"Чёрный всадник" - читать интересную книгу автора (Малик Владимир Кириллович)

8

В воскресенье, в первый день масленицы, Златку, Стёху, Младена, Ненко и Якуба позвали на ужин к гетману. За ними пришли Многогрешный и Азем-ага.

Это приглашение всех удручило, но ни Младен, ни Ненко, ни Якуб не посмели отказаться, так как уже достаточно хорошо изучили своевольный и необузданный в гневе характер гетмана и знали — возражать Юрасю в чем бы то ни было опасно.

Златка и Стёха попытались заикнуться, что не пойдут: мол, делать им там, за гетманским столом, нечего, что для них это слишком большая честь, но Многогрешный повысил голос:

— Одевайтесь — и без разговоров! Сочли бы за счастье приглашение на гетманский ужин!

У Златки сердце оборвалось, похолодели руки. Расчёсывая косы и одеваясь, она припоминала те короткие минуты, когда пришлось видеться с гетманом, его липкий, пристальный взгляд. Она боялась встречи с ним на этом званом вечере.

Златка надеялась, что со дня на день появится Арсен. Но его все не было, и она трепетала — вдруг с ним случилось что-то худое? Утешало девушку только то, что рядом были отец с братом, которые не дадут её в обиду.

Красавица Стёха тоже притихла, сникла. Розовые щеки побледнели, движения стали медленными, неуверенными, а голубые глаза потемнели от тревожного волнения.

Плача и охая, старая Звенигориха заплела девушкам косы, одела их в лучшее, что только было, а потом, провожая до порога, тайком перекрестила обеих.

— Пусть хранит вас матерь божия, голубушки! — прошептала, вытирая слезы. — Да и сами себя берегите!

Вышли на крыльцо. Порывистый пронизывающий ветер заставил каждого поплотнее запахнуть кожух. Девушки поцеловали матери руки и пошли вслед за Многогрешным. Позади всех тяжело шагал на кривых ногах Азем-ага.

В доме гетмана было жарко натоплено. Потрескивали горящие свечи. Пахло воском. В гостиной — длинный стол, заставленный мисками и тарелками с едой, приплюснутыми бутылками с наливками и горилкой. Вдоль стен стояли старшины — все вместе: украинцы, турки, татары. Вполголоса переговаривались, поглядывая на двери гетманских покоев.

Многогрешный тихонько постучал. Не дожидаясь ответа, приоткрыл дверь.

— Гости собрались, ясновельможный пан гетман, — доложил негромко.

Немного погодя в гостиную вошёл Юрий Хмельницкий. Одетый в чёрный бархатный кунтуш, который оттенял бледность его лица, чисто выбритый, он выглядел помолодевшим и торжественным. Даже грозные ледяные глаза не казались сейчас такими холодными, — внезапная улыбка, едва тронувшая губы, согрела их и придала лицу гетмана выражение доброжелательности и мягкости.

Все стоя поздравили гетмана, подняли за его здоровье наполненные до краёв бокалы. Он поблагодарил, выпил и без лишних слов попросил приступить к трапезе.

Захрустели на зубах солёные огурцы, забряцали миски, зачавкали усатые рты.

Златка сидела напротив гетмана. Прикрывая лицо ярким шёлковым яшмаком, все время ощущала на себе гетманский взгляд и от этого сжималась, как маленькая пичужка среди степных трав, когда в вышине проплывает жестокий ширококрылый коршун. Словно сквозь сон слышала она, как за столом постепенно нарастал шум: пили за султана, за хана, за гетмана, за победу над врагами. Хмель ударил в головы — и вспыхнули споры. Кто-то затянул песню, но её не подхватили, потому что гетман молчал.

Юрась пил наравне со всеми, однако не пьянел. Горящие глаза и нервные, подвижные тонкие пальцы, все время перебиравшие бахрому скатерти, пугали гетманских старшин, которые и пьяные не забывали, за чьим столом сидят. Тем более они страшили Златку: женским чутьём она догадывалась, что нравится гетману, а это означало для неё ужасную беду.

Девушка то краснела, то бледнела. Она чувствовала: этот сорокалетний мужчина, повелитель большого, но опустевшего края, человек злой и жестокий, которому никто не смеет перечить, не потерпит отказа. Потому и прыгало её сердечко от страха за себя и за своё будущее. Сейчас, когда она поняла, что нравится гетману, у неё мелькнула мысль: а смогут ли теперь что-нибудь сделать для её спасения отец и брат? Не прикажет ли гетман отослать их из Немирова — и она останется здесь совсем одинокая и беззащитная?

Златке стало так жутко под горящим взглядом гетманских глаз, что она, хотя и была голодна, почти ничего не ела. К тому же все заметили, что гетман удостоил её своим вниманием, и с любопытством посматривали на неё.

За столом поднялся Многогрешный.

— Выпьем, панове-братья, за ту половину рода людского, которая приносит нам радость и утеху. За женщин! За тех, кто является украшением нашего сегодняшнего праздника!

Зазвенели бокалы, загудели пьяные голоса. Неожиданно встал Юрась Хмельницкий, обошёл стол и остановился возле Златки. Наполнил её бокал вишнёвой наливкой, почти насильно заставил взять в руки.

— Адике… Какое прекрасное имя! Нежное, ласковое, мелодичное. Я пью за тебя, чудесная роза далёкого южного края, которую судьба забросила в наши суровые холодные степи. И мы благодарны судьбе за это, ибо твоё присутствие здесь, Адике, делает теплее и радостнее мрачное и неприветливое жилище, в котором приходится мне сейчас обитать… Слово чести, за всю свою жизнь не встречал я более красивой, милой девушки, чем ты, мой южный цветок! Пью за тебя, Адике, и надеюсь, что и ты выпьешь за здоровье твоего гетмана, который одиноко коротает здесь свои дни и будет рад, если ты разделишь его одиночество…

Слова гетмана были вполне определённы и ясны. Однако оставалось непонятным: предлагает ли он этой молодой красивой турчанке руку и сердце или старается лишь вскружить ей голову?

