"Рожденный править" - читать интересную книгу автора (Резник Майкл (Майк) Даймонд)

14. БИОХИМИКИ

Примерно около 5600 года галактической эры биологические науки, и в особенности биохимия, казалось, зашли в тупик. И это несмотря на легендарный проект, который в течение многих веков будоражил воображение человечества. Было сделано множество важных открытий, но…

«Человек. История двенадцати тысячелетий»

Именно в области биохимии и смежных с ней наук Человек добился замечательных результатов, распространившихся затем по всей Галактике. Тысячелетняя проблема искусственного производства живой клетки была наконец решена, и буквально миллиарды женщин смогли обрести радость материнства вопреки самым жестким природным ограничениям.

Если в период Олигархии у Человека и родилась по-настоящему гениальная идея, то лежала она в области биохимии.

«Происхождение и история разумных рас», т.8

Да, этот ублюдок определенно не походил на супермена.

– Неудача номер 1098. – Роджер, фыркнув от отвращения, отвернулся от инкубатора.

– Ликвидировать, сэр? – спросил один из ассистентов.

– Разумеется, – рассерженно ответил Роджер. – Его умственное развитие никогда не достигнет даже уровня десятилетнего ребенка, и он никогда не выберется из инвалидной коляски. Найдите у него сердце, где бы оно ни находилось, и вкатите шесть кубиков парализатора.

Роджер оставил своих помощников и вышел из зала с инкубаторами в длинный, хорошо освещенный коридор. Миновав несколько дверей, он остановился у кабинета Германа. Мельком взглянув на табличку с мелкими золотыми буквами «Заведующий отдела биохимии», он снова фыркнул и толкнул дверь.

Герман – невысокий человек, довольно смуглый, с короткими темными волосами и лицом, изборожденным глубокими морщинами, – уже ждал его, закинув за голову руки и положив ноги на стол.

– Ну что? – спросил он, как только Роджер перешагнул порог.

– А по мне не видно? – скорчив кислую мину, осведомился тот.

– Итак, тебе снова придется засесть за расчеты, – протянул Герман. – Ну-ну, это ещё не конец света.

– Неудачи, черт бы их побрал, меня когда-нибудь доконают! – в отчаянии воскликнул Роджер. – Вы знаете, что сегодня исполняется десять лет с тех пор, как я пришел в ваш отдел? – Герман кивнул. – Я тут посчитал, что в среднем на каждый год приходится по 109, 8 провала.

– Жалеешь себя? – усмехнулся Герман.

– Не вижу в этом ничего смешного, – огрызнулся Роджер.

– Разумеется, не видишь. Пока.

– Что значит это «пока»? С меня довольно! Я увольняюсь! Считайте, что мое заявление у вас на столе.

– Возможно, но я его не принимаю. Сядь и успокойся. Вот, возьми сигару, – Герман пододвинул к нему коробку.

– Вы что, не поняли? – раздраженно рявкнул Роджер. – С меня хватит!

– Что ж, можешь считать эту сигару прощальным подарком, – спокойно ответил Герман. – Честно говоря, я удивлен, что ты продержался так долго. Сам я в первый раз решил все бросить через три года после того, как пришел в отдел. Впрочем, это, наверное, зависит от степени самоуверенности. Я был очень высокого мнения о своих способностях, но после трех сотен неудач спеси у меня поубавилось, и я решил заняться чем-нибудь другим. Мне потребовалось тридцать лет, чтобы понять – эти триста опытов на самом деле были успешны. А ты, если я не забыл таблицу умножения, провел без малого одиннадцать тысяч успешных экспериментов. Что с тобой? Ты выглядишь очень удивленным. Закрой-ка рот, дружище, и садись. Вот твоя сигара. Давай поговорим.

Роджер тяжело опустился в кресло у стола. Не сводя удивленного взгляда со своего шефа, он автоматически откусил кончик сигары и закурил.

– Ты так и не научился ценить хороший табак, – Герман выпустил клуб дыма. – А вот я по-настоящему рад отличной сигаре. – Он вздохнул, потянулся и продолжил. – Полагаю, тело вы уничтожили?

Роджер уныло кивнул. Герман пожал плечами:

– Ну что ж, я так и думал. Нет смысла выращивать недоумков. А то, чего доброго, нас всех вышвырнут с работы.

– Я не понимаю, – медленно сказал Роджер. – Это был обычный уродец, такой же, как и все остальные. Слабоумный, с почти полным отсутствием реакций, недоразвитые ноги, атрофированные органы. О чем тут вообще говорить?

