"Империя ученых (Гибель древней империи. 2-е испр. изд.)" - читать интересную книгу автора (Малявин Владимир)

Драма позднеханьской династии

История позднеханьской династии начинается в 25 году, когда Лю Сю провозгласил себя императором Гуан У-ди. Отпрыск ханьского дома, будущий государь в молодые годы не помышлял о желтом одеянии монарха и даже был готов служить Ван Ману. Лишь после того, как падение узурпатора стало неминуемым, Лю Сю поднял мятеж у себя в Наньяне и, играя на проханьских настроениях, быстро выдвинулся в число претендентов на престол. К 25 году ему удалось установить контроль над большей частью центрального и восточного Китая. Став монархом, Лю Сю заручился поддержкой ряда военных вождей северо-запада и в течение десяти лет распространил свою власть на всю территорию империи.

Новый император снискал себе лавры, которых обычно удостаивались основатели династий. По его собственным словам, он «приводил Поднебесную в порядок мягкостью» [Хоу Хань шу, цз. 1б, с. 18б]. В ходе войн Гуан У-ди неоднократно специальными эдиктами освобождал захваченных пленников-рабов. Он поощрял конфуцианское образование и выказывал знаки особого почтения к ученым мужам. В 31 году он резко сократил штаты провинциальной администрации, так что, по свидетельству хрониста, «из десяти служащих остался один»; было упразднено свыше 400 уездов [Хоу Хань шу, цз. 1б, с. 2а-2б]. Тогда же Гуан У-ди начал серию реформ в армии, отменил всеобщую воинскую повинность, ликвидировал в центральных районах должности военных губернаторов – дувэев, распустил военный флот. Придворные историографы объясняют эти меры миролюбивым нравом императора и с восторгом отзываются об их последствиях: «После роспуска войск воцарился мир в Поднебесной, было мало беспорядков, документация об отбывании повинностей сократилась в десять раз» [Хоу Хань шу, цз. 1б, с. 12б). В действительности Гуан У-ди больше беспокоила угроза мятежа его бывших боевых соратников.

В судьбе позднеханьской династии многое предрешил характер группировки Гуан У-ди и его правления. Опорой Лю Сю стал блок влиятельных магнатов, главным образом из Наньяна (они составляли более трети его ближайших сподвижников), Хэнани, Хэбэя и отчасти северо-запада|1|. Политическое сотрудничество окружения Лю Сю подкреплялось брачными узами. Сам он вначале породнился с богатым семейством Го, с помощью которого ему удалось подчинить Хэбэй. Вторая супруга Лю Сю происходила из семьи его видного земляка Инь Ши, имевшей свыше 700 цин земли и более тысячи воинов [Хоу Хань шу, цз. 32, с. 12а, 17а].

Гуан У-ди восстановил в полном объеме бюрократическую систему, но позаботился о сохранении своего личного контроля над ней, вручив, как говорилось, исполнительную власть цензорату и Палате документов из «внутреннего двора». Гуан У-ди держал административный аппарат в ежовых рукавицах. «В то время, – сообщает хронист, – многих чиновников внутреннего и внешнего двора отбирал сам император, проверяли их со всей строгостью, и это было крайне обременительным делом. Глав Палаты документов и высших сановников на аудиенциях силком усаживали на передние места, никто из чиновников не смел говорить прямо» [Хоу Хань шу, цз. 29, с. 7а-б].

Равным образом основатель позднеханьской империи постарался обезопасить себя от посягательств принцев крови. Следуя ханьским традициям, он раздал родственникам уделы, но каждому удельному правителю приходилось терпеть возле себя советника, назначавшегося двором, и отсылать около половины своих доходов в императорскую казну. Сам Гуан У-ди не упускал случая напомнить, кто настоящий хозяин империи. Так, в 53 году по его приказу было перебито несколько тысяч «гостей» удельной знати (Хоу Хань шу, цз. 1б, с. 27а]. Попытки некоторых принцев крови совершить переворот неизменно заканчивались провалом. Одним словом, удельные правители не стали в позднеханьском Китае фактором большой политики.

