"Заложник удачи" - читать интересную книгу автора (Русанов Владислав)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ НЕЛЮДИ И НЕ ЛЮДИ

Биение тысяч мелких крылышек в перегретом воздухе создавало тихий, низкий гул, врывавшийся через уши и сжимающий разум, словно обручи пивную бочку. Покрытые копошащимся слоем мухотвы тела настолько противоречили чарующей красоте лесной опушки — сероствольным букам, алеющим волчьим ягодам и ярко-зеленым остреньким стеблям травы, напоминающей осоку, что казались чужеродными. Словно куча навоза на состязании красноречия у шпильманов или стадо свиней посреди рыцарского ристалища.

«Вот так Сыдор! И ведь знал же, что он кровопийца, каких поискать, а согласился письмо везти. А ведь если по справедливости, нужно было, не разговаривая, мечом из Быка, от плеча до пояса…»

Годимир хотел было, плюнув на лабазы и на разбойничьи харчи, отправляться восвояси, но нехорошее предчувствие, шевельнувшееся в душе, заставило его приблизиться к убитым. Вдруг среди них Ярош?

С близкого расстояния он рассмотрел, что мух на самом деле гораздо меньше, чем показалось с первого взгляда. Они летали, кружились небольшими вихрями вокруг кровавых потеков, но все же тел не скрывали.

Рыцарь сглотнул подступивший к горлу комок, понимая, что узнает казненных лютой смертью.

Иконоборцы!

Вот справа оскалил зубы на запрокинутом лице брат Отеня, кривоногий, с заросшей черными курчавыми волосами грудью. Рядом с ним тот самый монах, что попытался отмахнуться от Озима корягой и попал себе же по голове. За ним отец Лукаш, даже на колу суровый и непримиримый. Кровь, вытекшая из раны вокруг кола, прорвавшего плоть за ключицей, длинным потеком перечеркнула худую, ребристую грудь и задержалась, пропитав комок седых волос в паху.

«Ну что, — захотелось спросить Годимиру, — святой отец, встретился с Сыдором, с Вукашем Подованом? Убеждали, просились, чтоб Озим провел…»

Вот и допросились.

Кажется, Аделия предупреждала их: «Сыдор знаешь что с предателями делает?»

Неужели они искали разбойничью хэвру, повинуясь какому-то своему служению, желая образумить, воззвать к совести? В этом случае лесные молодцы могли понять назойливые проповеди по-своему. И воздать соответствующим образом.

Рыцарь размашисто сотворил знамение. Потом еще раз. И еще.

Снять бы да похоронить господних людей, только лопаты нет. А если просто тела ветками завалить? Тоже не лучший выход — для лесного зверья не помеха. Мелочь, вроде куниц, горностаев, лис, проберутся и в сплетение веток, а хищники покрупнее — волк, росомаха, медведь, — не задумываясь, разбросают завал, добираясь до мертвечины. А медведям так вообще за счастье такая находка — любит лесной хозяин мясо с душком, зачастую сам приваливает свежие трупы валежником, чтоб слегка дошли, завонялись.

Кстати, запаха от трупов драконоборец не слышал, несмотря на жаркую погоду, балующую селян последние дней пять. Выходит, иконоборцев недавно убили. Самое позднее — сутки тому назад. А значит, если погнать коня, то можно настичь хэвру и попытаться покарать беспощадных убийц, вычеркнувших отвратительным поступком свои имена из списков рода людского. Звери, а не люди. Да и звери так не поступают! Звери убивают защищаясь или для еды, а убивать ближнего своего, да еще стараясь причинить побольше мучений, могут только двуногие нелюди. Или не люди, потому что настоящие нелюди иногда совершают благородные поступки, способны на самопожертвование, на дружбу, на товарищество. И самым ярким примером тому служит погибшая у драконовой пещеры навья, отдавшая подобие жизни за его, Годимира, шкуру.

— Думаю, они умерли счастливыми, — раздался вдруг глубокий голос.

Годимир чуть не подпрыгнул. Дернулся, рванул повод игреневого.

— А? Кто тут?!

— Что может быть лучше, чем принять смерть подобно Господу, Пресветлому и Всеблагому. На колу, в очищающих душу и просветляющих разум муках.

Да что ж это такое! Голос знакомый!

— Кто здесь? — завертел головой молодой человек.

— Не туда смотришь, пан Годимир герба Косой Крест. Годимир из Чечевичей, если мне не изменяет память.

Не может быть! Ведь это же отец Лукаш…

Годимир поднял глаза. И встретился с черными горящими, как уголья, очами старшего иконоборца.

— Святой отец! — в замешательстве воскликнул драконоборец. Нет, не может быть, и все тут!

— Я, сын мой, я… Не ожидал? — Отец Лукаш взмахнул рукой, отгоняя от лица наиболее назойливых мух.

