"Пешка" - читать интересную книгу автора (Виндж Джоан)

Глава 5

С рассветом мой сон внезапно был прерван чьим-то приходом — меня словно молнией ударило. — Ты еще спишь? — Джиро Та Минг. Его голос неожиданно прыгнул вверх на целую октаву.

— Уже нет. — Я поднял взлохмаченную, налитую чугуном голову с подушки. — Чего тебе надо?

— Хочу такую же прическу, как у тебя. И еще: вчера… с Дэриком… ты запустил ему в руку ядовитый зуб. Я хочу такой же. Почему ты без пижамы?

— О Господи! — Я упал в подушку. — Я очень устал.

Он потряс меня:

— Ты работаешь на Центавр — получай от меня приказ.

Я резко сел, Джиро даже не успел пошевелиться. Схватил его за локоть.

— Ты хочешь знать, что я сделал с Дэриком?

Джиро открыл рот, затем стал отчаянно вырываться, извиваясь, как змея.

Я оттолкнул его.

— Иди к черту.

Джиро поспешно отступил к двери, я прочел в его мозгу смесь ослиного упрямства, благоговения и ужаса. Дверь с грохотом захлопнулась.

Я лег, пытаясь заснуть. Но адреналин скакал в моих венах, как взбесившийся конь: я вспомнил, где нахожусь и почему. В конце концов я заставил себя встать и заковылял в ванную. Холодный душ приятно покалывал кожу, взбадривая тело и мозги.

Выйдя из ванной, я посмотрелся в зеркало: чужие глаза, взлохмаченная голова. Волосы стояли колом даже после душа: Брэди дал отличное средство. Интересно, не придется ли бриться наголо, чтобы избавиться от этой прически?

Я вернулся в комнату. Ночное оцепенение не проходило. Я натянул на себя форму, чувствуя отвращение и к форме, и к поблескивающим на ней знакам корпорации, и к тому, что они символизировали.

— Откуда у тебя шрамы на спине?.. Ты наемник? Ты был на войне?

Из дверей за мной наблюдал Джиро.

— Нет. Да… вроде того. — Я схватил первую попавшуюся рубашку и поспешно натянул на себя.

— Я хотел бы быть тобой, — сказал Джиро, мечтательно глядя в потолок.

— Нет, ты не можешь хотеть этого. Глупый маленький шельмец.

— Это татуировка?

— Да.

— А почему у тебя на попе знак дракона?

Я посмотрел на голубую ящерицу, ползущую вверх по бедру. Вокруг ее головы мерцало ожерелье из перьев или язычков пламени; мне было трудно разглядеть ящерицу и поэтому я не мог сказать перья это или пламя.

— Это не дракон.

— Нет, дракон. И солнечные лучи…

— Просто ящерица.

Тут мне на глаза попался лежащий на ворохе одежды тюбик с гелем. Я сунул его Джиро.

— Вот. Взлохмать волосы и зафиксируй гелем, — посоветовал я, надеясь избавиться от Джиро. Но мальчик прошел в комнату и расположился перед зеркалом в ванной, как в своей. Я побыстрее оделся.

— Эй, не получается! — Джиро высунул голову из ванной, как раз когда я собирался улизнуть.

Я остановился и посмотрел на него. Его длинные, до плеч, волосы не хотели вставать дыбом и мягко падали на лоб, черной занавеской закрывая лицо. Я прикусил губу, чтобы не рассмеяться.

— У тебя слишком длинные волосы.

Джиро откинул челку назад и покосился на меня.

— И что мне делать?

— Отрежь их, — сказал я и вышел из комнаты.

Все еще спали, даже слуги. Я спустился по лестнице, стараясь не шуметь, радуясь, что никого не встретил. Поплутав по дому, я нашел кухню, огромную, как склад, но значительно чище. Голод приглушил мое беспокойство: я переходил от стола к столу, изучая устройство всяких кухонных штук до тех пор, пока один из блоков не выплюнул стакан с горячим кофе прямо мне в руки. В дальнем конце кухни я заметил дверь, ведущую в небольшой дворик. Я вышел и сел на деревянную скамейку, прихлебывая кофе, слушая птичье пение и дожидаясь восхода солнца и всего того, что судьбе вздумается мне преподнести.

— Хочу есть, — раздался голос. За словами я почувствовал живую запутанную ткань детского мозга. Из кухни во двор, завернутая в одеяло, прошаркала Талита, сонно подмигивая своим ботинкам-жукам. Одеяло волочилось за ней по земле.

— Попроси маму, — сказал я. Черт возьми, я не хочу прислуживать каждому Та Мингу, которому взбредет в голову посмотреть на меня.

— Она спит. — Талита остановилась передо мной, пряча лицо в одеяле.

— Попроси брата, он не спит.

— Джиро меня и разбудил.

— Меня тоже, — вздохнул я.

— Вчера он сказал, что я не получу сладкого… — Серые глаза наполнились слезами. — Он сказал, что мне не дадут сладкого, потому что я плохая девочка — заснула за столом. Он съел мой десерт.

Я встал, когда влажная волна ее страдания затопила меня.

— Твой брат — жулик. Возьми. — Я полез в карман, вынул оттуда все, что у меня было, — леденцы и орехи, которые вчера вечером стащил за обедом. — Я приберег для тебя кое-что. Ешь. — Я пересыпал конфеты и орехи ей в ладонь.

Ее глаза стали большими и круглыми. Она вскарабкалась на скамейку и начала есть, поглядывая на меня.

— Ты мой личный друг, да?

— Да. — Я улыбнулся и погладил Талиту по голове. Может, она так всем говорила, но мне-то какое дело. Я пошел в кухню, чтобы съесть еще чего-нибудь.

Чье-то изумление настигло меня сзади. Изумление, переходящее в гнев. Я обернулся. На пороге стояла леди Элнер. Она не ожидала кого-либо здесь встретить, а меня — тем более.

Увидев ее лицо, я почувствовал себя виноватым, как будто меня застали врасплох: я воровал еду, вместо того, чтобы просто ее приготовить. Я заставил себя выдержать ее взгляд, вспоминая, что в конце концов имею право есть.

— Вы очень рано встали, мез Кот, — с сожалением произнесла она.

— Да и вы тоже, — сказал я, не найдя других слов. — Мадам.

— Я всегда встаю очень рано. — Она медленно прошла в кухню и налила себе чаю. — Я ценю время, когда я одна, день еще не начался и никто меня не тревожит. — Элнер стояла ко мне спиной, но я чувствовал острые края каждого слова. — А вы всегда поднимаетесь так рано?