Намеченные Гуан У-ди черты династийного правления обозначились явственнее при его преемниках, вслед за основателем династии бравших жен из влиятельных семей его окружения. Такая тенденция при пассивности бюрократии и слабости удельных правителей, на долю которых оставалась лишь праздная жизнь, приправленная дворцовыми сплетнями и мелкими интригами, таила в себе серьезную угрозу прерогативам царствующего дома со стороны родственников жены императора. Государыня считалась особой не менее священной, чем ее царственный супруг, с которым она составляла «одно тело». Как «мать Поднебесной», она совершала вместе с мужем обряды в императорском храме предков, а после смерти супруга представляла его в своем лице, вручая «небесное повеление на царствие» новому государю, а в случае его несовершеннолетия выполняла обязанности регентши. Гуан У-ди хорошо знал об опасности, угрожавшей трону со стороны кланов императриц – в конце концов он имел перед глазами пример Ван Мана, возвысившегося именно как родственник императора по женской линии. Хронисты подчеркивают, что Гуан У-ди не вверял большой власти свояченикам [Дунгуань ханьцзи, цз. 2, с. 3б-4а]. Есть, однако, основания усомниться в правдивости сообщений придворных историографов, воздававших хвалу Гуан У-ди за умение сдержать аппетиты своих, как говорили в Китае, «внешних родственников». Так, сановник Цай Мао доносил о бесчинствах, творимых ставленниками императрицы Инь, которые «преступают законы и не подвергаются казни за убийства, не несут наказания за причиненные людям ранения» [Хоу Хань шу, цз. 26, с. 16а].

В 57 году Гуан У-ди скончался, дожив до 61 года. На престол вступил его 29-летний сын Лю Чжуан, принявший имя Мин-ди. На сей раз на небосклоне дворцовой политики засияла звезда именитой семьи Ма из Гуаньчжуна, семьи новой императрицы. Отец последней, Ма Юань, был сподвижником Гуан У-ди и в конце концов приобрел такое влияние, что император счел за благо дать ему отставку. Племянник Ма Юаня только после смерти дяди добился разрешения направить своих двоюродных сестер в императорский гарем в ранге гуй жэнь – «знатной дамы»². В 60 году младшая дочь Ма Юаня была объявлена супругой Мин-ди, и три ее брата сделали быструю карьеру.

При третьем позднеханьском императоре – Чжан-ди (75-88) положение «внешних родственников» еще более упрочилось. Под опекой теперь уже вдовствующей императрицы Ма ее братья получили знатные титулы и немалую власть. Одновременно быстро набирали силу новые претенденты на власть – родственники жены Чжан-ди из рода Доу, земляки семейства Ма. В свое время один из членов этого клана, Доу Жун, примкнул к Гуан У-ди, в награду получив почти бесконтрольную власть в Лянчжоу. Незадолго до смерти Гуан У-ди Доу впали в немилость и были высланы на родину под надзор властей; часть их погибла в тюрьме. Но после того как в 78 году внучка Доу Жуна стала императрицей, семья Доу, подобно потомкам Ма Юаня, с удвоенной энергией принялась восстанавливать свои позиции. Четыре брата императрицы добились такого влияния, что их побаивались даже семьи бывших императриц Инь и Ма [Хоу Хань шу, цз. 23, с. 19а]. Сама императрица Доу ревниво оберегала свои прерогативы. Не сумев родить сына, она оклеветала и довела до самоубийства двух «знатных дам» из фамилий Сун и Лян, имевших сыновей от императора. Ребенка наложницы из рода Лян императрица Доу выдала за своего собственного, для пущей безопасности выслав его подлинных родственников в приграничный район.

