"История ленивой собаки" - читать интересную книгу автора (Уилльямс Алан)

Глава 3 Сброс

Мюррей остановился перед воротами №2 Вьентьянского международного аэропорта «Ваттай» в пять часов утра. Было тепло и безветренно, а небо напоминало перламутровую поверхность морской раковины; однако, следуя совету Люка Уилльямса, он надел две нательные рубашки и помимо фотоаппарата нес с собой запасную рубашку, завернутую в два номера «Бангкок Уорлд».

Его никто не остановил. Шлагбаум из проволочной сетки под яркой афишей «Эйр Америка — руки, протянутые через океан» был уже поднят. На огромном пыльном летном поле был слышен шум работающих вдалеке двигателей. Пройдя по стрелке «Эйр Америка. Справочное», Мюррей подошел к двери с табличкой «Майор В. И. Джассиа — транспортный менеджер. Пожалуйста, входите».

Навстречу ему встал и протянул руку темный, гладко выбритый мужчина в цветастой рубашке и синих слаксах:

— Доброе утро, сэр! Мистер Мюррей Уайлд — я Билл Джассиа. Люк Уилльямс переслал мне ваши бумаги. Вы немного рановато.

— Я подумал, может, удастся посмотреть, как загружают рис. И выпить чашечку кофе. Мой отель просыпается поздно.

— Конечно, сэр. Только сначала закончим с формальностями.

Мюррей дал ему пропуск, полученный накануне от Люка, а Джассиа протянул ему знакомую ксерокопию извещения «ближайших родственников в случае несчастного случая». Как обычно, Мюррей вписал в этот документ имя и адрес офиса своего литературного агента — симпатичной, подозрительно квалифицированной молоденькой женщины, которой он, с тех пор как развелся, изредка уделял внимание во время своих редких визитов домой.

— Хорошо. Я проведу вас, — сказал майор и вывел его в коридор.

Они вошли в длинную комнату с низким потолком, освещенную неоновыми лампами. Трещали телепринтеры, было очень холодно. Несколько мужчин в штатском работали перед картами, расцвеченными флажками и номерами. Мюррей не заметил ни одного человека в униформе. Все мужчины были чуть старше тридцати, несмотря на ранний час они были очень бодры и свежи. Это поколение прошло Вьетнам и Корею, но не рассталось с идеализмом, и все они были оптимистично настроены.

— Существуют две категории сброса риса, — объяснял майор Джассиа, — «милк-ран»[10] и quot;роллер-коастер[11]quot;. Первый — чепуха, развлекательный полет над холмами, но во время второго вы поднимаетесь высоко в горы, там, сэр, частенько грозы и полное отсутствие видимости, и вот тут уж «пристегните ремни!» — он улыбнулся. — У вас билет на «роллер-коастер», мистер Уайлд.

В комнате по стенам были развешаны образцы аэрофотосъемки неопределимых территорий, погодные карты и огромный плакат «МЫ ВЕРИМ В БОГА», а возле дверей, когда они уходили, Мюррей заметил еще одну надпись поменьше: «Во время полетов запрещено пользоваться транзисторными радиоприемниками и электробритвами на батарейках. Ваша безопасность — наша безопасность. Спасибо».

— Сколько времени занимает погрузка? — спросил Мюррей. Было уже почти 5.15, а взлет по расписанию в 6.30.

— Не больше сорока пяти минут. У вас есть время выпить кофе и познакомиться со своими пилотами. — Они зашли в знакомый Мюррею Хай-Ло Буфет. Внутри было опять очень холодно, играла мягкая духовая музыка — Рэй Коннифф против усиливающегося шума турбопропеллеров. Майор Джассиа подвел Мюррея к столику, за которым сидели двое мужчин в летной форме и пили черный кофе.

— Джентльмены, позвольте представить — Мюррей Уайлд, писатель и журналист из Великобритании. Мистер Уайлд, это ваш главный пилот Сэмюэль Райдербейт. Ваш ко-пилот мистер Джонс. Мистер Уайлд, джентльмены, присоединится к вам на время полета «Эпплджек 6»[12].

Мужчины за столом молча кивнули. Мюррей разглядывал пилотов, и у него начали появляться опасения. В противоположность работающим в операторской ни один из них не выглядел свежим или бодрым. Ко-пилот Джонс, старший из двоих, был небрит, глаза спрятаны под черными очками. Это был устрашающего вида негр с серым оттенком кожи и провалившимися щеками, когда он поднимал чашку, кофе выплескивался через край.

Второй — Райдербейт, может потому, что он был представлен как главный пилот, вызывал еще большие опасения.

Это был высокий мужчина с орлиным носом и гладко выбритым лицом зеленоватого оттенка, продолговатые глаза его были удивительно яркими, но с бледно-оранжевым ободком. Молния на костюме главного пилота была наполовину расстегнута, под ним был надет черный шелковый блейзер, на ногах — черные летные замшевые ботинки.

Майор Джассиа обратился к Райдербейту:

— Сэмми, мистер Уайлд очень хочет посмотреть погрузку. Может, ты покажешь ему после того, как он допьет свой кофе. — Райдербейт снова кивнул, перспектива быть гидом Мюррея не вселила в него особого энтузиазма. Майор повернулся и сказал:

— А теперь, мистер Уайлд, я должен идти, на этот рейс записан еще один пассажир, я должен его встретить в офисе в 5.30.

— Что за пассажир? — спросил Мюррей.

— Кажется, какой-то фотограф. Во всяком случае, ваш коллега.

«Проклятье!» — подумал Мюррей. Он сел напротив Райдербейта, и несколько секунд они с хмурым видом смотрели друг на друга через стол из нержавеющей стали. Джонс отошел в угол, налил из бака ледяной воды и стал пить из бумажного стаканчика.

— Когда-нибудь делал это, Уайлд?

— Нет.

— Фотографируешь или пишешь?

— И то и другое, — ответил Мюррей, к нему подошла официантка-лаотянка, и он заказал черный кофе.

— Печатаешь на машинке или пишешь вручную? — спросил Райдербейт, с хитрым видом подавшись вперед.

— Печатаю, — тупо ответил Мюррей. Он смотрел в эти желтые глаза с расширяющимися, как у кошки, зрачками и пытался определить акцент собеседника.

— Знал я одного писаку, — продолжал Райдербейт, — свихнувшийся поэт, этот недоносок отращивал ноготь, потом надрезал его по центру и пользовался, как пером. Когда-нибудь слышал о таком способе в твоем деле?

