"" - читать интересную книгу автора (Юрьевна Вико Наталия)

17

После смерти Ленина и признания Францией Советской России в здании посольства на Рю де Гренелль сменился хозяин. Маклаков вместе со своей незамужней сестрой, Марией Алексеевной, и старой служанкой-француженкой был вынужден переехать в собственную квартиру на улицу Пэги, в двух шагах от бульвара Монпарнас. Ирина зашла к ним однажды, узнав, что там будет Шаляпин, чтобы поздравить певца после блистательного выступления.

Федор Иванович с царственным величием принимал поздравления и с удовольствием выслушивал хвалебные отзывы. Он приветливо оглядел подошедшую Ирину:

– О, я вижу, милый львеныш превратился в прекрасную львицу!

Она вздрогнула, мгновенно ощутив, будто в сердце вонзили раскаленную иглу. Ей даже показалось, что в воздухе запахло паленым. Услышать здесь, сейчас это ласковое "львеныш" было неожиданно и больно. Так называл ее Ники. Нервно улыбнувшись, она потерла ладонью шею, которую сдавило невидимой петлей. Федор Иванович хоть и балагурил весь вечер, чувствовалось, очень изменился и душевной близости с людьми из прежней жизни не ощущает. Ирине показалось, что его душа словно покрылась патиной, предохраняющей ее от ненужных волнений и потрясений. Она подумала, что, наверное, многие ее соотечественники, покинувшие родину, оставили на русской земле лучшие частицы своей души… Подобно тому, как яркая краска, растворенная в большом количестве воды, приобретает оттенок весьма неопределенный и мутный, так многие из знаменитых русских эмигрантов теряли свою яркость, лишившись России. Причем не обязательно это была яркость таланта. Чаще - яркость человеческой личности. Эмигранты словно оказались под огромным увеличительным стеклом, обнаружившим неожиданные и порой не самые лучшие особенности души прежних российских кумиров.

Шаляпин все-таки уделил Ирине в тот вечер немного внимания. Уже собираясь уходить, она зашла в кабинет Маклакова, чтобы взглянуть на висевшую там очень неплохую копию " Моны Лизы" работы неизвестного художника. Облик этой женщины, ее таинственная полуулыбка манили и волновали одновременно. Шаги по коридору отвлекли Ирину. Она нехотя повернула голову в сторону двери. На пороге кабинета стоял Шаляпин:

– Вы, Ирина Сергеевна, будто обижены на меня…

Она молча смотрела на него.

– Разрешите? - Шаляпин перешагнул порог кабинета.

– Вы так спрашиваете, Федор Иванович, будто это - мой дом, а я - такая же гостья, как и вы, - усмехнулась она.

– Вы, Ирина Сергеевна, - Шаляпин сделал шаг в ее сторону, в его глазах мелькнуло что-то знакомое из той - прежней жизни, - относитесь к тому редкостному типу женщин, которые заполняют собой любое пространство, где бы они ни находились. Это может быть комнатушка, дом, берег океана или звездное небо. Есть вы… а все остальное - просто в придачу. Извините за высокопарность слога. - Он повернулся к картине. - Пытаетесь разгадать тайну Джоконды? Боюсь, это невозможно.

– Отчего же, Федор Иванович? Мне кажется… - Она задумалась.

– Ну-ну, чего же вы замолчали?

– Все пытаются разгадать тайну ее улыбки, как улыбки женщины, а ведь ее улыбка - это улыбка самой тайны. И она смотрит на нас всех и смеется, потому что знает - улыбка тайны непостижима. - Шаляпин слушал, слегка наклонив голову набок. - Это как ваш голос, - продолжила Ирина. - Вы, наверное, тоже посмеиваетесь, когда кто-либо пытается разгадать его тайну. Вот и сегодня ваш голос был настолько пластичен, а страсть, с которой вы пели, настолько горяча, что вы, как тот кузнец Вакула, на глазах у слушателей создавали чудо, которому нет цены. И - как вы только что сказали - извините за высокопарность.

Шаляпин улыбнулся и поцеловал ей руку.

– Вы, я слышал, теперь - графиня? А помните наш давнишний разговор? Вы еще восклицали: " Месть?! Да как он мог, этот Монте-Кристо, да как это можно?"

– А вы сказали, - она поднесла пальцы к внезапно похолодевшему лбу, - что никогда нельзя произносить этой фразы, потому что меня непременно поставят в те же условия, и я сама дам себе ответ - как это можно… Мстить… - Ее голос дрогнул. - Но, как видите, я все еще не Монте-Кристо…

– Но уже графиня… - Шаляпин усмехнулся. - Как я вам и предрекал. Правда, граф, прежде чем получил основания менять чужие судьбы, посидел в тюрьме, имея возможность хорошенько осмыслить собственный пройденный путь. А вы…

– …тоже успела посидеть… - тихо проговорила Ирина и потерла ладонью шею. - И тоже осмыслила…

Шаляпин обернулся на голоса, раздавшиеся из коридора.

– Иду, иду! - крикнул он, повернув голову в сторону двери. - Так что вы сказали насчет тюрьмы?

– Пошутила. Вы же знаете, я большая шутница.

– Ну, Ирина Сергеевна, даст Бог, свидимся еще…

Шаляпин, торопливо поцеловав ей руку, исчез за дверью.

. "Да… Федор Иванович очень изменился…" - с горечью подумала она, провожая певца взглядом, словно переворачивая еще одну страницу книги, имя которой - прошлое.

– Дорогая! - В глазах Николя промелькнули лукавые искорки. - Мы приглашены на прием в ваше посольство. Учитывая, что ты все время говоришь, что не желаешь общаться с этими… - Николя запнулся, подбирая слово, - советскими русскими, мы должны отказаться?

– Безусловно. Я никуда не пойду. Под страхом расстрела.

– Я знал, - улыбнулся Николя, - поэтому и подтвердил наш приход. Тем более что на приеме точно будет господин Куприн, - рассмеялся он, положив руку на плечо вспыхнувшей Ирины.

Дождь прекратился, и Ирина, выйдя из такси, с удовольствием прошлась до кафе Сен-Бенуа на бульваре Сен-Жермен. В воздухе пахло печеными каштанами и тлеющими углями в жаровнях. Сидя за столиком, она пила кофе с круассаном, наблюдая, как неподалеку девчушка лет двенадцати весело играет с белой кошечкой, приманивая ее хрустящей бумажкой, привязанной к нитке. Девочка напомнила ей Леночку Трояновскую, с которой они познакомились как раз в таком возрасте. У Леночки тоже был котенок, который как-то, разыгравшись, больно оцарапал руку Ирине. Может быть, именно поэтому у нее возникла неприязнь к обидчивым и независимым существам… Ох, Леночка, Леночка… Ее смерть чуть более двух лет назад оборвала последнюю живую ниточку, связывающую Ирину с прежней жизнью. Они вместе бежали из Петрограда на юг России, выжили в гражданской войне, затем перед самым приходом красных, пытаясь выбраться из Севастополя, потерялись на переполненном причале и через год встретились в Париже, где Леночка уже сумела снять небольшую комнату на улице Жака Оффенбаха в квартале Пасси, облюбованном русскими эмигрантами. Вскоре она же нашла работу посудомойки в кафе и с большой радостью принялась за нее, настаивая, чтобы Ирина не торопилась и подобрала себе что-нибудь приличное, благо денег на жилье и еду теперь хватало. Ирина как раз завершала переговоры с одним из недавно созданных модельных домов, куда ее будто бы могли через некоторое время взять манекенщицей, когда Леночка вдруг слегла с высокой температурой. В течение двух недель она металась в бреду, задыхалась от кашля и буквально таяла на глазах. Ирина была вынуждена пойти работать в кафе на ее место, которое никак нельзя было потерять.

Леночка тихо умерла ночью, натянув на себя одеяло, чтобы не разбудить подругу…

– Мари! Пора обедать! - раздался из окна дома напротив громкий женский голос. - Да оставь ты эту приблудную кошку. Быстро домой!

Девочка, вздохнув, быстро провела рукой по пушистой шерстке и, несколько раз обернувшись, грустно побрела домой. Кошка, проводив ее до самых дверей, вернулась и, подойдя к Ирине, стала мурлыкая, тереться об ее ногу. "Ну, иди ко мне, приблудная ты моя! - посадив кошечку себе на колени, она посмотрела на часы. - Что-то Анри запаздывает. Видно, снова не может оторваться от своих записей".

Знакомство и общение с Анри Манго стало настоящим подарком судьбы. Это был удивительный человек. В молодости он приехал в Россию в качестве представителя парфюмерной фабрики, однако вскоре влюбился, женился на русской, остался в Петербурге и обрусел. Когда началась мировая война, он вернулся на родину и после войны занялся переводами. Он был уникальным переводчиком. На поиски французского эквивалента русского слова он мог тратить недели, беседуя с учеными и бродягами, составляя нескольку десятков различных вариантов перевода и выбирая из них наиболее точный.

Русский язык Анри знал в совершенстве, но, как ему казалось, не всегда чувствовал тонкости и нюансы. Собственно, они с Ириной и познакомились именно из-за его дотошности - ей позвонили и попросили проконсультировать господина Манго. "Посмотрите, мне хотелось бы знать ваше мнение", - уже с порога попросил Анри и, усевшись за стол, разложил свои записи, сделанные мелким аккуратным почерком. "Вот здесь, например… Куприн пишет, что герой его "совсем потерял голову". Если он потерял голову именно совсем, то есть окончательно, это один вопрос, а если он потерял голову не насовсем, то есть временно, и вскоре, увидев, что объект его обожания вовсе не достоин этой потери, вернул свою голову на место, это, как вы понимаете, совсем другой вопрос… Или вот еще, взгляните… "Смотришь, бывало, в трамвае примостился в уголку утлый преждевременный старичок…" Вот этот самый "утлый преждевременный"? Прежде, чем показывать свой вариант перевода Куприну, я бы хотел уточнить…" - и он погружался в свои записи. Возможно, именно из-за трепетного отношения Анри к русскому языку, уникального профессионализма и ответственности родились изумительные переводы книг Достоевского, Куприна и Толстого. Консультируя Анри, Ирина была горда, что имеет к этой работе какое-то отношение.

…После встречи с Анри она заехала на рынок Сен-Клу купить гусиную печень, которую очень полюбила за годы жизни во Франции. Уютно устроившаяся у нее на руках кошечка явно с одобрением отнеслась к этой покупке. Затем заглянула к модельеру Полю Пуаре на Елисейские поля. Поднявшись по широкой мраморной лестнице, покрытой коврами, она попала в объятия жизнерадостного полного человека с вызывающе коротко остриженными волосами и бородой. Знаменитый законодатель моды долго подбирал ей платье для приема в советском посольстве и, как всегда, сумел угодить…

Невысокий кареглазый мужчина с аккуратной рыжей бородкой встречал гостей у входа в зал приемов посольства.

– Рад приветствовать вас, господин граф. Счастлив познакомиться с вашей очаровательной супругой.

Он указал рукой в сторону зала, полного гостей:

– Прошу. Думаю, вы встретите здесь много добрых знакомых.

Ирина, одетая в ярко-красное платье, в красной шляпе с красным пером прошла под руку с мужем по блестящему паркету, ловя на себе взгляды присутствующих.

– Как, ты говорил, фамилия нового посла? - не поворачивая головы, тихо спросила она мужа.

– Красин. Леонид Борисович. Ты разве не читала приглашение?