После смерти Чжан-ди императрица Доу возвела своего девятилетнего «сына» на престол под именем Хэ-ди. Теперь вдовствующая императрица-регентша получила возможность действовать от имени государя. Правда, она могла непосредственно контролировать только «внутренний двор»; опекать регулярное чиновничество стал ее брат Доу Сянь, получивший пост главнокомандующего. Правление семейства Доу в описании хронистов выглядит откровенной и грубой диктатурой. Когда в 89 году Доу Сянь ушел в поход на северных сюнну, братья императрицы «послали людей перекрыть все дороги, ведущие к столице, и грабить приезжих; самовольно отправили гонцов на почтовых лошадях с приказом к пограничным гарнизонам направить (в их распоряжение. – В. М.) в столицу тяжеловооруженную конницу, всадников-стрелков, а также умелых и сильных воинов... Они силой отнимали у людей имущество, выпускали преступников на свободу, захватывали в наложницы женщин и девушек. Торговцы при их появлении закрывали лавки, как при приближении врага. Власти боялись их, и никто не осмеливался протестовать» [Хоу Хань шу, цз. 23, с. 25б-26а].

«Внешние кланы» могли рассчитывать на власть, лишь покуда была жива императрица. Неудивительно, что они действовали с жестокостью и самодурством калифов на час, вызывая раздражение и зависть в чиновничьих кругах. В конце концов фавориты пожинали то, что сеяли сами: возвысившись за одну ночь, они за одну же ночь уходили в политическое небытие. Так, сразу после кончины императрицы Ма ее братья потеряли все посты и были высланы в свои уделы. Непрочной оказалась власть и семейства Доу. Хэ-ди, раскрывший обман с «усыновлением», ждал только благоприятного момента для контрудара. Верным помощником Хэ-ди был гаремный евнух Чжэн Чжун, который «один всей душой был предан императору и не прислуживал могущественной клике» [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 6а]. В 92 году Хэ-ди, воспользовавшись отсутствием Доу Сяня, арестовал в столице его родственников, обвинив их в измене. Главнокомандующий и оба его брата были впоследствии сосланы в свои уделы и там по обычаю покончили с собой. Уцелевшие члены семейства Доу оставались в опале до 109 года.

Обозначим главных действующих лиц драмы позднеханьского двора, с удручающей монотонностью разыгрывавшейся по одному и тому же сценарию.

Некоторые из этих лиц – родственники императриц – нам известны. Другой влиятельной силой дворцовой политики были евнухи, обслуживавшие гарем монарха. Большинство из них были низкого происхождения и выполняли незаметную черную работу, однако самые высокопоставленные занимали должности, в позднеханьское время приравненные к рангу в 2 тыс. даней. Главное же, повседневная близость к императорской персоне, его супруге и любимым наложницам позволяла отдельным евнухам играть совершенно исключительную роль в дворцовой политике.

Еще царствование Цинь Шихуана закончилось фактической узурпацией власти евнухом. Большим влиянием пользовался доверенный евнух императора Юань-ди (48-33 гг. до н. э.), но это осталось эпизодом в истории раннеханьской династии. Авторитет евнухов значительно возрос при Гуан У-ди, передавшем им немало постов, которые ранее занимались, как правило, обычными чиновниками. Наиболее заметными фигурами стали «постоянный камердинер дворца» (чжун-чанши) и «малый камердинер Желтых ворот» (хуан мэнь сяоши), выступавшие посредниками между государем и администрацией «внешнего двора».

Силу гаремных слуг впервые продемонстрировали события 92 года, и в дальнейшем их роль в дворцовой политике неуклонно возрастала. В 102 годуХэ-ди впервые пожаловал знатный титул хоу и удел евнуху Чжэн Чжуну, унаследованные затем приемным сыном последнего. Право евнухов иметь приемных детей и передавать им знатные титулы было формально узаконено в 135 году [Хоу Хань шу, цз. 6, с. 14б]. В 156 году приемные дети евнухов получили право ношения по ним «трехлетнего траура», как по настоящим родителям, что устранило последние признаки социальной неполноценности служителей гарема [Хоу Хань шу, цз. 7, с. 12б]. К тому времени евнухи были уже достаточно могущественны для того, чтобы в нарушение законов назначать родственников на крупные посты в провинциальной администрации [Хоу Хань шу, цз. 38, с. 11а]. Неудивительно, что, хотя кастрация как вид наказания была отменена при Хэди, многие добровольно калечили себя в надежде сделать быструю карьеру в гаремных стенах. Даже среди служилой элиты немало людей предпочли забыть о том, сколь жалок и презрен с точки зрения конфуцианской морали удел человека, не могущего произвести потомство. В середине II в. появляются упоминания о евнухах из потомственных служилых семей, в том числе и самых именитых [Хоу Хань шу, цз. 81, с. 31а, цз. 45, с. 8б].

