"Черные камни Дайры" - читать интересную книгу автора (Удалин Сергей)

Глава 6. БЫЛ БЕЗ СОЛНЦА ДЕНЬ, НОЧЬЮ НЕТ ЛУНЫ

Хелсир был в отчаянии. Потратить столько сил на поиски черного камня, наконец найти, почти что держать его в руках, и вдруг — такая неудача.

Когда Великий Tax дал своему помощнику задание — любой ценой доставить ему перстень Воеводы Виследа, — молодой маг поначалу растерялся. Легче сосчитать песчинки на морском берегу, остановить горный обвал, отыскать след вестника в ночном небе. Известно только, что камень был у Воеводы перед началом битвы у Озера Слез. Где он может быть теперь? На пальце какого-нибудь мародера из Восточных Кланов? В лесу под кучей разложившихся трупов? Или в брюхе у пожирателя падали? А может, им уже завладел коварный и омерзительный Советник Тил? Только бесконечное уважение к Обуздывающему Тревогу и важность поставленной задачи для судьбы клана не позволили Хелсиру отказаться.

— Ищи, — сказал ему Верховный Маг, — камень должен как-то себя обнаружить. Пришло его время.

И он искал. Для начала опросил всех участников битвы у Озера Слез. По их словам выходило, что труп Воеводы удалось вынести с поля боя и попрощаться с ним по обычаям Предков, но перстня при нем не было. Значит, он или потерян, или находится у врага. Хелсир обшарил весь Береговой Лес и его окрестности. Прополз на животе через все вражеские позиции. Потерял опытного разведчика, преданного друга. Тот слишком близко подкрался к палатке военачальников Восточных Кланов, подслушивая их разговор, был обнаружен и, чтобы не попасть в плен, сам бросился на мечи легионеров. Все было напрасно. Никто не видел таинственного черного камня и даже не слышал о нем.

Хелсир уже потерял надежду и отправился в отчаянное путешествие в логово Повелителя Клана Коварства, когда встретил группу вооруженных людей, по виду бродяг с большой дороги. Один из них заявил, что идут они, сами не зная куда, подчиняясь таинственному зову, Какой-то голос звучит у них в головах и призывает отомстить за смерть родных и друзей. Хелсир заинтересовался их странным рассказом и пошел за ними.

Чутье не подвело молодого мага. Они оказались в лагере довольно многочисленного, беспорядочно вооруженного отряда, также напоминающего огромную разбойничью шайку. И где-то здесь находился мощный источник магической силы. Хелсир ликовал, он все-таки нашел этот черный перстень! Клан Тревоги будет спасен. Спасен благодаря ему, скромному магу первой ступени.

Но торжество было преждевременным. Дальше все пошло наперекосяк. Он добился встречи с хозяином камня — громадным, невероятной силы деревенским кузнецом, с нелепой пышностью именующим себя Предводителем Клана Мести Делом. Новоявленный вождь выслушал его без особого интереса, хотя Хелсир очень старался быть убедительным. Благодаря Лентулу кузнец уже знал о магических свойствах своего перстня. И даже понемногу учился им пользоваться. И вовсе не собирался расставаться со своим сокровищем. Дел неохотно позволил Хелсиру взглянуть на перстень, а потом грубо и резко отказал. Можно сказать, выставил вон.

— Почему я должен отдать тебе камень? — спросил Дел не скрывая насмешки. — Потому что так захотел Великий Tax? Говоришь, только он может с помощью моего перстня спасти Западные Кланы от гибели. А разве не Клан Тревоги должен был защищать Озерную Долину? Где тогда был твой Великий Маг? Пусть он объяснит, почему погибла моя семья.

С каждым новым вопросом он все повышал голос. Воспоминания о погибшей семье и обида на тех, кто не сумел защитить его близких, лишили кузнеца самообладания, и последнюю фразу Дел попросту прокричал. За болью и отчаянием Хелсир уловил в голосе кузнеца скрытую угрозу. Молодому магу стало не по себе — гигантской, рвущейся на свободу разрушительной силой веяло от этого человека.

— Ты не получишь камня, — сказал Дел уже спокойнее, но с холодной неприязнью. — И не пытайся отнять его у меня. Ты слишком слаб, как и весь твой клан. Впрочем, передай мою благодарность Таху — теперь я знаю имя своего главного врага. Сермангир! — позвал он высокого худого юношу, сидевшего у соседнего костра. — Объяви всем: завтра выступаем. Пришло время рассчитаться с виновником всех наших бед, Главным Советником Тилом. А ты, — кузнец повернулся к Хелсиру, — можешь остаться. Второй маг мне не помешает. Тебе есть за что мстить врагам, и я не гоню тебя из своего отряда.

Молодому магу пришлось поспешно выйти из палатки, пока кузнец не передумал и вовсе не прогнал его из лагеря.

Вечером у костра он рассказал о своей неудаче единственному в отряде собрату по ремеслу.

— Ну, хоть ты-то понимаешь, что камень необходимо передать Обуздывающему Тревогу? — чуть не плача, воскликнул Хелсир и с надеждой посмотрел в глаза собеседнику.

Он запомнил слова Дела о втором маге и без труда отыскал в лагере Лентула.

— Нельзя оставлять такую мощь в неумелых руках. Да он натворит бед больше, чем все Восточные Кланы, вместе взятьге.

— Может быть, ты и прав, — грустно улыбаясь, ответил Лентул. — Но я не берусь судить об этом. Дел — мой вождь, а я — воин Клана Мести. Камень зовет меня, кричит о возмездии, не дает остановиться и подумать.

Ты не был знаком с моим учителем Молчаром? Это был искуснейший, непревзойденный маг и удивительно добрый, великодушный человек. Из-за него я и пошел в боевые маги. Ты же знаешь, в Клане Мечты не жалуют войну и все, что с ней связано. Мне пришлось порвать с кланом, расстаться со своими родными, чтобы быть рядом с этим человеком, учиться у него мастерству и его поразительной любви к людям и всему живому. Теперь его нет, и я не смогу жить дальше, если не отомщу за него.

Ты говоришь, что хозяин камня способен остановить войну. Так почему им не может быть наш кузнец? Он уничтожит источник зла. Можешь мне поверить, у Дела хватит на это сил. Без Советника Тила враги перестанут быть опасными для нас, и война прекратится сама собой. Я верю в это, я хочу в это верить. И даже если я не прав, то все равно не могу думать и поступать иначе.

После двух декад бесцельных и беспорядочных странствий по степи Дылтаркут начал понимать, что дальше так продолжаться не может. Не то чтобы он тяготился одиночеством или не мог без посторонней помощи добыть себе пропитание. Нет, ему приходилось проводить вдали от людей гораздо большее время. И чувствовал себя кочевник при этом превосходно. Но теперь в бескрайней свободной степи для него неожиданно не осталось места.

Подходила к концу осень. Недолго оставалось ждать первых заморозков. Пожелтел и высох длинноус — основная пища для рогачей и двурогов. И степняки стойбище за стойбищем потянулись на юг. Дылтаркут поневоле должен был двигаться впереди бывших соплеменников, опережая их хотя бы на один дневной переход. Оставаться на всю зиму один на один со снежной пустыней было бы безумием. Но и встреч со степными воинами следовало опасаться. Уже трижды Дылтаркут замечал на горизонте силуэты всадников, и пока ему удавалось скрыться, не привлекая их внимание. Но чем дальше на юг продвигались кочевники, тем меньше свободного места оставалось в степи. И тем больше становилась вероятность нарваться на неприятности.

О том, какими именно могут быть эти неприятности, беглец старался не задумываться.

Судя по всему, Шаман не отдавал приказа любой ценой доставить ему голову ослушника, отделенную от плеч и насаженную на острие копья. Иначе вся Степь гонялась бы сейчас за ним в предвкушении награды от вождя клана. Но даже если степняки случайно наткнутся на Дылтаркута, то непременно попытаются схватить его. И тогда либо быстрая смерть, либо долгое позорное рабство.

Ни то ни другое бывшего воина из Стойбища Пятнистого Острозуба категорически не устраивало. А значит, нужно было срочно уходить из степи. Оставалось только решить — куда? На западе шла война. И там для Дылтаркута нашлась бы работа в армии какого-либо из Восточных Кланов. Но что это была за работа?! Кочевник прекрасно знал, как относятся к наемникам в любой армии. Их ценность определялась количеством денег, сэкономленных в результате быстрой смерти завербованного. Если уж в войске своего клана он уцелел только благодаря счастливому стечению обстоятельств и собственной хитрости, то как наемник вряд ли протянет больше одного сезона. Нет, снова подставлять грудь под вражеские мечи и стрелы Дылтаркуту не хотелось. А потому на западе ему делать нечего.

На востоке сейчас намного спокойнее. Но здесь другая беда. Отношение к кочевникам у местных жителей, мягко говоря, настороженное. Слишком часто соплеменники Дылтаркута совершали набеги на приграничные земли Клана Страха. Да и про Клан Высокомерия не забывали. Но туда заглядывали все-таки реже — рыцари хорошо охраняли свои границы. Впрочем, в одиночку равно безрассудно показываться как во владениях Магистра Эрма, так и в стране Повелителя Ляна. В лучшем случае прогонят обратно в степь. Значит, восток для него тоже закрыт.

Так куда же ему податься? Хорошо бы было наняться охранником к какому-нибудь купцу. Но во время войны не много найдется смельчаков, желающих рискнуть своими товарами, а возможно, и жизнью и провести караван через лишенную защитных укреплений степь. Можно пострадать от армии любой из воюющих сторон. Не говоря уже о вольготно чувствующих себя в смутное время разбойниках.

Стоп! Вот решение и найдено. Тем более что Дылтаркут и сам имел склонность к подобного рода занятиям. Он отыщет шайку, достаточно крепкую, чтобы не бояться случайной встречи с небольшим военным отрядом. А крупных не стоит опасаться. Пока идет война (а часто ли на Дайре случалось мирное время?!), никто не станет всерьез заниматься разбойниками. По крайней мере, до весны он проживет без проблем. А может быть, если понравится, задержится и подольше. За это время многое может измениться. В конце концов, Шаман Хуш тоже не вечен.

Одним словом, Дылтаркут принял решение и отправился на поиски разбойников. Как он и ожидал, задача оказалась нетрудной. Уже через несколько дней он встретил странную группу вооруженных людей, идущих по степи куда-то на запад по важному делу. И Дылтаркут, хоть ничего и не понял из их путаных объяснений про «голос» и «месть», увязался за ними следом. Не похожи они были ни на купцов, ни на солдат. И уж конечно, на странствующих в поисках работы батраков. А значит, эти люди — как раз те, кого он искал.

Когда его спутники достигли цели путешествия, Дылтаркут не поверил своим глазам.

Все вышло даже удачней, чем он предполагал. Это был огромный лагерь, в котором кочевник насчитал не меньше пятидесяти больших палаток. В каждой из них могло уместиться по двадцать — тридцать человек. Лагерь охранялся, но контроль был не слишком строгий. Путников пропустили, не задавая лишних вопросов. Видимо, гости здесь были не в диковинку. Дылтаркута пустили к костру и даже угостили какой-то кашей с кусочками мяса. Потом сказали, что командир поговорит с ним утром и решит, оставлять ли его в отряде.

Такие сложности сначала показались кочевнику излишними. Но, поразмыслив немного, он пришел к выводу, что все легко объяснимо. В отряде явно не наблюдалось особой нужды в людях, и командир мог позволить себе выбирать. Дылтаркут ни секунды не сомневался в том, какой выбор сделает предводитель отряда. Он считал себя хорошим воином, чего не сказал бы о своих соседях по палатке, выглядевших по большей части как обычные фермеры. Но кем бы ни были эти люди, собрались они определенно не на ярмарку, и такой опытный боец, как Дылтаркут, здесь не будет лишним. Кроме того, еще одно важное обстоятельство говорило в пользу кочевника. Лагерь находился у самой границы Клана Жестокости. И командир отряда, если только он не самоуверенный дурак, не откажется от услуг прекрасно знающего степь проводника.

