"Выход на бис" - читать интересную книгу автора (Влодавец Леонид)

Без наручников

Конечно, ради приличия Хрюшку надо было обнять и как следует к себе притиснуть. Хотя бы для того, чтоб она меня на пол не сшибла. Не иначе, поросятина, еще чуточку в весе прибыла. Или я ослабел, что скорее всего. Но попробуйте обнимите кого-нибудь, когда руки за спиной и скованы в районе запястий. Фиг чего получится. Можно было только почмокать губами да потереться о Хрюшкины щечки суровой щетиной. Последний раз меня брили не то три, не то четыре дня назад.

— Два года! — бормотала Хавронья, которой, по-видимому, щетина совершенно не мешала. — Два года!

Краем глаза я увидел, что лысоватый босс весело улыбнулся и сказал нечто по-французски. Между испанским и французским разница, может быть, даже поменьше, чем между русским и польским, но я не очень врубился, потому что слишком уж балдел от возникновения Хрюшки. Конвоиры тем временем, не оттаскивая меня от Ленки, сумели расстегнуть браслетки, а я тут же облапил гнусную поросятину, а заодно, для страховки, посмотрел на шею. Нет, родинки не было, значит, это не Зинуля, не дубликат и первый заместитель моей жены по общим вопросам, а самая натуральная Ленка.

Пока мы лизались, умиляя босса, конвоиры тихо испарились. Не думаю, чтоб они ушли шибко далеко, скорее всего остались за дверью. Босс не мешал нам обниматься, ждал пару минут. Когда мы оторвались друг от дружки и, прямо-таки светясь от счастья, отошли на шаг, чтоб получше рассмотреть свои мокрые от слез физии, босс напомнил о своем существовании.

— Господин Баринов, — сказал он по-русски почти без акцента. — Я понимаю, что вы два года не виделись со своей женой, и безусловно не намерен препятствовать вашей встрече после долгой разлуки. Не стану отнимать у вас драгоценное время, но очень прошу вас уделить мне десять-пятнадцать минут. Присаживайтесь, сильвуплэ!

Первое, что я из этой речуги расчухал, так это то, что данный господин скорее всего происходит из беглоэмигрантов, которых мировая буржуазия регулярно импортировала из России. Этот дяденька, вероятно, принадлежал к потомкам первой волны. Сам он, конечно, родился уже во Франции, но по-русски его учила говорить бабушка, осуществившая драп сперва от Питера до Новороссийска, потом от Новороссийска до Севастополя, далее от Севастополя до Константинополя… В общем, пока не добежали «до городу Парижу».

Присел я, конечно, рядом с Ленкой. Эйфория от того, что Хрюшка жива-здорова, уже начала ослабевать. Мне захотелось узнать, а что она собственно делает тут, в логове белой контры? И как она сюда попала в конце концов?

— Позвольте представиться, — с торжественностью в голосе и благородным грассированием произнес босс, — князь Валери Куракин, л„ вис-президан ет директ„р ен шеф де компани коммерсиаль «Принс адорабль». Мы занимаемся поставками в Европу тропических фруктов, пряностей, ароматических добавок и растительного фармацевтического сырья.

«Понятно, — отметил я про себя, — стало быть, вы, господин Куракин, маленько баловали народ наркотой, а теперь решили составить конкуренцию „G amp; К“. Не иначе, где-то про „Зомби-7“ узнали. Не от вас ли, мадам Хавронья?»

Конечно, вслух я ничего спрашивать не стал, даже на Хрюшку не стал глядеть с подозрением, чтобы не задергалась и не портила общего кайфа от этой встречи.

— Мы получили информацию, — продолжал князь Куракин, — что вы захвачены в качестве заложника бандой некоего Доминго Ибаньеса. Обращаться в полицию Хайди и Гран-Кальмаро, как объяснили наши эксперты, бессмысленно и может лишь принести вам вред. Поэтому подразделение нашей службы безопасности провело собственную весьма успешную операцию по вашему освобождению. С санкции Президента Республики Хайди Антонио Морено.

— Простите, — поинтересовался я, — как это может быть? Полиция Хайди коррумпирована, и в нее бессмысленно обращаться, а Президент дает санкцию иностранцам на проведение боевой операции на собственной территории?

