"Сплетающий души" - читать интересную книгу автора (Берг Кэрол)

Глава 6

Восемнадцатью днями позже отъезда из Прайдины мы въехали в обрамленные мощными башнями ворота Монтевиаля, столицы Лейрана, самого могущественного города в мире — самого могущественного мирского города, если точнее. Миряне — так дар'нети, живущие в Гондее и в ее стольном граде Авонаре, называли тех из нас, кто лишен магической силы. От этого слова у меня мурашки бежали по коже. Эти «бездарные» люди были моими друзьями, знакомыми, родными. Ум, мудрость, остроумие цвели здесь, равно как и многие наши недостатки.

И все же моих сородичей, знающих правду о лордах Зев'На, что кормились и наслаждались нашими несчастьями, и о славной магии дар'нети, непоколебимо противостоящей их злобе в далеком полуразрушенном мире, можно было перечесть по пальцам одной руки. После всего выяснившегося за последние шесть лет казалось странным и немного постыдным, что мои друзья, знакомые и родные волновались о собственных заботах, сохраняя столь ужасное неведение.

Мы прибыли далеко за полдень, подъехав к мосту через широкую, ленивую реку Дан. Над нами было серое небо, сплошь затянутое легким маревом, едва ли смягчавшим удушливый зной. Стяги с красными драконами безвольно обмякли на флагштоках, изредка всплескивая на налетающем с реки дурно пахнущем ветерке. Выше по течению сточные канавы выплескивали через стены городские нечистоты в медленно текущую воду. Оборванные разносчики, продававшие все на свете — от больных цыплят и церковных кружек для подаяния до лекарств от чирьев и подагры, — кишели повсюду в ветхом городке, разросшемся снаружи за столичными стенами.

К концу дня у ворот всегда бывало людно, но такого столпотворения я еще не видела. Тракт к западу от города был запружен на пол-лиги, даже за каменным мостом. Толчею усугубляло то, что желающих покинуть город было не меньше, чем стремящихся внутрь. Встревоженные путники теснились, пихались и орали друг на друга. Животные ревели, тащась за хозяевами.

Двое мужчин переругались посреди моста из-за сцепившихся колес своих повозок, осыпая друг друга проклятиями и выхватив ножи. Мы спешились и, ведя за собой впряженную в повозку лошадь, локтями проложили себе дорогу сквозь толчею. Обрывки жалобных, сердитых и испуганных шепотков долетали со всех сторон: «Не впустят, у них нет записей о моей кузине…»; «В ворота никого не пропустят без поручительства кого-нибудь, известного чиновникам…»; «Наши фрукты сгниют, если придется везти их из города в город; а эти, за стенами, сдохнут с голоду…»; «Да так им и надо…»; «Обмочиться страшно…»; «Исчезли, говорят, ни волоска не осталось…»; «Калек арестовывают…»; «У кого есть свидетельства, что он живет в городе? Мы просто в нем живем…»

Телеги с податями, разумеется, быстро исчезли за воротами, но остальным путникам пришлось встать в очередь и ждать, чтобы объяснить цель приезда местному чиновнику. Те, кто мог предъявить свидетельства о благородном покровительстве, королевский торговый патент или тугой кошелек, быстро продвинулись в начало очереди. Получивших разрешение впускали в город. Тяжеловооруженные мечники, стоящие по обе стороны от чиновника, были облачены в красные королевские мундиры, а сразу за подъемной решеткой ждали еще солдаты, ощетинившиеся пиками и обнаженными мечами.

Голубые глаза Раделя скользили по толпящимся просителям, грязной реке, массивным привратным башням и городским стенам, выщербленным в те годы, когда война настолько близко подобралась к самому сердцу Лейрана.

— Длань Вазрина, — протянул он, оттолкнув трех оборванных, хихикающих беспризорников, которые так и терлись о мою накидку, неуклюже, но упорно стараясь обшарить ее карманы, и вытер руку о плащ. — Что же это за место?

Прямо перед нами завязалась потасовка. Стражник сдернул с лошади дородного господина, крича:

— Вот еще один! Одна нога, да и на рост его гляньте!

— Я свою ногу потерял на войне! Отпустите меня! — Перепуганный мужчина извивался, пытаясь высвободиться, пока пикинеры окружали его, а солдат вязал ему руки. — Моя дочь живет на улице Текстильщиков… Я уважаемый человек… Я служил королю…

Сапог стражника врезался ему в лицо, и последние возражения несчастного потонули в бессвязном хлюпанье.

