

Мальчишка покраснел. Привычно опустил голову; завиток волос над выступающим позвонком колыхнулся.

— Отвечай, не стесняйся. И не тяни, у меня еще несколько вопросов есть.

— Я понимаю.

Но отвечать он не спешил. Разглядывал траву под ногами. Может, придумывал ей еще какое-нибудь поэтическое название. Или искал способ увильнуть от ответа.

— Тик-так, — напомнил я.

— Расплачиваюсь.

— За что?!

— Сами понимаете. Если бы не вы, я бы над камнями с утра до вечера гнулся. А знаете, как потом все тело ноет… И когда Дилан меня трепал, вы заступиться хотели, я видел. Вообще, вы по-человечески смотрите. Иногда заедут какие-нибудь горожане, собьются с дороги или захотят по проселку путь сократить, а в результате прямо к Моухею выскакивают — так они смотрят, как на скот какой-то. Перед взрослыми еще стараются рожу повежливей состроить, а на меня пялятся… Хуже, чем Дилан. Только вы и мистер Риденс так не смотрели.

— А ему ты почему не посоветовал не пить?

— Десять раз просил, — Делберт рискнул поднять глаза. Наверное, я и в этот раз смотрел по-человечески, потому что он заметно расслабился. — Но мистер Риденс только посмеялся.

— Вчера ты на него не рассердился?

— Нет, конечно. Это же не он меня дразнил, а самогон.

И тут же парнишка прикусил губу, а глаза заметались. Видно, говорить о самогоне вслух в Моухее запрещалось. Зато пить его можно было хоть ведрами.

— Секрета ты не выдал, — сказал я. — Я еще вчера понял, что по бутылкам в баре у О'Доннела какая-то суррогатная дрянь разлита. Сам Ларри ее не пьет?

— Никогда. — Делберт улыбнулся. — Он себе бренди из Гэлтауна привозит.

— А потом в бутылки из-под бренди наливают самогон.

— Нет. Только в те, где раньше «Четыре розы» было. Не спрашивайте, почему, я не знаю. Традиция, что ли.

— Миссис Гарделл стащила у нас бутылку из-под «Уайлд теркл».

— Из нее пить не будут. Просто надо, чтобы разные бутылки стояли в баре, — пояснил Делберт. — А то чужак вроде вас сунет нос и удивится.

— И много чужаков тут бывает? — усмехнулся я.

— Не очень. Но появляются регулярно. Правда, уехать все спешат. И вы уезжайте, а? — завел он старую пластинку. — С мистером Риденсом все в порядке будет, честно. Он чуть позже вернется, а вы можете прямо сегодня…

— Без Джейка я не уеду, — перебил я. — Не оставлю его среди людей, от которых дрожь пробирает. Чтоб У ребенка на платье кости болтались!

— Они ненастоящие, — выпалил Делберт. — Игрушки. Извините, что я сразу не сказал. Хотелось вас испугать. В шутку.

Наконец-то в моухейской логике появился пробой. Все его поведение до этой минуты не увязывалось с желанием жестоко шутить.

— Я не подумал, извините, — повторил парнишка. — Просто Торин… немного «того».

— А мисс Уибли на полную катушку «того», — продолжил я. — И все остальные «того» в разной степени?

— Нет, — но по его губам скользнула улыбка. — Вы просто не привыкли к деревенским. И не привыкнете, так что уезжайте побыстрее.

— Можно подумать, меня здесь съесть собираются.

— Не надо об этом думать. — Делберт оглянулся, будто за нами в самом деле могла гнаться стая голодных волков. — Лучше расскажите мне про Лос-Анджелес. Пожалуйста. А то мистер Риденс брался несколько раз рассказывать, но его через пять минут уносило на какие-то планеты, и начинались уже выдумки. То есть писательская работа.

Насмешка чирикнула в его голосе воробьем, почувствовавшим весну. Я не удержался от улыбки. Просьба прозвучала так подкупающе, что отмахнуться от нее я не смог. И начал претворять в реальность самый страшный сон Паулы Энсон: морочить голову ее сыну байками об очень большом городе.

