"Львы и Драконы" - читать интересную книгу автора (Исьемини Виктор)

Глава 25

Алекиан оглядел заполненную дворянами залу. По правую руку от него стоял трон чуть пониже того, на котором восседал сам император — там было место герцогини Тильской. Серая невзрачная женщина с очень резко выделяющимися на увядшем осунувшемся лице морщинами. Она старалась не подавать вида, как мучает ее унижение, но Алекиан знал, что герцогиня тяжело переживает резкую перемену судьбы — после мужниной победы над давним врагом, после торжества и триумфа — вторжение имперской армии, вести о разгроме и бегстве Фенгима, оккупация и мучительное ожидание суда. До Тилы уже докатились известия о суровости приговоров имперского суда в Ванетинии — сейчас жена мятежного герцога Тильского могла ожидать чего угодно. Алекиан вдруг ощутил, что получает удовольствие, наблюдая страх женщины и гнев ее сыновей. Юные наследники герцога стояли рядом с троном матери, старшему уже четырнадцать, почти взрослый парень. Император снова прислушался к себе — да, ему определенно нравится вызывать страх и ненависть в этих — еще вчера гордых и могущественных — людях. Герцогиня не выдержала его взгляда и опустила глаза. Император удовлетворенно улыбнулся и снова обратил взор в зал, окруженный по периметру гвардейцами в красно-желтом.

Перед Алекианом толпились дворяне Тилы, разделенные на две группы. По одну сторону — пленники, захваченные в Тогерской битве, обобранные победителями, оборванные, некоторые — ранены. По другую сторону те, кто не принимал участия в сражении, либо сумел удрать из-под Тогера и теперь скрывает участие в военном предприятии Фенгима. Все явились сюда — кто под конвоем, кто под страхом конфискации владений и преследования со стороны имперского правосудия. Все ждут приговора Алекиана. На этих ему тоже приятно смотреть, так замечательно… ощущать… даже осязать и впитывать их страх и ненависть! Кто бы мог подумать, что чужая ненависть и страх будят в душе столь пряное и острое чувство… Неограниченная власть, оказывается, дарит совсем незнакомые ощущения.

Император повернул голову и кивнул. Стоящий по левую руку от трона Валент откашлялся и объявил:

— Сэр Фенгим, преступивший вассальную клятву и бежавший от имперского суда, объявляется отныне вне закона.

Толстенькому герцогу, казавшемуся увальнем и недотепой, все же удалось уйти от погони. Когда Валент выслал погоню, беглец уже успел оторваться от преследователей и получить фору. Бежал он на запад, к морю, и проследить его путь оказалось несложно. Тогерцы охотно помогали имперским солдатам, указывая, в какую сторону направились чужаки, но… единственным трофеем преследователей стали загнанные лошади. Герцога подобрал энмарский корабль и теперь предатель, должно быть, затаился в вольном городе. Ловкач Фенгим вложил немало денег в морскую торговлю, и выдача его означала бы громадные убытки для многих членов энмарского Совета и влиятельных купцов. Выгодней оказалось спрятать беглого сеньора и не выдавать ни его, ни денег. Алекиан решил, что после, когда дойдут руки, он отправит сердитое письмо городскому Совету Энмара… но не теперь. Пока что его угрозы не будут приняты серьезно, а вот когда он снова железной рукой утвердит порядок в Империи — тогда и Энмар задумается, стоит ли ссориться с его величеством из-за вкладчика, пусть даже и выгодного. Ну а здесь Фенгим отныне — всего лишь «сэр», вовсе не «светлость».

— Итак, — заговорил теперь сам Алекиан, — поскольку Фенгим вне закона, я вручу Тилу законному наследнику герцогства. Приблизьтесь, юноша. Преклоните колено. Ваши руки.

Старший фенгимов сын настолько растерялся, что послушно подошел и опустился перед троном. Алекиан встал, протянул руки и взял дрожащие ладони. Валент склонился на будущим герцогом и шепнул:

— Повторяйте за мной, ваша светлость…

Алекиан был доволен — этого никто не ждал, все готовились к суровому приговору, казням, конфискации герцогства… Он, император, обманул всех! Его показная доброта к семье изменника… и будущая доброта к дворянам, вассалам Фенгима… никто не ждал!