— Сейчас разберемся, кто там тебя уважает, — сообщил один из солдат, волоча его через ворота, пока его лошадь уводили прочь.

Молодую пару не впустили в город, поскольку писарь заметил шрамы от ожогов на лице супруга и нехватку одного уха.

Радель крепко стиснул мой локоть, продолжая обшаривать взглядом толпу и не убирая ладони с рукояти меча, когда на смену прежним явились новые стражники и выстроились вокруг чиновника.

— Давайте отступим, сударыня. Если уж нам так нужно туда попасть, я наколдую нам путь, когда стемнеет. Риск…

— Только если нас развернут, — отрезала я. — Использовать ваш дар слишком опасно. А попытка прокрасться тайком, скорее всего, лишь навлечет на наши головы дальнейшие неприятности.

Знамена на привратных башнях колыхались на слабом, влажном ветерке, пропитанном вонью с заболоченных речных берегов. Мы ждали почти целую вечность, пока стражник не махнул рукой нам с Раделем, чтобы мы вышли вперед. Вскоре я уже лепетала что-то о погибшем на войне муже и о том, что я хочу найти поручителя для моего сына среди монтевиальских знакомых. Герик остался ждать возле повозки на краю толпы.

— И кого же вы собираетесь просить о покровительстве для мальчика? — Чиновник раздул ноздри и разгладил пропитанный потом желтый атласный жилет, глянув украдкой через утоптанную площадку на Герика.

Я упомянула несколько имен из видных семейств, и он вскинул брови.

— Виконт Маджиор? Навряд ли. Он погиб в Искеране года два назад. А Сильванус Ловатто — барон Ловатто, насколько я понимаю, — вышел в отставку и живет на севере страны. Теперь лорд Фаверре… Рикард, лорд Фаверре, как вы говорите… Скажите-ка, сударыня, как кто-то вроде вас мог оказаться в столь дружеских отношениях с командующим городской стражей?

Радель, стоявший за моим левым плечом, напрягся, его рука медленно поползла к мечу, висящему на бедре. Я наступила ему на ногу. В голове роились эпитеты, характеризующие нашего чрезмерно ретивого помощника, и проклятия в адрес самодовольного маленького чинуши.

— Добрый сэр, я всего лишь вдова сол…

Толпа позади нас всколыхнулась.

— Посыльный шерифа Роуэна из Данфарри, веду лошадей для королевской кавалерии! Пропустите. Мой хозяин послал десять скакунов для короля Эварда.

Паоло легко соскользнул с седла шагах в десяти от нас, его лошади оттеснили в сторону и толпу, и стражников.

— Посыльный шерифа, значит? — переспросил писарь, оглядывая шляпу с обвислыми полями и поношенную крестьянскую куртку Паоло. Костлявые запястья мальчика далеко выглядывали из ее рукавов. — И куда ты тащишь эту скотину? Перебивать торг нашим поставщикам?

— Пригнал из самого Валлеора, ваша милость. Шериф велел отобрать животин у тех, кому от них нет никакого проку. У меня еще пятьдесят голов на подходе.

Прежде чем мы покинули Вердильон, Тенни состряпал для Паоло подложные документы, и теперь мальчик совал под нос чиновнику скомканный листок.

Тот кивнул холеному молодому стражнику с тонкими усиками. Пока чиновник читал бумагу, он прошел вдоль лошадиной вереницы, огладил бока и ноги ухоженного гнедого, стоявшего первым, и мельком оглядел остальных.

— Сносные животины, — подытожил он, вернувшись обратно.

— Как тебя зовут и сколько с тобой человек? — спросил чиновник, вытаскивая чистый листок бумаги и начиная писать.

— Я один. Зовут Паоло.

Когда мальчик получил пропуск и взобрался в седло, вперед выехала повозка виноторговца и втиснулась в узкий просвет перед воротами.

— Мы не можем торчать тут вечно! — крикнул погонщик. — Барон ждет наши бочки. Почему ворота так рано закрываются?

По толпе пронесся ропот. Другие путешественники начали протискиваться вперед, крича и размахивая руками.

— Я только что слышала, что тех, кто не успеет попасть за ворота до заката, вообще не пустят в город! — завопила какая-то женщина.

Хвост очереди позади меня нахлынул вперед, крича и паникуя.

Колени Паоло стиснули конские бока, и он, не оглядываясь назад, провел лошадей через ворота. У чиновника судорожно задергалась щека, а взгляд заметался поверх моего плеча. Он подал знак стражникам приблизиться и оттеснить орущую толпу назад.