Рыцарь еще раз сотворил знамение. Потом ущипнул себя через портки. Боль подтверждала, что он не спит, но тогда как…

— Если ты поможешь мне, сын мой, занять положение, более подходящее для неспешной беседы, а с радостью удовлетворю твое любопытство. — Иконоборец, кажется, улыбался, чего раньше за ним не замечалось.

Да он же выть должен от боли, самого себя зубами грызть… Или разум помутился? У казнимых медленной смертью такое случается. Опять неувязка! Говорит-то он вполне связно, разумно и, главное, совершенно спокойно, словно не на колу висит, пронзенный подобно каплуну, а ведет светскую беседу где-нибудь у камина или за корчемным столом.

— Ну же! — требовательно дернул головой монах. — Ты намерен что-либо делать? Или предпочитаешь разговаривать со мной подвешенным? Тогда, не обессудь, я умолкаю. — Он горделиво вздернул подбородок, нахмурился и прикрыл глаза.

Словинец попытался подъехать поближе, но конь, напуганный запахом крови, заартачился и даже взбрыкнул чуть-чуть.

— Погоди, святой отец, — примирительно произнес Годимир. — Я сейчас коня привяжу и вернусь к тебе…

Он спешился, взял игреневого под уздцы и повел к навесу.

В спину донеслось едкое:

— Только ты уж решись — помогаешь ты мне или просто любуешься…

Годимир решился.

Пока он привязывал коня и ослаблял подпруги, мысли вертелись в голове стаей ласточек-береговушек — неподалеку от батюшкиного маетка в Чечевичах река Друть выгнулась дугой, подмывая песчаный берег и в нем-то и рыли норы веселые юркие ласточки. Не может человек выжить, будучи посаженным на кол. Точнее, жить-то он какое-то время будет, но мыслить, разговаривать… Это вряд ли. Значит, здесь таится загадка, тайна с двойным дном и хорошо еще если не опасность.

— Отец Лукаш, ты человек? — задал Годимир вопрос напрямую, вернувшись к кольям.

Иконоборец хмыкнул. Почесал большим пальцем нос — видно, особо наглая муха попыталась забраться внутрь. Сказал:

— А от моего ответа будет зависеть, снимешь ты меня или нет?

— Нет, — не покривив душой, ответил драконоборец. — От твоего ответа будет зависеть, чего я от тебя буду ожидать.

— Молодец, — помолчав, кивнул монах. — Честный малый. С таким приятно иметь дело. Вернее, было бы приятно, не торчи в моей заднице хорошо оструганная береза.

— Ну, так как же с моим вопросом?

— Хорошо. Я отвечу. Ты, пан Годимир, кажется, странствующий рыцарь и обетом своим выбрал очищение лика земли от всяческих чудищ кровожадных и прочей нечисти? Так?

— Ну, так…

— Не «нукай», сын мой, не красиво… А хорошо ли ты читал всяческие бестиарии и монстрологии?

— Я читал много книг! Всю монастырскую библиотеку в Хороброве. — Даже обиделся слегка рыцарь. Да за кого непонятный монах его принимает? — И «Физиологус» архиепископа Абдониуша, и «Монстериум» магистра Родрика, и «Естественную историю с иллюстрациями и подробными пояснениями к оным» Абила ибн Мошша Гар-Рашана, прозванного…

— Брехуном бы его прозвать, — бесцеремонно перебил речь драконоборца отец Лукаш. — Вот это в самый раз! Нет, о некоторых зверях он, конечно, написал довольно правдоподобно и, не побоюсь рифмы, подробно. Но в большинстве случаев… Нет, его «Естественная история» не выдерживает никакой критики…

— Не может быть! — с жаром заступился Годимир за любимую книгу. Не так за автора, басурманского ученого, которого никогда не знал, как за тот фолиант, страницы которого трепетно перелистывал при свете масляного каганца — на свечи у него тогда денег не было.

— Может, сын мой, может. Ибо я — одно из тех чудовищ, при описании коего Абил ибн Мошша допустил, пожалуй, наибольшее количество ошибок. Согласись, одно дело подойти к предмету изучения как настоящему ученому — пытливо и тщательно, а совсем другое — собрать вымыслы, досужие сплетни, которым местные басурманки обмениваются у водоема, когда приходят за водой… Ты кстати, знаешь, пан Годимир, что тамошние женщины укрывают от посторонних взглядов лицо до самых глаз?

— К лешему басурманок! — довольно резко отмахнулся рыцарь. — Я не понял — ты хочешь сказать, отец Лукаш, что ты…

— Вампир я, вампир… — как-то буднично произнес монах. Но именно от равнодушного голоса, которым он сообщал будто бы саму собой разумеющуюся новость, у Годимира зашевелились волосы и мороз пробежал между лопаток.