— Нет, мадам. Я люблю ночь: это то, к чему я привык.

Мой второй завтрак выскользнул на стойку передо мной. Я взял поднос, чувствуя на себе вопросительный взгляд Элнер.

— Я не собирался вставать, потому что поздно лег и Долго не мог заснуть. Думаю, просто не успел привыкнуть к земному времени. Я не ожидал, что вы встанете тоже.

— Да? Почему?

Не подумав как следует, я брякнул:

— Вечером, когда я не спал и вы были… — Я осекся, но было слишком поздно: Элнер вдруг поняла, что я имел в виду. С лица Элнер исчезло всякое выражение, но внутри она в ужасе отпрянула, как будто я застал ее голой.

Я поставил поднос с едой на стойку.

— Пойду, попробую заснуть, — пробормотал я, ощутив досаду и разочарование: я только что разрушил едва установившееся между нами доверие. Глядя в пол, я поплелся к двери.

— Пожалуйста, будьте готовы через три часа отправиться в город. Я собираюсь в Комитет, — холодно сказала Элнер. — Мне сказали, что вы будете сопровождать меня.

— Да, мадам, — я наклонил голову, не поднимая глаз. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Я шел через коридор, когда услышал крик Талиты: «Тетушка, смотри: вкусненькое!»

Через три часа я спустился к выходу. Элнер и Джордан уже ждали. Судя по их виду, они ждали врага — меня.

Флайер, больше и шикарнее того, на котором я прилетел сюда, понес нас обратно к побережью. Не флайер, а летающая крепость: я никогда не видел столько охраны и электронных шпионов. Вдали показался Н'уик, вырастая над неуклюжим телом окружающих его поселений. Искусственная горная цепь со своими пиками и равнинами, один цельный блок, сплавленный из бесчисленных останков принадлежащих корпорациям древних замков, которые вжались между двух рек в каменное основание острова. Через реки протянулись широкие, с арочными опорами, мосты.

Нас проглотило тускло мерцающее городское чудовище. Флайер проскользнул сквозь узкую расщелину и понесся дальше, вглубь скрытой нервной системы города. В гараже мы сели в маленький челнок, и он понес нас по прозрачным тоннелям к месту назначения, указанному Элнер. Челнок летел плавно, то сбавляя, то увеличивая скорость, меняя курс, — послушный невидимой руке, которая перемещала космические корабли подобно циркачу, жонглирующему шарами со скоростью света. Взгляд выхватывал фасады складов, офисов, ресторанов. Люди проводили здесь всю жизнь, втянутые в гравитационное поле управляющего центра, который, как многим хотелось верить, был таким же бесполезным, как человеческий аппендикс. Где-то в середине всего этого встречались, чтобы надувать друг друга, Конгресс Федерации и Совет Безопасности ФТУ.

А где-то в спрятанном, настоящем сердце города находился мозг, управляющий всем и вся: коммуникационное и информационное ядро, одна из ярчайших звезд в невидимой галактике под названием Федеральная Сеть. Один кристалл телхассиума, размером не больше пальца, мог хранить всю информацию и все управление ею. Управление информацией поражало своей сложностью, но не будь телхассиума, система разрушилась бы из-за чрезмерной информационной плотности. Однако, чтобы рассчитать прыжок через четырехмерное пространство для большинства кораблей, базирующихся в главном порту, требовалось несколько тысяч кристаллов. Телхассиум давал электронную власть, и Федерации необходимо было сделать ее дешевой и легкодоступной… И пока ФТУ контролирует месторождения этого минерала, Совет Безопасности не потеряет своего влияния в Федерации.

Наконец мы достигли правительственного комплекса. Голубое изображение медленно вращающейся Земли, которую Федеральное Транспортное Управление снабдило крыльями и объявило своей эмблемой, наблюдало за мной, как сверкающий глаз, со стен и экранов, когда челнок плавно пошел на посадку.

Приземлившись, мы прошли через станцию Службы Безопасности. Леди Элнер и Джордан терпеливо ждали, пока охрана проверяла кредитный счет на моем браслете, просвечивала меня, снимала отпечатки пальцев и сетчатой оболочки глаз, голографировала, проверяла досье и регистрировала мой прилет.

ФТУ не может позволить себе рисковать. Степень защищенности Совета Безопасности и плотность городского массива в состоянии и булыжник сделать параноиком, не говоря уже об Управлении. Блохе и той почти невозможно проникнуть сюда незамеченной: это место покрыто перекрывающими друг друга слоями охраны, как коркой. Я чрезвычайно обрадовался, что свидетельство, данное мне ФТУ после проверки, было официально заявлено на регистрацию в Информационном каталоге… и поэтому запись о криминале в моем досье закрыта. Теперь, имея идентификационный браслет, я не являюсь пустым местом; для Федеральной Сети я — существую. Одно только плохо: раз я перестал быть невидимым для Федерации, значит, за мной наблюдает множество народу.

Когда охрана, вывернув меня наизнанку, наконец-то удовлетворилась и я навсегда остался в Информационном каталоге Сети, нас выпустили обратно в людской поток, медленно текущий в нутро городского лабиринта.

Я снова потерял себя. Отвратительное чувство. Люди обгоняли нас со всех сторон: ехали на велосипедах, проплывали мимо в летающих экипажах и даже катились на роликах. Мы шли пешком, потому что Элнер верила в полезность прогулок. Я вспоминал, как выглядят внутри отделы ФТУ. Их я видел всего два: станцию Службы Безопасности в Старом городе и подготовительный центр Контрактного Труда, откуда начал свой путь в ад. Обратного билета там не выдавали. Оба отдела были похожи на тюрьмы.

А это место не будило никаких воспоминаний, и единственное, что было мне знакомо, это эмблема Федерации, наляпанная везде, где только можно. Мир, окружавший меня, был подделкой, подражанием реальности; зеркальные стены зданий отражали взгляд от скрытой за ними правды.

Мы пересекали границу заповедного центра, где располагался Конгресс Федерации. На улицах мелькали эмблемы разных корпораций; я никогда не видел столько эмблем сразу. Но я и не был здесь ни разу. Леди Элнер не носила знаков отличия. Джордан опять приколола свою эмблему на воротник блузы. Чтобы нарушить молчание, я спросил, что она означает. Покосившись на меня, Джордан с холодным раздражением сказала:

— Зачем вы утруждаете себя вопросами?

Я встал как вкопанный.

