"Апостол зла" - читать интересную книгу автора (Вилсон Фрэнсис Пол)

Глава 12

На следующий день Лизл, открыв дверь квартиры, с удивлением увидела перед собой усталого с виду незнакомца. Она ждала Рафа. Он должен был явиться в течение часа, и, услышав звонок, Лизл подумала, что он выбрался пораньше.

— Чем могу помочь? — спросила она.

Выглядел незнакомец осунувшимся, был худ, но чисто выбрит и распространял пикантный аромат лосьона после бритья. Широкое пальто несколько скругляло его костлявую фигуру.

Можете, если вы мисс Лиза Уитмен.

— Лизл. Это я. А вы кто?

Он выудил из-под пальто черный кожаный бумажник и мельком предъявил жетон.

— Детектив Аугустино, мисс Уитмен. Полиция штата.

Она разглядела блеснувший синим и золотым значок, прежде чем бумажник захлопнулся и опять исчез под пальто.

Волна паники разом нахлынула на Лизл.

Полиция! Им известно о кражах!

Она взглянула на свитер с приколотой золотой бабочкой с филигранными крылышками. Ей захотелось прикрыть булавку ладонью — но ведь это все равно, что указать на нее пальцем, правда?

Вот оно — стыд, позор, обвинение в преступлении, конец карьеры.

— Что... — Во рту у нее пересохло. — Что вам от меня нужно?

— Вы — та леди, которая жаловалась на странный телефонный звонок шестнадцатого декабря?

«Странный звонок? Шестнадцатого декабря? О чем он, черт побери...»

— А, на вечеринке! Звонок на вечеринке! О да, действительно! О Господи, а я думала, вы... — Она прикусила язычок.

— Что вы думали, мисс Уитмен?

— Ничего! Ничего! — Лизл боролась с безумным желанием расхохотаться. — Нет, ничего!

— Можно войти, мисс Уитмен?

— Конечно! Входите! — пригласила она, отворяя пошире дверь и отступая назад. Она так ослабла от радости, что ей пришлось сесть. — И называйте меня Лизл.

Он заглянул в блокнот, который держал в руке.

— Значит, в самом деле Лизл, с quot;лquot; на конце? Я думал, это опечатка.

— Нет. Моя мать была из Скандинавии.

Лизл с изумлением сообразила, что говорит о матери в прошедшем времени, словно она умерла. После поездки домой на Рождество на прошлой неделе она в каком-то смысле действительно умерла. Лизл прогнала эти мысли.

— Садитесь, детектив...

— Аугустино. Сержант Аугустино.

Пока он усаживался на маленькой кушетке и вытаскивал ручку, Лизл пыталась определить, что у него за акцент. Какое-то непривычное произношение.

— Так вот, насчет звонка... — начал было он.

— Почему им заинтересовалась полиция? — спросила Лизл. — Я сообщала телефонной компании.

— Да, но тут не только ваш случай. «Саутерн Белл» посчитала, что повод серьезный, и связалась с полицией штата.

Лизл припомнила ужас в голосе ребенка.

— Я рада, что они так поступили. Это было ужасно.

— Я думаю. Вы не могли бы мне точненько все описать, включая сопутствующие обстоятельства? Детально?

— Я уже дала эту информацию телефонной компании.

— Знаю, только они доложили нам в общем виде. Мне требуются показания очевидца, из первых рук, чтобы убедиться, что это тот самый случай. Начните, пожалуйста, с самого начала.

Лизл содрогнулась от необходимости оживить в памяти тот звонок, но если это поможет найти сумасшедшего, устроившего столь пакостную мерзость, она сделает все.

И она рассказала Аугустино о вечеринке в дома Рафа, описала переполненную гостиную, ненормальный непрерывный звонок, лишивший всех дара речи. Она видела, как он наклоняется к ней все ближе и ближе по мере продвижения рассказа. Он так внимательно слушал, что не делал никаких записей.

— И так как никто другой вроде бы не хотел отвечать, — говорила она, — я сняла трубку. И услышала этот голос. — Она помолчала, охваченная дрожью. — Как мне описать ужас в этом детском голосе?

Взглянув на сержанта Аугустино, Лизл сразу поняла, что не надо описывать ему этот голос. Она видела выражение его глаз. Почти такое же, какое часто ловила в глазах Уилла Райерсона.

— Вы ведь его тоже слышали, правда? — сказала она.

Слова женщины сразили Ренни.

Откуда ей, черт возьми, знать? Как она догадалась?

Да, будь он проклят, он его тоже слышал. Он испытал это сводящее с ума переживание пять лет назад, — Господи Иисусе, почти пять лет прошло с того растреклятого дня! — сняв трубку после такого же нескончаемого звонка. Он его слышал. И никогда не забудет. Как можно забыть? Этот голос звучит во сне каждую ночь.

