"Виртуальная кровь" - читать интересную книгу автора (Романов Виталий)

Виталий Романов Виртуальная кровь

Самолет противника уходил от меня по крутой дуге. Белый инверсионный шлейф красиво вспарывал прозрачную синеву неба, но мне было не до прелестей окружающего пейзажа. Я словно бы видел пилота, что сейчас сидел в кабине и пытался резким маневром сбить меня с прицела. В такие мгновения я всегда чувствую врага, почти как самого себя, чувствую его волю, слитую воедино с могучей боевой машиной. Я знал, что пройдет лишь несколько мгновений, и мой палец, лежащий на кнопке «Fire» замкнет цепь стрельбы. Этот пилот, конечно, крут, но от моей ракеты ему не уйти. Вот сейчас, еще миг…

Я неуловимым движением изменил вектор тяги своего основного двигателя, одновременно задавая послушной птице вертикальное ускорение. Так удобнее, сверху — коршуном — обрушить удар прямо на центральный процессор вражеского самолета, чтобы поверженную машину уже точно нельзя было восстановить.

И в этот миг сигнал «Danger» кровавым сполохом разрезал видевшуюся мне картину агонии врага. Я не успел толком понять, что произошло — самым краешком сознания засек только, как из облаков, со стороны Солнца, вывалилась еще одна тарелка, раскрашенная в ненавистные мне боевые цвета. Почему мой радар не обнаружил ее ранее? Этот вопрос я задал себе уже тогда, когда перед глазами встала бушующая стена огня. Яростный шквал захлестнул меня, на миг ослепляя и парализуя волю. В такие секунды я всегда чувствую острую боль — будто бы умираю вместе со своим самолетом. Через миг угасающие экраны связи пересекла быстрая тень, совершившая переворот в воздухе — это был фирменный знак. Такую метку я сегодня уже видел. Она объяснила мне все. Даже если бы на брюхе машины-убийцы не светился силуэт дракона, я все равно узнал бы ЕГО по этому легкому обороту хищной птицы вокруг своей оси. И тут экраны окончательно почернели.

«Утеря контроля! Утеря контроля! Ваш корабль уничтожен!» — Загорелась надпись на экране, а потом механический голос продублировал ее.

— Заткнись, баран, — процедил я. — Сам вижу.

— Вас не понял, вас не понял, — бесстрастно произнес компьютер центра управления боевыми вылетами. Компьютер, отвечающий за меня, капитана Попова, за мой третий разбитый сегодня самолет, за падающую вниз поверженную птицу с эмблемой скорпиона на брюхе.

— Пошел в зад! — устало огрызнулся я, скидывая с плеч ремни. «Думай, капитан, думай! Сегодня этот гад дважды уложил тебя. Причем, только что он сделал это за мгновение до того, как ты сам был готов нанести решающий удар. Ты пропустил детскую плюху, капитан…»

— Капитан Попов, — промурлыкали наушники красивым женским голоском, вас вызывает полковник Грудин. Немедленно явиться в блок один, оперативный центр управления третьим сектором боевых действий!

Я схватил брошенный шлемофон:

— Есть!

«Ну вот, капитан. Ты ошибся. Сейчас получишь пару огненных стрел под хвост…»

А все из-за грязного ублюдка… Еще никому на этой войне не удавалось уложить меня дважды, в течение одного дня. А «Дракон» — уложил! Играючи, как на тренажере, ДВА РАЗА ПОДРЯД! Меня, капитана Попова, одного из лучших асов нашей армии. Какой позор! Думай, капитан, думай!

Широкие коридоры боевого центра. Я иду по длинному проходу в сторону оперативного командного пункта, минуя закрытые двери. Тихо. Обманчивое спокойствие… Вот еще одна дверь. Еще. За каждой из них — пилот, летчики ведут тяжелый бой. Нашей армии сейчас так трудно, как, пожалуй, никогда еще не было.

Каждый человек на счету, каждая машина. Я мысленно видел, как они там, в голубом небе, закладывают виражи, как начинается привычное мерцание сознания, как пот застилает глаза, все ради того, чтобы упредить на миг врага, первым нанести молниеносный разящий удар. И только я, как последний новобранец… Я почти пинком распахнул дверь оперпункта.

— Капитан Попов по вашему приказанию прибыл! — четко, хотя, быть может, излишне громко и зло доложил я о своем прибытии.

— Здравствуй, капитан! — полковник Грудин первым шагнул навстречу и протянул широкую ладонь. Я ответил быстрым рукопожатием, однако он задержал мою руку, пристально глядя в глаза.

— Зол? — спросил он сам себя. И, не дожидаясь ответа, добавил: — Зол. Я сам вижу. Это хорошо, что зол, капитан. Значит, не все потеряно…

— А как еще могло быть? — не удержался я.

— Если бы ты был подавлен…

— И что бы это значило?

— Что значило бы? Что у тебя нет шансов против НЕГО.

Я напрягся. Значит, Грудин тоже заметил, что оба мои последние поражения — от одного противника. Впрочем, этого следовало ожидать. Грудин налетал столько, что нам всем и не снилось. Как опытный картежник, враз, по рубашке, запоминает всю колоду, так Грудин, по почерку, определит в небе любого нашего пилота. Выходит, ИХ летунов он срисовывает столь же легко…

— Что скажешь про этого парня? — Он правильно оценил мое молчание, сделал тактическую паузу, давая мне время еще раз прокрутить в голове болезненное поражение.

— Силен, — коротко бросил я. — Очень силен, гад. Дважды меня завалил.

— И еще раз помог, кстати, — тут же уточнил Грудин, из-под полуприкрытых век наблюдая со мной.

— ?!

— Ты просто в тот, первый бой, не успел толком ничего сообразить. На тебя навалились три самолета, первого ты снял, но второй и третий предельно точно смоделировали твою траекторию ухода, и дали упреждающий залп, помнишь? Тебя «поймали» на выходе из петли…

Еще бы я не помнил. Этот маневр несколько раз помогал мне выйти живым из очень сложных заварушек. А сегодня — не помог. Я выполнил свою фигуру, а ее, кстати, так и называют — «фигура Попова» — чтобы выйти с траектории огня, однако в самой верхней точке нарвался на две ракеты, что разнесли мое блюдце на куски.

Я чувствовал себя идиотом — так четко и профессионально меня сняли. А он спрашивает — помню ли я!

— Ну, раз помнишь, так сразу к делу и перейдем. Тех троих пилотов наводил четвертый, он был в стороне от боя, моделировал 3D-картину и прикрывал сектор.

Когда твое корыто развалилось на куски, он впервые показал нам свое «драконье» брюхо.

Я скрипнул зубами. Так меня в эту войну еще никто не унижал.

Полковник понимающе посмотрел в мои глаза и дружески похлопал по плечу.

— Расслабься, капитан, твой сегодняшний счет: восемь — три. Это нормально.

Я и сам знаю, что нормально. Не мы затеяли эту войну. Надо было быть идиотами, чтобы развязать войну с противником, имеющим почти трехкратное превосходство в боевых силах воздушных соединений и, примерно, двукратное превосходство в наземных войсках. Нас втравили в эту неравную схватку. И теперь, чтобы выжить, я, Владислав Попов, капитан ВВС, третий боевой сектор, обязан сбивать по два или по три самолета противника, и только потом могу потерять одну свою машину. «Могу»? Нет! «Имею право» потерять одну машину! Иначе наши резервы истощаться раньше, чем у противника. Отличные летчики — это достояние армии, но что значат отличные пилоты, если им не на чем будет летать?! Сегодня я выполнил норму. Это знаю я, это знает Грудин. Но он успокаивает меня, он сам понимает, что дела наши плохи. На фронте появился новый ас, и, если не придумать, как с ним быть, завтра потери резко увеличатся…

— Очень крутой пилот, — мрачно произнес я.

— Не то слово! Пока ты шел сюда, завалил еще двоих наших. Мы были вынуждены устроить неподготовленный прорыв наземной ударной группы в глубину их фронта.

Выпросили из резерва главного штаба…

— Зачем? — Не сразу понял я.

— Помехи, капитан, помехи, — устало ответил Грудин. И тогда у меня в мозгу что-то щелкнуло. Ну да, теперь все ясно. Мы не можем справиться с ним в небе, но мы можем попытаться установить заслон из помех, чтобы помешать летчику управлять своим самолетом. При этом мы получаем временную передышку в небе, зато на земле — теряем всю мобильную группу. Хорошо, что там нет людей, только техника…

Дорогая техника.

— Мать его за ногу! — выругался я и хотел сплюнуть. Вовремя вспомнил, где нахожусь…

— Спокойно, капитан! — Грудин на миг подобрался, перестав улыбаться, и сразу напомнил мне хищную птицу — стервятника. Впрочем, он и был стервятником. Помню, когда он учил меня летать, я всегда с интересом рассматривал его боевую машину — с силуэтом когтистой птицы на брюхе. Тогда я лишь мечтал о том, что когда-нибудь получу свой знак. А сейчас многие молодые пилоты смотрят с завистью на моего «скорпиона».

— Значит, так! — продолжил он. — На сегодня — все! Давай домой, думай, что делать. Завтра с утра у «Скорпиона» должен быть смертельный яд для этого крылатого дракона. Свободен!

Отдать честь, четкий разворот, снова длинные коридоры. Голубое небо, не испещренное инверсионными следами. Да, бои идут не здесь, чуть дальше, в стороне от нашего центра управления. В стороне от наших городов. Но, если не появится противоядие, если не приготовить смертельный напиток для врага — через несколько дней инверсионные следы будут прямо над нашими головами. Инверсионные шлейфы цвета крови. Курить…

* * *

— Папка, папка! Ты сегодня так рано вернулся! — сын с разбегу бросается мне на руки, я на миг забываю о всех проблемах и улыбаюсь. Когда-то и я был таким, а синее небо над головой было просто синим небом.

— Здравствуй, дорогой! — легкий поцелуй, тревожный взгляд внимательных красивых глаз. Быстрый взгляд, почти незаметный. Мария волнуется… Ну да, это Дэн пока еще маленький, для него самое важное, что папка рано пришел домой, а, значит, можно будет поиграть в самолетики… От жены же ничего не утаишь, она умеет читать внутри, даже без моих слов. Вторым легким поцелуем закрываю глаза Марии. Не надо ТАК смотреть. Сама знаешь, почему я рано…

— Папка, мы с мамой весь день слушали новости и смотрели головизор. Там говорят, что вчера началась настоящая война, это правда, пап? Ух ты! Ты тоже воюешь?