– Поговорим о правде, мальчик мой. О Правде с большой буквы, а не о том суррогате, что здесь в ходу. Все так дьявольски просто, а я потратил полжизни, чтобы сообразить, в чем тут дело. Разумеется, каждый из моих предшественников догадывался об этом сам, так же, как и я. А потом так же, как и я, держал рот на замке. Но через два года я собираюсь уйти на покой. Стану бездельничать и транжирить свою пенсию на толстые сигары и толстых женщин. Ты – самый толковый из всех моих сотрудников. И хотя тебе нет еще и сорока, будет совершенно логично, если именно ты займешь мое место. Если, конечно, передумаешь увольняться. Вот почему я собираюсь рассказать тебе правду. Прямо сейчас. Не вижу смысла в том, чтобы ты тратил годы на поиски черной кошки в темной комнате.

– Полагаю, – холодно заметил Роджер, – речь пойдет о какой-то части Проекта, о которой мне ничего не известно?

– О какой-то части! – Герман громко расхохотался. – Да ты вообще ничего не знаешь об этом чертовом Проекте! И не смотри на меня с такой кислой рожей. Я твой друг, и ты прекрасно об этом знаешь. То, что я собираюсь сейчас сделать для тебя, не сделал бы никто другой во всей Галактике. Ведь даже мне, а я, черт побери, все-таки гений, понадобилось почти тридцать лет, чтобы во всем разобраться. Потом я часто удивлялся, как это я не допер после третьего или четвертого эксперимента. – Он глубоко затянулся и выпустил аккуратную струйку дыма. – Я был молод и до отказа напичкан идеализмом и прочей чушью. И так же свято верил в Проект.

– Вы намекаете на то, что Проект – это жульничество? – возмущенно вскинулся Роджер. Голос его дрожал от праведного гнева.

– И да, и нет, – спокойно ответил Герман. – И да, и нет, мой мальчик.

– Что вы хотите этим сказать?

– Именно то, что сказал, – ответил Герман. – Посмотрим, может, мне удастся заставить потрудиться хоть малую часть твоих мозгов. В конце концов, если тебе суждено стать главным биохимиком Олигархии, ты вынужден будешь сам принимать решения. Никто и ничего на тарелочке тебе не поднесет. Скажи, зачем, на твой взгляд, нужен Проект?

– Это известно любому школьнику, – раздраженно ответил Роберт. – Я что-то не пойму, куда вы клоните.

– Потерпи немного, – усмехнулся его собеседник, раскуривая новую сигару. – И поделись со мной своими мыслями о Проекте.

– Вы делаете из меня идиота, – устало проговорил Роджер. – Ну ладно. Цель Проекта – ускорение эволюции и искусственное создание сверхчеловека.

– Что ж, очень четкое и полное определение. И в этом отношении Проект абсолютно легален. Пожалуй, «легален» не очень подходящее слово. Скорее, Проект в этом отношении является искренним. Наши намерения чисты, и если не говорить о конкретных результатах, то в добродетельности этой части Проекта никаких сомнений нет.

– Я все еще не понимаю.

– Ладно, старина, давай-ка мы с тобой начнем с самого начала. Знаешь ли ты, когда был основан Проект?

– Ну, лет четыреста назад.

– Лучше сказать, четыре тысячелетия, – улыбнулся ему Герман сквозь облако сигарного дыма. – Это больше похоже на правду. Проект, разумеется, был совершенно секретным, а его истоки уходят в эпоху упадка Республики. Изначально над ним работали всего четыре человека, и в дальнейшем долгие годы число сотрудников не превышало дюжины. Положение изменилось примерно четыре века назад, а точнее, 388 лет назад, когда Олигархия сочла политически целесообразным рассекретить Проект.

– Четыре тысячи лет назад? – потрясение переспросил Роджер. – Но почему его держали в секрете?