— Вот, — буркнул он, нацарапав пропуск и сунув его мне в руку. — Обратитесь с этим к начальнику стражи. Пристройте сына к этим вашим знатным друзьям за два дня или убирайтесь из города. Нам тут чужаки не нужны, в такие-то времена. А теперь проходите. Следующий!

— Но, сэр, — спросила я, — скажите, что вообще происходит?

Однако засуетившийся чиновник отмахнулся от меня и повернулся к людям виноторговца.

Герик уже подогнал двуколку к его столу. Мы не стали мешкать, садясь в нее, а просто провели лошадку через ворота вслед за Паоло.

Мы прибыли днем раньше назначенной мне встречи. Выбор времени получился исключительно удачным, потому что нам осталась еще целая ночь на отдых и целый день, чтобы разжиться новостями, но надолго задерживаться в этом тревожном месте не придется. Пока мы ехали до улицы, на которой условились встретиться с Паоло, нас трижды останавливали, и солдаты проверяли пропуск, не убирая рук с оружия. От нас требовали показывать открытые лица, руки и даже ноги.

— Калек в городе больше не надо, — поясняли они, посмеиваясь над моим возмущенным отказом приподнять подол платья для верховой езды.

— Дерзкий подонок… — шипел Радель. — Какое оскорбление…

Он подсадил меня в двуколку так рьяно, что я едва не вылетела с противоположной ее стороны. Его отвращение и раздражение росли с каждым шагом, уводившим нас от стен. Возможно, его возмущало то, что мы прошли через ворота лишь благодаря Паоло. Я и сама выросла среди «людей действия» и их чувствительной гордости.

— Это какая-то бессмыслица, — заметила я, когда он вскочил в седло.

Герик щелкнул вожжами, и мы двинулись по извилистым улочкам. Честно говоря, я была скорее озадачена, чем расстроена. Такие обыски были не в обычаях Лейрана, как и подобное беспокойство о числе калек. Наша бурная история, увы, охотно снабжала нас увечными согражданами.

— Это все из-за исчезновений, — сообщила полная дама, сдавшая нам комнаты, шумно сопя и тряся седыми косами, пока она с трудом втаскивала свое неохватное тело вверх по узкой лестнице. — Людей крадут прямо из постелей. Сначала пропадали только увечные, как будто на молитвы тех, кто долгие годы мечтал, чтобы все попрошайки куда-нибудь делись, наконец кто-то ответил. — Женщина отворила исцарапанную дверь в тесную маленькую комнатку на чердаке, наклонилась ко мне так, что я почувствовала вонь ее гнилых зубов, и прошептала: — Я слышала, что теперь уже не только калеки пропадают, но даже и знать. Вот откуда у всех такое шило в заднице!

— Но если пропадают сами эти несчастные калеки, почему с ними обращаются как с ворами?

— Я об этом говорить не буду, — ответила она, сплюнув на левую ладонь и размазав слюну большим пальцем правой руки, как у бродячих артистов принято отводить сглаз. — Я просто предупреждаю: недоброе место этот город. Лучше бы вам вернуться туда, откуда пришли.

Жаль, что я не могла последовать ее совету. Мне казалось, что меня подхватило стремительным речным течением, когда я хотела лишь обмакнуть в воду кончики пальцев.

Пока Радель и Герик занимались повозкой и лошадью и ждали Паоло, я умылась, причесалась, переоделась в свежее платье и вышла на темные улицы. Я рассчитывала воспользоваться пропуском, выданным мне при входе в город, чтобы попасть во дворец. Если б мне удалось найти Расина, старого друга, когда-то работавшего у Кейрона в королевской Комиссии по Древностям, возможно, он смог бы поделиться со мной достойными доверия новостями. Но от одних надежно охраняемых ворот меня послали к другим, я бесконечно долго ждала, пока позовут совершенно бесполезных чиновников, и, стоя в свете факелов и сторожевых костров, пыталась умолить пялящихся на меня солдат. Безуспешно. Я вернулась в гостиницу.

— Шесть лет назад мне хватило нелепейшей истории, чтобы выболтать себе проход во дворец, — пробормотала я, глотнув эля из кружки, которую протянул мне Паоло сразу же, стоило мне войти в комнату. — А теперь нельзя ступить за решетку дворцовых ворот, не имея при себе бумаги с печатью и подписью того лица, с которым ты намереваешься встретиться.

