"Искушение ворона" - читать интересную книгу автора (Вересов Дмитрий)

Леонид Рафалович — Колин Фитцсиммонс

Сет-Иль, Канада — Лос-Анджелес, Калифорния

Март, 1996 год


От Монреаля до Сет-Иль они летели самым экзотическим способом — летающей лодкой «Каталина», какие стояли на вооружении Канадской береговой охраны еще в годы Второй мировой. Пилоты держали курс над долиной реки Святого Лаврентия, но когда, спрямляя путь, перелетали через подступившие к долине заснеженные вершины, старушку «Каталину» начинало сильно трясти. Самолет словно проваливался вниз, и оба мо тора, взревев в отчаянном порыве, старались вернуть «Каталине» потерянную высоту, а Боб Диверс, агент Колина Фитцсиммонса по связям с ВМФ, искоса и с усмешкой поглядывал на Леню Рафаловича. Не тошнит ли того. Не страшно ли ему — этому русскому… Но Леня переносил полет превосходно.

— Когда я служил на Северном флоте, мы в шторм высаживались с вертолета на раскачивающуюся палубу аварийной лодки, — кричал Леня в ухо Бобу Диверсу, стараясь перекричать натужный рев моторов, — такая болтанка для меня не впервой…

— Да, я понимаю, — кивал в ответ Диверс, тут же сменив насмешливое выражение миной уважения к былым заслугам своего визави, — а что за случай был?

— На аварийной подлодке был пожар, и все электромеханики — кто погиб, кто сильные ожоги получил, а лодку надо было довести до базы своим ходом. Вот меня как командира боевой части электромехаников из сменного экипажа с двумя мичманами и отправили на лодку вертолетом, и этот же борт обратным рейсом раненых с лодки забрал…

— Понимаю, — кивнул Боб Диверс, — понимаю, серьезное дело высадиться с вертолета на узкую палубу.

— Да еще при хорошенькой качке и сильнейшем ветре, — добавил Леонид…

Бывшие военные моряки — канадец Боб Диверс и россиянин Леня Рафалович — погрузились в многозначительное молчание, полное солидарной памяти о трудном моряцком долге.

Наконец, преодолев еще один заснеженный хребет, по склонам покрытый щетиной островерхих елей канадской тайги, «Каталина» вырвалась на простор Залива Святого Лаврентия.

— Ну, теперь сорок минут полета, и мы в Сет-Иль, — сказал Диверс, предлагая Леониду глотнуть из своей карманной фляжечки.

Леонида не покоробила простота, с какой Боб сразу переходил на столь короткие отношения — глотать виски из одного горлышка у моряков всего мира в порядке вещей.

— Чирс!

— Чирз, камрад!

Сет-Иль открылся внезапно.

Они вынырнули из низкой облачности и, накренившись на крыло, затяжным виражом прошлись над огороженной искусственным волноломом бухтой…

Десятки маленьких судов — скорее всего — рыболовецких шхун, ютились в одном углу бухты, в то время как в другой, северной оконечности акватории, цепкий глаз бывшего военного моряка сразу отметил несколько боевых кораблей Канадской береговой охраны… Эсминец, тральщик и четыре больших катера…

«Каталина» спрямила свой полет и, присев на хвост, зацепила реданом верхушку волны… Два-три легких подпрыгивания, и вот они уже подруливают к пирсу, возле которого притулились две таких же «Каталины».

— Добро пожаловать в Сет-Иль, бьянвеню, ну сомм ариве! — крикнул пилот, высунувшись из кабины.

— Вот и наша съемочная площадка, — сказал Диверс, когда бортмеханик открыл бортовой люк, и сырой свежестью океана пахнуло в тесноватом салоне Каталины.


Первыми вопросами Диверса были: насколько городок Сет-Иль похож на военные городки вроде Североморска, Видяево или Северодвинска? И какие места в Сет-Иль можно при минимуме декораций превратить в матросские казармы и офицерские городки советского военно-морского образца?

— Ну как. похоже? — все спрашивал и спрашивал Боб Диверс, заглядывая в лицо Лени, покуда их джип объезжал окрестности базы Береговой охраны…

— Придется вам повозиться, — отвечал Леня в раздумье, — пейзаж-то вроде похож, даже очень похож, такие же, как на Кольском, сопки. Такое же море, скалы… А вот с бытом, с городскими застройками — тут беда. Тут просто засада, брат!