— Вы и вправду считаете, что я только и думаю о том, как бы внедриться в ваш или в ее мозг? — Я показал на леди Элнер, которая шла впереди нас, беседуя с членом ФТУ. Я вынул из его головы его имя и несколько обрывков мыслей. Так приказал мне Брэди. Он сказал, чтобы я запоминал каждого, с кем разговаривает леди Элнер, и выяснял цель разговора, для того чтобы быть в курсе происходящего. В глубине мозга Элнер какая-то часть ее внимания была обращена назад, на меня, заставляя Элнер смущаться, и это мучение передавалось мне. — Вы льстите своему самолюбию, — пригвоздил я Джордан. Джордан поджала губы. — Я работаю на вас…

— Вы работаете на Центавр.

Я взглянул на свою эмблему.

— Тогда на кого, черт возьми, работаете вы?

— Это знак ЦХИ. — За ее словами я услышал вызов и вспомнил: леди Элнер — владелец контрольного пакета акций и член совета правления ЦХИ. Но сейчас ЦХИ находится под контролем Центавра. Следовательно, и леди Элнер — тоже. И я понял, что значит эта эмблема на самом деле: открытый вызов, брошенный в лицо Та Мингам — каждому, кто видел ее.

— Для этого нужно иметь железные кишки, — сказал я, но она даже не улыбнулась. Между нами была глухая стена.

Элнер стояла чуть впереди, поджидая нас и прислушиваясь к нашему разговору. Интересно, почему Элнер не носит никакой эмблемы: она думает, что обладает свободой? Это ее настоящая работа, — сказала тогда Джордан. Я в раздумье дотронулся до своего знака, когда мы двинулись дальше.

Часть меня рыскала впереди и позади нас, просвечивая проходящих мимо людей. Я убеждал себя, что ищу что-нибудь подозрительное; на самом же деле я был слепым, к которому неожиданно вернулось зрение и который смотрит на мир только потому, что может это делать. Почти каждый, кого я читал, мечтал о чьей-либо смерти, но об Элнер никто не думал. Да и какой сумасшедший предпримет что-либо в сердце Н'уика? Трудно представить более безопасное место. Но Брэди утверждал, что его службисты засекли здесь шпиона, который с оружием в руках следил за Элнер.

В конце концов мы добрались до здания Комитета, и там, в глубине Федерального сектора, находился офис Элнер. Над дверью офиса рядом с эмблемой ФТУ развевался флаг Комитета: черные крылья, обнимающие галактику. Ну прямо не Комитет, а мать родная. Наверное, они думают, что вид черных крыльев способен вдохнуть покой в души страдающего человечества. Довольно странное представление о душе.

После прогулки сквозь мозги сотрудников Конгресса Федерации я чувствовал себя так, словно чистил головой туалеты. Я позволил щупальцам-сканерам успокоиться и подремать. Два дня назад я готов был сделать все, чтобы вернуть Дар… Я как-то слишком легко забыл, что каждая палка — о двух концах.

— Вы необычно смирны, — сказала Джордан, когда мы вошли внутрь. Полупрозрачная дверь офиса, пропустив нас, плавно заскользила на место.

— Делаю свою работу, — ответил я, проследовав за ней мимо парочки любопытных рабочих-техников в личный офис Элнер.

— Элнер! — позвал кто-то с другого конца коридора. Я обернулся на шорох открывающейся двери. Дэрик Та Минг. Пересекшись с ним, я уловил неприятный запах его мыслей. Я прервал контакт: Дэрик ужасно вонял. Он был членом семьи. И никто не заставлял меня бросаться сломя голову в его мысли. Прошлым вечером мне не удалось просветить его, но то, что я поймал сегодня, полностью соответствовало вчерашнему впечатлению; даже больше, чем мне того хотелось. Я до сих пор не мог поверить, что он — брат Джули. Но ведь Джули, по мнению семьи, была выродком.

Дэрик бесцеремонно вклинился между мной и Джордан, как будто нас и не существовало, и прошел через комнату во внутренний офис Элнер. Обойдя старинный металлический стол, Элнер остановилась, словно надеясь, что Дэрик не станет перелезать через него. Он осквернял ее святилище, и она не могла его остановить. Элнер это не нравилось.

— Что, Дэрик?

— Сегодня голосование, Элнер. Просто хотел напомнить тебе. Ты, конечно, будешь там: Центавр, как всегда, рассчитывает на поддержку ЦХИ.

Он знал, что Элнер не забудет, знал, что она проголосует по-своему. Но ему нравилось втирать соль в больное место.

— Конечно, — сказала она и села, изо всех сил притворяясь, что Дэрик уже вышел. — Пока, Дэрик.

— Пока, Элнер. — Он развернулся на каблуках — как и вчера, энергия била из него ключом. Я отодвинулся в сторону, когда он снова попытался пройти между мной и Джордан. И зря. Дэрик остановился, повернул голову ко мне.

— Эй, новый помощник, — сказал он, словно лишь сейчас нас заметил, — как тебе первый день работы? Держу пари, что ты в восхищении.

Я промолчал.

— Ну же, скажи, — он скрестил руки на груди. — Можешь говорить откровенно. Мы здесь все друзья.

— Нормально, — пожав плечами, ответил я, пропустив слово «сэр».

Сделав вид, что он этого не заметил, Дэрик не отставал:

— Всего лишь «нормально»? — повторил он, любуясь собой. — Ну скажи хотя бы, откуда ты?

— Ардатея. Куарро, — сказал я, стараясь не встретиться с ним взглядом.

Дэрик был поражен:

— Пуп Галактики?.. Не удивительно, что ты не произвел на нас особого впечатления. Ну-ка, просвети меня: приличные манеры там больше не в моде? — Дэрику хотелось увидеть, достиг ли его удар цели, пойдет ли кровь. Но я сдержался, хотя это отняло почти все силы. Кровь не пошла. — Будь уверен, Земля тебе понравится. Вся человеческая история собрана здесь, лезет изо всех дыр… если, конечно, моя тетя когда-нибудь отпустит тебя за хорошее поведение на пару часиков. — Он взглянул на Элнер: — Одолжи мне его на вечерок, Элнер. Мои друзья передерутся за право провести с ним первую ночь… О! Прошу прощения, я не то хотел сказать.

Дэрик направился к дверям. Я не успел ответить. И не успел расплющить его наглую физиономию.

Джордан провела меня в офис. На дверях моргнул охранный экран. Джордан подошла к Элнер и стала шептать ей что-то на ухо. Я уселся на подоконник. Окна как такового здесь не было. Его заменяла отличная голография, притворяющаяся видом на океан: солнечные лучи купались в голубой воде, одинокие чайки… безоблачное небо… Теперь я понимал, зачем ей это.