Когда паренек повторил за капитаном слова вассальной клятвы, император поднял его:

— Встаньте, герцог Тильский… и слушайте волю вашего сеньора. Я выступаю в поход против вероломного Гюголана Гевского, вы пойдете со мной с рыцарством Тилы. Надеюсь, судьба вашего отца послужит уроком. Я не стану преследовать его, довольны ли вы, герцог?

Затем обернулся к герцогине:

— Довольны ли вы, мадам? Ежели угодно, можете отправляться к супругу, я не стану чинить препятствий.

— Я не знаю, где Фенгим, — отрезала женщина и отвернулась.

— Что ж, как угодно… — Алекиан в упор поглядел на юного герцога, — итак, вы, юноша, отправитесь со мной и, надеюсь, постараетесь геройским поведением на войне вернуть доброе имя Тильских герцогов.

Затем, обернувшись к дворянам в зале и повысив голос:

— Вы все отправитесь с новым герцогом. Я временно забуду о винах и проступках. Не сомневаюсь, господа, вы желаете доблестной службой заслужить прощение. Готовьтесь все. Через три дня жду всех здесь, в столице с конями, оружием и вашими людьми.

«И попробуйте только не явиться», — мысленно закончил фразу император.

Проснувшись, Ингви невольно потянулся пощупать голову. Хорошо вчера посидели… Бормоча оздоровительные заклинания, сел в постели. Боль и сухость во рту отступали, хотя и медленно…

Ннаонна, уже полностью одетая, сидела спиной к нему, подобрав ноги, и глядела в штопаный гобелен на противоположной стене. Гобелен изображал грандиозное побоище сил Света и Тьмы. С одной стороны подступали орки и тролли, с другой — пускали тучи стрел эльфы, тяжелыми рядами надвигались одинаковые аккуратные гномы с белыми бородами и скакали на поджарых конях люди. Олифеннча Прекрасная, должно быть, здорово повеселилась, расшивая разноцветное оперение эльфийских стрел, а тролли, все как на подбор, получились у нее зеленоглазыми.

Взгляд Ннаонны блуждал по Наездникам-на-волках, мчащихся на тесные ряды белобородых гномиков. Сегодня девушка натянула обычный костюм воинственного вампира — не платье.

— Хорошо посидели, — повторил Ингви вслух.

— Кто — как, — отрезала Ннаонна, не оборачиваясь. — Кто-то хорошо, а кто-то не очень!

Спина девушки излучала раздражение, а в раздраженном тоне слышалось желание поругаться как следует.

— Это ты к чему? — осторожно осведомился король. — Я, наверное, чего-то не помню? В чем дело-то? Или вчера было не весело?

— Весело, весело, — передразнила Ннаонна, — вы-то все напились и куролесили, кто во что горазд. Кендаг ножи в стену метал, хоть это ты помнишь? Рыжая Агриста ему аплодировала… Никлис на спор бранился пять минут, не повторяясь, а Мертенк, хотя и лыка не вязал, просил научить его такому. Даже записать хотел… Мернин ему даже клочок пергамента подсовывал. Не помнишь? А Филька с эльфийской своей королевной…

Ннаонна умолкла — должно быть, старательно напоминала себе о вчерашней обиде, чтобы не потерять боевого настроения.

— Что — Филька с королевной? На столе плясали?

— Нет… не на столе… — потом, подумав, пояснила. — И танцем я бы это тоже не назвала. А ты на эльфийку пялился — я видела! В общем, вы все напились, и вам было весело. А на мне — твой дурацкий амулет. Ему, видишь ли, вздумалось, что мне вредно пить! И вы все!.. А я… Мне амулет не давал пить!

— Бедная моя…

— Не трогай меня! Все твой дурацкий амулет! Я его даже снять не могу! Он что, так и будет меня всю жизнь угнетать? Я не ребенок, мне нужна дурацкая забота дурацкого амулета!

— Конечно, ты не ребенок…

— Да! И я не потерплю…

— На, послушай! Это же здорово, у нас первая семейная ссора!

— Ты слышишь, что я говорю?.. Я не желаю… Стоп, как ты сказал?

— Семейная ссора. Иди сюда, будем мириться.

— Отпусти меня!.. Слышишь… Ты… Слы… шишь…

Получасом позже Ннаонна села и принялась разгребать скомканный ворох одежды и постельного белья, вытаскивая то, что было черного цвета.

— Ну вот, — произнесла она с досадой, — теперь второй раз одеваться… Ингви, так и знай: ты — тиран!

— Разумеется, — согласился тиран, — меня к этому национальность обязывает. Демон не может быть добросердечен… Ты не видела, куда я вчера зашвырнул сапоги?