– Это было абсолютно необходимо. Изначальная идея заключалась в создании расы настоящих сверхлюдей, которая смогла бы заменить Человека. Ну, не буквально заменить, никто ведь не станет заботиться о своей собственной гибели, речь шла о сверхлюдях, которые, так сказать, представляли бы Человека на далеких мирах. Они должны были бы завоевать для нас Вселенную, а потом безропотно отойти в сторону. И нам бы осталось лишь снять сливки. Идея была и впрямь замечательная. Ученые мечтали создать расу людей с интеллектом робелианцев, физическими данными торгуалов, духовным потенциалом жителей Домара, и при всем этом абсолютно лояльную по отношению к человечеству. – Он пожал плечами. – Наука тогда была молода, и полагаю, не следуют судить ее слишком строго за эти мечты. А секретность была необходима по двум причинам: во-первых, чтобы не тревожить старого доброго Homo Sapiens, и, во-вторых, чтобы результат оказался полным сюрпризом для других рас. Проект не имел ни достаточной финансовой поддержки, ни нужного числа квалифицированных биохимиков. Неудивительно, что за тридцать шесть веков было сделано очень мало, практически ничего.

Затем появились сетты. Теперь-то о них знают все, но тогда это было страшным секретом. В конце концов, впервые объявилась раса, которая сумела разгромить нас в действительно крупном сражении. Это случилось пять веков назад и так далеко от центральных миров, что Олигархии без особого труда удалось держать все в секрете более ста лет. Когда же наконец новости достигли Делуроса VII, Сириуса V и прочих центральных миров, то началось сущее светопреставление. Люди требовали от Олигархии конкретных и немедленных действий. Дней десять или около того наши чертовы чинуши насиловали собственные мозги, стараясь хоть что-то придумать, прежде чем их скинут с насиженных мест. Потом какая-то канцелярская крыса вспомнила о Проекте. На следующий же день мы получили совершенно астрономический бюджет и штат в две сотни человек. Число сотрудников быстро возросло до двух тысяч. За следующие десять лет в области биохимии было сделано больше, чем за последние семьдесят веков. А Олигархия откупилась от беснующейся публики красивой байкой о расе сверхчеловеков, которым ничего не стоит как следует отдубасить обнаглевших сеттов. Номер сработал безупречно. Разумеется, вскоре выяснилось, что сетты очень восприимчивы к инфекционным заболеваниям, и мы без труда поставили их на колени, распылив десять миллионов тонн вирусов вблизи их родных планет. Но человечество уже проглотило мечту о сверхрасе, и правительство сочло целесообразным продолжить работу над Проектом.

– Так вы на это намекали, когда говорили, что все это жульничество? – воскликнул Роджер. – Что на самом деле Олигархия вовсе не стремится создать сверхчеловека?

– Не совсем, – мягко ответил Герман. – Правительству, по всей вероятности, никакой сверхчеловек не нужен, впрочем, как и обыкновенным людям, хотя последние и уверены в обратном. С другой стороны, нам никто никогда не мешал. И если в один прекрасный день из наших пробирок вылезет сам Господь Бог, то никто не станет пытаться запихнуть его обратно. – Герман хихикнул. – Да никто и не сможет. Но дело не в этом. Богом здесь и не пахнет. Во всяком случае, он не появится как прямой результат наших экспериментов.

– Вы это уже говорили, – потерянно пробормотал Роджер. – Но почему?

– Это очевидно, – Герман снял ноги со стола и забарабанил по клавишам своего компьютера. – На сегодняшний день мы провели один миллион тридцать шесть тысяч семьсот пятьдесят три эксперимента с человеческими генами. Мы пытались воздействовать на имеющиеся молекулы ДНК, пробовали генерировать мутации, облучали хромосомы по специальным методикам и просто случайным образом. Мы проработали сотни тысяч вариантов. Мы проделали дьявольски огромную работу в области партеногенеза, но ни на шаг не приблизились к сверхчеловеку. Ты никогда не задумывался – почему?

– И часа не проходило, чтобы я не думал об этом.

– Ну, это слишком простая проблема для столь одаренного и образованного человека, как ты. Вот если бы ты спросил об этом какого-нибудь одичавшего потомка колонистов с Дельфина II, то скорее всего сразу получил бы правильный ответ.

– Поскольку я не имею чести быть лично знакомым с кем-нибудь из упомянутых дикарей, то я лучше спрошу у вас, – Роджер внезапно ухмыльнулся. – Разумеется, я не намекаю на сходство.

– Я не обиделся, – махнул рукой Герман. – А решение проблемы заключается просто в терминологии. Разница между нами и дикарями состоит в уровне развития.

– Я не понимаю вас, – Роджер перестал ухмыляться и растерянно посмотрел на своего шефа.