– Даже не прикоснулась, - Ирина брезгливо поморщилась.

– Скажи, - Николя оживился, - Красин от русского слова "красный"? А "красный" означает красивый?

– В России в последние годы слово "красный" скорее ассоциируется с кровью, - язвительно бросила она.

– О-ля-ля! - развеселился Николя. - Теперь я понял, почему сегодня ты надела такое платье. Это - протест!

Ирина, надменно приподняв бровь, обернулась вполоборота к мужу, который, жестом подозвав официанта, взял с подноса два бокала с вином - белым и красным.

– Я уверен, ты сегодня предпочтешь красное. Можешь даже не пить, просто подержи в руке - очень к платью подходит. До чего же ты забавная, честное слово! - с улыбкой проговорил он.

– Не нравится… - сурово начала Ирина. Николя мгновенно изобразил отчаяние на лице, - мог и не жениться! - торжественно закончила она.

Он нежно поцеловал ей руку и спросил, становясь серьезным:

– Так ты знаешь что-нибудь о Красине? Мне известно только, что он был торговым представителем Советской России в Англии, а до девятьсот семнадцатого года решал вопросы финансирования партии большевиков.

– Он был другом писателя Горького и актрисы Андреевой, - задумчиво взглянула на мужа Ирина. - Имел какие-то свои отношения с известным русским промышленником Саввой Морозовым, который при таинственных обстоятельствах будто бы покончил с собой в Канне в 1905, кажется, году. А сто тысяч рублей по векселю, выписанному Морозовым в пользу Андреевой, получал известный адвокат Малентович, связанный с большевиками. Мой папа вел некоторые дела Зинаиды Морозовой - вдовы Саввы. Кстати, в газетах писали, что Ленин умер в Горках, а это имение - я точно знаю, принадлежит ей. Значит, товарищи реквизировали. - Ирина вдруг вспомнила, что слышала фамилию "Красин" и от Леночки Трояновской, которая по секрету еще в Петрограде шепнула ей о таинственных денежных отношениях отца с большевиками. А вскоре после этого разговора Петр Петрович Трояновский исчез. Как-то утром ушел на встречу в наркомат продовольствия, да так и не вернулся. Вечером того же дня, поговорив с кем-то по телефону, Софи, ничего не объясняя, велела им с Леночкой быстро собрать самые необходимые вещи, потому что необходимо срочно покинуть Петроград. Отдышаться они смогли только в вагоне поезда, направлявшегося на юг…

– Мсье Красин производит сложное впечатление, - негромко продолжила она. - Заметил, какие у него глаза? Как мышеловки, если так можно про глаза сказать.

– Ох, Анри на тебя нет! - засмеялся Николя.

– Да не смейся, я права! Взгляни на него - глаза вроде бы мягкие, добрые, взгляд обволакивает, впускает внутрь и… р-раз! Дверца захлопывается - хребет пополам!

– Это у вас, по-моему, называется - "чертики в тихом болоте"?

– Вот-вот. Только, дорогой, это не чертики. Чертики мелковаты. Не тот масштаб! - усмехнулась она и сжала руку мужа. - Смотри! Вот и Александр Иванович! Куприн! Пойдем же скорее, я хочу, наконец, познакомиться.

Она высвободила руку и решительно направилась к окруженному поклонниками писателю. Николя быстрым шагом догнал ее и, сжав локоть, шепнул:

– Милая, ты немного эксцентрична сегодня, на тебя обращают внимание.

– Все из-за моей неземной красоты, дорогой, - ответила она, ослепительно улыбнувшись, и вдруг ощутила непонятное беспокойство. Чувство, охватившее Ирэн, было сродни уже забытому, казалось бы, животному ужасу, испытанному лишь однажды, и было тем неприятнее, что источник, породивший его, находился где-то рядом. Внезапно побледнев, она остановилась и огляделась.

– Что с тобой? - взволнованно спросил Николя, заглядывая ей в лицо. - Тебе нехорошо?

– Нет, нет, - отмахнулась Ирина. - Все нормально. Просто здесь немного душно. Познакомь же меня скорее с Куприным.

– Здравству-уйте-ее, мсье Ку-упри-ин! - поплыл в густом тревожном воздухе голос Николя. По спине у Ирины пробежала дрожь. Голоса стали глуше и как будто замедлились. - Мы с вами встре-ееча-ались у Анри-иии, если помни-ите… Разрешите вам предста-авить мою су-упруугу - стра-ааастную покло-онницу ва-аше-его та-ала-анта-а гра-афи-иню Ирэ-эн Та-арне-ер.

"Почему Николя сегодня так странно говорит?" - промелькнуло в голове.

– Ка-ак же…О-че-ень ра-ад… - Голос Куприна был столь же необъяснимо протяжен. "Кажется, он взял меня за руку". - Она почувствовала прикосновение теплой руки. - А-анри мне го-оворил о вас, ма-ада-м… Благодарю-ю за помощь в пе-ерево-оде, жаль, что не име-ел чести…ра-аньше-е…

К горлу подступил комок, и она не смогла ответить Куприну. "Сейчас это, кажется, сзади. Чей-то взгляд… Точно, сзади…"

Ирина медленно обернулась. На нее с интересом смотрел стоящий неподалеку коренастый мужчина с узкими глазами, дававший какие-то распоряжения официантам. Именно от него исходило это тошнотворное ощущение тревоги. Знакомый колючий взгляд. И руки… Где она видела эти руки с короткими, будто обрубленными пальцами?

– Спорить будете? - донесся до Ирины его вопрос, обращенный к собеседнику, похоже, журналисту. - А я вам скажу, что революционный порыв масс раздавил буржуазию в России, как гниду.

"Спорить будешь, гнида буржуйская?" - обожгла мозг фраза из прошлого.

У Ирины перехватило дыхание. "Кажется, Куприн что-то говорит". - Она попыталась сосредоточиться.

– Знаете ли, дорогой граф, существовать в эмиграции, да еще русской - это то же, что жить поневоле в тесной комнате, где разбили дюжину тухлых яиц. - Куприн всплеснул руками. - В прежние времена я сторонился интеллигенции, предпочитая велосипед, огород, охоту, рыбную ловлю, уютную беседу в маленьком кружке близких знакомых и собственные мысли наедине. Теперь же пришлось вкусить сверх меры от всех мерзостей, сплетен, грызни, притворства, подозрительности, а главное - непродышной глупости и скуки. А литературная закулисная кухня… Боже, что это за мерзость!

"Спорить будешь, гнида буржуйская?" - пульсировала, разрывая голову, вонзившаяся в мозг фраза.

– Простите, ради Бога, Александр Иванович, но мне что-то нездоровится, - прервала разговор мужчин Ирина. - Я покину вас ненадолго.

Чувствуя спиной встревоженный взгляд Николя, подошла к столику, взяла бокал красного вина, сделала глоток, даже не почувствовав вкуса, и, повернув голову вполоборота, стала наблюдать за короткопалым. Да, похоже, это он. Но надо бы подойти поближе и убедиться - помнится, у того была татуировка с именем на пальцах.

– Не понимаю. - Голос появившегося рядом Николя был очень тих и ровен, и это свидетельствовало о том, что он взбешен. - Столько времени мечтать познакомиться с любимым писателем, помогать в переводе его произведений и вдруг повести себя так бестактно, так необъяснимо…

Она поморщилась:

– Николя, умоляю, у меня, кажется, начинается мигрень. Я уже понюхала соль… скоро пройдет… Оставь меня одну, не беспокойся. Ты же еще хотел переговорить с Красиным.

Николя, недоуменно пожав плечами, развернулся и направился к группе людей, окруживших Красина.

Ирина, держа бокал в руке, незаметно наблюдала за интересовавшим ее мужчиной. Очевидно, тот отвечал за организацию приема - наблюдая за действиями официантов, он то и дело отдавая какие-то распоряжения. Наконец, остался один. Ирина медленно двинулась в его сторону. Мужчина поправил воротник костюма. "САША" - прочитала она на руке…

За мгновение Ирина все решила. Еще не знала, когда и как, но знала, что обязательно сделает это… Но сначала… Она неловко оступилась и… опрокинула на него бокал с красным вином. "Черный костюм, белая рубашка, красное пятно", - машинально отметила в уме.

– Господи! Какая же я неловкая! Простите… - Почувствовала, как кровь отхлынула от лица - они встретились глазами. - Голова внезапно закружилась. Душно… много народу… я не выношу духоты… простите, ради Бога.

Мужчина, поспешно схватив салфетку со стола и промокая пятно, натянуто улыбнулся.

– Вы знаете русский, мадам…? - Сделал паузу, внимательно глядя на нее.

– Тарнер. - Ирина протянула ему руку лодочкой. - Графиня Тарнер.

– Вы русская? - Мужчина осторожно подвел ее к креслу и, усадив, встал перед ней.

– Русская. А вы, я так понимаю, сотрудник посольства. - Она облизнула пересохшие губы.

– Водички желаете? - Он наклонился к ней, обдав сильным запахом сладковатого одеколона.

– Да, если не затруднит. - Быстрым движением пальцев вытерла выступившие над верхней губой капельки пота, наблюдая, как он подошел к официанту и что-то шепнул ему, указав в ее сторону. Кивнув, официант поспешно удалился.

– Сейчас принесет. - Проговорил короткопалый, вернувшись к Ирине. - Вы чего-то меня спросили? Из головы вылетело. Ах да, вспомнил. Про мою работу. Да, я новый сотрудник посольства, технический, так сказать, сотрудник… - Он многозначительно посмотрел на нее и улыбнулся, обнажив мелкие неровные зубы.

Официант подошел к ней, протянув бокал воды. Ирина сделала глоток. Вода очень кстати оказалась холодной. Они помолчали.

– А я, скажу честно, вас сразу углядел. Да-а уж… Уж больно платье у вас приметное.

– Только платье? - кокетливо улыбнулась Ирина. Она уже успела взять себя в руки.

– Ну… - собеседник замялся, - вы тоже… привлекаете.

Ирина сделала еще глоток.

– Уж извиняйте, коли что не так сказал или, не ровен час, обидел. Не хотел.

– Отчего же обидели. Напротив. Очень даже все правильно сказали. - Ирина заметила, что непроизвольно начала говорить, подражая ему. - Мне приятно слышать было. Даже очень. Тем более от соотечественника. В Париже знакомыми уже обзавелись? - Она поискала глазами Николя.

– Откуда? Я тут всего неделю, как прибыл. Так что знакомство с вами мне на пользу. Прям подарок. - Мужчина пристально посмотрел на нее. - Вам, гляжу, полегчало. Может, еще чего надо, так вы скажите, я устрою.

– Если не затруднит, пригласите сюда вон того господина, который с вашим послом разговаривает. Скажите: супруге нездоровится, просит домой отвезти.

– Муж, что ли, ваш?

Ирина кивнула.

Мужчина пружинистой походкой направился в сторону Николя, который, выслушав его, бросил встревоженный взгляд на жену и, извинившись перед Красиным, торопливо подошел к ней.

– Девочка моя, что случилось? - воскликнул он, наклоняясь к Ирине.

– Милый, - она протянула мужу обе руки, - отвези меня домой, прошу тебя. Вон, видишь, что я натворила, - она удрученно показала рукой на влажное пятно на пиджаке стоящего рядом мужчины и перешла на русский. - Облила господина… - вопросительно взглянула на него, ожидая подсказки.

– …Серегин. Александр Серегин, - торопливо представился тот.