— Се ля ви! — ответил Куракин, и я понял без перевода. Полиция коррумпирована, а Президент еще коррумпированней. Отсыпь такому маленько — он тебе и не на такие дела санкцию выдаст.

— Значит, меня хотели освободить? — спросил я. — Но почему тогда так долго не снимали наручники? И парализантом поливать зачем?

— Это досадное недоразумение, Дмитрий Сергеевич! Разумеется, наши люди, выполнявшие операцию, должны были действовать быстро и, разумеется, не имели времени что-либо вам объяснять. Ну а здесь они поместили вас в изоляцию только потому, что каюту для вас и вашей супруги еще не успели приготовить.

«Ладно тебе, дяденька, мозги детям заполаскивать! — опять же про себя съехидничал я. — Просто тебе надо было показать, что у вас есть и кнут, и пряник. Дескать, будешь хорошо себя вести — будешь жить в приличной каюте с женой. Будешь хамить — сядешь в уже известную душегубку. Возможно, с выключенным вентилятором».

— Прошу меня извинить за причиненные вам неудобства, — расшаркался принс Куракин. — Надеюсь, что завтра, когда вы отдохнете от всех треволнений и ощутите себя свободным человеком, мы сможем поговорить несколько подробнее. А пока я препоручаю вас вашей очаровательной Елене Ивановне и более не задерживаю…

Хрюшка быстро подхватила меня под руку и повлекла в коридор. Оказалось, что каюта, которую князь-батюшка выделил нам для семейного счастья, находится совсем неподалеку. Само собой, что в сравнении с той конурой, где я сидел поначалу, это был рай земной. В каюте был раздвижной диванчик, на котором, если раздвинуть, двоих можно было уложить рядом, а не только в два этажа. Тут был даже санузел: душ, туалет и умывальник, скомпонованные на площади в два квадратных метра. Наконец, тут можно было пожрать по-нормальному, то есть сидя, а не лежа, потому что имелся стол и два кресла. Жрать, кстати, уже принесли. Правда, ничего горячего, конечно, не было. Салаты, бутерброды, фрукты и соки. Еще было сухое белое вино. Может, под тропическую погоду оно было и неплохо, но я-то почти сутки не ел.

Особливо приятно съелись бутерброды с ветчиной и холодной телятиной, само собой, сырком тоже не побрезговал. Хлеб был нарезан даже не просто по-русски, а по-чебаковски, то есть толстыми ломтищами в два пальца толщиной. Салаты я слопал так быстро, что даже не запомнил, из чего они были сделаны. Может, там и лягушки были или улитки, не распробовал. Хрюшка, конечно, тоже кушала, но больше молола языком, тем более что я сам был не против узнать, как она дошла до жизни такой и нет ли у нее каких-то выходов на Чудо-юдо.

— Надо же, — произнесла она, подперев ладошками щеки, в тот момент, когда я откусил первый кусок бутерброда и метнул в пасть первую столовую ложку салата, — все, как во сне! Сидишь, ешь — и живой, будто никуда не пропадал.

— Я и не пропадал, — прожевывая один кусок и тут же отхватывая второй, сказал голодающий. — Это ты пропала. Хоть бы рассказала, ради смеху, где тебя черти носили?

— Главный черт — это вы, сеньор Волчара. Сидела в самолете, никого не трогала, даже дремать начала. Вдруг подходит бывший вполне законный супруг, с которым меня его родный папа из соображений высшей политики развел, и тащит в самолетный туалет. Глаза бешеные, пышут жаром, сам явно не в себе. Ну, думаю, трахнуть собрался. Конечно, другая бы спорить стала, но я службу знаю…

— Это я помню.

— Прекрасно. И вот, когда я, рабыня вашего высочества — до величества ты еще не дослужился, — уже морально готовилась хотя бы проснуться ради исполнения своего интернационального супружеского долга, гнусный Волчара достает из-под унитаза парашют!

— Не надо ля-ля! Парашют был просто в шкафчике номер три. А это вовсе не под унитазом, а намного левее.

— Великолепная память! Но на фига мне парашют? У тебя с этим воспоминания молодости связаны, я понимаю, но я-то, мирное животное, к тому же в одной маечке и тощих-претощих брючках. Слава Богу, хоть на ногах кроссовки были, а не босоножки.

— Вот эти детали не помню, хоть убей.

— Надо бы убить, да жалко. Другого такого обормота не найдешь. Кушай, кушай! Аппетит-то волчий! Продолжаю излагать.