Наконец, третий фактор дворцовой политики: регулярная бюрократия. Сила относительно сплоченная, но, как показали уже события 92 года, крайне инертная и отчужденная от императора. Если «внешние кланы» и евнухи как бы насаждали свою власть сверху, действуя от имени государя, то чиновничество опиралось на регулярную административную систему и ее безличные законы. В этом смысле бюрократия имела право в собственных глазах считать себя олицетворением «порядка», а господство императорских фаворитов – аномалией. По той же причине служилая знать была принципиально консервативным элементом, отстаивавшим свои традиционные привилегии в борьбе с «выскочками», пробивавшимися к власти благодаря случайному стечению обстоятельств. Оттого в дворцовых распрях мы почти не слышим голоса действительных хозяев положения – его заглушает исходящая из чиновничьих рядов громкая критика существующей «несправедливости». Чиновники-хронисты, разумеется, ей сочувствовали и в изобилии заполняли ею свитки своих анналов. И тем не менее именно косность бюрократического аппарата порождала временщиков из «внутреннего двора», пытавшихся в обход регулярного чиновничества сократить дистанцию между непосредственным окружением императора и массами податного населения.

Несмотря на острое соперничество, дворцовые группировки сообща успешно выключили из борьбы императоров. Наибольшими прерогативами по-прежнему пользовалась императрица, происходившая, подобно своим предшественницам, из рода видного сподвижника Гуан У-ди, на сей раз – генерала Дэн Юя. В начале 106 года Хэ-ди умер, не назначив наследника, и вдовствующая императрица возвела на престол малолетнего императора Шан-ди, умершего через четыре месяца. В нарушение обычая, требовавшего созвать в таких случаях общий совет для решения вопроса о престолонаследии, императрица Дэн с двумя братьями провозгласили государем принца Лю Ху. Новому монарху, вступившему на престол под именем Ань-ди, к тому времени едва минуло 13 лет.

Бразды правления остались в руках вдовствующей императрицы. Лишь после ее смерти, в 121 году, Ань-ди решил отстоять свои державные полномочия. Союзники нашлись все в том же гареме в лице евнуха Ли Жуня и кормилицы императора Ван Шэн, которые донесли Ань-ди о якобы вынашиваемых Дэнами планах государственного переворота. Спустя два месяца Ань-ди лишил членов клана Дэн всех чинов и званий, предоставив некоторым из них возможность покончить жизнь самоубийством. Евнух и кормилица – последняя впервые в китайской истории – получили знатные титулы и встали во главе новой могущественной клики из евнухов и приспешников Гэн Бао – дяди императора со стороны его «законной» (в действительности фиктивной) матери³.

С кончиной Ань-ди в 125 году началось новое действие дворцовой драмы. Вдовствующая государыня из клана Янь заблаговременно убила мать наследника престола и добилась низложения последнего. Вместе с братом Янь Сянем она посадила на трон собственного малолетнего избранника, а потом устранила главарей бывшей клики, с которой прежде сотрудничала. Гэн Бао покончил с собой, Ван Шэн отправили в ссылку, а ее люди провели остаток дней с бритой головой и железным ошейником преступника. Императрица и Янь Сянь заручились поддержкой ряда других евнухов, в том числе Ли Жуня, ухитрившегося избежать расправы. К несчастью для Яней, их ставленник умер через семь месяцев. Всеобщим замешательством воспользовался евнух Сунь Чэн, организовавший заговор с целью возвести на престол «законного» наследника – Лю Бао. Его сподвижники из гарема, среди которых мы встречаем ветерана дворцовых интриг Ли Жуня, действовали решительно. Они отрубили головы доверенным евнухам Янь Сяня, почтительно приветствовали нового императора и в тот же день расправились с Янями. В благодарность новый государь, правивший под именем Шунь-ди, помимо щедрых даров пожаловал титул хоу сразу 19 евнухам.

