"Священник в 1839 году" - читать интересную книгу автора (Верн Жюль)

Глава XIII

В каморке старого Жозефа и на колокольне. — Падение колокола: несчастный случай или преступление?

Жюль и Мишель подошли, наконец, к старой церкви. Здесь было тихо и пустынно. На ступеньках и на крошечной храмовой площади еще виднелись кое-где следы крови. Рабочий за два франка в день согласившийся привести мостовую в порядок, насвистывал или напевал песню: «Станцуем карманьолу...»[65] Нечего сказать, момент для пения удачный! Мишелю стало не по себе.

Молодые люди поднялись по затемненной лестнице к порталу. Повсюду царила мертвая, точно кладбищенская, тишина, изредка прерываемая веселой песенкой; казалось, что самой церкви Святого Николая стыдно за вчерашнее. Дверь в церковь была прикрыта. Напиравшая толпа снесла ее с петель, но дверь успели починить, да к тому же поставили металлическую подпорку.

Друзья вошли внутрь. Хотя на улице светило солнце, в храме сохранялся полумрак. Внезапно дверь с шумом захлопнулась, да так, что все здание содрогнулось от удара. По высоким сводам прокатилось гулкое эхо.

— Жюль, — тихо проговорил Мишель, — старой Сарабы нет на обычном месте.

Жюль обернулся — скамейка была пуста.

— Впервые в жизни вижу, чтобы и скамейка и площадь пустовали, — ответил Жюль.

— Это, конечно, ерунда, но все же кто мог закрыть дверь снаружи?

Жюль отреагировал не сразу.

— Старый Жозеф.

— Пойдем к нему.

Каморка старика находилась в одном из самых темных углов церкви. Сначала надо было пройти в исповедальню[66], с довольно неуклюжими деревянными скульптурами и грязными, некогда желтыми занавесями. Раньше, когда в церкви были кюре и викарии, эта исповедальня принадлежала кюре. Еще можно прочесть имя — Морисо, если я не ошибаюсь.

Прежде чем подойти к дверце, надо было миновать еще массивные перегородки. Друзья ступали осторожно, полной грудью вдыхая специфический церковный запах. Со страхом услыхали они, как открылась дверь и раздались гулкие шаги. Молодые люди переглянулись, взялись за руки, стараясь не терять самообладания.

Вот, наконец, и каморка. Тихо, спокойно. Дверь открыта. В комнате — беспорядок; бумаги, выброшенные из шкафчика на стене, валялись повсюду на полу, в углу — перевернутый стул, замок на шкафу взломан. Даже постель перерыта, как будто здесь что-то искали.

Без сомнения, убогое жилище старого звонаря посетил чужак.

— Пусто, — вскричал Жюль, — я знал!

— Пусто, — повторил Мишель, — но что же тут стряслось?

— Ничего не понимаю.

— Кто закрыл входную дверь в церковь?

— Хватит вопросов, у меня и так голова идет крутом. — Жюль с силой потер лоб. — Мишель, мы с тобой достаточно смелы?

— Да, Жюль. Сейчас опасный момент.

— Твой кинжал при тебе?

— Да.

— Пойдем на колокольню!

— Ну что ж, пойдем.

Выйдя из комнаты, Жюль запер дверь на ключ. Они поднялись по скрипучей лестнице. Подошли к входу, ведущему на колокольню, оставалось лишь толкнуть дверь.

— Жюль, когда Жозеф уходил отсюда, он всегда тщательно все запирал.

— Так он не выходил?

Молодые люди карабкались по винтовой лесенке, здесь было светлее, чем в церкви; бойницы в стене находились выше соседних домов, и дневной свет проникал сюда беспрепятственно. Под лучами солнца серебрилась вековая пыль на стенах башни.

Жюль, и Мишель поднимались не спеша. Воспаленное воображение, натянутые нервы оживляли все вокруг. Ступени, казалось, сохранили еще следы ног старого звонаря. Друзьям представлялось, что они вдыхают запах смерти. Вот, наконец, и последняя дверь. Ключ в замке. Они открыли дверь, и она заскрежетала, словно могильная плита.

Шум вспугнул целую стаю ворон, и, поднявшись в небо, они на минуту затмили солнечный свет.

— Жозеф, — крикнул Жюль таким испуганным и в то же время требовательным голосом, который, казалось, не допускал возможного молчания в ответ.

И точно. Далекий голос тут же отозвался.

— Неужели ответил? — задохнулся Жюль от удивления.

— Не знаю, но какой-то ответ явно был. Ветер мешает расслышать.

— Значит, он спасся.

— Хочется верить.

— Пойдем.

Что предстоит им увидеть? Для начала огромный колокол возле поврежденной стены. Падая, он раскололся и теперь являл миру свой исполинский темный зев. Стена, державшая балку с колоколом, развалилась, но самое удивительное, чего невозможно было не заметить, — это то, что она будто распалась по кирпичику, как карточный домик. Случайно? Маловероятно.

