"Ломовой кайф" - читать интересную книгу автора (Влодавец Леонид)НА КАРЕТЕ С КУЧЕРОМ— Проверь, все ли отдыхают? — приказал Топорик, торопливо застегивая наручники на пилоте и запихивая ему в рот кусок рукава камуфляжки, висевшей на крючке в кабине. Этот кусок Топорик наскоро отхватил ножом. Первым Юрка проверил того, кто лежал под вертолетом. В голову навылет — контрольного не надо. Затем пробежался до остальных — тоже нет проблем. А со стороны тропы на поляну уже выбежали Ляпунов и Милка с Ольгердом, которые буквально волокли под руки Магомада. — Посиди, Хасаныч, мы только сетку стащим! — бросил капитан старику. — Юрик, приглядывай! У вас был один риск — те, на речке, услышать могли. Ляпунов и все прочие взялись за камуфляж, Топорик осваивался в кабине, Юрка караулил, укрывшись за деревом. Он был так сосредоточен, опасаясь прозевать супостата, что даже вздрогнул, услышав, как за спиной громко чихнул и заурчал вертолетный двигатель. — Бегом! — крикнул Ляпунов, призывно размахивая рукой. Магомада уже втаскивали в вертолет. Юрка сломя голову пересек поляну, запрыгнул в кабину, последним влез капитан. — Газуй, авиатор! — крикнул он Топорику. — А то эта братва уже проснулась! Юрка понял, что Ляпунов имеет в виду граждан, поддежуривавших на речке. — Понял! Взмываю! — отозвался новоявленный пилот. — Прошу всех занять места и не курить! Лопасти уже крутились вовсю, корпус слегка дрогнул, и вертолет, немного покачиваясь, стал подниматься над поляной… — Надо же, летю! — порадовался Топорик и, накренив ротор вперед, потянул машину вперед с набором высоты. — Угон воздушного судна при отягчающих обстоятельствах, — квалифицировал действия Топорика Ляпунов. — Куда будем сбывать похищенное, а? — Хрен его знает! — хмыкнул Топорик. — Почем нынче в Турции наши «двушки»? — Сколько у тебя горючки? — До Ханкалы, возможно, хватит. — Нам в другую сторону, не забыл? — Дотуда точно не хватит. Границу, может, и перелечу, но только грузинскую. «Где же ты, моя Сулико?» — Нет, «Сулико» нас не устроит. Папашу в другой стране ждут: «Пред Баку спокойно лег, пред Баку спокойно лег Каспий побежденный!» — Ни хрена такого не слышал! — удивился Топорик. — Это из Муслима Магомаева, что ли? — По-моему, аж из Рашида Бейбутова, если тебе это что-нибудь говорит. — Ничего не говорит, — вздохнул Топорик. — Я и Муслима плохо помню. Молодой ишо! — «Сулико», между прочим, еще товарищ Сталин любил слушать! — напомнил Магомад с легким благоговением. — Если б он сейчас воскрес — такого бардака никогда бы не было. — Ну да, — скептически заметил Ляпунов, — поехали бы всем Кавказом под Магадан — и нет проблем. — Не всем! — возмутился Магомад. — Частично. Но тогда, в сорок третьем, он лучше сделал, валлаги, чем демократы теперь! Да, увез голодными, да, морозил в поездах, да, в степь выселил. Но крови тогда много меньше было. И Грозный только немцы немного разбомбили, а не русские. Восстание тогда Гитлер готовил и резню — это вам любой старик скажет, если он, иншалла, разум не потерял. Я маленький был, но хорошо помню, что люди говорили. А теперь, когда старый стал, много зон повидал, могу сказать: всех нас, советских, надо вот так держать! Как Сталин! Иначе беспредел и бардак получается… — Этот, «кучер», никак в себя пришел! — перебила Милка. — Может, даже что-то сказать хочет. — Кляп-то на фига забивал? — проворчал