Ночь была в самом разгаре, мы с Гериком и Паоло сидели за маленьким столиком в тесной комнатушке, и я рассказывала о своей бесплодной вылазке. Радель сидел на истертом дощатом полу возле двери.

— Я рассказала свою историю трем разным начальникам, но они сообщили, что глава стражи не захочет видеть меня, пока я не принесу письмо от семейства, готового принять Герика.

— Если хотите, я, наверное, смогу пробраться во дворец. — Паоло сосредоточенно жевал кусок вяленого мяса — жесткого и сухого, но неизменно им предпочитаемого. — Я уже так делал, в замке лорда Маршана в Данфарри… шутки ради. Запрыгнул на телегу, груженную кожами. Проехал на ней через черный ход. С таким видом, будто мне смерть как не хочется разгружать это барахло. Спрыгнул, огляделся, помог разгрузить, а затем вышел наружу. И выглядел в самый раз дураком, чтобы никто не задавал вопросов.

— Это правильно — выглядеть дураком, когда делаешь глупость, — заметил Радель, все еще в дурном расположении духа. — Видел я пятерых умников, которые качались на виселице за пару улиц отсюда. И они-то явно ничего не сделали, кроме как пытались пройти там, где не положено. Сударыня, ради вашей же безопасности я советую вам положить конец безумной авантюре и незамедлительно покинуть эту вонючую дыру.

Герик, молча меня слушавший, вскинул голову и взглянул на Раделя.

— Да что может знать самонадеянная ищейка-дар'нети о…

— Герик, следи за своим языком!

Мне претила необходимость отчитывать его в присутствии Раделя, но эти неизменные резкости выводили меня из себя. Напряженные отношения между моим сыном и его телохранителем обострились со времени битвы с бандитами. Не стоило позволять ему выходить из себя и бросаться на защиту чести Паоло.

Герик вскочил, опрокинув стул. Он пнул его с дороги и рывком распахнул ставни, впуская душный влажный воздух, шум и зловоние улиц в тесноту комнаты.

— Что так всех перепугало, Радель? Ты что-нибудь узнал про эти исчезновения?

Двигаясь даже изящнее, чем обычно, Радель поднялся и налил себе кружку эля из кувшина, проигнорировав горячность и грубость Герика.

— Все в панике, судачат о чудовищах да привидениях, которые во всем виноваты. Вот отчего они преследуют калек. — Он оглядел нас, словно спрашивая, может ли это быть правдой: — Хозяйка гостиницы говорит, что на прошлой неделе тут сожгли чародея.

Краска схлынула с лица Герика. Мои кишки словно скрутило узлом.

— Говорят, это сделала толпа. — Радель слегка вздрогнул, прислоняясь спиной к двери, и отпил эля. — Только представьте, что они сотворят, дай им малейший намек на настоящее зло. Да они же сами себя похоронят заживо.

— Это еще не все. — Паоло вытащил из кармана засаленный бумажный сверток и извлек оттуда еще полосу вяленого мяса, своей неторопливой рассудительностью словно бы успокаивая всех нас. — Один конюх рассказал мне о бароне, который лишился своих земель после того, как его солдаты отказались выступить в весеннюю кампанию. И он не первый. Другого лорда и все его семейство вырезали их же люди. Тот парень говорит, ни один знатный человек в королевстве не подпускает к себе никого, кроме тех, кого знает в лицо, и даже тогда принимает не больше двух человек разом. Не уверен, найдется ли место, где мы будем в безопасности.

— Мятеж? — подытожила я, поднимаясь с кресла. Ночь, и без того полная тревоги, необратимо катилась под откос. В Лейране творилось что-то глубоко неправильное. Честь, долг перед лордом, долг лорда перед его сюзереном — королем, сражение с его врагами — все это было для лейранского солдата куда священнее, чем боги и жрецы, самой сутью его естества. Любой известный мне лейранец, какую бы обиду он ни претерпел, отказался бы взять в руки оружие по зову лорда не раньше, чем отказался бы дышать. Мятеж. Мой отец пришел бы в ярость от одного этого слова.

— Ты прав, Паоло, — подтвердила я. — Здесь мы не будем в безопасности. Нам стоит вернуться так скоро, как только возможно.

Радель кивнул и со стуком поставил пустую кружку на стол.

— Мы можем выехать в течение часа.

— Не настолько скоро! — возразила я, раздраженно покачав головой. — Мы все еще должны выяснить, что понадобилось Эварду. Это просто вынуждает нас поторопиться.