Я оглянулся на леди и Джордан. Воздух в комнате был настолько пропитан дурными чувствами, что стало трудно дышать. Я ощущал себя громоотводом, в который только что ударила молния.

— А что случится, если вы проголосуете не так, как хотят Та Минги, мадам? — спросил я вместо того, чтобы высказать все, что я думаю о Дэрике.

Элнер вздохнула, обвела взглядом комнату, словно ища что-то.

— Ну… — Она как будто не могла подобрать нужное слово. — Я предоставляю это вашему воображению, мез Кот.

Этим она хотела сказать, что не будет отвечать вслух: если мне невтерпеж, я и сам прекрасно смогу все выяснить. Элнер думала о том, что Центавр продаст права ЦХИ, разрубит его сеть на маленькие кусочки и скормит их, один за другим, прожорливому Черному рынку… По крайней мере, так описал последствия Харон. Он возглавлял правление Центавра, и у Элнер не было причины сомневаться в его словах. Она отодвинулась от стола, посмотрела на меня. В ее глазах мелькнуло незнакомое мне выражение. Вдруг я вспомнил свой разговор с Брэди о шантажистах и политике.

— Это так много значит для вас? — спросил я. — Так важно, что вы разрешаете им шантажировать вас?

— Да, важно.

Но Элнер не объяснила почему.

Я посмотрел на Джордан.

— Я думал, что вы подписали что-то вроде договора о невмешательстве, когда входили в семью, леди. Джордан так сказала.

— Я тоже так думала. — Волна сожаления захлестнула Элнер: что поделаешь, если тебя предали? Через секунду она продолжала: — Пока мой муж был жив, все шло прекрасно. А после его смерти… Вы помните мой совет: пересмотреть контракты с Та Минг?..

— Вы хотите сказать, что вы не сделали этого? — удивленно спросил я и встал.

— Видно, что-то проглядела. На Центавр работают самые влиятельные в Федерации юридические консультанты.

— Вам не кажется, что кто-то в ЦХИ хочет вас убить за это?

Джордан напряглась. Элнер отрицательно покачала головой:

— Не думаю. Без меня ЦХИ полностью потеряет независимость.

— Полагаю, они что-нибудь придумают. — Я не ждал от нее ответа, я знал его.

Но Элнер слегка улыбнулась.

— Только не здесь, — сказала она, как будто флаг ФТУ, висящий над входом в офис, обладал чудесной силой и мог защитить ее дело.

— А почему вы считаете, что Комитет лучше остальных? — Я показал на дверь и на то, что за ней находилось. — Он соответствует своему названию: «комитет» — учреждение, которому поручают что-либо. Просто еще одна возможность для Совета Безопасности поиграть мускулами перед командованием корпораций, когда они закобенятся. ФТУ и корпорации — одного поля ягоды. Управление контролирует рынок телхассиума и Агентство Контрактного Труда. Та же игра за власть. Еще один вымогатель.

— Для того, кто провел здесь меньше одного дня, это слишком категоричная точка зрения, — мягко заметила Элнер, но я почувствовал, как ее раздражение ударило меня в поддых. Внезапно Элнер переменилась: опустошенная бесконечной борьбой, неуверенная, стареющая женщина превратилась в хозяйку кабинета, слившись с офисом в единое целое.

— Если вы собираетесь работать на меня, вам следует разобраться в нашем мнении по данному вопросу. — Она жестом приказала мне сесть. — Для начала я опишу вам общество, в котором мы живем. Люди верят, что обществом управляют им подобные — существа из человеческого рода. Полагаю, они ошибаются. Много веков мы дожидались, пока наши машины станут умнее, расторопнее, сообразительнее нас и превратят людей в динозавров. Мы не осознавали, что делаем шаг на пути собственной эволюции… Командир межгалактического синдиката.

Элнер продолжала излагать свою излюбленную теорию о том, как на самом деле работает Федерация. Она отвергала саму возможность для человека-одиночки или даже для правления контролировать наиболее могущественных шефов корпораций. Наоборот: люди превратились в марионеток командиров, в орудия борьбы за власть, подобно управленческим инфраструктурам и информационным банкам, созданным для того, чтобы осуществить идею межгалактической сети.

— И вы верите в это? — спросил я, старясь не выдать своих чувств по поводу этой затеи.

Элнер кивнула:

— И я не одинока. Логические исследования подтверждают это. Абсолютной уверенности нет ни у кого: никто напрямую не связывался с центром Сети. Но я действительно верю, что командиры — следующая ступень эволюции человека, новые люди для нового мира. Так развивающееся бытие приспосабливается к космической эре.

Межгалактические путешествия. Я подумал о Гидре, о сети пси-энергии, на которой ее жители основали свою цивилизацию.

— Командиры — альфа и омега новой эры, — проповедовала Элнер, — и одновременно с этим львы и тигры будущей жизни, безжалостные и абсолютно безнравственные. Они эволюционировали, чтобы заполнить ниши в суперсистеме, называемой Федерацией, индивидуальные возможности и несколько уровней кибернетизации — вот те изменения, которые позволяют им выполнять свои функции. Некоторые командиры настолько кибернетизированны, что могут в одиночку или, объединившись в небольшую группу, составить полную сеть. Большинство выбрало иной путь: использовать миллионы отдельных человеческих жизней в качестве элементов, клеток своей суперсистемы. Командиры заботятся об этих человеческих клетках в той мере, в какой клетки удовлетворяют их запросам — чуть лучше, чуть хуже. Но в основном командиры ждут в ответ на заботу абсолютной и беспрекословной преданности, какой только может ждать организм от своей собственной плоти. Если вы измените им, вы умрете. Или превратитесь в живой труп. И всякий человек, оказавшийся не у дел, остается невидимым до тех пор, пока о нем не побеспокоятся.

Я потрогал браслет. Я был невидимым много лет — нелегкая жизнь, надо заметить.

— Мы не можем судить командиров по человеческим меркам, — поучала Элнер. — И тем более не можем ожидать, чтобы они обращались с отдельными людьми как с Равными. Федеральное Транспортное Управление — единственная система, способная взаимодействовать с командирами на равной основе. В течение многих веков Федерация прилагает все усилия, чтобы заполнить этот пробел: она отстаивает право на существование отдельно взятой человеческой личности. ФТУ поддерживает баланс, работая для защиты нашего давно-уже-не-доминирующего рода, создавая что-то вроде гуманного общества, если хотите. Вот что мы делаем здесь, и вот почему я выбрала возможность работать на них.