Я не успеваю отвечать на все вопросы, что сыпятся на меня с сумасшедшей скоростью. Что такое настоящая война глазами пятилетнего пацана? Много бух-бух-бух! — и, конечно, наша победа… Эх, Дэн, если бы все было так просто.

— Папка, ты герой? Ну скажи, ты герой, да?! Я уже всем нашим рассказал, что ты воюешь, что летаешь и сражаешься с врагом.

— Я не летаю, сынок, — тихо отвечаю ему. — Летают самолеты, я всего лишь управляю ими с земли.

— Ты сбил всех врагов?

— Нет, — грустно шучу в ответ, — оставил немного на завтра.

— Здорово! Я тоже, когда вырасту, стану летчиком! Правда, ты меня научишь?

Научишь… Что-то, ушедшее казалось бы навсегда, неожиданно всплыло в памяти.

Как смешно и просто начиналось ЭТО много лет назад! Я вдруг очень четко, во всех деталях вспомнил летний день…

Огромный маховик центрифуги пришел в движение. Завыл мощный электромотор, придавая постоянное ускорение кабине, в противоперегрузочном кресле которой сидел курсант. Губы плотно сжаты, нет, нижняя прикушена до крови. Может ли стать пилотом тот, у кого такой чувствительный вестибулярный аппарат? Что там бормочет этот гад, в белом халате?

— Нет! — профессор летной академии качает головой, — И не пытайтесь, молодой человек. Вы не выдержите перегрузки даже в семь «g».

— Я — выдержу!

— ДАЖЕ НЕ ПЫТАЙТЕСЬ!

— Профессор… — слова застряли в горле. В глазах слезы. Надо сказать главное, про Мечту — летать, что жила внутри много лет. Надо рассказать о детсве. Про пластиковые модели самолетов, про забор у военного аэродрома, разбитое в кровь лицо и упрямый шепот: «Я все равно приду сюда. Я буду летчиком!» Нельзя вот так, почитав показания бездушных приборов, поставить крест на этой Мечте. Но… почему застряли в горле слова?

— Хорошо! — седой врач достал из кармана платок и нервно вытер пот со лба. — Хорошо. Попробуйте центрифугу.

Гул мотора становится все более низким, басовитым. Давит на уши. Парализует сердце. Огромная лапа центрифуги разгоняется, вот уже стены вокруг слились в единую полосу. Кровь течет с подбородка… Не вздохнуть…

— Стоп! Стоп! Немедленно прекратить! — мотор глохнет, длинная механическая рука начинает экстренное торможение. Вот уже могучая стальная балка прочерчивает последние полкруга и замирает в стороне от стеклянного купола. Там, профессор, врачи у приборов, они контролируют состояние курсанта. Противно пищит индикатор, мигают красные лампы… К кабине бросаются двое техников, быстро отстегивают крепежные ремни, выносят на руках бесчувственное тело.

— Электрошок! Нашатырь! Электрошок! Таз ему! Таз, черт возьми! — тело переламывается пополам. Тошнит. Красные круги в глазах, мир продолжает нестись в бешеной карусели. Боже, как плохо… Дайте любое корыто… Неужели у меня так много всего внутри? Уже вышел вчерашний завтрак… Я умру!

— Ты никогда не будешь пилотом, парень…

«Ты никогда не будешь пилотом, парень…» Видишь, над тобой синее небо. Оно значит для тебя так много, больше чем жизнь, но оно — не для тебя. Ты не сможешь. Даже если заставить себя, даже если прокусить губу и ругать себя последними словами — небо не для тебя. И это окончательный приговор…

Окончательный? Я снова вижу подростка, раздавленного, убитого горем, медленно бредущего по улицам чужого для себя города. Отель «Шератон», казино «Палас», бар «Танцующая королева», компьютерный клуб «3D-Reality» всего лишь яркие неоновые рекламы, бездушные огни, они мигают и зовут отвлечься, напиться, ЗАБЫТЬ. «Ты никогда не станешь пилотом, парень». «3D-Reality… Почувствуйте себя…» Если я не смогу летать, там, в небе, то, быть может, я смогу попробовать здесь. Здесь!

Такая же кабина истребителя, такой же шлемофон, как у настоящего пилота.

Всего-то несколько монет — и вот ты внутри, за штурвалом. Только на глазах — специальные очки, а лазер и голография, управляемые компьютером, помогают моделировать окружающий пейзаж, дорисовывая элементы пространства вокруг…

Говорите, я никогда не смогу летать? Сейчас посмотрим! Штурвал на себя…

Послушная машина легко взмывает в небо. И даже спина чувствует исполинскую мощь двигателя, что толкает быстрокрылую птицу навстречу прозрачной синеве. Я не смогу летать?! Ха! Вот так! Я сделал первый шаг! Вираж! Газ, газ, газ!

Потом были новые шаги, то робкие, то уверенные — суматошные дни и виртуальные схватки в том же клубе с другими парнями, бессонные ночи, когда руки привычно искали штурвал, чтобы заложить вираж. Хорошо тем, кто способен подняться в небо по-настоящему. Они могут покинуть клуб и попробовать себя там, где играют настоящие мужчины. А ты, парень? «Ты никогда не будешь пилотом…» У меня есть только этот тренажер, и пусть хоть здесь я буду лучшим! Победы на соревнованиях, наконец — тот самый, все решивший бой, на чемпионате города. И, как самая дорогая в мире награда — золотая медаль, из рук настоящего летчика, боевого летчика, героя войны, тогда еще подполковника Грудина: «Отлично, сынок!» Слова, которые навсегда впечатались в память.

А потом, чуть позже, все изменилось. Аналитикам было ясно, что битвы становятся иными, нежели войны прошлого времени, что теперь, в двадцать первом веке все будет по-другому. 3D-моделирование изменило жизнь. Теперь схватки выигрывают не только люди, но и техника, компьютерная техника высокого уровня.

Помнишь, парень, как ты впервые поднял в небо настоящую машину?

Ты спрашиваешь меня?! Разве такое можно забыть? Короткий разбег блюдца, совсем не похожего на обычный самолет, резкая тяга вертикального двигателя, и вот мой летательный аппарат уходит в бездонную синеву! Я лечу! И пусть я по-прежнему остаюсь на земле, в кабине имитатора, а мощный компьютерный центр всего лишь передает управляющие команды-импульсы беспилотной машине — разве мы не вместе с ней вспарываем бесконечность неба? Система обратной связи передает мне все данные о состоянии машины, передо мной — кабина настоящего истребителя, я чувствую вибрацию кресла, когда даю форсаж, и даже привычные красные пятна перед глазами застилают обзор, когда закладываю резкие виражи… Почему так? Откуда эти пятна? Это память о том дне, на тренажере? Или это телепатическая связь со своим самолетом?

«…Указом Главнокомандующего Северо-Западным сектором защиты курсанту Владиславу Попову присвоено звание лейтенанта воздушного флота…»

«Служу Родине!» — Что с голосом? Почему так трудно произнести привычную короткую фразу. Почему комок застрял в горле? А, вот мои сто грамм, за первые звезды. Спасибо, брат, теперь мне стало гораздо легче. Нет, сегодня не место для слез. Я сделал это… Я, лейтенант. И буду летать!

— Да, сынок, — комок в горле, он тут, никуда не делся. Он всегда тут. Мешает произнести простые слова. Но я справляюсь с собой. — Да, сынок. Ты будешь пилотом. Я научу тебя летать…

— Дэн, — рядом неслышно появилась Мария, и тут же на лице сына обиженное выражение. Похоже, он заранее знает, что сейчас скажет мать. Дэн, тебе надо собрать игрушки, а потом, думаю, надо ложиться спать.

— Ну мама! — в глазах слезы.

— Я помогу тебе, сынок. Маму надо обязательно слушаться.

Мы вместе идем в детскую комнату, я улыбаюсь, глядя на то, что у парня разбросано по полу. Все пацаны играют в войну, это у нас в крови. Но мой всегда летает над полем боя. Вот и сейчас, поверженные танки и орудия разбросаны по толстому ковру с термоподогревом, а маленькая серебристая машина — обычная крылатая птица из прошлого века — совершила посадку на диване. Пилот вернулся из боя и привел машину на аэродром.

— Давай убирать все это, Дэн! — говорю ему. — Завтра еще поиграешь, хорошо?

— Пап, а ты завтра тоже вернешься пораньше?

— Еще не знаю, сынок…

Я знаю, что завтра я вернусь. На взлетном поле еще осталось несколько машин с эмблемой скорпиона на брюхе. Я не вернусь тогда, когда все эти машины будут уничтожены. Тогда придет очередь для последнего боя…

* * *

— Влад, ты сегодня не похож сам на себя, — она не спрашивает, даже не ставит знак вопроса в конце предложения. Это ответ. Мария всегда такая она четко и безошибочно угадывает мое настроение. Для того и уложила сына спать пораньше, чтобы осталось время поговорить…

— Ты был таким лишь однажды, помнишь? Три с половиной года назад, когда вот так же пришел домой, но ничего не рассказал, только напился…

— То был особый день, — скупо отвечаю ей. Я знаю, о чем она.

— Сегодня тоже особый день?

Молча киваю в ответ. «Только я не могу напиться…»

— Расскажешь? — она кладет голову на плечо, знает, что в такие минуты я не люблю, чтобы кто-то смотрел мне в глаза.

— О чем? — горько усмехаюсь я. — О том дне или о сегодня?

— Как тебе будет удобнее, — ладонь тихонько скользит по колючей щеке. Я никогда не бреюсь в дни вылетов. Эту неделю, от и до, я буду зарастать…

Ладно, я расскажу. С самого начала. Так, быть может, станет легче.

— Лейтенант Попов, срочный вылет! Полетное задание в компакт-файле бортовой системы.

Бегу в кабину, активирую дисплей. Код доступа, запуск. Прогрев двигателей.

Тест системы… ОК. Параллельно читаю полетное задание. В квадрате сорок пять дробь одиннадцать обнаружена неизвестная радиостанция.

Третий выход в эфир за последние два часа, передача идет кодом с глубоким многослойным шифрованием. Декодированием занимается отдел криптографии. Задача — провести разведполет, выяснить точное местоположение передающего объекта, в случае опасности — объект уничтожить!