— Но, сударыня, вы сами сказали… — нахмурился Радель.

— Я иду на эту встречу не затем, чтобы просто утолить любопытство, Радель. Что-то идет не так в королевстве, и люди винят в этом чародеев. Было время, когда я отмела бы эти слухи как обычную бессмыслицу, но теперь… Что, если в этом есть толика правды? Что, если в этом замешаны лорды? Мы должны узнать столько, сколько сможем. Но я обещаю, что мы не станем мешкать с отъездом, как только выясним все необходимое.

Глубоко вздохнув, Радель поклонился и распахнул дверь.

— Мне кажется, что вы крайне недооценили опасность, сударыня. Но поскольку убедить вас я не могу, я встану на страже. Пожалуйста, заприте на ночь дверь.

Звук его шагов по коридору и вниз по лестнице скоро затих.

— Я тоже лучше пойду, — зевнул Паоло, вставая и накидывая на плечо куртку, но, уже направляясь в конюшню, чтобы там стеречь своих лошадей, замер в дверях, обернулся на мгновение и поймал мой взгляд. — Радель прав, когда говорит, что здесь опасно, госпожа. Вы ведь не думаете отправиться на эту встречу с королем одна?

— Нет. Отправимся вместе. На самом деле мы сможем выехать обратно почти так же скоро, как того желает Радель. Я понятия не имею, каким образом, по мнению Эварда, я смогу пройти в ворота Виндама, Не знаю, кто теперь носит титул графа Гольтского, и даже не подозреваю, как это выяснить.

Паоло замешкался, длинные пальцы задумчиво погладили потускневшую дверную щеколду.

— Да, кстати, — заметила я, — ты отлично справился сегодня на въезде в город. Мы бы до сих пор там торчали, если бы не ты. А все эти слухи о том, что ворота закроются раньше… они тоже прекрасно сработали. Ты не видел, кто их распустил?

Паоло стрельнул глазами на Герика.

— С этим мне малость подсобили. Побольше, чем этот парень дар'нети, который вас караулит.

Он выпрямился и открыл дверь.

— Не стоит беспокоиться о том, как попасть завтра в Виндам. С тех пор как не стало предыдущего лорда, другого там и не было.

— Где ты это выяснил?

Он слегка покраснел.

— Все эти годы, пока вы жили в Данфарри и шериф сопровождал вас на День Долготерпения короля… он слушал все сплетни и разговоры вокруг вас и, когда возвращался, все ворчал о том, какой высокородной и могущественной госпожой вы были. Я тогда был сущим щенком, таскался за шерифом, куда не следовало, но слышал многое. Король Эвард сровнял это место с землей и выжег.

Ночь прошла беспокойно. От мысли о том, что Эвард разрушил Виндам, меня бросало то в злость, то в слезы. Часы на дворцовой башне пробили полночь, заморосил тоскливый дождь. Герик наконец сдался и лег спать. Кошмаров не было. Даже пьяный гам на улице его не побеспокоил.

Когда тьма сменилась смутным сумраком, кто-то заколотил в дверь.

— Это Паоло, госпожа.

Я приоткрыла дверь и выглянула в темноту. Из взъерошенных волос мальчика торчала солома.

— Радель просит вас спуститься в конюшню. По-тихому, говорит.

Я набросила плащ и последовала за Паоло, оставив свернувшегося на полу Герика одного. Он даже не шелохнулся.

Все выбоины во дворе гостиницы были залиты грязной водой. Слуги осторожно ступали по слякоти, таская туда-сюда помойные ведра и кувшины с водой, пока мальчишки в промокших штанах, пошатываясь, волокли на кухню тяжелые лотки с углем. За забором колеса повозок расплескивали по улице грязь. И хотя блеклое утро уже звякало конской упряжью, стучало горшками и раздавало визгливые приказы полчищам кухарок, в конюшне, когда мы притворили за собой дверь, оказалось сумрачно и тихо. Гериков Ясир негромко заржал, когда мы проходили мимо него, и Паоло потрепал его по ушам. Под моей ногой прошмыгнула мышка. Раделя мы нашли в дальнем угловом стойле, сидящим в темноте на охапке соломы.

— Что стряслось, Радель? — удивилась я.

