"№10 2005" - читать интересную книгу автора (Журнал "Если")

ШОН МАКМАЛЛЕН ГОЛОС СТАЛИ

Обрывается «Дневник Тиндейла» с резкой и шокирующей окончательностью взмаха палаческого топора. Эдвард и Уильям Тиндейлы погибли в 1406 году, когда во время испытаний взорвалась отлитая ими переносная кулеврина. Эта информация была не записью в дневнике, а значилась на ксерокопии, добавленной к нему сэром Стивеном Честером. Вплоть до 1404 года в дневнике по большей части шли записи о пороховых смесях и сплавах для отливки пушек. Остальное состояло из заметок и исследований в области оптики, астрономии, изучения особенностей птичьего полета и даже строительства кораблей. А 4 апреля 1404 года Уильям записал, что купил у какого-то рыночного торговца поющий меч и теперь собирается наблюдать за ним, пока тот не запоет. По виду меч был испанским, и Уильям называл его «Меч дона Альверина».

Как выяснилось, меч не пел, а говорил. Услышанное наверняка оказалось совершенно непонятным для Уильяма, но он как добросовестный ученый-наблюдатель записал все в точности, насколько смог. А я, будучи специалистом по раннему английскому и взяв за основу записи Уильяма, сумела вычленить из этой абракадабры слова, которые меч произнес на самом деле. С этими двенадцатью словами я провозилась больше часа: настолько невероятным казалось написанное и услышанное.

Заст раллна лондской коли, вой стифи — было очень трудно объяснить. Нужо што нибть ис супр марта — тоже оказалось серьезной проблемой.

Я несколько раз прочла оба предложения вслух. И чем быстрее читала, тем больше они звучали так: «Застряла на лондонской кольцевой, Стиффи. Нужно что-нибудь из супермаркета?». Слова, несомненно, были произнесены на английском, но транскрибированы человеком, непривычным к тому английскому, на котором мы говорим, и при этом он очень сильно полагался на звучание. Любой из братьев Тиндейлов мог записать исходные фразы подобным образом.

— Разумеется, я собираюсь проверить подлинность дневника, — сказал мне сэр Стивен Честер, когда я впервые прочла слова, которые попросту не могли существовать. Но тем не менее существовали.

Передо мной на столе лежали дневник Тиндейла и Меч дона Альверина. Был 2004 год, и я находилась в поместье неподалеку от Честерфорта, севернее Лондона. Сэр Стивен начал реставрацию фамильного склепа, желая превратить его в некую достопримечательность для туристов, и в одном из гробов обнаружил дневник и меч. Он мало что смыслил в староанглийском, но все же сумел распознать слово «супермаркет» в версии Уильяма Тиндейла.

— И что вы думаете на этот счет? — спросила я.

— Но эксперт вы, Мишель. И я надеялся услышать хотя бы одну версию.

А у меня не было версий. Сэр Стивен наткнулся на мое имя в интернете, когда искал информацию об Эдварде и Уильяме Тиндейлах. Я всего лишь учительница средней школы, а не ученый, но еще на старших курсах университета Тиндейлы стали для меня навязчивой идеей. Немногие уцелевшие в архивах упоминания о братьях намекали, что это были яркие ученые-наблюдатели и первопроходцы, как минимум, равные да Винчи или Галилею. Я скопировала всю информацию о братьях, даже несколько клочков бумаги с их рукописными заметками. А дома у меня висела репродукция единственного портрета Уильяма Тиндейла. И еще я мечтала отыскать доказательства того, что они изобрели нечто важное, ну, скажем, микроскоп, но о чем из-за погубившего братьев несчастного случая мир так и не узнал.

— У меня нет теорий, почему меч произнес слово «супермаркет» в 1404 году, — призналась я. — Что же касается братьев Тиндейлов, то я полагала, будто знаю о них все, но ваш дневник — полная неожиданность. У вас нет с ними каких-либо семейных связей?.. Например, не был ли ваш далекий предок их покровителем?

— Насколько мне известно, нет. А что вы можете о них рассказать?

— Они были мастерами-оружейниками, а Эдвард к тому же занимался алхимией. Уильям еще мальчиком стал учеником ювелира, потом превзошел учителя, изготовив несколько часов с анкерным механизмом на коронных шестернях. Он также экспериментировал с линзами и смастерил некое устройство, которое назвал «составной машиной для приближения объектов». Если тут подразумевается телескоп, то произошло это на два столетия до общеизвестной даты его изобретения. А если микроскоп с несколькими линзами,[18] то и в этом случае братья намного опередили кого угодно.

— Значит, Уильям был мозгом семейства?

— Они оба очень умны и весьма эрудированы для того времени. Но Уильяма можно назвать мечтателем, а Эдвард имел склонность к организаторским делам и торговле. Когда та злосчастная кулеврина взорвалась и погубила их, они были в расцвете своего таланта и к тому же достаточно богаты, чтобы с комфортом жить и творить. Если бы они дожили хотя бы лет до тридцати пяти, то смогли бы произвести революцию в английской науке и промышленности. Этот дневник — несомненное тому доказательство. Заметки о работающем телескопе, наблюдения о лунных кратерах и спутниках Юпитера, схема устройства чугунолитейной печи и даже идея «непотопляемого» железного корабля.

Прочитав дневник, я попыталась вообразить, как изменился бы мир, если бы братья прожили еще лет тридцать или сорок и дали мощный толчок науке и производству Англии. Например, промышленная революция началась бы в конце 1500-х, а не 1700-х годов. А если бы Уильям преобразил астрономию и физику за двести лет до Галилея? Где бы теперь оказалось человечество?

Я открыла папку и показала сэру Стивену репродукцию единственного уцелевшего портрета Уильяма. Немного мечтательное выражение изобретателя никак не шло вразрез с тем, как я его представляла: целеустремленная личность, человек-практик. Если честно, то я испытывала к нему довольно странное влечение и, даже знакомясь с мужчинами, невольно искала сходство со своим кумиром. Но сэру Стивену я об этом, разумеется, ничего не сказала.

— Этот дневник мог бы стать одним из величайших открытий в истории науки, — заметила я, печально глядя на лежащую передо мной страницу ксерокопии.

— Мог? — переспросил сэр Стивен, в первую очередь, видевший в дневнике редкий материал, способный завлечь туристов в его поместье.

— Именно «мог», а не «может». Ведь записи о телескопе Тиндейла и его чугунолитейной печи соседствуют в дневнике со словами «супермаркет» и «лондонская кольцевая». И этого более чем достаточно, чтобы поставить на дневник клеймо: фальсификация.

— Но ведь его подлинность можно установить. С помощью углеродного анализа… или еще как-то.

— Правильно, но даже если определят, что бумага и чернила датируются примерно 1400 годом, дневник все равно сочтут ловкой подделкой.

— Вовсе не обязательно. Видите ли, жена почти каждый день связывается со мной по радио из машины по поводу покупок в супермаркете или напоминает, чтобы я не забыл выключить духовку…

— Ну и что? Сейчас у всех мобильники.

— В том-то и дело, что у нас с ней две старомодные рации. Пользоваться ими гораздо дешевле, чем платить за два мобильных телефона. Сами понимаете, нам приходится затягивать пояса, пока финансовые дела поместья не обрели стабильность…

— Что ж, это многое объяснило бы, если бы именно вы услышали в 2004 году, как меч разговаривает. Но вопрос в другом: кто стал бы говорить о супермаркетах и лондонской кольцевой шестьсот лет назад? И вообще, как может меч говорить?

И тут я смолкла, вспомнив о том, что произошло во время регаты несколько лет назад. Я была членом университетского яхт-клуба. Собственных яхт у клуба не имелось, но мы становились матросами-добровольцами на частных судах состоятельных владельцев. Из-за каких-то особенностей изготовления металлическая мачта на одной из яхт превратилась в детекторный радиоприемник и ловила передачи береговой радиостанции. Детекторные приемники работают за счет энергии самого радиосигнала, батареи им не нужны. Если на такое способна мачта, то почему не меч?

— Что вы сказали? — переспросил сэр Стивен.

— Есть свидетельства того, как совершенно неожиданные предметы, наподобие вставных зубов или металлических печек, принимали радиопередачи. А я сама слышала музыку, исходящую от мачты на яхте.

— Значит, такое возможно и с мечом?

— А почему бы его не испытать? Несите сюда свою рацию!

Он принес устройство — большую и массивную модель, сделанную еще до эпохи мобильных телефонов.

— Я тут подумал и вспомнил: недели две назад Элен брала меч с собой в Лондон. Мы собирались оценить его перед тем, как застраховать.

— И он был в ее машине, когда она связывалась с вами по рации?

— Кажется, да. Но она бы услышала, как меч воспроизводит ее слова.

— Совсем не обязательно, если бы он лежал в багажнике или на заднем сиденье, заваленный покупками. Отнесите меч в другую комнату и положите на стол. А я попробую сказать вам что-нибудь по рации.

Сэр Стивен вышел, прихватив меч. Я подождала несколько минут, потом включила рацию и произнесла несколько слов. Вскоре я услышала приближающиеся шаги.

— Все-таки папа Мэри поступил очень гадко, — с усмешкой заметил сэр Стивен, войдя в комнату.[19]

— Что? Значит, меч действительно сработал как детекторный приемник?

— Слышно не очень громко, но весьма четко. Кстати, отличная мысль! Из этого меча получится хорошая приманка для туристов.

— Однако проблема остается. Радиопередатчик — штуковина очень сложная, к тому же требует источника питания. А в начале пятнадцатого века изготовить его не мог никто.

— Полагаю, супермаркеты в те времена тоже редко попадались.

— Не говоря уже о лондонской кольцевой магистрали. Ладно, мне пора доставать лэптоп и сканер. Вы точно не станете возражать, если я скопирую дневник Тиндейла?

— Копируйте что угодно. Но только попробуйте его опубликовать, и я тут же окажусь у вас на пороге, размахивая законом о защите авторских прав!