Победа Шунь-ди несколько изменила расстановку сил при дворе. Конечно, ключевые позиции занимали евнухи-заговорщики, после переворота они уже не были едины. Бывшие союзники так докучали Шунь-ди спорами о своих «заслугах», что одно время он даже хотел выслать их всех из столицы [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 11б-12а]. К тому же евнухи не могли заполнить политический вакуум, образовавшийся после падения Яней. Уход со сцены очередного «внешнего клана» объективно означал усиление служилой знати, которая в целом поддержала переворот Сунь Чэна. На первых порах ветер перемен коснулся не столько ее взаимоотношений с императором, сколько самого характера ее деятельности. Пожалуй, можно говорить о «поколении Шунь-ди» в рядах бюрократии – сановниках, призванных в первые годы его царствования: людях необычайно энергичных и решительных. Почти все они воплощали характерный тип позднеханьского сановника – выходца из служилой семьи, конфуцианского эрудита и моралиста, твердо верящего в свое высокое предназначение. В их когорте мы встречаем, например, Юй Сюя, Цзо Сюна, Хуан Цюна, Чжоу Цзюя и др. Юй Сюй, сын смотрителя тюрьмы, долгое время воевавший с цянами, был назначен в 126 году младшим офицером управления инспекции. Заступив на должность, Юй Сюй провел основательную чистку в среде администрации [Хоу Хань шу, цз. 58, с. 6б-8а]. Цзо Сюн, прибывший в столицу по специальному приглашению монарха, «увидел, что сановники ленятся на службе, в управлении много огрехов. Сюн много раз подавал доклады о состоянии дел, его речи были глубоки и всеобъемлющи» [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 1б]. Хуан Цюн, служивший в Палате документов, по отзыву биографа, «досконально вникал во все дела, и никто при дворе не мог оспорить его суждений» [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 22б]. Тогда же ученый маг Ян Хоу, вызванный Шунь-ди со всеми почестями в 128 году, утверждал, что «по прошествии 350 лет царствования Хань должна наступить эра очищения законов и преобразования устоев» [Хоу Хань шу, цз. 30а, с. 8б]. Служилая знать явно ждала от Шунь-ди перемен, но евнухи твердо держались за власть, и все кончилось куцыми реформами в области отбора и экзаменов служащих, реконструкцией Столичной школы и восстановлением некоторых дворцовых церемоний, ценимых конфуцианцами.

Все же Шунь-ди предоставил новым лидерам «внешнего двора» относительную свободу действий в пределах их служебной компетенции. Семерых «прославившихся добродетелью ученых мужей» представил двору Хуан Цюн, сравнивший их с семью великими отшельниками древности [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 23а]. Цзо Сюн назвал кандидатуры 30 «достойных людей», после чего среди областных правителей «никто не смел опрометчиво давать рекомендации» [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 7а]. Нечто подобное сообщается в биографии сановника Чжан Хао, тоже возвысившегося после переворота Шунь-ди; вновь выдвинутых людей «славила вся Поднебесная» [Хоу Хань шу, цз. 56, с. 2а]. Одним словом, благодаря Цзо Сюну, отмечает его биограф, «ко времени эры Юнцзя (145 год. – В. М.) отбор на службу стал чистым и беспристрастным, во множестве отбирали правильных людей»

[Хоу Хань шу, цз. 61, с. 7а]⁴. Быть может, подобные суждения являются отчасти плодом ретроспекции следующего поколения, поскольку именно во времена Цзо Сюна начинали свою карьеру многие герои будущей бюрократической оппозиции евнухам. Но даже если перечисленные Фань Е в связи с биографией Цзо Сюна два десятка имен, представлявших цвет позднеханьской учености и административной добродетели, не являются непосредственным порождением «нового курса» Шунь-ди, невозможно отрицать активизацию служилой знати в тот период.