— Я кушаю и слушаю.

— Так вот. Волчище пристегнул себе к пузу бедную Хрюшечку, нажал какую-то кнопку — и р-раз! — падаем. Ужас! Потом — хлоп! Летим. Самолет от нас улетает, мигалкой помигивает, а внизу-то океан. И огонечки далеко-далеко светятся. Километров за сто. А у меня, дуры, в голове одно: сейчас упадем, и нас акулы съедят.

— Здравое, кстати, рассуждение, — заметил я.

— У меня-то здравое, да у тебя-то его не было. Мне бы надо было еще в самолете заорать: «Держите его, у него крыша поехала!» А я постеснялась, не сообразила. Привыкла, что все в твоей башке знаю и понимаю. Уж кому-кому, а мне-то надо было понять, что после того, как человек две предельные однократные дозы «Зомби-7» за раз себе вколол, с ним может все что угодно приключиться.

— А я точно вкалывал?

— Вкалывал, вкалывал. Тебе это сам Чудо-юдо объяснял. Предельная однократная доза исчисляется из расчета 1 миллилитр на 100 килограммов веса. А ты забурил два кубика при тогдашнем весе в 86 кило. Танечке бедной вообще два с половиной вкатил, а у нее всего 64 кило было. Но почему-то не померли, я это даже сейчас не понимаю. Ладно, это дело прошлое. В общем, долетели мы до воды и плюхнулись. Первым делом ты меня отстегнул и приказал отплывать подальше, чтобы не запутаться в стропах. Но в это самое время ветер поднялся. Или порыв налетел, может. А купол еще не совсем погас, он только прилег к воде. Ветер его надул, как парус, и тебя потащило за ним. Далеко унесло или нет, не знаю. Темнота ведь, луна за облаками, звезд нет — страх Божий! Вот с тех пор я тебя и не видела. С того самого момента.

— Ладно, — сказал я, хотя многого из того, что сообщила Хрюшка, припомнить не смог. — Рассказывай, что с тобой дальше было и как ты на этой французской посудине очутилась.

— Ну, поплавала немного в воде. Благо не холодно, градусов двадцать пять водичка. Замерзать стала только к утру. Орала, конечно, тебя звала, вообще кого-нибудь. Отдыхала на воде. Немного ревела, кажется. Потом огоньки появились, когда уже светало, с темной стороны. Подошел катер, знаешь, такой, с большими удилищами на корме. Там была семья — отец, мать, две дочки взрослых и сынок лет десяти. Янки. Очень симпатичные, вежливые, приятные. Кофе с ромом дали, накормили, обсушили.

— Ну а то, что я там где-то поблизости плавал, вам было, конечно, по фигу? — Хотел пошутить, но получилось очень серьезно, и Хавронья насупилась.

— Нет, что ты! Мы искали. Я их заставила три раза по полторы мили пройти. Не нашли… А потом, знаешь ли, они сказали, Что лучше тебя не искать. «It's the Sharks bank, lady!»

— To есть выходит, мы с тобой прямехонько на Акулью отмель сели?

— В том-то и дело, что так. Нам просто повезло. Акулы уже покушали и спать легли. Или телевизор смотреть засели… Но зато их потом столько крутилось — жуть! Все море в треугольниках. Там неглубоко, вода совсем теплая, много всякой живности. Рыбки помельче косяками ходят, рыбы побольше их лопают, а этих — акулы. В общем, я как подумала…

— Можешь не объяснять, — вздохнул я. Хрюшка, которая только что старательно изображала полное отсутствие переживаний, хлюпнула носом и заплакала. Конечно, уткнув мордашку в мое плечо и промочив горючими слезами линялую майку, полученную мною от щедрот Доминго Косого.

Пока Хрюшка всхлипывала, я осторожно поглаживал ее по спинке, по белобрысой гривке, по ушкам и плечикам. В еде, конечно, пришлось сделать перерыв, но зато голова начала быстренько-быстренько вспоминать…

Да, я видел этот самый катер. И огоньки видел и даже голову Хавроньи, торчащую из воды. До меня от них было метров триста, не меньше. Но Ленка оказалась прямо по курсу катера, а я в стороне. Причем пока эти янки вытаскивали ее из воды, растирали полотенцем и поили кофе с ромом, катер удрейфовал еще метров на триста к северо-востоку, и я остался у них далеко за кормой, на фоне темной юго-западной части горизонта. А орать у меня уже глотки не было. Конечно, я попытался эти триста метров проплыть, но катер врубил движок и очень быстро ушел от меня за полторы мили… Догнать я его не сумел бы, даже если бы, подобно Спасителю, умел бегать кроссы по морю аки посуху. И как раз в это время первый треугольный спинной плавник появился примерно в полсотне метров от меня. Потом еще три. И стали они вокруг меня ходить кругами, точнее, по сужающейся спирали.