Он оставил меня наедине с дневником, и я принялась распаковывать портативный компьютер и ручной сканер. Сама идея общения с прошлым манила меня с невероятной силой. Даже под страхом смерти я не смогла бы сказать точно, сколько раз в своих фантазиях оказывалась на улицах Лондона конца четырнадцатого столетия, приходила в мастерскую Тиндейлов в мужском костюме и представлялась студентом из какой-нибудь очень далекой страны. Я сумела бы завоевать доверие Уильяма благодаря своим обширным познаниям. Стану подбрасывать ему идеи изобретений и смогу убедить, что пушки следует испытывать, укрывшись за прочным барьером. Это спасет братьев в 1406 году, и они совершат великие открытия. Теория гравитации Тиндейла, законы движения планет Тиндейла, телескоп-рефлектор Тиндейла, методы интегрального и дифференциального счисления Тиндейла!

Мои фантазии всегда обрывались на том месте, где я раскрываю свою тайну, Уильям узнает, что я девушка, и влюбляется в меня. А что делать потом? Остаться его женой в пятнадцатом столетии, где мне никогда не найти своего места? Перенести Уильяма в двадцать первый век, где ему до конца жизни уготована роль антикварной диковины? Но какие еще могут быть варианты?

Так что лучше оставить фантазии… и все-таки как было бы здорово спасти блистательных братьев Тиндейлов от безвременной гибели в 1406 году! Однако никому не дано вернуться в прошлое: оно столь же мертво, как братья Тиндейлы. Год за годом я повторяю эту истину своим ученикам. Ничто не может двигаться быстрее света, ничто не может перемещаться назад во времени.

Но внезапно я замерла, не донеся руку до клавиатуры компьютера. Сцепленные частицы. Где-то на краю сознания шевельнулось воспоминание о статье из какого-то научного журнала. Был проведен эксперимент, показавший, что сцепленные частицы оказались в состоянии взаимодействовать со скоростью, превышающей скорость света. Причем на несколько порядков. И если световой барьер преодолим, то не исключено, что остается надежда на путешествие в прошлое. Даже простого общения с прошлым станет достаточно для спасения братьев Тиндейлов.

Сцепление. Это слово обрело новый, экзотический оттенок, наполнилось возможностями. А могут ли предметы оказаться сцепленными не только в пространстве, но и во времени? Я уставилась на экран компьютера, затем проверила исходную сканированную страницу:

###

Стиль явно не соответствовал началу пятнадцатого века. Не более чем лондонская кольцевая или супермаркет. Именно эти слова я произнесла, решив испытать Меч дона Альверина в качестве радиоприемника. Они оказались записаны так, как мог воспринять современные слова житель пятнадцатого века — особенно если произнести их быстро и не четко. Но были ли они на странице несколько минут назад? Теперь я припомнила — я произнесла их, потому что они там оказались, но… у меня закружилась голова.

Уильям Тиндейл услышал мои слова и записал их в 1404 году! Еще живы последние ветераны битвы при Пуатье, а Жанна д'Арк даже не родилась. Меня услышал Уильям Тиндейл! Не медля более ни секунды, я схватила рацию и нажала кнопку передачи. Английский времен Тиндейлов я себе представляла достаточно хорошо, поэтому старалась произносить слова медленно, а фразы строить с учетом мышления слушателя, живущего в начале пятнадцатого столетия:

— Уильям Тиндейл из Лондона, я обращаюсь к тебе из будущего, через шестьсот лет. Это трудно объяснить… Наша натурфилософия очень развита, по сравнению с вашей. Представь, что ты задумал построить большой и прекрасный дом в течение десяти лет. Этот дом существует в будущем, но пока ты не можешь ни увидеть, ни потрогать его. Уильям, через два года ты погибнешь, испытывая новую кулеврину. Она взорвется, убив тебя и Эдварда. Пожалуйста, прошу тебя, испытывайте новые пушки, укрывшись за земляным валом:

Я смолкла, держа рацию перед губами. Что дальше? Я его предупредила. Возможно, он не погибнет. Возможно, станет английским Галилеем. Но вряд ли нам предстоит свидание. Даже при наилучших обстоятельствах он скончается за пятьсот лет до моего рождения. Ладно, представлю, будто это знакомство через интернет, решила я.

— Уильям, я женщина-ученый, и я восхищена тобой и твоей работой. Мы никогда не сможем встретиться, но я хочу подарить тебе несколько скромных знаков моего уважения. Это некоторые законы, которые управляют движением планет, устройство из линз и большого вогнутого зеркала для увеличения отдаленных объектов, двигатель, работающий на энергии пара и превышающий силу нескольких лошадей, кремневый замок, позволяющий мгновенно стрелять из кулеврин и обходиться без тлеющего фитиля.

Будучи преподавателем естествознания, я знала основные принципы множества изобретений. Я также обладала немалым умением вдалбливать научные принципы и законы оболтусам, которые предпочли бы вместо уроков завалиться в кафе. А каким учеником стал бы Уильям Тиндейл? У него живой ум, но он получил образование в четырнадцатом веке. Поэтому для начала я попробовала завоевать его доверие советами по поводу зернения пороха для повышения его качества, изготовления кулеврин с нарезными стволами и, разумеется, подробно описала конструкцию кремневого замка в комплекте со спусковым механизмом. Далее рассказала об устройстве часов с маятником, нескольких разновидностей телескопов, микроскопа, воздушных шаров-монгольфьеров, о принципе работы доменной печи и, наконец, парового двигателя. Наверное, зря я принялась за паровой двигатель, потому что на него ушла половина всего времени. Несколько раз я строго предупредила своего ученика, чтобы он не забывал о приспособлениях, защищающих паровой котел от взрыва, а потом взялась за описание корабля с паровым двигателем и о применении такого двигателя на фабриках.

На рации замигала лампочка — начали садиться батареи.

— Уильям, теперь я должна попрощаться. Искренне надеюсь, что тебе понравились мои подарки. Но еще более страстно желаю, чтобы ты прислушался к моему совету насчет испытания кулеврин. Мое сердце и слова мудрости — это все, что я могу тебе дать, но они приведут тебя к процветанию и славе.

Я положила рацию, но никак не могла набраться храбрости и взглянуть на страницу дневника. Услышал ли он? Изменилась ли история от моих слов? Бросьте в реку камень, и круги на воде вскоре станут незаметными. Но перегородите реку плотиной, и ниже по течению все изменится. Доводилось ли мне прежде менять прошлое? Осмелюсь ли я сделать это снова? Смогу ли вообще заметить какие-либо изменения?

В комнату вошел Стивен, сопровождаемый слугой, который нес на серебряном подносе кофейный сервиз. Голову мужа охватывали наушники, и он почти не обращал на меня внимания.

— «Вольтер» совершил мягкую посадку на Европе, — произнес он, однако у меня создалось впечатление, что он сказал бы это, даже находясь в комнате один.

— Через сто лет после того, как Шеклтон ступил на Луну, — вздохнула я. — Кто бы мог подумать, что на это уйдет так много времени?

— Так много? — неожиданно громко воскликнул он, похоже, только что заметив меня.

— Луна в 1902-м, Марс в 1957-м и лишь теперь система Юпитера, — пояснила я.

— Да, тут ты права, Мишель. Ты не из тех, кто любит ждать, пока наступит будущее, ты… минутку. Они видят лед… много льда… там повсюду лед… под двигателями он растаял… и теперь вода снова замерзает… триумфальный момент для Франции… они открывают шампанское… Все! Не могу больше это слушать!

Он сдернул наушники и обошел стол, чтобы заглянуть в дневник. Там было страниц тридцать текста — базовые научные идеи и множество принципов различных изобретений.

— Ничего, кроме трех законов движения Бейкера и кое-каких практических советов по созданию парового двигателя, — произнес он с тем же разочарованием, какое испытывала я.

— Но в самом начале там есть упоминание о зачарованном мече, диктующем мудрые советы. И несколько слов благодарности отважной и умной леди, чьим голосом говорил меч, — заметила я.

— Ха! Какая чепуха! Эдвард и Уильям Тиндейлы были величайшими физиками-теоретиками и изобретателями всех времен, и главное, британцами! Это наверняка подстроенная французами мистификация.

— С чего ты взял? Бумага подлинная, чернила тоже. В конце концов, дневник нашли в твоей библиотеке.

— Он может оказаться древней мистификацией с целью оклеветать британскую науку. Мы пятьсот лет лидировали в мире, а потом явились французы и воспользовались нашими промышленными достижениями, чтобы вырваться в космос. И теперь они хотят все подать так, словно англичане никогда не были великими.

— С точки зрения теории заговоров, тут не хватает…

— Методы подобных подделок известны еще с 1850-х годов. Надо взять чистую бумагу начала пятнадцатого века и современные чернила, потом обработать рукопись катализатором молекулярного проникновения для ускорения абсорбции чернил. Оставить лет на сто для имитации реального старения, затем подбросить в мою библиотеку… что тут смешного?

Я с трудом подавила улыбку:

— С точки зрения теории заговоров, твоя идея не выдерживает никакой критики. Ах, французская интрига для дискредитации цвета британской науки шестисотлетней давности! Да только сама эта наука зародилась четыреста пятьдесят лет назад. Шестьсот лет назад Британии еще не было.

— Но ты меня поняла. Если этот дневник станет достоянием общественности, то превратится в доказательство того, что «Диссертации о природе» Тиндейлов — подделка!

— Подделка? — Я рассмеялась. — Дорогой, да ведь самый ранний из опубликованных экземпляров «Диссертаций» в Британской библиотеке Конгресса датирован 1412 годом!

— Ты прекрасно знаешь, о чем я. У них был этот меч. Меч в соседней комнате до сих пор принимает радиопередачи, это случайно получившийся детекторный радиоприемник. Он мог работать и в 1404 году. А о том, что этот меч — радиоприемник, известно уже более ста лет.

— Да у кого в 1404 году мог оказаться радиопередатчик! Первую трансатлантическую передачу Лавуазье провел лишь в 1799 году, и даже тогда сообщение посылалось кодом Уатта.

— Кое-кто скажет, что это были инопланетяне.

— Стивен, если инопланетяне подсказали братьям все их изобретения и законы физики, то это сенсация.

— Ну да, конечно! Контакт с инопланетянами — это приманка, дабы породить у нас сомнения в приоритете Тиндейлов.

Проблема моего мужа в том, что его эксцентричность неотделима от чувства юмора. И в определенный момент даже самая откровенная чепуха становится в его сознании неотличимой от реальности.