… Тест — ОК. Двигатели — на взлет. Активировать двухстороннюю связь с базой — ОК.

— Задание принято!

Блюдце легко идет на старт. Привычно подрагивает шиурвал в руках. Какое-то детское сегодня задание. Странно. Как будто вернулся на первый курс летной Академии. После многоуровневых тактических боев с вражеской авиацией искать какую-то мифическую радиостанцию.

— «Игла», доложите обстановку!

— Вышел в заданный квадрат, сканеры включены, тепловизоры активированы, спутниковая поддержка задействована. Накопление статистики.

Сложная штука — современный бой. Нельзя просто летать и стрелять, как это делали пилоты раньше. Нужно учитывать столько ралзичных факторов, чтобы компьютер мог смоделировать правильную картину происходящего… Вот и сейчас я задействовал все возможные каналы получения информации, хотя, для того, чтобы определить работающий передатчик, надо не так уж и много. Зачем они дали мне такую простую задачу?

— Центр, я «Игла», вижу сигнал. Передаю данные для обработки.

В тот миг я еще не знал, что статистика о моей цели в недрах информационной системы пересеклись с другими данными, полученными с помощью мобильной наземной разведки. Чуть позже на голографическом экране я увидел результат расчета — компьютер красиво отобразил на выходной панели маленькую станцию радиоэлектронной разведки — механическое чудовище, что незаметно приблизилось к границам запретного сектора. В эпоху компьютерных войн преимущество получает тот, кто больше и лучше знает противника, его кровеносную систему — связь, обработку информации, системы опознавания, каналы передачи данных. Один такой «кровосос» может стоить нам очень дорого.

— Уничтожить! — звучит команда из боевого центра.

Мой самолет закладывает резкий вираж. Я привычно ощущаю красные круги перед глазами, хотя сижу на земле, в центре управления полетами, а самолет заходит на траекторию удара без меня. Я не испытываю перегрузок, сидя в удобном кресле пилота, в боевом центре, на земле. Но почему-то каждый раз вхожу в вираж вместе с машиной. Пейзаж неразличим для человеческого глаза — холмы и деревья сливаются в разноцветные полосы. Включаю замедление изображения. Ага, вот умный интерфейс селектировал специально для меня темный контур машины, что незаметной точкой застыл среди деревьев. Привычно проверяю работу бортового компьютера — заход на цель, выбор оружия, время пуска, траектория отхода. Корректив не требуется, это слишком простая задача, чтобы что-то менять. Такую работу я сотни раз уже выполнял на имитаторе, на первых курсах Академии. Непонятно, зачем мне, уже лейтенанту, дали такой простой тест? Сомневаются в моей подготовке? И это накануне выпуска, уже после присвоения звания?!

Залп! Ракеты идут на цель, моя тарелка резвой свечой уходит вверх, я вывожу на панель информационного обзора изображение нужного мне сектора леса. До предела увеличиваю картинку со спутника. Привычный контроль траектория отхода, скан окружающего пространства, отстрелить тепловые ракеты, чтобы сбить хвост, если таковой появится. Все чисто. Компьютер работает как часы. Впиваюсь глазами в черный контур машины на информационной панели. Вот сейчас, вот… Ракетам-то и нужно всего несколько секунд, чтобы достичь цели. Неожиданно распахивается дверь машины- «кровососа», из ее нутра вываливаются две маленькие фигурки.

Крошечные… Как смешно они бегут в сторону. Чего бегут? У них всего несколько мгновений. Не пойму я, зачем так смоделирована психология людей на этих имитаторах, разве убежишь куда-то за секунду? Однако, я всегда любил на младших курсах такие задачи со смешными фигурками. Взрыв! Куски металлических конструкций летят во все стороны. Я мысленно добавляю звуки — грохот разрыва, визг осколков, крики… Одна фигурка, менее проворная, сразу падает на землю и замирает. Вторая огненным факелом, несется сквозь лес. Захватывающее зрелище!

Только картинка, голая картинка, которую передает спутник. Точнее, я-то знаю, что это не сателлит, это сигнал-имитатор боевого тренажера. Черт знает, зачем им потребовалось задать мне сегодня такой простой тест. С этим справился бы любой первокурсник, понимающий, как надо управлять бортовым мозгом тарелки… Фигурка нелепо всплескивает руками и валится в кусты… Well done command. Дурацкая фраза из детской игры. Но я всегда шепчу ее себе. Возврат на базу.

Идиотски улыбаюсь, вылезаю из кабины своего имитатора, делаю несколько четких шагов вперед, так как подполковник Грудин почему-то встречает меня прямо тут, около имитатора. Моя рука замирает у виска, а слова застревают в глотке, я не успеваю доложить о том, что учебная цель успешно поражена. Его слова сдирают корку покоя и привычной уверенности с моего сознания:

— Поздравляю с первым успешным боевым заданием, лейтенант!

Тошнит. Мне снова нужен таз, как в тот день, на центрифуге… Я убил их, убил. До сих пор я убивал только на тренажере. Я видел потоки крови, я убивал десятки врагов, выполняя миссии. Но это была виртуальная кровь. Сегодня она впервые стала настоящей. Я вспоминаю, как огненная фигурка, вскинув руки, неслась напролом, через лес. Игры закончились, солдат. Дайте таз…

— Вот такая история, Мария.

— Тебе было плохо тогда, правда?

— Очень, Мари.

— Ты напился до ежиков, до потери сознания, но так ничего и не смог мне рассказать в тот день.

— Да…

— Но и потом ты ничего не рассказал.

— Я стал убийцей, Мари. Мне было трудно пройти через… Только потом, позднее, я понял, зачем это нужно. Они заставили меня убить, чтобы я успел пережить, «переломаться» до боевых действий, чтобы не было комплексов. — Я все понимаю, милый, — снова рука легонько скользит по моему лицу, закрывая глаза. — Ты сделал это ради нас, да? Для меня, для Дэна. Если бы не ты они убили бы нас, правда?

— Правда, Мари. Так было нужно. Я ведь солдат.

— Это хорошо, что ты все правильно понял, милый.

— Ты простишь мне это молчание? Ты сколько лет ничего не знала об этом…

Раньше я все тебе рассказывал.

Короткий тихий смех в ответ. Поворачиваюсь к ней.

— Ты знала?!

— А как ты думал, Влад? Я — жена офицера. Ты ничего не говорил. Но ведь мы живем не в пустом пространстве, правда? Я узнала от других.

— И молчала?

— Ты сам не хотел говорить об этом.

— Партизанка, — смеясь, прижимаю ее к себе, закапываясь лицом в душистые волосы. Какой вкусный аромат! Я пьян…

— Стоп! — Она отстраняется, понимая, что разговор может закончиться через минуту, если не включить мне «красный свет». — А сегодня, что сегодня?

— Сегодня я встретил врага, который сильнее меня.

— И?

— Он дважды сбил меня.

— Что сказал Грудин?

— Он сказал, что завтра у Скорпиона должен быть готов яд, чтобы уничтожить ЭТОГО…

Она молчит. У меня не жена, у меня жена-умница. Она точно знает, что есть минуты, когда лучше не задавать ненужных советов, все равно я и только я должен придумать, как с этим быть. Мы молчим долго-долго, сидя на пороге нашего небольшого дома, и глядя, как солнце медленно тонет в тучах. Красная краска заливает небо у горизонта, а над нами все чернеет.

— Ты сделаешь это ради нас с Дэном, — наконец говорит она, и я молча киваю в ответ. — Ты сможешь. — Снова киваю. Мне не хочется ее расстраивать.

Мы идем в дом, она — чтобы погреть мне что-нибудь на ужин, я прочитать свежие экспресс-сводки штаба о ходе сегодняшних боев, посмотреть наши потери и примерный ущерб у противника.

На ленте новостей мое внимание привлекает один короткий текст независимого информационного агентства. Посылаю команду элмозгу и новость распахивается в полном объеме на панели домашнего головизора. Мария неслышно входит, скидывает туфли. Босиком, приближается ко мне, легкой тенью замирает за спиной.

«В ходе сегодняшних боев осталась непонятной цель локальной операции Равии, пожертвовавшей одной из своих лучших машин радиоэлектронной борьбы. Машина в сопровождении бронегруппы прикрытия совершила прорыв периметра обороны противника и осуществила глубокий рейд на территорию Фобии. Бронегруппа заняла позиции в квадрате 12–48 и несколько часов вела активное подавление каналов связи, противодействуя передаче команд 3D-штаба фобов. Через несколько часов сопротивление десанта было подавлено, машина РЭБ самоликвидировалась при попытке захвата. Официальные представители командования Равии умалчивают о том, чем была вызвана необходимость этой жертвы. Пресс-центр Фобии также отказался от комментариев.»

Черт бы их подрал!

* * *

Не уснуть. Так просто не уснуть, это со мной всегда, после боя. В голове, перед глазами, продолжают мелькать самолеты, я словно заново переживаю все прошедшие схватки, ищу свои ошибки, стараюсь придумать, что можно изменить.

Грудин говорил, что это пустое. Самоедство. Мнительность. Во сне надо всегда побеждать. Но я не могу не думать о сбитых машинах, необходимо найти противоядие. Моя Мари давно уже спит, уткнувшись носом в мое плечо, почему-то ей нравится засыпать именно так. Иногда это мешает мне, но жену просто мучает бессонница, если пытаться отодвинуть ее чуть в сторону. Лежу с открытыми глазами в полной темноте. Пока ничего не могу изобрести. Глубокая ночь…

Жена переворачивается на другой бок, затем неожиданно приподнимается и смотрит на меня. Закрываю глаза, притворяюсь образцово-правильным поленом.

— Не спишь, — говорит она. И опять не ставит знак вопроса в конце.

— Сплю. А ты крутишься, как пропеллер, — вяло лгу в ответ. Все равно не поверит.

— Влад… а что будет, если ты ничего не придумаешь, против ЭТОГО?

— Что будет, что будет, — зло отвечаю я. — Вместе его завалим.

— Один раз?

— Да хоть десять. И вообще, кроме меня есть другие сильные пилоты Волкодав, Кобра, Молния. Справимся.

— Последний бой? — Прерывает меня она, и голос ее срывается. Я чувствую, как вздрагивает ее тело. Прижимаю к себе, крепко-крепко.