– Вот, облила господина Серегина красным вином, - по-французски продолжила Ирина. Серегин внимательно вслушивался и кивал, всем своим видом показывая, что все понимает. - А он в Париже всего неделю, представь, какое впечатление у него будет. Просто ужас какой-то! - Она поднялась с кресла. - Николя, что же ты молчишь? Познакомься с господином Серегиным и, уж хотя бы, будь любезен - пригласи его к нам в гости, чтобы я могла загладить свою неловкость. Вот, кстати, хоть на завтра.

Николя протянул Серегину руку и перешел на русский язык.

– Граф Тарнер. Рад приветствовать. Простите неудобство от моей супруги. И прошу к нам, - он покосился на Ирину и, широко улыбнувшись, продолжил, - завтра, к обеду. - Покашляв, Николя протянул визитную карточку. - Позвоните с утра, я объясню, как нас найти. Будем ждать. Еще раз извините, пожалуйста.

В машине они ехали молча. Войдя в квартиру, Николя наконец раздраженно произнес:

– И как это понимать? Это что, у русских женщин так принято - вести себя неприлично с соотечественниками? Или это внезапная жажда разрушений? Ну да! Красное платье естественно предполагает революционные действия! - Ирина молчала. - Между прочим, следовало бы вместе с мсье Серегиным пригласить на обед и господина Куприна!

– Прошу тебя, Николя. - Она подошла к мужу совсем близко и, страдальчески поморщившись, прикрыла ему рот ладонью. - У меня правда голова очень болит. Не обижайся. Давай завтра поговорим. Нежно поцеловав его в щеку, она прошла в свою комнату и ничком упала на шелковое покрывало.

Что ж, Николя прав. Это действительно неутоленная жажда. Жажда, которая - она теперь могла сама себе в этом признаться - мучила ее все последние годы. Жажда мести…

"Бологое, Бологое - ты далекое такое", - вдруг сложился в голове дурацкий стишок. Она потерла виски. Но стишок не захотел уходить - лишь спрятавшись на мгновение, выскочил снова: "Бологое, Бологое…"

…Ирина распахнула окно, впустив в комнату холод февральской ночи, и, завернувшись в одеяло, легла на кровать, наблюдая за причудливой игрой теней на потолке. Ветер теребил легкие занавески, и в свете уличных фонарей тени оживали, двигаясь, то медленнее, то быстрее. "Игра теней подобна игре тайных желаний - оживших, но еще не осуществленных…" - Она вздохнула. Похоже, в эту ночь ей не удастся заснуть. Зажгла ночник. Тени исчезли, спрятавшись по углам. "Что ж, - подумала Ирина, - сегодня все прошло как надо". Короткий невинный разговор, а сколько он таил в себе - этого не дано знать никому. Только ей. Господь послал ей эту встречу. Или дьявол? Впрочем, теперь это не имеет значения. Главное, чтобы этот человек завтра пришел, потому что ей нужны все имена. Все до единого.

Она поднялась с кровати и, взяв стоящий на столе графин, налила немного воды. Выпила. Легче не стало. Горло по-прежнему будто стягивала петля. "Вино… Это то, что сейчас нужно", - подумала, уже выходя из спальни. В гостиной было темно - плотные шторы совсем не пропускали свет. "Черт побери, где бутылка?" - Она на ощупь передвигалась между выставившими острые углы и словно увеличившимися в размерах предметами. "Вот, наконец-то! - Пальцы ощутили прохладное стекло. - Бокал в этом мраке, конечно, не найти. Где-то должна быть чашка…"

Вернувшись в свою комнату, она выдернула торчащую из горлышка бутылки пробку и налила себе вина. Затем еще… Красные капли, упав на белую салфетку, стали синими… Сев на кровать, облокотилась на столик. Кто мог представить, что она встретит убийцу Ники в Париже? Налила еще… Что там Шаляпин говорил про месть? Похоже, он был прав… Конечно… В мести есть упоение. Уничтожить зло… И не важно, чем придется пожертвовать! Телом или душой…

Вина, оставшегося в бутылке, хватило еще на половину чашки… "Такая любовь, как моя, наказуема. Она греховна, потому что сильнее любви к Богу, и за это придется платить. Ну, что ж. Я готова… Ох, Ники, Ники…" - она обессилено откинулась на подушку и, зажав рот руками, тихо заплакала. "Приснись мне! Слышишь?! Ну, приснись же мне! Почему же ты мне никогда не снишься?!"

Вопрос Николя прозвучал сразу же после того, как она, приняв душ, появилась в гостиной в длинном шелковом халате, прижимая к себе кошечку, уже отмытую и расчесанную, с розовой ленточкой на шее.

– Я жду объяснений! - Николя стоял у камина, скрестив руки на груди. Лицо его было напряжено.

Ирина опустилась на диван и ласково провела рукой по мягкой шерстке кошечки.

– Я сама удивлена, дорогой! - Она с нежной улыбкой смотрела на мужа невинными глазами. - Никак от себя этого не ожидала. - Лицо Николя начало расслабляться. Ирина набрала воздух, чувствуя веселое вдохновение. - Представь - иду вчера, а у входа в кафе сидит вот этакая прелесть. Смотрит на меня так жалобно, будто просит - возьми к себе, я совсем пропадаю… - Она бросила выразительный взгляд на Николя, -…без ласки! Я и взяла, велела отмыть, и - ты только посмотри - какая красавица!

Разомлевшая кошечка грациозно вытянула передние лапки. Николя, всем своим видом показывая заитересованность в беседе на тему бродячих животных, приблизился к жене. Кошка напряглась, шерсть у нее начала приподниматься.

– Ничего прелестного не нахожу! Не переношу… - Он вдруг приподнял кошку за загривок, - приблудных кошек! Им не место в моем доме! - и отшвырнул ее к двери. Издав пронзительный звук, в котором было выражено все негодование по поводу происходящего, кошка приземлилась у большой дубовой двери гостиной, которая сразу приоткрылась, и на пороге появилась хорошенькая темноглазая горничная в голубом платье и белом кружевном передничке.

– Вы меня звали, мсье? - ангельским голосом спросила она.

– Лили! Уберите это… из моего дома! Немедленно! - рассерженно проговорил Николя.

Горничная, торопливо наклонившись, взяла кошечку на руки и бросила вопросительный взгляд на хозяйку. Ирина едва заметно покачала головой. Лили, легким кивком дав понять, что хозяйке беспокоиться не стоит, поглаживая кошку, тихо вышла, оставив дверь приоткрытой. Николя, нахмурившись, подошел к двери, со стуком закрыл ее и, видимо, желая успокоиться, принялся расхаживать по комнате.

– Каким образом вы, женщины, находите общий язык друг с другом? Образование, воспитание, социальный статус не играют никакой роли, когда вам нужно объединиться против общего врага - мужчины.

Ирина, откинувшись на спинку дивана, молча наблюдала за рассерженным мужем. Таким она его еще не видела. Интересно, следующей приблудной кошкой будет она?

– Господин граф, позвольте заметить… - Она выбрала самую покорную интонацию из имевшихся в ее арсенале.

– Не позволю, госпожа графиня! - Николя остановился, гневно глядя на нее. - Посмешище из себя делать - не позволю!

Ирина опустила голову, пряча улыбку. "Какой же он, в сущности, добрый, чудесный человек. И, похоже, вправду меня любит".

– Я порвал отношения с единственным своим родственником - младшим братом! - продолжал бушевать Николя. - И из-за чего, позвольте вас спросить? Из-за того, - он приподнял за спинку стоящий рядом стул и с силой ударил им об пол, - что он был против моего брака с женщиной, которую я знал всего один день. Мне казалось, это ревность, зависть, но теперь…

– Ох, - она поморщилась, - не кричи, ради Бога, Николя, тебе нельзя так волноваться. Нет никаких тайн. Иди ко мне, присядь! - Она откинулась на спинку дивана и показала рукой на место рядом с собой. - Иди, иди, не капризничай.

Николя, даже не глядя в сторону жены, отрицательно покачал головой. На лбу у него выступила испарина.

– Вот ты все говоришь, нам надо родить ребенка… - вздохнула Ирина, поправляя волосы. - Николя молча смотрел на жену исподлобья. - А если у него… - в ее голосе появились насмешливые интонации, - окажется такой же несносный характер, как у рара? Будет топать ногами, швыряться несчастными животными, а потом… - она сделала многозначительную паузу, - вырастет и женится на какой-нибудь сумасшедшей русской, - Ирина поднялась с дивана и положила руки на плечи мужу, - убеждая нас, что все это по большой любви.

Улыбка тронула губы Николя. Ирина пристально посмотрела ему в глаза.

– А любовь-то есть, а, Николя? Как ты думаешь? Есть? Или сказки все это?

– Есть! - на секунду задумавшись, ответил он, крепко прижимая ее к себе. - Только в любви, как у вас говорят, чем дальше в лес, тем больше недоумения.

– Милый, - Ирина посмотрела на него с неподдельным интересом, - я все время хочу спросить, кто тебя напичкал русскими пословицами? Это же чудо какое: по любому поводу - наша народная мудрость. Вот если уйду я от тебя, что тогда скажешь? Мадам с возу - лошади праздник?

На губах мужа заиграла торжествующая улыбка.

– Нет, ты неправильно сказала. Правильно: баба с возу - кобыле облегчение!

Ирина прикоснулась к его колючей щеке губами.

– Скоро мне придется брать у тебя уроки.

– Стремление к знаниям - еще одно мое положительное качество, - гордо проговорил Николя. - Но почему-то о тебе, - он слегка отстранился, - я до сих пор практически ничего не знаю.

– Мне иногда кажется, что я сама о себе ничего не знаю и все происходившее со мной - рассказанная кем-то неправдоподобная история, - грустно сказала Ирина, чувствуя, как в горле опять появился комок.

– И все же, Ирэн, - он настойчиво возвращал ее к теме разговора, - что с тобой происходит?

Она в задумчивости потерла виски и тяжело вздохнула. "Без помощи Николя в этом деле все равно не обойтись. Значит, надо найти какое-то объяснение".

– Хорошо. Я расскажу. Знаешь, у меня все эти годы такое чувство, будто я потеряла корни. Дело в том, что перед тем, как бежать из России, я спрятала наши семейные реликвии - документы, письма, фотографии… и фамильные драгоценности, - многозначительно добавила она, - в нашем доме в тайнике под лестницей черного хода. Об этом знали только я и наш камердинер, верный, порядочный человек, который никогда бы…

…Ирина говорила и говорила. История на ходу обрастала подробностями. Она явно была в ударе сегодня. Николя внимательно слушал, не перебивая. В какой-то момент Ирине на мгновение показалось, что в его умных глазах мелькнула почти неуловимая, глубоко спрятанная мысль: "Я так люблю тебя слушать, дорогая. Что бы ты ни говорила". Она бросила на мужа подозрительный взгляд. "Нет, не может быть. Показалось".

– Словом, мне надо будет поехать в Россию, - закончила она свое вдохновенное выступление.

– Почему бы не обратиться с просьбой к Красину? - спросил Николя.

– Чтобы он начал наводить обо мне справки в ОГПУ и выяснил, что мой отец был министром Временного правительства, расстрелянным большевиками? Сейчас это у них, кажется, называется - "чуждый социальный элемент". И потом, что я ему скажу? Случайно забыла мешок с драгоценностями под лестницей в доме по такому-то адресу, не поможете ли съездить забрать? - съехидничала Ирэн. - Нет, ни под своим, ни под твоим именем мне ехать нельзя. Мне необходимы документы на другое имя, - проговорила она, многозначительно глядя на мужа.