Ободренный такими соображениями Дылтаркут спокойно улегся спать, уже считая, что нашел себе пристанище на зиму. Однако разговор с предводителем отряда сложился не так гладко, как он рассчитывал. Огромный, заросший бородой до самых глаз, в меховой куртке больше похожий на дикого хребтолома фермер мгновенно напрягся, увидев перед собой кочевника. И долго молча сверлил его пристальным взглядом внимательных, холодных и недобрых черных глаз. Дылтаркут сразу почувствовал опасность и решил тщательно взвешивать каждое слово.

— И какая же кривая дорога привела степняка в мой отряд? — спросил наконец предводитель, которого все называли Делом.

Довольно самоуверенное и слишком уж короткое имя для простого разбойника, но об этом кочевник подумает позже. Сейчас важно выдержать допрос, который, судя по выражению лица и голосу спрашивающего, может закончиться весьма печально. Ответ должен быть убедителен и правдоподобен. Кроме того, стоит учесть, что сам Дел происходит, несомненно, из какого-либо Западного Клана. В считанные секунды кочевник сочинил себе подходящую к случаю легенду:

— Меня выгнали из племени за то, что я отказался идти на войну. Я не трус и готов в любую минуту доказать это. Но не хочу воевать вместе с легионерами Клана Ненависти, убившими моего отца. Я так и собирался сказать Шаману Хушу, но тот не пожелал выслушать мои оправдания. Мне пришлось оставить свое стойбище и одному скитаться в степи. Там я встретил людей, которые направлялись в твой отряд. Вот и вся история.

Вопреки ожиданиям, печальный рассказ не смягчил взгляда Дела.

— Предположим, что все сказанное тобой — правда. Но этого недостаточно, чтобы остаться в отряде. Что ты намерен здесь делать?

Ответ на этот, казалось бы, простой вопрос заставил Дылтаркута надолго задуматься.

Предводитель явно ожидал от него каких-то определенных слов. Но как угадать, что именно он хочет услышать? Для начала нужно понять, что сам Дел делает так далеко от Дома и для чего собрал вокруг себя столько народа. Вокруг идет война, и в лагере Дылтаркут видел много оружия. Вряд ли все эти люди просто пережидают здесь тяжелые времена Кочевник попытался вспомнить, о чем говорили с ним встреченные в степи путники. Что-то насчет мести. Так, может быть, все дело в ней? Этого слова и ждет от него Дел. К тому же он, кажется, сильно не любит степняков. Придется рискнуть и ответить наугад, ничего другого ему в голову все равно не приходит.

— Не знаю, какие планы у тебя самого. Но я бы хотел отомстить своим бывшим соплеменникам. Они покрыли позором мое имя, отняли у меня жену и имущество. Я не успокоюсь, пока не сделаю то же самое со Старейшиной стойбища или Шаманом Хушем.

Что-то изменилось в лице Дела, даже глаза сделались не такими колючими. Кажется, ответ Дылтаркута попал в цель. Но голос предводителя отряда по-прежнему был холодным и грозным:

— Хорошо. Я чувствую в твоем сердце желание отомстить. Но оно очень слабое, чем-то сродни детской обиде. Хотя, возможно, ты просто не даешь своим чувствам полностью завладеть тобой. Но все равно ты пока еще не убедил меня в том, что нужен моему отряду.

Дылтаркут был немного разочарован. Ведь он же правильно угадал, чего ждет от него мрачный бородач. Дел сам признал это, но все же остался недоволен. Чего же он добивается? Как угодить ему?

А может, плюнуть на все, распрощаться с чересчур возомнившим о себе фермером и отправиться искать другое место для зимовки? Нет, снова оставаться одному степняку не хотелось. И скучно, и опасно. Кроме того, он чувствовал, что попал туда, куда нужно. Ему здесь было интересно. В таком большом отряде просто стать незаметным. Но нетрудно и выделиться. Еще не закончится предзимье, а самоуверенный Дел будет прислушиваться к его советам. Дылтаркут найдет способ завоевать доверие командира. И кажется, уже знает, каким будет первый шаг.

— Послушай меня, почтенный Дел! Пять дней назад я видел в степи юрты Стойбища Пугливца. Я догадываюсь, в какую сторону они направляются и как далеко сумели уйти за это время. Я проведу тебя через степь короткой дорогой и помогу незаметно приблизиться к стойбищу. Оно не слишком многочисленно, и самые сильные его воины сейчас находятся далеко от дома. Ты легко одержишь победу и, может быть, после этого начнешь мне доверять. Ну, как, суровый вождь, устраивает тебя мое предложение?

Но пробить недоверие бородача ему так и не удалось. Дел ничем не выдал своего удовлетворения и все так же угрюмо проворчал:

— Согласен. Пусть так и будет. Ты покажешь дорогу моим воинам, и если не окажешься лжецом или предателем, можешь считать себя принятым в отряд.

Набег на Стойбище Пугливца прошел не слишком успешно. Но вины Дылтаркута в этом не было. Он быстро отыскал в степи следы кочевников, вывел отряд прямо к стойбищу и сам участвовал в атаке. Но степняки оказали неожиданно упорное сопротивление и изрядно потрепали бойцов Маскардела.

Сказалась и недостаточная численность атакующих. Для внезапной атаки требовалась быстрота, и в набег взяли только всадников. А таких в отряде набралось чуть больше двух сотен. Да кузнец и не собирался посылать в бой все свое войско, потому что не до конца доверял Дылтаркуту.

Не решился Маскардел и сам участвовать в операции. И вовсе не потому, что опасался за свою жизнь или не горел Желанием сразиться с кочевниками. Просто для него провести больше суток в седле, да еще и двигаться при этом с предельно возможной скоростью было непосильным испытанием. Что поделать, не владел кузнец искусством верховой езды! В торжественных случаях он иногда отваживался оседлать самого крупного в отряде пятнистого единорога. Но в походе предпочитал передвигаться пешком, как и большинство других воинов.

Старшим над всадниками Маскардел поставил Сермангира. Юноша неплохо показал себя в предыдущих схватках, а сейчас особенно страстно рвался в бой. Ведь его отец погиб, сражаясь именно со степняками. И Сермангир не мог упустить случай поквитаться с ними.

Действовал в бою он в целом правильно. Посовещавшись с Дылтаркутом, расставил воинов широким полукольцом и одновременно бросил всех в атаку. Кочевники не ожидали нападения, и мало кто из них успел взяться за оружие. Но Старейшина стойбища оказался неплохим колдуном, отменно владеющим и огненной, и каменной атаками. Прежде чем Дылтаркут сообразил, откуда исходит угроза, и поразил мага стрелой в спину, тот успел выбить из седла не один десяток воинов.

После гибели старейшины кочевники сопротивлялись недолго. Часть из них успели вскочить на двурогов и ускакать. Причем старики, женщины и дети мчались ничуть не медленнее взрослых мужчин. Некоторым удалось выбраться из стойбища пешком и скрыться в густой поросли длинноуса. Многие погибли в бою. А остальные сгорели заживо в подожженном со всех сторон стойбище. По установившейся традиции пленных в отряде Маскардела не брали. И Сермангир не был тем человеком, который захотел бы по собственной воле отменить этот порядок.

Когда пожар догорел, Сермангир собрал своих воинов и пересчитал их. Отряд потерял в бою шестнадцать человек, еще более сорока получили ранения. Юноша очень огорчился. Потери были необычно велики, и он посчитал себя виновным в гибели людей. Дылтаркут, как опытный воин, пытался объяснить ему, что ничего необычного не произошло. Часто победы достаются еще более дорогой ценой. Но в отряде Маскардела привыкли обходиться без потерь, хотя и не все понимали причину своей удачливости.

Кузнец как раз уже начал догадываться о том, что его перстень каким-то образом уменьшает силы врага, и потому не стал ругать Сермангира. Сам виноват, нельзя было посылать его в бой без магической поддержки черного камня. И Маскардел решил никогда больше не пропускать ни одного сражения. И самому спокойнее, и для отряда лучше. Больше людей уцелеет.

Как бы там ни было, но Дылтаркута взяли в отряд. И даже назначили десятником разведчиков. Кочевник посчитал это назначение правильным. Никто лучше его не знал степь и ее обитателей. И Дылтаркут в тот же день сказал Маскарделу, что разгрома Стойбища Пугливца степняки ему не простят.

Кузнец прореагировал на его заявление на удивление спокойно.

— Спасибо, что предупредил. Мы будем готовы, — проговорил он таким тоном, как будто ему сообщили о надвигающихся холодах, и показал глазами на выход из палатки.

Степняку ничего не оставалось делать, как выйти, так и не выяснив, насколько серьезно отнесся предводитель отряда к его словам. Правда, караулы к вечеру были удвоены, бойцам запретили ночью покидать лагерь, а во время дневных переходов приказали держать оружие наготове. Но Дылтаркут сильно сомневался, что этих мер будет достаточно для отражения внезапной атаки, и с тревогой ожидал встречи с бывшими соплеменниками.

Встреча эта вскоре состоялась, но и из нее хитрый степняк умудрился извлечь пользу для себя.

Начинался день не так уж и плохо. В отряд возвратились Разведчики, ушедшие в дальний рейд еще до появления Дылтаркута. Какие сведения они привезли, степняк не знал, да и не очень интересовался. Он мог, не выходя из лагеря, точно сказать, где сейчас кочует каждое из стойбищ. Но среди разведчиков был совсем молодой парнишка, лет двенадцати, который чем-то сразу привлек внимание кочевника. То ли он кого-то напоминал, то ли у Дылтаркута просто сработало природное чутье на опасность. Уже под вечер мальчик подошел к костру, возле которого грелся степняк, попросил у одного из сидевших возле огня мужчин кружку горячего чая и устроился с ней чуть в стороне, внимательно слушая разговор взрослых. А речь как раз зашла о золотой бляхе Дылтаркута. Кочевник не мог рассказать, где и за что получил ее. Никто не должен знать, что он участвовал в битве у Злого Озера. Но и отмалчиваться он тоже не собирался. Подарок командира легионеров по-прежнему являлся предметом особой гордости степняка. А то, что ему удалось сохранить украшение во всех последних неприятностях (из-за него, кстати, и возникших), в глазах Дылтаркута лишь добавляло предмету ценность. И он тут же сочинил для своего сокровища историю, не уступающую в красочности настоящей.

— Эту бляху мне подарил один богатый торговец в благодарность за спасение его жизни. Ему, видите ли, захотелось иметь в своем зверинце живого хребтолома. Купец увидел зверя во дворце у Старейшины Клана Алчности и решил во что бы то ни стало заполучить такого же. Наверное, надеялся, что после этого его тоже изберут в Старейшины.

И вот он появился в сопровождении двух десятков слуг в моем стойбище и попросил охотников помочь ему выследить хребтолома. Он неплохо заплатил за работу, и желание его было быстро выполнено. Но дальше торговец повел себя слишком самоуверенно. Решил, что сумеет поймать зверя без нашей помощи. Он где-то узнал простой и довольно надежный способ поимки хребтолома и захотел, чтобы вся слава охотника досталась ему.

И делал купец все вроде бы правильно. В окрестностях стойбища была невысокая, но крутая, почти отвесная скала. У ее подножия слуги вырыли большую яму, перекрыли ее длинными тонкими жердями и сверху закидали кусками дерна. А у самой скалы за ямой привязали молодую самку пугливца, специально перерезав ей вену на задней ноге. Сами охотники спрятались за скалой и стали ждать.

Дылтаркут ненадолго остановился и отхлебнул уже остывшего чая из своей кружки.

Все вокруг молчали, с нетерпением ожидая продолжения рассказа. А тот самый парнишка даже привстал и, не отрываясь, смотрел то ли на кочевника, то ли на украшение у него на груди. Странный он все-таки, этот парень. Нужно будет потом узнать, кто он такой. А пока стоит продолжить историю. Кажется, она получается удачной, И слава хорошего рассказчика ему не помешает.

— Запах свежей крови не мог не привлечь хищника. Хребтолом появился через несколько минут, еще раз понюхал воздух, не обнаружил в нем ничего подозрительного и решительно бросился в атаку. Ловушка сработала. Зверь провалился в яму, и ликующие ловцы выскочили из укрытия.