— Как?!

— Да вот так! Уродился таким. Тебя же не смущает, что ты человек?

Словинец затряс головой. Бред, бред и еще раз бред. Если перед ним вомпер, то…

— Ты вомпер, отец Лукаш?

— Что за просторечные названия?! А еще рыцарь-драконоборец! Правильно говорить — вампир.

— Да какая, к лешему, разница! Вомпер, вампир… Кровосос.

— Вынужден тебя разочаровать, пан Годимир. Я — вампир. Но я не кровосос. В том, конечно, понимании, которое вкладывается кметями и мещанами. Не будем вдаваться в подробности, но я обещаю, что твою кровь пить не стану.

Рыцарь насупился:

— Положим, я еще так просто не дамся…

— Обещаю, что даже не буду пытаться.

— Хорошо. Придется тебе поверить.

— Вот и чудно. Снимай меня.

Годимир подошел к основанию столба. Примерился. Рубить или толкнуть, чтобы сломался? Если рубить, то только мечом. Можно, само собой, попытаться разыскать топор, только…

— Ты не заснул там, сын мой?

— Не заснул, — непочтительно отозвался молодой человек. Называть вомпера «отец мой» как-то не хотелось. — А почему ты, раз уж такой бессмертный, сам с кола не слез? А?

— Сюда погляди, — Лукаш постучал пальцем по острию кола. Расколов потемневшую от крови древесину, там торчал длинный ржавый гвоздь. — Сыдор — лопух, сам бы не догадался. А вот Вукаш Подован по этой части знаток. Ему пальца в рот не клади — откусит…

— Кто б уже говорил про «откусит»!

— Давай не будем, пан Годимир, заниматься мелочными склоками… — сварливо произнес вомпер. — Ты собираешься меня снимать? Если да, тогда учти — еще один такой гвоздь у меня под задницей. Удовольствие, должен признаться, невеликое.

Но драконоборец не спешил:

— А скажи-ка, не тот ли ты инкуб, про которого кмети болтали?

— Ты меня разочаровываешь, пан Годимир. Уж если в Хоробровском королевстве такие малообразованные странствующие рыцари, что ж тогда говорить о горожанах и селянах?

— Не увиливай, говори, как есть!

— Должен заметить, пан Годимир, что инкубы и суккубы такое же отношение имеют к истинным вампирам, как, скажем, кочкодан[43]… Знакомо тебе это слово?

— Знакомо, знакомо, не переживай.

— Да я не переживаю как-то. Просто после того невежества, которое ты проявил… А впрочем, ты не виноват. Эх, Абил ибн Мошша Гар-Рашан, большой вред ты причинил своей книжицей любительской…

— Не отвлекайся. Я жду ответа.

— Хорошо, хорошо. Экий ты суровый. На самом деле это я должен тебя подгонять, что ты поскорее меня с насеста снимал. Ладно, больше не отвлекаюсь. Так вот, инкубы и суккубы соотносятся с истинными вампирами, как кочкоданы с вами, людьми. Так же и тех, кого вы вомперами зовете, мы почитаем дикарями, необузданными в желаниях, отлавливаем и судим их. И караем. По-своему…

— Да?

— Если не веришь, твое дело. Но может быть, во имя Господа, продолжим разговор в более удобной обстановке?

Рыцарь махнул рукой, пошатал кол. На совесть, гады, крепили. И все же, если подналечь плечом, не придется портить благородное лезвие меча.

— Потерпи. Сейчас может быть больно, — предупредил он Лукаша.

— И посильнее боль терпели, — небрежно отмахнулся тот, впрочем, поднимая руки и сцепляя пальцы на затылке. — Шею не хочу повредить, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Годимира. — Пойми, что мне все равно, но сломанные позвонки помешают нам поговорить всласть.

— Да? Ну, хорошо, — согласился словинец. Налег плечом. Сильнее. Кол зашатался, что-то хрустнуло у самого основания.

— Раскачивай, раскачивай, — советовал с высоты вампир.

Ну что ж, раскачивать так раскачивать!

Молодой человек рванул изо всех сил.

На себя!

От себя!

На себя!

В сторону!

От себя!

С треском и шуршанием основание кола выворотилось из земли. Ясное дело, удержать его на вытянутых руках рыцарь не смог — не в человеческих это силах.

С лягушачьим кваканьем Лукаш ляпнулся оземь.

Сплюнул сгустком крови:

— Через легкие прошел! Вот мерзавцы! Знали что делали.

Годимир, не слушая его разглагольствований, зашел со стороны острия и, стараясь не испачкаться в черной, сгустившейся крови, схватил двумя пальцами гвоздь за шляпку.

Пошатал. Крякнул… И вытащил.

Брезгливо отшвырнул железку в заросли черники.