Тут мне стало так страшно, что, я думаю, все последующие неприятности с памятью начались именно отсюда. Мне сначала очень захотелось умереть. По крайней мере успеть захлебнуться и пойти на дно раньше, чем одна из тварей оттяпает мне руки-ноги, а другие начнут рвать куски из туловища вместе с кишками, ребрами, лопатками, позвоночником…

Но помереть я, как назло, не мог. Даже от разрыва сердца со страху — и то не получалось. В голове носилась всякая чушь. То хотелось иметь в руках «АПС» (автомат подводной стрельбы), чтобы всадить в акул смертобойные пули-гвозди. То мечтал о гранате, которую можно швырнуть в акул и глушануть их так, что они всплывут кверху пузами. Но ни черта у меня не было, кроме обкусанных ногтей да порядком потрескавшихся зубов. Даже пришла тогда в голову совершенно несвоевременная мысль. О том, что всех сволочей-экологов (которые, дай им волю, загнали бы всех людей назад в каменный век, на деревья или в пещеры, лишь бы окружающую среду не портили) надо бы по разу вот так же бросить в море к акулам. Или дать им возможность перезимовать в сибирской тайге без топора и спичек. Или побегать по лесу от стаи тамошних «санитаров»-волков. Чтоб поняли, насколько беззащитен и беспомощен человек, если у него под рукой нет кое-каких, безусловно, вредных для живой природы достижений цивилизации.

И еще мне очень хотелось, чтобы в эту чистую, прозрачную воду вылилось двести или триста тонн мазута, бензина, серной кислоты или иприта, наконец. Черт с ним, с морем, лишь бы меня не сожрали, не включили, так сказать, в естественный круговорот органики. От химических ожогов, может, и вылечат, а вот от акульих зубов — нет. Но у Господа Бога не было под рукой продукции Большой химии, небось он передал это дело в ведение Сатаны. Ни кислотный дождь из туч не пролился, ни нефтяной фонтан из моря не ударил. А вот акулы

— твари Божьи, между прочим! — все сужали и сужали витки спирали.

Когда они обогнули меня на расстоянии пяти, самое большее шести метров, я понял: на следующем витке сожрут. Даже померещилось, что кто-то из этих акул уже готовится к атаке. И в этот момент произошло что-то невероятное. Но что именно — не помнил. Дальше был полный, совершенно непроглядный провал в памяти. Вплоть до пробуждения в клинике «Сан-Николас».

Все, что запомнилось, я пересказал Хрюшке. Наверно, не очень связно, но более-менее доходчиво. Поросятина даже реветь перестала. Пошмыгав носом, промокнула глазенки моей майкой — туши на них не было, майка не стала намного грязней — и очень заинтересованно произнесла:

— Стресс! Это был макростресс! Скорее всего с мощным выбросом биоэнергии. И, возможно, остатки «Зомби-7», которые у тебя в организме оставались, дали какую-то реакцию.

— Что такое стресс, это я краем уха слышал. Макростресс — это значит «очень большой стресс». Насчет биоэнергии — много чего треплют, но что это такое, я так и не усек.

— Не один ты. Если я буду тебе долго объяснять, что это такое, то ты перестанешь кушать и не сможешь набрать нужного числа калорий. А нам с тобой они очень понадобятся…

Ленка сделала такую рожицу, что понять намек было нетрудно. Но вот в том, что ее очень ясные надежды сбудутся, я лично немного сомневался. И не потому, что сил в себе не чувствовал, а потому что голова как-то на это благое дело не настроилась. Слишком уж интересно было узнать, что же Ленка делала дальше.