— А что такое? — озабоченно спрашивал Диверс

— А то что у вас все благоустроено и чисто, а там, ты бы видал — все как на помойке. У вас даже на самой последней мусорной свалке чище и благоустроеннее, чем там в офицерских городках…

Однако гораздо более, чем превращение Сет-Иль в Видяево, Диверса волновала главная проблема, ради которой Колин Фитцсиммонс и платил ему, Бобу Диверсу, деньги, как агенту по связям с ВМФ. У Колина с Бобом не было настоящего русского ракетного крейсера. Лепить же компьютеризированный макет корабля, как сделал Камерон в своем «Титанике», Колин не хотел. Колин хотел именно корабль в металле, корабль на ходу, на котором можно бы было снимать и в открытом море…

На следующий день после прибытия в Сет-Иль Диверс повез Леонида в Пети-Рошель, где у канадцев была база утилизации старых кораблей. Ехать было недалеко, около семидесяти миль по отличной дороге. Боб тихонько подсвистывал и подмурлыкивал кантри-музыке, на которую был настроен его приемник, а Леня спал на заднем сиденье, еще не адаптировавшись к разнице во времени, переживая так называемый джет-лэг.

В Пети-Рошели смотреть было нечего. Вполне сносные эсминцы «Фэймос» и «Смарт», стоявшие на бочках и ожидавшие, покуда их порежут на переплавку, были эсминцами, но никак не ракетными крейсерами, и даже если составить их в подобие некого катамарана, или, отрезав у одного нос, а у другого корму, соединить их по длине… Ничего путного и годного для съемок фильма про советский крейсер из этого все равно бы не вышло. Что же касалось древнего, как кощеева смерть, артиллерийского крейсера Ее Величества «Дублин», то он был в таком состоянии, что Фитцсиммонсу было бы дешевле заложить на вервях новый крейсер…

Зря съездили… А может и не зря!

Потому что по обратной дороге, когда, снова сославшись на джет-лэг, чтобы не слушать бесконечную болтовню Боба Диверса, Леня улегся на заднем сиденье, ему в голову сперва робко, а потом все сильнее и сильнее стала биться мысль.

А не продать ли Колину Фитцсиммонсу реальный ракетный крейсер? Сколько их сейчас идет под автоген? Причем даже не под российский автоген! А под китайский, индийский, корейский, филиппинский!

Наши адмиралы распродают все корабли постройки шестидесятых-семидесятых годов, и уже подбираются к проектам восьмидесятых. Распродали в Индию и в Китай авианосцы для самолетов вертикального взлета, такие как «Киев», «Москва», «Тбилиси»… И причем, как распродали-то!

Леня следил за этими делишками флотского начальства — очень ревниво следил!

Продали-то как металлолом, а китайцы купленный авианосец резать не стали, а перевооружили, переоборудовали и в строй поставили! А с адмиралов — как с гуся вода, Васька слушает — да ест… Чего там говорить, сколько России убытка с таких сделок, когда по цене металлолома жадные до взяток адмиралы продают потенциальному противнику хорошие корабли.

Ну да ладно, на все это ему, Ленечке, наплевать! Ему теперь свой табаш поиметь хочется! Свой гешефт надо бы теперь соорудить, пользуясь атмосферой новых российско-американских отношений. Да потом и Колина Фитцсиммонса в России все так любят, что под его проект в Минобороны и Кремль с Байконуром в придачу подпишут-продадут. Впрочем, Байконур он вроде как и не российский теперь…

Но все равно! Это идея!

Надо переговорить с Колином и срочно назад — в Питер, а потом в Мурманск и втюхать им настоящий большой пароход! Вот это и будет его самый главный по жизни гешефт, когда и детям и внукам останется….

Намерения увидеться у них — и у Лени, и у самого Колина — совпадали.

Во время состоявшегося вечером того же дня телефонного разговора Колин пожелал срочно видеть Леонида у себя в Голливуде. Там уже во всю велись павильонные съемки, и Леня был нужен Колину как консультант.

Ленечкиному джет-лэгу предстояло усугубиться еще на четыре часа поясного времени. Он теперь летел в Лос-Анджелес.


Ничто так не забавляет российский организм, как хорошая смехопанорама!