Ляпунов, брезгливо выдергивая обслюнявленную тряпку. — Думаешь, его с воздуха услышит кто-нибудь? Пилот вообще-то еще не очень пришел в себя, что после удара по башке, нанесенного Топориком, было вполне понятно. Он тупо хлопал глазами и пытался мотать головой, очевидно, не понимая, почему шея так плохо поворачивается. — Говорить можешь? — спросил Ляпунов. — Чья машина? Кто вас посылал?! Отвечай, «вертушечник» поганый! — Не розумем… — пробормотал вертолетчик невнятно. — Слышь, Топор, — капитан повернулся к самодеятельному авиатору, — ты его по какому месту бил, а? Вроде товарищ в форме старлея российских ВВС, а говорить по-русски разучился! — Може, пан мувит по-польски? — предположил Топорик. — Пан Ольгерд, пшепрашам! — Ляпунов посмотрел на «пана Сусанина». Ольгерд только хмыкнул: — Я по-польски говорю не лучше тебя. К тому же, судя по роже, это вовсе не поляк, а литовец скорее. — Ну, братан, я до таких тонкостей, чтоб одного западенца от другого по роже отличать, еще не дошел. Лаба дена, драугас?! — Ляпунов потряс пилота за плечо и пошлепал его по щекам. — Бибис яки? Ты, хрен собачий, очухаешься или нет? — А на фиг он нам вообще нужен? — накренив вертолет, чтобы свернуть в постепенно сужающуюся горную долину, спросил Топорик. — Откроем дверцу — и аусвайс цум тойфель! — Наин! Наин! — Похоже, немецкий язык даже в редакции Топорика этот гражданин быстро понял. — Наин «аусвайс цум тойфель»! Не надо, битте! — Насчет «битге», — произнес Ляпунов, выразительно постукав кулаком о ладонь, — это мы еще посмотрим… — «И сказала мама Фиттих: „Может быть, не надо бить их?“ — процитировал Ольгерд неизвестное народу детское стихотворение начала XX, а то и конца XIX века. — Настоящий фриц, хотя, конечно, бывший гэдээровец… — Ну, тогда он по-русски шпрехает! Яа? — Да… Говорью, абер зер шлехт. — Остальные, дайне камераден, тоже немцы? Ферштеен? — Наин! Кроатен, полен, бђмен… Розумиете? По-русски буде: хрваты, полаки, чехи… — Добрые католики, надо думать, — хмыкнул Ляпунов. — И кто вас сюда направил? Римский папа? — Нет, — помотал головой пленник, — мне один камерад говориль: ест работа. Айне приват организацион нужен шпециалист по пилотирунг руссишь хубшраубер. «Ми-цвайте». Опыт полет ночью и в горах. Ошень мало контракт — но ошень гроссе премиум. Фюнф унд цванциг тыща марок. — Нехило! — порадовался за коллегу Топорик. — И тебе сказали… Как тебя зовут, кстати? Ви ист дайн наме унд форнаме? — Ляпунов, должно быть, с трудом припоминал сейчас основной вопросник для командиров разведподразделений, тем более что к работе на западном театре специально никогда не готовился. — Бунке Карл. — В фольксармее служил? — Я, — утвердительно кивнул Карл. — Обер-лђйтнант. В отставка. — В бундес-люфтваффе, стало быть, не взяли? — Наин. Комиссион говориль: зи зинд айн ЭфДеЙот-региментс-секретер — шнель раус! Хотель делат бизнес… Экс-секретарь полковой организации Союза свободной немецкой молодежи очень по-русски вздохнул, должно быть, вспоминая о том, чем закончилась его попытка вписаться в рыночные структуры объединенной Германии. — Про бизнес можешь не рассказывать, — посочувствовал Ляпунов. — Это и у нас многие пробовали… Давай дальше, по сути дела. Вайтер, битте! — Тут! Дали билет нах Тифлис. Там мене встретил Предраг и отвез нах «Фазенда». Эс ист айн гебирг-санаториум мит