— Стивен, как профессор теоретической физики я могу выдать любое количество иных объяснений. А как личность, наделенная гораздо большим, чем у тебя, здравым смыслом, могу высказать и несколько предположений.

— Хотя бы одно — как личность, — попросил он, скрещивая руки на груди и принимая театральную позу.

— Братья Тиндейлы сами подстроили эту мистификацию, просто ради шутки.

Такая версия оказалась для моего мужа слишком правдоподобной.

— Ладно, назови другое, но теперь уже как профессор физики.

— Темпоральное сцепление.

— Что? Ты намекаешь на радиопередатчики на базе эффекта квантового сцепления, с помощью которых астронавты на Европе мгновенно связываются с Землей?

— Со сверхсветовой скоростью, а не мгновенно, — автоматически поправила я. — Тут действует эффект пространственного сцепления, но давай лишь предположим, что возможно и темпоральное сцепление, во времени. И этот меч связан с самим собой, но только в прошлом. Поэтому любые радиопередачи, которые он принимает в 2004 году, принимаются также и мечом в 1404 году.

— Абсурд.

— О, да, как и версия по поводу инопланетян.

— Не версия, а моя теория заговора о мистификации, основанной на идее об инопланетянах. Давай уж все формулировать точно.

— Что ж, есть способ все проверить. Братья наверняка очень внимательно прислушивались к мечу, если он внезапно начинал говорить. Я подготовлю короткую лекцию об основах термодинамики, добавлю методику Гальвани для измерения скорости света, а в конце объясню закон относительности Фарадея. Вообще-то, придется добавить и кое-какую математику, иначе они не сумеют в этом разобраться. Могу еще описать способ изготовления примитивной батареи и даже электромотора. Пожалуй, еще инструкции, как сделать простейший искровой радиопередатчик.

— Ладно, ладно, на сей раз ты превзошла даже меня. Но какой в этом смысл?

— Все это появится в их рукописях. И в дневнике.

— Но ведь история изменится. И что ты этим докажешь?

— Многое. Я назову свое имя. Оно появится в дневнике. Если это случится, то о французском заговоре можно будет забыть.

Стивен пролистал дневник, время от времени ухмыляясь. Женщина, говорившая с Уильямом, явно была в него страстно влюблена. Она называла себя ученой, а потом и учителем юношей и девушек. Немалая часть ее передачи была до смущения личной и до слезливости сентиментальной, и тем не менее я испытывала по отношению к ней удивительную симпатию. Ведь я сама решила стать ученой, прочитав в двенадцать лет биографию Уильяма. Он так никогда и не женился, этот факт наполнял меня странным удовлетворением, и раньше я часто фантазировала, что он хранил верность именно мне. Я мечтала изобрести машину времени и перенестись в начало пятнадцатого века ради встречи с ним. А когда вышла за Стивена, то едва не сочла это предательством, из-за которого дух Уильяма Тиндейла с печалью наблюдает, как я предпочла ему кого-то другого.

— Но если Тиндейлы действительно получат все научные знания из будущего, то британская наука и техника в любом случае окажутся дискредитированными, — почти серьезно заметил Стивен.

— Ну и пусть, мы ведь не обязаны публиковать этот дневник, — возразила я.

Было известно, что Меч дона Альверина представляет собой детекторный радиоприемник, и Стивен держал в поместье радиопередатчик для демонстрации этого явления гостям во время званых обедов. Я потратила около часа на подготовку заметок и составление передачи. Лицо Уильяма Тиндейла взирало на меня с шестисотлетнего портрета на стене. Несмотря на довольно примитивный стиль художника эпохи позднего Средневековья, привлекательность Уильяма была очевидной. Когда я оказалась готова, Стивен уже заснул в кресле возле кофейного столика, на котором стоял полупустой графин с портвейном. Я включила маленький передатчик.

— Уильям Тиндейл, это послание из будущего. Мое имя Мишель Эвелин Уотсон, и нас разделяют шестьсот лет. Передо мной твой портрет на стене, а вокруг — стопки твоих книг. Я знаю тебя настолько хорошо, что даже сумела полюбить, хотя ты обо мне не ведаешь. У меня золотисто-каштановые волосы до плеч, я примерно твоего роста и мне сейчас тридцать пять лет. Странно, правда? Мне тридцать пять, я еще не родилась, я мертва и давно похоронена, я неуклюжий подросток — и все это в твоем будущем. Хочу добавить кое-что к тому, что уже сообщила тебе и брату…

Тут я запнулась. Кто был автором более ранних передач, отмеченных в дневнике? Возможно, альтернативная я? Мишель Уотсон, которая больше не существует? Да, Уильям, несомненно, сформировал всю мою жизнь. В каком-то смысле он для меня значит больше, чем Стивен.

— Во-первых, я объявляю истиной то, что скорость света достаточна, чтобы преодолеть 186 тысяч миль за время между двумя ударами сердца человека в состоянии покоя. Скорость звука намного меньше и лишь примерно в тридцать раз превышает скорость, с какой может бежать проворный человек…

На передачу ушло довольно много времени. Мне пришлось говорить медленно, чтобы Уильям смог все правильно записать, и очень аккуратно строить фразы, дабы образованный человек в пятнадцатом веке смог понять сказанное, если как следует и достаточно долго поразмыслит. Наконец я завершила свою странную диссертацию по современной науке, выключила передатчик, потянулась и взяла дневник. Записи в нем кое в чем явно противоречили современным научным фактам, но мое имя отыскалось. Однако не мое звание, и это меня сразу насторожило. Я никогда не назвала бы своего имени, не добавив к нему звание. Ведь оно определяет мою флотскую должность и в какой-то мере само мое существование. Тем не менее вот оно, мое имя — между двумя подробными научными трактатами… где упоминается то, чего никогда не было. Закон относительности Фарадея? Всем известно, что лорд Исаак Ньютон открыл принцип относительности в семнадцатом веке.

Дверь открылась, я немедленно встала и отдала честь. Вошел барон Стивен Честер, следом за ним мой флотский командир и две женщины в гражданской одежде.

— Барон, позвольте вам представить коммандера[20] Мишель Эвелин Уотсон, — произнес мой командир.

Барон улыбнулся и принял приветственную позу, женщины остались позади него. Они явно были учеными, причем из учреждения настолько секретного, что даже его название публично не упоминается.

— У вас хороший послужной список, а вашими предками были многие прославленные герои, — сказал барон. — Офицер Уотсон находился на борту «Неуязвимого», когда флоты сэра Уильяма Магнуса и дона Мигеля сцепились в 1793 году на лунной орбите.

— Да, сэр.

— Они обменивались бортовыми залпами одиннадцать часов, осыпая друг друга снарядами. То была впечатляющая битва.

— Так точно, сэр.

— Далее, космоплаватель по имени леди Джеральдина Макгрегор служила помощником коммандера во время третьей высадки на Марс, в 1818 году.

— Так точно, сэр.

— А Роберт Третий Шотландский, насколько мне помнится, носил чин капитана. Что вы на это скажете?

— Я верноподданный офицер Каледонской империи…

— Прошу вас, коммандер, успокойтесь, — рассмеялся барон. — В вашей преданности Бриттории никто не сомневается. Равно как и в вашей храбрости. Ведь вы стали первой женщиной, добравшейся до Альфы Центавра, не так ли? Пошли по стопам леди Джеральдины, ха-ха.

— Так точно, сэр. Но в той экспедиции я была лишь ученым-техником первого класса.

— Однако вернемся к этому дневнику. Его обнаружили, когда до триумфального возвращения вашего фазоиндукционного звездолета с артефактами погибшей инопланетной цивилизации оставался еще год. Там упомянуто ваше имя и весьма точно описана ваша внешность.

— Не могу объяснить ни того, ни другого, сэр.

И действительно, это меня порядком смущало. Я никогда не видела дневника, но зовут меня, несомненно, Мишель Эвелин Уотсон, я примерно одного роста с Уильямом Тиндейлом, и мои золотисто-каштановые волосы спадают на плечи в тех редких случаях, когда я не скалываю их на затылке. Барон попросил моего командира продолжить разговор, и тот представил мне одну из женщин, назвав ее доктором Бекер. Нервная натура, она говорила очень быстро и при этом постоянно жестикулировала.

— У вас очень… как бы это сказать?.. — начала она. — Ваше образование прочно базируется на широком диапазоне научных знаний в различных областях. И если бы кто-то вознамерился продиктовать эти два научных трактата Уильяму и Эдварду Тиндейлам, то вы для этого подходите как нельзя лучше.

— Извините, госпожа доктор, но это точно была не я.

— О, мы вам верим, но истина не всегда бывает такой, какой выглядит на первый взгляд. Я и моя коллега доктор Кэссин проделали большую работу в области математики темпоральных парадоксов и теории вероятности. Мы полагаем, что возможно наличие прошлого, прекратившего существование, но которое тем не менее может быть обнаружено. Некая персона, вероятно, из будущего Тиндейла, помогла ему это будущее изменить. В нашем будущем она не диктовала этих страниц, но все же она существует. Возможно, это вы. Слова продиктованы и записаны. Как такое могло случиться?

— Извините, госпожа доктор, понятия не имею.

— Это вопрос не к вам, коммандер. Если бы вы могли на него ответить, то не служили бы коммандером на патрульном крейсере, а возглавляли бы… гм-м… некое очень важное научное учреждение. Однако вернемся к проблеме. Мы выдвинули гипотезу о множественности вариантов прошлого, наподобие притоков реки. Одно прошлое может вытеснить, заменить другое, но настоящее всегда будет только одно. Весьма вероятно, что страницы этого дневника заполнены в двух или трех альтернативах прошлого, комбинация которых и составила наше настоящее. Математические расчеты…

— Если не возражаете, давайте перейдем к сути, — вмешалась доктор Кэссин. — Мы разработали математическую модель, показавшую, что можно совершить путешествие в прошлое, убить своего отца и тем не менее остаться существовать. Математика модели по большей части основывается на записях, найденных среди руин на Альфе Центавра.