— Молодец, — одобрил вампир. — Телесной силушкой Господь тебя не обделил…

— Слушай, что ты все время Господа поминаешь? — возмутился человек. — Не стыдно тебе имя его трепать всуе? Да еще языком нечестивым.

— Обидеть хочешь? — хмыкнул Лукаш. — Давай! Ты в своем праве. Спаситель, как-никак.

— Ну, почему же сразу и обидеть? Я просто узнать хочу. Раз ты вомпер…

— Вампир.

— Ну, хорошо! Не все ли равно?

— Тебе все равно, а мне неприятно.

— Ну, ладно. Меня всегда учили, что если вампир или, скажем, волколак, то это нечисть. А нечисть имени Господа боится. И отогнать ее можно знамением и молитвой вслух. А ты сам через слово Господа поминаешь и хоть бы что…

— Объясню. Пожалуйста. Или мне жалко? Только вытащи ты ради всего святого эту деревяшку… Я сейчас руками за кол брата Наволода схвачусь, а ты тяни.

Годимир кивнул. Поплевал на ладони. Схватился. Потянул.

Отец Лукаш напрягся, выгнулся, надо полагать, от боли. Сквозь плотно стиснутые зубы раздалось шипение пополам с рыком.

Кол вышел сравнительно легко. Возможно, не последнюю роль сыграла смазка из крови и содержимого кишечника, а попросту, дерьма.

Когда острие выскользнуло из зияющего провала между ягодицами иконоборца, он облегченно расслабился и перевалился на бок.

— Не принимай близко к сердцу, пан Годимир, а то решишь, что вампиры и вправду ужасные и кровожадные твари, — проговорил он вполголоса, шумно переводя дыхание. — Но за те занозы… Что там занозы? Целые щепки! Так вот, за те щепки, что они на колу оставили, я Сыдору голову скрутил бы так, чтобы нос в задницу уткнулся. Да защемил бы его там. А Вукашу Подовану… Впрочем, тут дело обстоит сложнее. Не буду хвастать, с Вукашем я не справился в первый раз, боюсь, что не справлюсь и во второй. Если только не придумаю какой-нибудь неизбитый ход…

Годимир хотел вытереть ладони — как ни берегся, а все же испачкался — о штаны, но передумал, захватил пригоршню палой листвы.

— Тебе помочь? — спросил он, поглядывая на белеющее в сумерках костлявое тело вампира. — Сесть там, встать?

— Нет уж, спасибо, — ворчливо откликнулся тот. — Учитывая состояние моей задницы, желание посидеть на ней вернется ко мне не скоро. Не в ближайшую седмицу, это уж точно.

— Тогда…

— Просто разведи костер. Во-он там, где рогульки. А я подползу. Мне нужно время, чтобы восстановиться. И, кажется, больше, чем я предполагал сразу.

Молодой человек пожал плечами. Что делать после кола виднее тому, кто на нем побывал. И с костром Лукаш прав. Так или иначе, а заночевать здесь придется и лучше поесть-попить чего-нибудь горячего перед сном.

А вот стоит ли спать, имея под боком вомпера… тьфу ты, вампира, еще неизвестно.

К своей великой радости, Годимир обнаружил целую кучу хвороста, наломал сухих веточек, высек искру. Когда язычки пламени весело запрыгали по прутьям, он пошел к коню за котелком, который вез во вьюке. У коновязи он задержался, расседлывая игреневого, и кинул ему охапку сена из основательно разворошенной копны. После зачерпнул воды из родничка, замеченного раньше, еще при свете солнца.

У костра уже копошился вампир. Приполз и теперь кутался в прихваченную по пути рогожу. Сидеть он, как и предупреждал, опасался. Полулежал на боку, подбрасывал веточки в огонь.

— Тебе найти что-нибудь из одежды? — предложил Годимир, пристраивая котелок на рогульке.

— Нет, спасибо. Ближайшие несколько дней одежда будет только мешать, — откликнулся Лукаш.

— Мешать чему? — Рыцарь уселся так, чтобы видеть суровое лицо иконоборца — черные пронзительные глаза, нахмуренные седые брови, высокие залысины.

— Восстанавливаться. У нас говорят — регенерировать, но боюсь, что Гар-Рашан таких слов не использовал в своей книге.

— Не использовал.

— Еще бы! Он их просто не знал… — Лукаш сморщился. — Начинает заживать — свербит в заднице немилосердно.

— Думаю, многие люди отдали бы половину жизни за возможность, как ты говоришь, восстановления. Особенно те, которым побывать на колу светит чаще, чем погулять на свадьбе.

— Хотеть они могут все что угодно. К счастью, наши свойства не являются благоприобретенными.

— Почему? Абил ибн Мошша писал…

— Погоди, сейчас угадаю. Он писал, что укушенный вампиром сам становится вампиром?