— Ладно, — сказал я, плавно отодвигая Хавронью и возвращаясь к пожиранию холодных закусок. — Давай-ка выкладывай, как ты два года без мужа существовала. С того момента, как у американцев на катере очутилась. Ужас ведь как интересно: без' денег, без паспорта, в волчьем мире капитализма…

— Понятно, гражданин начальник. Вас интересует, как я Родине изменяла и с кем?

— Ну, насчет Родины — это слишком общее понятие. Насчет мужа — уже интереснее.

— А я свободный человек, — напомнила Чебакова, — нас с тобой развели, между прочим. Ты, насколько я помню, даже успел с Вик Мэллори расписаться. То есть с пакостницей Танькой. Какие проблемы?

Поросятина разозлилась. Надо было успокоить парнокопытную, пока она мне по лбу не заехала и не наговорила лишних гадостей.

— Это приятно, — заметил я. — Со свободной женщиной можно и роман закрутить… Но все-таки ты расскажи, свободная женщина, как ты попала в команду принца Куракина и на кой хрен ему нужен рядовой паратрупер Коротков.

— До Куракина еще дойдет. Боулдеры — те самые янки, что меня подобрали, — довезли меня до Гран-Кальмаро. Они там брали катер напрокат, и вообще им пора было домой возвращаться. А я пошла в посольство России. Но не дошла…

— Как это «не дошла»?

— Потому что мне страшно стало. Я ведь не знала, с чего ты из самолета выпрыгнул. По-моему, когда мы падали, ты даже бормотнул что-то такое: мол, сейчас рванет! Но он не рванул, это точно. Они до Барранкильи долетели. А раз так, думаю, то Чудо-юдо на тебя мог сильно обидеться. Сунешься домой, а там на неприятности нарвешься.

— Ну, и куда ж ты делась? И вообще, как тебя там не забрали? Без визы, без паспорта?

— Ну, во-первых, на Гран-Кальмаро на каждом шагу паспорт не спрашивают. На самолет спрашивают, даже на местных линиях, типа Гран-Кальмаро — Сан-Исидро, без паспорта не посадят. И если с багажом, то без досмотра не пропустят. На рейсовый теплоход — тоже. А с яхт из порта пропускают без проблем, если ни чемодана, ни больших сумок не тащишь. Они все насчет наркотиков интересуются. Ну, наверно, еще насчет оружия. Когда меня через контроль проводили, полицейский просто спросил у папы Боулдера, который числился капитаном арендуемой яхты: «Сколько с вами людей, сэр?» Он спокойно так говорит: «Пятеро. Моя жена, трое детей и гувернантка». Я за гувернантку сошла.

— Ну а потом, конечно, ты к ним в гувернантки нанялась?

— Нет, к ним не нанялась. У них на это денег не было. А вот устроиться они помогли. Там, на Гран-Кальмаро, у них очень богатый знакомый обитал. Вилла на двух гектарах, яхты, пять автомобилей, вертолет, самолет. Он там почти постоянно проживал, с родной фирмой через спутник связь поддерживал. Жена, пятеро детей. Очень Россией интересовался. Боулдер, перед тем как в Штаты возвращаться, побывал у него в гостях и рассказал, что выловил на Акульей отмели русскую, которая лучше его самого по-английски говорит. А этот миллионер, Табберт, обрадовался: дескать, хочу, чтобы у меня детишки немножко русский язык выучили. Дал визитку Боулдеру, а тот передал мне. Мол, раздумаешь в свое посольство идти, загляни по этому адресу. Вот я и пошла к Табберту вместо посольства.

— И он тебя на птичьих правах устроил?

— Он мне сделал вид на жительство, контракт на три месяца. По двести баксов в неделю. На здешние деньги не так и мало. А я сдуру и говорю: «Хотите, мистер Табберт, чтоб в течение этих трех месяцев ваши дети стали говорить по-русски и по-испански, как на родном языке?» Он, конечно, сказал, что был бы не против, но не понимает, как это возможно. Дал мне «Pentium-pro», еще кое-что из оборудования, я старые чудо-юдовские программки, по которым еще мы с Зинулей обучались, чуть-чуть модернизировала. Детишки очень толковые оказались. Полный успех. Он, конечно, был дико доволен, выписал мне премию в пять тыщ и… уволил. Поскольку считал, что больше я его ребят ничему хорошему научить не могу. Но при этом дал рекомендательное письмо на Мартинику, к Куракину. Там русскому языку особо учить никого не надо было, но зато английский и испанский требовались. У него две симпатичные княжны растут — Анастасия и Елизавета. А я, пока их обучала, методику обучения французскому разработала и теперь вполне прилично говорю. Но самое главное, Куракин мне французский паспорт сумел сделать.