Мы обнаружили там цивилизацию, погибшую в самом расцвете. У них имелись поселения и колонии на девяти других небесных телах системы Центавра. Все они также были уничтожены почти с хирургической тщательностью в ходе того же очень древнего конфликта. Имеются признаки тотальной межпланетной ядерной войны, однако уровень радиации на развалинах весьма незначителен. Объяснение здесь может быть только одно — если радиация снизилась столь существенно, то ядерный конфликт произошел миллионы лет назад. Цивилизация Альфы Центавра по своему развитию значительно превосходила нашу. А наши технологии развития вооружения всегда уступали технологиям постройки и оснащения космических кораблей. Самые ранние из наших космических сражений даже велись пороховым оружием.

Центаврианцев уничтожили пришельцы из другой звездной системы. Рано или поздно мы встретим потомков этих победителей, и когда это произойдет…

Кэссин пожала плечами и повернулась к моему командиру. Тот заговорил:

— Коммандер Уотсон, как оружие, найденное на той мертвой и побежденной планете, так и его конструкция и сами принципы действия на столетия опережают то, что мы можем изготовить сейчас. И тем не менее центаврианцев уничтожили. В наших военных лабораториях сумели воссоздать их оружие на основе того, что доставила ваша экспедиция. Но даже это оружие принадлежало побежденной расе, не говоря уже о том, что оно устарело более чем на миллион лет.

И мы полагаем, что если сможем э-э… подправить один из вариантов прошлого, то уже в нынешнем, 2004 году сумеем получить гораздо более совершенное оружие. А также предупредить своих ближайших потомков об опасности космических радиопередач, которые могут выдать расе-победительнице факт нашего существования.

— И тут в дело вступаете вы, — продолжил барон.

— Прошу прощения, сэр, но я вас не понимаю, — призналась я. От всего услышанного у меня даже закружилась голова.

— Вы прочитали сноски в дневнике Тиндейла?

— Я успела прочесть только основной текст, сэр.

— Похоже, Уильям испытывал к вам нежные чувства — точнее, к вашей альтернативной версии. А она (и это столь же очевидно) также была в него влюблена. Короче говоря, вы нужны нам, дабы прочесть Тиндейлам трактат о современной физике, химии, оружейном деле и электронике. А заодно и предупредить их о расе, уничтожившей цивилизацию в системе Центавра.

Когда тебе приказывают, есть только один ответ — «да». И вновь я оказалась наедине с портретом Уильяма Тиндейла и его дневником. На этих страницах я увидела «свои» слова — в том виде, в каком их записал ученый. А за ними следовало мое признание в любви к человеку, который умер в 1465 году в возрасте восьмидесяти восьми лет. Но для меня он остался двадцатидвухлетним и живущим в 1404 году.

Теории Уильяма Тиндейла и изобретения его брата изменили мир. Они стали первыми современными учеными. А мое обращение фактически заставит его отречься от чести считаться научным гением. Сможет ли он пойти на такое? Смогут ли он и его современники хотя бы понять смысл предупреждения никогда не пользоваться радио из-за опасности, исходящей от сверхсуществ? Всю жизнь я стремилась жить по стандартам моих предков. Мне это удалось, но что дальше? Производить на свет наследников с помощью подходящего партнера или быть оплодотворенной семенем какой-нибудь знаменитой и яркой персоны. Мой спонсорский баронат уже выбрал мне подходящего партнера, сына адмирала флота. Мне не оставили иного смысла в жизни, кроме как безропотно рожать.

На столе передо мной лежала книга — на сей раз переплетенная распечатка тщательно составленных лекций по науке и технике. Они были подобраны так, чтобы вытеснить предыдущие теории и изобретения. Эксперты надеялись, что с их помощью у британского королевства летательные аппараты и автоматическое оружие появятся к 1500-м годам, а лазерные пушки — еще через полвека. Некоторые теоретики полагали, что к концу того же столетия у англичан будет и работающий двигатель для звездолета, но мне эти предположения казались слишком амбициозными.

А что станет со мной? Еще девочкой я фантазировала о том, как встроить в космический корабль машину времени, выхватить Уильяма Тиндейла из Лондона пятнадцатого столетия и до конца жизни путешествовать с ним по планетам Солнечной системы. Он и его брат — два столпа, на которых покоится нынешняя межзвездная империя человечества, они были источником того потока научных открытий и изобретений, который в 1761 году вывел людей в космос. Они были великанами, и мы все стоим на их плечах, но для меня в их жизни имелось и нечто более личное. Уильям Тиндейл никогда не был женат, хотя Эдвард стал отцом одиннадцати детей. Еще в школе я написала сочинение, в котором Уильям изобрел хроноскоп, заглянул в будущее и влюбился в меня. Рассказик получил высокую оценку, но и навлек на меня такой поток насмешек одноклассников, что с тех пор я никогда не упоминала о своих истинных чувствах к младшему из братьев Тиндейлов.

Мне предстояло зачитать тщательно подготовленный текст, но в нем имелись и помеченные места, в которых мне дозволялось вставить что-нибудь личное. Эксперты считали: мне и далее следует высказывать те же чувства к первому и величайшему из современных ученых, которые проявляла более ранняя, альтернативная Мишель Уотсон. Однако рядом сидели еще четыре слушателя, что не очень-то вдохновляло на проявление эмоций. Щелкнув тумблером рации, я начала передачу.

— Уильям Тиндейл, я Мишель, твоя искренняя и верная поклонница из далекого будущего. Я сообщу тебе новые законы натурфилософии, а также изобретения, которые твой ум и мастерство способны воплотить. Иные же изобретения и принципы я передам для тех, кто придет тебе на смену, ибо они будут очень сложны и предназначены для времени, когда ученость в твоем мире значительно разовьется. Возможно, тебе будет трудно это понять, но постарайся верить моим словам. С помощью моих посланий ты и твой брат продолжаете изменять будущее. Когда-то я обращалась к тебе, будучи наставницей школьников, но в этом будущем я командую могучим кораблем, летающим между мирами. Если он зависнет над Лондоном, то протянется от Мургейта до Темзы, и даже самая малая из его бомбард сможет уничтожить обе армии в битве при Пуатье единственным выстрелом. Но хотя в моем подчинении и находится столь огромная мощь, я страстно желаю доставить тебе радость и помочь в исследованиях.

Услышав эти слова, барон усмехнулся. Я подавила раздражение. Знал бы он, что я говорю совершенно искренне, все обернулось бы гораздо хуже — для меня.

— Уильям, даже самые одаренные ученые моего времени не понимают, что такое Меч дона Альверина. Некоторые полагают, что это игра природы, другие считают его странным подарком людей, на миллион лет опередивших нас в развитии. Какой бы ни оказалась истина, меч позволяет мне говорить с тобой. Каждый раз будущее меняется, и каждый раз меняюсь я, но то, что связывает нас, не сможет измениться никогда. Стальным голосом меча я уже разговаривала с тобой трижды. Это четвертый раз. Буду ли я любить тебя и дальше, когда ты вновь изменишь будущее? Скорее всего, да. Ведь и прежде это всегда повторялось. А теперь я сообщу тебе несколько новых законов того, что ты называешь натурфилософией. Основные из них имеют земное происхождение. Некоторые обнаружены в разрушенных городах на планете, неизмеримо далекой от нас. Слушай внимательно и пиши быстро, моя отважная и яркая родная душа.

Читая, я гадала, сумеет ли Уильям записать такие сложные понятия с достаточной точностью. Да, авторы сообщения повторили ключевые идеи несколькими различными способами, решив подстраховаться, но все же я сомневалась. Закончив, я взяла дневник Тиндейла, чтобы проверить шестивековую версию только что прочитанного. Сидящий рядом епископ Честер хмуро уставился на меня. Несомненно, из-за того, что я сняла вуаль. Однако у него нет иного выбора, кроме как потакать мне. Он был напуган. Все были напуганы.

Потому что далеко в космосе прямолинейная экспансия человечества внезапно наткнулась на жуткое препятствие. Подробностей не знал никто, ходили лишь слухи.

— Ты не могла бы читать быстрее? — процедил епископ. — Любой мужчина умеет читать вдвое быстрее тебя.

— Я читаю каждую страницу четыре раза, — пояснила я, не отрывая взгляда от дневника.

— Тебе нет нужды что-либо там понимать, сестра Мишель.

— Очень даже есть, епископ Честер. Сильно подозреваю, что вы пробовали других чтецов, дабы слать сообщения Тиндейлам, но Уильям и его брат их слова игнорировали. Однако полагаю, что ваши люди слишком много распространялись насчет адского пламени и обязанности братьев абсолютно подчиняться церкви. Похоже, Тиндейлы были людьми свободомыслящими и с либеральными взглядами.

— Они были грязными атеистами, обреченными на вечное проклятие. И даже симпатия к ним подвергает опасности твою бессмертную душу.

— Атеисты или нет, но они чрезвычайно важны для каких-то ваших целей. И я должна знать, для каких именно.

— Должна? Ты женщина, и ты смеешь что-либо требовать от меня?! Меня, пастыря, Богом назначенного вести тебя к вечному спасению!

Моя жизнь была нескончаемой чередой вспышек гнева по сходным поводам. В этом конкретном не было ничего особенного. Монахиню, которую однажды привязали к раме-мишени напротив лазера с термоядерной накачкой, трудно запугать. Смерть уже положила руку мне на плечо, но потом решила, что не стоит ради меня утруждаться. Это произошло всего месяц назад. Мне уже зачитали обвинение в ереси и приговор великого инквизитора Британии. И сквозь окошко в стенке камеры я видела, как рука палача тянется к церемониальной черной рукоятке…

Я не закрыла глаза. Теоретически, при такой казни тело сгорает примерно за тысячную долю миллисекунды. Ничего не скажешь, гуманный способ лишения жизни, о какой-либо боли тут и речи быть не может. Но сквозь то же окошко я увидела, как в соседнее помещение вошел мужчина в пышно расшитой униформе и выстрелил в палача из резонансного пистолета. Тело палача развалилось на две аккуратные половинки. Лишь у того, кто занимает очень высокую должность в папском адмиралтействе, хватило бы власти и отваги так поступить.

— Я закончила чтение, — сообщила я епископу. — И теперь должна знать, почему Уильяму Тиндейлу нужно сообщить технологию, посредством которой можно уничтожить цивилизацию на планете.

— Я ничего не скажу!

— Тогда я ничего больше читать не буду.

— Ты подчинишься моему приказу! — завопил епископ, вскочив со стула и подбежав ко мне.