— Никогда, — сказал Мюррей, его раздражало, что он никак не может определить акцент Райдербейта. Вроде бы американский, и тем не менее нет. Может, австралийский? Акцент был сильный, агрессивный и в то же время удивительно отрывистый и почти чопорный.

— Если собираешься с нами на прогулку, лучше выпей это, — неожиданно предложил Райдербейт, когда официантка принесла кофе Мюррея. Он вытащил из-за пазухи объемистую фляжку, обтянутую свиной кожей, и, не спрашивая разрешения, щедро плеснул в чашку Мюррея. — Это хороший наполеоновский бренди! Не усмехайся, солдат. Ты еще будешь рад, что выпил. Ты не видел метеосводок, в отличие от меня и Нет-Входа Джонса, у нас есть такая привилегия.

Вернулся ко-пилот и со вздохом уселся за стол, Райдербейт обнял его за костлявую шею:

— Верно, Нет-Входа? Мы видели метеосводки, и мы не боимся! Мы исполняем свой священный долг ради мира и свободы в этом наипрекраснейшем уголке планеты, — он улыбнулся Мюррею, обнажив два ряда острых, белых зубов. — Мистер Уайлд, позвольте вам представить Нет-Входа Джонса, одного из невоспетых героев борьбы с коммунизмом! — Райдербейт, не спуская хитрых глаз с Мюррея, с любовью тряхнул своего коллегу, и вдруг Мюррей узнал акцент — немного искаженный, как у всех, покинувших страну, и тем не менее легко узнаваемый. Южная Африка.

Мюррей вздохнул и подумал: этого мне как раз и не хватало! Сумасшедший белый наемник и негр с похмелья, оба заправились «наполеоном» в 5.30 утра и готовы лететь в горы возле границы Китая с Северным Вьетнамом. Либо в «Эйр Америка» все рехнулись, либо этот Сэмми Райдербейт и Нет-Входа Джонс действительно очень хорошие пилоты.

После их первой стычки Райдербейт вдруг стал очень дружелюбен.

— Мистер Уайлд, а вы не знаете, почему этого старого солдата зовут Нет-Входа?

Джонс стряхнул с себя руку Сэмми и простонал:

— Ай, перестань, Сэмми, дай нам отдохнуть.

— Нет, нет, я расскажу мистеру Уайлду. В конце концов, его жизнь будет частично в твоих руках.

Мюррей взглянул на часы: до отгрузки осталось только двадцать минут.

— В прошлом году Джонс на корректировщике Л-19 совершал разведывательный полет. Один из тех, мистер Уайлд, о которых не следует говорить вне Лаоса, так как в министерстве безопасности забеспокоятся и начнут кипятиться, потому что это дурно, понимаете...

— О, заткнись, — стонал Джонс, но стоны его были не эффективны.

— Короче говоря, Патет Лао случайно подстрелили его, а так как у Л-19 днище что бумага, а старина Джонс был беспечен и не защитил задницу, то прямо туда он и получил пулю, — Райдербейт снова приобнял негра, который, казалось, был слишком утомлен, чтобы сопротивляться. — А так как этот старый солдат не верит в смерть, он провел свой маленький самолет над горами и приземлился в Луангпхабанге, да так аккуратно, что никто ничего не понял, пока они не вытащили его наружу, а на полу в кабине было море крови, не говоря уже о том, сколько просочилось через дыры. И вы знаете, мистер Уайлд? — он склонился к Мюррею, продолжая трясти негра, — когда они привезли Джонса в госпиталь, врачи нашли только выходную рану размером с кофейную чашку, — он вдруг дико усмехнулся. — Но весь фокус в том, что они не смогли найти входное ранение. Они искали и искали, но пуля Патет Лао вошла и вышла из Джонса, не оставив входного ранения.

— Оставь, Сэмми, — бормотал ко-пилот, — это старая история.

Мюррей улыбнулся и встал:

— Как насчет погрузки риса, мистер Райдербейт?

Райдербейт медленно поднялся и хитро ухмыльнулся:

— О погрузке не волнуйся, солдат. Разгрузка — вот что должно тебя волновать.

На улице быстро светало. Райдербейт забрался в припаркованный снаружи «мини-моук» «Эйр Америка».

— Ты чертовски увлечен своим делом, должен сказать, — сказал он, заводя машину. — Не многие журналисты будут стремиться попасть на «роллер-коастер», а потом еще волноваться по поводу погрузки. Какой-нибудь скрытый мотив?

Он быстро провел «мини-моук» по пустой широкой площадке в направлении ангаров, которые просматривались вдалеке и в лучах рассвета напоминали фантастические декорации. Мюррей искоса посмотрел на Райдербейта и с необъяснимым ужасом заметил, что пилот тоже смотрит на него.

— А, солдат?

— Я не совсем вас понимаю, — Райдербейт волновал Мюррея гораздо больше, чем предстоящий сброс. — Я собираю материал.

— Брось, солдат, я не ребенок, и ты тоже. Знаешь, я читаю, и не только местные листки, — он кивнул на сверток из «Бангкок Уорлд», который Мюррей все еще держал под мышкой. — Ты серьезный писатель. Я знаю твой тип: ты хочешь сделать историю в процессе, свидетель сброса, запишешь все детали в записную книжку. Будешь опираться на опыт, в отличие от привычного хора вонючих голосов на пресс-конференциях и разборках по поводу бедных педиков, разрезанных пополам очередью из пулемета пятидесятого калибра, пока они прогуливались по травке. Пару абзацев, а?

Мюррей неподвижно сидел и смотрел на неясные очертания транспортных самолетов с открытыми сзади для погрузки корпусами. Плотно сжатые кулаки лежали на коленях. Идея ударить в рыло своего пилота до того, как они поднялись в воздух, не очень прельщала Мюррея.

Райдербейт свернул налево и провел «мини-моук» под крылом самолета.

— Я не хочу тебе хамить или еще что-нибудь, — продолжал он. — Я просто хочу знать, почему ты хочешь увидеть, как куча чертова риса выгружается из грузовика в чертов самолет?

Они остановились. Самолет впереди не имел ничего общего с современными транспортными самолетами с высоко задранными хвостами. Это была приземистая, неуклюжая машина с низким хвостом и большими открытыми боковыми дверями, в которые с грузовика подъемником два упакованных в хаки лаотянца загружали рис.

— Узнаешь? — спросил Райдербейт. — С-46 — ветеран Второй мировой войны и все еще летает. Как старушка «Дакота», это один из самых крутых самолетов. Только она уже пожилая.

— Вы что, не летаете на современных — С-12 3 или «Карибоу»?

