"Военный талант" - читать интересную книгу автора (Макдевитт Джек)

9

Я никогда не читал книгу "Человек и Олимпиец". Как, вероятно, и остальных детей Конфедерации, меня познакомили с ней в школе. Помню свои мучения над главой о Сократе, когда готовился к семинару по истории в колледже. Но по-настоящему я никогда не читал эту книгу.

В спальне Гейба стояла переплетенная копия. Я спал в комнате на третьем этаже, в глубине дома.

Возвращаясь с заседания Общества Талино, я решил, что пора снова взглянуть на классический труд Сима.

Конечно, это была одна из стандартных работ: история эллинской эпохи от персидских войн до смерти Александра. Своей репутацией книга обязана, как мне казалось, славе автора, а не собственной ценности, однако это мнение являлось лишь результатом столкновения ребенка с серьезной книгой.

Я раскрыл ее посередине и начал читать в обоих направлениях попеременно, ожидая найти многочисленные экскурсы в греческую философию и утомительные изложения хода персидских и пелопонесских войн.

Вместо этого я обнаружил вулкан энергии, отточенные формулировки собственных мыслей, мнения и по-настоящему блестящий ум. Поэтому ленивого просмотра нескольких обзоров политики греческих полисов или разглядывания стрелок на картах сражений не получилось. В книге Сима государственные деятели стучали кулаками по столу, с ее страниц доносился запах Средиземного моря и палубных досок афинских трирем. Остро вставали вечные проблемы свободы и порядка, бренности человека и бессмертия его духа.

"Мы все — эллины, — пишет Сим в предисловии. — Деллаконда, Окраина и Корморал обязаны беспокойным мыслителям с берегов Эгейского моря, которые, в прямом смысле, сделали первые шаги к звездам. Священен только разум. Сначала эта теория была лишь блестящим озарением, но со временем, вместе с осознанием того, что природа подчиняется определенным законам, и законы эти можно понять, она дала ключ к Вселенной".

Я читал до позднего вечера. Изредка возникал Джейкоб, суетился, шумно жарил бифштексы, смешивал напитки или прерывал чтение, предлагая мне воспользоваться хорошей погодой и погулять.

Меня ожидало несколько сюрпризов. Сим не одобрял Сократа, доктрины которого хотя и воплощают человеческие ценности (соглашается он), но, тем не менее, подорвали эллинское общество. "Несчастье не в том, что имела место казнь Сократа, — пишет он, — а в том, что она произошла слишком поздно".

На первых страницах "Человека и Олимпийца" описывались гнев Ксеркса ("О, Господин, помни афинян!"), правление Фемистокла и доблесть войск, сражавшихся у Фермопил. Я был поражен силой изложения и состраданием Сима. Подобного чувства обычно не ожидают от полководца. Но ведь когда начались трудные времена, Сим еще не стал военным лидером, он был учителем.

Название книги хорошо подобрано — взгляды Сима по существу являются олимпийскими. Читателя не покидает ощущение, что он говорит от лица Истории, и если его обзор не всегда совпадает с позицией его коллег или предшественников, то причины такого расхождения ясны. Слово Сима окончательное.

Когда автор рассказывает о разрушении Афин и ненужных жертвах при попытке защитить Парфенон, его проза приобретает характер размышлений. Самый запоминающийся пассаж клеймит позором спартанцев, которые допустили события у Фермопил: "Они знали, что идут персы, во всяком случае, заранее получили данные разведки о подготовке армии вторжения, и тем не менее не заключили союз, не организовали оборону, пока не грянул гром. Тогда греки послали Леонида с солдатами и горсткой их союзников, чтобы они своей жизнью компенсировали небрежность и глупость политиков".

Мрачное совпадение: это написано перед тем, как ашиуры начали войну, в которой именно Симу пришлось сыграть роль Леонида. Он возглавил оборону в пограничных мирах, а Тариен взялся за колоссальную задачу — выковать союз, способный противостоять захватчикам.

За завтраком Джейкоб сказал мне, что раскопал нечто весьма странное.

— По-видимому, "Корсариус" перемещался очень быстро. Например, если верить отчетам, через два дня после рейда на Хринвар он отогнал эсминец ашиуров возле Оникая-4. Оникай находится на расстоянии восьми световых лет от Волчков. Четыре дня только в гиперпространстве. Атаковал базовый корабль у Салинаса в день победы у Чаппараля. Снова невозможный перелет. Существует еще много таких случаев.

— А что говорят на этот счет ашиуры?

— Они не очень-то коммуникабельны, Алекс. Насколько мне удалось узнать, они просто отрицали все эти истории. Но их отчеты никогда не публиковались.