Если Джейку не стать художником, то мне никогда не создать вадемекум. И все-таки вспомнил я немало. Центральные бульвары и планетарий, киностудии, музей Юго-Запада и Голливудский музей восковых фигур. Хрустальный собор, театры и парк Гриффит. Библиотека и картинная галерея Хантингтона, «Волшебная гора Шести Флагов», Диснейленд и Тихоокеанский Аквариум на Лонг Бич… Я скользил по описаниям, набирая разгон, и, честное слово, когда Терри устраивал мне встречи с читателями, никто не слушал меня так внимательно, как сейчас Делберт. Умением вслушиваться в рассказ этот мальчишка переплюнул всех моих знакомых, включая самого Терри. Устав бродить, мы уселись на траве у подножия очередного плоского холма, спрятавшись в его тени от солнца. Жаль, сандвичей с собой не взяли. И бутылка холодного лимонада была бы кстати. Но прогулка и без ланча оказалась приятной, я никак не ожидал, что смогу получить удовольствие от разговора и на время забыть о странностях, заполнявших Моухей.

Забыть, пока речь не зашла об университете. Делберта тема высшего образования заинтересовала сильнее, чем океанские тайны, представленные в Аквариуме, но в каждом его вопросе прорывалось такое вопиющее невежество, словно он вообще не имел понятия об учебе. В четырнадцать лет таращить глаза при слове «тест» и уточнять, что значит «письменный доклад» — такого, наверное, и во вспомогательной школе не встретишь. Когда парень растерянно моргнул, услышав «семестр», я не выдержал:

— А сколько семестров в твоей школе?

— Не помню.

— Как это?

— Я… — Делберт сглотнул и ссутулился, отодвигаясь от меня, будто ждал удара. — Я многое забываю.

— По каким предметам ты писал контрольные в прошлом году?

— Не помню.

— Какие вообще предметы ты изучаешь в школе?

— Ну… всякие. Разные.

Он покраснел, но не смог назвать самые простые из учебных дисциплин. В старшей школе настолько отсталому парню делать нечего. Может, он и начальную не закончил?

— Сколько будет семью восемь? — выпалил я.

Делберт уткнулся лицом в поднятые колени и обхватил их руками, но уши прикрыть не додумался, а они горели, как после хорошей трепки.

— Трижды четыре? — не отставал я. — Дважды два? Сколько это будет?

Его молчание говорило само за себя. Значит, вот почему для родителей и соседей он — выродок. Парня, не способного запомнить таблицу умножения и количество учебных семестров в году, конечно, гордостью семьи не назовешь. И никто не может дать гарантии, что завтра такой подросток не забудет, как пользоваться газовым баллоном или закручивать кран в ванной. А то, что он выдумывает названия полевым цветам, ничего не меняет. Вряд ли он способен повторить свои выдумки через пять минут после того, как произнес их.

Но вся моя логика

моухейская логика, дружок, моухейская

рассыпалась мелким песком, стоило вспомнить его глаза. У слабоумных таких глаз не бывает.

— Посмотри на меня, Делберт, — попросил я. Он покачал головой, не поднимая лица.

— Как зовут твоих учителей?.. Сколько этажей в твоей школе?

— Два, — еле слышно выдохнул он.

Хоть это помнит! Потому что это проще элементарных примеров на умножение.

Или потому, что, чтобы узнать количество этажей в школьном здании, не обязательно входить внутрь.

Оглоушенный новой догадкой, я быстро спросил:

— А какие шкафчики у вас в коридоре?

— Обыкновенные.

— Деревянные?

— Да. Коричневые.

— В общем, те самые, от которых ключи только у учителей?

— Конечно.

Любой человек, проучившийся в школе ровно один день, поразился бы глупости моего вопроса. А Делберт попался на крючок, как рыба из моего сна. Рыба с умными несчастными глазами.

— В школьных коридорах стоят шкафчики для учеников, — сказал я. — Стандартные металлические. И ключи от них раздают ученикам в первый день учебного года. Ты и это забыл?

— Забыл, — через силу выдавил он.

Я положил руку ему на плечо. Почувствовал, как напряглись мышцы, и подождал, пока он расслабится. На это ушло минуты две.

— Я не собираюсь над тобой смеяться, Делберт, — негромко сказал я. — И не буду ругать за вранье. Просто хочу услышать от тебя самого: ты вообще ходишь в школу?