Он по-новому, с уважением разглядывал Лизл Уитмен. Проницательная дамочка. И симпатичная.

Внешность и ум убийственная комбинация. Ренни знает, ему надо быть начеку. Здесь, в Северной Каролине, у него нет официальных полномочий, а он еще выдает себя за сотрудника полиции штата. Это molto[16]незаконно.

— Нет, по правде сказать, нет, — соврал он, зная, что врет не совсем удачно. — Мне столько раз его описывали, что теперь кажется, будто я сам его слышал.

— Она равнодушно кивнула. Можно было с уверенностью сказать, что не поверила.

— Кто стоит за всем этим? — спросила Лизл.

— Очень опасный человек. Мы пытаемся его выследить.

Она взглянула ему прямо в лицо и сказала:

— А это... это был настоящий ребенок?

— Нет, — ответил Ренни, надеясь, что глаза его не выдадут. — Это запись. Это должна быть запись.

— А как же телефонный провод?

— Что с ним такое?

— Вам не сообщили? Он был отсоединен.

Он не помнил, чтобы в докладе телефонной компании упоминалось об этом.

— Я не понимаю.

— Телефон... он не был включен в стенную розетку, когда я отвечала на звонок. Разве это возможно?

«В этом деле, леди, до чертиков всякого невозможного».

— Нет, — сказал он. — Он, должно быть, отсоединился, когда вы закончили разговор.

— Да нет же. Я точно помню, как посмотрела на пол и вижу — провод, свернувшись, лежит на ковре, шагах в двух от аппарата.

По спине Ренни пробежали мурашки. Она наверняка ошибается. Но после того, что он повидал пять лет назад, Может ли быть что-нибудь невозможное?

Надо взять себя в руки. Нельзя так рассуждать. Он всегда следует правилу старика Шерлока Холмса — отбрасывать невозможное. А то, что она говорит, невозможно, черт побери. Если принимать в расчет такие вещи, только воду замутишь.

Ренни покачал головой и сменил тему.

— Если я правильно понял, инцидент произошел не здесь?

И поздравил себя — до чего официально это прозвучало.

— Нет, — подтвердила она. — В доме Рафа Лосмары. Об этом тоже должно быть сказано в донесении.

— Верно, сказано. Только всякий раз, как я звоню мистеру Лосмаре или заезжаю к нему, никого нет дома.

— Это странно... — заметила она.

— Вы давно знаете мистера Лосмару?

— Всего несколько месяцев.

— Всего несколько месяцев. — Ренни почувствовал, что становится теплее. В нем нарастало волнение. — Стало быть, вы не очень хорошо его знаете.

Он заметил, что спина ее напряглась.

— Я его очень хорошо знаю.

— Можете мне его описать? — спросил Ренни.

Он ждал ответа на этот вопрос уже почти две недели.

Она описывала Лосмару в самых ярких красках. Ясно, что между этой парочкой кое-что происходит. Счастливчик Лосмара. Но Ренни видел, что горячий след стынет на глазах. Мужчина, которого она описывает, слишком мал ростом, слишком смугл, слишком изящно сложен и слишком молод — лет на двадцать пять моложе, чем надо бы.

Это не Райан. Никаких сомнений.

Достаточно, чтобы отказаться от этой теории. Но это не значит, что Райана здесь нет. Пускай он не хозяин квартиры, но он был на вечеринке. Нет вопросов. Ренни голову готов прозакладывать.

— Можно мне получить список гостей?

— Неужели вы думаете, что кто-то из нашей компании...

— Нет, конечно. Но это все, от чего мы сейчас можем отталкиваться. Нам это поможет.

Она поднялась, пошла к маленькому столику в углу гостиной, принялась рыться в наваленных на нем бумагах и вдруг резко выхватила листок.

— Вот, нашла! Я всегда знала, что нельзя ничего выбрасывать.

Она протянула ему бумажку.

— Я вас вот о чем попрошу, — сказал он, взглянув на длинный перечень фамилий. — Окажите любезность, просмотрите это и вычеркните всех, кого знаете больше пяти лет, и всех, кто наверняка обитает здесь дольше.

Она взяла карандаш и начала вычеркивать некоторые фамилии.

— Значит, у вас есть подозреваемый?

Ренни прикусил губу. Тут надо быть по-настоящему осторожным.

— Мы не знаем фамилии, но у нас есть старое фото.

Она вернула ему список и снова села на место.

— Так что?..

Ренни вытащил из нагрудного кармана фотографию и выложил перед ней на кофейный столик. Жалко, не успел Оказать компьютерное изображение, которое старит лицо.

— Священник?