— Ну да.

— Серьезная ошибка. Я иногда поражаюсь, как ему удалось написать такую книгу. Ведь не везде он врет так бесцеремонно. Кое-где и правду пишет, сообщает абсолютно точные сведения…

— Почему ты так настроен именно против «Естественной истории»? Разве другие книги…

— Потому, что я предлагал Гар-Рашану помощь. Совершенно бескорыстно, прошу заметить. Он отказался. В итоге имеет то, что имеет. Как говорил один мой хороший знакомый… Человек, а не вампир, обрати внимание. Не можешь срать, не мучай жопу… Ох, опять я о ней. Что ж, у кого что болит…

Годимир усмехнулся. Несмотря на пышущие ужасом и отвращением строки многих, повествующих о вомперах, фолиантов, его собеседник не вызывал никакого иного чувства, кроме любопытства. Ну, слегка жалость. Но только самую малость, ведь трудно жалеть человека, иронизирующего над собственным увечьем.

Иконоборец заметил улыбку рыцаря.

— Вижу, ты уже освоился. Общение с отвратительным кровососом тебя более не смущает, не так ли?

Словинец пожал плечами:

— И да, и нет. Страшновато, конечно, но я привык перебарывать страх. Тем более, что меч при мне, а ты…

— А я в столь жалком состоянии, что наброситься молниеносно, как подобает ужасающей нечистой твари, не сумею. Так?

— В общем, так.

— Что ж, — задумчиво проговорил вампир, — не стану тебя разубеждать. Конечно, я мог бы скорчить страшную рожу, оскалиться и прорычать: «А ты уверен, что я не притворяюсь, человечишко!» Или что-то в этом роде… Но я не стану. Отчасти оттого, что это означало бы уподобиться дикарям, которые большего названия, чем ваше «вомпер», не заслуживают, а отчасти от того, что ты прав — меня в самом деле сильно покалечили. Поэтому, чтобы скоротать время, я готов ответить на любой твой вопрос. Обещаю отвечать честно, не лукавить и не прятаться за туманными намеками. В конце концов, ты заслужил знание, которое можешь получить.

— Да? — Годимир подергал себя за ус, заглянул в котелок, собираясь с мыслями. — Ты это серьезно?

— Конечно, пан рыцарь. Давай, пользуйся случаем.

— Ну…

— И не «нукай», ради Господа!

— Тогда первый вопрос. Почему ты решил, что я достоин каких-то знаний, которые не получил от тебя даже достопочтенный Абил ибн Мошша Гар-Рашан?

Лукаш хмыкнул, подвигался под рогожей, устраиваясь поудобнее:

— Хороший вопрос. Он показывает, как в вас, людях, сильна любовь к своей натуре, к своему «я».

— Ты будешь отвечать или обсуждать мои вопросы?

— А я не обещал тебе их не обсуждать, — проворчал вампир. — Ладно. Отвечаю. Абилу ибн Мошше Гар-Рашану я предлагал те же ответы, что предлагаю и тебе. И совершенно бескорыстно, повторяю. Но он отказался. Заметь, не потому, что боялся согрешить, разговаривая со мной. Он просто сказал… Сейчас попробую точно вспомнить… «Кто эту книгу тогда читать будет?» И поступил по-своему. Что же до тебя, то я вижу твою способность влипать во всяческие истории и хочу дать тебе знание, способное помочь тебе вынести из неурядиц целой ту часть тела, которая у меня сейчас болит и свербит одновременно. Опять я о ней… — Иконоборец покачал головой. — Кстати, пан Годимир, довольно любопытно услышать от словинца по отношению к басурманину «достопочтенный». Насколько я знаю, ваши государства враждуют не одну сотню лет по религиозным причинам.

— Ты о вере заговорил? Хорошо. Тогда второй вопрос. Ты притворяешься монахом-иконоборцем. Почему тебя не корежит при упоминании имени Господа нашего, Пресветлого и Всеблагого?

— Целых два вопроса вместо одного. — Лукаш поежился, почесал поясницу. — Постараюсь ответить на два сразу. Я — монах-иконоборец. Я честно прошел путь от младшего служки до старейшины братства — у них это чин, сопоставимый с игуменом[44]. А что пришел я к иконоборцам не наивным юношей, а зрелым мужем, так кого это волнует? Признаюсь честно, довольно много моих собратьев недовольны постулатами, которые в последние сто лет выдвигают отцы-архиереи, такие как митрополит Хоробровский и Грозовский, архиепископы Лютовский и Белянский. Ортодоксальная церковь себя изживает…

— Да как ты можешь?! — Годимир вскочил, хватаясь за меч.