Он сделал то, что я и ожидал: повел головой из стороны в сторону и снова сжался. Выступившие на шее позвонки словно ждали топора.

— Почему?!

— У нас… так заведено. Если всех в школу отправить, работать будет некому.

— И в начальную не ходил?

— Нет.

— Никогда?

— Ни одного дня. Я… Я вообще не знал бы, что такое школа, если бы…

Ему понадобилось перевести дыхание. Я осторожно погладил вздрагивающее плечо.

— Если бы не мистер О'Доннел, — закончил Делберт. Голова наконец-то приподнялась; я увидел мокрую от слез щеку. — Он мне много рассказывал. Научил читать и писать, давал книжки. В Моухее ни у кого больше книг нет, а у него — несколько полок. Я все прочел. Мистер О'Доннел хороший человек.

— Его дочки ходят в школу?

— Нет. Но их он тоже научил, как и меня. А Дилана мистер Пиле учил. И телевизор мы все смотрим. Телик лучше школы, правда? Все время что-то новое узнаешь.

Еще бы не лучше! Да предложи мне кто-нибудь в мои школьные годы заменить стандартное образование просмотром телепрограмм, я бы ради этого человека последней рубашкой пожертвовал. И последними штанами тоже. Но, вырвавшись из школьного застенка, начинаешь мыслить по-другому. Так что мое возмущение было непритворным:

— Твои родители нарушают закон. Все дети в нашей стране обязаны посещать школу.

— Законы для больших городов написаны, а не для Моухея.

— Брось ерунду городить. — Я слегка сжал его плечо и отпустил, не мешая вытирать глаза. — В столице и в деревне вдвое меньше Моухея закон одинаков. Сюда хоть раз инспектор из окружного совета по делам школ приезжал?

Глаза Делберта слегка расширились, понятие «окружной совет» для него находилось где-то в районе сатурнианских пещер.

— Не знаю. Наверное, нет.

Замечательно! Главное теперь — засекретить местоположение Моухея, а то половина граждан США в возрасте от шести до семнадцати рванет сюда со всех ног на постоянное жительство. Нельзя будет по улице пройти, чтобы о ребенка не споткнуться. Но это те, кому школа поперек горла стоит, а Делберту она, наверное, кажется землей обетованной.

— Тебе не хочется ходить в школу? — спросил я. — Общаться там с ровесниками, учиться?

— А зачем? — парнишка уже взял себя в руки и посмотрел мне в глаза с отчаянным вызовом. — Там все равно не учат камни ворочать. А я этим буду заниматься всю жизнь.

— Если на захочешь ничего другого.

То, что я произносил в следующие полчаса, сильно смахивало на лекцию по гражданскому праву. И Дел-берт, успокоившись, вникал в рассказ о социальных службах и правах, гарантированных Конституцией всем гражданам США, с тем же жадным любопытством, с каким слушал описание лос-анджелесских достопримечательностей или биографии великих писателей. Из него получился бы отличный ученик.

Я в общих чертах объяснял, как может защитить права подростка суд, когда меня прервал веселый окрик:

— Собачку завели, мистер Хиллбери?

Дилан Энсон стоял в десяти шагах от нас, подбоченясь, как плохой актер на кинопробах к вестерну. Может, этот подонок случайно забрел сюда, шляясь по округе, но я сразу подумал, что он за нами следил. В любом случае, Дилан наслаждался ролью хозяина положения.

— Вы уж извините, — продолжал он, — но это наш щенок. И к вам он зря ластится. А ну ко мне, собачонка!

— Прекрати.

— Я сказал — ко мне, выродок! — Дилан похлопал себя по ноге чуть выше колена. — Быстро!

Делберт поднялся. Заметив, что я тоже встаю, он отрицательно качнул головой и шепнул:

— Не надо, все в порядке.

Но моухейским порядком я был уже сыт по горло.

— Стой, — приказал я.

Дилан ухмыльнулся. И не придал никакого значения тому, что я оказался между ним и Делбертом.

— Собачка не хочет слушаться хозяина? — с издевкой спросил он. — Собачка думает, так будет лучше? Ой, как она ошибается!