– Я всегда чувствовал, что ты дочь министра! - покачав головой, усмехнулся Николя. - Да, но зачем тебе этот, как его, Серегин?

– Ну как ты не понимаешь? - Ирина всплеснула руками. - Я не была в России столько лет и хочу знать, что там происходит и как надо себя вести, из первых рук, а не из эмигрантских газет. Серегина мне просто Бог послал! - "Или дьявол?" - проскочила в голове тревожная мысль. - Позволь мне сделать то, что я хочу. Я не могу объяснить тебе, как я буду это делать, потому что ничего не могу сказать наперед. Может, этот человек и ничем не поможет мне, но я и не собираюсь делать его своим союзником, я хочу лишь использовать его как источник информации, а если и как помощника, то невольного. Я, наверное, очень сбивчиво все объяснила, но постарайся меня понять. Мне нужен от тебя максимум доверия и поддержки. Я уверена, что смогу это сделать. Просто уверена. Наша встреча с этим Серегиным не была случайна. Это знак судьбы…

Николя посмотрел на Ирину отсутствующим взглядом, думая о чем-то своем.

– Твой дядя ведь уже уехал… - Как бы между прочим, задумчиво сказал он.

Ирина удивленно вскинула глаза. "Откуда он об этом знает?"

– Ну да, мой дядюшка на прошлой неделе уплыл в Североамериканские Соединенные Штаты. У него там дела.

Николя, внимательно посмотрев на нее, повернулся и молча направился к выходу из гостиной.

– Как! И ты ничего не скажешь? - Она в изумлении поднялась с дивана.

– Скажу! - остановился он в дверном проеме. - Вчера в посольстве ты была самая красивая! - Обернувшись, он широко улыбнулся.

"Если не смотреть на руки с отвратительными короткими пальцами, то его можно терпеть… - подумала Ирина. - Надеюсь, недолго… - проскочила в голове злорадная мысль. - К тому же у меня есть преимущество - я знаю о нем больше, чем он обо мне. И я знаю еще кое-что… - усмехнулась она, продолжая разглядывать собеседника, - его будущее. Надеюсь, он не попросит меня погадать… Трудно представить его сегодня в роли пьяной скотины, каким он был тогда. Он молчалив. Интересно, это профессиональное качество или его проинструктировали более опытные товарищи из посольства, и он боится сказать что-нибудь лишнее? Он употребляет слишком много парфюма. Запах довольно резкий и приторно-сладкий, как у покойного камердинера Василия по праздникам. Похоже, он абсолютно уверен в себе, - это признак глупости. Сидит, закинув ногу на ногу, демонстрируя волосатую полоску кожи между слишком коротким носком и брюками. Следовательно, ему наплевать на мнение окружающих по поводу его персоны. "Принимайте меня таким, какой я есть". Что ж. Попробую…"

Ирина подняла с серебряного подноса изящный фарфоровый кофейник и слегка улыбнулась Серегину:

– Еще? Кажется, вам понравился мой кофе.

– Да. - Он причмокнул. - Кофе хорошее. Хотя я больше к чаю приучен. А что, мужа вашего еще нет? - покосился на дверь гостиной.

– Ничего не поделаешь. - Она сделала неопределенный жест рукой. - У него важная встреча с кем-то из правительства. - Серегин метнул в ее сторону заинтересованный взгляд. - Я, знаете ли, не очень вникаю в его дела, - продолжила Ирина. - Не женского ума это дело. Предназначение женщины - совсем в другом. Не так ли?

– Гм-м… Это с какой стороны посмотреть, - покашляв в кулак, глубокомысленно проговорил он. - У нас в Советском Союзе женщины к мужчинам приравнены.

– Во всем? - с живым интересом спросила Ирина.

– Полностью и во всем! - гордо ответил Серегин. - Имеются, конечно, отдельные буржуазные пережитки, однако ж мы их все вскорости перетрем, - показал он руками, как это будет происходить.

– А вы надолго к нам? - Она поднялась и, не дожидаясь ответа, подошла к окну. Так ему будет удобнее разглядеть ее фигуру. Краем глаза перехватила вороватый взгляд, скользнувший по ее телу. С ног до головы. Это хорошо. Значит клюет. Если бы рассматривал с головы до ног - это было бы уже другое. Она кокетливо наклонила голову:

– Так вы не ответили. Надолго к нам в Париж?

– Пока на полгода послали. Для устройства работы и проживания сотрудников. А там поглядим. - Он снова покашлял, бросив быстрый взгляд в сторону двери.

"Ку-уда?! Смотри на меня! Смотри же, ну!" - мысленно приказала она.

Его узкие глаза, на секунду задержавшись на вырезе ее платья, снова ускользнули в сторону.

– А я так скучаю по России! - Вздохнула Ирина. - Знаете ли, снятся даже - Невский, Летний сад, Петропавловка… А вам снятся?

– Нет. Мне сны про это не снятся.

– Это оттого, что вы недавно из России, - с грустью проговорила она.

Серегин нахмурился:

– Ежели вы так скучаете, что ж домой не едете? У нас хоть и нет всех ваших парижских фиглей-миглей, зато все - родное, нашенское.

"Как развивается русский язык!" - ехидно отметила Ирина.- Во сне не привидится! Надо будет при случае подарить эти словечки Анри в коллекцию".

– Знаете ли, друг мой… - Она сделала паузу, во время которой медленно провела рукой по бедру. "Не надо было надевать светлое, оно полнит… - подумала она и тут же мысленно рассмеялась. - Господи, о чем это я? Без сомнения, ему должны нравиться дородные женщины!" -…в жизни мы не всегда делаем то, что хочется. Порой мы сами себе не принадлежим в той именно степени, как нам бы хотелось. Вы согласны?

Гость, снова покашляв, пожал плечом.

– Посмотрите… - Открыв окно, она жестом пригласила его подойти. Серегин замялся, вжимаясь в кресло.

"Господи, он еще размышляет. - Раздраженно подумала Ирина. - Ну, вставай же, сволочь, долго мне тут стоять? От окна дует, а я в легком платье. Нет, точно надо было надеть что-то другое…"

– Да подойдите же, не бойтесь, я вас не съем.

Серегин неуверенно поднялся и подошел, остановившись в полушаге от нее.

– Видите… - Она отодвинулась, пропуская гостя ближе к окну, - вон там дама выходит из машины? Красивая, холеная, богатая. Видите?

Серегин опасливо выглянул из окна. Ирина, прикоснувшись ладонью к его лицу, повернула голову в нужную сторону. Он вздрогнул, но не отстранился.

– Ну, ее ж с вами не сравнить… - Попытался сделать комплимент.

"Еще бы ты ее со мной сравнил. - Подумала Ирина, исходя яростью. - Ей на вид за сорок, а что она испытала в жизни? Держу пари, ее не били смертным боем, она не сидела в тюрьме, не меняла последние вещи на еду, ее не пытались насиловать пьяные подонки, у нее не расстреливали на глазах мужа, не убивали отца и…"

– Благодарю… но я о другом.

Она придвинулась к нему всем телом. Не успев отступить, он оказался в опасной близости к ней. Их тела почти соприкасались. Взгляды встретились. В его узких глазах появился плотоядный блеск. "Ну, кажется, клюет рыбка" - злорадно подумала Ирина, почувствовав, что ситуация меняется в ее пользу.

– Так вот… - Продолжила, переведя взгляд на его губы.

"Как два слизняка, гадость какая", - ее передернуло, и она невольно отклонилась назад. Серегин потянулся за ней.

– Простите… - Коснулась пальцами виска и растерянно покачала головой. - Вы так… на меня смотрели, что я даже сбилась с мысли. - В затуманившихся глазах гостя промелькнул испуг, и он поспешно сделал шаг назад.

– О чем это я? - Продолжила Ирина. - Ах да. Так вот, представьте, Александр: живет такая дама, с виду благополучная и всем довольная, а, может, втайне мечтает встретить в своей жизни мужчину, который увез бы ее туда, где приключения, риск, опасность, туда, где можно почувствовать остроту жизни! Живем-то один раз! Нельзя же всю жизнь есть только сладкое, неизбежно захочется чего-то пряного, острого! Мяса с кровью… Вы меня понимаете?

– Не очень… - Настороженно ответил он, отходя от Ирины и направляясь к креслу.

– Ну, как же вы меня не поймете? - В ее голосе послышалась досада. - Не помню, кто это сказал: "Лучше один раз напиться крови, чем всю жизнь питаться падалью!"

Серегин вдруг оживился.

– Насчет крови это вы хорошо сказали. Душевно. - Уголки глаз у него увлажнились.

– А приходилось ли вам, Александр, убить человека? - Спросила Ирина, глядя на него наивно распахнутыми глазами.

– На войне всяко бывало. - Расправив плечи, Серегин приосанился. Опустившись в кресло напротив гостя, она изобразила восхищение.

– А скажите мне, Александр, только честно, как человек опытный, - голос ее дрогнул, - тяжело ли вообще убить человека? Вот просто - взять и прервать чью-то жизнь? Не боязно ли? Не в драке, не в бою, а просто так, потому что волен так поступить? - Пальцы Ирины сжали подлокотники кресла.

– Так чего уж там сложного, коли не на войне, а он без оружия? - Недоуменно посмотрел на нее Серегин. - Я вот…

– Вы тут не скучаете? - В дверях гостиной появился приветливо улыбающийся Николя.

Ирина, обессиленно разжав пальцы, откинулась на спинку кресла.

– Николя, дорогой, - с трудом улыбнувшись мужу, проговорила она, - разве так можно? У нас же гость. - Серегин торопливо поднялся. - Вот, слава Богу, хоть господин Серегин меня развлекает. Хотя… - она с нарочитой веселостью взглянула на гостя, - скорее, это делаю я - кокетничаю, можно сказать - искушаю… А он совершенно неприступен, сосредоточен и деловит… - гость несколько раз поспешно кивнул в подтверждение. - Хоть бы улыбнулся разок. - Серегин, выдавив из себя улыбку, пробормотал что-то невнятное.

Николя укоризненно взглянул на Ирину. Она поднялась и, подойдя к столу, взяла кофейник:

– Будешь кофе? Правда, он уже остыл, а Лили я отпустила. У нее отец приболел. Конечно, я могу подогреть.

– Сделай милость. - Он подошел к гостю и пожал ему руку. - Рад вас приветствовать, - произнес Николя по-русски, - господин… нет, - улыбнувшись, быстро поправился, - товарищ Серегин. Спасибо, что пришли. Графиня очень соскучается по России. Для нее ваш визит - хороший подарок. Давайте сядем к камину. Там будет тепло и уютно. Я добавлю дрова, а то огонь чуть-чуть горит. Вот - прошу. - Он показал рукой на кресла, стоящие у камина. - Сейчас понесем туда чашки, загорим свечи…

Он переставил поднос на столик, подбросил в камин несколько поленьев и устроился в кресле рядом с Серегиным, который молча смотрел на огонь.

– Выпьем что-то? - Николя вопросительно взглянул на гостя.

Тот, заметно оживившись, поспешно проговорил:

– Я водочку предпочитаю употреблять.

– Простите? - переспросил его Николя.

– Ну… - Серегин, с сожалением взглянув на непонятливого хозяина, пояснил: - Водки, говорю, выпить можно. Не откажусь я.