Когда он вскочил на ноги, солома словно заворочалась. Дар'нети смел ее в сторону, открыв скорчившегося в грязи крепкого, бедно одетого мужчину. Когда минутное замешательство прошло, я заметила веревки, связывавшие его по рукам и ногам. Извиваясь в путах, человек ухитрился перевернуться так, чтобы заглянуть мне в лицо. На пол-лба у него расползся багровый синяк, а среди неразборчивых слов, доносившихся из-под тряпицы, которой был заткнут его рот, я не смогла разобрать ни одного приличного.

— Когда я вечером покинул вашу спальню, я повстречал вот этого красавца, крадущегося по коридору. Поскольку я не хотел, чтобы кто-то ошивался там поблизости, я прогнал его. Но потом, когда я сегодня утром совершал обход, кто, как не он, торчал в конюшне и рассказывал приятелю о том, как подслушал какие-то предательские сплетни, которые сделают его богачом, когда он найдет стражника и все ему расскажет? И на этот раз при нем была довольно неприятная обновка. — Радель показал мне длинный кривой кинжал. — Его друг, похоже, воспылал неприязнью к страже и сбежал, так что я воспользовался возможностью его поймать. Только вот не знаю, что с ним теперь делать. Наверное, нам следовало бы казнить негодяя, но я подумал, что труп или новое исчезновение могут привлечь больше внимания, чем даже его болтовня.

С ужасом припомнив наш неосторожный разговор прошлым вечером — проникновение во дворец, мое пренебрежительное мнение о короле, грядущая встреча, чародейство, — я не могла придумать, что же нам делать. Если он слышал хоть что-нибудь из этого…

— Нет, разумеется, мы не можем убить его, — решила я, гоня прочь желание именно так и поступить.

Никогда прежде я не сталкивалась с подобным затруднением. Опасность всегда исходила от врагов, а не от нелепых лысеющих воришек.

— Нам нужно только, чтобы он хранил молчание.

— Может, ему заплатить? — предложил Паоло, почесывая в затылке.

Я запахнула плащ поплотнее.

— Мы мало что можем предложить. И подкуп всегда ненадежен. Слишком просто перебить цену.

От натужного мычания и стонов на бычьей шее незнакомца вздулись вены. Глаза его блестели в полумраке.

— Заставить его молчать просто, — задумчиво покачал головой Радель.

— Нам надо допросить его…

Дразнящий запах колдовства, который невозможно ни с чем спутать, наполнил воздух, когда Радель накрыл ладонью глаза пленника и пробормотал несколько слов. Мужчина дергался все слабее, пока наконец не затих. Его бессловесные протесты смолкли. Когда Радель убрал руку, взгляд незнакомца уже не пылал гневом, а скользил по стойлу, соломе и нашим лицам с одинаковым безразличием. Радель жестом велел нам отойти, развязал пленника и вздернул его на ноги. Мужчина оказался высоким, одетым в рубаху из грубой шерсти и мешковатые штаны простого рабочего.

— Мой дед научил меня этому заклинанию, — сообщил Радель, одернув на незнакомце мятую одежду и подтолкнув его к дверям конюшни. — Придумано как раз для тех, у кого слишком длинный язык.

Без лишнего слова или взгляда мужчина побрел прочь, солома торчала из его взлохмаченных волос и одежды, словно он был ожившим огородным пугалом. Мы с Паоло проводили его до двери и видели, как он вышел на оживленную улицу и застыл в нерешительности. Какая-то женщина столкнулась с ним. Он пошатнулся, но остался стоять прямо. Потом мимо прогромыхала повозка, едва не размазав его по мостовой. Вскоре его унесло куда-то толпой, словно гонимую приливом щепку.

— Что ты с ним сделал, Радель? — сердито спросила я. — Нам стоило просто расспросить его, узнать, что он слышал и что он собирался делать…

Радель стоял за моим плечом, скрестив руки, застыв лицом.

— У нас бы ушло дня три на то, чтобы разобраться в его лжи. Так будет лучше. Ваши тайны останутся в безопасности. Пока он не перечислит список имен, которые ему неоткуда узнать, он никому не расскажет о том, что услышал. Не стоит за него тревожиться. Он помнит, как надо есть и пить, просто мало что еще. Моя семья изрядно поднаторела в подобных заклятиях.

— Вот дерьмо, — тихо пробормотал Паоло.

Я разделяла его чувства, хотя и не в столь грубых выражениях.

— Мы должны покинуть этот город, сударыня, — продолжал Радель. — Вы видели, как здесь опасно.