Я поднял глаза. Идеально аргументировано. Похоже на публичное выступление. Да это и была речь, которую она произносила снова и снова. Элнер — отличный оратор. Убедит кого хочешь. И она на самом деле верила во все то, о чем говорила. Вероятно, это было правдой. Для нее. Но ФТУ, которое, как Элнер считала, она знала, не имело ничего общего с тем, которое знал я. Оказавшись в клещах ФТУ, я выжил; но вовсе не потому, что ФТУ позаботилось обо мне. Я несколько раз попадал в поле зрения Федерации, но ее «забота» сделала мою жизнь хуже.

— Думаю, что мне еще многое предстоит усвоить, — сказал я, чуть не подавившись кислыми, как блевотина, словами.

Элнер замолчала, недовольная: она не привыкла к таким ответам. Мой тон, мое отношение, мое присутствие, наконец я — все вызывало у Элнер внутреннее неприятие.

— Голосование — в четыре, — сказала она Джордан, глядя на стол, половину которого занимал компьютерный модуль. — Я не буду просматривать отчет, потому что уже знаю, как буду голосовать. Но у меня много дел и до голосования. Филиппа, вызови, пожалуйста, файл Сейрумо и выясни, что стало с данными по Триумвирату? Потом — как всегда: сделать запрос, обработать и поместить в базу данных. Когда дойдете до обработки корреспонденции, покажите мезу Коту, как это делается. Он также может воспользоваться нашими данными — надо же ему отрабатывать Центавру свое содержание. — Элнер вопросительно посмотрела на меня.

— Да, мадам, — сказал я с облегчением, готовый выполнить все что угодно, лишь бы не сидеть тут до посинения и не ждать, когда появится Брэди и отпустит меня на все четыре стороны.

— Хорошо, — сказала Джордан и направилась к двери. Охранный экран снова моргнул и погас. Джордан остановилась.

— Вам нормально будет одной с… — Джордан кивнула в мою сторону.

Взгляд Элнер проследовал за кивком Джордан. Каждый раз, когда Элнер видела меня, сквозь нее пробегал электрический ток, словно мое лицо ее пугало.

— Надеюсь, — немного сухо ответила Элнер. — Я займу его чем-нибудь. — Она подумала, что, если придет секретная информация, она пошлет меня куда-нибудь с поручением.

— Не поможет, — сказал я.

— Что? — Элнер ошарашенно посмотрела на меня.

— Послать. Вам пришлось бы выслать меня из города. Если я захочу узнать, что происходит, я узнаю. Посудите сами, — продолжал я, не давая ей возразить, — мое присутствие не имеет значения. Мне все равно, что вы делаете.

— Центавру не все равно, — вмешалась Джордан.

— Они хотят, чтобы вы спокойно продолжали делать свое дело. Я же хочу получить свои деньги. И больше ничего.

Элнер вздохнула и махнула Джордан, чтобы та шла. Экран включился, заперев нас вдвоем в офисе.

— Прошу вас никогда так не делать, — сказала Элнер, когда мы остались одни.

— Что?

— Вы знаете.

Читать ее мысли и отвечать на них вслух.

— Извините, леди.

На ее лице изобразилось нечто среднее между досадой и улыбкой.

— Знаете, когда вы обращаетесь ко мне «леди», это всякий раз звучит совершенно по-разному… точно вы подзываете меня ночью на улице. — Она повернулась к зазвонившему видеофону.

Я ждал, пока Элнер разговаривала с мерцающим на том конце провода лицом, делая время от времени какие-то странные движения левой рукой, лежащей на терминале… Что-то вроде прямого мозгового подключения. Меня удивило, что она усилена, но я чувствовал, как ее мозг передает и получает информацию, вбирает и сохраняет новые данные, поддерживая связь со своим собеседником на другом, параллельном, уровне, хотя, разговаривая, они делали вид, что они обычные люди — и только. И эти люди ненавидели псионов, называя нас извращением природы, а сами в это же время вынуждены были рассекать на части свои тела, обматывать половину мозга индивидуально подобранными биопроводами, чтобы превратиться в бледное подражание тому, чем псионы обладали с рождения.

Я изучал офис, разглядывал беспорядок на ее столе. Беспорядок напоминал свою хозяйку: несочетаемое сочетание вещей: хрустальная ваза с увядшими цветами, аудиосканеры, маленькие странные книжки, личная печать, чашка ручной работы… старые голограммы Талиты, Джиро и незнакомого мне мужчины из семьи Та Мингов. Я понял, что это ее умерший муж. Модуль, которым она пользовалась, походил на кусок растянутого на столе черного шелка. Терминал представлял собой последнее слово техники, и модули, которыми я пользовался когда-то, на его фоне выглядели бы динозаврами, как и я со своими знаниями по сравнению с Элнер.

У противоположной стены под медленно вращающейся скульптурой стоял нормальный модуль, с клавиатурой и проводами; он, вероятно, предназначался для помощника или для кого-нибудь вроде Джордан. Я встал, когда Элнер закончила разговор.

— Мадам, вы не против, если я воспользуюсь компьютером?

— И что вы хотите с ним делать?

— У вас есть карта Н'уика, к которой я могу иметь доступ?

Элнер кивнула, надеясь, что я не буду беспокоить ее хоть какое-то время. Она что-то сделала левой рукой, и экран модуля засветился.

— Он откликается на «Твинкл [2]», — сказала Элнер и слегка смутилась, как будто впервые услышала, как звучит это имя.

«Твинкл». Я сделал равнодушное лицо, подходя к Твинклу и садясь, чтобы вытащить из него нужные мне данные. Твинкл развернул передо мной карту. Я прикрепил проводки к голове, и моя память начала медленно поедать информацию, а я — анализировать проглатываемые факты. Это была хорошая карта, с множеством отметок: о подземных системах, главных объектах, о местах, где можно поесть, помолиться, вылечить зубы… План города осел в моей голове, и теперь я мог ориентироваться здесь, как туземец. Хоть в этом я не буду чувствовать себя потерянным.

Правда, на карте осталось одно белое пятно… район в южной части города, называемый Пропастью. В справке отсутствовали данные о том, что там происходит, сетка улиц была неполной. Белое пятно служило предупреждением: если вы попадете в Пропасть, вы можете рассчитывать только на себя. На планах командирских владений вы не найдете белых пятен, но Федеральные Торговые Зоны всегда таковые имели. Свободные порты, запасные выходы, резервуары с неприкосновенным запасом. Старый город был одним из таким белых пятен. Я знал, что найду в Пропасти. И надеялся, что мне не придется там ничего искать.