— Успокойся, пан рыцарь, успокойся. Никто не посягает на устои и таинства твоей веры. Скажу больше, я верю в Господа нашего, Пресветлого и Всеблагого, так же, как и ты. А может, и глубже, ибо паны-рыцари вспоминают о Нем, либо когда им что-то надо, либо когда им что-то отломилось чудесным образом и надо поблагодарить. А я молюсь Ему каждый день и учу других молиться и веровать в сердце. А что до моих слов об упадке веры, то это обычное явление, если разбирать историю человечества в целом. Знаешь ли ты, что прежде того, как Господь принял мученическую смерть на колу, прежде появления ваших трех былинных Хоробра, Грози и Люта, здесь бытовала совсем иная вера?

Годимир решительно помотал головой. Уселся снова, недоверчиво посапывая носом.

— Вот видишь! А, тем не менее, она была. Ее отголоски сохранились в обрядах басурман, как вы их зовете, и, частично, загорцев. И, уж поверь мне, отцы тех церквей тоже учили разумному, доброму, вечному. Просто однажды их существование стало самодостаточным. А паства такого не прощает. Зародилась новая религия. Пойдет еще лет триста, и словинцы будут справлять религиозные нужды совсем по-другому. Я искренне хотел сделать этот путь безболезненным. И вот я в рядах иконоборцев. Отец Лукаш, старейшина Костравского братства.

— Но как? Ты же… — Рыцарь замялся, не решаясь обидеть собеседника.

— Я — нечисть? Ты это хотел сказать.

— Ну да… — обреченно кивнул молодой человек.

— Должен тебя огорчить. Я — не нечисть. Нелюдь, если ты хочешь пользоваться ярлыками, но не нечисть. Мы живем бок о бок с вами. Питаемся, любим, общаемся. Так почему же, если наши тела обладают некоторыми отличными от человеческих свойствами, мы не можем так же верить в Господа, который, по моему глубокому убеждению, создал всех нас?

— Я думал, Лукавый… — Упомянув мерзкое имя, Годимир трижды сплюнул в огонь.

— Он не создает никого и ничего, — решительно отвечал вампир. — Ужели ты думаешь, что сила, изначально тяготеющая к хаосу, способна что-то создать? — Лукаш погрозил рыцарю костлявым пальцем. — Ты впадаешь в опаснейшую ересь, пан Годимир. Это я тебе говорю как духовное лицо, приравненное к архиерею.

Молодой человек вздохнул. Он, хоть и верил в Господа от чистого сердца, всегда был слаб в религиозных спорах. А уж переспорить поднаторевшего в диспутах иконоборца нечего было и думать.

— Ладно, — махнул он рукой. — Зачем ты искал чародея-загорца?

— Хороший вопрос. Если коротко — образумить хотел. А не получится образумить — убрать.

— В смысле — убить?

— Именно, пан Годимир, именно. К сожалению, Вукаш Подован представляет сейчас более грозную силу, чем я предполагал встретить.

— В чем же его сила? И главное, за что ты его убить хотел? По-моему, всем в хэвре заправляет Сыдор. Вот его бы…

— В тебе говорит самая обычная ревность, пан Годимир, и неумение заглянуть в суть вещей, — бесцеремонно прервал его вампир. — И не надо сверкать глазами! Я старше тебя даже не в десять раз.

— А во сколько?

— Скажу — не поверишь!

— Ну и не надо, — обиделся рыцарь.

— И не буду. У тебя вода закипела.

Пока драконоборец сыпал в котелок остатки крупы, отец Лукаш продолжал:

— В ватаге Сыдора давно уже заправляет Вукаш. Загорец Вукаш. Чародей Вукаш. Как ни назови, а суть не меняется. Чтобы ты осознал исходящую от него опасность, придется немножко уйти в глубь истории. Может, и скучновато, как на взгляд странствующего рыцаря, но ты потерпи.

— Давай, давай… — ободрил собеседника Годимир. Посолил булькающее варево, взялся за деревянную ложку, которую возил за голенищем.

— Спасибо, что разрешил, — ядовито заметил вампир. — Итак… Относительно недавно, по нашим меркам, и весьма давно, по вашим, человеческим, в Загорье возник орден магиков, которому впоследствии дали название Орден Василиска.

— Кого?

— Василиска. Так называется, наверное, одно из самых мерзких и кровожадных существ, которых ваши бестиарии относят к чудовищам.

— Да знаю я. Читал о василиске.

— Если по книгам магистра Родерика и почтенного Гар-Рашана, то не слишком много. Хотя, о способности василиска зачаровывать взглядом неосторожную жертву, ты наверняка читал. Читал?

— Ну… Читал.

— То-то же. Адепты Ордена Василиска поставили себе сходную задачу. Они хотят подчинить всех зверей… Или не зверей, а чудовищ, нечисть… Называй как хочешь. Изучить, определить слабые места и, в конечном итоге, подчинить.