— Может, следует поговорить с ними? — спросил я.

— Как ты предполагаешь это сделать? Ведь дипломатических связей с ними не существует.

— Один путь есть, — ответил я. — Маракаибская группа.

Тридцать шесть стандартных лет назад небольшая группа старших офицеров нарушила существовавший обычай и пригласила известного специалиста по стратегии из ашиурского флота выступить в Военной Академии Маракаибо на Земле. Оратор, имя которой никто не в состоянии произнести, стала первой за сто лет представительницей ашиуров, легально допущенной на одну из планет Конфедерации.

Подобные приглашения превратились в традицию, и на базе таких ежегодных собраний возникла необычная группа, объединенная особыми интересами, в которую входили армейские офицеры в отставке, как люди, так и ашиуры, преданные идее сохранения вечного мира. Естественно, группа была немногочисленной, поскольку движение никогда не пользовалось популярностью. Его члены, по крайней мере люди, подвергались за свою деятельность политическим гонениям и всегда вызывали подозрение.

Когда я попытался связаться с ними, мне ответил только робот и объяснил, что офицеры Группы не принимают посетителей без предварительной договоренности. Какое у меня дело?

Я представился, сказал, что провожу некое историческое исследование, спросил, не могу ли поговорить с кем-либо, кто знаком с Сопротивлением вообще и с подробностями сражений между кораблями обоих флотов в частности.

Последовала пауза, в течение которой он наверняка запрашивал инструкции.

— Мы не принимаем частных посетителей, — наконец ответил он.

— Я был бы благодарен, если бы для меня сделали исключение.

Я объяснил, что многие вопросы остались без ответа, а рассказ о войне с точки зрения ашиура внесет вклад во взаимопонимание, поэтому необходимо получить информацию из первых рук.

Робот вежливо выслушал меня, извинился, и потом я прождал еще десять минут.

— Хорошо, мистер Бенедикт. Один из наших работников с удовольствием ответит на ваши вопросы. Но мы просим вас приехать к нам лично.

— Вы хотите сказать: физически?

— Да. Если это не причинит вам слишком больших неудобств.

Очень любопытно.

— Вы хотите, чтобы я действительно приехал к вам?

В этот момент я сидел напротив робота в одном из кабинетов Дома Костиева, который по моим предположениям, Маракаибская группа снимала помещение под офис.

— Да. Если пожелаете.

— Почему?

— Личные контакты предпочтительны. Ашиуры чувствуют неловкость при использовании обруча.

Я пожал плечами и договорился о времени визита. Через два часа я прибыл к Дому Костиева, бывшему зданию посольства неподалеку от Капитолия. В тот вечер оно было окружено демонстрантами, которые стояли вокруг голограммы, изображающей инопланетянина с горящими глазами. Как я узнал позднее, демонстрации вокруг здания проходили почти непрерывно, а их интенсивность и количество колебались пропорционально уровню взаимной враждебности в данный момент. Сейчас дела были плохи, и, пока я пробирался ко входу, меня осыпали насмешками. Я назвал свое имя службе охраны и вошел в старинное серое здание.

Поднявшись на четвертый этаж, я свернул в обшитый панелями и покрытый пушистым ковром коридор. Через неравномерные промежутки попадались резные двери. Длинные фрески изображали мужчин и женщин в спокойных позах, задумчиво смотревших на предгрозовой пейзаж, флиртующих за роскошно накрытыми столами на пикнике или шатающихся по рынкам. Окна отсутствовали, единственными источниками довольно скудного света были редкие электрические свечи, поэтому дальний конец коридора казался уходящим в бесконечную даль.

По обеим сторонам холла находились двери, большинство без табличек. Я прошел мимо юридической фирмы, компании по морским перевозкам, мимо одного-двух офисов с какими-то неприметными вывесками.

В конце концов я очутился перед двойными дверями с надписью: "Маракаибская группа".

Не знаю, чего я ожидал, думая о представителях цивилизации гораздо более старой, чем моя, — о телепатах, существах, превосходящих нас в умственном отношении, но отстающих в плане технических достижений. "Цена легкости общения, — теоретизировали некоторые. — Вертикальное сохранение информации. Письменность появилась у них слишком поздно".

Во всяком случае, вместо экзотического помещения я попал в нечто, напоминающее офис туристической фирмы с безвкусной, но вполне земной обстановкой: неудобная кушетка прямоугольной формы, пара резных стульев и низкий столик, заваленный потрепанными книгами. В большие квадратные окна светило бледное солнце. Названия книг показались мне знакомыми, хотя я не читал ни одной из них: "Необходимость империи", "Зеленая трава и серебряные корабли", "Последние дни". Еще там было несколько биографий людей и ашиуров, которые на протяжении тысячелетия пытались предотвратить вспышку массового насилия.