– Сожалею, - огорченно развел руками Николя, - но водки у меня нет. Может быть, вы, - задумавшись на секунду, Николя произнес только что услышанное от гостя слово, - пред-по-чи-та-ете коньяк?

Серегин, слегка поморщившись, кивнул. Николя поднялся с кресла и подошел к столику, на котором стояли бутылки с разноцветными этикетками.

– Вы любите коньяк? - спросил он.

Серегин озадаченно потер кончик носа

– Ну, не успел, так сказать. Времени не было. Но попробовать не откажусь.

Николя налил в бокалы коньяк из невысокой бутылки темно-матового стекла и протянул один из них гостю. Тот, взяв бокал обеими руками, недоуменно покрутил его, рассматривая темно-янтарную жидкость на самом дне, затем, спохватившись, сделал попытку подняться.

– Сидите-сидите! - Николя опустился в кресло. - Попробуйте. Думаю, вы будете полюбить. Очень хороший аромат!

Серегин поднес бокал к носу и, принюхавшись, недоверчиво взглянул на Николя.

– Пахнет… как… - он подергал себя за мочку уха, подбирая слово, -…хорошо! - Наморщил лоб, словно пытаясь вспомнить что-то важное, и торжественно произнес: - "За нашу советско-французскую дружбу!" - Выдохнув воздух, выпил содержимое одним глотком и поставил бокал на столик. Его лицо на мгновение приобрело растерянно-задумчивое выражение, будто именно в этот момент кто-то спросил его: - "А скажи-ка, Серегин, друг дорогой, в чем смысл жизни?"

Николя, сделав маленький глоток, продолжал держать бокал, с интересом посматривая на гостя.

– Еще?

– Да… так сказать… - Серегин покачал головой, - не распробовал.

– Еще хотите? - Николя протянул руку к бутылке, но гость энергично помотал головой.

– Погоди… - он приложил руку к животу. - Кажись, пробирает помаленьку. Так сказать, переварить надо! - На его щеках появился легкий румянец, глаза заблестели. - А теперь, пожалуй, давай, - подвинул он бокал ближе к хозяину. Николя, пряча улыбку, налил ему еще. Оживившийся Серегин поднял бокал и глубокомысленно произнес: "Ну, в общем… чтобы нам было густо, а другим пусто!"

В глазах Николя, услышавшего новую поговорку, засветился азарт коллекционера, увидевшего редкую вещицу, предназначение которой еще до конца не понятно, но чутье подсказывает - надо немедленно брать.

– А кому пусто? - с живым интересом спросил он.

Серегин, удивленно посмотрев на него, многозначительно ответил:

– Кому-кому… известно кому… им! - Подумав немного, добавил решительно - Всем! - и, разом опустошив бокал, спросил: - Говорят, этот напиток больших денег стоит?

Николя пожал плечами.

– Д-а-а… - продолжил Серегин. - Но деньги в нашей жизни не главное! Мы при коммунизме их отменим… за ненадобностью.

– А что есть главное в жизни? - Николя с изумлением посмотрел на собеседника, похоже знающего ответ на этот вечный вопрос.

– Идея! В идее вся сила! - не задумываясь, торжественно изрек Серегин.

– Какая идея? - в глазах Николя светился неподдельный интерес.

– Известно какая. - Серегин снова с удивлением уставился на графа, не понимающего таких простых вещей. - Наша!

– Я понял, я все понял! - извиняющимся тоном проговорил Николя и, пряча улыбку, быстро обернулся к появившейся с кофейником в руках Ирине. На лице ее пылал лихорадочный румянец. - Тебе помочь, дорогая? - озабоченно взглянув на жену, спросил Николя.

– Помочь - ты свечи принес, но не зажег. Впрочем, сиди уж, я сама, - совсем тихо, почти неслышно проговорила Ирина.

Мужчины молча наблюдали, как она зажгла одну за другой длинные тонкие свечи в подсвечнике и погасила люстру. Пространство гостиной сузилось. В первый момент показалось, что стало слишком темно, но через несколько минут, когда глаза привыкли к золотисто-розовому тону, окрасившему все вокруг, в комнате словно стало теплее и уютнее. Ирина принялась разливать кофе.

– А где еще вы успели побывать, кроме Франции? - включилась она в разговор, пока Николя глотнул кофе, который на этот раз, похоже, оказался слишком горячим.

– На Украине… - по лицу Серегина промелькнула тень приятных воспоминаний, -…с конармией Буденного, потом в Польше… - его глаза погрустнели, - с Тухачевским.

– А как вам Париж? - задал Николя сакраментальный вопрос.

– Богатый город… - в глазах Серегина появился плотоядный блеск. - Ой, богатый! Но… - он поднял указательный палец, -…неравенство на каждом шагу. Куда ни глянь.

"Прелесть какая!" - мысленно рассмеялась Ирина, провожая взглядом Николя, который, извинившись, направился в другой конец комнаты к телефону, издававшему дребезжащие звонки.

– А вы, Александр, уже ознакомились с достопримечательностями Парижа?

– Не случилось еще, - чуть помедлив, ответил он. - Не успел. Да и куда ж я без провожатого в чужом городе? А наши в посольстве, которые в Париже раньше бывали, заняты все… - протянул Серегин. Откинувшись на спинку кресла и забросив ногу на ногу, он многозначительно взглянул на Ирину. В его глазах мелькнул отсвет пламени.

"Ого! Как осмелел… - пронеслось у нее в голове. - Хорошо еще не подмигнул… со значением, - насмешливо подумала она. - Хочешь играть через голову мужа? Давай попробуем, да вот захочет ли он пригнуться?" - Ирина покосилась в сторону Николя, который, повернувшись к ним спиной, негромко говорил с кем-то по телефону.

– Надо же, какое совпадение! - изобразила она радость на лице. - А у меня как раз неделя свободная, в связи с чем могу предложить вам свои услуги… - она смерила его бесцеремонным взглядом, -…в качестве экскурсовода…

– Я согласен, - торопливо пробормотал Серегин.

Николя, обращаясь к невидимому собеседнику, прокричал в телефонную трубку:

– Я плохо вас слышу, говорите громче… - Серегин испуганно оглянулся на звук его голоса, -…или ближе к трубке!

– Однако, дорогой Александр Васильевич… - Ирина, повторяя движения гостя, откинулась на спинку кресла и, закинув ногу на ногу, покачала туфелькой, -…вам, чтобы соблюсти необходимые приличия, еще предстоит испросить разрешение у графа, - подсказала она гостю.

Серегин хмуро кивнул и подлил себе еще коньяка. "Понятно, - покосившись на свой пустой бокал, весело подумала Ирина, - в новой России, где "женщины к мужчинам приравнены", похоже, каждый наливает себе сам".

– Вот, кстати, и граф к нам возвращается, - улыбнулась она мужу, закончившему разговор.

– Господин граф! - откашлявшись, Серегин поднялся навстречу Николя. - Господин граф! - повторил он бодро. - Ну… это… жена ваша… графиня… - видимо, сбившись с мысли, решительно закончил он фразу, -…предложила город показать.

Николя вопросительно взглянул на Ирину. Та кивнула и, перейдя на французский, поспешила на помощь гостю.

– Николя, милый, ты представляешь, мсье Серегин до сих пор не имел возможности осмотреть достопримечательности Парижа. И мы, как гостеприимные хозяева, просто обязаны сопровождать его. Позволь мне самой показать ему город, чтобы не отрывать тебя от дел и иметь возможность побольше поговорить с соотечественником о России.

– Дорогая, ты уверена, что наше гостеприимство по отношению к этому… - Николя, на мгновение задумавшись, подобрал нужное слово, -…не совсем обычному человеку должно распространиться настолько далеко? - Ирина кивнула, умоляюще глядя на мужа.

– Конечно, господин Серегин, - по-русски обратился к гостю Николя, - мы будем радоваться показать вам Париж. Графиня хорошо знает интересные места.

– Только имейте в виду, Александр Васильевич, это будет очень поверхностное знакомство. Чтобы как следует узнать город, требуется не только время, - Ирина сделала многозначительную паузу, - но и желание.

Серегин, с напряженным вниманием выслушав ее, энергично закивал, хитро улыбаясь.

– Извинения про…прошу простить, - вдруг засобирался он. - Дела надо еще порешать. Посол наш - Красин - завтра в Канн убывает, - пояснил он. - Надобно за всем проследить.

– Желаю хорошей экскурсии, господин Серегин. - Николя протянул ему руку. - Надеюсь, вы будете полюбить наш… - в глазах Николя сверкнули веселые искорки, -…наш богатый город. Позвольте, я провожаю вас.

Серегин, бросив беглый взгляд на Ирину, а затем на графа, облегченно вздохнул и проговорил:

– Мерси! Коньяк ваш очень даже! А ваша, так сказать, жена тоже…

…Обессиленная, Ирина стояла у окна и смотрела, как от дома отъезжает такси. Николя, подойдя сзади, обнял ее за плечи.

– Ирэн, объясни, что этот человек имел в виду, когда сказал, что ты моя "так сказать, жена"? В этом заложен какой-то подтекст?

Ирина повернулась к мужу.

– Видишь ли, Николя, в русском языке, впрочем как и во всех других, имеются слова-паразиты, которые употребляют… - Ирина задумалась, подбирая точное слово.

– …па-ра-зи-ты, - рассмеявшись, продолжил за нее Николя.

Она засмеялась вслед за ним, но, вдруг посерьезнев, произнесла, уткнувшись мужу в плечо:

– Нет, мой милый, трагедия в том, что для них паразиты - это такие, как мы с тобой…

…Проснувшись посреди ночи от ощущения, что Ирины нет рядом, Николя отбросил одеяло и вышел в коридор. Дверь в комнату жены была приоткрыта. Он хотел войти, но вдруг замер.

"…И погаси пламень страстей моих, яко нищ есмь и окаянен, - донеслись до него плохо понятные слова. - И избави мя от многих и лютых воспоминаний и предприятий, и от всех действ злых свободи мя…" Смысл молитвы начал доходить до него, и он встревоженно заглянул в комнату. "Яко благословенна еси от всех родов, и славится пречестное имя Твое во веки веков…"

Ирина, в ночной рубашке стоявшая на коленях перед иконой, под которой тускло горела лампадка, вдруг простонала совершенно чужим, незнакомым ему прежде голосом: "Помоги мне найти их! Помоги же мне найти их! Помоги же!" - и, изогнувшись, яростно ударила кулаками по полу. Николя вздрогнул и… тихо отошел от двери.

– А теперь, Александр Васильевич, взгляните направо, - Ирина приоткрыла запотевшее окно автомобиля, чтобы было лучше видно. Зевнув, Серегин нехотя повернул голову, с трудом скрывая безразличие. - Видите особняк? Знаете, чей? - Не обращая внимания на скорбное выражение лица экскурсанта, продолжила: - "Короля жемчуга" - Леонарда Розенталя. Он, кстати, часто устраивает здесь приемы для русских и очень помогает эмигрантам. - Серегин поморщился: слово "эмигрант" явно вызывало у него раздражение. - Говорят, начало огромному состоянию Розенталя положила маленькая жемчужина, которую он, работая подростком в ресторане, нашел, открыв раковину устрицы. Миф, конечно, но, согласитесь, красиво!

Серегин пожал плечами. По всему было видно, что второй день экскурсии по Парижу вызвал у него еще большую тоску и скуку, чем первый. На его лице было заглавными буквами написано: "И на хрена мне все эти ненужные, не имеющие никакого практического значения замысловатые слова об истории чужой страны, об архитектуре, о биографиях незнакомых мне людей? Ну, жили они и жили, ну сделали там чего-то, но почему я об этом должен знать и какая мне от этого польза?"