Златка не знала, как ответить. Рядом с ней дрожала, съёжившись, Стёха.

Мучительную, тягостную тишину прервал сам гетман.

— Ну, что же ты ответишь, моя пташка? — Юрась приблизился вплотную и заглянул девушке в глаза.

Златка застыла в гордом молчании.

И вдруг порывисто поднялся Ненко, быстро заговорил по-турецки, обращаясь больше к Азем-аге, чем к гетману.

— Высокочтимый пан гетман, я не настолько владею вашим языком, чтобы ответить на только что сказанные слова, но достаточно хорошо знаю его, чтобы понять, как они оскорбительны для моей сестры и меня…

Все, кто понимал по-турецки (а понимали многие, и сам гетман), вытаращились на молодого турка, который посмел поучать гетмана. У Азем-аги полезли на лоб чёрные лохматые брови. Многогрешный от удивления разинул рот и застыл так, придурковато хлопая веками. А Юрась Хмельницкий продолжал стоять перед растерянной Златкой, с гневом смотря через её голову на красивого молодого чорбаджию[34], который своей внешностью был очень похож на него самого и которого он сам пожелал иметь у себя на службе.

— Ага понимает, с кем он говорит? — холодно спросил Юрась.

— Понимаю, безусловно. И прошу извинения за резкие слова. Но я вынужден вступиться за свою сестру…

Вслед за Ненко встали Младен и Якуб, но Ненко едва заметным жестом призвал их молчать.

— Твоей сестре ничто не угрожает, — сдержанно, но холодно ответил гетман. — И никто здесь не оскорбляет её…

— Значит, это вышло помимо вашей воли, гетман… Мы думаем и заботимся о будущем Адике, — продолжал Ненко.

— А разве я желаю ей плохого будущего? — перебил Юрась. — Эта девушка завтра может стать гетманшей и скрепить наш союз с высокой Портой!

В гостиной воцарилась напряжённая тишина. Потом кто-то охнул. Прошелестел осторожный, придушенный шёпот.

Полковник Яненченко, который лучше чем кто-либо из присутствующих знал Юрия, покачал головой. «Ну и ну! Вот это дела! Наш Юрась влюбился! — подумал он ехидно. — Давненько за ним не водилось такого греха… Неужели его намерение серьёзно? Или это очередная прихоть сумасброда?» Однако промолчал, поскольку чувствовал, что и над ним собираются тучи.

Мурза Кучук тоже ни малейшим движением не выдал своих чувств, только многозначительно взглянул на Чору, а тот в ответ слегка опустил густые чёрные ресницы. Никто не видел этого диалога взглядов, а если б и видел, то не придал бы значения, так как понятен он был только отцу и сыну. Кроме того, все были так поражены словами гетмана, что никому и в голову не пришло наблюдать за белгородским мурзой…

Первым нарушил молчание Ненко:

— Но ясновельможный пан гетман забывает одно обстоятельство…

— Какое?

— Адике мусульманка…

— Ну и что?

— А гетман христианин…

— Глупости! — выкрикнул раздражённо Юрась. — Припомни, сколько девчат-христианок было взято в жены наивысшими сановниками Порты! А украинка Настя Лисовская стала даже султаншей Роксоланой… Так почему же в этом случае вера должна стать преградой? К тому же, мне кажется, последнее слово должно остаться за Адике… Но она — все тому свидетели — не проронила ни слова. Ведь издавна известно, что молчание — знак согласия!

Взгляды всех устремились на девушку.

Златка была ни жива ни мертва. Только мелко дрожал бокал в её руке, из него выплёскивался багряный, как кровь, напиток.

Она подняла голову. В её широко раскрытых глазах стояли слезы. Но голос прозвучал твёрдо:

— Я никогда не буду гетманшей! Никогда!

— Адике! — вскрикнул Юрась.

— Запомните — никогда! — повысила голос Златка. — Самая злейшая кара не заставит меня отдать вам сердце и руку. Я люблю другого!

Она поставила свой бокал на стол и смело смотрела гетману в лицо.

Все замерли. Ненко, Младен и Якуб побледнели.

За гетманским столом назревала буря.

Азем-ага и татарские салтаны с любопытством ждали — что будет дальше? Многогрешный положил руку на саблю и, весь в напряжении, подался вперёд, следя, как верный пёс, за своим хозяином.

У Юрася вдруг перехватило дыхание. Его душило бешенство.

Но не успел он вымолвить и слова, как распахнулись двери — и в покои ввалились трое подвыпивших старшин, выходивших до ветру, а с ними — высокий незнакомец в дублёном кожухе и бараньей шапке.

— Мы поймали запорожца, пан гетман!

— Заглядывал в окна!

Старшины подтолкнули запорошённого снегом казака на середину гостиной, поближе к гетману.

Когда незнакомец снял шапку и поклонился, послышался лёгкий девичий вскрик: это Златка и Стёха не смогли удержаться от невольного возгласа. Но никто из присутствующих, кроме Младена, Ненко и Якуба, не обратил на это внимания, поскольку для гетмана и его окружения значительно большей неожиданностью, чем девичий испуг, было появление в Немирове, да ещё в доме гетмана, запорожца. Все смотрел» на красивого молодца и ждали, что он скажет. Но он молчал, внимательно вглядываясь в лица присутствующих.