Обнаружив экземпляр "Отрывков из Тулисофалы" Таннер, я взял его в руки. Это был увесистый том, из тех, которые кладут на видное место, чтобы пустить пыль в глаза, но к которым никогда не притрагиваются.

Перелистывая его, я вдруг почувствовал, что за мной наблюдают, осторожно поднял глаза от книги и взглянул на шкаф, на терминал, на дверь, на другую дверь, которая вела, по моим предположениям, во внутреннее помещение.

Никаких изменений я не заметил.

И все же что-то двигалось.

Я его чувствовал. В офисе. В неподвижном теплом воздухе.

Где-то позади моих глаз.

Тут же я услышал шаги в соседней комнате. Дверь открылась. Тот, кто был за нею, не вошел сразу же, а задержался, словно беседовал с кем-то. Не раздавалось ни единого звука.

Я начал покрываться потом. В глазах у меня потемнело, туманную дымку заполнили белые цветы. Наверное, я сел на стул. Некто вошел в комнату, но на меня накатила тошнота, из-за которой я перестал адекватно воспринимать окружающее. Чья-то рука дотронулась до моего запястья, прохладная ткань прижалась к моему лбу.

Нечто, коснувшееся моего сознания, двигалось в размеренном ритме, соответствующем движениям вошедшего.

— Все в порядке, мистер Бенедикт, — сказал мужчина. — Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — неуверенно ответил я.

Что-то поворачивалось у меня в голове, пытаясь отвернуться от света, зарывалось в глубину. Накатила новая волна тошноты.

— Извините, — произнес он. — Наверное, лучше воспользоваться связью.

Именно так я в тот момент и думал. И он, разумеется, знал это. Черт побери, разве я мог предвидеть такое? Конечно, я слышал всякие истории, но отмахивался от них, как от истеричных фантазий.

Я попытался сосредоточить внимание на внешних предметах. Стол. Лампа. Солнечный свет. Длинная, похожая на человеческую, рука.

— Меня зовут С'Калиан. И если это может вас как-то утешить, то знайте: ваша реакция обычна для людей.

Я не видел, откуда доносятся слова. Несомненно, в его свободных рукавах было спрятано какое-то устройство.

Мне удалось сесть прямо. Он сунул мне в руки кусок прохладной ткани.

— Если хотите, могу позвать кого-нибудь из людей, чтобы вам помогли выйти на улицу.

— Нет, — ответил я. — Со мной все в порядке.

С'Калиан отступил на несколько шагов и небрежно прислонился к письменному столу. Рядом с ним мебель выглядела карликовой. Видеть голограммы ашиуров и оказаться с кем-нибудь из них в закрытом помещении две большие разницы. Я был поражен.

Он носил простое длинное одеяние, схваченное поясом, и ермолку. Его лицо с большими дугообразными глазами и клыками, из-за которых его улыбка становилась пугающей, выражало озабоченность.

Что-то в его глазах вызвало ощущение спокойной жестокости. Я с трудом отвел взгляд, пытаясь собраться с мыслями. Выглядел ашиур молодым, с долей экзотичности, которая делала его привлекательным. Пугающе привлекательным.

— Большое спасибо, что согласились побеседовать со мной, — произнес я.

Он поклонился, и я почувствовал, как все тайны моей жизни выплеснулись на всеобщее обозрение. Он телепат! Я полагал, что смогу контролировать себя, задать ему несколько вопросов и убраться. На его лице ничего не отразилось, но я знал, что он читает все мои мысли.

Что же он может в них прочесть?

Покачивание груди Квинды Арин.

Господи! Откуда это взялось?

Я сосредоточился на хринварском рейде, "Корсариусе", великолепном броске в середину флота ашиуров.

Нет. Это тоже не годилось. Я вздрогнул.

Перед моим мысленным взором всплыли образы еще нескольких женщин. В соблазнительных позах.

Как беседовать с созданием, которое схватывает едва родившуюся мысль?

— Вы так настаивали на встрече, — сказал он, складывая руки под складками своего одеяния и ничем не показывая, что ему известно о смятении в моем мозгу. — Чем могу служить?

Нельзя сказать, что я испугался, хотя мне были известны случаи, когда люди получали физическую травму от встреч с ашиурами. Страх придет потом, когда я окажусь в безопасности, а сейчас меня наполняли стыд и унижение от того, что я не могу скрыть свои мысли и чувства от этих нелюбопытных глаз, бросающих небрежные взгляды через мое плечо на нечто позади меня.