— Не на «высокий» сброс. Это старое корыто, скажу я тебе, стоит не так уж много, даже в виде металлолома. Они не могут позволить себе терять современные самолеты.

Мюррей кивнул, наблюдая за тем, как из ангара появился самосвал, подъехал к подъемнику и почти беззвучно избавился от мешков. Подъемник, словно большая ложка, поднял мешки и впихнул их в открытые двери С-4 б, где два лаотянца по роликовой колее откатили их в брюхо самолета.

Вы теряете много таких самолетов? — наконец спросил он.

— Мы теряем их, но говорить об этом неприлично. Не с журналистами во всяком случае. Я ведь не знаю, можно ли тебе доверять, а, солдат? — Райдербейт, сидя за рулем машины и криво улыбаясь, наблюдал за Мюрреем.

А тот думал о том, была ли это обычная манера Райдербейта принимать любопытных журналистов или тут было что-то более тайное. Он решил сменить тему.

— Вы из Южной Африки?

— Родезия. Проклятые повстанцы.

— Они выставили вас?

Райдербейт завел машину:

— Солдат, они выставили меня отовсюду. Йоханнесбург, Браззавиль, Рио, Каракас, Генуя. Называешь их, и сразу всплывают три грязных слова: Сэмюэль Дэвид Райдербейт. Юго-Восточная Азия практически единственное место, где меня все еще держат. Здесь, в Бангкоке и в старом Сайгоне. — Он вел машину обратно к буфету, но на этот раз гораздо медленнее.

— Довольно смешно, но одно из немногих мест, откуда меня не вышвырнули — Родезия, — добавил Райдербейт. — Пойми меня правильно, я за старика Смитти! Хоть я и еврей, но я не такой, как ваши мягкобрюхие белые либералы. Нет-Входа — единственный кафр, для которого у меня найдется время. К тому же он лишь на малую часть кафр. Его дед принадлежит старой уэльсской фамилии.

— Так что же случилось в Южной Африке?

— Трудности, Домашние трудности. Дважды. Вы женаты, мистер Уайлд?

— Больше нет.

Райдербейт тихонько хохотнул:

— Я был женат трижды. Единственный человек в мире, который заставляет свадебные колокольчики звенеть, как будильник! И все три раза это были настоящие богатые сучки. Первая развелась со мной через полгода за крайнюю жестокость. Второй брак длился около года, а потом опять я получил отставку — все повторилось. Третья жена была самой богатой из них: по ноздри в венесуэльской нефти, и притом красотка. И в третий раз все пошло по кругу, но ее это не волновало. Проблема была в том, что я, видишь ли, разведен всего один раз.

Мюррей улыбнулся:

— И вы уехали оттуда? Где вы научились летать? Военно-воздушные силы Родезии?

— А где же еще! Научили меня садиться на крикетное поле и снова взлетать, не сбивая при этом спицы ворот. Хорошее местечко Родезия, вот только очень маленькое, слишком много чертовых коктейлей вокруг плавательных бассейнов. Знаешь, о чем я?

— Я там не был, но, думаю, что знаю.

Райдербейт затормозил возле Хай-Ло Буфета, открыл дверцу «моука» и вытащил переплетенные метеокарты. Он задержался в машине:

— Мне кажется, вы знаете очень много, мистер Уайлд. Мне же интересно узнать, почему такой известный писака, как вы, интересуется жалким сбросом риса на севере Лаоса? — он вышел из машины и пошел к буфету.

Мюррей на секунду замер на месте и подумал: «Не это ли, по Финлейсону, означает найти двух лучших пилотов Юго-Восточной Азии?» Обуреваемый сомнениями, он вошел вслед за Райдербейтом в буфет и остановился как вкопанный.

Нет-Входа сидел там же, где они его оставили, а напротив — женщина, которая обернулась, когда они вошли, в свободном полевом френче защитной окраски. Она пила кофе, держа чашечку двумя руками. Это была Жаки. Она коротко улыбнулась вошедшим, не выказав при этом никакого удивления.

Они сидели бок о бок, пристегнувшись ремнями к стульям с парусиновыми сиденьями, как раз у открытой двери. Восемь тонн риса, упакованного в тройные мешки, проштампованные: «Даровано Соединенными Штатами Америки», лежали вдоль роликовой колеи, которая, как миниатюрная железная дорога, проходила по полу самолета и заканчивалась у двери.

С потолка свисали стропы нескольких парашютов. Шесть толкачей — отборные представители парашютно-десантных войск Таиланда, данные взаймы Лаосу, — сидели на мешках с рисом, на них была стеганая униформа, но никаких ремней безопасности. Внутри самолета было тускло, масляно и пахло духовкой. Сэмми Райдербейт и Нет-Входа Джонс выруливали в конец взлетно-посадочной дорожки, из-за грохота двух массивных двигателей с пропеллерами говорить было невозможно.

Мимо двери проносились клубы дыма, вырывающиеся из двигателей. Мюррей увидел, как промелькнули три «Ильюшина» — часть амбициозной программы помощи русских в начале 60-х, захлебнувшейся позднее, так как не прибыли запчасти, — их выпотрошенные каркасы лежали в высокой траве у края летного поля. Последовало несколько сильных толчков, левый двигатель напротив двери болезненно кашлянул, словно огромное животное, весь самолет задрожал, взвыл и начал тяжелый бег на взлет.

Девушка спокойно и ровно сидела рядом с Мюрреем и смотрела на болтающиеся в воздухе ботинки толкачей, сидевших выше на мешках. Мюррей уже оправился от потрясения, которое испытал, когда увидел ее в буфете. Сначала он стоял и с разинутым ртом пялился на нее, пока Райдербейт тратил минуты летного времени, плотоядно пожирая ее глазами и заботливо предлагая бренди из своей фляжки, от которого она отказалась. Теперь Мюррей пытался разобраться, что к чему. Причина, по которой она оказалась на борту этого самолета, довольно проста: она вообразила себя фотолюбителем, услышав вчера в посольстве, что предстоит сложный сброс риса, и, не зная, чем заняться, она решила отправиться на прогулку. Мюррею уже приходилось сталкиваться с подобным типом женщин. В Юго-Восточной Азии их пруд пруди — скучающие леди толкутся в опасных местах в полном парамилитаристском снаряжении мужчин и избавляются от разнообразных неврозов, присутствуя там, где происходит основное действие.

Единственное отличие Жаки от этих леди, помимо того, что она гораздо симпатичнее большинства из них, это то, что ее муж работает в ЦРУ. А это, если учитывать, чем был занят Мюррей, могло, мягко сказать, помешать делу.

