"Здравствуй, земля героев!" - читать интересную книгу автора (Силин Влад)

Глава 15 ТИЛЛЬ БЬЕТСЯ НАД ВЕЧНЫМ ВОПРОСОМ

В подлости есть свое упоение. Горькое счастье, когда понимаешь, что в чем-то ты не такой, как другие. Выделяешься из толпы. Может, даже и в лучшую сторону, просто другие этого не понимают.

За окном разгоралось новое утро. Оглушительно орали попугайчики и воробьи. Птичий крик – музыка свободы, и тем острее Тилль переживал свое полувынужденное заключение.

лилось из репродуктора, —

Вчера Тилль совершил глупость. Сам, своей рукой обменял уборочные наряды на сторожевые. Нет, понятно, что охранять музей лучше ему. Как ни крути, а пулю кто-то должен положить на место. Но торчать на посту в тоске и одиночестве, когда остальные кадеты увеличивают объем знаний и физическую подготовку… Это просто невыносимо.

За это утро Тилль многое передумал. О, сколько раз в мыслях умирал он геройской и мучительной смертью!

В мечтаниях Тилля Остров смывало гигантской волной. Он же сам, отбиваясь веслом от акул и скатов, плавал на утлой лодочке и спасал выживших.

Выжившими почему-то всегда оказывались Бурягин, Тая и новенький, Велька.

Однажды в лодку попросился насмешник и бузотер Витька Хоботов. Поразмыслив, Тилль решил пустить и его. Чего там!.. Он же не злопамятный. Пусть помнит Галькину отходчивость. А вот Димку не пустит, нет. Будет знать, кого по ночам зубной пастой мазать!

Потом в лодке оказался полковник Багря. Как это получилось, Тилль не знал. Тайка, что ли, упросила? Полковник обнял Тилля и сказал: «Спасибо, сынок!» Да, да – сынок! А потом: «На таких, как ты, держится доминион. Вот тебе, Тилль, не какой-то там вшивый значок ГПСД, а целый орден Предвечного Колеса. И проси у меня чего хочешь, даже руку моей дочери».

Затем мечты перешли к замповосу Лютому. Майор фыркал, отплевывался, пихал акул стеком, но Тилль гордо проплыл мимо. Не из жестокости, нет. Из принципа.

А чтобы не подумали, будто это из мести, он приостановился и сказал: «Господин майор! Я бы с удовольствием забыл все, что произошло между нами, и подал вам руку помощи. Но дама моего сердца в опасности, и ее я спасу первой. Как мужчина и офицер вы должны меня понять».

С дамой сердца вышла заминка: ее Тилль представлял смутно. Не мог вообразить ни лица, ни волос, ни фигуры, только браслет-фенечку на руке: видел такую у цветочницы с бульвара Доминионов. Но разве это важно?

Пока Тилль спасал девушку, его ранила акула. В следующей картине он лежал, умирая, на больничной койке, а спасенная не отходила от него ни на шаг.

Что потом, он себе не очень представлял. В кафе ее, что ли, пригласить? Поцеловать?

Неловко, стыдно!

Постепенно мысли его перескочили на дела недавние. Новенький, Велька, устраивал свои наряды не просто так, а чтобы непременно оказаться возле полковничьего дома. Из-за Тайки, что ли?

Вряд ли. Она же пацанка, хотя и симпатичная…

В памяти всплыло лицо полковничьей гостьи. На Тилля накатило стыдное волнение, так хорошо знакомое всем мальчишкам. Мягкое прикосновение, вкрадчивый шепот… Он ярко, словно наяву, представил заросший бурьяном сад, яблони в моховых бородах лишайника…

И – Майю.

На этот раз дама была в легких шароварах и соблазнительно расстегнутой безрукавке (как у Арабель в «Флибустьере века»). Мальчишка потянулся к ней, чувствуя, как проваливается в грешную ложбинку между грудями.

Его обдало жаром, затем холодом. Он помотал головой, стараясь избавиться от навязчивого призрака. Тут воображение выдало такое, что Тилль закашлялся.

Чем он занимается? Он же вовсе не для того здесь стоит! Немедленно действовать!

Тилль прошелся к дверям и обратно. Заглянул в музей. На цыпочках – не подкрался бы ротный! – выскочил на лестничную клетку.

Никого.

Дальше тянуть не стоило. Как отключить сигнализацию, он знал. В музее около двух тысяч экспонатов, у каждого автоматизированная ячейка для хранения. То есть, конечно, все эти плакаты, фотографии, муляжи выставляют в витринах, но это с двенадцати. Пока же музей пуст; все, что можно, лежит в запасниках.

Всего-то дел: влезть в подсобку и через компьютер вызвать нужную ячейку. Тихонечко положить дубликопию, после чего отправить ячейку обратно. Не сложно, правда? Вот только если его кто-то застукает, судьба Бурягина покажется светлой и радостной в сравнении с его, Тиллевой, судьбой.