Сегодня Серегин оживился лишь один раз, когда они остановились там, где раньше возвышались крепостные стены Бастилии. "Порушили, говорите, без остатка? - переспросил он Ирину и, получив утвердительный ответ, пробормотал недоуменно: - А где ж они тогда арестованных буржуев и, ну, прочую контру, так сказать, содержали? Поспешили французские товарищи, ой, поспешили!" Произнеся эту фразу, он впал в задумчивость…

…"И что же дальше? - размышляла Ирина, поглядывая на Серегина, расположившегося рядом с ней на заднем сиденье такси, в которое они сели, когда начался дождь. - Во время экскурсий по Парижу трудно вызвать человека на откровенность. С чего это вдруг ему захочется рассказывать о своем "боевом" прошлом непонятно почему заигрывающей с ним бабенке? Поморщилась, удивившись слову, проскочившему в мозгу помимо ее воли. Нет, в мысли его словечки впускать нельзя! Его речь заразна, как холера или чума! Она вполне сознательно, общаясь с Серегиным уже третий день подряд, начала, подстраиваясь под него, употреблять несвойственные ей слова, копировать его движения и жесты, словно пытаясь проникнуть внутрь этого человека, завоевать его доверие, и уже потом сделать то, что ей было нужно…

У входа в кафе, в которое они вошли, слепой музыкант пел дрожащим голосом веселую бульварную песенку:

Маделон, наполни стаканы

И пой вместе с солдатами.

Мы выиграли войну.

Веришь ли ты, что мы их победили?

– Вы что же, Александр Васильевич, думаете, из такси вышли, так и экскурсии нашей конец? Вовсе нет! - весело сказала Ирина, отдавая пальто встретившему их улыбчивому подростку лет четырнадцати.

– Здравствуйте, мадам Ирэн! Проходите, пожалуйста!

– Вас вроде здесь знают? - настороженно осматриваясь, спросил Серегин, проходя вместе с ней в небольшой уютный зал с тесно стоящими столиками. Посетителей было немного - парочка влюбленных в самом углу, да старик с газетой в руках, попыхивающий трубкой.

– Давайте к окну сядем, - предложила Ирина своему спутнику. - Вид уж очень красивый.

Серегин, опередив Ирину, быстро уселся за стол так, чтобы быть лицом к входу. Она опустилась на услужливо отодвинутый официантом стул напротив и открыла меню, краем глаза наблюдая за Серегиным, с глубокомысленным видом изучающим написанные по-французски названия блюд.

– Подобрали что-нибудь? - весело спросила Ирина.

– Ну, так сказать… - пробурчал он, откладывая меню в сторону. - Вы уж сами…

– Тогда,- она на мгновение прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться,- вот, могу предложить на выбор: "морские моллюски, устрицы экстра, омары по-арморикански, почка теленка, вымоченная в арманьяке, копыта в Шабли, морской еж в…"

– Не голодый я! - почти выкрикнул Серегин.

– Тогда предлагаю круасаны с сыром, - ласково глядя на него, произнесла Ирина, на всякий случай, пояснив: - это булочки такие.

– Можно и их. Это национальная еда? - рассеянно спросил он, доставая пачку папирос и снова оглядываясь. - Здесь покурить-то можно?

– Пепельница на столе есть - значит можно, - объяснила Ирина.

– Всюду эти буржуйские условия. У нас - везде можно, есть пепельница или нет! - недовольно пробурчал он и, достав папиросу, постучал ее концом по столу. Появившийся из-за его спины официант смахнул щеточкой крошки табака с белоснежной скатерти.

– Бутылку Chateau Haut-Brion и круасаны, - сделала заказ Ирина.

– Да-да, мадам. У нас всегда есть в запасе ваше любимое вино.

– Мерси, Пьер. - Она повернула голову к окну, по которому, обгоняя друг друга, стекали тонкие струйки дождя. - Итак… Продолжим экскурсию, Александр Васильевич? - Серегин, закуривая папиросу, рассеянно кивнул. - Вон, взгляните. Видите, здание на том берегу Сены? Это - гостиница "Лютеция". Тоже, кстати, достопримечательность. Здесь несколько раз в году устраиваются большие благотворительные балы в пользу детских русских приютов либо богаделен. - Серегин нехотя посмотрел на здание. - Билеты распространяются среди обеспеченных эмигрантов дамами-патронессами. - Судя по удивленному взгляду, последнее слово оказалось для Серегина незнакомым, но переспрашивать он не стал. - Народу собирается много, - продолжила Ирина. - Молоденькие хорошенькие девушки продают цветы… - Она заметила, что в глазах Серегина появилась скука. - Красиво. Вам бы понравилось… - свернула Ирина рассказ.

– Ну, я, так сказать, не эмигрант, - он потянулся. - С родины не убегал. Так что мне ихняя красота без надобности.

"Они бы тоже не убегали, когда б такие подонки, как ты, их не выгнали!" - зло подумала Ирина и ласково улыбнулась.

Официант поставил перед ними два бокала и показал Ирине бутылку.

– Думаю, в этот раз дегустировать не будем, - обратилась она к Серегину, - коли вы мне поверили. Надеюсь, вам понравится. Это изумительное вино!

Официант, аккуратно обернув бутылку салфеткой, наполнил бокалы.

– Национальное французское? - Серегин поднял бокал, выдохнул воздух, сделал большой глоток, на секунду задумался, допил и глубокомысленно кивнул. Официант снова наполнил его бокал. Серегин, заметив, что Ирина сделала лишь небольшой глоток, проговорил, слегка смутившись:

– Я пить сильно хотел. Итак? - он стряхнул пепел на пол. Она придвинула к нему пепельницу. - Чего дальше делать будем?

Ирина чуть заметным движением головы показала на бокал.

– Вам не понравилось?

– Вполне. Но коньяк попредпочтительнее будет. А водка привычнее. - Он снова сделал глоток, покрутил бокал за ножку и внимательно взглянул на Ирину. Она вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза, продираясь сквозь плотную паутину собственной ненависти.

– Между прочим, именно в "Лютеции" начали проводить конкурсы, на которых выбирали самую красивую девушку. Победительница получала титул "мисс Россия". По-моему, это затеял журнал "Иллюстрированная Россия". Знаете такой?

Серегин наморщил лоб, будто его оторвали от глубоких размышлений.

– Я другие газеты читаю. Наши. - Он затушил папиросу, с силой вдавив ее в дно пепельницы. - "Правду", к примеру.

– Какое интересное название! - воскликнула Ирина.

– Ну! А то! - Серегин оживился. - Что ни слово - то чистая правда. Наша… народная! Я когда ее читаю, думаю, ой не зря мы революцию затеяли и всех эксплуататоров, которые, ну, на народной крови жировали - коленкой под зад! Скоро мы и до мировой буржуазии доберемся. Пусть трепещут! - Серегин стукнул кулаком по столу. Сидящие неподалеку влюбленные испуганно отпрянули друг от друга. Старик, оторвавшись от газеты, недоуменно посмотрел на шумного посетителя и недовольно запыхтел трубкой. Ирина растерянно огляделась по сторонам.

– Я, к слову, этот журнал, ну, "Иллюстрированная Россия", тоже не люблю, - торопливо проговорила она, отметив про себя перескочившее к ней из его речи "ну". - Там мерзкий главный редактор, Миронов. Представьте, во весь рот - золотые зубы. Такой неприятный человек! - она помолчала. Разговор не клеился.

Перед ними поставили тарелки с приборами и корзиночку с ароматными круасанами.

– Обожаю этот запах… - Ирина с наслаждением вдохнула. Серегин, с любопытством наклонив голову к корзиночке, принюхался.

– Как их здесь едят? Этими…, - он указал головой на вилку с ножом, или так, по-простому, как люди?

– Можете "по-простому", - сдерживая улыбку, ответила она. Серегин недоверчиво покосился, не шутит ли? - В общем, как удобно, так и кушайте, Александр Васильевич.

Серегин, взяв рукой круасан, принялся за еду, роняя золотистые крошки на скатерть.

– Угу,…орово… усно… - удовлетворенно кивнув, проговорил он с полным ртом.

Воцарилось молчание. Не притрагиваясь к ароматному круасану, Ирина выпила вина. Она водила Серегина по городу уже второй день, а нужного результата не было - никак не получалось разговорить его, вызвать на откровенность. "Неужели нет другого выхода? Неужели придется ложиться с этим подонком в постель? Ах, Софи, Софи… - вспомнила она старшую сестру Леночки. - Как бы мне сейчас пригодился твой опыт!"

Последний раз они виделись, кажется, в 1919 году. Очутившись тогда в Одессе, куда, как выяснилось, очень кстати, перебросили для укрепления местной "чрезвычайки" одного из ухажеров Софи, Ирине показалось, что все самое страшное позади, что здесь на берегу моря под ласковым южным небом ничего с ней уже случиться не может.

Софи со своим любовником - "папочкой", как она его называла, жили отдельно, в доме на Французском бульваре, а так как условием "папочки" было полное отсутствие видимых контактов девушек с Софи, то они с Леночкой поселились неподалеку от набережной, сняв крохотную комнатку в квартире у неопрятной, непрерывно ворчащей женщины неопределенного возраста. Хозяйка подрабатывала стиркой белья для товарищей из местной ЧК, присланных сюда из разных губерний России для борьбы с контрреволюцией и бандитизмом на Юге. Стирала она с каким-то остервенением, причитая и разговаривая сама с собой. Ее ворчание прекращалось только поздно ночью, когда вконец измученный ею же самой организм, отказывал и в несколько секунд укладывал ее спать. Со стороны казалось, будто кто-то невидимый, не в силах уже слышать бесконечное бормотание и стоны, просто ударял ее по голове чем-то тяжелым. Хозяйка мгновенно засыпала, однако и во сне время от времени вскрикивала: "Гады проклятые… лазют тут…лазют… Белые… Красные… что им… чтоб они все передохли…"

Ирину хозяйка невзлюбила сразу - "буржуазка", как она ее называла, была слишком брезглива, и на многие проявления простой, "народной", как говорила хозяйка, жизни реагировала неправильно - приступами тошноты или позывами к рвоте. Подумаешь - вши в тюках с бельем, подумаешь - тараканы в доме или алюминевая миска скользкая, да рыбой воняет. Поди-ка ж отмой ее в холодной воде!

В конце концов, девушки переехали в другую квартиру, которую им при помощи любовника подобрала Софи. Квартирка была маленькая, но сравнительно чистая, а, главное, кроме них там никого не было. День был загружен - надо было постоять в очереди за керосином несколько часов, потом бежать на другой конец города за хлебом, затем - уборка, стирка, десятки мелких дел. Софи вскоре помогла и с питанием, пристроив их в столовую, где можно было за восемнадцать рублей поесть суп или борщ без мяса и "гречаную" или "пшеную" кашу с куском хлеба. Деньги постепенно кончались, вещи для продажи тоже, и страшно было подумать, как придется жить дальше.

Софи грустила - у "папочки" было слишком много работы. Он то и дело оставлял ее, уезжая по "зову долга" и умоляя лишь об одном - прекратить беситься "с нравственного жиру".