Самолет наконец оторвался от земли и летел над городом, в сторону от великой петляющей коричневой реки; солнце показалось над горизонтом, его свет отражался в мозаике рисовых полей, которые напоминали осколки разбитого зеркала. Таиландцы решили закурить, один из них протянул Жаклин Конквест пачку сигарет «Кинг-сайз» с фильтром, но она, искусственно улыбнувшись, отрицательно покачала головой. «Девушка, которая не пьет, не курит и не улыбается, — подумал Мюррей. — Что же она делает?» На коленях у Жаклин лежала массивная японская камера с объективом, как телескоп, и рукояткой, благодаря которой напоминала миниатюрную базуку. Мюррей заметил, что она не взяла с собой запасной одежды, а под раскрытым воротом френча была видна лишь слегка загорелая кожа. Из двери сквозило, и воздух был уже не таким теплым. Он отстегнул ремень безопасности и начал разворачивать сверток с запасной рубашкой, а потом остановился, задумавшись, предлагать ли ее девушке. Могли возникнуть сложности — шесть тайских парашютистов с непроницаемым выражением лица внимательно наблюдали за ними. Подумав, Мюррей предложил Жаки два номера «Бангкок Уорлд», чтобы быть услышанным, ему пришлось кричать.

Она приняла газеты и, спокойно расстегнув френч, положила газеты поперек плоского живота, под обильно заполненным белым шелковым лифчиком без косточек; шесть толкачей продолжали курить и наблюдать.

Чуть позже внимание Мюррея привлекла проплывающая внизу плотина на Намнгум. Изрезанная земля с разбросанными по ней крошечными желтыми машинами напоминала игровую площадку ребенка. Косые солнечные лучи не освещали резервуар, и он был таким же черным, как и всегда. «В этой воде невозможно ничего увидеть», — подумал Мюррей. Он встал в открытом дверном проеме, схватившись за парашютные стропы и сделал несколько снимков своей «лейкой». Они летели на высоте около четырех тысяч футов и продолжали круто подниматься. Плотина исчезла, и Мюррей, дрожа от холода, сел на место.

— Что вы надеетесь добыть в этом путешествии? — прокричал он на французском, обращаясь к девушке. — Несколько фотосувениров китайской границы?

Жаки пожала плечами:

— Мы не подойдем так близко к Китаю, — она говорила менее громко и склонилась близко к Мюррею, и он почувствовал аромат великолепных духов. — Мне бы следовало спросить вас о том же, — добавила она. — Вы ведь не фотограф, не так ли? Тогда почему известный писатель хочет сделать фотографии одного из этих дерьмовых сбросов?

Фраза «дерьмовых сбросов» удивила Мюррея, но не так, как содержание сказанного Жаки. «Ну вот, опять приехали! — подумал Мюррей. — Сначала этот ужасный родезийский еврей, а теперь эта неулыбчивая, длинноногая француженка, жена цээрушника, и оба хотят знать, почему ирландский журналист напросился присутствовать при сбросе риса в северном Лаосе. Может, мне просто не везет?» — подумал Мюррей. Любой журналист может слоняться по этой стране, и за несколько дней ему никто не задаст ни одного вопроса. Может, он излишне подозрителен?

— Я иллюстрирую собственные статьи, — прокричал он ей в ответ, — американские журналы платят.

— Вас интересуют деньги?

— Как и всех. А вас нет?

Жаки снова пожала плечами, демонстрируя такую же скуку и пренебрежение, как и на приеме во Вьентьяне, потом она откинулась на стуле и закрыла глаза.

В самолете стало очень холодно. Мюррей надел под пиджак запасную рубашку и стал пробираться мимо мешков с рисом к кабине пилотов. Там было гораздо теплее. Из-под кресел вырывался горячий металлический воздух и смешивался с завесой дыма от гаванской сигары «Ромео и Джульетта», зажатой Райдербейтом между зубами. Все в кабине казалось старым, ободранным и грязным; на полу окурки и смятые картонные упаковки; со стены с панелью управления, как кишки, пучками свисали обнаженные провода.

Самолетом управлял Нет-Входа, он все еще был в черных очках и притянул рычаг к себе, поднимая самолет над горными хребтами, поросшими джунглями, вверх к розовато-лиловому небу. Райдербейт взглянул на Мюррея:

— Как там наша симпатичная пассажирка? — прокричал он, сняв наушники.

— Уснула.

Райдербейт покачал головой:

— Мы подняли ее слишком рано, вытянули из кроватки от муженька-трезвенника!

— Вы его знаете?

— Черт возьми, еще как! Как-то подрался с этим ублюдком. Обвинял меня после одной аварии: я поднял шасси до того, как оторвался от земли. Он был прав. Я немного выпил, но это произошло не по моей вине. Эти штуки поднялись из-за неполадок в гидравлической системе. Могло произойти и с самым трезвым из нас.

— А где был Максвелл Конквест? — спросил Мюррей, пытаясь угадать, насколько полегчала фляжка в свиной коже со времени взлета.

— Конквест был на борту. Это была работа для двоих, я должен был перевезти этого трезвенника для выполнения одной из «тсс-тсс» миссий на американскую базу недалеко от тропы Хо Ши Мина, где официально янки, эксперты по семенам, старались разнообразить местные агрокультуры или что-то вроде этой туфты. Один из этих ублюдочных семенных экспертов — Максвелл Конквест, если не брать в расчет, что он делает с прекрасной леди, той, в салоне! — Райдербейт прервался резким смешком. — В общем, когда мы опустились на полосу, нас, скажем так, немного тряхнуло, и Максвелл повредил себе задницу, думаю, отбил копчик. Но это не помешало ему назвать меня спятившим алкоголиком, что, собственно, меня совсем не задело, я слышал определения и похуже. Но потом, когда я помог этому недоноску выбраться из самолета, он сказал, что напишет рапорт и проследит, чтобы меня лишили лицензии. А такие разговоры Сэмюэль Райдербейт воспринимает серьезно. Ну так вот, я ударил эту кучу дерьма, залепил что-то вроде пощечины, а он имел наглость даже с ушибленной задницей ударить меня в ответ. Оказалось, он знает мерзкие приемчики. Короче говоря, я потерял два зуба и у меня была сломана челюсть, и это было к лучшему, потому что я смог подать на него жалобу в американское посольство — нападение с запрещенным оружием под названием «каратэ». Передо мной даже извинился сам посол. И у меня осталась лицензия.

— Конквест будет в восторге от того, что вы взяли его жену на борт.