Но вот беда, спешно вырытая в каменистой почве яма оказалась недостаточно глубокой. Разъяренный хребтолом выбрался из ловушки и сам напал на неудачливых охотников. Двух или трех слуг он скинул мощными ударами передних лап в ими же приготовленную яму. Еще одного несчастного загрыз на месте. Остальные в панике разбежались, Только купец, никак не ожидавший такого развития событий, растерялся и остался стоять на месте, с ужасом глядя на приближающегося хищника.

Торговца ждала неминуемая гибель, если бы поблизости не оказался я. Честно признаюсь, я тайком подглядывал за охотой, Очень мне было интересно, как чужеземцы справятся с непростой задачей. И когда я понял, что дела у торговца плохи, тут же поскакал на выручку.

Успел я как раз вовремя. Хребтолом уже свалил купца с ног и готовился вторым прыжком свернуть ему шею. На полном скаку я рубанул зверя саблей по спине, не очень заботясь о точности удара, а стараясь просто отвлечь его от добычи. От неожиданности хищник отпрыгнул в сторону, открыв на мгновение дорогу к скорчившемуся на земле и почти потерявшему от страха сознание торговцу. А большего, чем это мгновение, времени мне и не требовалось. Не останавливаясь, я наклонился, схватил неожиданно легкого для человека его профессии торговца и положил его поперек седла.

Слушатели дружно рассмеялись. Худой торговец и в самом деле был большой редкостью на Дайре.

— Со всей возможной при двойной ноше скоростью мой двурог помчался к стойбищу.

Узнав о происшествии, Старейшина поднял на ноги всех воинов и охотников. Оставлять раненого зверя так близко от жилья и пастбищ никак нельзя. И началась настоящая охота. Убить хребтолома мы так и не смогли, но отогнали далеко в степь.

А перепуганный насмерть торговец долго и горячо благодарил меня и подарил эту золотую бляху. — Дылтаркут повернулся к огню, чтобы все могли рассмотреть ценный подарок. — Он сразу отказался от идеи устроить домашний зверинец и в тот же день уехал из стойбища. Говорят, что с тех пор неудавшийся охотник не отходит от своего дома на расстояние больше двух полетов стрелы,

А я с того дня не снимаю с груди его подарок. Он один стоит дороже, чем все стадо, которое у меня отобрали, выгоняя из племени. Но я не расстанусь с ним ни за какие деньги. Ни у кого в моем бывшем клане нет такого украшения. Мы с ним как одно целое. И я хочу, чтобы враги, увидев его сверкание, узнавали меня издали и боялись встречи со мной.

При этих словах парнишка, все еще стоявший на ногах, снова посмотрел на Дылтаркута. И кочевнику очень не понравился его взгляд. Как будто мальчик узнал его, вспомнил, где видел раньше. И, судя по всему, воспоминания эти были не очень приятными. Не говоря ни слова, мальчишка повернулся и зашагал прочь от костра.

Поведение его было слишком странным и подозрительным, чтобы остаться без внимания. И степняк решил сразу же подробно, но осторожно расспросить о нем.

— Что это за парень сидел рядом с тобой? — обратился он к пожилому охотнику по имени Киргендил.

— А, это сирота Тонлигбун, — охотно откликнулся старик. — Его отца и мать убили легионеры. А он сам сумел убежать из деревни и с тех пор воюет в нашем отряде. Он у нас — разведчик, как и ты.

Неприятные подозрения зашевелились в голове Дылтаркута. Стараясь не выдать свое волнение, он продолжал допытываться:

— А где находилась его деревня?

— У Озера Слез. На другой стороне от места битвы. Недалеко от места нашего первого лагеря. Впрочем, ты, наверное, еще не знаешь истории отряда. Я тебе сейчас расскажу…

И словоохотливый Киргендил уже вдохнул побольше воздуха для долгого рассказа, но кочевник перебил его:

— Как-нибудь потом. Ты хотел еще что-то сказать про мальчишку.

Получилось довольно грубо, но Дылтаркуту было не до церемоний. Ему нужно поскорей узнать правду. Да старик и не обиделся. Он привык к тому, что ему редко удавалось договорить какую-нибудь историю до конца.

— О мальчишке? Да что еще о нем скажешь? Сражается он отчаянно. Приходится даже сдерживать его, чтобы не лез туда, откуда не сможет вернуться. Хороший он парень, этот Тонлигбун. И все в отряде его любят. Особенно наш командир. Мальчишка родом из той же деревни, что и Маскардел. У кузнеца тогда тоже убили жену и сына, а дочь похитили. Тонлигбун ему теперь как родной.

— Так, понятно. — Дылтаркуту все меньше нравились такие совпадения. — А почему парнишка меня-то сторонится?

— Видишь ли, после легионеров в деревню вошли твои — Киргендил замялся, опасаясь ненароком обидеть собеседника. — Ну, в общем, воины Клана Жестокости.

Старик еще что-то объяснял, но кочевник больше не слушал его, Проклятие! Значит, мальчишка и в самом деле узнал его. И конечно же, сразу побежал к командиру. Если Дылтаркуту дорога жизнь, он должен сделать так, чтобы Тонлигбун ничего не успел рассказать кузнецу, Нужно догнать мальчишку и навсегда заткнуть ему рот. Но действовать придется осторожно, не вызывая подозрений.

— Ну, спасибо, отец, — сказал он Киргендилу и насколько мог беспечно улыбнулся ему. — Я, пожалуй, пойду. Завтра много дел.

Он встал, широко зевнул и не спеша отошел в сторону. И только когда темнота скрыла его от сидящих у костра, он неуклюже, как все кочевники, но быстро побежал к палатке кузнеца.

Догнать мальчишку он так и не успел. Но и Маскардела на месте, по счастью, не оказалось. Наблюдая издали, как Тонлигбун расспрашивает стоящего у входа охранника, Дылтаркут обдумывал дальнейшие действия.

Рассказывать о своих подозрениях кому-нибудь, кроме кузнеца, мальчишка скорее всего не станет. Вот охранник махнул рукой, показывая, в какую сторону ушел предводитель отряда. Сейчас маленький доносчик побежит искать Маскардела, и тогда уж Дылтаркут догонит его. И задушит. Другого выхода у него нет. В темноте сделать это будет не так уж и трудно. Но куда потом спрятать труп? И самое главное, как избежать подозрений?

Дылтаркут все еще не нашел ответа на этот сложный вопрос, когда раздался громкий встревоженный крик часового «К оружию!»

Все обитатели лагеря разом всполошились и беспорядочно забегали между палатками, на ходу пытаясь выяснить, что происходит. Дылтаркут же все понял сразу. Клан Жестокости наконец нанес ответный удар. И хотя степнякам не удалось внезапно ворваться в лагерь и часовые успели поднять тревогу, неприятель подобрался к лагерю, судя по всему, совсем близко. Сражаться с ним отряду Маскардела предстоит без всякой подготовки и в почти полной темноте. Кто одержит верх в таком сражении, Дылтаркут пока не мог сказать. Но не сомневался, то сумеет определить победителя задолго до конца боя и в случае чего успеет скрыться. Тем более что сам он видел в темноте почти так же хорошо, как днем.

А пока что опасность для его жизни исходила от маленького мальчика, бегущего шагах в пятидесяти впереди степняка. И следить за ним нужно даже внимательней, чем за наступающим врагом. Дылтаркут запомнил, в каком направлении побежал Тонлигбун, а затем позволил себе ненадолго заняться своими делами.

Атака воинов Шамана Хуша началась очень вовремя. Во время боя мальчишке некогда будет вспоминать о степняке, а сам он ни о чем не забудет. И найдет способ избавиться от ненужного свидетеля. А пока нужно отыскать коня и подготовить оружие. Потом для этого может не найтись времени.

Верного скакуна не пришлось долго разыскивать. Он стоял возле палатки и взволнованным ревом подзывал хозяина. Оружие — лук с колчаном, щит и копье — тоже было на месте, в седельной сумке. Дылтаркут вскочил на коня, добрался до места боя и поскакал вдоль рядов сражающихся, всем своим видом показывая, что разыскивает кого-то из бойцов для передачи важного приказа командира.

Тонлигбуна он нашел достаточно быстро. Несмотря на маленький рост и недостаток физической силы, мальчишка наравне со взрослыми участвовал в схватке. У него была своеобразная манера ведения боя. Тонлигбун с невероятной скоростью и ловкостью носился между рядами сражающихся, в буквальном смысле иногда пролезая у них между ног. Быстрота и малый рост позволяли ему незаметно приближаться к врагам и наносить неожиданные удары в спину маленьким, но острым ножом. Конечно, его действия трудно было назвать честной борьбой, но, зная о том, как погибли его родители, никто в отряде не считал себя вправе осуждать мальчика.

Маленький мститель продолжал свои смертоносные маневры, но и сам не раз лишь чудом увертывался от случайных ударов сабель степняков. И вполне возможно, мог погибнуть без помощи Дылтаркута. Но кочевник не стал доверяться слепому случаю.

Опытным взглядом Дылтаркут оценил общую картину боя и пришел к выводу, что он продлится недолго. Степнякам не удалось с ходу сломить сопротивление противника, и насколько он знал своих соплеменников, скоро они выдохнутся и отступят. Возможно, спустя некоторое время они начнут новую атаку, но в этом Дылтаркут не был уверен. Значит, ему нужно спешить.

Выстрелить мальчишке в спину он не решился. Сражавшиеся рядом с Тонлигбуном могут сообразить, что стрелял кто-то из своих. Тогда остается всего один, очень рискованный способ.

Дылтаркут спешился, укрепил лук со стрелами у себя за спиной и шагнул в узкий проход между двумя фермерами, отбивающимися от врагов топорами. С громким криком «Вперед, за Предводителя Дела!» он рванулся в атаку, нисколько не интересуясь тем, поддержит ли кто-нибудь его порыв. Главное, чтобы все видели, как он бился с врагом в самых первых рядах. Он не стремился поразить противника, просто отбивал удары и быстро двигался вперед. Только быстрота могла спасти его от удара в спину.

Наконец, решив, что зашел достаточно далеко, Дылтаркут приступил ко второй части своего плана. Он выбрал себе подходящего противника, в должной мере молодого и неопытного, чтобы не сомневаться в исходе поединка. Старательно отступая и не забывая при этом оглядываться и не подпускать никого к себе со спины, он увлек храброго, но чересчур горячего юнца в сторону от общей схватки. И там обманчиво неловким движением вынудил его атаковать. Молодой кочевник всем корпусом подался вперед за своей саблей и наткнулся на ответный удар в незащищенную часть живота.

Но не это было главным в хитром плане Дылтаркута. В последний момент он умело подставил левое плечо под судорожный взмах сабли падающего противника и картинно рухнул в траву рядом с ним. Что поделаешь, больно, но необходимо. Зато кто-нибудь наверняка увидит, как он был ранен в поединке. Затем Дылтаркут откатился в сторону и еще раз осмотрелся. Никого поблизости не было, можно особо не усердствовать, изображая убитого.

Теперь оставались сущие пустяки. Кочевник достал из-за спины лук, приготовил стрелу и отыскал среди дерущихся щуплую фигурку Тонлигбуна. Не торопясь, но и не медля, пока раненая рука совсем не потеряла твердость, он прицелился и выстрелил. Стрела попала мальчишке прямо в горло. С такой раной он не проживет и получаса. И ни у кого не возникнет сомнения, что его поразила случайная вражеская стрела.

Дылтаркут удовлетворенно выдохнул и на всякий случай отбросил колчан со своими стрелами далеко в сторону. Он все сделал так, как надо. И теперь можно не волноваться за свою судьбу. После боя воины Маскардела найдут его, истекающего кровью, с тяжелым, но неопасным для жизни ранением плеча. Или он сам, теряя последние силы, приползет в лагерь. И опять же все будут уверены, что он дрался как герой. А через декаду, в крайнем случае — через две, он снова сможет двигать раненой рукой. И некому уже будет сказать Маскарделу, что это Дылтаркут разорил его родную деревню и, вероятно, взял в плен его дочь.