Хотя вожди регулярной бюрократии имели основание быть недовольными диктатом евнухов, нет серьезных поводов говорить о какой-либо принципиальной конфронтации между ними и гаремной верхушкой. Цзо Сюн и его единомышленники почти не высказывались против участия в политике «служителей Желтых ворот». Юй Сюй мог в одном и том же докладе обвинять сразу и сановников, и евнухов, а вступив однажды в противоборство с одним из евнухов, получил поддержку от ряда других евнухов, в частности Сунь Чэна [Хоу Хань шу, цз. 58, с. 7б-8а]. Предстоящая женитьба императора грозила, однако, подорвать и без того шаткий баланс сил между евнухами и «внешним двором». В 132 году Шунь-ди объявил своей супругой девицу из клана Лян – одного из знатнейших в империи. Возвысившись благодаря поддержке Гуан У-ди, Ляны пострадали в годы господства семейства Доу, а со времен Ань-ди вновь оказались в фаворе. Отец новой императрицы Лян Шан сразу получил удел, должность начальника личной охраны императора, а еще через два года стал главнокомандующим. Лян Шан сосредоточил в своих руках немалую власть, но, наученный горьким опытом предшественников, действовал осмотрительно и приобрел популярность среди служилой знати. Он приблизил к себе ряд известных своими «добродетелями» чиновников, в том числе Ли Гу⁵. Примечательно, что занимавший при Лян Шане должность великого маршала Ван Гун, по отзыву биографа, «выдвигал только самых почтенных старейшин в пределах четырех морей» [Хоу Хань шу, цз. 56, с. 7б-8а]⁶. В то же время Лян Шан велел сыновьям установить связи с группой влиятельных евнухов и неоднократно прибегал к помощи последних. Очевидно, главнокомандующий хотел заручиться поддержкой основных дворцовых группировок, играя на их противоречиях. В 141 году Лян Шан умер, а все его звания и должности перешли к его старшему сыну Лян Цзи, избравшему совсем другую тактику.

Хронист рисует преемника Лян Шана человеком с хищно, как у совы, посаженной головой, злым пронзительным взглядом и невнятной речью, запойным пьяницей и азартным игроком – портрет, достойный деяний одного из главных злодеев драмы позднеханьской династии. Поспешив облачиться в одежды главнокомандующего раньше, чем его отец был предан земле, Лян Цзи не скрывал своего намерения стать единоличным диктатором. С интересами служилой знати он демонстративно не считался, бесцеремонно протаскивая в канцелярии своих людей. О разочаровании, охватившем тогда чиновничество, свидетельствует следующий эпизод. В 142 году Шунь-ди отрядил восьмерых сановников в инспекционную поездку по империи. Один из них, Чжан Ган, остановился у городской управы в Лояне и на вопрос, почему он не едет дальше, ответил: «Шакалы и волки у власти, что уж выискивать лисиц!» Затем Чжан Ган подал доклад с критикой произвола семейства Лян. Император, отмечает хронист, «знал правоту слов Гана, но так и не сумел обратить их в дело» [Хоу Хань шу, цз. 56, с. 4а-б]⁷. Зато с евнухами Лян Цзи поддерживал до поры до времени дружеские отношения.

В сентябре 144 года умер Шунь-ди, и для Лянов пали последние преграды на пути к власти. Наследовавший Шунь-ди ребенок без малого двух лет от роду умер через несколько месяцев. Ляны самостоятельно назначили нового государя – восьмилетнего Чжи-ди. Последний имел неосторожность назвать Лян Цзи «своевольным генералом», за что и был вскоре отравлен. Ли Гу начал было расследование, но концов, разумеется, не нашли. Между тем предстояло назначить преемника Чжи-ди. Сановники остановили свой выбор на принце Лю Суане, Ляны выдвинули кандидатуру тринадцатилетнего правнука Чжан-ди Лю Чжи. Дабы придать делу хотя бы видимость законности, Ляны созвали придворный совет, на котором служилые люди единодушно высказались в пользу Лю Суаня. Тогда Лян Цзи многозначительно объявил заседание совета закрытым и перенес его на следующий день, потратив вечер на шантаж и подкуп высших чинов. Усилия Лян Цзи и его доверенных евнухов не пропали даром: во второй раз только Ли Гу и другой высокопоставленный чиновник – Ду Цяо нашли в себе смелость отстаивать прежнее решение. Добившись своего, Лян Цзи постарался разделаться со строптивыми сановниками. Еще за год до выбора императора он пытался убрать Ли Гу по шаблонному обвинению в протекционизме и групповщине⁸. Когда Лю Суань попытался силой отобрать престол у ставленника Лян Цзи, императора Хуань-ди, главнокомандующий обвинил Ли Гу и Ду Цяо в связях с мятежниками и добился их казни.