— Да-а, меня это тоже немного беспокоит. Если бы я знал заранее, я бы не допустил этого. Я только надеюсь, что в этот раз ничего не случится.

— Все будет в порядке, на следующей неделе он отбывает в Сайгон и забирает с собой жену.

— Может, мне удастся свидеться с ней разок-другой, пока мужа нет поблизости.

О чем это вы?

— В следующем месяце я сам еду в Сайгон.

— Вы хотите сказать, что тоже отработали здесь свое? — спросил Мюррей, и в голове у него замелькали мысли, ни одна из которых не касалась Жаклин Конквест.

— Точно так — это часть моего контракта с «Эйр Америка». На нашей международной линии очень много работы, мистер Уайлд. Как выразился бы рекламный агент, мы обеспечиваем безопасный и надежный сервис в трех последних штатах Америки — в Лаосе, Таиланде и Южном Вьетнаме.

— И их не волнует, что вы не являетесь гражданином Америки?

— Это волнует их в самую последнюю очередь. Во время «тсс-тсс» полетов на борту самолетов нет никаких опознавательных знаков, и если я приземлюсь в недружелюбные объятия, никто ничего обо мне не узнает. Это одно из преимуществ, которое дает родезийский паспорт. И что делать красным? Ну, проведут они меня по улицам Ханоя. А что сделают янки? Пожмут плечами и скажут, что я один из бедных белых африканских отбросов, которого подстрелили во время контрабандного полета над Юго-Восточной Азией. И здесь полно таких, как я: ребята из Конго, Алжира, Йемена. Теперь Вьетнам. Все самые веселые места планеты!

— И вы занимаетесь этим только ради денег, ради четырех сотен долларов в неделю?

Райдербейт хмуро взглянул на Мюррея:

— Ты, кажется, очень хорошо информирован?

— Таков тариф, не так ли?

— В общем-то, да. Иногда платят больше за «тсс-тсс» полеты над тропой Хо Ши Мина, где Нет-Входа получил пулю в задницу.

Ко-пилот сидел в наушниках и не слышал их разговора. Из голоса Райдербейта вдруг испарилась вся благожелательность:

— Ты ведь что-то здесь выуживаешь, не так ли, Уайлд? Ну а теперь давай, хватит вилять. Я уже довольно много наговорил, слишком много для журналиста, если уж на то пошло. Я сделал тебе одолжение, так как я больше чем уверен, что ты не собираешься ничего об этом писать. Не желаешь возвратить комплимент?

Перед тем, как ответить, Мюррей постарался быстро все обдумать. Либо Райдербейт обладает шестым чувством, либо он патологически подозрителен, либо его навели. Плюс «Эйр Америка». Деятельность этой авиалинии была, если не прибегать к жестким выражениям, неясной и двусмысленной. Это была зарегистрированная коммерческая компания, действующая на чартерной основе, но ни для кого не было секретом, что большую часть заказов, а также поддержку они получали от ЦРУ. И если Мюррей процитирует хотя бы половину того, что ему рассказал Райдербейт, работа родезийца будет стоить не дороже датированного задним числом чека после игры в покер с незнакомцами в поезде. И Райдербейт, если он только не умственно отсталый или сумасшедший, должен был прекрасно это понимать.

Существовало только одно объяснение поведению Райдербейта — он знал, чем Мюррей занимается в Лаосе. Ему рассказали. И рассказать могли только два человека — Джордж Финлейсон и Чарльз Пол. Мюррей как раз размышлял о том, зачем кому-то из них это понадобилось, когда самолет вдруг начал дрожать. Нет-Входа чуть отпустил рычаг, и окна заволокли темные завихрения облаков.

— Долго еще до сброса? — спросил Мюррей, стараясь выиграть время.

— Прилично, — Райдербейт отстегнул ремень, встал и взял Мюррея за руку. Пол сильно накренился. Пальцы Райдербейта, длинные и гибкие, как весь он, крепко держали Мюррея. — Пойдем назад и немного поболтаем, солдат.

Жаклин Конквест снова сидела выпрямившись на стуле и смотрела на облака. Райдербейт прокричал ей пару любезностей на ужасном французском и жестом указал Мюррею на парусиновые сиденья вдоль стены в нескольких футах от Жаки. Мюррей начал сожалеть о том, что отдал ей оба номера «Бангкок Уорлд». Райдербейт же, казалось, не чувствовал холода, который становился все сильнее. Он достал бренди и предложил Мюррею, который на этот раз с благодарностью принял угощение, а потом и сам надолго приложился к фляжке, облизал губы и осклабился:

— Ну, в чем там дело, солдат? Работа на вонючие газетенки не может принести большой добычи.

— Мне хватает, спасибо.

Родезиец тряхнул головой:

— Не отнимай зря мое время, Мюррей Уайлд-сэр. Что за игра? Золото, оружие, опиум? Ты не будешь первым, кто пытается вовлечь бедного, невинного пилота «Эйр Америка» в свои дела и заставить его пролететь над какой-нибудь отдаленной территорией, где закон не так уж силен, и сбросить несколько мешков, в которых совсем не обязательно упакован рис. N'est-ce pas? — Райдербейт сильно ударил Мюррея ладонью по колену.

— Я бы выпил еще бренди, — сказал Мюррей. В это время пол опять начало трясти.

— Не выпей все. Он может нам понадобиться до того, как мы приземлимся.

Мюррей выпил, закрутил крышку и ждал. Теперь было абсолютно ясно, как обстоят дела. Финлейсон выслушал его в первый вечер в Cigale,[13] видимо, сказанное Мюрреем произвело на него впечатление, и он начал быстро действовать: узнав, что Мюррей планирует отправиться на «роллер-коастер», банкир смог, возможно, через услужливого Люка Уилльямса, организовать все так, чтобы главным пилотом Мюррея был наемник из Родезии, который готов был сделать все что угодно и для кого угодно при условии, что оплата будет удовлетворительной.

Райдербейт хранил молчание, и Мюррей решил, что пора каким-то образом решить этот вопрос.

— Вы говорили с Джорджем Финлейсоном?

— Старина Бензозаправка! Конечно, я знаю его. Вьентьян — маленький город. Бензозаправку каждый знает.

— Что же он вам рассказал?