Вождь Клана Жестокости Хуш с тревогой всматривался в темную степь, пытаясь в тусклом свете Малой Луны определить, как идет сражение. Обычно ему не требовалось напрягать свои старые глаза, чтобы видеть в темноте. Несложное заклинание делало его более зорким, чем пестрокрыл, способный ночью с большой высоты различить на земле крохотного корнегрыза. Но сейчас это заклинание почему-то не срабатывало. Причем стоило Шаману посмотреть в другую сторону, и магическое зрение сразу же возвращалось к нему. Но саму битву какая-то неведомая сила будто бы специально скрывала от него непроницаемой завесой. И что самое удивительное, Хуш не ощущал присутствия чужого колдовства, какого-либо противодействия своим чарам. Казалось, он просто внезапно разучился пользоваться заклинанием. И эта странность очень не нравилась осторожному кочевнику.

Он вообще был против поспешной атаки на неизвестного врага, непонятно откуда появившегося на землях клана. Хуш не мог даже с уверенностью сказать, с кем сейчас сражаются его воины. Не похоже, что это один из Западных Кланов. Они должны быть сейчас очень заняты, удерживая неприятеля на подступах к своему последнему порту. И не могли позволить себе послать такой крупный отряд в тыл врага с не вполне понятной к тому же целью. Ведь Клан Жестокости не был их главным противником, и даже полный его разгром мало что мог изменить в безнадежном положении Западных. Так что даже отчаянием объяснить такой бессмысленный шаг было трудно. Об отряде мстителей Шаман пока что не знал. Он, хоть и слышал о том, что его воины порой попадают в неприятные ситуации на захваченных землях, не мог связать эти отрывочные и сомнительные слухи с появлением в степи загадочного неприятеля.

Так же глупо было бы предположить, что на степняков напал кто-то из союзников.

Развязывать без крайней необходимости новую войну, не закончив старую, не стал бы ни один из вождей. Ни недалекий Руф, ни непредсказуемый Тил, ни даже Кун — единственный, у кого хватило бы и сил и дерзости на такую попытку. Но и для него племя Хуша не было главным препятствием на пути к господству над Дайрой. И вождь Клана Ненависти вовсе не такой глупец, чтобы не понимать это.

Кто же тогда атаковал Стойбище Пугливца? Шаман не знал верного ответа. И неизвестность заставляла его нервничать и колебаться в принятии решения. Настораживало и то, что численность отряда в несколько раз превышала ожидаемую по рассказам уцелевших жителей сожженного стойбища. И если бы все зависело только от него, Шаман сначала провел бы тщательную разведку. Может быть, даже вступил бы в переговоры. И лишь потом внезапной атакой расправился бы с врагом.

Но его люди требовали немедленных действий, и Хуш вынужден был согласиться. Если стремишься сохранить власть над кланом, хочешь, чтобы кочевники и дальше выполняли твои приказы, ты должен и сам подчиняться Великому Закону Степи. Кровь родичей должна быть отомщена! И Шаману пришлось вести своих воинов в атаку. Иначе они все равно пошли бы в поход, но уже с другим предводителем. А уж новый глава клана постарается сделать все, чтобы о его предшественнике не осталось даже воспоминаний.

Но главное не в этом. В конце концов, уничтожить Хуша не так просто. Никто из его соплеменников не сможет справиться с ним в честной борьбе. Да и обманом одолеть его вряд ли кому удастся. Но ни один из них не справится и с управлением племенем в такое непростое время. В лучшем случае большой клан разделится на несколько мелких. Но и они не смогут мирно ужиться в бескрайней степи, а будут постоянно воевать друг с другом до полного истребления. А потом кто-нибудь из соседей добьет ослабевшего победителя.

Нет, Хуш не мог допустить, чтобы его упрямство привело к гибели Клана Жестокости.

Поэтому он и оказался здесь во главе наскоро собранного войска, состоявшего большей частью из давно переставших ходить в походы ветеранов и простых пастухов, никогда в них не бывавших.

Ведя в бой такую армию, Хуш, конечно же, опасался неприятностей. Но действительность превзошла его худшие ожидания. Один за другим к нему скакали гонцы, докладывающие о все новых потерях. Гибли даже те немногие по-настоящему сильные воины, что вернулись в степь вместе с Шаманом после битвы у Злого Озера. И ни один гонец не сообщил о том, что где-то удалось прорвать оборону врага.

Что-то неправильное творилось на поле боя. И по лицам посыльных Хуш видел, что они и сами догадываются об этом, но не решаются сказать правду своему суровому вождю. Наконец, когда растерянный и, что еще хуже, испуганный юноша-пастух принес весть о тяжелом ранении любимца всего клана — Мархуда, Шаман не выдержал. Он с излишней силой хлестнул плетью своего двурога и поскакал вперед, в самую сердцевину сражения, чтобы на месте разобраться во всех загадках этой странной битвы.

Впрочем, о причинах неприятностей мудрый вождь успел догадаться, еще не вступив в бой. Теперь он уже различал силуэты сражавшихся, но магическое зрение ему по-прежнему отказывало. Да ничего обнадеживающего вождь бы и не увидел. Несмотря на большой численный перевес, степняки так и не прорвались к лагерю противника. И, судя по всему, уже не смогут прорваться. Воины были утомлены длительным и безрезультатным сражением и размахивали оружием без прежнего энтузиазма.

На самого Шамана также с каждым мгновением накатывалась все большая усталость и неуверенность в своих силах. Какое-то время он не обращал на свое состояние особого внимания, объясняя его старческой слабостью. Но вскоре его любимый двурог двухлеток начал сбиваться с шага, а потом и вовсе вертеться на месте, приседая на задние ноги. Занятый укрощением скакуна, Хуш не сразу заметил, что заупрямились и лошади его спутников.

Чувствуя, что близок к разгадке, он поинтересовался самочувствием всадников. Те попытались отмолчаться, но под давлением Шамана, пряча глаза, признались, что едва держатся в седле от усталости и в то же время готовы часами скакать без остановки, лишь бы оказаться как можно дальше от места боя.

Хуш выслушал их с непроницаемым лицом. Никто не должен знать, что он испытывает те же чувства. Затем сказал, что позже разберется с ними, и хотя нарастающий страх мешал сосредоточиться, продолжил свои размышления.

Очевидно, что они столкнулись с мощным магическим противодействием. Он не заметил следов самого колдовства, но на себе испытал его результат. Значит, магия врага еще и хорошо замаскирована. Затем Шаман вспомнил, как не смог пробиться сквозь темноту магическим зрением. Так может быть, и это не было случайностью? Необходимо проверить.

Борясь с приступами животного ужаса, Хуш собрал всю свою ненависть к таинственному врагу, погубившему целое стойбище, и вложил ее в заклинание огненного копья, направленное в центр вражеских позиций.

Как он и ожидал, о направлении можно было не беспокоиться. Едва сорвавшись с его пальцев, узкая полоска огня тут же изломилась, подобно разряду молнии, и с шипением исчезла в высокой траве. Только крохотное пятно обуглившейся земли свидетельствовало о том, что Шаман все-таки пытался провести огненную атаку.

Других доказательств не требовалось. Мощное, непонятное и потому пугающее колдовство лишает сил и мужества его бойцов, а ему самому не позволяет совершить ни одного ответного заклинания. Причем действует оно только в непосредственной близости от вражеского отряда. И пока что Хуш не видел средств для борьбы с чужой магией.

Не теряя времени, ибо каждое упущенное мгновение означало гибель кого-то из его людей, Шаман приказал отступать:

— Всем отходить! Быстро, но организованно, большими группами. Тот, кто побежит или отстанет, будет казнен на месте. Сбор на рассвете у Двух Холмов.

Упомянув о казни, Хуш умышленно запугивал своих воинов. Пусть страх наказания пересилит ужас, внушаемый врагом. Главное, чтобы его армия не пустилась в паническое бегство и не открыла тем самым противнику дорогу к беззащитным стойбищам,

Приказ Шамана был выполнен в точности, и никого не пришлось наказывать.

Оказавшись за пределами действия вражеской магии и избавившись от унизительного чувства страха, Хуш еще раз обдумал свое решение. И не нашел в нем ошибок. Стойбища прямо сейчас начнут готовиться к откочевке на север. С помощью Предков-Заступников клан как-нибудь переживет эту зиму. А если к весне племя и недосчитается кого-то из стариков или детей, все равно потери будут несравнимо меньшими, чем оно понесло бы, продолжая вести бессмысленную, обреченную на поражение войну. Сам Шаман уйдет вместе с кланом, чтобы помочь ему перезимовать, насколько возможно, безболезненно. И будет думать, как одолеть грозного врага. А в южной части степи останется лишь небольшой отряд опытных воинов с заданием по возможности охранять земли клана от непрошеных гостей, но ни в коем случае не ввязываться в столкновение с основными силами неприятеля.

И еще одно. Сегодня же в армию Западных Кланов помчатся гонцы, полетят вестники, а может быть, даже Птица Судьбы, с приказом Шамана. Все воины Клана Жестокости должны немедленно вернуться в степь. Хуш не намерен продолжать далекую, затянувшуюся и не приносящую особых выгод войну, в то время как его племени грозит близкая смертельная опасность.

Дылтаркута привел в отряд Турвин со своими новыми друзьями. Рыцаря и предводителя разбойников Контулмара кузнец принял куда более радушно, чем степняка. Узнав о богатом военном опыте новичков, Маскардел тут же назначил их сначала десятниками. Турвина — в кавалерию, а бывшего наемника — в пехоту. Через пару декад оба были уже сотниками, и кузнец им полностью доверял. Сам Маскардел мог ошибаться в людях, но его черный перстень невозможно было обмануть. И волшебный камень сразу же подтвердил — эти люди пришли сюда, чтобы отомстить.

Обстоятельства, благодаря которым они оказались в отряде Маскардела, заслуживают отдельного рассказа.

С приходом Турвина шайка Контулмара заметно окрепла и могла теперь позволить себе более крупные операции, чем ограбление одиноких путников и налеты на захудалые трактиры. Рыцарь и наемник обучили своих товарищей кое-каким приемам, и они со временем превратились в опасных противников для стражников Правителя Ляна. К ним потянулись менее удачливые собратья по ремеслу, и шайка Контулмара, насчитывающая теперь три десятка хорошо вооруженных разбойников, стала настоящей хозяйкой на дорогах Клана Страха.

В целом Турвин был доволен своей новой жизнью. Нескучно и неголодно. А с необходимостью отступить от строгого выполнения рыцарских канонов он давно уже смирился. И лишь одна мысль не давала покоя молодому рыцарю. Он ничего не знал о своем отце и не мог передать ему весточку о себе. Несколько раз Турвин пытался поговорить с ним при помощи магии, но безрезультатно. Может быть, расстояние было чересчур велико. А возможно, старый рыцарь не хотел отвечать сыну, опозорившему его имя. От таких мыслей желание поговорить с отцом только усиливалось. Турвин объяснил бы ему, что не хотел ничего плохого, просто на время перестал владеть собой. И молодой рыцарь был уверен, что Энгтур в конце концов простил бы сына. Но пока Турвин мог говорить с отцом только в мечтах и не находил себе места из-за невозможности оправдаться.

Впрочем, мысли об отце не мешали молодому рыцарю придумывать все более дерзкие операции, и даже охраняемые караваны не могли чувствовать себя в полной безопасности, находясь поблизости от тех мест, где орудовала шайка Контулмара. Хозяином одного из разграбленных караванов оказался немолодой купец, только что побывавший в Кайре — главном городе Клана Высокомерия. Услышав об этом, Турвин на радостях уговорил друзей вернуть ему остатки товара, которые разбойники все равно не смогли бы взять с собой, а выбросили бы в придорожную грязь. Кроме продовольствия, денег и кое-какой одежды, Контулмара и его шайку ничего не интересовало, и они легко согласились. А Турвин засыпал торговца вопросами о последних новостях с родины.

Тут-то молодой рыцарь и узнал о страшном несчастье — Хранитель Закона Дерхед убил на дуэли однорукого Энгтура. По слухам, он сделал это по приказу Магистра Эрма, который давно положил глаз на замок Гнездо Пестрокрыла.

Если бы купец знал, с кем беседует, он поостерегся бы об этом рассказывать.

Разбойникам едва удалось вырвать его из рук обезумевшего от горя рыцаря. Друзьям пришлось даже связать Турвина, тот порывался немедленно скакать в Кайру и вызвать на поединок обоих мерзавцев одновременно.