Делберт молчал. Я не видел его, но понимал, что с места парнишка не сдвинулся. По наглой роже Дилана расплылся счастливый оскал: наклевывалось отличное развлечение. Не новое, но приятное. Очень приятное для подонка. И Дилан пошел к брату, а поравнявшись со мной, бросил насмешливое: «Извините, мистер Хилл-бери». Он меньше всего ожидал, что я ухвачу его за руку и выверну ее одним движением (спасибо Билли Род-вэю, который в старшей школе научил меня паре простейших приемов вроде этого).

Дилан вскрикнул, и тут же я завел его руку еще дальше за спину. Любимец родителей повалился на колени с тихим воем. Я впервые видел, чтобы парень сдался так быстро. Но удивляться не было настроения.

— Делберт не собачка, — отчеканил я, наклонившись над хнычущим Диланом. — И никому не принадлежит. Повторяй!

Наверное, сопляк решил, что кость вот-вот выскочит из сустава. На самом деле для этого нужен был нажим гораздо сильнее. Но он проверещал все, что я требовал, уже заливаясь слезами. » — И запомни эти слова. Ясно?

— Да! — взвизгнул Дилан. — Запомнил!

— А теперь катись к черту.

Я выпустил его руку и, не теряя времени, хорошенько пнул оттопыренную задницу. Дилан растянулся на траве, но решил, что отдых сейчас будет несвоевременным. Первые ярды он преодолел на четвереньках, затем вспомнил, что относится к двуногим, и понесся в деревню, не оглядываясь. Если он не прижимал к груди ноющую руку и не плакал, я готов съесть все камни, вытащенные Делбертом с поля.

А сам Делберт смотрел вслед брату с неожиданно мрачным выражением лица. Меня тоже не привела в восторг легкая победа, но причины расстраиваться я не видел.

— Он — дешевая шавка, — сказал я. — Жалеть его нечего. И бояться — тоже. Ты сам мог бы с ним справиться.

— Я знаю, — ответил Делберт. — С ним — запросто. Но через полчаса он позовет Роя и Дольфа, и втроем они меня отделают взаправду, как собаку.

— Это пустая угроза. Выдумка подонка. Делберт мотнул головой.

— Они уже били меня втроем. Три года назад. И это-го мне до самой смерти хватит.

— Рой Клеймен и Дольф Маккини? Ты соображаешь, что говоришь? Сколько тебе тогда было?

— Одиннадцать.

— И ты хочешь сказать, что взрослые парни всерьез били одшнадцатилетнего — эта новость была еще хлеще, чем наплевательское отношение моухейцев к обязательному школьному образованию.

— Дольф всерьез, — кивнул Делберт. — Он никогда не шутит. А Рой смеялся. Я под конец ничего больше не слышал: только боль такая, что хочется сдохнуть скорее, и его смех.

— Тут что, все ненормальные? — вырвалось у меня. Делберт улыбнулся.

— Мистер О'Доннел не такой. И вы с мистером Риденсом. И… — взгляд метнулся в сторону, — и Айрис.

В мозаику лег очередной кусочек. Мальчик влюблен. И удивляться нечему: в Моухее возможности удовлетворить духовные потребности или сколотить состояние сведены к нулю, но пока здесь живут сестры О'Доннел, влюбиться так же естественно, как дышать.

— Почему Айрис, а не Айлин?

— Она лучше.

— Присмотрюсь, — улыбнулся я.

— Все-таки не хотите уехать? — Делберт вздохнул.

— Без Джейка — ни за что. Не нравится мне, что с ним происходит.

— Тогда поселиться тут придется. Он не захочет уезжать.

— Заставлю, — я был полон уверенности, что смогу это сделать. Как только себя уговорю не размякать под несчастным взглядом друга. — Если он еще раз закричит ночью, уедем сразу же. Кстати, откуда ты…

— Он мне сам рассказал, — с полуслова понял меня Делберт. — Мы раньше много разговаривали. А потом он стал все больше пить.

— Тем более надо его увезти.

Мне показалось, что мальчик прошептал: «Не имеет смысла». Точно, показалось, потому что он уже говорил о книгах, которые подарил ему Джейк. Судя по речи, читал он не по слогам.