— Ну какой последний бой, дурочка? — Говорю ласково и убедительно, стараясь сделать все возможное, чтобы поверила. — Ну какой последний бой? Я ведь не смогу поднять в небо самолет, ты же знаешь…

— Ты обманываешь меня, Влад. Мне страшно… Страшно. Не делай этого, ладно?

Ну конечно, я обманываю тебя, Мари. Потому что, угробив последнюю машину с виртуальным приводом, я, быть может, подниму в небо настоящий самолет. У меня не останется другого выхода, ведь не смогу же я просто так, безропотно смотреть с земли, как ОНИ сотрут с земли двух самых близких мне людей. Я подниму в воздух боевую машину, не те виртуальные блюдца, а обычный самолет, подниму, чтобы встретить ИХ в бою. Если повезет — они останутся на земле вместе со мной. Но я не могу сказать этого вслух.

Я не знаю, Мари, как я поступлю. Сидеть, сложа руки, и наблюдать как умирает наш мир, привычный мир, я вряд ли смогу…

— Мне страшно, Влад.

Прижимаю ее к себе еще крепче. Она послушной куклой замирает в моих руках.

Ароматные волосы щекочут губы. Я чувствую горячее дыхание, чувствую ее животную страсть, стремление отдаться мне, забыться и раствориться в огне, чтобы не помнить ни о чем. Провожу рукой по спине, и она податливо выгибается ко мне, призывно раскрывая губы для поцелуя. Что такое безумная страсть? Думаете, это возможность обладать красивой женщиной? Нет, мы вместе уже больше пяти лет.

Безумная страсть — это когда красивая женщина послушным воском тает в руках, отвечая стоном на каждую твою ласку, а ты знаешь, что завтра можешь потерять эту женщину навсегда.

* * *

Наши самолеты не похожи на самолеты прошлого века. С тех пор, как пилоты, управляющие машинами, «осели» на земле, в командных центрах, самолеты здорово изменились. Железная птица выносит совсем не такие нагрузки, которые мог бы вынести человек. Уже не нужен хвост, стабилизирующий полет, отпала необходимость в крыльях — самолеты все меньше и меньше напоминают птиц. А, кстати, все больше напоминают собой те летающие тарелки пришельцев, что мучили землян своим обликом и загадочными появлениями в прошлом веке. Мы и называем эти хреновины — «тарелками».

Двигатель с переменным вектором тяги укреплен на внешнем радиусе корпуса, причем вся установка с соплом может легко скользить на своих креплениях по наружной кромке самолета, что позволяет достичь совершенно фантастических показателей в маневрировании, выписывать кренделя, которые и не снились обычным «птичкам». Переместив двигатель вбок, на девяносто градусов, можно дать тягу, а железное корыто будет вынуждено очень резко сменить вектор движения с продольного на боковой, поперечный. Ничего подобного не смог бы выдержать самолет прошлого — у него отвалились бы крылья. Но, впрочем, еще раньше по кабине размазало бы пилота.

Я люблю двухдвигательные модели летающих кораблей, это позволяет выполнять немыслимые фигуры в воздухе. Каждый двигатель перемещается по своему полозу, расположенному на внешней кромке блюдца, каждый двигатель имеет свою регулируемую тягу. С помощью двух таких движков я могу выписывать в небе совершенно неожиданные пируэты. Ну и, конечно же, нельзя сбрасывать со счета двигатель вертикальной тяги, расположенный прямо под брюхом, рядом с рисунком скорпиона. Современная машина привела бы в ужас летчика прошлого. Поэтому ничего удивительного нет в том, что быстрее всего овладели чудом техники дети компьютерного века — те, кто привык ко всяким невозможным конструкциям еще в молодости, забавляясь игрушками. До того, как ви-реальность — VR — стала основой современного боя.

Самолеты научились выполнять такие фигуры, что запросто могли бы размазать пилота-человека по кабине. Теперь мы все уравнены в возможностях — те, кто способен выносить перегрузки, и те, кто неспособен. Самое главное ныне — умение и опыт. Иногда новички спрашивают — почему же самолетами управляют люди, а не компьютеры? Когда-то я тоже не мог понять этого. Ведь компьютеры всегда считают быстрее человека. Однако, ответ пришел ко мне легко и просто, когда я вспомнил игры в компьютерном клубе. Любой мальчишка знает, что, когда играешь не против живого противника, а против машины, можно задать самый высокий уровень сложности компьютерной программе, но однажды ты научишься обыгрывать железную лоханку. И вот с того дня, когда ты научишься обыгрывать — у нее больше не будет никаких шансов справиться с тобой.

Мы стали другими, нежели пилоты двадцатого века. Мы пьем утренний кофе в кругу семьи и не кормим вшей на передовой, мы воюем по часам, по распорядку, напоминая собой немецкую армию прошлого века, мы не знаем врага в лицо и редко оплакиваем погибших, так как редко умираем сами. Мы живем в своем, придуманном инженерами и программистами мире, виртуальном мире 3-D. Но мы по-прежнему проливаем настоящую кровь…

Я шел по летному полю, вдоль длинного ряда раскрашенных в боевые цвета машин.

Сегодня я должен найти противоядие. Очень сильный враг уже ждет меня. Я чувствую это. Вчера мы сделали жертву, чтобы удержать призрачное равновесие. Но то был лишь временный выход. Сегодня все решится.

Судьба нашей страны поставлена на карту. Кто будет господствовать в небе — тот победит в схватке. Таков старый закон войн. Правда, сейчас он приобрел немного другой вид. Но, тем не менее, наземные войска противоборствующих сторон ждут, чем закончится наша мясорубка в воздухе. Если терять машины с такой скоростью как вчера, моя война закончится через два дня… Потом в бой пойдут моторизованные наземные корпуса. Я представил себе управляемые танки, бронемашины, ждущие своего часа. Механических солдат — стальных, не знающих пощады роботов, ожидающих лишь команды «вперед!» И людей, что замерли у своих боевых пультов, в таких же центрах управления, как наш. Только центры, в отличие от нашего, называются «центры управления войсками». В этом вся разница.

Я вошел в ЦУП третьего сектора.

— Капитан Попов, — Какой все-таки обольстительный голос у нашей девушки-информатора! Если бы я не был женат, она бы точно лежала у меня в койке.

Впрочем… — Капитан Попов! Вас срочно вызывает полковник Грудин. Немедленно явитесь к полковнику Грудину.

Думаю, с таким голосом она сменила уже не одну койку. Почему я до сих пор не видел ее лица? Интересно было бы посмотреть… Занятно, что нужно полковнику от меня, уже с утра.

— Капитан Попов прибыл по вашему приказанию! — руку вниз, все четко, по уставу. У командования не должно быть ни малейших сомнений в том, что капитан Попов знает выход…

— Капитан, мы тщательно проанализировали ваши вчерашние дуэли. Результат неприятен для нас. На машине «дракона» установлен бортовой компьютер нового поколения. Их ученые сделали шаг вперед, они опередили инженеров Равии. Поэтому элмозг «дракона» всегда будет находить решение быстрее любого нашего компьютера.

Это приятная новость. Со знаком минус. Впрочем, в любой новости есть две стороны — хорошая и плохая. Плохая заключается в том, что мой враг вооружен гораздо лучше меня. Стоит ли из-за этого расстраиваться? Наша страна никогда не была страной с самым мощным экономическим потенциалом в мире, она не могла позволить себе тратить сумасшедшие деньги на разработки вооружений, как это могут позволить себе другие страны. Мы никогда не имели огромных армий, какие есть у богатых соседей. Но у нас было другое: мы, как никто другой, умели драться до последнего человека, до последней капли крови, своей крови, не виртуальной. Так разве это важно, что мой враг вооружен лучше меня? Так ведь было всегда, из поколения в поколения, однако мои предки сражались. Им и в голову не приходило сдаваться.

Поэтому для меня важнее вторая, хорошая составляющая в этой новости — я неплохой пилот. Он победил меня вчера не хитростью, не мастерством силой. Я найду ключ к нему, как находил тысячи раз ключи к любой сложной компьютерной игрушке!

Воздух! Он может быть легким и невесомым, таким он бывает почти всегда. А может быть плотным и тягучим, как сегодня. Я ощущаю его сопротивление при каждом биении сердца, при каждом вдохе. Сегодня не мой день, что ли? Но я должен, должен сделать ЭТО хотя бы раз. Просто для того, чтобы знать, что я могу.

Зона боевых действий напоминает вулкан. Как это просто ныне — бросить свою машину в пекло боя, зная, что ты не рискуешь своей жизнью. Это создает иллюзию собственной неуязвимости. Но, как говорят старики, лишь тот пилот может стать летчиком экстра-класса, который умирает со своей машиной каждый раз. Сколько раз мне предстоит умереть сегодня?

— Я «Скорпион», вхожу в зону боя.

— Принято, — сегодня оперативный боевой пост четок, собран. Даже дежурный на пульте чувствует, что этот день решает все.

Что творится вокруг! Это же надо, устроить такую кутерьму! Все это не в нашу пользу, как мне кажется. Чем больше скопление машин, тем труднее и медленнее компьютеры обсчитывают ситуацию. Значит, наше отставание в технике проявляется сильнее. Или я не прав? Быть может, все наоборот? В такой кутерьме компьютеры просто не успевают сделать расчет, а, значит, на первый план выходит опыт пилота, его интуиция. Знать бы ответ…

Нет, но это уже пижонство! Так нагло заходить в лоб, на «Скорпиона». Я совершил неожиданный кульбит, быстро развернул оба двигателя горизонтальной тяги на правый борт и включил форсаж. Если бы в этот миг я был в кабине пилота — меня бы размазало по стене. Ныряем вниз. Опа! Следом за мной ныряет «драконобрюхий».

Он тут откуда взялся?! Впрочем, это его классический стиль — подставить живца и атаковать пилота противника в миг, когда тот раскрылся. Как ты постоянен, собака!

Разворот! Оба двигателя назад, и форсаж! Движок вертикальной тяги захлебывается на максимальных оборотах. Мой самолет стремительно лезет вверх, оставляя белый шлейф. Я методично перебрасываю тягу с правого борта на левый, чтобы при подъеме мой корабль не был легкой мишенью. При этом приходится постоянно отстреливать тепловые ракеты по сторонам — за мной упорно лезут два самолета противника. Один из них меня почти не интересует, а второго мне нужно сбить любой ценой.

