"Четвертое измерение" - читать интересную книгу автора (Новиков Валентин Афанасьевич)8На другой день после уроков Сонька приехала на судоремонтный. Подошла к первому подвернувшемуся слесарю. – Чего тебе? – слесарь едва взглянул на нее. Он, как видно, относился к тем типам, которые никогда ничему не удивляются. Без труда в нем можно было угадать любителя выпить. – Мне нужен подшипник. – Чего? – Нужен, говорю, подшипник! Вот такой! Разговаривать в механическом цехе было трудно из-за грохота железа, без конца сигналившего грейферного крана, криков. Мимо то и дело пробегали по железному полу желтые электрические тележки. Сонька развернула бумажку, показала подшипник. Слесарь, был он крутлив, белобрыс, быстро глянул по сторонам. Незаинтересованно бросил: – Ну и что? – Дайте, если есть. Мне ведь не надо новый. У этого, видите, обойма лопнула. – Вижу, что лопнула. Многие тут ходят за такими… Дефицит! Для ветряка, видно? Сонька кивнула. – Вот я и говорю: дефицит, – продолжал слесарь. – Но достать вообще-то в принципе можно… Трудно, правда. За так мне его никто не даст. – А сколько денег-то надо? – спросила Сонька. – Ну на что мне твои деньги? Четвертинку принесешь – получишь подшипник. Беги и скажи отцу – пусть готовит четвертинку. Сонька косо поглядела на него и сделала несколько неуверенных шагов к выходу, потом вернулась. – И солидол мне нужен. – Дам и солидолу. Слесарь заметно повеселел, бодро подмигнул Соньке. Она в ответ скорчила кислую рожу и ушла. Пусто над огромным морем. Нет даже облаков. Сонькины следы идут по песку и исчезают в море. Уходят в светло-зеленую глубину. А волны с шумом кружатся среди мокрых камней и шевелят и путают зеленую тину. И кажется, нет на земле ни одного человека. Лишь пустое небо над горячей пустыней да мертвая даль воды. Сонька сидит на камне. Перед ней качается вода. Прохладные брызги долетают до ее ног. И она забыла вертлявого слесаря, с которым только что разговаривала, и то, зачем пришла сюда. Многомерность пространства, как всегда, увлекла ее в страну неких невообразимых координат. Тут близкой казалась разгадка великой тайны четвертого измерения. Сонька глядит на горизонт и ждет. Ждет, что вот-вот из его размытой пелены возникнет что-то такое, чего никто еще не видал. Она нисколько не удивилась, увидев Исаева с этюдником. Пошла к нему по воде, по песчаной отмели… – Я так и думал, что встречу тебя на берегу. – А вы нарисовали еще что-нибудь? Исаев открыл этюдник. – Вот дорога, а это дюны… Сонька рассматривала рисунки. Все было знакомо – вот дальний мыс с маяком, береговые скалы, отмель и на ней от скал резкие тени, вот дорога с идущим по ней грузовиком… Но все поражало обилием света, особенным радостным настроением. Художник как будто говорил ей своими рисунками о том, что она ранее лишь смутно чувствовала… Конечно же – этот изгиб дороги как будто стремится прямо в пространство… Выходишь из-за скал, и кажется, дорога ведет в небо… Но сделаешь еще несколько шагов, и открывается низина, а дальше – море, порт, корабли в бухте. Летчик сел на прибрежный камень. – Это пока наброски, Соня. Попытаюсь сделать картину… Скажи-ка, тебя никогда не поражало то, чего добиваются художники на плоскости? Посмотри на море: ветер, свет, неуловимая линия горизонта – полутона, плоскости, объемы – все это, даже настроение, можно передать на полотне. Человек тысячелетиями бился, осваивая перспективу, и достиг известного совершенства. В этюднике лежало пустое отгрунтованное полотно. Сонька повертела его в руках, осмотрела даже с обратной стороны. – Сегодня думаю начать, – сказал Исаев. – Я посмотрю, – Сонька оживилась. – Отчего у тебя такой усталый вид? Ты нездорова? – Здорова. – Сонька равнодушно махнула рукой. – И как ты оказалась здесь в такую рань? – Так… – Сонька помолчала и вдруг спросила: – Федор Степанович, вы домой не заходили? – Нет. – Я так и знала. – Что ты знала? – Да нет, ничего. А почему ваша жена не приедет к вам хоть ненадолго? Она застала Исаева врасплох своим вопросом. И не потому, что ему трудно было на него ответить, а потому, что она спросила об этом. – У нее работа, которую она не может оставить. А приехать… Она приезжает иногда. Да и я бываю у нее. Может быть, если бы у нас были