Лизл взяла снимок и принялась рассматривать, а Ренни с тревогой следил за ее лицом, пытаясь отметить мельчайшие признаки, которые подсказали бы, узнает она или нет.

— Иезуит. Как я уже сказал, фото старое. Конечно, сейчас он выглядит совсем по-другому.

— И вы говорите, он живет здесь меньше пяти лет? — переспросила она.

— Мы так думаем. Именно тогда он исчез. Посмотрите хорошенько. Он сейчас может носить бороду или усы. — Ему показалось, что она чуть дрогнула. — Напоминает кого-нибудь?

Лизл поспешно потрясла головой.

— Нет. Никого.

Ренни словно током ударило, когда он сообразил, что она, может быть, лжет. Ее выдавало последнее слово, лишнее и чересчур подчеркнутое. А сейчас что в ее глазах? Неуверенность? Он перехватил быстрый взгляд, брошенный на список гостей. Снимок наверняка напомнил ей о ком-то, присутствовавшем в компании.

— Вы уверены?

— Положительно.

Если бы Ренни был дома, он выпотрошил бы ее, может, дошел бы до того, что забрал ее в участок. Но тут он на нелегальном положении. Если до департамента донесется хоть слабый звон о том, чем он здесь занимается, его ждут крупные неприятности. Так что он встал и сунул список и карман. Протянул руку и забрал у нее фото.

— Благодарю вас, мисс Уитмен. Вы очень нам помогли. Может, мы наконец прихватим этого извращенца.

Она пристально смотрела на него.

— Ваш акцент... Вы сейчас говорите, как уроженец Нью-Йорка.

Черт возьми! Пора кончать.

— И правда. В молодые годы я какое-то время жил в Куинсе. От старых привычек трудно отделаться, правда?

Она ничего не ответила.

— Ну ладно. Мне надо назад в Рейли. Еще раз спасибо.

Ренни поспешил к выходу и легко протанцевал по ступенькам, когда за ним захлопнулась дверь. Где-то на этом листке, что лежит у него в его кармане, стоит новое имя отца Билла Райана. Он подобрался совсем близко. Он нюхом чует.

А когда он найдет его, то потащит назад на справедливый суд. Но сначала заставит расплатиться за все пять лет, которые Ренни провел в ярости на его никчемный побег.

Теперь уже скоро. Совсем скоро.

Раф объявился всего через несколько минут после ухода детектива. Лизл рассказала ему об их беседе, но не упомянула, что фотография священника смутно напомнила ей Уилла. Судить было очень трудно. Священник на снимке так молод и свеж, с прямым носом и лбом без всяких шрамов, и так отличается от Уилла. И все-таки что-то есть. Плюс тот факт, что Уилл работает в Дарнелле меньше трех лет, плюс борода отличная маскировка, если ты в бегах...

Она отбросила подозрения. Беспочвенные. Дурацкие. Уилл — деликатнейший человек. Невозможно представить, чтобы он причинил кому-то вред, тем более ребенку. Кроме того, Уилл близко не подходил к телефону, когда тот зазвонил. Она точно помнит, что видела, как он стоял посреди комнаты.

Но почему Уилл моментально исчез?

Не имеет значения. Она уверена, что при следующей встрече он даст убедительное объяснение. И нечего волноваться, что коп побеспокоит его, — Уилл так твердо отказывался прийти, что она не потрудилась внести его в список гостей.

Раф не стал слушать ее рассуждений о том, почему происшествием занимается полиция штата, указав, что им нет никакого до этого дела и следует обсудить кое-что поважнее.

Однако она приметила, как необычно он тих и задумчив, когда они двигались через город к какой-то таинственной цели.

Уже добрых двадцать минут, если не больше, они сидели в машине у обочины тротуара рядом со стоянкой Медицинского центра графства. Раф молчал, и она обнаружила, что снова думает об Уилле. Почему он вот гак исчез с вечеринки? В тот момент, когда зазвонил этот жуткий звонок. В тот момент ей могла бы понадобиться его помощь.

Хорошо бы найти его и поговорить, но она не встречала Уилла с того самого вечера. Главным образом из-за рождественских каникул. Студенты разъехались, обычная жизнь в кампусе замерла до второй недели января. Несколько раз, заходя в свой кабинет, она смотрела на старый вяз, но Уилла нигде не было видно.

И позвонить ему нельзя, потому что у него нет телефона...

Телефон... нет ли какой-то связи между его отвращением к телефонам и звонком на вечеринке? Но как это может быть?

Единственный способ выяснить — спросить у него самого, а с этим придется подождать, пока они не встретятся снова. А сейчас она замерзла и заскучала.

— Чего мы ждем? — спросила она Рафа в четвертый раз.

— Лица. Лица, которое наметим своей целью. Просто следи за 9 — 12 вон там.

— Что это — 9-12?