Помехи, капитан, помехи! Не забывать! Комплекс радиоэлектронной борьбы работает на полную катушку, если только он заткнется хоть на миг, ИХ ракеты тут же возьмут меня в конус прицела. А мой РЭБ-комплекс не выдержит длительной работы в таком режиме.

— Земля, я «Скорпион», прошу поддержку «Кометы».

Быть может, это последний шанс. У третьего сектора флота слишком мало резервов, чтобы оказать помощь любому самолету. Если спутник задействован, мне остается надеяться только на опыт и удачу…

— «Скорпион», я земля, «Комета-восемь» работает по другому квадрату, выбирайтесь собственными силами.

Мать вашу!!! Люблю этих юмористов. Боевой разворот, максимальную тягу в обратную сторону. Что тут сделаешь? Моя «тарелка» стремительно несется на два самолета, которые только что упорно ползли вслед за мной. На мгновение машины замирают, видя как огромный вес моего истребителя соединяется с мощью движков, работающих с предельной нагрузкой, на форсаже. Потом пилоты врага, два пилота, совершенно разного класса, принимают одинаковое решение. Они выпускают ракеты в меня и начинают «разваливаться» по сторонам.

Правильный маневр. Поразить врага и оставить ему коридор для вертикального падения вниз. Хорошо задумано, ребята. Если б только вы не тратили время на прицел. Если б начали движение по сторонам сразу… Тогда был бы шанс. Мы быстро сближаемся. Неуловимое изменение вектора тяги. Таран! Моя многотонная машина врезается в желтобрюхого «дракона», и в этот миг я нажимаю «Fire». Огромный гриб и яркая вспышка, на миг затмевающая солнце.

«Контроль над самолетом утерян», — дурацкий монолог в ушах. И тут же в шлемофон врывается насмешливый голос Волкодава:

— Ну, это нечто новое в тактике воздушного боя. Куда стрелял наш славный сокол?

— Молчи, несчастный, — цежу в ответ. — Скажи лучше, я положил обоих?

— Обоих, обоих, ге-р-рой! Чуть было и меня не порешил, но тебе повезло…

— И то ладно, — я поднимаю в воздух следующую «тарелку».

Дракон принял мой вызов. Теперь он ищет в поле лишь меня, я вижу его машину, он старательно уклоняется от боя с другими летчиками, чтобы подойти ко мне с полным боекомплектом. Это хорошо, джигит. Это уже то, что нам обоим нужно. Не отвлекайся! У тебя крупная партия… Come on, baby!

Мы сходимся на огромной высоте, плетем хитрую вязь немыслимых маневров, выпускаем несколько ракет — безрезультатно — и ждем, оба ждем того мига, когда один из нас допустит роковую ошибку. Его машина стремительно уходит из рамки компьютерного прицела, я чувствую, как пот течет по спине, но все мои силы уходят лишь на то, чтобы сдержать его атаки и не допустить той самой незначительной ошибки, что позволит ему воткнуть ракету мне в борт.

А вот и мой миг! Быть может единственный. Когда-то давно я играл в шахматы.

Помню, как появились первые компьютерные программы, которые легко обыгрывали человека в простых миттельшпилях. Как обижались гроссмейстеры, посвятившие годы на то, чтобы овладеть искусством этой древней игры. Все вековое знание оказалось напрасным перед мощью холодного и рационального компьютера, перед его способностью считать умопомрачительное число комбинаций в единицу времени. И что придумал человек? Только то, чем человек отличается от машины. Риск! Электронный мозг не в состоянии оценить партию, в которой один из игроков разменивает материальное равновесие на преимущество в темпе, принося в жертву фигуру. Машина теряется, и все ее многочисленные способности к расчету становятся просто ненужными. Бесполезными и смешными. Как количественно оценить риск? Железяки отдыхают!

Что может выручить меня в борьбе с этим монстром? Риск! Тот самый риск, который заставит компьютер чужого самолета утратить контроль над ситуацией, вынудит человека принять управление на себя. И тут мы уже посмотрим, кто лучше летает. Мой истребитель резко сваливается в штопор.

Блюдце тоже может крутиться в штопоре, только вывести его из этого состояния много труднее, чем обычный самолет. «Дракон» устремляется вслед, но оне решается повторить опасный прием, он просто пикирует за мной, умело регулируя тягу двигателя. Я падаю вниз с сумасшедшей скоростью, земля крутится перед глазами, самое трудное сейчас — грамотно рассчитать траекторию и расстояние до поверхности. Враг тут, он рядом, он знает, что в миг выхода из штопора моя машина будет уязвима для удара. Он нанесет удар не сейчас, а чуть позже, наверняка, когда будет точно уверен в том, что не промахнется. Пилот уже выбирает мгновение для нанесения укола. Я вижу ЕГО в кабине самолета… Вот сейчас он снимает блокировку и перехватывает управление на себя — компьютер не позволил бы ему продолжать снижение с той же скоростью. Риск! Он летит вертикально, и теперь, чтобы вывести машину из падения, ему, как и мне, придется превысить ускорение, которое способна выдержать стальная конструкция аппарата.

Вот сейчас… Я уверен, компьютер отключен.

Пора! Не обмочись, капитан! Разворачиваю падающую в штопоре машину боком, и выпускаю одну за другой три ракеты в сторону «дракона». Первые две — с тепловым наведением, третья захватывает цель по работе радара.

И все. Полуоборот назад, стремительный рывок машины, я скольжу вдоль земли на предельно малой высоте и ухожу под мост. Черт! Волосы встают дыбом на спине.

Никогда еще не летал так низко, тем более, в пролете арки.

Ага! Все именно так, как я и ожидал. Падая за мной, он временно перехватил управление, компьютер не дал бы пилоту возможности пикировать с такой скоростью.

А три мои ракеты пришлись как нельзя более кстати — человек не машина, не так просто отвести за пару-тройку секунд угрозы таких разных по типу захвата цели «жал». Надо было отстрелить несколько тепловых ловушек и тут же блокировать захват третьей ракеты, отведя ее в сторону ложным лучом электромагнитных волн.

Со всеми этими задачами пилот справился, однако в порыве азарта, он понесся за мной… Столько задач сразу не смог бы решить даже самый опытный пилот. Я видел, как его машина лишь в последний миг — чудом избежала столкновения с опорой моста, однако самолет зацепил провода и столбы на самой бетонной полосе.

Оборванные струны взметнулись вверх. Есть контакт!

Ну как ты, парень?! Еще не потерял желание посражаться? Самолет «дракона» выровнялся, но уж как-то больно неуверенно стал набирать высоту. Я поманил его за собой, увеличивая скорость, а потом легко описал дугу и зашел ему в хвост.

Нет, это уже не дуэль. Это танец маленьких вурдалаков…

Я потратил лишь пару ракет, чтобы отправить его в преисподнюю. Вот и славно.

Мне нужна передышка.

— Земля, я возвращаюсь на базу. «Скорпион».

Нет ответа. Думаете, так просто его завалить?! С меня течет так, будто я обоссался в воздухе…

Перекурить… Водички немного. Надо бы снова туда, бой-то еще не закончен.

Однако, как высоко уже уползло солнце! Только сейчас заметил… Почему никто не ищет меня, не пытается вправить мозги, не отправляет в бой? Что за новости?!

Я поднял машину в воздух и устремился вперед, в зону. Молча. Они не разговаривают со мной, вот и я не буду докладывать ни о чем. Все равно любому идиоту понятно, что требуется делать.

Звуковая палитра боя привычно ворвалась в мои уши. Я слышал голоса своих и чужих, кто-то громко матерился, кто-то вопил «Прикрой!», кто-то орал так, словно прямо сейчас горел в кабине своего истребителя. Я настолько привык к этой кутерьме, что просто не обращал на нее внимания, привычно вылавливая из хаоса лишь нужную мне информацию.

Дракон снова ждал меня. Мы сцепились с ним тут же, с ходу, без раздумий и саниментов. Я стал думать о том, что для него результат боя уже не имеет никакого значения — ему нужно лишь докопаться до меня. Впрочем, тут мы с ним кое в чем похожи. Я ненавижу его не меньше, чем он меня. И буду рад валить его, чтобы желтое драконье брюхо снова и снова горело на земле.

Мы крутились как в бешеной карусели, и я сразу понял, что теперь он сам ведет машину. Что ж, это уже похоже на дуэль девятнадцатого века, честную дуэль по правилам. Только вместо шпаг мы вооружены более страшным оружием.

«Сударь, Вы шулер!»

«Я к Вашим услугам, барон!»

Интересно, какой у него голос? Разве в этом хаосе поймешь, когда кто-то орет, как недорезанная свинья!

Ну что, солдат? Ты готов к смерти? Попляшем на этом костре… У меня не только спина мокрая, у меня штаны сухие, а все уже мокрое — майка под комбинезоном, волосы под шлемом, кожа вокруг глаз (что хуже всего). Пот едко щиплет глаза, еще немного — и я не смогу контролировать технические параметры полета. Но снять очки я также не могу — утрачу контроль над «тарелкой». Как бы мне половчее завалить «Дракона»?!

Интересно, что было на дуэлях в девятнадцатом веке, когда встречались два равных противника? Они так и бились на шпагах, сутки за сутками? Или кто-то отступал первым… Я чувствую, что моих сил надолго не хватит. Это же проще бревна на лесоповале таскать, чем так бороться. А он там как?

— «Скорпион», внимание! — прорвался сквозь гвалт голосов зов оперативного дежурного. Я как раз завершал очередную полубочку, когда они напрягли меня.

Ну что вам еще, отцы-командиры? Видите, я очень занят, у меня свидание. Вдруг что-то произошло с самолетом противника. Наушники снова ожили, дежурный настойчиво орал в ухо какую-то ерунду, но его слова просто не достигали моего сознания. Я видел борт вражеской машины, все ближе и ближе. И какая там разница, да пусть там хоть землетрясение — залп! И лишь когда я увидел, как «дракон» раскололся напополам, а потом взорвался, до меня, наконец, дошел смысл команд офицера — наши программисты вскрыли канал связи между ИХ оперативным центром и самолетами.