хубшраубер-ландунг-платц, ферштеен? — Так точно. Кто такой Предраг? — Кроат, унзер шеф. Он говориль: большой денги — большой риск. Надо одеть руссише униформ унд — нах Шешня. Спасат кранке альтманн. За это — денги. Ум зибен ур хойте — вылет. — А обратно? — Hyp венн аллее будет абгемахт. — А ты вообще-то соображал, что делаешь, а? — грозно спросил «кранке альтманн», до этого хранивший молчание. — Ты хотел как Матиас Руст быть, да? — Их хабе фрау унд фир киндер, — вздохнул Бунке, даже не удивившись, что дедушка в папахе помнит знаменитого юного аса, который своей посадкой на Красной площади сбил со своих постов все руководство советской ПВО. — Жит надо, Фюнф унд цванциг таузенд… Это ест денги. — Предраг с вами полетел? — Ляпунова морально-нравственные вопросы особо не волновали. — Я, я. Он бил кляйне шеф. Там, — Карл поднял палец на скованных наручниками кистях рук и направил его в потолок кабины, — ест гроссе! — Сколько вас всего было? Вифиль манн ин зайне ком-мандо? — Ахт. Считай менья. — Для верности Бунке оттопырил восемь пальцев, насколько ему позволили браслетки. — Да, — вздохнул капитан, — задал ты задачку, ваффенбру-дер! Таран это понял так, что Ляпунов, который рассчитывал захватить российский вертолет, сесть на какую-нибудь федеральную площадку, а потом, дозаправившись, продолжить путь, жестоко просчитался. Ясно, что на той грузинской площадке, откуда взлетал экс-геноссе, никто горючки для Ляпунова не припасал. Хотя, наверное, дотуда заправки хватит. — Как ты границу перелетал, где? — спросил Сергей, показывая немцу отобранную у него планшетку. На ней не было никаких заметных линий прокладки курса. — Альзо, их ферштее! — Бунке развернул карту и карандашиком указал точку. — Дас ист «Фазенда». Ерсте курс — айн хундерт фюнф унд зибцих, цвай унд ахцих километер, данн драйцен граде цум Ост, нойнцен километер. Дритте курс… — Ясно! — прервал доклад Карла Ляпунов, потому что приметил, что второй раз немец менял курс уже над российской территорией. — И никто не интересовался, зачем ты влетел в воздушное пространство России? — Я говориль Предраг: «Нам не будут делат фернихтунг?». Он сказал: «Ничего не будут. Все куплено». — Ну славяне, ну славяне! — возмущенно пробормотал Топорик. — А обратно? Как вы обратно через границу собирались? — Предраг говориль: «Тако же». — Входной пароль помнишь? — неожиданно для всех спросил Ляпунов, хотя ни о каком пароле речи вроде бы не шло. — Пароле? — Немец с легким страхом и уважением поглядел на капитана. — Предраг говориль пароле. Два, сем, восем, один. Инс руссиш. Это надо говорит на гренце, когда запрос. — Между прочим, нам до границы пятнадцать кэмэ осталось, — сообщил Топорик, — а нас еще никто не запрашивает. Где-то кто-то говорит, кого-то на цель наводят, но не на нас… И сбивать вроде никто не хочет. — Сплюнь! Высота какая? — По альтиметру две пятьсот, а по радиовысотомеру — двести. Горы, знаете ли. — Вот и смотри за ними, за горами этими, пока ни во что не впаялся. — Стараюсь… «Гей, славяне, гей, славяне, москали и киевляне…» — зло промурлыкал Топорик. — Завязывай, Кобельзон! — проворчала Милка. — И не обзывай славян геями! — Не знаю, как насчет геев, — мрачно отозвался Топорик, — но пидорасов среди них полным-полно оказалось… В этот момент метрах в пятидесяти перед носом вертолета наискось снизу вверх прошелестела-просверкала трасса