— Номер машины. «Порше». Маленькая, черненькая, третья справа вон там, на стоянке.

Лизл разглядела машину, которую он имел в виду. Сверкающая, спортивного типа, двухместная. Словно созданная для больших скоростей.

— Это стоянка для врачей.

— Да. Знаю.

Лизл только собралась допытываться, зачем они тут торчат, когда увидела его. Высокого темноволосого мужчину в ворсистых шерстяных брюках и в пальто из верблюжьей шерсти.

— О Господи! Это Брайан!

— Да. Доктор Брайан Каллаген. Твой бывший муж. Пре красно выглядит. Хвалю твой вкус. Немножко напоминает мне Мела Гибсона. По-моему, он старается подчеркнуть это сходство.

Лизл запаниковала так, что у нее больно перехватило горло.

— Увези меня отсюда.

— Почему? Он тебя пугает?

— Нет. Только я не желаю иметь с ним никакого дела.

— Почему нет?

Лизл не ответила. Что она могла ответить? Она сама точно не знала. Она не видела Брайана несколько лет и особо не думала о нем, с тех пор как встретила Рафа. Но сейчас, увидев, вернулась к тому ужасающему, жестокому моменту у адвокатской конторы. Выражение его лица, презрение в его голосе, слова «Я никогда тебя не любил...»

Вместе с воспоминанием нахлынула боль.

Она не могла снова встретиться с ним, не пережила бы вновь пронизывающего насквозь, жесткого, холодного взгляда. Она оставила тот день далеко позади. Она не может пойти на риск и вновь позволить ему унизить ее. А он на это способен. Она знает, он может взглянуть на нее с тем же выражением и заставить почувствовать себя ничтожеством. А Лизл больше не желает чувствовать себя ничтожеством.

Да. Она боится Брайана. Он ни разу не ударил ее, никогда не причинил физической боли. Ей даже хотелось, чтобы он это сделал. Это она пережила бы легче, чем оскорбления, которые он обрушил на нее в конце их семейной жизни.

— Почему нет? — повторил Раф.

— Просто не стоит тратить на него время, — отговорилась Лизл.

— О нет, стоит. Ты помогла ему стать тем, чем он стал. Ты работала, чтобы платить за квартиру, ты готовила ему еду, ты позволила ему закончить медицинскую школу, пока он клеился к каждой юбке.

— Оставь, Раф. Это вчерашние новости.

— А когда он приготовился к самостоятельной жизни и к тому, чтобы собственноручно зарабатывать кое-какие деньжата, он тебя вышвырнул.

— Хватит.

— Посмотри на него, Лизл! Высокий, красивый, преуспевающий — всего пару лет занимается частной практикой, а уже водит дорогой спортивный автомобиль, носит одежду от Армани. И этим во многом обязан тебе.

— Мне от него ничего не нужно!

— Нет, нужно. — Глаза Рафа вспыхнули. — Тебе нужно освободиться от него.

— Я от него освободилась.

— Юридически да. А на самом деле?

Лизл услышала, как завелась машина Брайана, увидела, как она задом выехала со своего места и направилась к выезду со стоянки. Перед ним поднялись воротца, и он под визг дымящихся шин умчался прочь.

— Давай поедем за доктором Каллагеном.

Лизл ничего не сказала. Она чувствовала холод и слабость и сидела, обхватив плечи руками, пока Раф преследовал Брайана по городу.

— У доктора Каллагена крутой нрав, — заметил Раф.

Лизл помнила о любви Брайана к быстрой езде. Приглашение проехаться с ним по городу можно было принять только из-под палки.

— Ты тоже не черепаха.

— Стараюсь поспеть за нашим милым доктором.

Они проехали следом за ним через черные кварталы южных окраин города, потом въехали в новый район роскошных особняков. На указателе при въезде значилось: «Роллинг-Оукс» — «Качающиеся дубы».

— Что это, черт побери, за дуб, если он качается? — проговорил Раф.

Машина Брайана вильнула по короткой асфальтовой подъездной дорожке и остановилась перед гаражом на две машины, примыкающим к новому двухэтажному особняку. Двери гаража открылись автоматически, и он загнал автомобиль внутрь.

Прелестный домик, — сказал Раф. — Для начинающего, который планирует разбогатеть. Этот дом мог быть твоим.

— Мне от него ничего не нужно. Я тебе уже сказала.

— У него особняк, у тебя скромная квартирка в садике.

Лизл осознала, что, злится, очень злится. Но признание в этом означало бы, что она позволяет Брайану одержать еще одну победу. Поэтому она не ответила.

Раф долго смотрел на нее, потом сказал:

— Выглядит не совсем справедливо, правда?

— Жизнь несправедлива, Раф. Если ждать справедливости от жизни, свихнешься задолго до своей кончины.