— С мартиникской пропиской?

— Издеваешься? Завидно, что теперь я — француженка?

— Пардон, мадам, эскюзе муа.

— Между прочим, мадемуазель… — ухмыльнулась Хрюшка. — Элен Шевалье.

— А Морис Шевалье тебе кем доводится? Дядюшкой? Иди троюродным кузеном?

— Никем, — полушутя нахмурилась самопровозглашенная мадемуазель. — Просто я переделала «барина» в «шевалье». Ты учти, мне ведь не хотелось светиться. Никто никаких запросов в МИД России не посылал, все делалось в тихом семейном кругу.

— Ну-ну, мадемуазель-этуаль… — сказал я с интонациями Отелло. — «В обыкновенном шведском городе Стокгольме жила обыкновенная шведская семья…»

— Уй-й, — пакостным голосом пропищала Хрюшка, — ревнует! Волчища заревновал!

— Ага, — подтвердил я, — кстати, помнишь, как Отелло с Дездемоной разобрался?

— Задушил, — уверенно ответила Хавронья, с готовностью подставляя шею, и я обнаружил, что второй подбородок у нее просматривается даже при откинутой голове.

— Деревня ты малограмотная, а не мамзель! — сообщил я. — Ему ее душить надоело, и он применил холодное оружие. Баалшим кынжалом немножко зарэзал!

— А у тебя есть большой кинжал? — заинтересованно спросила Хрюшка, демонстративно опустив глаза на мои шорты.

— «Кинжал хорош для того, у кого он есть, — процитировал я Черного Абдуллу из „Белого солнца пустыни“. — И горе тому, у кого его не окажется в нужную минуту».

— Кушай, кушай, пожалуйста! — Ленка сделала губки бантиком. — А то кинжала в нужную минуту не окажется. Конечно, может быть, главная толкушка найдется… Для самообороны.

— Не помню, куда положил, — сообщил я, демонстративно обведя каюту внимательным взглядом. — Как всегда, закатилась куда-нибудь.

— Ладно, кушай, а я тебя буду немножко успокаивать. Может быть, легче будет толкушку найти…

— «Расскажи, расскажи, бродяга…» Про Боулдера, про Табберта, про Куракина… И про остальных, если можно.

— Хорошо, — необидчиво, с хитрецой в голосе произнесла поросятина. — Начнем с Боулдера. Дядечке Тиму пятьдесят четыре года, супружнице Донне — сорок восемь, оба спортивные, поджарые, любят друг друга до безумия. Вместе тридцать два года, расписались на семь лет позже, чем жить начали. Старшей дочке, Флой, двадцать семь, младшей, Мод, двадцать четыре, Джейку десять. Никого из пятерых охмурить не успела, хотя очень старалась. В гувернантки не взяли.

— Допустим, — произнес я тоном Великого Инквизитора. — Но ведь к Табберту взяли? Стало быть, кого-то охмурила, по логике вещей.

— Табберту, — горько вздохнула Хрюшка, — я была совсем не нужна, потому что он, строго говоря, настоящий «голубой».

— Чего-о?! А пятеро детей? А жена? — недоверчиво спросил я.

— Это для маскировки, — ухмыльнулась Ленка. — Там все дело — в наследстве. Его папаша, мистер Рональд Табберт, когда оставлял сыночку Джеку свои трудовые капиталы, в завещании оговорил, что если Джек не женится и не заведет пятерых детей, то наследства не получит. Поскольку дедушка Рональд был в какой-то мере человек отсталый, то постеснялся оговорить в завещании самое главное — то есть то, что Джеку пора прекращать свои содомские грехи. А Джек, посоветовавшись с адвокатом, поступил просто. Сдал свою семенную жидкость на заморозку, женился на даме, которая обожала только секс с дамами, но была не против иметь детей, а потом ее, извиняюсь, как корову, ежегодно осеменяли. Во всяком случае, мне так Люк рассказывал.

— А это еще кто? — грозно спросил я. Ничуточки Хрюшку я не заревновал, кстати. Два года при таком темпераменте и в таком бойком возрасте впустую провести?! Тем более что мужа скорее всего акулы съели… Но бабам очень нравится, когда их ревнуют. Надо же сделать человеку приятное — вот я и решил Отелло сыграть.