— Изобьешь меня снова, чтобы возбудить свои эротические фантазии? — осведомилась я, сидя неподвижно со сложенными на груди руками, хотя отлично представляла, что меня ожидает.

Не говоря больше ни слова, он схватил меня за капюшон сутаны, вцепившись пальцами в волосы, и принялся молотить лицом об стол.

При каждом ударе перед моими глазами вспыхивали голубые искры, а потом все затмила ослепительная зеленая вспышка.

Я подняла голову и обернулась. Объятый ужасом епископ оцепенело уставился на свою перерубленную возле локтя руку. Неподалеку с позолоченным резонансным пистолетом в руке стоял тот же мужчина, который убил палача. Раскаленные радиаторы на стволе исходили жаром, негромко гудели охлаждающие вентиляторы.

— Убирайся! — хриплым шепотом приказал он епископу.

— С-слушаюсь, боевой маэстро, — пробормотал Честер и робкими шажками попятился к двери.

Боевой маэстро! Их всего трое, и отвечают они только перед папой. В некоторых вопросах даже сам папа не может им приказывать, и они принимают решения на Военном Совете. Мужчина произнес несколько слов в какое-то устройство, вшитое в рукав его куртки. В комнату торопливо вошли двое слуг. Один подобрал отрезанную выстрелом руку епископа и столь же торопливо вышел, а второй протер мне лицо чем-то очень холодным. Боль сразу отступила. Затем слуга просканировал меня диагностатом.

— Оценка повреждений? — спросил боевой маэстро.

— Ушибы и ссадины, три шатающихся зуба, — ответил слуга, вставляя что-то в мою левую ноздрю. Послышалось короткое шипение, запахло горелым мясом. — Это остановит кровотечение, сестра. Тебе еще повезло, что носовой хрящ не сломан.

— Ты хотел сказать, что это епископу Честеру повезло, — заметил боевой маэстро. — Оставь нас.

Боевой маэстро медленно приблизился и остановился шагах в пяти от меня, скрестив руки на груди и наклонив голову. Я даже не представляла, что существуют люди, способные так обращаться с епископом.

— Ты, несомненно, считаешь меня чудовищем, — заговорил он, неожиданно взглянув мне в глаза, — но на самом деле я пощадил епископа. Потому что мог развалить его от головы до пениса. А так… не сомневаюсь, что ему уже сейчас прилаживают руку на место. Хочу извиниться за то, что позволил избивать тебя так долго. Я сидел за монитором в двух комнатах отсюда, наблюдая за тем, как ты читаешь, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы добежать.

— Кто вы, Ваша Светлость? — спросила я, удивившись собственной храбрости.

— Я боевой маэстро Родригариан, принцепс папского Военного Совета Трех… но это не имеет значения.

Я моргнула. Не имеет значения? Второй по важности человек в папском Супрадиоме и самый могущественный из ныне живущих?

— Чем я могу служить Супрадиому? — спросила я, разводя руки в формальном жесте уважения.

— Человечество начало войну с неизмеримо превосходящей нас расой, упомянутой в дневнике Тиндейла, сестра Мишель.

Наверное, шок, который я испытала, со всей очевидностью отразился на моем лице. Хоть я и посвятила свою жизнь борьбе с тупостью, рядящейся в одеяния власти, эта новость стала для меня полной неожиданностью. Я промолчала.

Родригариан продолжил:

— Наше миссионерское рвение увело нас на две сотни световых лет от Земли. До сих пор нам встретились лишь шестнадцать видов более или менее разумных обезьян на четырех мирах. Мы основали миссии для их просвещения и начали обращать в истину святого писания. Мы обнаружили и два более разумных вида, чьи предки уже сочиняли философские трактаты, когда земляне еще только мастерили первые копья. Но тебе, разумеется, все это известно.

— Да, Ваша Светлость. Сейчас на этих мирах находятся наши инквизиторы, уничтожая языческие храмы и религиозные инфокристаллы, а заодно сжигая еретиков. И еще одну планету мы разбомбили дотла, когда она отказалась принять наших миссионеров. Я написала трактат, протестуя против такой жестокости… Однако вам, вероятно, все это известно.

— Воистину так. Теперь… теперь же мы встретили совершенно иную расу. Она очень развита, и подвластная ей мощь невообразима. Первый контакт с ними, кем бы они ни были, совершил миссионерский крейсер. Он передал на базу снимки, сделанные с предельной дистанции, потом объявил, что активирует оружие и идет на сближение, намереваясь потребовать от чужаков отдаться во власть милосердия священного писания. А следующий корабль, пролетевший через ту же область пространства, обнаружил лишь облако молекул, равное по массе крейсеру. Однако зонды слежения не зарегистрировали в том секторе энергетической вспышки. Крейсер испарился без использования какой-либо энергии, под влиянием некоей силы.

— Но… это же невозможно! Как такое можно проделать?

— Кто знает? Однако несомненно, что они способны превратить весь папский космофлот в газ с такой же легкостью, с какой мы задуваем свечи на алтаре после мессы. И если такое произойдет, то вся мощь, поддерживающая духовный авторитет церкви, исчезнет. Начнутся волнения, бунты, еретические расколы. И один из них можешь возглавить даже ты.

— Ваша Светлость, я никогда не…

— Не разочаровывай меня, сестра Мишель. Я тщательно изучил твое личное дело. Ты обладаешь огромными талантами и целеустремленностью. Ты нам нужна. Необходимо поднять технический уровень нашего флота и систем обороны, и сделать это очень быстро. Пока мы можем лишь гадать, насколько развита эта новая раса. Не исключено, что она опережает нас на тысячи лет. Возможно, останки первого порохового оружия погребены на их планете в слоях песчаника, которым уже миллион лет. И вопрос звучит так: есть ли у нас шанс уцелеть?

— При всем моем уважении, Ваша Светлость, я сформулировала бы его иначе: заслуживаем ли мы такого шанса?

Против ожидания монахини боевой маэстро рассмеялся:

— Вероятно, нет, сестра Мишель, однако есть и другой, более важный вопрос: будем ли мы уничтожены за то, что уже сделали? Исследования на планетах системы Центавра нашли признаки того же явления — испарения без выброса энергии.

— Как в случае с нашим миссионерским крейсером?

— Да. Уцелевшие записи указывают: чужаки, как и мы, обращали всех в свою веру. Однако ущерб, нанесенный нами за столетия религиозного насилия и фанатизма, будет возмещен. Сегодня вечером умрет папа, а с ним и некоторые кардиналы. В этом обвинят еретиков, но уже подготовлена почва для либеральных изменений. На все планеты послан эдикт, предписывающий немедленно казнить всякого, чей титул включает слово «инквизитор», а все миссии уничтожить. Но я опасаюсь, что этого окажется недостаточно. Пять автоматических станций слежения уже внезапно замолчали, и не менее десятка миссионерских кораблей не вышли вовремя на связь со своими приходскими станциями. Нам предстоит сражение. И я хочу знать, есть ли у нас хоть какой-нибудь шанс на победу.

Главнокомандующий вооруженными силами межзвездной империи спрашивает меня, есть ли у нас шанс в битве со сверхцивилизацией возрастом миллион лет! Я получила образование в монастыре и не готова к ответу на такие вопросы, но давно изучаю запретные истины и теории.

— У ос довольно развитая социальная структура, и уже миллионы лет они строят весьма сложные ульи, но все же они не изобрели лазерные орудия и звездолеты. Подумайте сами, ведь сложная социальная организация, средства общения и эквиваленты городов были у них задолго до того, как люди произошли…

Я спохватилась, едва не выболтав ересь о происхождении людей от обезьян, но боевой маэстро Родригариан лишь улыбнулся и кивнул:

— Ты хочешь сказать, что общество, находившееся на нашем уровне миллионы лет назад, с тех пор могло и не продвинуться далеко в своем развитии. Да, такое возможно. А может быть, нам просто фантастически везло.

— Не поняла, Ваша Светлость.

— Из трех тысяч систем, где мы побывали, только в системе Земля — Луна наблюдается идеальное солнечное затмение. Это чистое везение. Меч дона Альверина — еще один пример такого везения. Возможно, ни один ученый любой разумной расы с любой из планет не смог за всю историю Галактики создать передатчик темпорально сцепленной материи — включая наших грозных врагов. Не исключено, что в наших руках находится воистину уникальный предмет.

— Значит, у нас может оказаться преимущество, которого нет даже у них? Мы способны снова и снова ускорять свой научно-технический прогресс и создавать все более совершенное оружие в период между 1404 и 2004 годами.

— Доклады об остроте твоего ума не были преувеличением, сестра. Я тебе искренне благодарен. Итак, могу ли я рассчитывать на твою помощь? Прочтешь ли ты Уильяму Тиндейлу подготовленный нами трактат о технологии создания оружия?

Повисла пауза, но я выдерживала ее не ради драматического эффекта. Все это могло оказаться чудовищным обманом. Где гарантия, что были отданы приказы об уничтожении миссий, действительно ли существует заговор с целью устранения папы? Я окинула взглядом руки собеседника. На его пальцах не было колец.

— Согласна, боевой маэстро, но с одним условием, — объявила я.

— Назови его. В моем распоряжении вся промышленная мощь и богатство империи.

— Вы женитесь на мне и объявите своим личным стратегическим советником.

На сей раз настала очередь Родригариана сделать паузу и обдумать ответ.

— Я могу избавить тебя от монашеского обета в течение пятнадцати минут, затем организовать твой перевод в мою личную свиту… но так ли необходимо замужество? В конце концов, я ведь должностной евнух, и прежде чем церковь санкционирует мой брак, мне придется имплантировать себе клонированные тестикулы.

— Меня не интересуют ни дети, ни супружеские отношения, Ваша Светлость. Если честно, то давно скончавшегося Уильяма Тиндейла я люблю гораздо сильнее, чем когда-либо смогу полюбить вас.

— Тогда зачем?

— В качестве жеста доброй воли. Взгляните и на положительную сторону, Ваша Светлость. После свадьбы рядом с вами окажется единственный человек, способный повлиять на братьев Тиндейлов. И они останутся под вашим полным контролем до тех пор, пока мы будем живы.