— Прекрасно! — вскричал он. — Я сам не мог бы сформулировать лучше. Справедливость придумали люди. Жизнь ее не гарантирует, и мы должны заботиться об этом сами. Поэтому я тебя сюда привез. Теперь мы знаем, где живет доктор Каллаген, и можем внести в его медвежий угол немножечко справедливости.

Улыбка Рафа, который с шумом и ревом промчался мимо закрывшейся двери гаража Брайана, устрашила Лизл.

Они перекусили, и Раф попросил Лизл остаться. Они только что сбросили последние одежды, когда Раф вытащил из шкафа черный кожаный ремень и протянул ей.

— Зачем это? — спросила Лизл.

Она повертела его в руках. Длинный, фута четыре, и два дюйма в ширину.

— Я хочу, чтобы ты испробовала его на мне.

Лизл почувствовала, как внутри у нее вдруг что-то сжалось.

— Что это значит — «испробовала»?

Я хочу, чтобы ты хлестнула меня.

В желудке у Лизл екнуло.

— Это противно.

— Что противно?

— Слушай, Раф, я люблю тебя, но не могу примириться с твоими мазохистскими штучками.

Его глаза неожиданно загорелись.

— С моими штучками? Лизл, да это ведь ты мазохистка! Это ты позволяла людям себя унижать, топтать, сковывать, пока не пришла к выводу, что такова твоя доля, твой образ жизни. Каждый день твоей жизни — мазохизм, Лизл! Ты должна править миром, а не довольствоваться жизнью у него под пятой!

— Я не хочу никому причинять боль, Раф.

Он подошел и нежно обнял ее.

— Знаю, Лизл. Это потому, что ты хороший человек. Не в тебе столько злости, что просто страшно. Она кипит тебе.

Лизл признает — он прав. Она никогда раньше не понимала, сколько в ней злобы. Но теперь невозможно отрицать это. Она открыла это с тех пор, как познакомилась с Рафом — кипящую в глубине ее существа ярость. И каждой прошедшей неделей чувствовала, как она поднимается на поверхность.

— Я ничего не могу с этим сделать.

— О нет, можешь. И сделаешь. Ты должна выпустить эту злобу наружу, прежде чем стать новой Лизл.

— Не знаю, хочу ли я стать новой Лизл.

— Тебе нравится старая Лизл?

Нет. «Господи, нет!»

— Тогда не бойся перемениться.

Слова его были такими мягкими, такими нежными, прикосновение обнаженной кожи таким теплым. Звук его голоса, покачивая, убаюкивал ее.

— Поэтому я провел тебя через все эти маленькие безликие преступления. Они символичны. Они позволили тебе изливать злобу маленькими безвредными дозами и под вели тебя ближе к новой Лизл. То же самое сделает этот ремень.

Нет, я...

— Слушай меня, слушай меня, — тихо шептал он, почти касаясь губами ее уха. — Это акт символический. Я не желаю, чтобы ты в самом деле причинила мне боль. Поверь, мне будет приятно, а не больно. Относись к этому так же, как к нашим маленьким кражам, — фактически они никому не причинили вреда. И здесь будет то же самое. Не надо бить меня с силой. Просто хлестни по спине и представь, что я — Брайан.

— Раф, пожалуйста... — Ее начинало подташнивать.

— Какой тут вред? Ты не причинишь боли мне и не причинишь боли Брайану. Только поможешь себе. Это символически, помни. Символически.

— Ладно, — сказала она наконец. — Символически.

Ей не хочется этого делать, но раз Раф считает, что это так важно, можно попробовать. А если это как-то облегчит ее злобу — хотя непонятно, как это возможно, то пойдет на пользу. А если нет, то, покончив с этим, они займутся любовью. Вот чего ей действительно хочется.

Раф лег на постель лицом вниз, подставив под ремень гладкую голую спину.

— Хорошо, — сказал он. — Двадцать ударов. Только думай, что я — это Брайан, и бей по спине.

Чувствуя тошноту, Лизл взмахнула ремнем и опустила его во всю длину на спину Рафа. Он рассмеялся.

— Ну ладно, Лизл. Это смешно. Перед тобой Брайан. Парень, которого ты любила, которому верила так, что вы шла за него замуж.

Лизл опять замахнулась и ударила чуть посильней.

— Это все, на что ты способна? Лизл, это парень, который наверняка водил тебя за нос, когда ты была еще невестой. А во время судебных слушаний при разводе ты узнала, что он путался с однокурсницами через неделю после возвращения из свадебного путешествия.

Теперь она хлестнула сильней.

— Вот так. Просто представь, что я — тот самый парень, который позволил тебе работать на него целыми днями, чтобы он мог получить степень, а когда тебя не было, затаскивал в твой дом дешевку с ночного дежурства и трахал ее в твоей постели.