«Ну и пусть, – хмуро подумал он. – По моей вине мои боевые товарищи лишились увольнительных. Хотя так им и надо. Если б не Бурягин, вообще бы сюда не сунулся!»

Обмирая от страха, Тилль пробрался к двери диспетчерской и набрал код. Пароли он знал назубок: как самому исполнительному, ему не раз поручали инвентаризацию. Занятие это нудное и утомительное, но Тиллю нравилось.

Тилль вообще любил, когда вещи находятся на своих местах. И других по мере сил и возможностей к порядку приучал. Однажды из-за этого даже экзамен завалил.

А случилось это вот как. В библиотеке Тиллю выдали неправильный учебник физики. Ну, чуть больше по размеру, чем остальные книжки. Он от этого из стопки торчал.

Это ведь непорядок, верно?

Верно.

Поэтому Тилль не успокоился, пока не поменялся «Физикой» с Димкой – тому книжка досталась нормальная. Димка долго ерепенился, но Тилль его уломал. Для порядка же, не для чего-то!

Однако через неделю корешок опять выперся из стопки.

Тилль впал в беспокойство. Вместо того чтобы учиться, он вертел несчастный учебник и так и сяк. И поперек, и крестом, и к стеночке. Вроде удавалось. Но проходила неделя и мучения повторялись. Проклятый учебник разбухал, словно биойогурт «Поделись с другом», забытый на солнцепеке.

Кадет похудел. Под глазами появились черные круги. Проклятый учебник все не хотел сдаваться. На свою книжку, отданную Димке, Тилль поглядывал с вожделением.

Закончилось все в день перед экзаменом. Тилль вернулся с занятий и обнаружил, что на тумбочке лежит нечто невообразимое. Сорок сантиметров на пятьдесят шесть с половиной (специально измерял!).

Тилль беспомощно потыкал книжкой в распахнутый зев тумбочки и выбежал из кубрика. Где он болтался всю ночь, он и сам не знал. В памяти остались лишь холодные огоньки созвездий да плеск волн.

Нашли утром его на берегу океана, с температурой под сорок.

«Большая Медведица… – бормотал кадет в бреду. – Чуть звездочку левее…»

– Левее, левее, – успокаивала его фельдшерица Анна Львовна, касаясь лба мокрым полотенцем. – По лазерному лучику будет, вот увидишь. Лежи смирно, голубок.

На следующий день в лазарет завалились соседи по кубрику. И учебник принесли – уже нормальных размеров.

– Тилль, без обид… – набычился Димка. – Мы тебя того… разыграли немножко.

Оказывается, Тиллева страсть к порядку давно стояла у соседей по комнате поперек горла. Ну что такое: кадет по полночи в своей тумбочке роется? Да еще и других шпыняет похуже ротного! Все ему не так, все лежит неровно.

Тут-то Димка и задумал эпопею с учебником. Каждую неделю он тайком засовывал «Физику» в линейный преобразователь. Увеличивал по чуть-чуть – так, чтобы незаметно было. Тилль не сдавался, и Димке стало интересно: а справится тот с книжкой размерами больше тумбочки?

После этого случая Тилль месяц с ребятами не разговаривал. Да и потом не простил. Страсть к порядку никуда не делась, мучила, давила.

Тут-то и подвернулась работа в музее.

В подсобке вкусно пахло типографской краской, птичьими перьями и тишиной. Снаружи окно закрывали вьюнки. Сквозь листву проглядывало ослепительно синее небо.

Тилль уселся в продавленное кресло и включил компьютер. С полок шкафов, подоконника, из-под стола и узкой кровати на мальчишку пялились черные бусинки-глаза.

Экспонаты, которым не нашлось места в выставочных залах, скапливались в подсобке. Модели парусников дошатоновской постройки, старинные шляпы луврианских первопоселенцев, чучела ныне вымерших птиц и животных. Корней Галактионович, старенький смотритель музея, все собирался устроить еще один зал, посвященный временам Лувра до колонизации. К сожалению, начальству до истории не было никакого дела. Так и валялись «лишние» экспонаты здесь, в неподходящей влажности и температуре.

На экране высветило список экспонатов. Амулет конечно же последний, новых-то поступлений нет. Мальчишка пролистал несколько страниц: заспиртованная паутица, стереоальбомы выпускников последних лет, диорама «Герой Абель Шепетов отражает нашествие инопланетных монстров». Некоторые строчки горели красным. Видимо, пулю искали, думая, что ее по ошибке сунули в другую ячейку и перепутали экспонаты.

Оставить беспорядок без внимания он не мог. Но и времени оставалось мало: войди кто-нибудь, и что он, кадет Брикк, будет делать? Поэтому Тилль поклялся, что все разложит по местам позже, а пока вызвал последнюю ячейку.