– Хорошо, взглянем на проблему с другой стороны. Очевидно, что наше представление о расе сверхлюдей отличается от представлений невежественного дикаря. Ты ведь не будешь с этим спорить. С точки зрения дикаря идеалом является толстокожий детина, способный голыми руками придушить какую-нибудь особенно крупную и злобную тварь, не обращающий внимания на холод и зной, обладающий могучей потенцией, дабы положить начало целому роду, ну и так далее. Ты согласен?

– Разумеется, – кивнул Роджер.

– Наши представления об идеале соответственно должны отражать наши нужды. Вот какими качествами, на твой взгляд, должен обладать сверхчеловек?

– Прежде всего интеллектуальной мощью, многократно превосходящей наши собственные умственные возможности, – Роджер почесал затылок. – Затем самым полным набором сверхспособностей: телекинез, телепатия и тому подобное. Увеличение интеллекта неизбежно приведет к снижению физических возможностей, поскольку в них просто не будет нужды. Но ведь это общеизвестные исходные посылки.

– Ну, не совсем общеизвестные, – Герман усмехнулся. – Наш дикарь, пожалуй, не согласился бы с тобой, если, конечно, смог бы проследить за твоими теоретическими построениями. Он бы не стал разводить никаких антимоний, а попросту схватил бы тебя за шиворот и с громким рыком швырнул в кипящий котел. И самое интересное состоит в том, что при всей своей тупости и нецивилизованности прав был бы он, а не ты.

– Не хочется верить, что вы можете так заблуждаться, – с сомнением произнес Роджер, – так что я буду считать ваши слова шуткой.

– О да, это шутка! – вскричал Герман. – Самая веселая шутка, какую только можно вообразить! Да пойми же ты, все дело в том, что в умственном развитии человек уже достиг своего предела. В интеллектуальном отношении Человек Разумный и Сверхчеловек ничем не отличаются. Я поясню свою мысль, хотя, на мой взгляд, все и так предельно ясно.

Роджер не сводил со своего шефа недоуменного взгляда, но уже не пытался протестовать. Герман в очередной раз затянулся сигарой и продолжил:

– В чем вот ты, талантливый молодой ученый, видишь движущую силу эволюции?

– В окружающей среде, – автоматически пробормотал Роджер.

– Верно. Но именно по этой причине мы и не можем создать человека со сверхинтеллектом. Человек никогда не использовал больше, чем тридцать процентов потенциальных возможностей своего мозга. Оставшиеся семьдесят процентов попросту спят, и нет никаких причин для роста нашего интеллекта в процессе естественной эволюции. То же самое относится и к телепатии. Человек с момента своего возникновения в ней не нуждался, поскольку в его распоряжении имелся более надежный механизм – речь. Когда же возникла необходимость общаться на больших расстояниях, то он изобрел радио, телефон, разные там радары и сонары, телевидение, наконец. Все это куда эффективнее какой-то там телепатии. Так зачем она нам нужна? А телекинез? Ну, тут еще смешнее. Наши машины способны уничтожать звезды и сдвигать планеты с орбит. Так чего ради развивать у себя телекинез? Возьми любую отдельную черту нашего воображаемого сверхчеловека, и ты увидишь, что в ней нет никакой нужды.

А теперь давай рассмотрим другую сторону проблемы. Мы можем искусственно развить телепатию и добиться телекинеза в лабораторных условиях, по крайней мере теоретически можем. Но ради этого мы должны столь сильно изменить гены зародыша и условия его развития, что он оказывается попросту вырванным из нашего мира. В результате искусственный сверхчеловек оказывается либо беспросветным тупицей, либо попросту ненормальным. Мозг сумасшедшего, конечно, может востребовать некоторые из своих резервных возможностей и развить, к примеру, недюжинные телепатические способности. Но общение с таким существом, а тем более его обучение невозможны.

С другой стороны, не составляет никакого труда создать сверхчеловека, устраивающего дикаря. Все, что требуется, у нас имеется – мы умеем и контролировать условия окружающей среды, и изменять молекулы ДНК по своему усмотрению. В своих лабораториях мы занимаемся этим ежедневно. Мы можем создать сверхчеловека, полностью покрытого шерстью, сверхчеловека-великана, трехглазого сверхчеловека, сверхчеловека-амфибию и Бог знает какого еще. Этим никто не занимался, но я абсолютно уверен, что мы смогли бы вырастить даже сверхчеловека, дышащего метаном. Черт возьми, да мы сумеем создать любой тип сверхчеловека, кроме одного-единственного – сверхчеловека-интеллектуала.

– Так это тупик? – безжизненно спросил Роджер.