Лизл вспомнила дикое выражение лица Брайана, когда он рассказывал ей об этом. Ремень громко щелкнул по спине Рафа. Она хлестнула еще раз, еще сильней.

Щелк!

— Хорошо! Перед тобой парень, который взял тебя в жены не как женщину, а как ломовую лошадь, как талон на питание.

Щелк!

— А когда перестал нуждаться, вышвырнул тебя, как старую газету.

— Будь ты проклят! — услышала Лизл свой собственный голос. Раф расплылся в ее глазах, затуманился, она хлестала, хлестала изо всех сил. Еще и еще, снова и снова, пока не увидела что-то красное...

...на спине Рафа.

Кровь. На коже зияла глубокая рана. — О Боже мой!

Ярость вдруг улетучилась, оставив ее холодной, больной и слабой.

«Это я сделала? Что происходит? Это не я!» Она рухнула на колени возле кровати.

— О, Раф! Прости меня!

Он повернулся к ней.

— Ты шутишь? Это просто царапина. Иди сюда.

Он опрокинул ее на постель рядом с собой. Она видела, как он возбужден. И он принялся целовать ее, согревать ее, прогоняя холод, и страх, и сомнения, изливая внутрь тепло, пока оно не превратилось в пламя.

Потом прижал ее к себе покрепче и погладил по голове.

— Ну вот. Тебе лучше?

Лизл понимала, что он имеет в виду, но ей не хотелось рассуждать об этом.

— Мне всегда лучше после любви.

— Я говорю про ремень. У тебя не возникло чувства очищения, обновления?

— Нет! Разве я могу чувствовать удовлетворение от того, что так ранила тебя!

— Не говори глупостей. Ты меня вовсе не ранила.

— У тебя кровь шла!

— Царапина.

— Нет, не царапина. Повернись, я тебе покажу.

Раф перекатился на живот и предъявил спину. Спину без единого пятнышка.

Лизл провела рукой по гладкой коже. Только что на ней были рубцы. И кровь. Она совершенно уверена.

— Как...

— Я быстро исцеляюсь. Ты же знаешь.

— Никто не способен так быстро...

— Это означает, что ты ранила меня совсем не так сильно, как думаешь.

Он повернулся, прижался к ней, и Лизл прильнула к нему.

— Вот видишь, — сказал он, — все это символично. Ты излила злость, не причинив мне вреда. Злость была настоящей, мои раны — нет. Ты преувеличила их в своем воображении. Чистый результат: я не получил никаких повреждений, а ты немножко приблизилась к новой Лизл.

— Я не так уж уверена в этой затее с новой Лизл.

— Не мешай себе, Лизл. Ты на пути к освобождению. А когда станешь новой Лизл, действительно превратишься в новую личность. Ни один человек, знакомый с тобой прежде, не узнает тебя. Новая Лизл — это я тебе обещаю.

— Прекрасно, но все эти штучки с ремнем...

— Это только деталь — символическая деталь. Это надо продолжить. Но мы не ограничимся символическими акта ми по отношению к доктору Каллагену.

— Что это значит?

— Увидишь. Я еще не разработал окончательных планов, но ты станешь их участницей, и никогда ничего не бойся. Впрочем, первая стадия разработана. Мы справимся с ней за несколько часов.

— Несколько часов? Уже за полночь!

— Знаю, не волнуйся. Это будет забавно. Доверься мне.

Лизл покрепче прижалась к Рафу — жертва кораблекрушения, цепляющаяся за спасительную лодку в бурном море эмоций. Она доверяла Рафу, но в то же время тревожилась за него. Раф, кажется, не признавал тех границ, которых придерживалось большинство других людей.

Лизл дрожала, стоя рядом с Рафом у телефонной будки. Посмотрела на часы. Пять сорок пять. Что ей надо в такой час в холодной тьме возле круглосуточной бензозаправки?

Во-первых, послушать, как Раф звонит ее бывшему мужу. Она могла обождать в машине, в тепле, но посчитала, что это неправильно. Она должна точно знать, что задумал Раф, должна слышать каждое сказанное им слово. Ее беспокоило все это путешествие.

— Раф, — сказала она, — ты уверен...

Он оборвал ее, махнув рукой, и приложил палец к губам. Он заговорил в трубку с акцентом, голосом несколько выше обычного. Его можно было принять за индийца или пакистанца.