Всего около десяти минут я мысленно блуждал по городу. Закончив прогулку по карте, я увидел, что Элнер с головой ушла в работу, умудрившись за эти десять минут забыть о моем присутствии. Я просмотрел несколько файлов, выбрав то, что счел интересным или полезным. Например, обязанности помощника высокопоставленной особы. Получить непрерывный поток информации у меня не вышло: Твинкл был способен передавать ее только порциями. На всасывание выбранных файлов я потратил еще минут двадцать.

Чтобы дать мозгу остыть, я запросил голоэкран. Старый город и образование — несовместимые вещи, поэтому с тех пор, как я оттуда выбрался, даже простой просмотр трехмерных шоу был для меня поучительным занятием. Сначала я просмотрел самое бессмысленное дерьмо, какое только было в Сети. Я делал это так же, как ел, — смотрел, потому что обладал зрением. Но мне не потребовалось много времени, чтобы понять: голоэкран может рассказать то, чего мне никогда не вытянуть из файлов: как люди, всегда имеющие еду и приличную работу, играют друг перед другом спектакли. Я был полным невеждой в этой жизни — это я уже понял.

Очутившись на Земле, я по горло увяз в болоте собственной дремучести и социальной несостоятельности… От таких мыслей сердце у меня ушло в пятки. Я пытался не думать о себе, пытался сконцентрироваться на том, что видел перед собой, когда на экране проносилось шоу за шоу. Элнер зачем-то принимала все абонентные каналы. Большинство из них занимала пропаганда корпораций, — таким способом командиры передавали друг другу сообщения и предостережения, непонятные для непосвященных. Но были и каналы «опытного знания»: они транслировали потрясающие зрительные, звуковые и тактильные ощущения, которые, подобно наркотическим грезам, раздражали мой мозг.

В конце концов я выпал в абонентный канал, обессиленный: так накачался информацией, что уже не в силах был наслаждаться интенсивностью чувственного потока. Обычного света и шума было более чем достаточно… «Стоп», — вдруг сказал я, замораживая паузой на экране чью-то говорящую голову. Какой-то мужчина толкал речь. Только речей мне сейчас и не хватало! Я предпочел бы досмотреть сон, прерванный утром Джиро. Но в лице мужчины было что-то, что притягивало мой взгляд, вынуждая меня снова и снова всматриваться в него.

Одно из самых красивых лиц, которые я когда-либо видел. Я откинулся в кресле, наблюдая за ним, так или иначе вынужденный слушать его слова. «… И я верю, что мы потеряли нечто большее, чем просто наше человеческое естество, — говорил он, — когда мы покинули родной мир ради звезд. В глазах Господа мы потеряли понимание своей уникальности. Теперь командиры олицетворяют для нас небеса, где предусмотрены все наши физические потребности, наша жизнь распланирована от рождения до самой смерти. Нам так уютно. И слишком легко теперь забыть, что существует высший замысел, который ведет нас к процветанию и успеху там, где другие существа потерпели крах…».

— Выскочка, — пробурчал я с отвращением. Религиозный аферист, подставной зазывала, работающий, вероятно, на какую-нибудь корпорацию. Священная война. Я хотел было переключить канал, но вместо этого продолжал слушать; мне нравилось вовсе не его выступление, а он сам, и я ничего не мог с этим поделать. Меня завораживала не внешность его, но какая-то внутренняя сила — убежденность, горячность, искренность, с которыми он призывал людей присоединиться к нему, «почувствовать, глядя в лица прохожих, кровную связь — родство по роду человеческому…»

Можно изменить свою внешность, и, скорее всего, он это сделал. Но обаяние подделать невозможно. С ним нужно родиться. Заколдованный, я не сводил с оратора глаз и даже почувствовал легкий укол зависти.

— Мез Кот. — Голос Джордан заставил меня подскочить в кресле. — Чем вы занимаетесь? — спросила она, разглядывая мерцающее в воздухе изображение.

— Ничем. — Я выключил экран.

— Соджонер Страйгер, — сказала Джордан. — Я никак не ожидала, что он придется вам по вкусу.

— Почему? Он что, ваш друг?

Джордан поморщилась.

— Страйгер — лидер Движения Возрождения и исключительно активный проводник гуманистических идей.

— Один из них, — ввернул я.

— Идемте со мной, — сказала Джордан, проигнорировав мое замечание.

В соседнем офисе она познакомила меня с остальным персоналом Элнер. Они покивали головами, бормоча приветствия и посматривая на меня с сомнением. Интересно, каков был предыдущий помощник Элнер. Уж наверняка не такой, как я.

Работа, порученная мне Джордан, оказалась скучной, но я ее выполнил. Наконец Элнер отправилась на Конгресс. Мы с Джордан сопроводили ее до просмотровой галереи: дальше помощников не пускали. Зал Конгресса имел типичный для публичных мест вид: длинный и высокий, с древней эмблемой Федерации: сияющее солнце, окруженное девятью мирами. Многие командиры ненавидели эту эмблему, и даже само название «Федерация» вызывало у них отвращение, поскольку предполагало централизованное управление. Но такова была традиция, и командирам пришлось примириться с этим, как они примирились с уставом, разрешающим ФТУ проводить независимую политику.

U-образные ряды кресел, способные вместить тысячу представителей корпораций, смотрели в середину зала, на места Совета Безопасности. Мой мозг заработал снова, что еще больше усилило иллюзию личного присутствия членов Конгресса, беспокойно ерзающих в своих креслах. Если у вас в ухе спрятался аудиожучок, вы могли слышать все происходящее внизу: аргументы, жалобы, обвинения и контробвинения, выливающиеся в бесконечную войну за природные ресурсы, за власть. Сегодня они как раз пытались урегулировать такой конфликт. Информация, которую я получил в офисе Элнер утром, имела к Конгрессу прямое отношение.

Голосовали только синдикаты. Совет Безопасности ФТУ выступал посредником, но ничего не предлагал… по крайней мере, нам так казалось. Они даже не присутствовали здесь во плоти. Сначала я сомневался: через такое количество бормочущих мозгов трудно пробиться сразу. Но, наведя резкость, я понял: не члены Совета, а их проекции, голограммы, призраки заполняли ряд.

— Почему их нет? — спросил я Джордан.

— О чем вы говорите?

— Совет Безопасности. Это голограммы, а не реальные люди.