Если в Москве была на время отменена смертная казнь, то Украинская Социалистическая Советская Республика воспользовалась своей самостийностью - из Харькова пришло разъяснение, что все это к Украине не относится, здесь, мол, продолжается контрреволюция и посему террор должен продолжаться. Располневшая Софи со знанием дела просвещала подруг. "Одесса - гнездо воров и налетчиков! - важно сообщала она, непрерывно что-то жуя. - Задача момента - беспощадно убивать уголовных. Белым офицерам объявлены сроки - кто сам заявится - тому будет смягчение".

Леночка, занимавшаяся поиском работы, по вечерам рассказывала собранные ею за день слухи. То вся Одесса говорила, что украинцы где-то рядом. Затем украинцы оказались румынами, превратившимися в каких-то союзников, а затем - не то в сербов, не то в болгар. После болгар пришла очередь поляков, затем - немцев…

Деньги все-таки кончились, пришлось достать остатки "деникинских" тысячерублевок - "колокольчиков", которые, несмотря на официальное запрещение, котировались на подпольной бирже Одессы. Но и их хватило ненадолго.

От голода девушек спас нарком просвещения Луначарский. Конечно, и не подозревая об этом. Спасительным стал его циркуляр, в котором предписывалось - для развития у рабочих и солдат гуманных чувств и смягчения классовой ненависти обратиться к образованным лицам с предложением читать различного рода лекции с предоставлением свободы в выборе тем. Денег за лекции не платили, но выдававшийся продовольственный паек позволял выжить. Слушателям особенно нравилось после лекции под аккомпанемент Ирины, игравшей на фортепиано, петь любимую революционную песню солдат и матросов про Стеньку Разина. Когда храбрый атаман бросал княжну, а посему - буржуйку, за борт, стены дрожали от радостных криков будущих гуманистов.

Огорчали постоянные Леночкины хвори - у нее была какая-то странная легочная болезнь - никто не мог поставить диагноз, а, следовательно, и вылечить.

В довершение всего Софи завела "шикарный" роман с бывшим атаманом казачьего войска Степаном Терским и, заявившись однажды поздним вечером к ним на квартиру, бодро сообщила: "Девочки, я влюбилась, а мой "папочка" завтра возвращается из Киева и меня, конечно, убьет. Я должна срочно бежать. И вам здесь тоже оставаться нельзя. Надеюсь, вы готовы?" Софи вопросительно посмотрела на онемевших от неожиданности подруг. "Что вы на меня так смотрите? Ах, да, вас интересует, какой он… - она мечтательно улыбнулась. - Это такая смесь Распутина, Троцкого и Толстого…". - " Господи, а Толстой-то здесь причем?" - с трудом откашлявшись, спросила Леночка. "Ах, милая, как ты не понимаешь, это так чудесно, когда все это вместе - и Распутин, и Троцкий, и Ле-е-в Николаевич с его непротивлением злу насилием. То есть - лаской, девочки, нежностью и ла-аской…"

Заметив осуждение в глазах младшей сестры и веселое недоумение на лице Ирины, она, суетливо открыв сумочку, извиняющимся тоном спросила: "Девочки, хотите кокаину?"

– "Благодарствуйте, Софочка, мы постимся!" - серьезным тоном ответила ей тогда Ирина.

На лице Софи, глядящей на смеющихся подруг, появилась растерянная улыбка. Она обняла и расцеловала их с Леночкой, на глазах у нее выступили слезы. "Не ругайте меня, девочки. Разве в этой жизни может быть хоть что-то прекраснее любви? Даст Бог, свидимся в Крыму".

Побег из Одессы был организован новым ухажером Софи. По всему побережью большевики установили запретную полосу, версты на две от берега. Дальше ее заплывать было нельзя. Изображая из себя рыбаков, которым ночью приспичило половить рыбки, двое крепких казаков, выделенных им Терским, налегли на весла - и через сутки, вконец измученные качкой, отсутствием воды и провианта - в спешке успели прихватить с собой в шлюпку только пару дынь - они увидели маяк. Это была их цель - коса Тендра. Вскоре женщины уже сидели в кают-компании яхты "Лукулл" и пили чай с членом правительства Врангеля адмиралом Саблиным, оказавшимся добрым знакомым отца Ирины. Утром яхта взяла курс на Севастополь…

…Ирина посмотрела в окно, за которым сгустились сумерки. "Да… Скорей бы весна…" - Так уже надоела зима… - негромко произнесла она. Серегин, лениво предаваясь туманным раздумьям, доедал последний круасан.

– А чего здесь зимой бывает? - спросил он, подбирая пальцами крошки со стола и отправляя их в рот.

– Зима здесь, вы, наверное, еще не успели оценить это в полной мере, - хуже не придумать. Утром - дождь, в полдень - снег, вечером - дождь, к ночи - мороз. Все ходят больные, простуженные, кашляют, чихают… - помолчав, она показала в окно. - Видите, во-он, справа огонечки? Не хотите пойти в синематограф? Там очень мило. Я, кстати, знакома с режиссером Марселем Лербье. У него студия на окраине Парижа. Он даже мне предлагал сниматься у него. Представляете? - она говорила с забавными ужимками, будто желая умалить значение своих слов.

Серегин, наконец, перестав жевать, в два глотка допил вино.

– Представляю, - сказал он сумрачно. - Губа не дура! Вы, ну, так сказать, очень красивая… В общем… - он почесал затылок, - Слышь Ир, - перешел он на "ты", - не приучен я вот так, ну, вокруг, да около скакать! Скажу прям в лоб - нравишься ты мне, - вдруг решительно заявил он.

Она чуть не поперхнулась от неожиданности и жестом попросила официанта подлить еще вина. "Ну, наконец-то! Сам решился! - весело подумала Ирина. - А то я думала, придется канкан на столике танцевать! Спасибо, Софи! - мысленно обратилась она к подруге. - Даже мысли о тебе действуют на мужчин возбуждающе".

– Да я и сам могу. Что я, не мужчина? - Серегин отодвинул руку официанта с салфеткой, взял бутылку, поднес ее к своему бокалу, но под взглядом Ирины замер и со словами: "Вам освежить?" - плеснул вино сначала в ее бокал, пролив несколько капель на белоснежную скатерть, а затем себе все, что осталось. Она сделала знак официанту, чтобы принес еще. - Вы, Александр, кстати, имейте в виду - с непривычки вино может показаться легкой водичкой, а потом… Контроль можно над собой потерять.

Серегин, презрительно хмыкнув, допил вино и, вытерев рот ладонью, самодовольно произнес:

– Ты, Ирин, об моем пьянстве не беспокойся. Меня не прошибет. Я к этому делу сызмальства привычный. В гражданскую сколько разов чистый спирт принимал - и чего? Только злее контру рубил! - махнул он рукой, показывая, как это делал. - В капусту! А контролировать себя - пусть те, у кого камень за пазухой контролируют, а мне скрывать нечего, я - весь вон какой есть, открытый. Что в голове - то и говорю! - гордо изложил Серегин свою мысль.

Ирина почувствовала страшную усталость, не имея более желания говорить ни о чем. "Серегин начал пьянеть, - она попыталась мысленно оценить обстановку. - Что дальше? Как себя вести? Неужели уже сегодня?"

– А хотите, сходим в театр? - улыбаясь игриво и нежно, оживленно спросила Ирина, быстро взяв себя в руки

Он изумленно уставился на нее, откусывая заусенец.

– Здесь много артистов из России, - словно не замечая этого взгляда, продолжила Ирина. - Многие не знают языка, поэтому не смогли поступить во французский театр. Да и если б знали… - она махнула рукой. - Кому они тут нужны?

– О! Это ты в самую точку сказала! - он, недоуменно покрутив в руке пустой бокал, перевернул его вверх дном.

Официант, вынырнувший откуда-то из-за его спины, протянул руку с новой бутылкой.

– Давай! - Серегин, поставив бокал на ножку, не глядя, подвинул его в сторону официанта. - Лей!

Официант, скорбно посмотрев на расплывшееся на скатерти пятно, наполнил его бокал.

– Мсье из России? - с любезной улыбкой понимающе спросил он у Ирины.

– Да, - улыбнулась она.

– Что он говорит? - подозрительно спросил Серегин.

– Он сказал, что, очевидно, вы из России.

– Вот. Я так и понял, - выражение лица его изменилось. - Видать тоже нашему делу сочувствует. Хоть и не рабочий и вынужден буржуям прислуживать, а косточка трудовая имеется. - Он всем телом повернулся к официанту. - Комрад! - Исчерпав запас иностранных слов, Серегин поднял согнутую в локте руку, сжав пальцы в кулак. - Пролетарии всех стран, соединяйтесь! - Официант вежливо улыбнулся. Лицо Серегина просияло. - Во! Видишь? Все понимает! Советского человека, его ни с каким буржуем не спутаешь. В нас своя гордость имеется! - он поднялся с места и поднял бокал: - За победу мировой революции! - выпил залпом. - Во всем мире! - опустился на стул.

"Господи! Дай мне силы! Укрепи! Как я их всех ненавижу!" - захлебнувшись эмоциями, подумала Ирина, восхищенно глядя на Серегина, вертевшего в руках незажженую папиросу.

– Как хорошо вы сказали, Александр! Прямо плакать захотелось.

– Прощения прошу. Перебил. Вы чегой-то там говорили… - чиркнув спичкой, он закурил.

– Я говорила про театр. Так вот, представьте, актеры нашли какого-то мецената, который раз в год снимает им театр. А до этого они - репетируют. Причем - вечерами, ночами, ведь работают многие кто - шоферами, кто - официантами, кто - гримерами на студии, а кто просто в доме престарелых актеров какие-нибудь куклы делает для продаж на благотворительные нужды. - Серегин молча слушал, попыхивая папироской. По всему было видно, что он никак не может отключиться от исключительно плодотворного общения с официантом. Ирина постучала ногтем по бокалу. - Александр Васильевич, да слушаете ли вы меня? - Серегин кивнул и уставился на собеседницу, изо всех сил стараясь сосредоточиться. Ирина продолжила: - Репетируют они или дома у кого-либо, или в каких-то сараях. Я была на одной такой репетиции - так они с такой страстью спорили, где стоял самовар на сцене Художественного театра, из-за какой кулисы выходил дядя Ваня или Нина Заречная, что просто перешли на крик… - она покачала головой. - Представьте, в одном спектакле Соню в "Дяде Ване" играла актриса Кржановская, а ей уже лет семьдесят…

– И чего? - удивленно посмотрел на нее Серегин.

– Так она же, старушка эта, играет Со-ню! Понимаете?

– А-а… Соню… - протянул Серегин. - Ну да. Понимаю, - неуверенно пробормотал он. В его помутневших глазах появилась тоска. - В таком-то возрасте уж, конечно, надо бы ее, так сказать, уважительно по отчеству называть. Как ее по батюшке-то зовут? Софья?

Ирина вздохнула.

– Да неважно, не в том суть. Вы бы видели, успех какой был! В зале - все бывшие собрались… Бывшие губернаторы, министры…

– А вот, к слову, настроения какие в эмигрантской среде, ну, среди бывших? - уточнил он, почему-то подняв взгляд поверх ее головы, словно вспоминая заученный по чьему-то указанию текст. Ирина сделала вид, что задумалась.

– Волнуются, конечно, - начала она. "Нет, не то. Надобно ему что-либо приятное сказать, а то заснет, не дай Бог!" - озадаченно подумала она и, изобразив на лице осужение, продолжила: - И кругом нафталином пахнет… все из чемоданов повынимали кружева, платки, шали… "Ах, вы сегодня очаровательны", "Княгиня, позвольте ручку". Весь год живут ради этого дня - и те, кто в зале, и те, кто на сцене… - она прикусила губу и посмотрела на собеседника.