– Не совсем. Ты забыл об оставшихся невостребованными семидесяти процентах человеческих возможностей. Даже в самом отдаленном прошлом, еще до эпохи космических путешествий, проводилось немало исследований различных сверхталантов. Без всякого сомнения, каждый человек имеет потенциал всех тех умений, которые мы хотели бы видеть в сверхчеловеке, но мы не знаем, как его реализовать. Проблема стара как мир. Я уверен, в случае крайней нужды любой человек смог бы послать телепатический сигнал или даже телепортировать самого себя. Но этого никогда не произойдет, пока имеется возможность крикнуть, или нажать кнопку тревоги, или умчаться на космическом корабле. И даже когда все привычные пути к спасению будут отрезаны, в распоряжении человека остается целая сокровищница, переполненная чудесными возможностями. Но, увы, у нас нет ключа от ларца. Бедный сверхчеловек!

– Но зачем тогда вся эта комедия?

– Для того чтобы скрыть нашу главную цель, разумеется, – спокойно ответил Герман.

– Главную цель? – переспросил Роджер. – Звучит довольно зловеще.

– Все зависит от точки зрения, – Герман выпустил клуб дыма, – лично я нахожу нашу деятельность весьма полезной. Впрочем, пойдем, сам посмотришь.

Он со вздохом загасил сигару, поднялся и жестом пригласил Роджера следовать за собой. Они прошли весь коридор и ступили на скоростной горизонтальный элеватор, который доставил их на противоположный конец колоссального Комплекса биохимии и генетики. Там Герман уверенно зашагал к лифту.

Роджер не имел ни малейшего представления о том, куда они направляются, единственное, что он мог сказать, – это то, что лифт опускается. Наконец движение замедлилось, и Роджер попытался сориентироваться. Ему казалось, что они опустились не меньше чем на семьсот футов. Что бы там ни собирался показать ему Герман, спрятано это было не слишком-то надежно. Впрочем, иначе и быть не могло. Ведь Комплекс биохимии построили на деньги налогоплательщиков, и власти Олигархии громогласно заявили об абсолютной открытости исследований. А последние годы и сам Проект держался исключительно на пожертвованиях.

Двери лифта распахнулись, и глазам ученых предстал темный коридор, перекрытый решеткой. Герман открыл с помощью своего пластикового пропуска двойную металлическую дверь и жестом пригласил Роджера следовать за собой. По дороге им еще трижды приходилось менять направление движения. И трижды у них проверяли документы. У каждой следующей двери охранники становились все придирчивей. Наконец они добрались до массивной свинцовой двери, Герман вновь достал свой личный пропуск, и дверь неслышно скользнула в сторону.

– Это здесь, – проворчал руководитель Департамента биохимии и переступил порог.

Внутри Роджер не увидел ничего необычного. Эта часть здания совершенно не отличалась от той, где работал он сам. Те же бесконечные коридоры, те же бесчисленные двери с табличками, такой же конференц-зал. По коридорам привычно сновали лаборанты в белых халатах и техники в комбинезонах. Разве что народу было немного поменьше да время от времени попадались люди в костюмах со свинцовым покрытием.

Последние, правда, выглядели и впрямь достаточно необычно. Роджер с удивлением отметил, что некоторые двери тоже обиты свинцом, а не привычным пластиком.

Герман остановился у двери, табличка на которой грозно призывала сохранять бдительность, и они оказались в очередном коридоре. Герман, кивнув на ходу техникам, стоявшим рядом с дверью, подошел к большой панели. После очередной проверки личного пропуска он нажал почти незаметную кнопку, и панель бесшумно отодвинулась. Роджер, чуть помедлив, вошел следом. Судя по всему, они находились в самой секретной лаборатории Комплекса. Он огляделся. Приборы и оборудование совершенно незнакомы. Роджер узнал лишь камеры для работы с генетическими структурами, но все остальное он видел впервые. Ему казалось, что так должна выглядеть медицинская диагностическая аппаратура. Обстановка здесь ничем не напоминала аскетичные условия, в которых Роджер провел многие годы. Казалось, что строители заботились о комфорте не меньше, чем о функциональности. Мягкие стулья и пепельницы, расставленные там и тут (что, впрочем, могло быть следствием глубокой убежденности Германа в целительном воздействии сигар), полки с книгами и видеокассетами, всевозможная музыкальная аппаратура, кофеварка, тостер. Роджер с удивлением осматривался.