В эту бессонную ночь молодой рыцарь впервые услышал голос, призывающий к мщению. Голос, который впоследствии не отпускал его ни на секунду. Утром он рассказал о нем Контулмару. Оказалось, тот тоже слышал по ночам нечто подобное, но приписывал это своему воспаленному воображению или даже слегка повредившемуся из-за смерти брата рассудку.

Посовещавшись, они решили последовать за голосом, который упорно звал их на запад, Разбойники тоже пошли с ними. Они успели проникнуться глубоким уважением и к бывшему наемнику, и к молодому рыцарю, да и возвращаться им было некуда. А месть? Если поразмыслить, человек всегда найдет, кому бы отомстить.

Когда странные, подверженные внезапным переменам настроения разбойники исчезли за поворотом дороги, почтенный Меддор из Литты облегченно вздохнул и перестал оглядываться. Но вид почти вдвое уменьшившегося каравана и уныло бредущих по дороге безоружных охранников заставил его вновь глубоко задуматься. Хотя на этот раз торговля была для Меддора лишь прикрытием для выполнения другой миссии, понесенные убытки не могли не расстроить пожилого купца.

Нет, хватит с него дальних путешествий и тем более глупых детских попыток изменить мир. Слишком опасное и неблагодарное это занятие! Пусть со злом сражаются молодые и смелые, с горячим сердцем и твердой рукой. А ему, старику, пора возвращаться домой, на тихий, мирный остров и там спокойно ждать, чем все их затеи закончатся. Меддор и так сделал все, что мог, и даже больше, чем сам от себя ожидал. Но особой радости от своих успехов не испытывал.

Кроме визита в Рину и рассказа о тайне черных камней, у него было на материке еще одно дело. Он должен был разузнать о судьбе молодого мага Кензура, отправившегося год назад на поиски похищенного у Правителя Зеда черного алмаза и пропавшего так же бесследно, как и сама драгоценность. Меддор не мог отказать его родственникам в помощи, тем более что именно после беседы с ним Кензур принял такое опрометчивое решение. Старый торговец чувствовал себя виновным в его исчезновении и поклялся если не найти самого мага, то хотя бы отыскать какие-то его следы.

Задача была не из легких, но у Меддора везде находились свои люди, Недаром он был одним из самых известных торговцев на Дайре. И вероятно, без труда стал бы Старейшиной Клана Алчности, если бы поставил перед собой такую цель. Меддор поочередно побывал во всех крупных портах восточного побережья Дайры, и везде ему оказывали активную и почти бескорыстную помощь в его поисках.

Пожилой торговец быстро вышел на след Кензура в Верде, столице Клана Ненависти, умудрившись при этом не привлечь внимания бдительной Тайной Службы Властителя Куна. Меддор проследил путь молодого мага до самой Тирны. Но там этот след неожиданно обрывался.

Уже догадываясь, что может означать столь внезапное исчезновение, Меддор решился на еще один рискованный шаг. Он подкупил одного из приспешников Советника Тила и узнал через него о печальной судьбе Кензура.

Молодой маг Клана Наслаждения не придумал ничего лучшего, как самому с помощью служителя дворца Советника попытаться украсть злосчастный камень. Конечно же, его затея была обречена на провал, и о его плане узнали задолго до назначенного времени ограбления. Он был схвачен и после длительных допросов с применением пыток предстал перед судом Советника Тила.

Вот тут-то Меддор в первый раз за свою долгую и богатую приключениями жизнь испугался по-настоящему. И вовсе не за себя. Несмотря на пытки, Кензур, по всей видимости, ничего не сказал о роли торговца в этой истории. Только его молчанием можно объяснить тот факт, что Меддор остался на свободе и смог до конца узнать всю страшную правду.

Кензура не казнили и не заточили в подземелье. С ним поступили куда более жестоко — превратили в Опустошенного. Меддору удалось даже мельком увидеть то, чем стал один из самых блистательных аристократов и изощренных умов Клана Наслаждения. Никогда ему не забыть бессмысленно-тупое лицо и равнодушную пустоту глаз этого нечеловека. И напряженную сосредоточенность, с которой он рылся в отбросах на городской свалке. До конца своих дней Меддора будет мучить чувство вины перед Кензуром.

И еще — унизительный, лишающий воли страх оказаться когда-нибудь таким живым трупом. После всего увиденного он уже не сможет беспокоиться о ком-либо, кроме себя самого. Только бы добраться до дома, и Меддор никогда больше не покинет его. Разве что для похода на рынок или на городскую площадь для участия в простых и понятных каждому народных развлечениях. Да и то скорее всего будет при этом беспокойно оглядываться по сторонам.

Несмотря на стремительно увеличивающуюся численность, превышающую теперь две тысячи человек, в отряде Маскардела сохранилась традиция первого лагеря на болоте — большой вечерний костер. Свободные от несения караула и других неотложных дел воины собирались вокруг яркого, согревающего огня, пили крепкий ароматный чай из корней душистика и вели долгие, не прекращавшиеся порой до глубокой ночи разговоры. Рассказывали о своей прежней жизни, обсуждали текущие дела отряда, строили планы на будущее.

Иногда кто-нибудь из собравшихся решался развлечь слушателей старинной сказкой, легендой или любимой, обычно почему-то печальной песней.

Настоящим любимцем отряда стал колдун Лентул, знающий много древних преданий и обладающий к тому же талантом рассказчика. Не таким уж он оказался молчуном, как все думали. Обычная нерешительность и даже робость здесь не мешала ему в течение долгого времени владеть всеобщим вниманием. Слушали его, не перебивая. Иногда просили повторить особо понравившуюся историю, и он редко не оправдывал ожиданий слушателей.

Постепенно вечер без рассказов Лентула стал восприниматься как неудачный, незаконченный. Даже нелюдимый кузнец, сам не посещавший таких собраний, вынужден был уступить просьбам своих соратников и не давать Лентулу вечерних поручений. И после этого молодой маг не пропускал ни единого большого костра. Он и сам изменился, приобрел уверенность опытного рассказчика, полюбил выступать перед большим количеством слушателей и теперь не меньше других ожидал наступления вечера.

Очень любила вечерние посиделки и Митрайна. Если раненым и больным не требовалась ее срочная помощь, девушка всегда приходила к костру, чтобы хоть на время забыть о том, что кругом идет война. Здесь можно было встретиться и пообщаться со старыми друзьями, не упражняющимися, как обычно, с оружием и не обсуждающими планы боевых действий, а ведущими себя как обыкновенные нормальные люди. Или познакомиться с новыми, порой очень интересными членами отряда.

Новички быстро узнавали о традиции и хотя бы раз из любопытства заглядывали на огонек. Никто никого не заставлял рассказывать о себе, но обстановка сама располагала к задушевной беседе. И, раз появившись у костра, люди приходили сюда снова и снова.

На следующий день после первого столкновения со степняками у Митрайны было много работы. Хотя кочевники и были разбиты, они все же успели нанести своими острыми и быстрыми, как молния, кривыми саблями множество неприятных, трудно заживающих ран. Девушка очень устала, проведя весь день в заботах о раненых, и ей впервые за долгое время не захотелось идти к костру.

Но, зная, что все равно не сможет быстро уснуть из-за нервного перенапряжения, собралась с силами и пришла на привычно заполненную народом площадку в центре лагеря. Села чуть в стороне, прислонившись спиной к невысокому, поросшему мягким безлистником бугорку, и прикрыла усталые глаза. Ей не требовалось никуда смотреть, чтобы понять, что происходит вокруг.

Лентул, похоже, еще не подошел. Разговаривали в нескольких местах одновременно, перебивая и стараясь перекричать друг друга, чего в присутствии колдуна никогда не случалось. Незнакомых голосов слышно не было. Новички, если такие и присутствовали, сидели пока тихо и больше слушали других. Справа от девушки старый Киргендил громко и горячо спорил с двумя бывшими фермерами об охоте. Слева слышался звонкий голос Сермангира.

Вероятно, разговор шел о войне. Только в этом случае юноша мог забыть о ее существовании. В остальное время девушка всегда чувствовала на себе его обожающий и немного обиженный взгляд. Митрайна теперь мало обращала на него внимание. Нет, юноша по-прежнему был ей симпатичен. Но, Предки свидетели, нельзя же бесконечно слушать варианты одного и того же рассказа о том, как он отомстит за смерть отца и станет великим героем. И даже хорошо, что он занят сейчас любимым делом и у нее есть возможность отдохнуть, не привлекая ничьего внимания.

Впрочем, нет. Кто-то на нее все-таки смотрит, и, видимо, уже давно. Девушка с трудом открыла глаза и увидела незнакомого молодого человека, сидящего напротив нее с другой стороны костра. У него было красивое, правильной формы лицо. Причем тщательно выбритое, что было большой редкостью в отряде. Длинные каштановые волосы собраны в аккуратный узел на затылке.

Несмотря на изрядно поношенную, явно бывшую когда-то очень дорогой, одежду, держался он с независимостью и уверенностью аристократа. Но без признаков обычных для высокородных господ спесивой презрительности или приторной любезности во взгляде. Наоборот, серо-зеленые глаза незнакомца выражали открытое, но не бесцеремонное восхищение ее красотой. Длительное общение с Сермангиром научило Митрайну различать это выражение. Впрочем, здесь присутствовало кое-что еще — растерянность, удивление и, как ни странно, узнавание.

Это было совсем непонятно. Девушка никогда прежде не видела этого молодого человека. Хотя и догадывалась, кто он такой. Она уже слышала, что несколько дней назад в отряде появился настоящий рыцарь из Клана Высокомерия, но не имела ни времени, ни желания с ним знакомиться.

А сейчас ей захотелось подойти и заговорить с ним. Но что-то мешало. То ли твердая упрямая складка губ, характерная для многих мужчин в отряде и показывающая, что появился он здесь не случайно. Вдруг он, подобно Сермангиру или Маскарделу, не способен говорить ни о чем, кроме мести. Митрайну отчего-то очень огорчило это предположение. Или все-таки во всем виноват его странный взгляд. Девушке было и лестно, и приятно внимание молодого рыцаря, наверняка видевшего в своей жизни много красавиц, но в то же время как-то не по себе. Конечно, женщин в отряде было немного, но не настолько, чтобы смотреть на нее как на диковинку.

Даже приход Лентула и установившаяся тут же почтительная тишина лишь ненадолго отвлекли рыцаря. Выяснив, в чем дело, он снова повернул голову к Митрайне. Ей захотелось спрятаться от внушающего беспокойство и неуверенность взгляда. А лучше всего это будет сделать во время рассказа колдуна — признанного мастера увлекательных историй. И девушка решила немного ускорить события.

— Здравствуй, Лентул! — преувеличенно беззаботно поприветствовала она старого друга. — Где ты пропадаешь? Все уже заждались твоих рассказов. Начинай же скорее!

— И о чем же ты хотела бы услышать, Митрайна? — с некоторым удивлением спросил колдун. Девушка редко обращалась к нему на людях. Ей больше нравилось беседовать с Лентулом один на один.

— Расскажи об Ушедших, — сказала Митрайна первое, что пришло ей в голову. Она и в самом деле не отказалась бы послушать рассказ о древних волшебниках. Но сейчас ей было важно, чтобы Лентул просто о чем-нибудь заговорил.

— Об Ушедших? — переспросил тот, все еще смущенный настойчивостью девушки. — Не так уж много я о них знаю. Но если никто не возражает…

Он сделал паузу, давая возможность остальным высказать свои пожелания. Но других предложений не поступило. Митрайну в отряде уважали ничуть не меньше Лентула, и все готовы были выслушать любую, даже не самую интересную историю, лишь бы она доставила целительнице удовольствие.

— Хорошо, я расскажу об Ушедших, — согласился Лентул и дальше говорил уже без остановок: — Давным-давно, только Предкам известно, сколько лет назад, на Дайре неожиданно появился удивительный народ волшебников, способный творить невероятные чудеса.