Джордан испуганно посмотрела на меня. Она чуть не спросила, как я это узнал, но вовремя прикусила язык, догадавшись сама.

— Из соображений безопасности.

— Поэтому он и называется Советом Безопасности? — поинтересовался я, и в ту же секунду понял, что лучше бы мне не выпендриваться. Нет, не поэтому.

— Нет, не поэтому. Избавьте меня от ваших острот. — Джордан отвернулась.

Я снова принялся разглядывать зал. Жуткое зрелище: если вы не подсоединены к линии аудиосвязи, то вам кажется, что внизу ничего не происходит. В зале царило абсолютное безмолвие. Все обсуждения и дискуссии шли на субвокалическом уровне или в других формах, обеспечивающих секретность. Мы, простые смертные, навряд ли когда-нибудь узнаем, что же происходит здесь на самом деле.

Джордан показала на Элнер, которая неподвижна сидела в среднем ряду, дожидаясь, когда можно будет проголосовать. Выбор она уже сделала. Интересно, все ли «нейтральные» партии вынуждены были, как и Элнер, определиться с голосованием заранее, под давлением более сильных партнеров? Я вспомнил, что Элнер рассказывала о командирах, и, когда на ручке моего кресла стали выскакивать результаты голосования призраков, ощущение значительности происходящего исчезло. Возможно, она права — сотни окружающих ее людей были лишь безвольными кусками мяса, и командиры определяли сейчас их судьбу. Тогда и один голос имел значение, по крайней мере для Центавра… Я обнаружил Дэрика Та Минга в первом ряду. Чем ближе к центру зала, тем комфортабельнее были кресла. Все представители корпораций имели равное право голоса, но, как гласила поговорка Старой Земли: что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку…

Места Совета Безопасности возвышались над остальными рядами независимо и презрительно. Совет Безопасности устанавливал для ФТУ правила, играл в свои собственные игры, часто вопреки желанию части Конгресса. Конгресс мог провалить на выборах Совет Безопасности, но для этого потребовалось бы большинство в две трети голосов; а поскольку синдикаты вечно были заняты — душили друг друга, то затея с объединением, пусть даже и временным, не нашла бы поддержки. Единодушие для командиров — все равно, что чучело для ворон… Совет — мозг ФТУ, и Элнер — кандидат на вакансию в Совете. Мне стало интересно, насколько лучше Элнер себя чувствовала бы в Совете, чем на теперешней своей должности. Возможно, что и лучше.

Голосование прошло. Я продолжал наблюдать за подсчетом голосов, прокручивая в уме информацию, проглоченную утром.

— Кто выиграл? — спросил я, так как цифры ничего мне не говорили: я не знал, за что голосовал Конгресс.

— Неважно, — пробормотала, вставая, Джордан.

— Грандиозно! — сказал я, и Джордан нахмурилась.

Элнер встретила нас внизу, и мы углубились в лабиринт залов и коридоров. Лицо Элнер вытянулось еще больше.

— Леди Элнер… — позвал кто-то позади нас. Я оглянулся, обшаривая толпу двумя парами глаз и прислушиваясь двумя парами ушей. Незнакомые лица… Я увидел маленького стройного человека, который спешил к нам, распихивая по дороге людей, хотя Элнер остановилась и ждала его. Внезапно я опознал его: это тот самый, с экрана. Ни у кого не было такого лица.

— Соджонер Страйгер, — неуверенно произнесла Элнер.

— Леди Элнер. — Он подошел к нам, и через секунду вокруг него возникла, словно из воздуха, дюжина его почитателей.

— Должно быть, Бог захотел, чтобы мы случайно здесь встретились.

Случайно. Черта с два! Он запыхался, потому что гнался за нами сквозь толпу аж от самого Зала Конгресса. Я наблюдал за ним. Даже во плоти его лицо было идеальным. Кожа, волосы, глаза — все безупречно, ни одного изъяна. Может, чересчур безупречно. Да, медицина постаралась. Я знал это, но не мог не любоваться им.

Я заставил себя смотреть на Элнер и не слушать, что говорит Страйгер. Меня вдруг поразила посредственность Элнер. Чары Страйгера улетучились. Я почувствовал боль: Элнер тяжело переживала свою обычность, невольно сравнивая себя с ним. Желая перебороть мучения, она пыталась слушать, но не смотреть…

— …О предстоящих дебатах, — говорил он. — Надеюсь, вы не воспримете это отрицательно, раз мы оба выступаем в поддержку одной точки зрения… Я уважаю ваши строгие принципы… но не обдумывали ли вы возможность компромисса? В конечном счете, если Федерация действительно отменит вето на распространение пентриптина, то Центр Химических Исследований имеет все шансы получить огромную прибыль… Я полагаю, они владеют наследственным правом контролировать все препараты группы пентриптина.

Пентриптин. Они говорили о наркотике. В Старом городе его называли блаженством.

Элнер задумалась. Она не ожидала услышать такое от Страйгера.

— Соджонер [3], дело в том, что я выступаю, и всегда выступала против свободного рынка наркотиков. Как вы знаете, на этих прениях я буду представлять Комитет по контролю над наркотиками…

То, что Элнер называла его по имени, казалось мне странным, пока я не понял, что это не имя, а титул, который Страйгер сам себе присвоил.

Он поднял свои замечательные брови, якобы удивившись. Но на самом деле он вовсе не удивился. Я продолжал наблюдать за ним, чувствуя, что захожу в тупик: что-то в нем было не так, что-то не сходилось.

— Ну, хорошо, наверное меня дезинформировали… — шутливо сказал он, постучав себя пальцем по лбу. — Но, вне всякого сомнения, человек, так давно посвятивший себя борьбе за права личности, не может всерьез верить, что разрешение широко применять этот наркотик принесет вред. Я могу сослаться на сотни криминальных случаев, произошедших в Н'уике за последний месяц… Наркотики пентриптофиновой группы доказали свою безопасность и безвредность, помогая сдерживать, подавлять открытую агрессию и контролировать иные формы антисоциального поведения. Криминальные элементы давно следовало вырвать с корнем из нашего общества. И мне казалось, что у нас появился способ… но не желание… полностью взять под контроль преступность.

Словно защищаясь, Элнер подняла руку.

— Соджонер Страйгер, я не отрицаю всего этого. Совсем нет. Просто если эти наркотики станут широко и легкодоступны, появится потенциальная опасность злоупотребления ими. Использование подгруппы пентриптина предоставит командирам отличную возможность нелегально контролировать своих людей: одурманенные наркотиком, люди поверят, что их жизнь — рай, а это — ложь. Это противозаконно. И я боюсь, что командиры слишком далеко заходят, желая найти столь простой выход — уничтожить свободу выбора, заменив ее бессмысленной благодарностью ничего не подозревающих жертв.