Вот почему так долго молчал наш штаб. Это перелом, коренной перелом! Ну и отлично, парни, теперь мне легче… Словно груз свалился с плеч. Вы станете героями Родины и получите по медали. А мне срочно нужно вниз, на землю…

Самолет неуклюже ткнулся в посадочную полосу, я чертыхнулся, надо же, чуть не угробил «тарелку» на земле. Подогнал ее к самому ангару и только попом разорвал пуповину виртуальной связи кабины и самолета. Хватит! На сегодня с меня довольно. Я стал инвалидом.

В мою боевую рубку вошел Грудин. К тому времени я уже вылез из-под фонаря истребителя, но не смог отдать честь. Руки тряслись. Я попытался сказать ему об этом, но вместо этого вдруг родил:

— Три один за сегодня, — и опустился на пол. — Ноги не держат.

— Счет четыре один, расслабься, капитан. Покури.

— Щенок не в счет. — Тебе не в счет, а нам — все в счет. Отдыхай, капитан. Сегодня поработают наши программеры.

Сигарета… Как хорошо… Теперь, может, получится встать на ноги… Как вышел из здания — не помню. Хорошо, что электроцикл всегда стоит неподалеку от входа…

Ветер бодро обдувал воспаленное лицо и ослепшие от напряжение глаза. Я понемногу приходил в себя. Как хорошо, что у нас есть ученые. Они выручают таких, как мы, дуболомов, в момент, когда силы уже оставляют нас. Выпьем за науку, мать ее!

* * *

А вот и дом. Глушу мотор своего «ишака» и сползаю с сиденья. Разминаю уставшие от напряжения суставы. Как хорошо!

Она стоит на пороге дома и тревожно вглядывается в мое лицо. Я не выдерживаю и идиотски улыбаюсь. Мария тут же срывается с места и бросается мне на шею.

— Ты победил его, победил! Я знала — ты у меня самый лучший… Ее пальцы нежно скользят по моим волосам. Мои руки — по талии, по роскошным бедрам. Я начинаю оживать, оживать на глазах. Бесстыдные руки, бесцеремонные руки. Как я люблю, когда она надевает такие короткие платья, облегающие ее стройную фигуру. Это не женщина, это музыка. Как все было просто, когда у нас не было сына. Я мог бросить ее прямо на кухонный стол и взять тогда, когда мне этого хотелось, а мог принести ее на пушистый ковер, к камину в гостиной, и долго-долго ласкать губами, доводя до безумия. После этого она была согласна выполнить любую мою прихоть. Тогда не надо было ждать, пока уснет ребенок…

Она резко отводит мою голову назад и читает все похабные мысли у меня в глазах. Чертовка! Она специально соблазняет меня, зная, что я ничего не смогу с ней сделать сейчас. Гибкое тело легко ускользает из моих объятий, дразня кажущейся доступностью. Серебристый смех. Я догоняю ее уже в доме, и мои руки нетерпеливо задирают кружевное платье. Она резко отталкивает меня двумя руками, но возвращает платье на место не торопясь, позволив мне насладиться красотой ее бедер и умопомрачительной стройностью длинных ног. Потом быстро прижимается ко мне животом, и, чувствуя желание обладать ею, горячо шепчет прямо в ухо: «Мой победитель!»

Легкий игривый укус, и серебристый смех тает в соседней комнате. Ах, когда же уснет сын?! Жизнь дала нам еще одну, последнюю ночь. Или не последнюю?

Реальность такова, что ответить на этот вопрос я не успеваю. Сверху, со второго этажа, перепрыгивая через ступеньки, с радостным криком бежит Дэн. Он с размаху бросается мне на шею и тут же начинает горячо шептать мне в ухо:

«Пап, а мы с мамой сегодня весь день смотрели новости. Мама сначала очень волновалась, очень-очень, особенно когда рассказывали про воздушные бои. А потом, там начали говорить про… как это… скр… скр… пиона, который сумел уничтожить четырех противников, так мама даже подпрыгнула от радости и хлопала в ладоши. Ты представляешь? Она у нас как ребенок…»

И смех, и грех. Прижимаю его к себе, и приятное тепло разливается внутри.

Разве что-то еще нужно для счастья? По-моему, этого более чем достаточно — знать, что тебя любят и ждут, знать, что за тебя так переживают. Нет! Еще для счастья надо, чтобы это было навсегда.

— Папа, — снова шепот в ухо. — Я знаю страшную тайну. Мамка не говорит мне, думает, что я маленький, что не догадаюсь. Но ты скажи мне, а? Я ведь уже большой! Скажи! Скорпион — это ты?

У меня не хватает сил, чтобы ответить. Просто молча киваю. В дверях гостиной, прислонившись к косяку, стоит Мария. Но Дэн не видит матери, он говорит все громче и громче:

— Папа, так ты герой? Герой, да?!

Грустно качаю головой.

— Нет, малыш! Мне просто повезло сегодня.

— А завтра тебе тоже повезет?

— А что будет завтра — не знает пока никто.

— Папа, а почему у тебя на самолете нарисован этот… скр-пион.

— Скорпион.

— Ну да, скрпион.

Смотрю на Марию. Она тоже ждет ответа, хотя знает, что я могу сказать… Надо ли это пятилетнему пацану? Смотрю в ее глаза. Мария ждет моего решения. Надо!

— Понимаешь, Дэн, есть такое поверье… Скорпион никогда не проигрывает схваток. Последним ударом он убивает себя. У него острое жало, которое скорпион вонзает себе в спину, а потом пускает смертельный яд…

Долгое молчание, испуг в детских глазах. Потом он бросается мне на шею, все так же молча, и крепко-крепко обнимает меня руками.

Вот так вот, Малыш. Я бы и рад рассказывать тебе только детские сказки, но, к сожалению, не мы придумали этот мир. Мы можем лишь приспособиться к нему, чтобы выжить… Расти мужчиной, Малыш.

* * *

Перелом стал отчетливо виден уже на следующее утро. Мы еще только взлетели, вошли в зону боевых действий, и тут же, даже без 3D-аналитики заметили, что противник испытывает огромные проблемы в управлении своими самолетами. Временами смертоносные птицы замирали на месте или начинали выписывать непонятные кренделя, временами просто не выпускали ракеты в тот момент, когда атаковать было удобнее всего. Это даже не напоминало дуэль или обычный бой, а, скорее, походило на избиение беззащитного стада.

Да, Равия никогда не отличалась мощной промышленностью. Мы не смогли построить столько самолетов и танков, сколько наш противник. Если рассуждать логически, с позиций математики, то мы были обязаны проиграть эту войну. Но наша страна всегда отличалась тем, что в ней было полно непризнанных гениев, ученых-одиночек, фанатиков всех мастей. И теперь я точно знаю, почему современные войны не выигрывает авиация. Их выигрывают не танки, не механические солдаты-убийцы, против которых не устоит ни один спецназовец прошлого. Нет.

Современные войны выигрывают головы. Мозги. Вот чем наша страна всегда была богата, так это мозгами.

Я уж не знаю, кто и как сумел проникнуть в ИХ сеть обмена информацией, и что там сделали наши умельцы — то ли просто заразили оперативную управляющую систему вирусами, то ли просто нарушили круговорот информации и замкнули потоки данных не на те контуры, но я видел результат — самолеты противника начинали хаотично метаться из стороны в сторону, подставляясь под удар, будто ими управляли зеленые курсанты. Временами «тарелки» врага сбрасывали весь оружейный запас одним залпом. Это выглядело как красивый фейерверк — залп современного ударного самолета из всех видов бортового оружия. Красиво, увлекательно, немного напоминает новогоднюю елку. Надо только не подставиться под удар. И все. Все!

Я даже не считал, сколько самолетов завалил за то утро. Любая информационная система может быть восстановлена, это я твердо знал. Нужно лишь время. И пока враг восстанавливает утерянные связи, я должен уничтожить как можно больше техники, извести на корню их материальный ресурс.

Я не ведаю, сколько у меня еще есть времени — час? Два? Сутки? Как быстро ОНИ смогут наладить системы обмена данными, как скоро их оперштаб восстановит полный контроль над ситуацией. А пока — взмокшая спина, пот на лбу, течет по глазам.

Вираж, еще вираж. Залп! Новый разворот. Залп! Зайти сверху, контроль, залп! Еще одна тарелка уходит вниз по крутой траектории. Сколько у них там еще осталось?

Успеть бы…

Перекурить некогда. Залп. Кажется, теперь я понимаю, что должен чувствовать летчик, выполняющий по десять боевых вылетов в день. Из кабины на землю — отлить, попить воды, сожрать сухарь — не лезет в горло — в кабину. Мотор!

Мне бы отлить тоже. Да некогда. Залп. Сколько это будет продолжаться? Это не день, а какая-то Варфоломеевская ночь. Всемирный потом. Тотальное бедствие.

Хорошо, что не для нас. Еще залп! А черт, вот и моя машина повреждена, как обидно! Нельзя было стрелять с такой дистанции, осколками повредило тяги управления, клинит движок. Обидно! Не удалось закончить день с сухим счетом.

«Потеря контроля! Ваша машина уничтожена!»

— Пошел вон, баран, сам знаю.

Перекурить, добежать до гальюна, даже пожрать некогда. Снова туда, снова наверх. Сколько их еще? Старт!

Я не помню, сколько самолетов потеряла авиация противника в тот день. Я ничего не помню. К вечеру остались лишь красные круги перед глазами, круги, из-за которых уже не видно было неба. Небо стало красным. Разве небо бывает красным? Красным бывает только кровь. И еще — огонь. Сегодня мы сделали преисподнюю. Богом не дано стать никому из нас. Мы и не были богами, но котлы с адским огнем развели славно. И то хорошо!

Все! Руки сами свалились со штурвала. Пить…

— Капитан Попов, вас вызывает полковник Грудин, — мелодично пропел коммуникатор.

Какой у нее красивый голос…

— Отс. и, — пересохшее горло не слушается, не могу произнести это слово.

Интересно, поняла она меня или нет? Попить бы, да вода в бортовой фляге давно кончилась. Надо попытаться сказать главное. — Не вылесс-ти… с капины…

Помню, прибежавшие техники вынимали меня из кокпита. Помню, поставили на ноги. Дальше не помню ничего. Очнулся ночью, в полной темноте. Рядом сразу увидел две яркие звезды — глаза Марии.

— Привет! — прохрипел я и попытался улыбнуться. — Как дела?

— Лежи, орел! — Она тут же закрыла мне ладонью рот. — Молчи. Тебе надо лежать и восстанавливать силы. Так сказал врач.