Нужно сказать, что в те времена люди еще не умели колдовать. Не могли вызвать дождь, говорить друг с другом на большом расстоянии и даже просто разжечь костер без помощи огнива. Нынешние маги умеют делать все это и многое другое, но даже лучшие из нас показались бы жалкими неумехами по сравнению с таинственными пришельцами. Говорят, они были всемогущи. Но я думаю, это неправда. Иначе не случилось бы все то, о чем я сейчас расскажу, и мир наш был бы намного лучше и справедливей, чем сейчас. Не проливались бы потоки крови, не было бы стольких несчастных и обездоленных, и вы сами не сидели бы здесь и не слушали мой рассказ.

Никто не знает, откуда появились загадочные пришельцы. Одни считают, что они спустились с одной из Лун или с обеих сразу. Может быть, так оно и было. Потому что пришельцы умели летать, как птицы. Другие утверждают, что их родина — обратная сторона Дайры и они поднялись в наш мир через огромную сквозную дыру, выходившую на поверхность где-то в холодной северной степи. Многие искали потом этот проход, но так и не сумели найти. Третьи думают, что пришельцы появились в нашем мире, выйдя из глубин моря. Такое тоже могло быть, ибо они умели плавать и дышать под водой. Кое-кто полагает даже, что эти могучие колдуны сами в начале времен и создали Дайру, а потом вернулись посмотреть, что из их затеи вышло.

Похоже, увиденное им не очень понравилось. Наши далекие предки жили в дикости и нищете, страдали от болезней и непрерывных войн. Легенды утверждают, что до появления пришельцев народ Дайры не умел возделывать землю, приручать животных, строить дома и врачевать болезни. Но я думаю, что причина их бедствий была в другом. Просто людям больше нравилось отнимать, чем делиться, разрушать, чем строить, убивать, чем лечить. Пришельцы не могли спокойно смотреть на царящие на Дайре жестокость и беззаконие и попытались помочь ее несчастным обитателям.

Все-таки в речах Лентула присутствовала какая-то магия, возможно, не сознаваемая самим рассказчиком. Его слова завораживали, не оставляли места каким-либо другим мыслям и чувствам. Сначала у Митрайны пропало желание уйти, скрыться от настойчивого взгляда незнакомца. Да и самого взгляда она больше не чувствовала. Наверное, молодой рыцарь тоже поддался волшебству рассказчика. Потом девушка забыла и об усталости. Ей хотелось только слушать и слушать голос колдуна. Остальные слушатели точно так же сидели, почти не дыша, боялись лишний раз пошевелиться и тем самым нарушить плавное течение рассказа.

К счастью, Лентул не замечал, какое влияние на окружающих оказывают его истории.

Иначе вряд ли удержался бы от искушения использовать его для своей выгоды. А может быть, он и сам попал в плен к собственным словам, и они вырывались наружу уже без помощи молодого колдуна.

— Были пришельцы невысоки ростом, прекрасны лицом и необычайно добры, — продолжал Лентул, глядя выше голов слушателей куда-то в темноту ночи, и, быть может, видел там легендарных Ушедших. — Они называли себя «вайо», что означает «способные любить». Они действительно любили все, что видели вокруг себя, и силой своих чувств и волшебством слова заставляли мир изменяться к лучшему. В их языке слова «жизнь», «любовь», «волшебство» и «песня» звучали почти одинаково и были близки по смыслу. Со стороны казалось, что они не творят заклинания, а просто поют светлую радостную песню.

И их волшебство приносило свои плоды. Мечи и копья в руках воюющих превращались в звонкие трубы и мелодичные флейты, а луки — в сладкозвучные арфы. Цепи и плети становились гирляндами прекрасных цветов. И люди Дайры, осознав невозможность продолжения войны, начинали заниматься мирным трудом. А те из них, кто не мог перебороть в себе жестокость и кровожадность, уходили все дальше в пустынные степи в надежде, что там до них не дотянется странное и пугающее колдовство пришельцев. А они продолжали помогать местным жителям налаживать мирную жизнь.

Не знаю, они ли обучили народ Дайры различным искусствам и ремеслам. Но колдовству дайрийцы точно выучились у них. Волшебникам казалось, что с помощью магии люди быстрей смогут создать для себя достойные условия жизни. И тогда жадность, жестокость и желание отобрать у ближнего его достояние исчезнут сами собой. Пришельцы не были знакомы с этими чувствами и не понимали, насколько глубоко проникли они в души людей и как долго могут ждать подходящих им условий. Не догадывались они и о том, что их заклинания, основанные на доброте и любви ко всему живому, стремлении помочь попавшему в беду, так же хорошо могут работать в союзе с совершенно иными чувствами.

Жители Дайры быстро учились волшебству. И вскоре сообразили, что тем же заклинанием, которым разжигают огонь в очаге, можно вызвать пожар в доме. А заговором, избавляющим больного от боли и страданий, можно заставить воина идти в атаку, не чувствуя смертельных ран. И так далее. Любое волшебство пришельцев можно обратить против них самих.

Самым талантливым среди учеников считался Урш, ставший потом основателем и вождем Клана Ненависти. Это был злой, властолюбивый и коварный человек. Добившись значительных успехов в магии, он теперь тяготился тем, что не может воспользоваться полученными знаниями по своему усмотрению, а вынужден во всем слушаться учителей. Не понимая побуждений пришельцев и, как следствие, не веря в чистоту их помыслов, он приписывал им свои собственные мысли и чувства. В конце концов Урш устал ждать, когда же учителя проявят свою истинную сущность и начнут порабощать народ Дайры. Он решил опередить их и объявить войну пришельцам.

Будущий вождь сумел убедить своих товарищей в нечестных намерениях чужеземных колдунов. А также в том, что теперь, овладев секретами учителей, они смогут прекрасно обойтись без чужих подсказок и поучений. И добьются более полной власти над Дайрой, чем не умевшие колдовать вожди прежних времен. Впрочем, здесь не было его особой заслуги. Так уж устроен человек, что скорее поверит в плохие новости, чем в хорошие. А подлец всегда уверен, что все окружающие его люди такие же, как он, только лучше это скрывают. И большинство учеников поддержали Урша, а остальные не стали мешать.

Урш и его сторонники принялись убивать пришельцев поодиночке. И хотя они заблуждались насчет глубины своих познаний в магии, ненависть и жажда насилия были так велики, что сделали их заклинания необычайно сильными. К тому же их учителя не имели никакого понятия о войне и не могли применять магию даже для защиты собственной жизни, если при этом мог пострадать другой человек. По существу, им нечего было противопоставить насилию. Они гибли, не оказывая убийцам никакого сопротивления. Мятежники заметили эту слабость пришельцев и стали действовать еще решительней и беспощадней. И теперь уже вайо были вынуждены спасаться от преследователей на дальних окраинах Дайры, а потом и вовсе покинуть наш мир. Потому-то их и назвали Ушедшими.

Впрочем, один из пришельцев, Айзерду, не захотел сдаваться без боя. Потеряв во время этой бойни всех своих близких, он пришел к выводу, что нравственные законы вайо неприменимы к безжалостным убийцам, лишь по недоразумению называемым людьми. И, уничтожив их, он сделает мир лучше и чище и не запятнает при этом своего доброго имени. Но никто из соотечественников не поддержал Айзерду, и он, чтобы не остаться в полном одиночестве, набрал себе войско из числа сочувствующих пришельцам местных жителей и начал войну с Уршем. Ему удалось добиться кое-каких успехов и закрепиться на несколько лет в северной части Небесных Гор (там, где теперь находятся земли Клана Высокомерия). Однако и он был обречен на поражение, потому что не решился обучить своих сторонников магии, опасаясь, что со временем это оружие обернется против него. Боялся он не напрасно. Когда положение Айзерду стало совсем безнадежным, его сторонники предательски убили своего предводителя, чтобы спасти собственные жизни. Так покинул Дайру последний из Ушедших.

А дайрийцы снова вернулись к войнам, злобе и несправедливости. Только теперь, вооруженные магией, они могли принести друг другу еще больше страданий. И за прошедшее время мир наш, как видите, мало изменился.

Правда, у меня на родине — на Острове Мечты, где Ушедшие задержались дольше, чем в других местах, — сохранились многие их обычаи. А Владычица острова, прекрасная Ида, ведет свой род от одного из вождей Ушедших. Там, на моей родине, очень красиво. Наши зодчие строят великолепные здания, поэты и музыканты сочиняют прекрасные песни, а художники рисуют восхитительные картины. И я очень скучаю по дому.

Но мои земляки повторяют главную ошибку Ушедших. Они не умеют воевать и не хотят учиться владеть оружием. И поэтому создаваемая ими красота беззащитна и недолговечна. Но мои соплеменники не замечают этого и гордятся своим миролюбием, граничащим с глупостью или даже трусостью.

Я и сам был таким, но мне повезло. Я встретил человека, который объяснил мне, что красота и любовь должны уметь постоять за себя и защитить других. И я покинул свой остров, чтобы научиться боевой магии, хотя и не сильно преуспел в обучении. К несчастью, мой учитель погиб в битве у Озера Слез. Но я обязательно отомщу за его смерть, и учителю не придется стыдиться за своего ученика перед Предками…

К концу рассказа Лентул разволновался, глаза его наполнились слезами. Он оборвал свою речь, извинился перед слушателями и ушел от костра.

История об Ушедших произвела большое впечатление. Все заговорили одновременно, спеша высказать свое мнение об услышанном. А Митрайна вдруг обнаружила, что от ее усталости не осталось и следа. И взгляд молодого рыцаря, снова повернувшегося в ее сторону, больше не причиняет беспокойства и не пугает ее. Девушка сама подошла к незнакомцу и заговорила с ним:

— Скажи мне, доблестный рыцарь, а тебе не приходилось видеть Владычицу Иду? Она в самом деле так прекрасна, как говорят? Как бы мне хотелось посмотреть на красавицу, предками которой были Ушедшие!

— Нет, прекрасная госпожа, — ответил рыцарь приятным, чуть хрипловатым голосом. — Я никогда не встречал Владычицу и не могу судить о ее красоте. Хотя многие достойные доверия люди отзывались о ней с восторгом. Но для тебя не составит труда увидеть наследницу Ушедших. Если верить преданиям моего рода, моя мать Кейна — прямой потомок древних волшебников. И все считали ее первой красавицей клана. А ты очень похожа на мою мать в молодости, как будто ее отражение в зеркале.

Молодой рыцарь осторожно взял руку девушки и поднес к своей груди. Затем наклонил голову и прислонился к ее ладони лбом. Проделав эту странную операцию и не сказав ни слова в ее объяснение, он быстро развернулся и ушел. А Митрайна осталась на месте в легком недоумении. Что это было — обычная рыцарская галантность, о которой все на Дайре много слышали, или проявление внезапно нахлынувших чувств?

Турвин не лгал, пытаясь понравиться Митрайне. Он и в самом деле был поражен — девушка была удивительно похожа на его мать. Точнее, на портрет матери в молодости, висевший в каминном зале отцовского замка. Такие же зеленые глаза, та же мягкая улыбка и густые каштановые волосы.

С этого дня в голове Турвина поселились два голоса — властный зов мести и тихий печальный голос Митрайны. И сразу стало ясно, что вместе им не ужиться. Молодой рыцарь разрывался между двумя несовместимыми чувствами — мщением и любовью. Он то пропадал целыми днями в лазарете чем вызывал даже неудовольствие Предводителя Дела — командир не должен пренебрегать своими воинскими обязанностями. Потом, вдруг решив, что так он предает память об отце, Турвин по нескольку дней избегал встреч с девушкой, с головой уйдя в военные приготовления. Он сам вызывался совершать рискованные вылазки, отчаянно бросался в самое пекло. И в результате вновь оказывался в лазарете.

Митрайне тоже приходилось несладко. Ее тянуло к красивому, образованному и временами очень чуткому и легко ранимому молодому человеку. В то же время ее пугали его вспыльчивость, желание и умение убивать.

— Почему люди не могут жить, не мешая другим? — как всегда печально, сказала она, накладывая повязку на раненое плечо Турвина. — Ради каких-то глупых законов и правил они готовы причинять боль и страдания таким же, как и они, людям. Как можно лишать жизни мыслящее и чувствующее существо? А тем более делать это смыслом своего существования.

Девушка сокрушенно покачала головой.