— Мы отправимся в Вердильон, как только состоится моя встреча с королем Эвардом. И еще, Радель, я снова благодарю тебя за защиту, но то, что ты сейчас сделал… Не думаю, что принц это одобрил бы.

— Ваша безопасность важнее всего. Принц это подчеркнул.

— Однако в этом мире есть вещи, недопустимые даже из самых лучших побуждений. Есть то, что будет неправильным в любом из миров.

С раздраженным вздохом Радель уронил руки вдоль тела.

Выезд из Монтевиаля с его ядовитым воздухом ощущался, словно побег из темницы. Мы отбросили маскировку. Паоло продал двуколку и лишних коней, и вскоре после полудня мы на собственных лошадях выехали из города через южные ворота. Лишь сделав немалый крюк, мы повернули на север, к Виндаму. Уже пролегли длинные тени, когда мы разглядели башни, вздымающиеся над лиственным морем его огромного парка. Бесчисленные дрозды приветствовали нас с раскидистых буков и лип, окаймлявших дорогу.

Изящные башни Виндама олицетворяли всю радость моей юности. Для семнадцатилетней девочки это была приятная компания и бесконечные развлечения, столь чуждые мрачному Комигору. Для наивной девушки двадцати одного года — романтическое знакомство с таинственным и очаровательным гостем Мартина. Для замужней женщины двадцати пяти лет — дружеский приют, единственный дом, где нам с Кейроном не было нужды в скрытности, обмане и страхах. Виндам был самым красивым местом из известных мне. Его окна всегда были открыты широким просторам снаружи, точно так же, как его великодушный хозяин всегда был открыт сердцем широчайшим взглядам. Как бы мог мой кузен насладиться историей наших странных приключений!

Чуть в глубине парка, сразу за железными воротами, которые, скрученные и сломанные, свисали с ржавых петель, стояла кирпичная сторожка, где некогда жили экономка и старший садовник. Хотя ее окна и двери зияли пустыми проемами, краска на деревянной обшивке облупилась, а виноградные лозы затянули крыльцо и стену сада, остов домика остался нетронутым. Мы остановились на заросшей сорняками полукруглой площадке для карет, расположенной как раз перед сторожкой.

— Если Радель осмотрится и найдет, что все выглядит достаточно безопасным, он с Гериком останется здесь, в укрытии, — распорядилась я. — Я хочу, чтобы Паоло посторожил снаружи, за стенами. Короля будет сопровождать свита и телохранители, но, думаю, их будет немного, и когда Эвард пойдет в сад, они останутся ждать во дворе перед главным зданием. Если хоть что-то пойдет иначе, я хочу сразу же узнать об этом.

— Тут повсюду свежие следы, — заметил Паоло. — Сегодня здесь побывала толпа народу.

— Другого я и не ожидала, — ответила я. — И наверняка с десяток шпионов вдоль дороги следили за тем, как мы подъехали. Но если с ним прибудет большой отряд, или же они соберутся окружать дом и сад, или сделают что угодно еще хоть сколь-нибудь подозрительное до, во время или после прибытия короля, Паоло, ты предупредишь Раделя. А ты, Радель, уведешь отсюда Герика, воспользовавшись всем, чем понадобится.

— Но, сударыня…

— Это все, что от тебя требуется.

Радель раздраженно мотнул головой и уехал прочь.

— Кто-то из нас должен оставаться с тобой, — возразил Герик, впервые за день раскрыв рот, если не считать односложных ответов. — Ты снова и снова повторяла, что король — негодяй и предатель. Тенни рассказывал мне…

— Да, Эвард — презренный ублюдок, но меня он не тронет. Я понимаю, что это звучит глупо, но за все эти годы у него была тысяча возможностей мне навредить. Но он обещал Томасу, что не станет, и, каков бы он ни был во всем прочем, Эвард хранит свое слово. Он любил Томаса, как брата. Я помню, как он скорбел, узнав о его гибели. Сказать по правде, я не побоялась бы встретиться с ним даже в его собственном дворце. Но во всех прочих делах у меня нет к нему доверия. И тебя он увидеть не должен.

В этот миг Герик выглядел совсем юным, его тонкие черты лица были искажены тревожными мыслями. Что ж я за мать, если подвергаю его такой опасности? Я погладила его гладкую щеку.

— Будь настороже, милый. Оставайся в безопасности, и мы увидим, что ждет нас впереди.

Полчаса спустя Радель вернулся с прогулки по саду. Заверив меня, что никто поблизости Не затаился, он привязал наших лошадей у сторожки и устроился на дереве, откуда мог видеть и ворота, и дом.