Я тихонько куснул ее ладонь, и она, ойкнув, отдернула руку.

— А немного секса с молодой красивой девушкой доктор мне не прописал?

— Прописал, прописал, — горько вздохнув, отвечает она. — Через полгодика.

— А что так? Можно бы и раньше…

— Да где ж ее возьмешь, молодую и красивую?

— Дак и вы, милочка, сгодитесь на такой случай.

— Я замужем, пилотик, — лукавый взгляд из-под длинных ресниц. Мари откидывает пушистые волосы в сторону. Замирает, выгнувшись. Она всегда любила такие игры. И точно знает, что надо сделать, чтобы свести меня с ума.

— И что, никогда не изменяли ему, девушка? — я еще держусь.

— Никогда!

— Да вы сама невинность! И как это вы?

— Так было б с кем! — возмущение выглядит живым и естественным.

— Ну, со мной, например.

— Вот с этим бесчувственным телом?! Что уже несколько часов валяется возле меня в постели, как полено?

— Ах ты… — делаю резкое движение, чтобы поймать ее. Мари, смеясь, ускользает из рук. В глазах красные круги. Сознание уплывает.

Пожалуй, кое в чем доктор был прав. Не через полгодика, пораньше, но… все же не сейчас. Не сейчас. Провал. Темное бездонное небо, и я стремительно несусь по нему навстречу одинокой палящей звезде. Яркий факел на стремительно чернеющем фоне… Я — самолет, мои руки выросли, отвердели и превратились в крылья. Глаза слезятся от такой сумасшедшей скорости. Я уже не вижу звезду, я только чувствую ее безумный огонь где-то впереди. Человек не может быть самолетом. За все надо платить… Яркий факел звезды превращается в черноту бесконечности, огонь, черный холодный огонь затягивает меня в огромную воронку…

И только тут я успеваю вспомнить, что не спросил Мари, как дела на фронте.

Чем закончился день?

* * *

Следующее утро выдалось тихим и солнечным. Это был знак. Как ни странно, но очень часто именно такие вот тихие, безветренные дни, становятся последними в тяжелых, изнуряющих поединках. Словно бы природа говорит воинам — это конец. И одни, понимая, что подводится черта, читают последнюю молитву перед боем, а другие радостно, с детским нетерпением, ожидают возвращения к привычной жизни.

В это утро я чувствовал, что война скоро закончится. Сам не знаю почему.

Ленты новостей пестрели огромными потерями врага, еще не все было окончательно решено, но у меня гора упала с плеч, когда я жадно глотал цифры, предварительные цифры вчерашних сводок. Теперь все было в наших руках. Да, если раньше мы зависели от воли случая, от нашей удачи, от загадочной синекрылой птицы, что всегда прилетает и улетает тогда, когда ей вздумается, то теперь я твердо знал: исход битвы в наших руках. Непонятно, почему вчера наши сухопутные войска не перешли в решающее наступление. Быть может, генералы решили не рисковать? Армия врага была деморализована временной потерей управления, это был отличный момент для нанесения решающего удара. Но… Я не стратег. Я всегда любил играть в компьютерные игры, но никогда не играл в стратегические игры. Я твердо знал, что армией управляют те, кто ВСЕГДА, с самого детства, побеждал в позиционных баталиях. В общем, им виднее. Факт остается фактом: вчера наши сухопутные войска не выдвигались из точек постоянного базирования, а воздушные силы уничтожили примерно половину вражеского флота. Что это значит?

Это означает лишь то, что в воздухе у нас теперь примерное равновесие. И их мощная, хваленая промышленность уже не поможет им. Просто не успеет. Теперь все зависит от искусства их пилотов. И от нашего, разумеется. А ну-ка, ребята, сыграем без тузов в рукаве…

Мой электроцикл стоял около дома. Как он тут оказался? Черт его знает. Точно знаю, что вчера я вернулся домой не на нем. Скорее всего, меня привезли сюда, как бездыханное полено. Вероятно, кто-то подогнал мою тачку сюда потом, позднее.

Ненавижу электромобили! Быть может, потому же, почему не могу летать из-за того, что меня быстро укачивает в них. А вот электроцикл — это как раз мой транспорт для передвижения. Мощный, компактный, мобильный. В считанные минуты способен доставить меня в центр управления полетами. Только зимой уж больно холодно на нем, и приходится менять его на комфорт обычного «мобиля».

Машина послушно докатила меня до базы флота, я выкурил по пути лишь одну сигарету, почти не глядя на дорогу. Я дал электроциклу команду раскрыть панели подзарядки аккумуляторов — пусть копит энергию, сегодня неплохое теплое солнце с утра — и быстро нырнул в недра нашего огромного здания.

— Привет, Влад! — дежурный вскинув руку, здороваясь со мной.

— Хай! Что у нас нового? — новости для меня важнее всего, ради этого я был даже готов нарушить инструкции и попытаться узнать все новое у простого солдата охраны на входе.

— Фобы восстановили систему управления в полном объеме, мать их наперекос, — он длинно выругался, но я уже исчезал в глубине коридора. Фобы восстановили контроль над своей компьютерной сетью. Что может быть важнее? Самое главное я уже узнал. Все остальное я видел в сводке утренних новостей.

Нельзя быть слишком жадными. Мы вчера и так получили прекрасный подарок судьбы, нет, подарок из рук наших ученых, которые сделали все, что от них зависело. Фобы не скоро оправятся от материального урона, который мы вчера нанесли им.

— Попов! Тебя искал полковник Грудин, — Кобра, один из наших лучших пилотов, перехватил меня за руку.

— Привет! — я был искренне рад его видеть. — Как там у нас? На меня кто-то еще остался или всех отправили пахать землю?

— Иди ты! — удивился Кобра. — Ну ты сказал! Что, ничего не помнишь?

По моему тупому лицу он понял, что я еще хуже. Много хуже.

— Ты вчера сам навалил столько, что за твою голову фобы назначили огромное вознаграждение. Вроде бы даже подготовили две мобильные группы, чтобы уничтожить тебя на земле. И взялись бы, да у них пока остаются другие проблемы. Ты им теперь как гвоздь посреди траходрома…

Если б я еще помнил, что было вчера. Неужели такое возможно? Выходит, все делал на автопилоте? Вот не думал, что это может произойти со мной.

— Шагай к Грудину, он просил срочно отправить тебя к нему, как только явишься.

Адью!

Кобра приветственно махнул рукой и исчез за своей дверью. Ну да, хорошо ему, уже в небо. А мне опять на доклад к начальству.

— Капитан Попов по вашему приказанию прибыл!

— Здравствуй, капитан! Точнее, уже майор, — Грудин крепко пожал руку, с веселой улыбкой глядя на то, как вытягивается мое лицо. — Что удивляешься? Ты уже майор! Обмыть бы надо, да вот беда, не до того пока. Вечерком может…

— Как там… у нас… — прохрипел я, шизея от свалившейся на меня нечаянной радости.

— Неплохо, очень неплохо, — бодро ответил он. Но уж слишком явно проступает в его голосе фальшивая нотка. Что-то здесь не так. Я выжидательно замер, в надежде услышать продолжение.

— Понимаешь, — замялся он, отводя взгляд. — Врачи рекомендовали отстранить тебя от полетов на несколько дней. Истощение организма…

Наступила тишина. Смысл его слов не сразу стал понятен… Потом накатила ярость. Вы думаете, что хорошо меня знаете? Нет, вы меня совсем не знаете, уроды! Ну, щас, перцы, я пропишу вам позу лотоса!

— Я летчик воюющей армии! — голос звенел четко. В рубке установилась тишина, даже опердежурный прижал трубку к плечу, умолкая. — Я один из лучших боевых пилотов нашего воздушного флота. Идет война и сейчас не время для бабских соплей!

Теперь все. Я подумал то, что должен был подумать. И сказал то, что должен был сказать. Если вы считаете, что на войне надо быть политиком, умело лавирующим между событиями и четко ловящим ветры, что дуют от начальства, то вы, конечно, правы. Но у меня есть Мари и Дэн, и плевать я хотел на все звания.

Семья превыше карьеры. Так что давай, полковник, я готов к наказанию. Ну, поставь меня в удобную позу. Только я все равно полечу.

— Майор Попов!

— Яяя!

— Почему вы до сих пор не в кабине самолета?!

— Я…?

— Выполнять!!!

— Есть!

Я бежал по коридору, по-черному матерясь и скалясь от всей души. Ну каков фрукт этот Грудин, а? «Почему вы до сих пор не в кабине самолета?!» Мы сработаемся с тобой полковник. Сработаемся!

Активация системы. Прогрев… Тест бортового элмозга. Контроль обратной связи. Пробный пуск двигателя. Штурвал дрожит в руках. Спасибо тому умнику, что придумал эту обратную связь! Так приятно чувствовать мощь машины в руках. Старт!

Машина резко взмывает в небо, вспарывая прозрачную синеву. Романтика? Никакой романтики! У меня на борту хватит оружия, чтобы стереть с лица Земли небольшой город. Представляете, сколько людей я могу вмиг сделать несчастными? Тех, кто выживет в этом аду. Ну, а те, кто умрет сразу, могут считать себя счастливчиками. Скорее в боевой сектор!

— База, здесь «Скорпион», вышел на рабочий режим, вхожу в зону боевых действий.

Молчание в ответ. Уснули, что ли? Или просто установка такая, игнорировать меня сегодня. Не люблю этих неоднозначностей.

— База, едрить вашу! Вы что там, баб трахаете? Здесь «Скорпион».

— Скорпион, — отзывается динамик голосом Грудина. — Режим работы свободный.

До связи.

— До связи.

Да и хрен с тобой, полковник. Свободный, так свободный. Мне же легче дышать.

Набираю высоту, подключаюсь к информационному спутнику, что контролирует наш сектор. Теперь лишь несколько секунд ожидания, пока умная машина скачает диспозицию и выстроит 3D-картину текущего боя…

Все стало по-другому. Враг уже не столько атакует, сколько пытается организовать грамотную линию обороны. Как это непохоже на первый день, когда нас просто сносили тупой, упрямой массой! Сейчас они берегут каждую машину, знают, падлы, что жить им осталось по два вздоха. А-а, вот работка и для меня!