— Вот посмотри на Сермангира. Это был веселый, мечтательный, милый юноша. Во что превратила его жажда мести? Однажды я сказала ему, что нельзя жить одной мечтой о мщении, что человеческая жизнь ценнее любых понятий о чести и долге. Он посмотрел на меня с ужасом, как будто я запретила ему дышать. Он хочет только одного — убивать. А Маскардел? Его я просто боюсь. Иногда мне кажется, что он большее зло, чем Советник Тил и все его Опустошенные. А ведь раньше кузнец был добрым, скромным и сердечным человеком.

Митрайна замолчала и погрузилась в работу. Турвин сидел рядом и тоже молчал. Он понимал, что девушка сейчас говорила для него, про него, даже больше того — про них двоих, Митрайну и Турвина. И он чувствовал, что она во многом права. Больше всего на свете он хотел бы оказаться вместе с ней где-нибудь далеко-далеко, где нет войны, нет Магистра Эрма и кузнеца Дела. И отец, наверное, простил бы его. Но проклятый голос мешал сказать об этом вслух, требовал забыть о своих мечтах и помнить только о долге крови.

— Покажи еще раз, рыцарь! — опять попросил Сермангир, поднимаясь с земли после очередного броска Турвина.

Юноша теперь каждый день брал у него уроки фехтования и борьбы без оружия.

Сермангир тоже стал сотником Клана Мести, но, конечно, знаний и воинского опыта для такой должности ему не хватало. Зато у рыцаря их предостаточно, и он, кажется, не прочь поделиться с другими.

— Смотри внимательно, — согласился Турвин, невольно повторяя интонации своего отца.

Когда-то он точно так же учился мастерству и, весь измазанный грязью, снова и снова просил старого рыцаря показать тот или иной прием.

— Левой рукой останавливаешь удар, правая перехватывает руку противника, шаг правой ногой, поворот и бросок.

Сермангир снова оказался на земле. Да, ничего не скажешь, ловок рыцарь. Такой, пожалуй, голыми руками против меча устоит. Но ничего, Сермангир тоже научится так драться. Чтобы отомстить за смерть отца. Чтобы, пируя за столом Предков, сотник Кидсерман мог с гордостью рассказывать о своем сыне.

Он так и сказал Турвину, отвечая на вопрос, зачем ему нужны эти уроки. Хотя на самом деле были и другие причины. Он не доверял рыцарю, подозревал его в каких-то тайных, опасных для отряда намерениях. В самом деле, зачем воину Клана Высокомерия понадобилось жить в лесу, питаться как придется и, изменяя присяге, сражаться против своих, А рассказ о подлом убийстве его отца мог быть и выдумкой.

Юноша принял решение незаметно следить за рыцарем. А уроки борьбы — прекрасный предлог, чтобы как можно чаще находиться рядом с ним. Сермангир ни на секунду не забывал, что Турвин тоже был в той битве у озера, а значит, не меньше других виновен в смерти отца. Сейчас рыцарь сильнее. Но когда-нибудь, изучив все его приемы и хитрости, научившись по-настоящему владеть оружием, Сермангир поквитается с ним. В честном ли поединке или как-нибудь иначе, он еще не решил. А пока он будет прилежно учиться боевому мастерству.

Тем более что чем больше рыцарь возится с ним, тем меньше у него остается времени на общение с Митрайной. В последнее время Турвин подозрительно часто заходит в лазарет и о чем-то долго беседует с девушкой. И она, похоже, ничего не имеет против таких встреч. А его, Сермангира, совсем перестала замечать. И это еще одна причина, по которой он рано или поздно убьет рыцаря.

Дылтаркут быстро освоился в отряде Маскардела, полностью оправдывая поговорку о том, что сорная трава и на камнях прорастет. Он становился все более известной среди мстителей личностью и был вполне доволен своей новой жизнью. Может быть, кочевника в отряде еще не успели полюбить и принять за своего, но уважали за легкий характер, острый язык, совершенное знание особенностей жизни в степи и готовность поделиться этими знаниями с другими.

Единственного человека, который мог доставить ему неприятности, — Тонлигбуна Дылтаркут устранил. Да так ловко, что никому и в голову не пришло искать виновных в смерти мальчишки. Маскардел, испытывавший почти отцовские чувства к своему маленькому односельчанину, тяжело переживал его гибель и сделался еще более мрачным, чем обычно, Он даже хотел повернуть отряд на север и истребить в наказание весь Клан Жестокости. Но Дылтаркуту удалось убедить его отложить планы возмездия до весны. Вести сейчас такую большую армию в замерзшую и насквозь продуваемую ветрами северную степь было бы безумной ошибкой. Мало того, что пешим воинам Маскардела ни за что не угнаться за легкими на подъем кочевниками. Значительная часть отряда могла погибнуть от голода и холода, так и не успев сразиться с врагом.

Кузнец, изо всех сил старающийся не переносить на Дылтаркута свою неприязнь к степнякам, вынужден был согласиться. Что само по себе являлось большим успехом. С тех пор как пал в сражении с легионерами десятник Бенластир, в отряде не находилось человека, дерзнувшего возражать своему предводителю и оспаривать правильность принятых им решений. Но Маскардел серьезно относился к словам кочевника, уже не раз доказывавшего свою полезность. К тому же Дылтаркут, по отзывам очевидцев, геройски сражался со своими бывшими соплеменниками и даже получил ранение. И вполне заслуживал доверия командира.

К слову сказать, рана его почти зажила и уже не стесняла движений. Но хитрый кочевник не спешил признаваться в этом. Повоевать он еще успеет. А пока Дылтаркута вполне устраивало его нынешнее положение. Забот у него и без воинских обязанностей хватало. Дылтаркут помогал объезжать молодых двурогов, которых после набега на Стойбище Пугливца в отряде было более чем достаточно. А еще объяснял бывшим фермерам, как ухаживать за горбачами, захваченными там же.

Но больше всего кочевнику нравилось руководить облавными охотами. Их устраивали часто, ведь нужно было как-то прокормить огромное количество здоровых и сильных, а главное, вечно голодных мужчин. И здесь Дылтаркут чувствовал себя настоящим вождем. Несколько десятков опытных охотников послушно выполняли все его приказы. И ни один из них не высказывал недовольства. Ведь охота неизменно оказывалась удачной.

Кочевник понимал, что так не может продолжаться бесконечно и рано или поздно вся уцелевшая дичь переберется в более безопасное место. Но все равно сожалел, что вскоре ему придется заняться чем-то другим. Причем гораздо раньше, чем от него отвернется удача охотника. Отряд Маскардела медленно, но верно приближался к Небесным Горам, оставляя за спиной так хорошо знакомую степь. Там, в горах, Дылтаркут уже не сможет давать другим простые, но полезные советы и снова станет одним из тысячи рядовых воинов. А он уже привык быть важным человеком в отряде и собирался занять еще более высокое положение.

Теперь стать большим начальником будет намного труднее, и это не могло не огорчать честолюбивого кочевника. Как огорчало и другое обстоятельство. Горбачи не смогут преодолеть горные перевалы, и на подходе к горам всех их, вероятно, забьют на мясо. А жаль, с таким большим стадом Дылтаркут был бы самым богатым человеком в своем стойбище. Но Маскардел категорически отказался оставить горбачей в укромном месте до весны. А сам кочевник не смог придумать убедительный ответ на его вопрос: кто будет охранять стадо и какую пользу оно принесет отряду, находясь так далеко от него.

Ну что ж, придется становиться богачом каким-нибудь другим путем. Благо там, за горами, на земле Клана Страха, есть чем поживиться, А солдаты Правителя Ляна никому не внушали особого трепета. Но все это будет потом, а пока Дылтаркут наслаждался одной из последних охот.

Собственно, сама облава уже закончилась. Охотники возвращались в лагерь, шумно обсуждая ее ход и хвастаясь своей меткостью, Кочевник тоже был доволен собой. Он, как обычно, удачно расставил и загонщиков, и стрелков. И даже сам немного размялся, одной стрелой завалив крупного рогача. Настроение у Дылтаркута было превосходным. Хотелось петь или пустить своего двурога во весь опор, чтобы испытать ощущение полета.

Тем болезненней оказалось «падение на землю». Неподалеку от лагеря его окликнул пожилой охотник Киргендил:

— Привет, Дылтаркут! Ты даже не представляешь, какая радость случилась у нашего кузнеца! Его дочка Карсейна нашлась. Сама пришла сегодня утром в лагерь. Готовься, вечером будет большой праздник!

Сердце кочевника внезапно сбилось с привычного ритма, а потом судорожно заметалось в груди, ища выход наружу. Как будто собиралось сбежать, не дожидаясь, когда такое же решение примет его хозяин. Но губы еще несколько мгновений по инерции растягивались в блаженной улыбке, Поэтому Киргендил ничего не заметил и поспешил дальше сообщать радостную весть другим охотникам.

А Дылтаркуту пришлось остановить коня и долго старательно вдыхать и выдыхать воздух, чтобы успокоиться и решить, что делать дальше. Если он не ошибся, то дочь Маскардела и девушка, проданная им работорговцам, — одно и то же лицо. А значит, нужно немедленно бежать. Как только Карсейна его узнает (а вряд ли у девушки настолько короткая память, чтобы не узнать своего мучителя), жить Дылтаркуту останется несколько мгновений. Что с ним сделает разъяренный кузнец, степняк даже не решился себе представить. Он обязательно подумает об этом, но в более спокойной обстановке. А сейчас нужно уносить ноги.

Но что-то все-таки останавливало Дылтаркута. Какое-то не вполне понятное ему самому затруднение. Он остановил уже занесенную, чтобы подстегнуть коня, руку с хлыстом и попытался разобраться в своих ощущениях. А вдруг все-таки это не его пленница? Что, если он отказывается от сытой и безбедной жизни из-за пустых страхов и непроверенных подозрений? Нет, сначала нужно убедиться, что ему действительно грозит опасность. Незаметно издали посмотреть на девушку и только тогда, убедившись, что это и в самом деле она, так же тихо исчезнуть.

Приняв решение, кочевник с показной неспешностью направился к лагерю. Убеждая себя, что действует разумно, он сам себе боялся признаться в истинных мотивах своего поступка. Все его логичные доводы были не более чем предлогом для того, чтобы еще раз увидеть Карсейну.

Дылтаркут так и не смог забыть девушку. Она осталась в его памяти как образ чего-то светлого, что могло произойти с ним, но волею судьбы не случилось. Как налитое в кубок, но так и не распробованное дорогое вино. Как обещанный ему, да так и не отданный подарок. Да, он овладел тогда ею. Но рассчитывал на нечто неизмеримо большее. И чувствовал, что Карсейна это нечто могла бы ему подарить. Но не захотела… В общем, это были слишком тонкие и непривычные для кочевника переживания, чтобы он смог в них разобраться. Он лишь знал, что должен почему-то еще раз взглянуть на девушку, что не сможет уехать, не заглянув в ее глаза. И это труднообъяснимое желание было сильнее здравого смысла и инстинкта самосохранения. Да и стоит ли тут что-то объяснять?! Каждый мужчина хоть раз в жизни вытворял подобные глупости.

Дылтаркут, конечно же, принял кое-какие меры безопасности. Первым делом он спрятал под шерстяной рубахой свою золотую бляху, которая его сразу же выдала бы, и надвинул на глаза меховую шапку. Затем остановился в стороне от палатки Маскардела, соскочил с коня и, укрываясь за спинами любопытствующих, приблизился.

Карсейна с отцом как раз вышла из палатки. В первый раз за много дней счастливо улыбающийся кузнец собирался, кажется, поделиться своей радостью со всем лагерем. Он подводил дочь к каждому знакомому человеку (а знал кузнец и в лицо, и по имени почти весь отряд), и у всех нашлось и для него, и для девушки по паре добрых слов.

Карсейна смущенно, но радостно улыбалась. У Дылтаркута перехватило дыхание. Как хороша она была сейчас! Он никогда не видел девушку такой, как в этот день. Униженной, испуганной, разгневанной или равнодушной — да. А счастливой — ни разу. Забыв обо всех предосторожностях, он сдвинул шапку на затылок и приподнялся на цыпочки, чтобы получше рассмотреть ее. И тут же встретился с ней взглядом. Счастливая улыбка мгновенно исчезла с лица девушки. Несколько секунд она недоуменно смотрела на него. Затем закрыла глаза и мотнула головой в детской наивной надежде, что ненавистное лицо исчезнет, как дурной сон.