Солнце выглянуло из-за поросших лесом холмов. Герик наблюдал из пустого дверного проема, как Паоло помахал ему на прощание и направился от ворот в ту сторону, откуда мы приехали. Я пошла по подъездной дороге. Тропинка покороче вела от сторожки к главному зданию и садам, но было все еще слишком рано, а мне хотелось подойти к дому с фасада.

С того места, где дорога выныривала из-под деревьев, чтобы пройти по краю широкой открытой лужайки, поросшей сорной травой, я впервые увидела развалины особняка. Все окна были выбиты. Южное крыло, где располагались гостевые спальни и большой бальный зал, лежало грудой обугленных обломков. Северное крыло, включая гостиную, где мы с Кейроном венчались в свете пяти сотен свечей, выглядело так, словно его стену проломили тараном.

Поразительно, что Эвард выбрал для нашей встречи дом казненного им соперника. Неужели он думал, что в столь знакомом месте я буду чувствовать себя спокойнее? Нет, вероятнее, это было умышленное напоминание о его власти. Но какими бы ни были его побуждения, разрушенный особняк напомнил мне обо всем, что я так презирала в Эварде — поверхностном, заносчивом, честолюбивом человеке, убившем Мартина и его друзей за то лишь, что он не мог стать одним из них.

Когда последний красный отблеск на западе угас, я обогнула останки дома и вышла к садам за зданием. Растения, разумеется, одичали, только самые сильные еще боролись с чертополохом, ежевикой и подступающим лесом. От розовой аллеи не осталось и воспоминания, озерца и ручейки пересохли. К моему удивлению, арочный мостик остался невредимым, он изгибался над задыхающимся в сорняках провалом, где некогда был пруд. Только редкие птицы и одинокая лягушка, оплакивавшая потерю широколистных кувшинок, тревожили сумрачную тишину.

Я ждала; теплый ветерок трепал мои волосы. Недолго. Все мои чувства были настороже, так что я расслышала приглушенный стук копыт задолго до того, как одинокий всадник появился на краю сада. Конь тихонько заржал. Легкие шаги захрустели по гравию и задержались у зарослей жимолости, перегородивших тропку. Через спутанный кустарник пробивался тусклый свет фонаря.

— Идите вперед. Теперь направо. Садовники совсем обленились. Вам стоит сообщить об этом лорду.

В утонченной мягкости вечера мой голос звучал грубо. Несмотря на твердое решение сохранять непредвзятость, я не могла скрыть горечь от разрухи, причиной которой стал этот человек.

Он продирался сквозь заросли, пока я не различила смутный силуэт на дальнем конце арочного мостика. Странно… Эвард никогда не был таким же высоким, как мой брат, не выше среднего роста, что в юности доставляло ему изрядное неудовольствие, но приближающийся человек был даже ниже меня.

— Кто здесь? — спросила я, отступая на несколько шагов. — Отвечайте, или я уйду, не успеете вы и глазом моргнуть.

Я вслушивалась, пока мне не начало казаться, что мои уши вот-вот лопнут. Взгляд метался из стороны в сторону, выискивая в темных зарослях признаки засады, но больше никого поблизости я не чувствовала. Фигура приблизилась, и я отпрянула.

— Подождите. Не уходите!

Женщина! Ее голос был низким и звучным, в нем слышалась такая властность, что я невольно замерла. Взгляд бросил недоверчиво метаться и сосредоточился на неясной фигуре, следующей за светом фонаря по мосту.

— Условия встречи не изменились, — сообщила она. — Вы согласились на нее, а я подвергаю себя — и не только — опасности, приходя сюда. Вы не можете уйти.

На ней был легкий плащ глубокого синего цвета, низкий капюшон изящно ниспадал, пряча лицо в тени. Я подошла к краю моста.

— Но человек, с которым я согласилась встретиться…

— Он не смог прийти сегодня. Я буду говорить за него.

— Поверить не могу, что он позволил кому-то говорить за себя, тем более…

— Тем более женщине? — Она поставила фонарь на каменные перила. — Возможно, вы знаете его не настолько хорошо, как вам кажется, несмотря на столь давнее знакомство. И разумеется, меня вы не знаете совершенно.

Тонкие бледные руки, украшенные лишь тонкой нитью сапфиров, блеснувших в свете лампы, откинули капюшон. На лбу сверкал золотой венец с выгравированными на нем драконом и лилией — гербом королевы Лейрана.