— Ну нет! — Райдербейт поднял указательный палец, будто давал клятву. — Тут я ссылаюсь на Пятую поправку. На том основании, что это может скомпрометировать нашего доброго друга Джорджа Финлейсона. Скажем так, он бросил несколько слабых намеков. Бензозаправка, как вы уже наверняка поняли, мистер Уайлд, — английский джентльмен. Во всяком случае, он изо всех сил старается им быть. И сидя в своем воображаемом кресле в Уайтхолле или в Будл, или где там еще отсиживаются британские банкиры-аристократы в эти темные дни правления социалистов, Джордж Финлейсон намекнул, что вы, достопочтенный британский писатель с похвальной карьерой во вьетнамском университете за спиной, заинтересованы в определенном рискованном предприятии. Подходит? Пол, вызывая тошноту, резко ушел вниз, как начавший падение лифт.

— Лучше пристегнитесь, я пойду помогу Джонсу. Скоро сброс. — Райдербейт посмотрел на Жаки и пробормотал: — Я полагаю, эта красавица понимает, что на этом корыте нет туалета? Мы просто держимся за стропы и свешиваемся за борт. Ей это может показаться немного неудобным, — его улыбка потускнела, и он добавил: — И потом, что она вообще делает на этом самолете?

— Это вы мне скажите. Я думаю, для нее это развлекательная прогулка. По крайней мере, я надеюсь, что это так и ничего больше.

Взгляд, который Райдербейт бросил на миссис Конквест, выражал больше, чем обычный распутный взгляд родезийца:

— Да-а, я тоже на это надеюсь, — он на секунду замолчал. — Мы продолжим наш деловой разговор позже. Увидимся, солдат! — Райдербейт развернулся и сказал что-то толкачам-таиландцам, которые тут же отбросили сигареты и начали слезать с мешков.

Сэмми Райдербейт вернулся в кабину.

Мюррей и Жаклин Конквест свесились за борт самолета, надежно обмотав кисти рук стропами парашютов, и смотрели на медленно проплывающий под ними северный Лаос. Ландшафт менялся с удивительной быстротой: смятый мохеровый ковер насыщенно-зеленого цвета вдруг линял до костей и жесткого мяса глубоких расщелин, с огромных высот обрушивались водопады. И облака, как холодный дым, проплывали мимо двери, оставляя на металлических частях и пряжках парашютов капельки влаги. Потом вдруг снова воздух становился чистым, но из-за рассеянного желтого Света возникал странный эффект — словно смотришь из батискафа на дно океана: темно-зеленые камни, поросшие водорослями и зияющие в них темно-пурпурные дыры. Высота, или глубина, тоже приводила в замешательство. То казалось, она измеряется несколькими тысячами футов, а потом вдруг уступ горы проходил так близко, что можно было разглядеть листву на вершинах деревьев, сбитые в кучу хижины и тропу, прорезающую джунгли.

Было 8.40 утра. Они провели в самолете уже более двух часов. Один из толкачей достал складной нож и перерезал веревки, привязывающие первую связку из восьми мешков к деревянной тележке, а другие начали оттаскивать ее к дверям. Мюррей и Жаки отошли в сторону. Тележка дошла до края роликовой колеи, таиландцы удерживали груз над полом, пока один из них вбивал деревянный брусок между тележкой и роликами. Они были маленькими, но невероятно сильными. Груз весил приблизительно полтонны. Самолет резко накренился и начал огибать гору, от сильного крена казалось, что деревья растут почти горизонтально. Мюррей снова увидел хижины и желтую дорогу на вершине горы. Опять наплыли облака, и такие плотные, что он с трудом видел Жаки, прислонившуюся к двери, а когда они рассеялись, Мюррей увидел в ее мрачных, темных глазах страх.

Они в третий раз летели над той же вершиной горы. Где-то над головой пронзительно зазвенел звонок. Один из толкачей что-то крикнул и выдернул деревянный брусок из-под тележки. Остальные дружно налегли, и все мешки перевалились за борт. Сначала они падали очень быстро и кувыркались на лету, потом скорость падения замедлилась и мешки, казалось, дрейфовали к земле. Мюррей видел, как из-за деревьев появились маленькие фигурки, похожие на муравьев. Мешки падали по прямой линии вдоль края дороги. Толкач-парашютист, который кричал перед сбросом и, очевидно, командовал остальными, поднял голову, улыбнулся и показал большой палец Райдербейту, который выглянул из кабины в салон.

На позицию выкатили вторую тележку с грузом. И снова началась операция. На этот раз пришлось четыре раза развернуть самолет, прежде чем удался сброс. Дважды мешали облака, а в третий раз толкачи промедлили на долю секунды, но у их главного хватило ума сдержаться, не выдергивать брусок из-под тележки и подождать четвертого поворота. Мюррей случайно встретился с ним взглядом, и ему показалось, что маленький таец вот-вот расплачется. После четвертого поворота мешки снова легли на землю прямой линией вдоль деревьев.

Мюррей начал понимать суть происходящего. Дорога не была указателем места сброса, это была опасно короткая взлетно-посадочная полоса, на которую могли сесть и взлететь только вертолеты или крошечные самолеты с одним двигателем. Если мешки приземлятся по центру полосы, она выйдет из строя на несколько часов. С другой стороны, если мешки упадут на деревья, ветки прорвут тройные мешки и сотни килограммов риса, или что там еще может быть, пропадут.

То, что делали Сэмми Райдербейт и Нет-Входа Джонс на антикварном самолете в плохую погоду, можно было приравнять к прицельной бомбардировке с низкой высоты. На такой высоте при сильном ветре сброс на парашютах был бы менее аккуратным. Мешки бы, без сомнения, отнесло на мили, куда-нибудь в недоступные места, и на то, чтобы найти их, потребовались бы не одни сутки.

Свободный сброс требовал мастерства. И не какого-то невероятного мастерства — в мире достаточно пилотов, которые, без сомнения, смогут без труда справиться с этой задачей. Но это могут быть не те пилоты, которые нужны Мюррею.

Во время четвертого сброса несколько последних мешков упали на деревья. Это был совсем незначительный промах — может, помешал порыв ветра или толкачи ошиблись на долю секунды, — но Мюррей увидел, как мешки разорвались и на их месте появились маленькие белые облачка. Главный толкач показал Райдербейту опущенный вниз большой палец, потом указал Мюррею и девушке на сиденья и сказал, чтобы они пристегнули ремни.

Следующие несколько минут полета были еще более неприятными. Половина груза была сброшена, из-за кабины выкатили оставшиеся тележки и застопорили их деревянными клиньями. У Мюррея от боли разрывались уши, он понял, что они начали крутой подъем. В самолете стало очень темно. Мюррей вспомнил о кислородных масках. Их на борту не оказалось. Он зачем-то прокричал Жаки:

— Са va?