– Как ты думаешь, где мы находимся? – Герман удобно устроился на диване и пододвинул к себе поближе одну из пепельниц.

– Честно говоря, мне всегда казалось, что так должна выглядеть ваша спальня.

Герман фыркнул и закурил.

– К сожалению, нет. Моя спальня обычно до отказа забита самыми толстыми женщинами в мире. Нет, дружище, ты находишься в одной из наших основных тестовых лабораторий.

– И кого вы здесь тестируете? – спросил Роджер. – И зачем?

– Людей. Мы тестируем людей, ищем нашего гипотетического сверхчеловека.

– У меня голова кругом идет, – признался Роджер. – Только что вы объясняли, что мы не можем создать сверхчеловека, и ваши доводы звучали чертовски убедительно. Неужели вы сейчас хотите признаться, что все это было самым настоящим враньем?

– Не совсем.

– Но откуда вы берете кандидатов в сверхчеловеки? Из какой лаборатории?

– Ни из какой, дорогой мой Роджер. Когда я говорил, что человек не может эволюционировать в сверхинтеллектуала, я вовсе не обманывал тебя. Но ведь я и не сказал, что такой сверхчеловек вообще не может существовать.

– Я чувствую себя школьником, – раздраженно заметил Роджер, – каждый раз, как мне кажется, что я все понял, всплывает очередная загадка.

– Согласен, тебе предстоит отбросить не одну ошибочную гипотезу, – ухмыльнулся Герман, – но все, о чем я рассказал, правда, и здесь нет никакого противоречия. Например, я утверждал, что люди не могут эволюционировать в сверхчеловеков. Это действительно так. А сейчас я говорю, что такие сверхлюди действительно существуют и мы с ними работаем здесь. Это тоже правда.

– Но если мы не можем их создать, то откуда они берутся? – устало спросил Роджер.

– Оттуда же, откуда появились и ты, и я, – из материнской утробы, и поначалу это были самые обычные детишки.

Роджер изумленно уставился на него.

– Понимаешь, – продолжал Герман, словно не замечая его удивления, – эти сверхлюди вовсе не мутанты, по крайней мере в привычном для нас смысле этого слова. Постараюсь объяснить попроще. Каждый день в мире происходит миллионы мутаций, и, вероятно, половина из них не передается по наследству. Иногда мутации привлекают внимание: шестипалый младенец или человек, у которого всего двадцать шесть зубов. И все же, как правило, подобные отклонения настолько несущественны, что никому и в голову не приходит придавать им хоть какое-то значение. Несомненно, случаи, когда мутация устойчива и способна передаваться по наследству, крайне редки. Например, мы до сих пор не смогли избавиться от аппендикса, миндалин и волос на теле. В некоторых человеческих колониях матери не выкармливают ребенка грудью на протяжении уже восемнадцати-девятнадцати поколений, но у женских особей по-прежнему имеются молочные железы и груди, надо сказать, иногда довольно симпатичные. – Герман хихикнул. – Итак, как я уже сказал, мутации распространяются чрезвычайно редко, и до сих пор мы не встретили устойчивой мутации, которая сделала бы человека умнее, чем он есть. Однако, – он затянулся сигарой, – для того, чтобы возник наш сверхинтеллектуал, никакой мутации вовсе и не требуется. Необходимо лишь, чтобы мужчина или женщина использовали свой потенциал хотя бы процентов на пятьдесят.

– И вы находите таких людей и тестируете их здесь?

– Все правильно, вот уже четыре тысячи лет мы разыскиваем их по всему свету и исследуем здесь.

– И что вы обнаружили?

– О, все, что угодно. Все, кроме умения предвидеть будущее. Провидцы, как правило, способны ощутить надвигающиеся события, но никогда не могут предсказать детали. Чаще всего предчувствие проявляется в тревоге и обычно имеет отношение к самому предсказателю. А вот телепаты, и те, что читают чужие мысли, и те, что передают свои, и те, что умеют делать и то и другое, нам хорошо знакомы. Бывали у нас и люди, способные к левитации. А вот телепортация получалась только у троих, да и то нам приходилось создавать условия, угрожающие им неизбежной гибелью, чтобы эта их способность проявилась. Зато людей, способных к телекинезу, на свете куда больше. И разумеется, сюда попадали и те, чей интеллектуальный уровень настолько выходил за известные нам пределы, что мы попросту не могли его измерить.

– Фантастика! – воскликнул Роджер. – Но это же просто великолепно!