Серегин снова неожиданно зло ударил рукой по столу. Жалобно звякнули подскочившие от удара вилка с ножом. Влюбленная парочка, опасливо поглядывая на шумного соседа, поднялась и направилась к выходу. Из кухни выглянул встревоженный официант.

– Шуты гороховые! Им бы - лопаты в руки, да делом занять! Построить бы их всех и через всю Европу пешком на родину! - с яростью прошипел он. - Пусть бы потрудились на благо трудового народа!

– Да-да, право, и я об этом, - согласно кивнула Ирина, переводя предназначенный Серегину взгляд в сторону пальмы в кадке, жизнерадостно растопырившей зеленые пальцы во все стороны… - Им бы - лопаты в руки… Смотрите, Александр Васильевич, кажется, дождь кончился… Может, пойдем?

Она заглянула в лежащий на блюдечке счет и приоткрыла сумочку.

– Э, нет… - Серегин решительно положил ей ладонь на запястье. - У нас тоже деньги имеются. Не босяк! Я заплачу! Сам, так сказать. - Он достал конверт из внутреннего кармана пиджака и вдруг ласково провел по ее ладони шершавыми короткими пальцами.

– Слышь, Ир, поедем ко мне, а? Водки выпьем. Сало у меня еще осталось. И хлеб черный. За жизнь поговорим и все такое… У меня к тебе, так сказать, сильное влечение имеется. Ты хоть вроде и белая кость, а в душе, нутром чую, своя.

Ее сердце упало. "Неужели получается?.. - Показалось, что вот-вот стошнит. - Неужели уже сегодня?"

Огромная лужа, притаившаяся у края тротуара, томилась, ожидая жертву. Вечер был неудачным. Прохожих в переулке было мало, а те, кто, укрывшись жалкими зонтиками, торопливо проходили мимо, словно сговорившись, жались к стене дома, наивно полагая, что там меньше намокнут. И, как назло, ни одного автомобиля, который бы, проезжая, окатил этих смешных людишек холодной волной. Да еще эта мерзкая непрерывно лающая собачонка, уж сколько времени стоящая за стволом столетнего каштана с задранной вверх мордой, ожидая, что живущий на втором этаже хозяин, от которого она легкомысленно удрала во время прогулки, заметит ее из окна и впустит в дом. Нет бы, стояла на тротуаре! Тогда проезжающее авто могло бы окатить хотя бы ее. Было бы хоть какое-то развлечение! Да, скучно… Не задался вечер…

Вдруг собачонка, насторожившись, торопливо взобралась на тротуар. В конце переулка послышался шум мотора. Свет фар пронзил струи дождя, от чего тот как будто стал сильнее. Лужа сладострастно замерла - запахло бензином и удачей. Но автомобиль затормозил, аккуратно остановившись в полуметре от тротуара. Задняя дверь распахнулась, и мужские ноги в знакомых ботинках на толстой каучуковой подошве, ступив на подножку авто, уверенно перешагнули на бордюрный камень и оттуда без промедления - ближе к дому. Затем появились неизвестные еще женские ножки в изящных туфельках из золотистой замши, растерянно замершие на подножке - лужа возбужденно облизнулась в предвкушении легкой добычи.

– Александр Васильевич! - раздался растерянный женский голос. - Куда вы сбежали? Я плавать не умею!

Мужские ботинки, потоптавшись, неохотно двинулись к краю тротуара.

– Ну, давай, что ли, руку. А то впрямь бултыхнешься - я чего твоему графу-то скажу?

Золотистая туфелька, начав легкий полет в сторону тротуара, вдруг, неловко, словно нарочно, замедлила движение и… решительно опустилась прямо в середину - в самое глубокое место. К ней незамедлительно присоединилась и вторая. Лужа, не раздумывая, жадно обняла их и, переполнившись восторженным волнением, раскатила улыбку от края до края.

– Ой! Александр Васильевич! - вскрикнул женский голос. - Право, какой вы неловкий. Как же я домой пойду?

Мужские ботинки засуетились - в какой-то момент луже даже показалось, что ей удастся поближе познакомиться и с ними, но туфельки шагнули на тротуар.

– Ведите теперь меня к себе. Придется туфли сушить! - недовольно продолжил женский голос.

– Высушим, все высушим, в лучшем виде, - послышалось радостное мужское бормотание…

Распахнув дверь, горничная Лили увидела на пороге графиню Тарнер в расстегнутом, намокшем от дождя пальто и черных мужских сапогах. С трудом поднимая ноги, графиня переступила через порог и, придерживаясь рукой за стену, прошла в прихожую, оставляя на полу мокрые следы.

– Привет! - Ирина энергично подняла согнутую в локте руку, сжатую в кулак. - Пролетарии всех стран, соединяйтесь! - продолжила по-русски. - Дома, надеюсь, все… никого? - качнувшись, оперлась о стену. - Что такое?! Почему стены качаются? - хихикнув, спросила она, ухватившись за плечо Лили и пытаясь вытащить ногу из сапога.

– С ними еще и не такое бывает… - Лили весело оглядела хозяйку, -…когда граф из дома уезжает… - она спрятала улыбку, -…частенько лишнего перебирают!

– Да-а! Парижский воздух пьянит! - Ирина, отпустив плечо Лили и держась двумя руками за стену, предпринимала безуспешные попытки выпрыгнуть из сапог. - Вот и я… - крякнув, она вытащила-таки одну ногу, - перегуляла сегодня…

– Позвольте спросить, мадам, что произошло с вашими туфельками? - Горничная опустилась на колени перед Ириной, стаскивая второй сапог.

– Туфельки? - Ирина попыталась сосредоточиться. - Мои туфельки… Любимые… - ее голос дрогнул. - Их зажарили и… съели… навсегда! Варвары… - трагическим голосом произнесла она.

– Ох, эти парижане! - Лили покачала головой. - Гурманы… Мы, бургундцы, себе никогда ничего подобного не позволяем.

– А почему вы спрашиваете? Вам… - Ирина икнула, -…не нравится моя обувь? - придерживаясь за стену, медленно двинулась в сторону своей комнаты. - Так это я только что от… - остановилась, что-то вспоминая, - от господина Пу… - она снова икнула, -…аре. Это, - повернувшись, она ткнула пальцем в валяющиеся на полу сапоги, вокруг которых уже образовалась лужица, - новинка его дома моды, - задумалась на мгновение, - сапоги - "аля-рюс", - продолжила свой путь в гостиную, громко говоря на ходу, - попомните мое слово, Лили, - эта мода еще захлестнет весь мир!

– Да разве вас забудешь! - весело щебетала Лили, провожая Ирину в комнату.

– Нет, Лили! Сначала - в душ! В душ…в душ… - она распахнула дверь в ванную и вдруг, жалобно всхлипнув, проговорила тоненьким голосом, - я так устала сегодня…

– Может быть, мадам помочь? - в дрогнувшем голосе Лили предательски прозвучали смешливые нотки.

– Ступайте, Лили. Я сама. Все самое важное я всегда делаю сама. Са-ма! - покосившись на свое отражение в зеркале ванной, заявила ему по-русски: - Глаза б мои на тебя не смотрели! - и принялась стаскивать с себя одежду.

– Что прикажете делать с… - Лили кивнула в сторону прихожей.

– Положите в какую-нибудь коробку, - проговорила Ирина повелительным тоном и, ухмыльнувшись, добавила, - и обвяжите ее ленточкой! Лучше - красной. Мне надо будет их вернуть.

– Господину Пуаре? - не выдержав, рассмеялась Лили.

– А то кому же, умница ты моя! Ему, родимому… - снова по-по-русски закончила Ирина и, заговорщицки взглянув на горничную, поднесла указательный палец к губам. - Надеюсь, все это, - она неопределенно обвела вокруг рукой, - останется между нами?

– О чем вы, мадам?! - выражение лица Лили, переставшей поднимать сброшенную хозяйкой одежду, говорило о том, что с такой просьбой можно было вовсе не обращаться. - Женская солидарность - это святое и я…

– Ой, только умоляю… - Ирина наморщилась, как от внезапной зубной боли, - не надо про солидарность… и этих… соединяющихся пролетариев! - Она обессиленно опустилась на край ванной, жестом попросив Лили выйти.

Горничная, бросив на нее встревоженный взгляд, торопливо подобрала с пола оставшиеся предметы туалета и тихонько прикрыла за собой дверь. Из ванной послышался шум падающих предметов и недовольный голос: "Наставили тут… повернуться негде…"

Через несколько минут, снова проходя мимо двери в ванную, Лили показалось, что сквозь шум льющейся воды слышен негромкий плач. Она остановилась и прислушалась.

Нет. Наверное, показалось…

Ирина стояла под душем, подставив голову и плечи под тугие струи воды. Переполненная желанием скорее очиститься, избавиться от тошнотворного сладковатого запаха одеколона, въевшегося в кожу, она изо всех сил терла лицо, шею, руки губкой и плакала. Какое же счастье, что его разморило от выпитого и он уснул с блаженной улыбкой на лице, очевидно во сне осуществив то, чего не смог наяву. И, тем не менее, она плакала от пережитого унижения, от собственной слабости, которую только теперь можно было показать. "Тушкевич, Мальцев - в Москве… профсоюзы… Степан Ракелов - однофамилец, с родинкой - чекистский начальник… Тушкевич - со всеми связь держит…" - все шептала и шептала она…

Сегодня ночью включился часовой механизм, неумолимо отмеряющий остаток их жизни. И этот механизм уже никто не сможет остановить. Никто. Даже она сама. И пусть ей гореть в аду… Но эти выродки попадут туда раньше!

Уже лежа в кровати, свернувшись, как в детстве, калачиком, она, помимо своего желания, снова и снова перебирала в памяти события последнего вечера и ночи. Ее немного подташнивало - такого количества водки она не пила никогда. Да еще эти папиросы… Как хорошо, что Николя вернется только завтра и не надо ничего объяснять. До сих пор невозможно поверить, что у нее все получилось. Случайное стечение обстоятельств? Нет. Наверное, кто-то ей помогает. На небе… Или в преисподней… Кто бы мог подумать, что заветным ключиком неожиданно окажется небольшое родимое пятнышко на ее щеке? Вспомнив одного из убийц, того, с отвратительным пятном на лице, похожим на пиявку, Ирина начала импровизацию на эту тему. Серегин неожиданно оживился. "Слышь, Ир, ты не поверишь, у меня дружок, так сказать, боевой, вот у него, ну, так-о-ое пятно на морде! Ночью ежели встретишь - кондратий хватит!.."

…Вцепившись в эту ниточку, она уже не отпустила ее.

"Небось, все друзья растерялись по жизни?"

"Не-е, нас, дружков закадычных, четверо, ну, не разлей вода. Всю революцию вместе…с самого семнадцатого, и гражданскую… все живы остались… В Бологом сдружились…"

…"Бологое, Бологое, ты далекое…" - Опять этот глупый стишок! Ирина поднялась с кровати и, резко рванув на себя раму, распахнула окно. В комнату ворвался холодный влажный воздух.

За окном деревья жаловались друг другу на непогоду. Звезды успевали лишь одним глазком взглянуть на влажную от дождя землю, и тут же испуганно прятались от ветра в мятые серые тучи. Сена, как натянутая струна, дрожала, предвкушая прикосновение рассвета…