— Нужно ли мне говорить? — спросил я. — Вы знаете, зачем я здесь.

Я ожидал мимолетной усмешки, кивка, физического знака, что он понимает мое смущение.

— Извините, мистер Бенедикт, я не могу избежать проникновения в ваш мозг, так же, как вы не можете не слышать оркестра, играющего в соседней комнате. Тем не менее, вам возможно приятно будет узнать, что не так-то легко рассортировать ваши мысли. — Его губы не шевелились, но в глазах появилось оживление. Интерес. Намек на сочувствие. — Постарайтесь не обращать внимания на проникновение, говорите, как обычно.

Боже мой, с какой силой весь мусор, скопившийся за целую жизнь, хлынул на поверхность! Трусливый поступок, совершенный давным-давно на школьном дворе, отказ от честного разговора с женщиной, страсть к которой совершенно угасла, удовольствие, испытанное неизвестно почему при неудаче друга. Ничтожные, достойные презрения делишки. Багаж, который человек тащит за собой по жизни, поступки, которые хотелось бы изменить...

— Если это вам как-то поможет, примите, пожалуйста, к сведению, что подобный опыт для меня еще более труден.

— Почему?

— Вы уверены, что хотите знать?

Он плохо разбирается в человеческой психологии, раз задает такой вопрос. Я не очень-то хотел услышать ответ, однако сказал:

— Конечно.

— Вы эволюционировали без телепатических способностей. Следовательно, вы — ваши особи — никогда не ощущали необходимости установить порядок, почти не стремились сдерживать самые сильные эмоции. Интенсивность вашей ненависти и страха, бури эмоций, которые совершенно неожиданно могут разразиться в мозгу человека, необузданность желаний — все это создает дискомфорт. — Он слегка наклонил голову, на его губах мелькнула тень печальной улыбки. — Простите, но вы искалечены условиями своего существования.

— С'Калиан, вы знаете, зачем я здесь?

Уже уверенный теперь, что ему не придется спасать меня, он соскользнул со стола и опустился в кресло.

— Вряд ли вы и сами это знаете, мистер Бенедикт.

— Кристофер Сим, — сказал я.

— Да. Великий человек. Ваш народ прав, оказывая ему такие почести.

— Наши хроники военного времени неполны и противоречивы. Мне бы хотелось выяснить, если возможно, некоторые детали.

— Я не историк.

В голове у меня вдруг возник образ Квинды. Ее плечи, мягкие и обнаженные, освещенные светом свечей. Я сжался, пытаясь сосредоточиться на "Корсариусе", на томе Лейши Таннер, лежащем на столе.

С'Калиан оставался спокойным и внимательным.

Как заниматься любовью с ашиурской женщиной? Что происходит с любовными привычками, когда разум полностью открыт?

— Все в порядке, мистер Бенедикт, — сказал С'Калиан. — Такое происходит всегда, нет необходимости смущаться. Мысль по природе своей непредсказуема и извращена даже у нас. Мы с вами можем внедрить что угодно в головы друг друга, в сияющих красках, со всей живостью, просто упомянув об этом.

— Вы ведь не отставной офицер, правда? — спросил я, будучи на грани паники.

Он наклонил голову.

— Благодарю вас. Нет. В мои функции входит помощь при контактах и обязанности советника по культуре. Я обучен вести беседы с людьми. Но, боюсь, не очень-то эффективно.

Он снова ободряюще улыбнулся, и я спросил себя, не станет ли эта улыбка универсальным жестом при общении разумных особей. По крайней мере тех, кто физически в состоянии улыбаться.

— Можем ли мы поговорить о взглядах ашиуров на некоторые аспекты Сопротивления?

— Конечно, — ответил он. — Хотя я вряд ли окажусь вам слишком полезным, моих знаний недостаточно. Между прочим, мы называем его Вторжением.

— Разве это имеет сейчас значение?

— Думаю, нет. Но важно восприятие. Некоторые даже считают его истинной реальностью.

— Упомянув Кристофера Сима, вы назвали его великим человеком. Такую точку зрения разделяют все ашиуры?

— О, да. Вне всякого сомнения. Конечно, если бы он был нашим генералом, мы бы его казнили.

Я был поражен.

— Почему?

— Потому что он нарушил все правила цивилизованного поведения. Он нападал без предупреждения, отказывался встретиться с противником в открытом бою, вел боевые действия тысячью необычных способов. Проиграв войну, он продолжал приносить в жертву жизни своих собственных людей и наши, чтобы только не признать поражения. Многие погибли в борьбе, продолжавшейся без всякой необходимости.