Возведя своего ставленника на трон, Лян Цзи смог наконец развернуться во всю ширь. Достаточно сказать, что число его служащих вдвое превышало штат служащих ведомств трех гунов Хоу Хань шу, цз. 34, с. 16а]. Соблюдая никому уже не нужный декорум, Лян Цзи сместил часть своих родственников, заменив их родичами жены. Управлял он в худших традициях тирании «внешних кланов». Все, кто получал повышение, обязаны были лично благодарить Лян Цзи и после этого уже направляться в Палату документов. Строптивые рисковали не только карьерой, но и жизнью. Чиновник Юань Чжу, подавший доклад с разоблачениями главнокомандующего, пытался скрыться, но и это не спасло его от расправы. В провинции люди Лян Цзи составляли списки богачей, сажали их по сфабрикованному обвинению в тюрьму и выпускали за большой выкуп. Тех, кто, по их мнению, давал мало, казнили. В дом Лян Цзи попадали самые ценные подарки, преподносившиеся двору иностранными посольствами. Лян Цзи снаряжал в сопредельные страны экспедиции (в своем роде традиционная черта политики дворцовых временщиков), которые несли миру весть о величии позднеханьского двора, а заодно добывали сокровища и грабили по пути население. В окрестностях столицы он соорудил парк с искусственными холмами, достигавший 300 км в окружности, и другой парк, поменьше, – специально для кроликов. Каждый убивший там кролика подлежал казни. О поведении же ди хронисты тактично сообщают: «Сын Неба сохранял достоинство и ничего не мог делать лично» [Хоу Хань шу, цз. 34, с. 22а-23а].

Ляны сделали все возможное, чтобы обеспечить свое будущее. В 147 году Хуань-ди женили на младшей сестре вдовствующей императрицы. И когда последняя спустя три года умерла, ощутимых перемен не произошло: Лян Цзи по-прежнему контролировал администрацию и армию, а молодая государыня – гарем. Детей у нее не было, и, как сообщается в ее жизнеописании, «если какая-нибудь наложница беременела, она редко донашивала ребенка» [Хоу Хань шу, цз. 10б, с. 10б].

Но в августе 159 года императрица умерла, и Лян Цзи пришлось срочно искать замену. Подходящая кандидатура как будто нашлась. Это была наложница по имени Мэнню, к которой в то время благоволил Хуань-ди. У Лян Цзи родился план сделать Мэнню своей приемной дочерью, но родственники фаворитки категорически отвергли его. Когда уговоры не помогли, Лян Цзи прибегнул к силе. Он послал слуг убить мать Мэнню, но та успела бежать во дворец, и Мэнню рассказала обо всем императору. Тот решил, что настало время избавиться от зарвавшегося опекуна. Хуань-ди удалился в свою уборную – единственное место во дворце, где он мог быть уверен, что его не подслушивают, – и там попросил доверенного евнуха Тан Хэна отобрать в гареме людей, имевших личные счеты с Лян Цзи и готовых пойти на риск переворота. Тан Хэн привел четверых – Шань Чао, Цзо Гуаня, Сюй Хуана и Цзюй Юаня. Вместе с императором они дали друг другу клятву верности, скрепленную его кровью. Сам переворот обошелся без кровопролития. Хуань-ди прошел в тронный зал и сделал необходимые распоряжения. Один из евнухов с тысячью гаремных стражников окружили дом главнокомандующего. Лян Цзи и его жена покончили с собой, их родственники были частью казнены, частью сосланы, имущество конфисковано, земельные владения переданы беднякам. Ставленники Лян Цзи – более 300 человек – были изгнаны со службы. «Императорский двор опустел», – отмечает хронист [Хоу Хань шу, цз. 34, с. 24б].