— Вот они, — Ннаонна уже пребывала во вполне нормальном настроении. — Пожалуй, в семейных ссорах есть определенный смысл — потом можно помириться. Как ты думаешь, сегодня под дверью много народу тебя ждет?

— Не знаю… Король — опасная профессия! Никогда не знаешь, кто подстерегает за дверью.

Ближе к границе Гевы рельеф стал меняться. Обычных для Андруха холмов встречалось все меньше, рельеф стал более пологим, а климат — влажным. Чаще попадались болота, к тому же небо затянуло тучами, время от времени срывался мелкий дождь. В эти края пришла осень. Проводники из местных вели армию мертвых глухими местами, вдали от поселений и замков. Но снабжение было поставлено отлично — по пути следования Гезнура и его союзников встречали небольшие провиантские обозы, а однажды наведался герцог Дригский — перекинулся парой слов с Гезнуром, поглядел, хотя и издали, на неупокоенных, марширующих идеально ровными колоннами — должно быть, это и было основной причиной его приезда. Выглядело войско Черного Круга достаточно внушительно — рослые, как на подбор, бойцы, в черных развевающихся просторных одеяниях, устрашающие лезвия счетверенных алебард, шлемы с мерзкими личинами… Трудно сказать, остался ли его светлость удовлетворен осмотром, однако поспешил покинуть Гезнура, заверив напоследок — армия Дрига уже собирается, чтобы присоединиться к гевскому войску хоть на том берегу Золотой, хоть на этом — где потребуется. Такой верный союзник!

К ночи дождь прекратился, однако ночевка на мокрой земле, в сырости и холоде, вышла не слишком-то комфортной. В этот раз Гезнур не стал выпрашивать сеанс магии у маршала, а засел диктовать письмо отцу. До прибытия в столицу оставались считанные дни, и королю хотелось согласовать действия с Гюголаном. Несмотря на наблюдения за тем, что происходит на северном берегу Золотой, Гезнур не мог решить, куда лучше вести армию мертвых. К тому же он обещал маршалу отдать в его распоряжение какой-нибудь замок, следовало определиться с месторасположением таким образом, чтобы принадлежащая Черному Кругу крепость оказалась на пути вероятного вторжения врага. Для этого нужно разобраться, что предпринимает император Алекиан.

Маршал, не дождавшийся в этот союзника в собственно стане, нашел его запечатывающим письмо.

— Сегодня вам не хочется глядеть в толленорн? — осведомился некромант, присаживаясь чуть в стороне.

— Нет, — отозвался Гезнур, обматывая шнурком письмо. — Скоро я увижу отца, и мы оговорим все друг с другом, нет смысла высматривать по крохам.

Затем король выхватил из костра горящую ветку и принялся поджигать поданную оруженосцем свечу. Капнул воском на сгиб листа, на узлы. Отшвырнул тлеющую палку и приложил печать к бесформенной восковой блямбе. Письмо было готово.

— Я спрашиваю отца, в частности, о том, какой замок выделить вам, маршал.

— А что еще в этом письме? Если не в частности?

— О, всякая семейная дребедень, — улыбнулся Гезнур. — Я спрашиваю старика о здоровье, интересуюсь, как дела у младших братьев… сообщаю ему, что веду непобедимую армию.

— Непобедимую? — Задумчиво спросил некромант. — Что ж, мы, в Черном Круге, тоже обманываем своих. Непобедимую…

Маршал тяжело поднялся и, не прощаясь, удалился. Гезнур подождал, пока колдун уйдет подальше, задрал голову и объяснил:

— Он скромный, этот брат-маршал, понимает, что его войско не непобедимо. Должно быть, не забыл, как их побили в Ничейных Полях. Однако он меня неверно понял. Когда я говорил о непобедимой армии, имел в виду вовсе не его ходячих мертвецов. Я говорил о тебе и твоих парнях, Гырмынг.

Темнота над головой короля Гевского со скрежетом сместилась, и тролль прогромыхал в ответ:

— Моя тоже понимать, когда человека говорить сладкий неправда.

— Это называется «лесть», — не смущаясь, пояснил Гезнур.

— Моя нравится, когда сладкий неправда лесть слышать. Говорить иногда твоя — моя быть лучше. Радостней моя. Но еще больше радостней моя есть, когда человеков убивай. Когда начать?

— Скоро, Гырмынг, совсем скоро.