Я засмеялся. Это было единственно правильной реакцией. Но он сохранил невозмутимость.

— Относительно "Корсариуса", — сказал я. — Судя по нашим отчетам, корабль и Сим участвовали в различных сражениях, происходивших слишком далеко друг от друга, чтобы в короткий промежуток времени покрыть расстояние между ними. Например, битвы у Волчков, Рэндинхала, первые бои в Щели и появление Сима у Илианды произошли в течение двенадцати стандартных дней от одного события до другого, хотя расстояния между местами сражений довольно значительны. Хринвар в системе Волчков находится на расстоянии почти шестидесяти световых лет от Рэндинхала. Если бы современному боевому кораблю удалось вернуться в линейное пространство точно в том месте, где нужно, а это почти невероятно, то потребовалось бы три-четыре дня, чтобы добраться от одного места до другого. Симу, по-видимому, удавалось проделывать это за гораздо более короткое время.

— В наших отчетах указаны такие же промежутки времени.

— Есть и другие расхождения. В другое время, в других местах.

— Да.

— Как ваши историки объясняют это?

Его глаза закрылись.

— Как и ваши, они только рассуждают.

— И каковы их рассуждения?

— На самом деле существовали три других корабля, маскировавшихся под "Корсариус". Такое предположение не удивит ваших исследователей. Это наиболее простое объяснение и поэтому наиболее правдоподобное. В конце концов, кто знает, где он был? Мы можем быть уверенными лишь в том, что корабль украшенный уникальной эмблемой появлялся в разных местах. Сим, придумывая подобный символ, намеревался вести психологическую войну. Он никогда не являлся простой бравадой, как думала широкая общественность. И он достиг цели: его корабль видели повсюду, а его появление начало со временем оказывать деморализующее влияние. Возможно вам будет интересно узнать, мистер Бенедикт, что у нашего народа существует легенда о том, будто Сим был инопланетянином. Настоящим инопланетянином, то есть представителем расы, неизвестной нашим, народам. Именно этот ореол, даже в большей степени, чем его способности военного стратега, психолога или боевого командира, делал его таким опасным, внушающим страх.

Между прочим, есть основания подозревать, что один из двойников "Корсариуса" был уничтожен у Гранд Салинаса, и, по крайней мере, один, а, может и два, — во время столкновений в Щели.

— Вы мне рассказываете о том, чего никто не знает наверняка.

— Это правда. Наши сведения совпадают с вашими в самых существенных моментах. Фактически, наши и ваши историки давно уже сотрудничают, невзирая на явное отсутствие официальной поддержки. Но мы говорим о времени войны, и здесь большая путаница. Вероятнее всего правду о войне мы не узнаем никогда. — Он сменил позу. — Могу ли еще чем-нибудь помочь?

— Да, — сказал я, поднимая со стола "Отрывки". — Что вы знаете о Лейше Таннер?

— Одна из первых переводчиков Тулисофалы. Довольно приличный переводчик, между прочим.

— Она тоже была против войны.

— Знаю. Ее позиция меня всегда беспокоила.

— Почему? — спросил я, на мгновение сбитый с толку.

— Потому что у нее были обязательства перед своей расой, которые перевешивали моральную суть войны. Раз уж война началась всерьез, риск с обеих сторон велик, и правая эта война или нет, с философской точки зрения, уже не имело значения.

— Из философов получаются наилучшие генералы, — сухо ответил я.

— Понимаю вашу иронию. Но наступает время, когда приходится выбирать. Что бы мы ни считали лучшим для себя, мы должны выбрать общее благо. Даже если нам нужно поддержать безнравственное начинание. Если бы я был человеком, то сражался бы на стороне деллакондцев.

Его слова привели меня в замешательство.

— Вы представляете организацию, посвятившую себя поискам путей сохранения мира, — сказал я.

— Так и будет. Однако это нелегко. Говоря серьезно, с обеих сторон есть те, кто желает войны.

— Почему?

— Потому что многие из нас, заглянув в ваши головы, были напуганы увиденным. Очень легко прийти к заключению, что единственно безопасный путь для нас — сделать вашу расу беспомощной. А среди вашего народа есть многие, кто полагает, и, возможно, справедливо, что враждебность к нам является цементом, не позволяющим распасться вашей Конфедерации.

Я что-то проворчал в ответ.

Он поднялся и расправил складки своего одеяния.

— Как бы там ни было, Алекс, вы можете быть уверены, что среди ашиуров у вас есть друг.