— Да здесь попахивает преступлением, — пробормотал Жюль, поднимая с пола кирпич.

— Не трогай ничего, — остановил его друг. — Если начнется следствие, все должно быть на своих местах. Это прямые улики, а их надо беречь.

— Верно. — Жюль положил кирпич на прежнее место. — Однако Жозефа здесь нет. Кто же отвечал нам?

Голос доносился издалека, и я не расслышал, что именно сказали.

— Я умру от нетерпения, Мишель. Жозеф! Жозеф!

— Жюль, послушай-ка, да ведь нам отвечают: Жозеф.

— Он умер, — вскричал Жюль.

И эхо снова повторило за ним: он умер!

Как ни готовил себя Жюль к этому известию, как ни переживал, он все же был потрясен до глубины души. Все прошлое, настоящее и будущее вмиг пронеслось перед его мысленным взором.

— Пойдем, — Мишель взял друга за руку. — Жозеф должен быть где-то здесь. Он не выходил, дверь была не закрыта.

Молодые люди обшарили каждый уголок, спотыкаясь о брусья и трухлявые балки, стараясь не потерять равновесие и не переломать ноги среди этой рухляди. Им пришлось раз двадцать обойти вокруг упавшего колокола, но ровным счетом ничего обнаружить не удалось.

— Жюль, взгляни-ка на тот пролом в стене, — воскликнул Мишель.

В это мгновение две вороны, потревоженные возней непрошенных гостей, вылетели в пролом, на который указывал молодой человек. Жюль кинулся туда, нагнулся и сразу увидел тело Жозефа.

— О! Какой ужас!

Падая, колокол проломил несчастному старику голову. Он, должно быть, умер моментально, даже не успев ничего понять.

Глядя на уже терзаемый воронами труп своего наставника, Жюль разрыдался: тело его было до такой степени изуродовано стервятниками, что представляло собой невыносимое зрелище. Мишель попытался успокоить друга, но тщетно. Между тем наши друзья, опечаленные увиденным, забыли об осторожности и не заметили, как в проеме стены сверкнул чей-то пытливый взгляд из тех, о которых не зря говорится: глаза никогда не насытятся.

Жюль и Мишель перевернули старика спиной. Они не в силах больше были видеть его обезображенное лицо.

— Надо перенести труп вниз и самим похоронить. — Жюль поднялся с колен. — Я буду приходить молиться на могилу старого Жозефа. Мне необходимо в минуты отчаяния быть рядом с ним. Помоги мне, Мишель.

Мишель был растроган. Он прекрасно понимал, что чувствует Жюль, и помнил свое обещание во всем помогать и поддерживать друга. Но он не мог, не имел права потакать ему. И тогда молодой человек заговорил:

— Послушай, Жюль! Если бы он мог слышать тебя, твое искреннее горе тронуло бы несчастного. Я понимаю, горько потерять человека, который был тебе не только наставником, но и другом. И все же выслушай меня хорошенько, Жозеф умер не своей смертью. Здесь не обошлось без злого умысла — преступление очевидно. И если было преступление, значит, есть и преступник. Ты можешь, конечно, искать кровной мести. Но, прошу тебя, обратимся к правосудию. Власти и так уже обеспокоены подложным письмом, а теперь и мы с тобой представим новые доказательства. Думаю, власти установят, что же все-таки произошло в действительности.

— Да, Мишель! Но помоги же мне перенести Жозефа.

— Но, друг мой, труп надо оставить там, где мы его нашли. Только это может послужить доказательством. Надо предоставить властям все факты, которыми мы располагаем. Поверь мне. Уйдем! Позже его похоронят, и ты сможешь в любое время прийти на могилу старого Жозефа.

— Как ужасно! Я не могу этого вынести. Взгляни: кошмарные птицы летают над нашими головами, ждут, не дождутся, пока мы, наконец, уберемся и дадим им возможность поживиться человечиной. Боже! Умоляю, убей их!

Жюль все больше впадал в отчаяние. Мишель и не подозревал, насколько впечатлителен его друг. Когда они шли сюда, Жюль, казалось, был абсолютно спокоен и ни секунды не сомневался в смерти Жозефа, даже спорил с Мишелем, высказывавшим надежду на то, что старик спасся. Но, очевидно, в глубине души он таил надежду и молил Бога, чтобы тот сохранил жизнь старому звонарю.

Мишель начал уже опасаться за своего друга: поистине привязанность молодого человека к Жозефу удивляла. Натура нежная и преданная, Жюль любил старика и верил, что тот желает ему счастья.

— Отомсти за себя! — вскричал Мишель.

— Непременно!

— Вскрой завещание.

В эту секунду раздался, правда, еле слышно, вопль гнева. Если б друзья обернулись к двери, они увидели бы, что два неотступно следящих за ними глаза исчезли.

— Пойдем, Мишель.