– Да, фантастика, – сухо согласился Герман. – До сих пор, однако, большинство из тех, кто побывал здесь, уходили целыми и невредимыми.

– Целыми и невредимыми? Как это понимать?

– Так и понимать. Зачем, по-твоему, нужны все эти тесты?

– Затем же, зачем мы пытаемся ускорить эволюцию в наших инкубаторах – чтобы создать сверхчеловека.

– Но сверхлюди уже существуют, – возразил Герман.

– Тогда, полагаю, вам следовало бы научить их использовать собственные способности наилучшим образом, на благо Олигархии.

– Что за ребяческий лепет, Роджер! – Герман расхохотался. – Если достаточное число наших испытуемых начнет использовать свои возможности наилучшим образом, то и с Олигархией, и с Человеком будет покончено лет этак за пятьдесят. Нет, мистер идеалист, нельзя позволить сверхлюдям разгуливать на свободе.

– Неужели вы хотите сказать, что их убивают?! – возмущенно воскликнул Роджер.

– Не смотри на меня так возмущенно, – пожал плечами Герман. – Не забывай, что сам ты убиваешь все те живые существа, которые создаешь.

Роджер протестующе вскинул руки:

– Но ведь это всего-навсего искусственные уродцы! И почти все они погибают еще в эмбриональном состоянии.

– Не вижу никакой разницы, – холодно ответил Герман. – Но если тебе станет легче от этого, то знай, что мы тестируем сверхлюдей, вовсе не ставя себе цель разделаться с ними. Существует целая сеть, охватывающая всю Галактику, для выявления человеческих существ, обладающих сверхспособностями. И, надо сказать, ошибаемся мы очень редко. После того, как такой человек найден – а обычно это происходит еще в юности, поскольку необычные черты до этого редко заметны сторонним наблюдателям, – его привозят либо сюда, либо в один из семи других таких же центров. Здесь его тщательно обследуют. Мы определяем пределы способностей, причем зачастую обнаруживаем такое, о чем сам подопытный даже не догадывается. Мы скрупулезно анализируем его генетические структуры, ДНК, сперму, яйцеклетки и вообще все, что может оказать влияние на потомство.

Когда исследования наконец закончены, имеются три возможности. Если существует хотя бы минимальная вероятность передачи сверхспособностей по наследству, то мы тщательно проверяем всю родословную этого человека и в случае необходимости стерилизуем его. Сам он, разумеется, ничего об этом не знает. Если же мы уверены, что по наследству человек передать своих способностей не сможет, то он целым и невредимым возвращается в общество. Когда же мы имеем дело с чем-нибудь действительно занятным – вроде левитации – и есть шанс, что общество захочет, чтобы все его члены получили подобное умение, то человека отправляют на какую-нибудь далекую планету. – Он замолчал.

– Вы пока назвали только два решения. Какое же третье?

– Оно совершенно очевидно.

– Смерть?

– Мгновенная и безболезненная. Сразу отвечу на твой следующий вопрос: мы считаем убийство абсолютно оправданным, если сверхспособность может когда-либо тем или иным образом стать опасной для Человека. К примеру, нельзя позволить жить Человеку, который настолько умен, что его интеллектуальный уровень не поддается измерению. Конечно, такой великий ум вполне может найти способ проникнуть в те миры чужаков, которые до сих пор закрыты для нас. Или, к примеру, найти лекарство от всех известных болезней. Но ведь может произойти совсем обратное – сверхчеловек создаст непобедимый Звездный Флот или поднимет восстание и разрушит существующий порядок вещей. Разумеется, это касается не только интеллекта, но и других сверхспособностей. Человек, обладающий огромным даром телекинеза, вполне способен воздействовать на структуру звезд. Разумеется, такие способности нам бы очень пригодились, случись еще одна война с сеттами. Ну а вдруг наш сверхчеловек решит, что правительство насквозь прогнило и заслуживает смерти? А уникальный предсказатель с легкостью сможет разрушить нашу экономику, основанную на спекуляциях. Ты спросишь, а как же телепортация? Но ведь наша экономика, кроме спекуляций, основана еще и на межзвездных перевозках. Исключительная способность к гипнозу? О, она может завести очень далеко, такому человеку ничего не стоит взять под контроль целую систему миров, а то и всю Галактику.