Страйгер кивнул. На этот раз его согласие было неподдельным.

— Конечно, вы правы. У меня никогда не было таких намерений. И, конечно, я буду настаивать на том, чтобы дерегуляция [4] не использовалась в дальнейшей для злоупотреблений.

Элнер с сожалением покачала головой:

— Боюсь, что нашей предусмотрительности и предупреждения будет недостаточно, чтобы остановить наводнение, когда кто-нибудь снесет плотину. Я не вполне верю в то, что воля и желание отдельного человека способны что-либо изменить. Хотелось бы поверить. — Элнер пристально смотрела ему в лицо.

Я опять принялся разглядывать Страйгера. Его кожа, волосы напоминали чем-то свечной воск, который, соприкасаясь с пламенем, становится золотистым и полупрозрачным. Уличная одежда только делала их еще ярче. Выглядел Страйгер на тридцать пять, молодость и респектабельность удачно сочетались в нем. Вероятно, он был гораздо старше. В руке он держал длинную деревянную трость толщиной в половину моего запястья; на трости была вырезана надпись, но прочесть слова я не смог.

— Если бы все обладали вашей силой воли, вы бы так не говорили, леди Элнер. — Страйгер почтительно улыбался. Широкие, чистые глаза, журчащий ручейком голос…

Я коснулся его мозга, чтобы убедиться, что передо мной не призрак.

Он повернулся ко мне. Внезапно я понял, что все это время он краешком глаза наблюдал за мной.

— Простите, — сказал он Элнер, оборвав свою речь, словно только что заметил меня, — кто это?

— Мой новый помощник, — облегченно сказала Элнер, обрадовавшись тому, что сменился предмет разговора и что Страйгер перестал на нее пялиться.

— Да. — Он развернул свои глаза-прожекторы в мою сторону, но смотрел куда угодно, только не на меня. — У вас достаточно необычный тип лица… в вас течет кровь Гидры, молодой человек? — Он, наконец, встретил мой взгляд и нашел то, что и ожидал: зеленые глаза.

Когда я увидел выражение его глаз, я вдруг возненавидел Страйгера всем своим существом.

— Нет. — Я повернулся, чтобы уйти.

— Простите. — Он схватил меня за руку и потянул к себе. — Я не хотел вас обидеть. Жители Гидры представляли для меня особый интерес долгое время. Я редко ошибаюсь.

Значит, он назвал меня лжецом. Кончик его языка высунулся изо рта, облизывая губы.

— Уберите руки, — тихо проговорил я, — а не то я переломаю вам пальцы.

— Кот… — раздался жесткий тонкий голос Джордан. Предупреждение, скорее похожее на испуг, прозвучало откуда-то издалека.

Страйгер отпустил меня, но не перестал изучать. Даже когда он повернулся к Элнер, он продолжал на меня смотреть. Кто то навел его. Он проделал весь этот путь, подстроил встречу только с тем, чтобы взглянуть на меня. Кровь Гидры.

Теперь Элнер предстала в новом и неожиданном для Страйгера свете.

— Конечно, — пробормотал он извинение, прозвучавшее довольно двусмысленно, — в вашем положении навряд ли кто-нибудь взял бы в штат псиона.

Я сконцентрировался на его затылке и, проникнув внутрь, попал в клубок навязчивых идей и причудливых прихотей, втиснутых в то пространство, в котором должен был находиться мозг. Страйгер был человеком. Ну что же, хорошо.

Он обсуждал с Элнер малозначительные детали предстоящего заседания. Я едва слушал; жужжание его мозга слишком громко отдавалось у меня в голове. Страйгер называл себя верующим человеком. Он ничуть не сомневался, что знает и Бога, и Божий замысел… Так же про него думали и его люди, терпеливо ждущие окончания беседы. Он все еще наблюдал за мной, словно не мог оторвать от меня глаз. Я чувствовал, что изменяю своему первому впечатлению от Страйгера, но мне нравилось его лицо. Я хотел, чтобы оно мне нравилось, хотя уже знал, что скрывалось за ним. «Интересно, — подумал я, — на всех ли он производит такое же впечатление?» Эта мысль выгнала из меня страх.

Наконец Страйгер закончил. Он в последний раз посмотрел на меня и пошел по коридору. Его последователи потянулись следом, как будто привязанные невидимой нитью. Я следил за ним, пока он не скрылся из виду. Потом догнал Джордан и Элнер.

— Чего на самом деле надо этому мешку с дерьмом? — вежливо поинтересовался я.

Они чуть ли не оскорбились за Страйгера.

— Это Соджонер Страйгер, — удивленно сказала Элнер, — из Движения Возрождения. Это чрезвычайно популярная фундаменталистская религия докосмического толка. Публичные выступления Страйгера привлекли в ее ряды множество последователей. На вашем месте я бы не разговаривала с ним, как… как вы. — Элнер старалась показать свое неодобрение, словно я сам не мог его почувствовать. — Он борется против эксплуатации и ущемления человеческих прав в нашем обществе. Я не знаю защитника активнее его.

— Я знаю это… мадам. Видел его на экране. Но здесь-то что он делает?

— Агитирует, вероятно, — сердито вмешалась Джордан. — Он почти в одиночку добился того, чтобы голосование по пентриптину состоялось. Его деятельность и влияние на население обеспечили ему статус кандидата на ту же должность, на которую претендует и леди.

Я застыл на месте. Мне пришлось заставить себя идти дальше.

— Мы расходимся во мнениях по некоторым вопросам, — сказала Элнер, глядя в пол, словно она была в чем-то виновата, — но я не сомневаюсь в эффективности Страйгера как реформатора. И в искренности его Убеждений тоже. Он глубоко религиозный человек.

— Он ненавидит псионов, — сказал я. — А насколько религиозны вы?..

Не сказав ни слова, Джордан и Элнер пошли дальше. Я шел за ними.

— У меня был друг, — говорил я их спинам, — который сказал мне однажды, что в стране слепых человек с одним зрячим глазом обречен на смерть. — Они продолжали идти. — Он был псионом. И он умер.

Элнер остановилась, обернулась.

— Мез Кот, — немного помолчав, сказала она, — есть во всем этом какой-нибудь смысл?

— Нет, — ответил я, сжимая зубы, — никакого смысла нет.