дети, мы бы не могли так… – Как? – Сонька выспрашивала настойчиво. – Жить порознь. – А почему вы не взяли себе в детском доме на воспитание какого-нибудь мальчика? – Почему именно мальчика? – Ну, девочку. – Видишь ли, Соня, все это очень сложно… – Он долго молчал, а Сонька тем временем пристально всматривалась в его лицо. – Мы с ней как-то решились, пришли в детский дом… Но… как тебе объяснить… это были не наши дети, и в тот миг мы пронзительно это почувствовали. Невозможно так выбирать человека, невозможно… Жена после этого плакала несколько дней и упрекала меня, что я повел ее туда… Кстати, я ей написал о тебе. О том, что ты ищешь четвертое измерение… Сонька поняла, что писал он не только это и что вовсе не четвертое измерение было главным в его письме. Но он больше не сказал ничего, установил на треногу полотно и достал кисти. Он рисовал, а Сонька стояла за его спиной. На полотно ложились ясные краски утреннего моря, светлого воздуха и солнца. Его красные лучи взмывали, словно чайки, в них слышалось пение воды, полосы света напоминали невесомые взмахи крыльев. Сонька подошла совсем близко к Исаеву и сама не заметила, как легко положила руку на его плечо. Он был в легкой парусиновой куртке. Его волосы отсвечивали ясной сединой, странно неровной, как будто прибавлялась она в какие-то короткие мгновения, о которых Сонька ничего не знала, там, в небе. – Куда вы после деваете ваши рисунки? – спросила Сонька. – Некоторые у меня. Обычно же отдаю их тем, кому они понравятся. – Как хорошо-о… – Что хорошо? – обернулся к ней Исаев. – Быть таким художником. Вы потом подарите мне эту картину? – Только в том случае, если она будет лучше всех других моих картин. – Наш Филька Горохов тоже рисует для всех. Я не люблю, когда рисуют для себя. – Значит, он станет настоящим художником. – Таким же, как вы? – Нет, Соня, я летчик. И уж потом немножко художник. Человек должен уметь по-настоящему что-нибудь одно. Я испытываю самолеты… – Федор Степанович, у нас в интернате мальчишки только и говорят про летчиков-испытателей, говорят, что первый полет… это – как повезет… По лицу Исаева пробежала едва уловимая тень. – Многие думают, что при испытании самолета все решает первый полет. А это лишь начало длительной и сложной работы, Соня. За первым полетом следуют другие – целая серия испытаний. Немало времени уходит на изучение испытательной программы. И везение тут ни при чем. Совершенно новому типу самолета отдаешь не один месяц. – Это очень опасно, Федор Степанович? Ведь при испытании бывают всякие неожиданности… – Бывают, – улыбнулся Исаев. – У нас даже говорят: главный враг летчика-испытателя – неожиданность. Но ведь именно неожиданность дает возможность выявить новые стороны в поведении опытного самолета, дает бесценный материал исследователям и тем, кто будет летать на этих самолетах после испытателей. Так что неожиданность, Соня, скорее наш союзник, нежели враг. Надо только быть готовым к внезапности, более того, надо ждать ее. – А что же – враг? – Опасны ошибки памяти и внимания… Забыть что-либо в испытательном полете недопустимо… – Исаев умолк и некоторое время всматривался в дымно-сизую даль моря. – Взгляни-ка, как изменился цвет неба на горизонте. Удивительно изменчивы краски… – Сонька поняла, что летчик незаметно уводил ее от разговора о самолетах, о своей сложной и опасной работе. – Настоящий художник, Соня, это исследователь. Он всматривается в то же, что видят все, но умеет в этом открыть новое и изумить других своим открытием. Ведь ты ищешь свое четвертое измерение не где-то за тридевять земель… Во всяком поиске главный союзник – воображение. Ведь картина – физически – плоскость. – Исаев повернул полотно обратной стороной. – Вот она – обычная серая плоскость. Но, глядя на картину, зритель верит в реальность нереального пространства. Может быть, однажды и четвертое измерение тебе откроется как внезапное озарение. Но для этого ты должна стать настоящим математиком. Пока для тебя четвертое измерение – только игра. Но придет время – и это будет тяжкий и мучительный поиск. – Я найду четвертое измерение! Исаев остановил взгляд на ее лице. Утренний ветер трепал ее светлые волосы, и они словно сами стали нитями ветра. |
||
|