Когда Леня как-то томился в Мурманске бездельем, а это было за год до увольнения в запас… Он тогда еще был выведен за штат и сидел на берегу без должности, получая денежное довольствие только в виде оклада «за звездочки»… Скучно сидеть за штатом. Вроде как и не на службе, а каждый день надо являться в штаб дивизии. А там тебя, как бездельника, всегда куда-нибудь да засунут, то начальником патруля, а то и хуже — помощником дежурного по комендатуре…

Но в те дни, когда его не ставили в бесконечные наряды, он, маясь от мучительного безделья, принялся много читать. Именно тогда попалась ему в руки книжонка профессора математики, замахнувшегося на секрет той технологии, что превращает простые несмешные истории в смешные. Та книжка так и называлась — «Технология смеха»…

Оказывается, применяя несколько определенных правил к любому самому безобидному тексту или картинке, можно было превратить текст в анекдот, а картинку — в полную укатайку! Примени к предмету правило несовместимости — и получишь смешной оксюморон… Или примени правило несовместимости несогласованных времен… И сразу твои слушатели или читатели начнут биться в истерике безудержного хохота…

Об этом с грустью думал Леня, когда помощник Колина Эрон показывал ему декорации в павильонах, где снимались сцены их будущего фильма…

— У нас что, разве комедия? Или пародия? — спрашивал Леня своего гида.

— А что? — с невинным видом переспрашивал Эрон.

— А то, что в ресторане, который посещают советские моряки, никогда не висело портретов Ленина и Маркса… Там скорее картины Шишкина висели, типа мишек в сосновом лесу, но никак не Маркс с Энгельсом! И потом, во что у вас одеты офицеры? — продолжал возмущаться Леня, рассматривая пачку фотографий предыдущих кинопроб. — У вас у каждого офицера на кителе значок командира подводной лодки, и у лейтенанта, и у капитана второго ранга, и даже у мичмана. Они у вас все командиры лодок? А серебряную лодочку над академическим значком мог носить только командир, а самое маленькое воинское звание у командира подлодки, если это не ядерный ракетоносец, а дизелюка — кап-лей… Но никак не мичман и не лейтенант!

Леня недовольно пыхтел, сортируя снимки на две кучки — на «сойдет» и на «полный булшит»…

Булшита выходило больше.

— А почему у вас матросы через одного при боевых орденах? Вы кого хотите насмешить? Это в мирное-то время! И почему на фотографиях на мостике один офицер в парадном кителе при кортике и орденах, а другой — в лодочной робе? — Леню аж коробило от такой клюквы… — У нас такую работу называют туфтой, так не пойдет, дорогие мои!

— Отлично, для этого мы вас и пригласили… Но тут с Леней едва не приключился обморок…

— А это кто? — спросил он, заикаясь, держа в дрожащих руках снимок красивой женщины в летнем сарафане с накинутым на плечи военно-морским кителем…

— А это Таня Розен, наша актриса, — просто душно ответил Эрон.

— Таня? — воскликнул Леонид, — воистину сказано — small world… Мир тесен.

— Вы ее знали? — спросил Эрон.

— А где она? Я могу ее видеть? — спросил в свою очередь Леонид.

— Нет, она сейчас в Майами, — ответил Эрон, — она прилетит на свою сессию съемок на той неделе…

— Вот те раз! — сказал Леонид, — вот те раз…

Подчеркивая важность Ленечкиной персоны, на второй вечер Колин пригласил Рафаловича в хороший клубный ресторан.

— Сегодня мы ужинаем с моим русским другом Леонидом, — сказал Колин метрдотелю, вышедшему к ним навстречу.

— Тогда, наверное, надо приказать подать водки и икры? — по-своему сострил метрдотель.

Но они предпочли водке с икрой свежих средиземноморских устриц, омаров, розовых креветок и бутылочку розового вина с берегов Роны урожая самого солнечного из семидесятых.

— Французы носят с собой специальные календарики, где означены урожайные и неурожайные годы, — сказал Фитцсиммонс, пробуя вино, — а мне таких шпаргалок не надо, я наизусть помню, а еще доверяю вкусу здешнего клубного руководства, оно винный погребок формирует.

— А на русском флоте, особенно на больших кораблях, был обычай, что в офицерской кают-компании за стол и вино отвечал выборный старший офицер, обычно первый помощник, но в советское время, когда я служил, это уже было только в преданиях.