Но она ничего не ответила. Самолет начал раскачиваться, двигатель зашумел по-новому. Даже непривычный к полетам Мюррей на слух понял, что они теряют мощность. Через несколько секунд засверкали первые молнии. В дверях кабины появился Райдербейт и заорал:

— Сбрасывайте! Сбрасывайте этот проклятый груз!

Таиландцы снова принялись за дело, они обрезали веревки и с невероятной скоростью подкатывали к дверям тележки с мешками. Но на этот раз никто не думал о клиньях, расчетах, никто не ждал звонка. Тележки одна за другой вываливались за борт и исчезали в тучах. Почти сразу звук двигателя восстановился и почувствовалось, что самолет пошел вверх.

Шесть толкачей, продолжая двигаться четко, без паники, которая привела бы в восторг самого крутого сержанта британских парашютно-десантных войск, заняли свои места вдоль стены и впервые начали пристегивать ремни безопасности. Помимо всего прочего Мюррей заметил, что двое из них вспотели — тоненький ряд бусинок пота над бровями, — но он достаточно прожил на Востоке и по опыту знал, что восточные люди редко потеют, и тем более не при температуре чуть выше нуля. А эти люди были опытными десантниками. Они знали, что происходит, а происходило не самое лучшее.

Прошло пятнадцать минут. Было почти 9.30, но солнце, казалось, не собирается разгонять туман, как предсказывал Люк Уилльямс. Оно показывалось через длинные промежутки времени, и его сумрачный свет не имел ничего общего с дневным. Сквозь слабеющий рев двигателей слышались отдаленные раскаты грома. Молнии освещали маслянистую темноту в самолете. Это было похоже на студийные эффекты во время съемок фильма ужасов.

Мюррей поймал себя на том, что непроизвольно схватил Жаклин Конквест за руку, и она ответила ему тем же. Снова закашлялся левый двигатель, но теперь это был длинный, злобный кашель, будто он отчаянно пытается прочистить выхлопы. Мюррей последний раз сжал руку девушки, отстегнул ремень безопасности и начал карабкаться в сторону кабины пилотов, не обращая внимания на предупреждающие жесты толкачей.

В кабине было тише, тускло светилась панель управления с сальными циферблатами. За штурвалом снова был Райдербейт, а негр ко-пилот работал с залапанной картой, что-то бормотал в радиотелефон напротив и восковым мелком наносил цифры на целлулоидную карту. Вдруг пол опрокинулся, и Мюррей чуть не повалился на колени Райдербейту. Стрелки на циферблатах начали бешено крутиться, в кабине стало неожиданно светло. Мюррей огляделся: что-то было не так.

Тучи разошлись, но слишком поздно. Они летели ниже уровня гор, как в пещере. Джунгли по склонам гор были покрыты саваном тумана, он подкрадывался все ближе и ближе, потом неожиданно пронесся мимо. Движения Райдербейта были быстрыми и в то же время удивительно мягкими, словно у пианиста, играющего сложную пьесу. Техника выла, когда на них накатывались горы и снова окружали тучи. Мюррей оказался на вонючем полу среди окурков и смятых бумажных упаковок.

Райдербейт скинул наушники, они болтались рядом с креслом, и из них неслись искаженные, трескучие голоса, которые Мюррею показались слишком знакомыми. Джонс что-то говорил в микрофон, пока Райдербейт вдруг не рявкнул:

— Отключай, проклятый идиот, ОТКЛЮЧАЙ!

Нет-Входа щелкнул выключателем напротив себя и медленно снял темные очки, глаза его были маленькие и красные, а лицо словно вылеплено из глины.

Мюррей поднялся на ноги и подхватил наушники, он смог разобрать несколько знакомых слов и цифр: «nah-cha-bam-quouc-lim-chi!..»

— Понимаешь? — прокричал Райдербейт, не отрывая глаз от стрелок приборов, которые постепенно утихомиривались.

— Вьетнамский, — кивнул Мюррей.

— Северо-вьетнамский, — уточнил Райдербейт, — как будто трахается чертова куча гусей и уток.

— Кто они?

— Контрольная башня Дьен Бьен Пху. У них там военный аэродром. Мы получаем прямой сигнал. Судя по моим расчетам, мы уже десять миль как пересекли границу, — родезиец дико расхохотался. — Десять миль летим над Северным Вьетнамом, солдат. Похоже, у нас проблемы.

— Что случилось?

— Мы проскочили вторую зону сброса.

— Вторую?

— Они дали нам две — вторую в последний момент, несмотря на то, что уже пришли метеосводки и я сказал им, что не смогу поднять четыре тонны риса еще на одну тысячу футов при таких погодных условиях. Но давай не будем вдаваться в технические подробности. Мы потеряли проход, вот в чем дело. Я не смог бы развернуть ее, не потратив время на сброс груза. Ублюдки, наверное, постараются отгрызть мне за это задницу, но, если бы я этого не сделал, мы бы разбились.

— Где мы? — стрелка альтиметра качалась у цифры 8.000, что все еще было ниже уровня самых высоких гор. Впереди снова ничего не было видно, кроме плотной желтой тучи.

— Мы идем прямо на север, ко второму проходу, который может вывести нас в лаотянское воздушное пространство, — сказал Райдербейт. — Если нет, нам конец.

— Это далеко? — спидометр показывал только двести узлов.

— Пять, шесть минут, — отвечал Райдербейт. — Мы летим вслепую. Я не рискну воспользоваться радиокомпасом, кроме того, у них там есть радар. Только пока мы в горах, у нас есть шанс, что они нас не засекут.

— Что самое худшее из того, что может случиться?

— А ты оптимист, парень, да? — улыбнулся Райдербейт. — Худшего много. Они могут сбить нас в этом вонючем небе ракетами «земля — воздух». Или, возможно, у них внизу есть «МиГи» — но я сомневаюсь, чтобы эти маленькие педерасты осмелились преследовать нас в этой пачкотне. И потом... мы можем просто разбиться.

Пока он говорил, заглох левый двигатель. Бормотание, слабый треск — и пропеллер замер. Руки Райдербейта быстро работали с переключателями. Ничего не происходило. Райдербейт, не мигая, следил за гирокомпасом, а потом тихим и напряженным голосом сказал Мюррею:

— Тебе лучше вернуться. Начинайте надевать парашюты. Толкачи вам помогут. И пожми руку маленькой девочке от моего имени.