Только теперь Дылтаркут опомнился. Он узнал все, что хотел. Но и его тоже узнали.

Больше нельзя терять ни секунды. Ноги степняка уже делали первые шаги в сторону ждущего неподалеку двурога, но голова, словно сама по себе, против воли хозяина повернулась назад, чтобы в последний раз увидеть девушку.

И очень не вовремя. Карсейна как раз снова открыла глаза и убедилась, что мерзкий степняк ей не почудился. Он и в самом деле притаился среди добрых и приветливых друзей отца, чтобы совершить какую-нибудь подлость, а теперь пытается скрыться. Она дернула за рукав куртки кузнеца, о чем-то оживленно беседующего с Киргендилом, и крикнула:

— Это он, отец! Он был в нашей деревне!

Маскардел не сразу понял, в чем дело. Карсейна не успела, а может быть, не решилась подробно рассказать отцу о своих злоключениях. Эти несколько секунд, когда Маскардел удивленно смотрел на дочь, бьющуюся в истерике, дали возможность Дылтаркуту добраться до своего скакуна. И, уже вскакивая в седло, он услышал за спиной зычный голос кузнеца:

— Держите его! Убейте, но не дайте уйти!

Собравшимся вокруг палатки также потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, кого держать. И если бы не Киргендил, стоявший ближе всех к кузнецу и потому сориентировавшийся быстрее других, Дылтаркуту скорее всего удалось бы беспрепятственно выбраться из лагеря. Но старый охотник с неожиданным для своих лет проворством достал из-за спины лук, приготовил стрелу и прицелился.

И все же не смог выстрелить в человека, рядом с которым много раз сидел у одного костра. Он чуть опустил лук, и стрела впилась в заднюю ногу двурога. Тот взревел от боли и обиды, но, понуждаемый хозяином, продолжил бешеную скачку. Дылтаркут был уже на расстоянии двух полетов стрелы от лагеря, когда за ним наконец организовали погоню. Два десятка всадников поскакали вслед за беглецом. Степняк видел, что его двурог ранен, но не имел времени остановиться. Все, что он мог сделать для облегчения страданий скакуна, — это на полном ходу наклониться и выдернуть стрелу из раны. Тонкая струйка крови стекала по ноге двурога. Ясно было, что долгой погони ему не выдержать. Поэтому Дылтаркут принял единственно возможное решение — направил коня по заброшенной торговой дороге в сторону видневшегося вдалеке горного хребта. Только там он сможет пеший укрыться от всадников. Но до спасительных гор было почти полдня пути. Двурог Дылтаркута, по кличке Огненный, был одним из лучших скакунов во всей степи и, даже раненный, скакал быстрее преследователей. Только бы он дотянул до гор!

Погоня продолжалась уже несколько часов. Горы заметно приблизились, и дорога ощутимо пошла вверх. Огненный начал уставать и уже с трудом сохранял набранную скорость. Но и преследователи тоже выдохлись. Они так ни разу и не смогли приблизиться к беглецу на расстояние выстрела. А теперь и вовсе оказались далеко позади. Только упорство всадников не позволяло обессиленным коням остановиться. Вся надежда была только на то, что раненый двурог сам упадет от изнеможения.

Дылтаркут старался как можно реже оборачиваться, чтобы не затруднять движений выбивающемуся из сил скакуну. Он лишь внимательно смотрел вперед, ища хоть какой-нибудь путь к спасению. Всадники уже достигли предгорий. По сторонам дороги вырастали еще не очень высокие, но крутые и изломанные скалы. Местами в них виднелись темные расщелины, достаточно широкие, чтобы туда мог протиснуться человек. Но Дылтаркут не рискнул свернуть в одну из них. Неизвестно, найдется ли выход с другой стороны щели, а принимать бой в узком проходе, не имея путей к отступлению, он не собирался. Нет, он терпеливо ждал пусть единственного, но верного шанса.

И милостивое Вечное Небо вскоре предоставило ему такую возможность. Впереди, шагах в двухстах от него, путь преграждала широкая трещина, Дорога резко забирала вправо и вниз и, судя по всему, делала большой крюк. Вероятно, когда-то здесь был мост. Потом он сгорел или обрушился, а восстанавливать его так и не стали, проложив вместо этого обходную тропу по дну ущелья. Если удастся перескочить через пропасть, Дылтаркут выиграет достаточно времени, чтобы надежно спрятаться в скалах. А если не удастся…

Ширина трещины составляла примерно десять — двенадцать шагов. И Дылтаркут был уверен только в одном — никто из преследователей не решится повторить его безумный прыжок, А раз так — стоит рискнуть. Жаль, конечно, Огненного. Но степняк уже примирился с мыслью, что в конце погони потеряет старого друга. Не останавливаясь и не теряя времени на размышления, он изо всех сил хлестнул коня плетью и направил его к краю пропасти.

Возможно, здоровый и свежий двурог преодолел бы препятствие. Но только не едва живой конь Дылтаркута. Еще в начале полета кочевник понял, что Огненный в лучшем случае лишь зацепится передними ногами за край обрыва. Но все равно не сможет удержаться. И в долю секунды он принял решение. Подтянул ноги к седлу, оттолкнулся ими от спины животного и, точно выбрав момент, прыгнул головой вперед в отчаянной попытке долететь до спасительной тверди. От толчка двурог потерял скорость, ударился о скалу и с пронзительным предсмертным ревом упал в пропасть. Но жизнь своему хозяину все же спас. Перекувырнувшись через голову, Дылтаркут выкатился на ровную поверхность по другую сторону трещины.

Как следует проститься со своим спасителем ему помешали неотложные дела

Всадники из отряда Маскардела уже приблизились к обрыву, и кое-кто из них успел приготовить лук со стрелами. А Дылтаркут, как назло, при падении до крови разбил, да еще и подвернул правое колено и снова повредил уже совсем было зажившее плечо. Сильно хромая, он поспешил укрыться за камнями. А затем под гневные и разочарованные крики преследователей полез в горы, стараясь не показываться на открытых местах. Несколько стрел ударилось в скалу неподалеку от него, но степняк только посмеивался. Он все-таки ушел от погони. Почти ушел, если не подведут больные плечо и колено.

Лишь тогда, когда между ним и обрывом оказались два выступа скалы, надежно укрывавшие его от стрел преследователей, Дылтаркут ненадолго остановился. Он разорвал старый халат на полосы, одной перевязал колено, другую подложил под открывшуюся рану в плече, а остальные оставил про запас. Ночью без халата в одной рубахе будет холодно, но он как-нибудь переживет. А вот остановить кровь необходимо. Возможно, его все же будут искать и дальше. А значит, нельзя оставлять за собой никаких следов.

Дылтаркут осторожно выглянул из-за скалы и увидел всадников, медленно спускающихся по обходной дороге. Как он и предполагал, извилистая тропа вела на самое дно трещины, а потом такими же изгибами поднималась наверх, уходя при этом далеко в сторону. Следуя по ней, преследователи потеряют не менее двух часов, а сам он к этому времени оторвется настолько, что дальнейшая погоня станет бессмысленной. К тому же приближается ночь, и с ее приходом шансы на спасение еще больше возрастут.

Подбадривая себя такими мыслями, степняк продолжал пробираться среди хаотичного нагромождения скал. Он шел насколько мог быстро, но без суеты и излишней траты сил. Дылтаркут был уверен в себе. Конечно, это не степь, где он чувствовал себя хозяином. Но ему приходилось бывать и в горах во время набегов на земли Клана Страха. Так что заблудиться или сорваться с утеса он не боялся. А где заметать следы, в горах или на равнине, особой разницы для него не было. Жаль только, что лук и саблю степняк потерял вместе с двурогом. Ну, ничего, в умелых руках и камень становится грозным оружием.

А вот с руками как раз была проблема. Плечо болело все сильнее, а поберечь его не было никакой возможности. То и дело приходилось подтягиваться на руках или упираться локтями, чтобы преодолеть очередную преграду. К тому же распухло колено, не позволяя толком ступить на подвернутую ногу. По ровным местам Дылтаркут фактически прыгал на одной ноге.

Неудивительно, что к ночи он совсем выбился из сил. Заметив под выступом очередной скалы вход в пещеру, он решил заночевать в ней. И не обратил внимания на идущий изнутри запах гниющего мяса. Нет, скорее всего почувствовал, но не стал менять принятого решения. Какая разница, что может означать этот запах?! Он все равно не в силах идти дальше.

Так, уговаривая сам себя, Дылтаркут заполз в пещеру и забылся тяжелым беспокойным сном.

Проснулся он перед самым рассветом от ощущения присутствия кого-то постороннего.

С усилием открыв глаза, кочевник увидел на фоне светлого пятна входа силуэт крупного зверя. Серый горный острозуб с угрожающим рычанием приближался к нему. Может быть, пещера и не была логовом хищника, но он, без сомнения, считал ее своей территорией. И не намерен был терпеть присутствие соперника.

Грубо, но как-то вяло и обреченно выругавшись, Дылтаркут с трудом поднялся на ноги.

Драться в таком состоянии он не мог, а единственный путь к отступлению загораживал приближающийся хищник. Но возможно, забросав острозуба камнями, он сумеет отогнать зверя в сторону и открыть себе дорогу к выходу из пещеры. Во всяком случае, никакой другой идеи о том, как спастись на этот раз, у него не было.

Степняк успел сделать один неточный бросок до того, как разъяренный зверь бросился на него и повалил на спину. Дылтаркут успел подставить руки, защищая горло от огромных острых зубов, и отвести пасть хищника в сторону, но тот прижал его к камням своим тяжелым, сильным телом. Зубы все глубже впивались в руку кочевника, и рано или поздно он вынужден будет отпустить голову зверя. И на этом схватка будет закончена.

Но ноги Дылтаркута оставались свободными, и он, не прекращая борьбы, упрямо пополз к выходу. Наконец, когда до спасительного отверстия в скале уже можно было дотянуться рукой, он собрал последние силы, изловчился и, помогая себе ногами, перебросил хищника через голову. Ударившись спиной о каменную стену, острозуб на секунду ослабил хватку. Дылтаркут вырвался и, прижимая к себе прокушенную зверем руку, бросился вон из пещеры.

Ему удалось выбраться наружу, но это была последняя удача кочевника. Острозуб настиг его и мощным прыжком снова сбил с ног. Но за спиной степняка на этот раз была пустота. Увлекая за собой хищника, он упал со скалы, пролетел вниз не меньше двадцати шагов, ударился об камни и больше уже не приходил в сознание…

К середине следующего дня тело Дылтаркута отыскали воины из отряда Маскардела.

Среди них были опытные охотники-горцы, которые сумели отыскать след беглеца. Их глазам открылось страшное зрелище. Обезображенный труп лежал среди острых камней в глубокой трещине между скалами. Лицо Дылтаркута невозможно было узнать. То ли уцелевший при падении острозуб не забыл позавтракать своим противником, то ли здесь успели побывать стервятники. Но золотая бляха, лежавшая рядом, не оставляла сомнений в том, чей труп нашли охотники. Это всем в отряде знакомое украшение они и предъявили кузнецу как доказательство того, что задание выполнено.

Маскардел задумчиво повертел бляху в руках, бормоча себе под нос:

— Жил, как дикий зверь, и умер по-звериному.

Затем протянул украшение дочери, но Карсейна отшатнулась от него, как от ядовитого шипохвоста. Ее испуг вернул кузнецу решительное расположение духа. Он размахнулся и выбросил бляху далеко в степь, словно память о негодяе из своего сердца. После чего собрал вокруг себя сотников и объявил:

— Всем всадникам через час быть готовыми к походу! Мы не можем уйти из степи, не вернув степнякам все долги. И — Предки свидетели, они надолго запомнят нашу щедрость. Я сам поведу вас в бой. А старшим в лагере вместо меня остается Контулмар. Пусть ведет отряд к горным перевалам. Через несколько дней мы их догоним и отправимся дальше. Нам еще со многими нужно рассчитаться.