— Что, вам не давали к обеду вина? — спросил Колин, участливо посмотрев на Леню.

— Наоборот, нам, подводникам, в походе вино было строго предписано докторами по регламенту питания, вино давали даже матросам и старшинам, и у них там в матросских кубриках обычай был такой — бутылку красного сухого выдавали на четверых, по сто пятьдесят грамм на человека, но хитрые матросы предпочитали пить вино раз в четыре дня, но сразу бутылку залпом, чтобы запьянеть. Три дня ходишь трезвый, а на четвертый день — косой.

— И как на это смотрели командиры? — с неподдельным интересом спросил Колин.

— Нормально смотрели, — ответил Леня, — пережимать на корабле с дисциплиной, матросов заставлять ходить по струнке — ни к чему хорошему никогда не приводило, матросы офицерам, что им на горло наступали, хитро мстили.

— Расскажи! — попросил Колин. — Я такой случай в сценарий вставлю.

— А вот был у нас на учебной плавбазе, когда я еще в училище курсантом служил, один старпом, Крысюк по фамилии, в английском аналоге, наверное, звучало бы, как мистер Рэт… Так вот, Крысюк этот ни матросам, ни курсантам продыху никакого не давал, жал с дисциплиной, как легендарный боцман Дзюба на гребных галерах. И вот перед строевым смотром, который должен был командующий принимать, у этого Крысюка из каюты пропал кортик. А без кортика в парадной форме никак нельзя. И мало того что кортик пропал, так Крысюку в каюту подбросили детскую игрушечную алюминиевую сабельку из военторга… А по алюминиевому лезвию гвоздиком наши корабельные остряки нацарапали девиз: «Бодливой корове Бог рогов не дает»… Крысюка потом после этого смотра на берег списали.

— А кортик-то ему матросы отдали? — спросил Колин.

— Нет, не отдали, потому как, я думаю, кортик тот на дне Кольского залива покоится, Крысюк с обысками потом все матросские рундучки перетряс-перевернул.

— Жестокая месть! — согласился Колин.

Они долго и вкусно ели. Болтали о ни к чему не обязывающей чепухе. И только, когда подали десерт, Леонид коснулся главной темы. Кивнув на бутылку шампанского, торчащую под углом из ведерка со льдом на соседнем столике, он вдруг подмигнул Колину:

— Тебе это ничего не напоминает?

Фитцсиммонс включал свое воображение только в интересах дела и просто так не сажал свои творческие аккумуляторы.

— Что-то традиционно русское? Наверное, купание медведя в проруби, пока он не побелеет? Или это женщина из снега и льда? Как это по-русски?

— Снегурочка? Нет, Колин. Это как раз ваше, голливудское. Большой пароход погружается под углом в океанскую пучину. Айсберг. Обломки льда…

— «Титаник»! У тебя цепкий взгляд, Леонид. Неплохой ассоциативный ряд для рекламного ролика камероновского кинохита!

— Колин, как ты думаешь, сколько «Оскаров» возьмет Камерон со своим компьютерным пароходом?

Фитцсиммонс поморщился. Леня с деликатностью пресловутого русского медведя наступил ему на больную мозоль.

— Камерон получит «Оскара» за анимацию мертвого кораблика.

— А мы с тобой, — с блеском в глазах буквально выкрикнул Леонид, — а мы с тобой можем получить «Оскара» за живой корабль! Тебе только надо купить в России настоящий ракетный крейсер!

Фитцсиммонс мгновенно сделал собачью стойку на близкую дичь.

— Так. Говори. Я слушаю.

— Что тут говорить, Колин? Я помогу тебе с настоящим боевым кораблем. Твой фильм будет без всякой компьютерной рисованной лажи. Реальный крейсер… И мы с тобой сможем еще и заработать на перепродаже, когда ты выжмешь из крейсера все, что захочешь. Ты сможешь отбить вложенные доллары, продав его после съемок. Но для этого нам с тобой нужны деньги….

— Сколько он может стоить?

— Поверь мне, Колин, адмиралы в Мурманске стоят гораздо дешевле, чем программисты в Голливуде.

Компьютер в голове Фитцсиммонса, конечно, не такой мощный, как использованный Джеймсом Камероном для своей знаменитой эпопеи, но достаточный, чтобы просчитать возможные приходы и расходы, заработал здесь и сейчас, прямо за десертом.