— Да разве такое возможно? — Годимир даже ложку уронил в котелок от удивления. Попытался выхватить, обжегся, ойкнул и сунул пальцы в рот.

— Это тяжелая задача. Не спорю. Но, как оказалось, вполне осуществимая.

— И вомперов, ну, то есть вампиров, они тоже хотят подчинить?

— С нами у них не заладилось. Как говорят кмети, нашла коса на камень. — Лукаш впервые за время беседы усмехнулся довольно. — Да, признаться, и с многими другими тоже. Некоторые оказались просто неспособны к выполнению приказов. Например, волколаки. Они чересчур тупы и кровожадны. Дальше изучения дело не продвинулось. Водяные и кикиморы быстро научились прятаться, да и угодившие в магические ловушки малопригодны к использованию вдали от рек и озер. Ослизгов и выверн они попытались приручить, но использовать для сколь-нибудь более серьезных дел, чем разогнать толпу напуганных кметей, их не удается до сих пор. Вот горные людоеды подчинились сразу, безоговорочно и, по-моему, с удовольствием.

— Так значит, Яким и Якуня, старички-убийцы, которых мы встретили…

— Не знаю, о ком ты, но они вполне могут быть…

— Могли.

— А, вот как? Это радует. Значит, могли быть адептами Ордена Василиска самой низшей ступени посвящения. Вот с нами, — вампир хмыкнул не без самодовольства, — у них дело не заладилось. Больше того, мы сумели сплотиться и оказать достойное сопротивление.

— И какое же?

Лукаш пожал плечами, ожесточено почесал ягодицу. Ответил без прежнего запала:

— Признаться, по большей части интригами. К открытому противостоянию мы, к сожалению, оказались не готовы. И пример того, не буду лукавить, у тебя, пан Годимир, перед глазами.

— А зачем им это нужно? Ну, я имею в виду, подчинение нечисти… Извини, существ.

— Как для чего? Для власти, конечно. Власти над другими людьми.

— Ясно. Ну, и над кем тут Вукаш устанавливает владычество? Над хэврой Сыдора?

— Зря иронизируешь, пан Годимир. Ты уже столкнулся с использованием горных людоедов. Но это еще не все.

— А что же еще? — Рыцарь наконец-то подцепил держак ложки двумя палочкам и выудил ее, обтер о штанину и снова начал размешивать кашу, которая выходила жидковатой. Еще бы! Крупы-то оставалась одна горсть.

— Тебе не хвастались в хэвре, Сыдор там или сам Вукаш, или, может, Аделия проговорилась, что в здешних предгорьях в недрах скрыто особое вещество? Алхимики называют его «кровью земли». Иногда «потом земли».

— Нет, — молодой человек замотал головой. — Но Вукаш обмолвился, дескать, какой он чародей. Рудознатец он, мол.

— А! Рудознатец. Конечно, не без этого… И больше ничего не рассказывал?

— Ничего.

— Тогда мне придется просветить тебя, пан Годимир из Чечевичей. «Кровь земли» — это густая маслянистая жидкость, весьма, между прочим, вонючая. Загорается от малейшей искры, если налить ее в воду — плывет по поверхности, как жир на молоке. Там, где подступает близко к поверхности, она загустевает и становится похожей на обычный пчелиный воск. Люди так и называют эти натеки — горный воск. О нем, я надеюсь, ты слышал?

— Ну слышал… — Рыцарь начал закипать. Этот вомпер с покалеченной задницей его совсем за невежу держит или как?

— Не злись. Откуда же мне знать границы твоего образования, пан Годимир? Насколько я слышал, обычно рыцарство у словинцев не слишком ученое.

— Я — странствующий рыцарь, а это предполагает определенную науку.

— Получаемую по книгам Гар-Рашана, — подпустил очередную шпильку Лукаш. — Ладно-ладно, не обижайся. Если бы упрямый басурманин выслушал меня, он вписал бы в «Естественную историю», что способность драконов полыхать огнем происходит как раз от этой жидкости, что с блеском доказал почтенный пан Лонгин из Ньюберга, чей труд незаслуженно забыт из-за происков завистников и злопыхателей. — Иконоборец с трудом перевел дыхание после длиннющей фразы.

— Он был вампиром, пан Лонгин? — Годимиру уже гораздо больше хотелось узнавать новое, чем обижаться. Век живи, век учись. А дурацкие подковырки можно стерпеть. И сделать вид, что вовсе не заметил.

— Пан Лонгин? Вампиром? Что ты, что ты! Человеком. Но каким! Какой умище! Как он разносил учеников! О! На это стоило посмотреть…

— Ясно, — кивнул словинец, хотя ничего не понял. Особенно про учеников. — Дальше рассказывай.