Церемония свершилась в течение следующего часа. А через пятьдесят секунд после свадебной клятвы я уже сидела с радиопередатчиком перед трактатом о принципах и технологиях создания оружия. Рядом сидел мой муж.

— Никогда не представлял себя женатым, — с оттенком легкой грусти признал боевой маэстро.

— Не печальтесь, Ваша Светлость. Как только я прочту все это моему истинному возлюбленному, мир сразу изменится. Пролистайте дневник. Я уже была учительницей, ученым, исследователем, а теперь и монахиней.

— Бывшей монахиней.

— Гм-м, действительно. Через несколько минут я могу оказаться папой, а вы — ученым.

— Ты действительно любишь Уильяма Тиндейла? Он ведь мертв уже более пяти веков.

— Но стоит мне нажать кнопку передатчика, он оживет и начнет слушать меня в своей мастерской неподалеку от Доугейтского причала в Лондоне. И произойдет это в 1404 году, когда ему будет двадцать два года.

— Значит, ты любишь юношу, но все же вышла за меня?

— Ах, ему же тридцать пять, как и мне сейчас, и одновременно восемьдесят три, когда он лежал на смертном одре. Я всегда восхищалась им, а его портрет, на мой взгляд, просто очаровывает. Не очень-то подходящие мысли для монахини, но я и в молодости вряд ли служила идеальным образцом для невест Христовых.

— Пора начинать передачу, дорогая. Ты станешь говорить ему о своих чувствах, как это делали прежде другие, альтернативные Мишель?

— Я стану говорить искренне, от всего сердца.

Я взяла маленький передатчик и включила его.

— Уильям, это снова Мишель. Прошу тебя, прислушайся к моим словам, потому что на сей раз нашему миру угрожает большая опасность. Я сообщу тебе еще более сложные знания, которые ты должен передать будущим поколениям — тем, чьей учености окажется достаточно, чтобы их понять. Уильям, в этом будущем… нет, ты не поверишь, какой оказалась моя судьба в этом будущем, которое лишь одно из множества вероятных. О, как мне хочется обнять тебя и принадлежать лишь тебе. Но все же ты можешь слышать мой голос, а я могу прочесть твои слова в дневнике, который в любом из вариантов будущего, похоже, находят именно в 2001 году. Ведь мы любим друг друга, Уильям, а многие ли из тех, кто обладает друг другом во плоти, воистину могут назвать свои чувства любовью? А теперь слушай и все тщательно записывай.

Уильям всегда записывал очень тщательно. Просмотрев дневник, я не смогла заметить существенных ошибок на многих десятках страниц. Кое-что я даже зачитала вслух, пытаясь вообразить себя на месте той женщины из альтернативных вариантов будущего.

— Весьма необычно слышать, как вы повторяете слова вашего другого «я», Ваше Величество, — заметил профессор Честер, когда я положила дневник на стол. Он так и остался раскрытым на последней странице.

Пол убежища дрогнул — это еще один импактор, летящий почти со световой скоростью, пронзил защитную систему планеты и сдетонировал. Нам удалось нейтрализовать оружие врагов, действующее по принципу молекулярного разрушения, но у них имелся неиссякаемый арсенал. Хотя ни один из видов оружия чужаков не был абсолютно неуязвимым, по количеству они, похоже, превосходили нас во много раз. У Земли и человечества попросту заканчивались ресурсы.

— Хотела бы я знать, какое значение они придают этой бомбардировке, — проговорила я, размышляя вслух. — Почти вся наша промышленность и все системы оружия выведены в космос и рассредоточены.

— Тогда зачем мы тратим ресурсы на оборону этого убежища? — вопросил Честер, проницательный, как всегда. — На это должна быть — веская причина.

— Очень скоро ее не станет, мой верный и преданный друг. Промышленные астероиды можно оборонять и даже переместить, равно как инкубаторы и корабли обслуживания. И тогда даже твой университет будет обречен.

— Трудно в это поверить, Ваше Величество. Мы в девяти милях под землей.

— Прямое попадание в убежище разрушит шахты доступа. И даже если вы переживете ударную волну, то окажетесь замурованы тут навсегда. Как старший из оставшихся в живых членов императорской семьи я не могу такого допустить. Штат университета и сетевые информационные библиотеки будут распределены по нашим промышленным крепостям. А потом Землю предоставят судьбе.

Ответа не последовало — решение оказалось тяжким. Честер сидел и угрюмо молчал, погрузившись в размышления. Я взяла инфоблокнот с подготовленным текстом послания к братьям Тиндейлам и начала читать:

— Да будет известно, что Ее Императорское Высочество принцесса Мишель из дома Уотсон нашла вескую и хорошо обоснованную причину…

— Э-э… вам следует говорить «Величество», а не «Высочество». Ведь вы теперь правящий монарх.

— Верно, но написано это еще до того, как погиб мой брат. А тогда я была еще Высочеством, а не Величеством.

— Это великое несчастье, но погиб он смертью храбрых.

— Стивен, я не могу прочитать такое. Во всех моих прежних посланиях я была лишь умной девушкой, которая признается юноше в любви и сожалеет, что не может назначить ему свидание. Уильям Тиндейл знает тех Мишель, но не знает меня.

— Вы можете говорить все, что пожелаете, Ваше Величество. Теперь вы императрица и по законам Соларианской империи не отвечаете ни перед кем.

Я села за стол и прикрепила ко лбу сенсор, затем мысленно продиктовала несколько новых фраз, добавив их к тексту. Помещение вновь содрогнулось, когда взорвался очередной импактор, свет на мгновение потускнел. Завершив начатое, я взглянула на Честера. Тот уже стоял, с тревогой разглядывая длинную трещину на потолке.

— Ты действительно считаешь, что это нам хоть как-то поможет? — осведомилась я, опуская сенсор на стол.

— Мы сумели вырвать у них преимущество, поэтому они нас сейчас бомбардируют. Они и представить не могли, что мы бросим целый военный флот, лишь бы захватить неповрежденным хотя бы один их корабль с установкой искажения пространства. Теперь мы разобрались в основах этой технологии, и они стремятся уничтожить нас до того, как мы построим флот таких же кораблей.

— И эта операция едва не провалилась. Их корабль был только разведчиком, однако смог погубить три наших тяжелых крейсера. Я и сейчас подозреваю, что выстрел, которым мы вывели его- из строя, был просто случайным.

— Случайным или нет, но теперь мы кое-что знаем об их технике… а также их физиологии. Наше оружие не уступает вражескому, и серьезный перевес они имеют лишь в технологии экранов с фазовым гистерезисом и в умении скрывать корабли внутри области искаженного пространства. Сообщите эти принципы Уильяму Тиндейлу, и к тому времени, когда человечество доживет до очередной версии 2004 года, физика уже станет фольклором.

В этом я не сомневалась. Если не считать предисловия, текст был подготовлен нашими лучшими преподавателями. Получив такие знания, братья Тиндейлы теоретически окажутся в состоянии изготовить примитивный, но работающий резонансный пистолет, а возможно, и блок гравитационной индукции, способный перемещать их деревянные боевые корабли по воздуху и даже в космосе. Разумеется, текст включал и предупреждение о том, что на большой высоте нечем будет дышать. С теми знаниями, которые я сейчас держала в руках, Англия к 1470 году смогла бы покорить весь мир. Даже высадка на Луну вполне могла бы состояться еще при жизни братьев Тиндейлов. Но что дальше? И почему именно это? Я взглянула на Честера. Всю свою жизнь он маниакально и неудержимо стремился к прогрессу. И слово «почему» применялось лишь к результатам эксперимента, которые не соответствовали ожидаемым.

— В том 2004 году мы сможем противостоять их кораблям на равных, а то и превзойти их, Ваше Величество.

— Так говорят мне все, но теперь моя очередь спросить: почему?

— Я весь внимание, Ваше Величество.

— Почему, Честер? Что если вражеские корабли, защищенные вихрем искаженного пространства, есть лишь один из десятков, сотен или даже тысяч уровней и вариантов их ответа?

— Не уверен, что понимаю.

— Возьмем такой пример. Над вами кружит оса. Вы прихлопываете ее мухобойкой. Другие осы вылетают из гнезда и летают вокруг. Вы беретесь за инсектицид. Осы через несколько поколений становятся невосприимчивы к отраве. Вы пускаете в ход огнемет. Тогда они начинают усиленно плодиться и устраивать гнезда в таких местах, которые вам недоступны. Вы накрываете весь континент термоядерными боеголовками. Тогда они переходят к подводной жизни и выводят потомство в океане. Продолжать?

— Так вы хотите сказать, что их нынешние корабли могут быть ответом на уровне мухобойки?

— Возможно. Не исключено, что они создавали оружие сотни миллионов лет, Честер, и вряд ли у них в арсенале только мухобойки. Допустим, с мухобойками мы справимся. Допустим, даже расскажем Уильяму о вражеских инсектицидах и огнеметах, но чем все кончится? А вдруг кто-нибудь из них придет к выводу, что мы слишком уж развились, и, пропустив несколько уровней обороны, прибегнет сразу к противоосиной термоядерной бомбе?

— Это… гм-м… не согласен. На мой взгляд, они всегда будут переходить от уровня к уровню, и мы должны постоянно учиться у них чему-то новому. У нас есть дневник Тиндейла и Меч дона Альверина. А у чужаков их нет. Возможность связи с прошлым — наше единственное преимущество, но зато это преимущество огромно.

— Не уверена. Анализ дневника показывает, что после моих первых слов, адресованных Уильяму Тиндейлу, технологически мы продвинулись примерно на тысячу лет. И куда нас это привело?

— К завершению очень долгого пути. Мы подобны мышам, бросившим вызов тигру, и все же мы удерживаем исходные позиции.

— Да неужели? Их импакторы превратили всю поверхность Земли в груды щебня. Мы не знаем, где находится родная планета чужаков и есть ли она у них вообще. За пять лет, пока идет война, мы повредили десяток их кораблей, уничтожили три и захватили один. А они уничтожили семь тысяч наших.

— Война была неизбежной. Они атаковали нас первыми. Нападение оказалось совершенно неспровоцированным, потому что наши капитаны и адмиралы получили строжайший приказ — к чужим кораблям можно приближаться только с отключенным вооружением. Девяносто кораблей, сделавших попытку дружественного сближения с чужаками, были обращены в пар, и лишь после этого мы открыли ответный огонь.