крупнокалиберных пуль, а спустя еще несколько мгновений сквозь мерное тарахтение вертолетного движка откуда-то справа долетело усиленное горным эхом басовитое пулеметное «ду-ду-ду-ду»… — «ДШК», будь он неладен! — прошипел Топорик. — Афганский знакомец! — Великовато упреждение взяли… — проскрипел зубами Ляпунов. — Но могут и поправиться… Вторая трасса пронеслась левее вертолета. Тарана слегка прошиб холодный пот. — Газку прибавь! — прорычал Ляпунов. — Серый, не нуди! — огрызнулся Топорик. — Если я прибавлю, мы на вираже с утесом поцелуемся. Аллаху лучше помолись, здесь оно быстрее доходит! Третьей очереди не последовало, потому что «двушка» ушла за утес и пулеметчики потеряли ее из виду. — Нет бога, кроме Аллаха, и Магомад — пророк его! — провозгласил Ляпунов. — Не шути, а? — нахмурился тезка пророка. — Мы еще грузинскую границу не перелетели. Он обидеться может. — Мовчу, мовчу, мовчу… — успокаивающе пробормотал капитан, пародируя деда Ничипора из «Свадьбы в Малиновке». — Граница вон за тем перевалом, — прикинул на глаз Топорик. — А горючки на полчаса, то есть при таком раскладе на сто километров. «Расцветай под солнцем, Грузия моя!» Вот уж не думал, что буду нарушать госграницу средь бела дня… — Там, кстати, над перевалом облако стоит, — заметил Ляпунов, — а что за ним — ни хрена не видно. По карте там, между прочим, приличная горка, и ущелье, как бык поссал… — Слушай, — неожиданно попросил Магомад, — покажи карту, а? — Есть желание сойти, уважаемый? — спросил Топорик. — Покажи, говорю! Не пожалеешь. — Пожалуйста… Магомад полез во внутренний карман своего шикарного пальто, вынул оттуда футляр с очками и, водрузив выпуклые, «дальнозоркие» стекла на свой орлиный нос, стал разглядывать карту. — Валлаги! — воскликнул он через два десятка секунд. — Так и думал. Тут до моего родного села тридцать километров. Направо свернешь — и лети вдоль хребта. Это уже Дагестан будет. Я подскажу, куда садиться. — Вообще-то шикарное место, — с некоторым сомнением произнес Ляпунов, — но нам, к сожалению, велели вас не домой отвезти, а передать с рук на руки хорошим людям… Если мы что-то не так сделаем, они огорчиться могут. — Я знаю, — сказал Магомад. — И людей этих знаю, и сам хочу к ним попасть побыстрее. Но бензина-керосина напрямую лететь не хватит, а до моего села — хватит. У тебя связь вообще-то есть? — Ну, допустим, найдется, — нехотя ответил Ляпунов. — Вот и хорошо. Приземлишься, позвонишь — они приедут… Но тут рация, до этого момента издававшая всякие малопонятные писки и хрюки, удивительно четко произнесла, правда, с легким грузинским акцентом: — Два три двадцать восемь, контрольная «Фазенда», вошли в воздушное пространство Республики Грузия. Прием… — Контрольная «Фазенда», я — два три двадцать восемь, два семь восемь один, как поняли? — довольно нахально ответил Топорик, понимая, что на «Фазенде» вряд ли кто перепутает его южнорусский, в лучшем случае слобожанско-хохляцкий говорок с хорватским акцентом Предрага или бранденбургским произношением Карла Бунке. — Вон туда, в то ущелье сворачивай! — подсказал Магомад, когда вертолет пролетел сквозь толщу белого облака и обогнул ту самую «приличную горку». Красиво, слов нет, но жутковато! — А, сворачивай! — махнул рукой Ляпунов, и Топорик, заложив левый вираж, погнал вертолет как раз в то ущелье, что «как бык поссал»… |
||
|