Нет, дорогой мой, людей с такими талантами нельзя оставлять живыми. Мы вовсе не стремимся уничтожить всякого, кто обладает повышенным интеллектом или ярко выраженной способностью к телепатии и телекинезу. Мы убиваем только тех, кто представляет действительно серьезную опасность – сверхлюдей. И заметь, речь идет не о непосредственной и немедленной угрозе, а только о той, что способна разрушить будущее Человека. Потому нашей целью является предотвращение опасности, мы должны обезвредить сверхчеловека прежде, чем он осознает силу своего дара.

– И сколько человек вы уже уничтожили? – тихо спросил Роджер.

– В год через наши центры проходит около миллиона человек. Могло бы быть гораздо больше, но значительная часть отсеивается на более ранних этапах. Из этого миллиона не меньше восьмисот тысяч возвращаются домой целыми и невредимыми, и еще сто восемьдесят тысяч стерилизуются. Оставшиеся двадцать тысяч навсегда остаются здесь. Получается, что за каждые пятьдесят лет мы спасаем Галактику не меньше миллиона раз.

– Спасаете Галактику? От чего? – Роджер не скрывал своего отвращения.

– Не от чего, а для кого, – поправил его Герман. – Мы спасаем ее для Человека. Я знаю, сейчас ты думаешь о тех безвинных сверхлюдях, что нашли здесь свою смерть, о всех этих великолепных талантах, которые могли бы превратить наш мир в настоящий рай. Да, наверное, могли бы. А я думаю о тех бесчисленных миллиардах, которые никому не хотят уступать свое место под солнцем, даже своим собственным потомкам.

– А зачем же тогда игры с инкубаторами? К чему все эти жизни, которые мы зажигаем ежедневно и ежедневно гасим?

– Они также нужны, и не только для того, чтобы обучать таких парней, как ты, но и для развития науки о партеногенезе.

– Вот как? – с подозрением спросил Роджер.

– Именно так. Великие таланты – это редкие птицы, даже если они могут передать свой дар потомкам. А вот если удастся найти генетический метод, который сделает для нас доступными наши скрытые возможности, то человечество превратится в сверхрасу все целиком. В этом суть. А пока нельзя допустить, чтобы вперед вырывались одиночки. Либо все, либо никто.

– Но ведь за четыре тысячи лет мы не продвинулись ни на шаг!

– Возможно, и следующие четыре тысячи лет мы будем топтаться на месте, – согласился Герман. – Но попробовать стоит. А пока Человек не так уж плохо справляется, орудуя палкой, камнем и хитростью. – Он резко поднялся. – Я оставляю тебя здесь, чтобы ты обдумал услышанное. Вернусь через несколько часов.

У двери Герман остановился и обернулся.

– Разумеется, ты можешь выставить на всеобщее обозрение то, что было тайной многие сотни лет. Но постарайся взвесить все последствия.

Он открыл дверь и вышел. Панель за спиной бесшумно скользнула на место.

Роджер откинулся в кресле. Он пытался осмыслить удивительные откровения, сделанные его шефом. Он старался взглянуть на проблему с самых разных точек зрения: логической, философской, этической, практической. И чем больше он размышлял, тем мрачнее становилось его лицо.

Когда Герман вернулся, Роджер молча встал и последовал за директором Отдела биохимии на свой этаж. Когда они добрались до зала инкубаторов, к ним подскочил молодой человек весьма нахального вида. Он представился репортером информационного агентства одного из отдаленных миров и попросил дать ему интервью.

– Я сейчас занят, юноша, – Герман улыбнулся, – но уверен, что мой коллега доктор Роджер с радостью уделит вам часть своего времени.

Роджер молча кивнул.

– Чудесненько, – потер руки репортер. – Я хочу увидеть все, что здесь происходит, все-все-все, от начала и до конца.

– Разумеется, – спокойно ответил Роджер и направился к инкубаторам. – Хотя, честно говоря, похвастаться нам особенно нечем. Целью Проекта, который возник около четырехсот лет назад, является развитие расы сверхлюдей, обладающей более высоким уровнем интеллекта. Мы еще не достигли идеала, но продолжаем работать. Вы можете сообщить своим читателям, что сейчас мы стоим на пороге величайшего открытия. Я нисколько не удивлюсь, если окажется, что уже к концу этого столетия нам удастся создать телепатов, используя человеческие хромосомы.

Герман проводил взглядом удаляющихся по коридору Роджера с репортером. Затем вздохнул, закурил сигару и вернулся в свой подземный кабинет. Надо закончить работу, а потом можно отправляться домой к своим толстым голым красоткам.