Мюррей, спотыкаясь, вернулся в салон самолета. После непродолжительных подсчетов оказалось, что у них семь парашютов на восемь человек. Мюррей дал парашют Жаки Конквест и отпустил какую-то жалкую шутку насчет пассажиров первого класса с «Титаника». Главный толкач пытался пожертвовать своим парашютом, но Мюррей с наигранным героизмом отклонил это. Не то чтобы он боялся прыгать, просто у него было такое чувство, что пока он верит в самолет и пилотов, у них есть шанс выбраться. Надеть парашют, которым он раньше никогда не пользовался, и прыгнуть в неизвестную расщелину, ассоциировалось для Мюррея с полной капитуляцией.

Он понимал: они быстро теряют высоту. После серии резких снижений у него свело в животе, закружилась голова и одурело вылезли глаза. Таиландцы окружили Жаки Конквест, надели на нее парашют и пристегнули к перекладине под потолком. Они объясняли, что парашют открывается автоматически, один из них начал демонстрировать, как надо падать, он прижал локти к бокам и поджал ноги так, что стал похож на зародыш.

И в этот момент Жаки Конквест вырвало: струя кофе быстро пересекла пол и ушла в облака. Она тут же выпрямилась и со стеснением и злостью посмотрела на Мюррея:

— Извините! — прокричала она на английском.

Он слабо улыбнулся:

— Это самая маленькая из наших проблем! — сказал Мюррей и с грустью подумал, что этот физический акт впервые за время их знакомства открыл в ней что-то человеческое.

Все это время парашютисты-таиландцы сохраняли потусторонний вид, как официанты в дорогом ресторане во время неприятной сцены с клиентами. Мюррей решил ретироваться и прокладывал путь к кабине пилотов, пол накренился вниз, пока единственный двигатель храбро боролся за то, чтобы вывести их из последнего, фатального штопора. Райдербейт работал у панели управления, обмениваясь жестами с Нет-Входа Джонсом, который по-прежнему сидел, склонившись над картами, и проверял показания приборов. Сигналы, которыми они обменивались, были непонятны Мюррею, но удивительно спокойны. Он стоял, вцепившись в спинку кресла Райдербейта, и следил за тем, как стрелка одного из альтиметров ползла в обратную сторону, против часовой стрелки: цифры обозначающие высоту в тысячах футов, остались позади, пришла в движение стрелка на втором альтиметре, где высота измерялась сотнями футов. Впереди по-прежнему ничего нельзя было увидеть, кроме туч. Мюррей ждал — пятнадцать секунд, двадцать, тридцать. Потом вдруг Райдербейт расслабился:

— Как себя чувствуют пассажиры, солдат?

— Девушку стошнило. Ей бы не помешало немного бренди.

— Ах ты, хитрожопый негодяй! — родезиец рассмеялся и дал ему фляжку. — Но в салоне не курить, ладно?

— Ладно. Где мы?

— Где мы? — крикнул Райдербейт Нет-Входу.

— По моим расчетам, — отозвался тот, — мы опустились к пяти тысячам, что означает, что мы проскочили и Господь Бог был к нам чертовски благосклонен! — его речь напоминала общепринятое представление о том, как должен говорить развитой негр, проходящий службу в вооруженных силах США.

Райдербейт мрачно кивнул:

— Этот парень, как мы называем их в нашем летном деле, навигатор. Во всем мире больше нет такого навигатора, как Джонс. Он провел нас через проход вслепую. Хотя, конечно, у него, как у колдуна, есть преимущество перед остальными.

Для негра эта шутка, видимо, была уже заезженной, и он прокричал Мюррею:

— Я советую вам, мистер Мюррей, вернуться в салон и пристегнуть ремни.

— Мы собираемся сесть на полосу, которая совсем не рассчитана на такие самолеты, как наш, — добавил Райдербейт. — Передай от меня привет леди, и смотрите, не выпейте все. Я сам хочу выпить, если мы сядем.

Когда они шли на посадку, Мюррею припомнилось сентиментальное избитое выражение: «на честном слове и на одном крыле». Левое крыло плыло над полем, которое напоминало лист рифленого железа. Все в салоне: Мюррей, миссис Конквест и шесть тайцев — пристегнули ремни (парашюты сброшены) и обхватили колени руками в ожидании удара. Ролики на колее начали по инерции крутиться.

Потом вдруг стало невероятно тихо.

Заглох второй двигатель. Было слышно только, как по полу катаются какие-то детали, крутятся ролики и со свистом врывается воздух в салон. Скорость была меньше сорока узлов. Пол опускался все ниже, навстречу неопределенной поверхности из воды и грязи с наполовину выросшими ростками риса, которые вряд ли бы выдержали вес большого насекомого.

В голове Мюррея проносились дикие мысли: может, все было спланировано заранее? Встреча с сержантом Вейсом в бангкокском баре; принятие приглашения выпить вместе от толстого дружелюбного Пола в маленьком ресторане Пномпеня? В этом была какая-то истина, не обязательно божественная, но прослеживался какой-то смысловой ритм, или, наоборот, бессмысленный. Если есть Бог, или, может, два, то они сплотились, опуская огромный металлический корпус. Со стороны правого двигателя раздался резкий визг; потом, когда они с грохотом коснулись земли, самолет тяжело запрыгал; левое крыло врезалось в землю; самолет перекосило, он, как плуг, вспахивал землю; отвалился двигатель; все крыло покорежило и оторвало от корпуса. Самолет на мгновение замер, сбитый с толку, но все еще под контролем, а потом начал подпрыгивать. Головы бились о колени, руки онемели, а ноги глухо стучали по металлическому полу. Весь мир пошел кругом: кричащие люди, кричащий металл, — потом тишина.

Они висели на ремнях безопасности под странным углом, лицо одного из тайцев было в крови. Жаки Конквест, тихая и прекрасная, как подумал Мюррей, свисала со своего сиденья, как кукла, в растопыренной от газет униформе, тяжелая фотокамера болталась на шее.

Самолет остановился. Мюррей страшно расчихался, его трясло, глаза слезились, из носа текло, как у ребенка. Потом ему сказали, что это произошло от того, что в предыдущий полет в хвосте самолета просыпали муку и от удара при приземлении она разлетелась по салону. Мюррея лихорадило, и его мало успокоило это объяснение. Как это неоднократно случалось и раньше, он был напуган тем, что видели, как он был испуган. Может, это было признаком смелости, а может, это были всего лишь последствия высшего образования.

Он все еще бормотал что-то себе под нос, когда Джонс вытащил его из самолета. Они шли бок о бок, вытаскивая ботинки из грязи. Мюррей обернулся посмотреть на смятый хвост самолета, а негр дернул его за руку и сказал:

— Давай, парень. Все хорошо. Все хорошо.

Мюррей понятия не имел, где они находятся.