— Доктор Каллаген? — сказал он, ухмыльнулся и подмигнул Лизл. — Это доктор Кришна из Центра, из травматологического пункта. Прошу простить, что побеспокоил вас в такой час. Да, я здесь новичок. Как раз сегодня вечером приступил к работе. Большое спасибо. Да, у меня женщина семидесяти шести лет, миссис Крэнстон, она утверждает, что ее дочь — ваша пациентка. Да, минутку, позвольте взглянуть... нет, у меня под рукой нет фамилии дочери. Однако у миссис Крэнстон перелом левого бедра со смещением. Она сейчас очень страдает. Нет, мне очень жаль, состояние весьма нестабильное. Собственно говоря, кровяное давление падает. Да, я это сделал. Видите ли, она, кроме того, очень тучная, и я опасаюсь возможности легочной эмболии. — Длинная пауза. — Да, я это сделаю. И сообщу ее дочери, что вы немедленно выезжаете. Она будет очень рада. Благодарю вас. С нетерпением жду встречи с вами, доктор Каллаген.

Лизл в изумлении уставилась на него.

— Ты говорил как настоящий врач. Откуда ты все это знаешь?

Он засмеялся, ведя ее назад в теплую машину.

— Оттуда, откуда все это знают врачи — из медицинского учебника. Пошел в библиотеку и прочитал про характерные жалобы при переломе бедра.

— Но зачем?

— Затем, разумеется, чтобы выманить его из дома.

Он помог ей усесться, захлопнул дверцу. Но сам направился не к противоположной дверце, а назад, к заправочной станции.

«Что он еще задумал?» — гадала она. Он так старательно скрывает планы на эту ночь.

Через минуту Раф вернулся с картонной коробкой, сунул ее под сиденье и сел за руль.

— Что ты купил? — спросила Лизл.

— Моторное масло.

— Это имеет какое-то отношение к Брайану?

— Имеет, конечно.

— Можно спросить какое?

Он загадочно улыбнулся.

— Все в свое время, моя дорогая. Все в свое время.

— Ты говоришь прямо как Злая Ведьма с Запада[17].

Раф издал звонкий смешок и завел «мазерати». Въезжая в квартал Роллинг-Оукс, Лизл увидела, как промчался Брайан, набирая скорость.

— Вон он. Добрый доктор Каллаген спешит на помощь, — произнес Раф.

— Ничего удивительного.

— Он сегодня обязан отвечать на ортопедические вызовы из травмпункта. Он должен ехать, иначе его выкинут из Медицинского центра.

— Откуда ты знаешь?

— Я проверял. Всего один телефонный звонок. Кроме того, он надеется отхватить пару тысчонок, склеив старушке бедро, так что покуда не будем венчать его нимбом.

Подъезжая к дому Брайана, Раф выключил фары. Они въехали на подъездную дорожку и сразу остановились. Лизл зазнобило, желудок свело.

— Ты не собираешься делать ничего противозаконного?

— Ты имеешь в виду вторжение со взломом? Нет. Но, полагаю, это можно квалифицировать как преступное намерение.

— Да? Замечательно!

— Давай. Это нужно тебе, а не мне.

— Мне больше нужно пару часов поспать.

Раф вышел из машины и вытащил из-под сиденья коробку с бутылками машинного масла.

— Давай выходи. И спокойно. Не стоит будить соседей.

Он осторожно захлопнул дверцу со своей стороны, Лизл выбралась и пошла к нему по дорожке. Небо было по-зимнему чистым, полным сияющих звезд на западе, а на востоке уже начинало светлеть. Она увидела, как Раф откручивает пробку белой пластиковой бутылки с полугаллоном машинного масла. Он проткнул фольгу на горлышке и протянул бутыль ей. — Давай лей.

— Куда?

— На дорогу, конечно. Вот отсюда и дальше вверх. Хорошим толстым слоем.

— Но...

— Доверься мне. Все будет хорошо.

Лизл огляделась. Ей было плохо оттого, что она торчит на виду в самом незавидном и уязвимом положении здесь, в предрассветных светлеющих сумерках, но она знала, что Раф ни за что не отступит, прежде чем не завершит то, зачем пришел, и стала лить.

Масло булькало в горлышке, выплескивалось на асфальт, но скоро потекло широкой струей, и она поливала все вокруг, медленно пятясь назад, опустошала бутыль за бутылью, глядя, как тягучая золотистая жидкость растекается по легкому уклону дорожки, словно горячий мед, покрывая ее гладким плотным слоем.

— Теперь направо, к дверям гаража, — велел Раф, протягивая последний полугаллон. — Не оставим гаду ни одного местечка, где можно зацепиться.

Лизл повиновалась и вернула ему пустую бутылку.

— Хорошо. Что теперь?

— Теперь будем сидеть и ждать. — Он посмотрел на часы. — Недолго осталось.

Они вернулись в машину, Раф отъехал за полквартала за угол, остановился у бровки тротуара. Уже почти рассвело. Лизл ясно и четко, без всяких помех видела гараж Брайана и подъездную дорогу.