Та оказалась не пустой. Тилль с удивлением взял в руки приборчик, напоминающий маленькую антенну-тарелку. Лекции по современному оружию Тилль посещал аккуратно и приборчик узнал сразу. Это же пси-лучемет! Если в человека выстрелить из этой «тарелки», тот наяву увидит свои самые жуткие кошмары.

И немедленно умрет от страха.

Только это чушь. По-настоящему смелый человек, герой доминиона, каких-то там галлюцинаций не испугается! Посмотрит, пожмет плечами и продолжит делать свое дело. Потому что контролирует свой разум.

Интересно, а он, Тилль, смелый человек?

Мальчишка поежился. Как-то реалистично представилось: вот он нажимает кнопку – и из-под стола вылезает скелет. Жемчужные зубы впиваются в ногу, макушка блестит, как упавший в лужу волейбольный мяч.

Брр!

А то еще хуже: ротный вылезет.

Или скелет ротного.

Тилль отодвинул опасный приборчик подальше. Тут дело надо делать, а не ерундой заниматься! Он же часовой, а не безответственный шалопай.

«Что, Тилль? – послышался ехидный мальчишечий голосок. – Зассал, да?»

Звучал тот настолько явственно, что кадет обернулся. Неужели Димка прокрался в музей? Но нет, кроме Тилля, в подсобке никого не было.

Мальчишка вновь придвинул к себе генератор.

Вот ведь штука: спрячь он его сейчас в контейнер и отправь обратно, никто не узнает… Свидетелей нет, да и глупость это – оружие на себе испытывать.

Вот только как жить дальше? Жить, зная, что ты трус и предатель? В мечтах-то легко сражаться с акулами. А на самом деле?

И тогда, с пулей, – да, юнг было двое… Но разговаривал-то с ним, Тиллем, только Яри. Второй стоял себе у стеночки, будто его это все не касается. Стоял и смотрел в сторону.

А он, Тилль, даже слова против не сказал.

Растерялся, говоришь?..

Нет, Тиллик, милый. Это называется по-другому.

Струсил.

Сдрейфил, зассал.

И тогда зассал, у Лютого. Когда начповос приказал товарищей выдать. И нечего отговариваться: «Для порядка, из справедливости». Зассал, и все.

И сейчас ссышь.

Вон на приборчике тумблер «Вкл.\Выкл.». Всего-то одно движение.

Ну? Слабо?

Ладони вспотели. От этого Тилль возненавидел себя еще больше. Отчаянным движением он рванул тумблер и тут же, не успев сообразить, что делает, отщелкнул назад. Сердце дудухнуло, оставив в груди противную ноющую боль.

Ничего не произошло.

«Рохля, тряпка! – выругал он себя. – Думаешь, щелкнул и все? Давай, трус!»

Не давая себе отступить, Тилль ударил по тумблеру. И зажмурился, ожидая, что вот-вот на его плече сомкнутся костяные пальцы.

Ничего не случилось. Мальчишка сидел, напряженно вслушиваясь в музейную тишину, а в душе росло разочарование.

И из-за этого он терзался? Ну, конечно… Кто же станет держать в музее настоящее боевое оружие?!

С другой стороны, испытание-то он выдержал. Жаль, никто не видел. Сам Димка небось пять раз бы в штаны наложил! Нет, на людях он, конечно, герой. Такие, как Димка, всегда смелые, когда есть перед кем. А в одиночестве? Зная, что никто не затаит дыхание, глядя на тебя?

То-то же!

Пробивающийся меж листьями вьюнка солнечный свет падал на стол широкой полосой. Лампочка генератора едва заметно помаргивала. Из-за полосы Тилль этого не замечал.

Его занимало другое. Испытание-то он выдержал, но что это за испытание? Смех один. Вот если против юнг, одному разобраться с Яри – спокойно, насмешливо, без суеты – это да. Показать, наконец, кто чего стоит. Один-то раз растеряться всякий может.

Это будет серьезно.

После этого он сам себя зауважает.

Все зауважают.

Тилль снял с шеи цепочку дубликопии. Подбросил на ладони (звенья щелкнули кастаньетами) – легкая, летящая!

– Ну, что, Яри, завтра? У Скалищ?

В тот же миг его плечо сжали холодные твердые пальцы.

– Что это у тебя, мальчик?

Фраза прозвучала на асурском, и Тилль не смог ее перевести. Он резко обернулся.

Лицо, перепачканное землей (могильной! – показалось мальчишке), светилось белым. Вымазанная травяным соком безрукавка распахнулась – как тогда, в мечтах, – и из-под нее выглянули исцарапанные груди в огненной татуировке. Отчего-то они испугали Тилля больше всего.

– Дай сюда, – потянулась Майя к дубликопии. – Это твое брачное подношение?