Надежды чиновничества играть после переворота более заметную роль в дворцовой политике не сбылись. Хуань-ди, имевший возможность убедиться в пассивности и оппортунизме служилой знати, явно не доверял ей. Высших сановников он даже приговорил за пособничество Лян Цзи к смертной казни, которую заменили разжалованием в простолюдины. Правда, на их место были назначены враждебные диктатору и потому прослывшие «принципиальными» люди; были посмертно реабилитированы Ли Гу и Ду Цяо, но это не меняло существа дела. Вскоре Мэнню стала государыней, и, хотя ее родственники не смогли полностью доминировать во дворце, бюрократия болезненно реагировала на появление нового «внешнего клана». Впоследствии Хуань-ди неоднократно запугивали, ссылаясь на родичей императрицы, гибельными последствиями фаворитизма [Хоу Хань шу, цз. 66, с. 4а, цз. 48, с. 25а].

Главными врагами чиновничества, однако, стали евнухи, больше других выигравшие от переворота. Всей пятерке заговорщиков Хуань-ди даровал титул хоу, неслыханно большие уделы и позволил стать действительными хозяевами положения. На императора тут же обрушился водопад протестов, в которых зазвучали нотки принципиального противопоставления сановников гаремным слугам. Хуан Цюн, возражая против одновременного пожалования уделов евнухам и главе Палаты документов Инь Сюню, писал в докладе, что это значит «смешивать золото и яшму с песком и черепицей, втаптывать драгоценный камень в грязь. В пределах люди, услышав об этом, выразили недовольство и разочарование» [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 30а].

Правитель уезда Ли Юнь послал Хуань-ди доклад, составленный в беспрецедентно резком тоне. Цитируя апокрифические книги, популярные среди ханьских конфуцианцев, он писал: «Конфуций говорил: „Император – это судья“. Ныне в служебных званиях беспорядок, низкие людишки рвутся вперед и открыто все сводят к торгу, власть государя слабеет с каждым днем. Неужели император не хочет быть судьей?» [Хоу Хань шу, цз. 57, с. 16а-б]⁹. Хуань-ди, воспринявший критику Ли Юня как личное оскорбление, приказал казнить его. А когда другой чиновник, Ду Чун, высказал в докладе императору пожелание «умереть с Ли Юнем в один день», его просьба была исполнена.

Могущество евнухов осталось непоколебленным. Предоставим слово хронике: «Четыре хоу безраздельно хозяйничали в Поднебесной, и о них говорили: „Цзо повернет небо вспять, Цзюй восседает один, Сюй как тигр лежит, Тан бьет как град“.

Они наперебой сооружали себе дворцы. Это были многоэтажные здания, изящные и роскошные, построенные с большим искусством. На своих слуг они надевали украшения из золота, серебра, фетра и перьев. Они брали в наложницы множество красивых женщин из доброго люда, украшая их драгоценностями, словно знатных дам. Их приспешники разъезжали в колясках, запряженных буйволами, в сопровождении эскорта всадников. Они брали к себе дальних родственников или давали свою фамилию чужим людям, а иногда покупали рабов и усыновляли их, чтобы передать им свои уделы и знатные титулы. Их братья и свояченики становились правителями округов и областей, где они терзали и грабили народ, как сущие разбойники» [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 16а-б].

Так с переворотом 159 года не в последнюю очередь по вине самого Хуань-ди конфликт между бюрократией и императорскими фаворитами разгорелся с новой силой. Борьба с евнухами стала для служилой элиты делом принципа и даже традицией, имевшей своих героев и свой мартиролог. Тогда, конечно, никто не сознавал, что оба враждебных лагеря были частями одной системы. Но именно поэтому фракционная борьба при дворе не имела исторической перспективы: в ней не могло быть победителя. Запутавшаяся в противоречиях своего политического режима позднеханьская династия неотвратимо шла к собственной гибели.