Разворот, выход на траекторию удара. Включаем обсчет поражения. Противник резко уходит из сектора боя… Ну и дела! Вижу такое впервые. Самолет фобов бежит с поля сражения. Да, капитально их приперло, если пилоты до такого докатились. Сейчас мы с тобой изучим этикет, на раз-два.

Что-то сегодня неприятно рябит в глазах… Может, врачи были правы? Из облаков, со стороны Солнца, привычно вываливается еще одна машина. Где-то я такое уже видел. Ах, ну да, мне сотни раз снилась эта сцена после первого дня боев. Эта машина с «драконом» на брюхе стала моим ночным кошмаром. Я не вижу ее брюха, но точно знаю, что там, на плоском днище, нарисован дракон. Ну что, шакал, три дня «танцев» тебя ничему не научили? Ты все так же пытаешься купить меня на ту же уловку? Сейчас я сниму с тебя шкуру, дракон. В моей коллекции еще не было таких редких животных.

Резкая свеча. Переворот в воздухе и мгновенный обратный ход. Боковая петля, наклонное скольжение и реверс двигателя. Что, ты впервые видишь такой прием? Я заготовил его специально для тебя, умник. Думаешь, крутой? Нет, это компьютер у тебя крутой, а ты пробовал, щенок, что такое умирать на центрифуге, слышал когда-нибудь слова: «ты никогда не будешь пилотом?!» Красные круги в глазах.

Больше десятка «g» — недетская перегрузка. Почему я чувствую ее вместе с самолетом? Белый инверсионный след, чей это след? Сбросить пелену дурмана…

Ага, я зашел ему в хвост. Точнее, пилоты прошлого века сказали бы «я зашел ему в хвост», а у современного самолета нет хвоста. Машина XXI-го века может в любую минуту полететь вбок или вверх. Так и не дай ему сделать это, майор! Залп! Еще залп! Еще!

Ты нервничаешь, майор. У тебя вспотели руки. Зачем три залпа по одному самолету? Ты утратил привычную уверенность в себе?

Кто это спросил меня? Грудин? Или тот лейтенант, что блевал в таз, лежа на полу у центрифуги? А может, моя Мари? Ребята, я не знаю, почему три залпа. Так надо. Так надо, ребята.

Первая пара ракет взорвалась вблизи серебристой кабины, где были расположены радары и главный бортовой компьютер. Самолет на миг замер, словно бы оглохнув. Я знаю почему: мощный электромагнитный импульс разрубил пуповину информ-канала, по которому шел обмен данными между оперцентром и посудиной. Этой недолгой паузы как раз хватило, чтобы вторая пара ракет воткнулась в блюдце. Вот так! Какой оргазм!

Бить посуду — это к несчастью. Или к счастью? Черт, я ничего не соображаю.

Адреналин в крови, пульс двести, а давление таково, что в самый раз получить пособие по инвалидности. Что на экране? Третья группа ракет при взрыве рассеяла обломки бывшего «дракона» в пространстве. Вот и славно.

— Попов, отличная работа! — кто там орет в эфире без кода. Что за урод по имени «Оргазм»?

Выполняю свечу. Кто тут еще хочет потягаться со «Скорпионом»? Бой все больше разваливается на отдельные группы, все чаще на экране радара отметки «свой» и все реже «чужой», при анализе визуальной информации со спутника все чаще видны наши, родные, сине-белые цвета. И то хлеб. Мы ломим, гнутся фобы…

Неожиданно я замечаю серебристую каплю вдали. Сердце замирает в тревожном волнении. Даю на экран максимальное увеличение. Самолет! Обычный самолет — с крыльями, с хвостом, обычная модель, пилотируемая! А ну-ка, еще добавить увеличение!

Система компьютерного моделирования работает в запредельном режиме, стараясь по моей команде увеличить изображение цели. Маловат он еще, самолетик, в пикселах, чтобы толком его разглядеть… Но все же я увидел то, что и хотел увидеть — дракона на фюзеляже.

Вот и все, ребята. Я на миг выпустил штурвал, включив автопилот. Вытер пот со лба и, оттянув очки VR-обзора, плеснул водой на лицо. Вот и все. Мы «съели» их матчасть. Их лучший ас поднял в воздух обычный самолет. Последний бой.

Последний бой. Когда тебе уже нечем стартовать со своего взлетного поля, когда ты понимаешь, что проиграл. Когда приказы твоего командира уже не имеют никакого значения. Всегда, во все временам, настоящие офицеры пускали себе пулю в висок. Вот и сейчас ОН делает то же самое. Скорее всего, этот самолет станет легкой добычей для моей тарелки…

А что ему остается делать? Хотя бы попытаться забрать меня с собой. Разве я поступил бы по-другому? Как поступил бы я? Сотни раз я думал об этом, но не знаю точного ответа… Быть может, ЕГО тоже ждут за кромкой взлетного поля жена и сын. Или дочь. А может, он совсем одинок, и все лучшее ждало его впереди…

Но разве я придумал эту войну, солдат? Разве я начал эту бойню? Нет, солдат, это был не я. Я знаю, что это был не ты. Мы с тобой одной крови, оба созданы для того, чтобы выполнять приказы. Мы оба с тобой были романтиками и мечтали только об одном — летать. Но мы, и ты, и я, знаем, что война — это не то место, где живут витающие в облаках. Романтики здесь только умирают. А солдаты выполняют приказы. Мы и выполняли их. Кто же виноват в том, что в этот раз мне повезло больше?

Я уважаю тебя, солдат. Уважаю за то, что ты поднял машину в небо. Ты сам знаешь, что у тебя нет никаких шансов против меня. Я тебя уважаю, и даже, знаешь, выпил бы с тобой, потому что теперь вижу — ты мужик. Кто же виноват в том, что мы оказались по разные стороны этой бойни? Не дрейфь, солдат, я сделаю все быстро и четко, чтобы тебе не было больно.

Моя машина резкой свечой ушла вверх, мгновенно ломая траекторию. Сумасшедший!

Он попытался повторить этот маневр за мной! Как только у его машины выдержали крылья… Я на миг представил, каково ему сейчас там, в кабине… Человек не создан для того, чтобы выдерживать такие перегрузки. Я знаю, что его легкие лопнули как кровавый пузырь и жить ему осталось совсем немного. Прости, солдат.

Ты тоже тянул на себя штурвал, закусив губу до крови, да? Или тебе тоже сказали, как мне: «ты никогда не будешь летать»? Вот видишь, мы с тобой похожи даже больше, чем я думал.

Серебристая капля сорвалась с крутой траектории и, раненой птицей, устремилась к земле. Нам не дано преодолеть тяготение нашей планеты. Я сам когда-то верил, что получится. Нет, солдат. Романтик умер во мне давно. А в тебе?

Но ты настоящий мужик. Ты летчик, летчик от бога. Я не случайно сказал, что мы с тобой одной крови. Такие, как мы, должны умирать только в воздухе. Только в воздухе! В этом наше счастье! Залп!

Две ракеты разорвали серебристую птицу в крошево. Облако взрыва скрыло от моих глаз окружающую картину, а когда я снова разглядел то, что происходит вокруг, лишь чистое, спокойное небо окружало меня.

Прости, солдат! Вечная тебе память! Или вечное небо…

* * *

Я посадил свою машину ровно так, как и должен сажать самолет летчик моего класса — аккуратно и ровно притер на три точки, как раз возле ангара.

Вот и все. Я устало выбрался из кокпита, доставая сигарету из кармана. Теперь от меня зависит очень мало. Мы получили то, к чему стремились господство в воздухе. А значит, у Равии преимущество в этой войне. Теперь все зависит от наших генералов — захотят они остановиться на этом и потребуют контрибуцию от проигравшей стороны, или продолжат войну, наземными силами, до полной победы.

Будь я на их месте, я бы уничтожил всю систему управления войсками противника, чтобы новая угроза пришла к нам как можно позже. Но этот сценарий приведет к новым потокам крови, а кровь — эта такая вещь, которую уже не сотрешь простым нажатием клавиши «Enter» или «BackSpace». Кругом компьютеры, эпоха virtual reality, и все подвластно машинам, но вот только железные болванки ничего не понимают в человеческой жизни и смерти, в человеческой боли и крови…

Я знаю, теперь наши моторизованные части механической черепахой двинутся вперед. Самолеты с воздуха помогут им пробить бреши в обороне противника. Да, как и много раз в течение тысячелетий, сработает старая формула «Кто с мечом к нам придет…» Но я знаю также, что когда наши ударные бронегруппы прорвут оборону таких же бездушных железных кукол, и изведут на нет наземные части противника, на последнем рубеже обороны встанут живые люди, обычные мужики, с оружием в руках. У них не будет никаких шансов против наших бездушных железных кукол, ведомых из наземного центра управления. У них не будет шансов, но у них ведь не будет и другого выбора. Ведь я точно также встал бы с ружьем в руках, даже с топором, против любого, кто посягнул бы на мою семью, на мой дом.

И в этот миг виртуальная игра снова превратится в настоящий кошмар. Потому что наши безжалостные солдаты прольют кровь живых людей, и будут лить ее методично и упорно, до тех пор, пока хотя бы один враг держит в руках оружие.

Но ведь не я придумал этот мир, не я изобрел те правила, по которым мы все играем, правда? Я всего лишь могу приспособиться к этим правилам, чтобы сохранить себя и свою семью.

Я вышел из командного центра, яркий свет ударил по глазам, ослепляя. Хорошо, тепло сегодня. Черт возьми, я снова могу думать о том, что на дворе — лето…

Снова могу быть человеком. Не я придумал эту игру, я всего лишь научился хорошо в нее играть.

Я выплюнул сигарету и пошел в сторону автостоянки, где ждал меня электроцикл.

Пора. Он отвезет меня к жене и сыну. Я скажу им только одно слово: «Лето». И они все поймут. Завтра я снова буду капитаном Владиславом Поповым. Точнее, теперь уже майором. Чуть не забыл. Но это будет завтра. А сегодня нужно крепко напиться.

Мне снова будут сниться ужасные сны, и красивая серебристая птица с драконом на фюзеляже еще не один раз придет ко мне ночным кошмаром. Я буду разносить ее на куски и кричать от боли, вместе с пилотом сгорая в кабине… Буду проживать заново все те бои, и в моих снах потекут потоки виртуальной крови. Я точно знаю, что кровь временами становится реальной. Хорошо, что в этот раз она стала настоящей не здесь, не у нас.