— А мы так похожи на друзей? С 1851 года, когда принц Исамбард Брунель издал указ о закладке Соларианского военного космофлота, тот вырос до девяноста пяти тысяч кораблей. А вдруг пилотами чужих кораблей были пастухи, оберегающие свои мирные планеты? И они могли принять нас за волков, готовых бросить боевые корабли на все, что покажется нам легкой добычей.

— Без военного флота нас бы уже давно уничтожили.

— Однако чужаки не причинили вреда эсгррам, волдеррам или сгортам, а эти цивилизации существуют уже десятки тысяч лет.

— Это бесхребетные философы. Они не представляют угрозы, у них даже нет звездолетов. Зато мы — другие, и мы не покоримся. Настало время нанести ответный удар. И эта возможность целиком в вашей власти. Уильям Тиндейл прислушивается к вашим словам. И это дает вам огромную власть.

— В каком смысле? Что ты предлагаешь?

— Тиндейлы спрятали и дневник, и меч, братья лишь опубликовали научные принципы и изобретения. Дневник и меч обнаружили всего несколько месяцев назад, когда был вскрыт фамильный склеп Честеров. Но почему эти вещи спрятали? А в том, что их именно спрятали, никаких сомнений нет. Меч и дневник вложили в свинцовый гроб сэра Перси Честера — человека, никак не связанного с Тиндейлами. Эту могилу неизменно обнаруживают в 2001 году. Вы всегда рождаетесь и всегда становитесь поклонницей Уильяма Тиндейла. Вы есть то, что физики называют темпорально неизменной величиной.

— Знаю, знаю. Прошлое неизменно, но к нему можно кое-что добавить. Я имею общее представление о теории, хотя и не понимаю всей математики.

— Правильно, и таким способом мы можем в несколько раз ускорить научное развитие человечества. Скажите Тиндейлам, чтобы они не прятали меч. Тогда мы сможем постоянно сообщать о наших достижениях тем, кто их сменит, обеспечим непрерывную обратную связь. За шестьсот лет мы сумеем продвинуться на миллион лет, на несколько миллионов! И к новому 2004 году человечество может стать главной расой Галактики или даже нашего скопления галактик!

— Это лишь предположение, профессор.

— Вовсе нет. Для изучения этого плана был создан комитет лучших умов Соларианской империи. И то, что я вам сейчас сказал, основывается на их компьютерных моделях.

Сказанное оказалось для меня новостью, и к тому же тревожной.

— Почему мне ничего не сообщили?

— Не успели. Ведь вы стали императрицей и верховным главнокомандующим Соларианской империи всего одиннадцать дней назад. Ваша коронация еще не состоялась, и формально вы пока принцесса, а не императрица.

— Мне известны тонкости имперских законов и протоколов, профессор, — холодно заметила я. — Еще не наступило время для официальной коронации.

— И для моего сообщения. До сегодняшнего дня, — добавил он, выдавив улыбку. — Ваше Величество, никакого заговора нет. Все это отложили до момента, пока не будут решены вопросы с более высоким стратегическим приоритетом. И наиболее очевидный из них — вражеские импакторы.

— И что я должна сделать согласно вашему новому плану?

— Зачитать личное предисловие, потом краткое изложение наиболее передовых научных достижений человечества, а затем распорядиться, чтобы братья Тиндейлы не прятали меч после своей кончины, а оставили своим наследникам как неоценимое сокровище, как спасение человечества. Этот меч связан с самим собой, но только в шестивековом прошлом, он способен доставить в прошлое современные знания, порождая бесконечное число все более развитых вариантов прошлого, которые поднимут человечество невообразимо высоко. Решать вам, Ваше Величество, и в этом решении заключается единственный способ одолеть расу, ныне гораздо более развитую, чем наша. Какова будет ваша воля?

Я уже приняла решение, но в придворные интриги и политику я оказалась втянута еще с детства, едва научившись связно говорить. Поэтому я выдержала очередную паузу, хмурясь и покусывая нижнюю губу.

— Я согласна с твоим планом, — наконец заявила я и была вознаграждена изумлением, мелькнувшим на лице собеседника. — Запри дверь и отключи все коммуникаторы. Я не желаю, чтобы кто-то прервал общение с моим давно умершим другом.

Честер вызвал охранников и слуг, отдал им необходимые приказания и отослал. Потом вставил в дверной замок карточку-ключ и низко поклонился мне.

— Ваши желания исполнены, Ваше Величество, — объявил он.

— Превосходно. Теперь можешь сесть и послушать, но прошу воздерживаться от усмешек, когда я стану говорить о личном с моим самым платоническим из друзей.

— Я не смел и помыслить о подобном, Ваше Величество.

Я положила перед собой блокнот и начала читать:

— Уильям Тиндейл из Лондона, я знаю, ты меня слушаешь, потому что знаю также: каждый день ты держишь этот меч поблизости… точнее говоря, каждый день после моего первого обращения к тебе. Вот уже в пятый раз я, любящая тебя Мишель, говорю с тобой из будущего, минуя шестьсот лет. На этот раз я — Мишель Четвертая, императрица Соларианской империи. Сейчас наша империя атакована. Могущественные инопланетные враги, которых я описывала ранее, теснят нас и неумолимо сокрушают нашу оборону. При всей нашей военной мощи мы не в силах даже удержать позиции. Пять лет назад космический крейсер под командованием герцога Мандронитера открыл огонь по небольшому кораблю чужаков и уничтожил его. И с этого дня человечество оказалось в состоянии войны с инопланетной расой — настолько древней, что ты даже представить не можешь. Поэтому сейчас нам нужно передать философам и ремесленникам твоего времени некоторые принципы и схемы используемых врагами устройств, дабы обрести преимущество в войне, которая начнется через шестьсот лет в будущем.

Я продолжала читать, описывая принципы работы нашего лучшего оружия. Профессор Честер еще не понял, что я пока не произнесла слов любви своему кумиру из средневекового Лондона. В его представлении, все шло хорошо, развивалось по его плану. Честер учел даже то, что верховный главнокомандующий Соларианской империи обязан постоянно быть при оружии. Точнее говоря, Честер полагал, что у него все под контролем, но я тайно провела программное сканирование своего антикварного церемониального резонансного пистолета и обнаружила блок перехвата управления, встроенный в программное обеспечение. Отец, хотя его скорая смерть почти не оставила нам времени на общение, все же научил меня величайшей осторожности. Теперь я лишний раз убедилась в правоте отца: ведь все придворные специалисты и техники заверяли, что мое оружие совершенно исправно.

Мать же обучила меня оптронике, и я, встроив в свое церемониальное оружие семнадцать тщательно замаскированных оптоволоконных кабелей, сумела обойти блок регулировки и управления пистолета. Как резонансное оружие он теперь стал бесполезен, зато мощный пусковой лазер, расположенный в резонансной камере, мог прорезать полдюйма стали. Любое внешнее сканирование программного обеспечения показало бы, что пистолет неисправен, но мне требовалось оружие, и теперь я им обладала. Я была готова к покушению на свою особу, но сейчас догадалась, каким образом оно планировалось.

— …и теперь завершается моя техническая миссия, но не мои слова к тебе, Уильям Тиндейл, моему возлюбленному из далекого прошлого, — сказала я. — Прошу тебя, обрати внимание: величайшие натурфилософы моего времени решили, что тебе следует передать Меч дона Альверина и дневник своим наследникам. С их помощью они желают постоянно воздействовать на прошлое из будущего… но они не правы! Ради судьбы человечества умоляю — не публикуй ничего из сказанного мной и спрячь меч! — воскликнула я, одновременно выхватывая оружие.

Честер уже вытаскивал из кобуры свой резонансный пистолет, но луч моего лазера рассек его тело наискось вместе со стулом. Потом я выстрелила в нужную точку возле двери, где в стене находилось устройство, открывавшее и закрывавшее дверь, и заблокировала ее. Последний выстрел уничтожил камеру слежения. Находившиеся снаружи ответили тем, что обесточили помещение, лишив меня света, и пустили в комнату усыпляющий газ, но к тому времени я включила прицельный лазер вместо фонарика и поспешила к телу Честера. В кармане его камзола нашлись баллончик с кислородом и маска. Я сделала глубокий вдох и снова обратилась к Уильяму:

— Уильям, меня пытаются остановить, и жить мне осталось совсем недолго. Спрячь меч, уничтожь дневник, забудь все, что узнал, и забудь меня! — крикнула я и глотнула кислорода. — Меч и дневник — это ключ к будущему, которое станет давать тебе только натурфилософию и конструкции оружия. Мир, в котором я живу — это огромное средневековое королевство. — Еще один вдох, и я услышала скребущие звуки — к двери прилаживали домкрат. — Три другие инопланетные цивилизации, с которыми мы вступили в контакт, кроме изучения природы развивали и моральные принципы. В результате они прожили без войн десятки тысяч лет, тогда как мы в нравственном отношении остались практически на вашем уровне.

Глотнув из баллончика, я направила оружие на дверь и выстрелила. Послышались крик боли и лязг металла, когда уронили домкрат.

— Уильям, единственный способ остановить войну с враждебными инопланетянами — сделать так, чтобы это будущее никогда не осуществилось. — Вдох. Звук шагов нескольких приближающихся людей. Я выключила радио. — У меня Меч дона Альверина, предательская мразь! — крикнула я и сделала очередной вдох. — Он у меня на поясе. Если выстрелите в меня из резонансного оружия, то уничтожите свою единственную связь с прошлым. — Я снова включила радио. — Извини, Уильям, пытаюсь выиграть время.

Снова вдохнув, я напряженно прислушалась, но ничего не услышала. Наверное, челядь совещалась, выбирая один из десятка способов пробиться ко мне.

— Уильям, я считаю тебя величайшим из когда-либо живших философов, но прошу тебя, умоляю: уничтожь это будущее! Никогда и никому не раскрывай того, что я тебе сообщила. Сейчас мои же придворные могут в любой момент выбить дверь. И тогда я направлю оружие на меч и уничтожу то, что связывает нас с твоим временем. — Последний вдох. — Я люблю тебя, Уильям Тиндейл. Прощай — и никогда не забывай меня!