— Это будет один «Оскар»…

— А что, у тебя, Леонид, есть рецепт получения нескольких «Оскаров»? — Фитцсиммонс улыбался выжидающе.

— Почему бы и нет, Колин? Как говорят у меня на родине, что тут мелочиться? Ракетный крейсер — такой прорыв, что наверняка ты получишь приз за режиссуру или за техническое исполнение… Не знаю, есть у вас такая номинация? А второй «Оскар» можно получить за лучшую женскую роль…

— Ты предлагаешь ввести в фильм роль русалки? Неужели в Мурманске есть женщины с рыбьими хвостами?

Фитцсиммонс смеялся, но ушки навострил.

— Нет, Колин. Все очень просто. Почему бы тебе не сделать из фильма мелодраму?

— Мелодраму?

— Да. Придумать какую-нибудь любовную линию. Чтобы американская средняя зрительница, глядя на аварию ракетного крейсера, плакала…

— Может быть, может быть…. Я сам об этом думал. А что если ввести любовный треугольник?.. Так. И актриса, кажется, есть подходящая. Русская. Типичная жена русского капитана! В черном мундире с золотыми погонами…

— Колин, жены морских офицеров не носят мундиров…

— Да-да. Но это не важно… Отлично! Это будет бомба.. Нет, это будет торпеда в их нарисованный «Титаник»! Как у вас, моряков, там говорят? Сушите весла, господин Камерон! Сушите весла!

— А что за русская актриса?

— Известная в России актриса! Таня Розен. Ты слышал про такую?

— Да, конечно. По моему, ты делаешь прекрасный ход! Осталось добыть деньги.

— Да! Эта идея с мелодрамой сразу же пришла мне в голову, как только я увидел ее пробы для эпизода…

Пусть Фитцсиммонс считает идею своей. Леня щедро дарил ему авторство. Идея была совсем в другом. Когда он увидел фотографии Тани, несмотря на грим и голливудский лоск, прочитал в ее глазах тоску покинутой женщины. Леня не мог обмануться! Он ведь любил Таню Ларину когда-то! А старая любовь разве умирает? Разве не горит она лучинкой до последнего дня? А может та другая жизнь, если она, конечно, существует, как раз и зажигается этой лучинкой земной любви? Как знать, Леня, как знать? Но что Тане нужна была его поддержка, это Леня Рафалович знал наверняка. Это он прочитал в ее глазах. А ведь когда он, можно сказать, соединил Татьяну с Павлом, они отказались от его помощи. Ну что ж, Таня, Леня Рафалович поможет тебе сейчас.

— А какой прекрасный сюжетный ход получается! — несло Фитцсиммонса. — Это будет…

— Осталось достать деньги, — как заклинатель, повторил Леня.

— Да-да…

Правая рука Колина судорожно похлопала по груди, потом спустилась ниже. «Ему часом не дурно?» — мелькнуло в голове Рафаловича. Но Фитцсиммонс наконец нащупал мобильник и, не тратя времени на извинения перед собеседником, набрал какой-то номер.

— Леди Морвен?.. Добрый день, дорогая леди Морвен! С вами говорит Колин Фитцсиммонс… Узнали?.. Вот я бы узнал обворожительный тембр вашего… Хорошо. Я по важному вопросу. У нас остались незаконченными некоторые общие дела с покойным лордом Морвеном… Речь идет о финансировании нашего кинематографического проекта… Вы готовы встретиться?.. Прекрасно!.. Меня вполне устроит… Всего хорошего. До встречи!

Фитцсиммонс повернулся к Лене:

— Все, Леонид. Деньги у нас будут.

Деньги будут… Я знаю, город будет! Я знаю, саду цвесть! Когда такие люди, как Рафалович, есть!

— Значит… Значит, я полетел в Мурманск?

— Значит, ты полетел в Мурманск. А я полетел за деньгами…Как говорится, у вас в армии: по машинам!..

Леонид Рафалович, случалось, гонялся в своей коммерческой практике за двумя зайцами и даже иногда ловил и того, и другого, но чтобы так подстрелить двух матерых русаков, да еще с одного выстрела!.. Такого в его жизни еще не было… Зайцы!.. «Прочим скомандовал: прыгайте сами! Прыгнули зайцы мои, — ничего!..»