Они ждали. Раф не выключал мотор и обогреватель. Было тепло. Слишком тепло. Лизл стало клонить в сон. Она почти спала, когда мимо пронесся черный спортивный автомобиль.

Раф тихонько присвистнул.

— О, кажется, он весьма возбужден. Интересно узнать почему? Может, он зря сгонял в больницу? Может, выставил себя полным идиотом перед персоналом в травмпункте? Это не оправдание. Доктору следует знать, что нельзя так гнать через жилые кварталы.

Автомобиль Брайана, взвизгнув шинами, резко свернул на подъездную дорожку — и продолжил полет.

Сработали тормоза, он вильнул, но сцепления с залитым маслом асфальтом не произошло, машина врезалась в дверь гаража и застыла под каким-то безумным углом среди искореженных обломков.

Лизл, задохнувшись от ужаса, смотрела во все глаза, борясь с желанием выскочить и побежать к месту происшествия.

— Господи, он цел? — вскричала она.

— Ему везет, — заметил Раф. — Смотри.

Дверь машины Брайана открылась, и Лизл увидела его мертвенно-бледное лицо. Он держался за голову, выглядел ошарашенным, но серьезно не пострадал.

Она почувствовала, как на губах ее медленно расплывается улыбка.

«Так тебе и надо, ублюдок».

Выбравшись из машины, чтобы осмотреть повреждения, он ступил на масленый асфальт, замолол вдруг руками, как мельница, судорожно заерзал ногами, словно натирал паркет, и грохнулся навзничь, взбрыкнув ногами в воздухе. Лизл расхохоталась. Она ничего не могла с собой поделать. Она никогда не видела Брайана в таком комическом положении. Ей это понравилось.

Зажав рукой рот, она наблюдала, как он переворачивается и ползет дальше на четвереньках. Спина белого пальто была теперь черной, волосы выпачкались в машинном масле. Ему почти удалось встать, но ноги снова разъехались, и он снова свалился, на этот раз лицом вниз.

Лизл так хохотала, что не могла дышать. Она застучала кулачком по плечу Рафа.

— Увези меня отсюда, — задыхаясь, пробормотала она, — пока я не умерла со смеху.

Раф улыбался, трогая с места.

— Ну, он теперь не наводит столько страху, правда? — сказал он.

Лизл помотала головой. Ответить она не могла, так как все еще смеялась. Брайан Каллаген уже никогда не сможет навести на нее страх.

Ей хотелось задать вопрос.

— Почему, Раф? Почему ты все это со мной проделываешь?

— Потому что я люблю тебя, — сказал он с великолепной улыбкой. — И это только начало.

Мальчик в пятнадцать лет

21 июля 1984

Кэрол перехватила его у входной двери.

— Ты даже не собираешься сказать «до свидания»? — спросила она.

За два последних года Джимми так вытянулся, что был уже выше ее. Стройный, красивый, он смотрел на Кэрол сверху вниз, словно кот на миску еды, которая не вызывает у него ни малейшего аппетита.

— Зачем? Мы больше никогда не свидимся.

Джимми каким-то образом удалось внести изменения в свидетельства о его рождении, хранившиеся в Арканзасе, так что по документам ему было теперь восемнадцать. Он нанял в Остине мошенника-стряпчего, который раздобыл судебное постановление, обязавшее ее перевести на него большую часть состояния. В эти последние годы он обращался с ней как с куском дерьма. Сколько раз она испытывала отвращение к своему сыну, ненавидела его, страшилась его. И все-таки что-то в ее душе оплакивало потерю при мысли об его уходе.

— Я растила тебя, ухаживала за тобой пятнадцать лет, Джимми. Разве это ничего не значит?

— Это не срок, — сказал он. — Все равно что глазом моргнуть. Даже меньше. О чем тебе беспокоиться? Можно подумать, ты ничего не заработала за это время. Я оставляю тебе миллионы долларов на забавы.

— Ты что, не понимаешь?

Он удивленно взглянул на нее.

— Чего не понимаю?

Они смотрели друг на друга, и Кэрол признала, что он действительно не понимает.

— Не важно, — сказала она. — Куда ты едешь?

— Сводить старые счеты.

— С тем рыжеволосым, которого ты все ищешь?

Впервые на его лице на мгновение отразилось какое-то чувство.

— Я велел тебе никогда не упоминать о нем! — Потом лицо смягчилось, сложилось в холодную усмешку. — Нет. Я собираюсь возобновить старое знакомство.

И ушел. Ни прикосновения, ни улыбки, ни взмаха руки, даже плечами не пожал. Просто отвернулся и пошел к поджидающему его спортивному автомобилю.

Когда ее Джимми уехал, Кэрол принялась плакать. И ненавидела себя за это.