— На этом текст обрывается, — сказал сэр Стивен, когда я пролистала несколько пустых страниц, следующих за последней записью.

Я закрыла дневник и уставилась на слова, вытисненные на его обложке: «Дневник Тиндейла». Потом взглянула на меч. Затем на сэра Стивена.

— Я журналист, пишущий о науке, а не редактор научной фантастики, — сообщила я.

— Но это не мистификация, — возразил мой собеседник.

— Стив, если ты вознамерился поразить меня своим писательским талантом, то выбрал для этого не лучший способ. В чем тайный смысл твоего приглашения? Если ты надеялся, что я стану твоей любовницей, то мой ответ: нет. Пусть я и разведена, но…

— Это очень серьезно! — рявкнул он, ударив кулаком по краю стола. Обычно сэр Стивен отличается уравновешенностью и даже в худших ситуациях владеет собой.

— Послушай, я совершенно не понимаю, чего ты добиваешься.

— Я отдал фрагмент одной из страниц на экспертизу. Бумага подлинная, чернила подлинные, и в наличии все должные признаки медленной химической реакции чернил с бумагой в течение шестисот лет. Значит, все это — реальность.

— Темпоральное сцепление? — Я рассмеялась, успев прийти в себя. — Что за чушь! Ты меня что, за дурочку держишь? Да, пусть я знакомлюсь с последними открытиями в физике только в журнале «Природа», но зато делаю это регулярно.

— А как же твои чувства к Уильяму Тиндейлу?

Эта часть дневника смущала меня больше всего. Еще на последнем курсе университета я увидела единственный уцелевший портрет Уильяма на выставке в Национальной портретной галерее Лондона. Не могу назвать свои чувства любовью с первого взгляда, но я купила репродукцию этого портрета и вставила ее в рамку. Я также изучила то немногое, что было известно о талантливом оружейнике и его брате. Сведения о них обрывались 1418 годом, когда оба брата погибли у себя дома во время пожара, начавшегося после взрыва пороха.

— Я восхищаюсь братьями и полагаю, что Уильям весьма симпатичен.

— И такие же чувства к нему ты испытывала в других альтернативных будущих, порожденных тобой и Уильямом.

— Стив, шутка неплоха, но она зашла слишком далеко.

— Это не шутка, — упорствовал сэр Стивен. — Пролистай дневник еще раз. Там на двух сотнях страниц текста и чертежей описаны самые фантастические технологии. Мишель, если ты не воспримешь все всерьез, то это сделаю я. И отвезу дневник в другое место.

За его словами последовало длительное молчание. Я прошлась взглядом по нескольким страницам из середины дневника. Кое-какие физические теории выглядели вполне правдоподобно и легко проверялись экспериментально. Тревога охватила меня. Я видела карту практических научных знаний, отражающую только верные направления — ни единого тупика или ошибочного эксперимента. Императрица — последнее из моих альтернативных «я» — оказалась права относительно моральных принципов. А здесь они даже не упоминались.

— Послушай, Стив, допустим, все это настоящее. И что дальше?

— Да информация из этого дневника может в течение десяти лет перенести нас на пять столетий вперед, вот что! И через несколько месяцев мы окажемся на Марсе, а через десятилетие — уже на Альфе Центавра.

— И снабженные оружием, способным стерилизовать целую планету между завтраком и утренним кофе. Да любой более развитой космической расе мы покажемся ордой Аттилы, вооруженной термоядерными боеголовками. Посмотри на эти чертежи. Всякий достаточно сообразительный псих сможет разнести городской квартал, например, вот этой штуковиной, резонансной кулевриной. Почти все части для нее можно купить в любом супермаркете, а затем собрать у себя в гараже.

— Ну и что? Это лишь означает, что доступ к дневнику Тиндейла следует ограничить. Мишель, у тебя был шанс. Извини, но мы говорили о судьбе человечества. Я немедленно отправлюсь с дневником в Лондон. Научные сведения, изложенные на этих страницах, требуют серьезной проработки. Когда будешь уходить, зайти к Томсону, он выпишет чек для компенсации твоих дорожных расходов.

С этими словами он взял меч с дневником и вышел. Я осталась наедине со своими мыслями. Во всех альтернативных мирах Честеры никогда не могли устоять перед искушением. Ощутив руку на плече, они не смотрели вниз, проверяя, не увидят ли там раздвоенное копыто. И еще я испытывала странное чувство утраты. Я осознала, слегка ревнуя, что из всех Мишель Уотсон лишь я одна не говорила с Уильямом Тиндейлом посредством Меча дона Альверина. Откуда-то издалека донесся низкий глухой звук. Потом в коридоре послышались шаги. «Томсон с чеком для меня», — предположила я.

Но вошел… Уильям Тиндейл, облаченный в красный плащ и какую-то форменную куртку поверх оливково-зеленых брюк. На поясе у него висел меч.

— Миледи, я здесь, — произнес он, разводя руки и кланяясь. — Какова будет ваша воля?

Часть моего мозга словно отключилась. Я смогла лишь отметить, что его речь и произношение современных английских слов значительно отличаются в лучшую сторону относительно лондонца из 1418 года. Наверное, он специально учился говорить так, как говорила я. Для образца у него имелось несколько часов звучания моего голоса во время передач, а к ним еще и четырнадцать лет для тренировок… Потрясение мое трудно было описать.

— Уильям?.. — выдохнула я, возблагодарив судьбу за то, что при его появлении все еще сидела.

— Да, это я. — Он застенчиво улыбнулся. — А ты моя единственная любовь.

Я медленно встала, обошла стол, взяла его за руку и лишь через некоторое время смогла ответить:

— И я люблю тебя не меньше. Но… я должна объяснить…

— Все, что было сказано, я слышал, — заверил он, приложив палец к губам.

Значит, он слышал наш разговор со Стивеном! Мы вышли из комнаты, держась за руки. Я не особенно удивилась, обнаружив в гостиной связанного Томсона с кляпом во рту. Мы вышли из дома и пересекли лужайку, направляясь к гостевой автостоянке. Там, неподалеку от пылающих останков автомобиля сэра Стивена расположился аппарат Тиндейлов. Возле него с поднятыми руками стоял Стивен, а за его спиной — мужчина, похожий на Уильяма.

— Это Эдвард, — пояснил Уильям, и его брат слегка мне кивнул. — У него нет голоса, но все же он может изъясняться.

Уильям показал на сэра Стивена, на горящую машину, а потом на предмет в руках Эдварда. Этот предмет мог бы принадлежать кисти Дали, если бы художника заперли в лаборатории алхимика, вкатили солидную дозу галлюциногена, а затем попросили изобразить что-нибудь интересное. Конструкция состояла из спиральных трубок, шаров из непрозрачного стекла, слоновой кости, обсидиана и хрусталя. Деревянный приклад, вероятно, был позаимствован у одного из первых мушкетов. Все эта мешанина деталек испускала жемчужное сияние, а та ее часть, что служила стволом, была направлена на сэра Стивена. Возле него лежали дневник Тиндейла и Меч дона Альверина. Эдвард коротко поклонился мне, но самодельная резонансная кулеврина осталась нацелена на сэра Стивена.

Братья Тиндейлы вняли моему предупреждению и не стали ничего публиковать. Однако в своей лаборатории они работали как одержимые и к 1418 году построили звездолет.

Корабль был размером с грузовой фургон, но имел форму соединенных основаниями луковиц и покоился на решетке из деревянных стержней — сплошные железные полосы, доски от бочек, медная обшивка и дубовые поперечины. Он был снабжен несколькими окошками из кристаллического кварца, напоминающими бойницы, а герметичность ему, судя по запаху, придавали замазанные битумом щели. Уильям показал мне корабль изнутри. Он обогревался и снабжался энергией с помощью технологий, которые приносили бы мне Нобелевские премии по физике минимум десять лет подряд, и тем не менее все это было создано из материалов и с помощью инструментов, доступных в Лондоне пятнадцатого столетия. Углекислота расщеплялась на кислород и графит каким-то аппаратом, смонтированным внутри привинченного к крыше деревянного корыта. Двигатель был тот самый, что описывался в дневнике как «асимптотическая граница, генерируемая сжатием кристаллов кварца, заключенных в оболочку из сплава золота и серебра, с точно заданной частотой при помощи…». Короче, даже сейчас я не до конца понимаю, как он работает. Братья этого тоже не понимали, они лишь следовали указаниям, продиктованным моим альтернативным двойником. А соорудив корабль, они воспользовались релятивистским растяжением времени, чтобы перенестись на шестьсот лет за несколько месяцев. Для этого им пришлось совершить более семидесяти полетов с субсветовой скоростью, и после каждого они возвращались на Землю для пополнения запасов свежего воздуха и провизии. И все это ради нашей с Уильямом встречи.

Не могу сказать, как долго мы простояли, не в силах разжать объятия, прежде чем вышли из корабля. Нас ждали сэр Стивен и Эдвард.

— Он опасен, потому что знает много секретов из дневника, — предупредила я братьев.

Эдвард сделал жест оружием, приказывая Стивену войти в корабль, и мы с Уильямом остались наедине.

— Мы высадим его на планете, где живут мудрые и добрые звездные люди. Там он станет жить в монастыре, — пояснил Уильям.

— Так вы… встретили инопланетян?

— Мы ходили по их земле и советовались с их старейшинами.

— А я? Что станет со мной? Я знаю некоторые секреты из твоего дневника. Они остались в моей памяти.

— Ты поступишь так, как пожелаешь, — проговорил он очень тихо, словно боясь услышать мой ответ.

Он не доверял сэру Стивену, но доверял мне. И еще он предоставлял мне выбор, как это сделал рыцарь в «Повести об Уифе из Бата» по отношению к своей невесте.

— Если ты улетишь, то и мое сердце улетит с тобой, — искренне ответила я. — А я не могу жить без сердца.

Мы простояли возле корабля еще несколько минут, прощаясь с Землей 2004 года при свете догорающего автомобиля. Вскоре мы различили далекие звуки полицейских сирен и увидели прожектор подлетающего вертолета. И решили, что настал момент взять дневник Тиндейла и Меч дона Альверина и войти в корабль.

А потом мы исчезли.

Перевел с английского

Андрей НОВИКОВ

© Sean McMullen. Voice of Steel. 2002. Публикуется с разрешения автора.