— Хорошо. Дальше так дальше. «Кровь земли» жизненно необходима драконам, ибо дает им не только силы и опаснейшее оружие, но и стимулирует размножение. Так случилось, что эти воистину великие и ужасные существа так и не научились добывать «кровь земли» из-под глины, известняка, песчаника.

— Потому-то они и исчезли?

— А с чего ты, собственно, взял, что они исчезли?

— А что, нет?

— Нет. Конечно, поголовье их сильно сократилось за последние пятьсот лет, но говорить об исчезновении пока рано.

Рыцарь вскочил, взмахнул на радостях ложкой, словно это был стальной, отточенный меч.

— Значит, я смогу убить дракона!

— Успокойся, пан Годимир. Сядь. Драконов впору спасать, а не убивать. Выслушай меня до конца, прошу тебя.

Драконоборец подчинился, но сидеть спокойно не мог — приплясывал на месте, как застоявшийся жеребчик. Чтобы хоть чем-то себя занять, снял с огня котелок с кашей, зачерпнул, подул на ложку. Вдруг вспомнил о правилах приличия:

— А как ты, отец Лукаш? Кашу будешь?

— Спасибо, сын мой. Я уж как-нибудь обойдусь. Но спасибо, что предложил. Слушай же!

— Слушаю.

— Замысел Ордена Василиска, который здесь воплощает Вукаш Подован, заключается как раз в том, чтобы нарыть шурфов, достигающих запасов «крови земли». Тогда драконы сами слетятся к нему. Известно, что основа основ мастерства укротителя диких зверей — правило кнута и пряника. И что же мы имеем?

— Пряник?

— Совершенно верно. Вукаш считает, что за «кровь земли» ему будут служить драконы всего мира. А это, должен тебе сказать, не стая голодных волколаков. Весь мир в руках!

— Как же так? — Годимир потер лоб. — Я всегда считал дракона воплощенным злом, а тут выходит…

— Что такое воплощенное зло и воплощенное добро? Зло, как и добро, нужно искать в собственных душах, а не в окружающем мире. Что такое жестокость испускающего струю пламени дракона по сравнению с жестокостью человека, вознамерившегося эту струю использовать в корыстных целях? Жадность, властолюбие, подлость — вот те драконы души, с которыми можно и должно бороться! Только их не одолеть обычным мечом и искусством фехтования! Тут нужно гораздо больше труда, гораздо!

Отец Лукаш приподнялся, опираясь одной рукой, а другой даже взмахнул, как во время проповеди. Глаза его горели неистовым огнем. Простые вроде бы слова падали в душу, словно зерна в жирную пашню. Не зря же записано в «Деяниях Господа»: «Проповедник учения моего есть сеятель и жнец. Сеятель мудрого слова и жнец благочестивых поступков».

— Вот я не сумел, — в самый разгар красноречия пылкое воодушевление вдруг оставило иконоборца. Он сник, опустил голову, снова полез свободной рукой под рогожу. Надо думать, чесать задницу. — Попер на Вукаша в открытую и не рассчитал сил. Троих братьев потерял. Сам теперь буду седмицу регенерировать, а значит, вдобавок ко всему и время потеряю.

— Где хэвра Сыдора? — Годимир решительно взялся за меч.

— К Ломышам они пошли, — угрюмо ответил вампир. — На соединение с загорцами. Войско Кременя добьют в труху, а после на Ошмяны ударят.

— Как же так?! Ведь Аделия рассчитывает… Она и письмо Сыдору написала. Вот оно! У меня! — Рыцарь хлопнул по груди, где в кошельке из провощенной кожи хранилось отданное ему королевой письмо.

— Я ж тебе сказал, всем в хэвре Сыдора теперь Вукаш Подован заправляет. Слово вожака теперь мало что значит. Как чародей из Загорья прикажет, так и сделают, — удрученно пояснил Лукаш.

— Он что, околдовал их?

— Можно и так сказать. Кого блеском славы, кого перезвоном монет, кого и на испуг взял. Сыдор еще кое-как, больше для виду, спорит, но делает все равно угодное Вукашу. Остальные так и вовсе в рот загорцу заглядывают.

Годимир отставил котелок с кашей, сразу показавшейся безвкусной, прогорклой и слизкой. Уставился в костер.

Молчали они долго. Тишина прерывалась лишь потрескиванием хвороста под напором огня, криком козодоев, устроивших развеселую охоту за насекомыми вокруг кольев с трупами, да ожесточенным почесыванием регенерирующего иконоборца.

— Я догоню Сыдора, — медленно произнес рыцарь. — Я догоню его, передам письмо Аделии. А там поглядим. Не удастся ли моему клинку то, что не удалось тебе, отец Лукаш.

Вампир поглядел на него долгим, испытующим взглядом. Кивнул, выпростал руку из-под покрывала и благословил Годимира размашистым знамением Господним.