— Люк — это такой негр, который днем был телохранителем, а по ночам хозяину небольшой чик-чик делал.

— И тебе тоже?

— Куда там! Там пролетариату туго живется. Все соки из него буржуазия жмет. На все сто процентов эксплуатирует.

— А хозяйка? — зловеще спросил я.

— Она во мне мужское начало нашла! — гордо объявила Хрюшка. — Представляешь? Конечно, если б ты мне свою толкушку в аренду сдал, что-нибудь и вышло бы… Но ты ж ее с собой забрал. Облом получился. Поэтому, скажу по секрету, меня и выгнали.

— А я-то думал, что тебя хозяйка к хозяину приревновала… — сказал я тоном человека, обманутого в лучших чувствах.

— Куда там! — вздохнула Хрюшка. — Это ж буржуи, у них все не как у людей.

— Понятно. А принц Куракин, конечно, скотоложцем оказался?

— Нет, он почти нормальный, но импотент.

— Ему же не больше пятидесяти. Рановато, однако.

— Что делать, жизнь такая. В свое время товарищ князь ядерными проблемами занимался. Вместе с дядюшкой Джека Табберта, кстати. Тот, говорят, был вполне приличным ученым. Но погиб во цвете сил при аварии на какой-то сверхсекретной установке. Правда, Куракин тогда с ним уже не работал. Он еще раньше облучился, бросил физику и занялся бизнесом по фруктовой линии.

— Что ж он так, — хмыкнул я, — на витаминах сидел и не восстановился?

— Кое-что восстановил. Он был лысый, как коленка, а теперь вот немножко оброс. Но все остальное — ноль.

— А откуда же княжны взялись, эти самые Анастасия и Елизавета?

— Так он пятнадцать лет назад еще вполне нормальным был. Когда их делал. Они близняшки, как мы с Зинулькой.

— А жена?

— Есть. Очень хорошо себя чувствует. Гуляет, конечно, но скромно, без скандалов, незаметно так. Во всяком случае, для детей.

— Так что ты, — сочувственно вздохнул я, — прожила два года исключительно в посте и молитвах о спасении моей грешной души.

— Замнем для ясности? — предложила Хрюшка. — А то это так неинтересно, так скучно, пошло и противно, что даже тошно.

— Правильно. Лучше расскажи, как вы меня искать стали и почему.

— Видишь ли, Куракин внутри своей конторы имеет подразделение, которое занимается психотропными препаратами. И нацелен примерно в том же направлении, что «джикеи».

— А с «джикеями» он не связан?

— Мне не говорили. Но то, что я — бывшая невестка Баринова, он знает. И в общем, был бы не против наладить с ним сотрудничество. Но первыми тебя обнаружили все-таки не мы, а «койоты». У них были свои люди в полиции Гран-Кальмаро. То, что ты попал в клинику Кеведо, «койоты» узнали буквально в тот же день. Правда, для начала с них содрали взятку за то, что они не станут информировать о находке хайдийские власти. Думали, что они тебя пытались утопить, но почему-то не сумели. Но «койотов» всего сутки, как выпустили на свободу. Потом там начался новый скандал в связи с тем, что «Rodriguez AnSo incorporated» была вместе с островом продана Абу Рустему, после этого на выборах провалился Соррилья и власть перешла к демократам Морено. Фактически он полностью контролируется «койотами» и шагу не может сделать без санкции Косого. Но до тебя никому дела не было. Потому что ты был в коме, и все считали, что ты из нее не выйдешь.

Тем не менее «койоты» решили сохранить все в секрете. Полиция Гран-Кальмаро периодически интересовалась твоим самочувствием, но в последнее время — очень редко. Косой, само собой, ни лекарям, ни полицейским твоего имени сообщать не стал. И постарался, чтоб никто не смог тебя опознать. Лишних убрал, нужных заставил молчать.

Поэтому никто тебя здесь, на Гран-Кальмаро, и не искал. Я толком, конечно, не знаю, кто что думал, но, по-моему, «джикеи» были вообще в неведении о том, что мы прыгнули из самолета. А когда узнали, то решили, что тебя акулы съели. И никто ни за что не поверил бы, что ты смог проплыть тридцать пять миль — почти семьдесят километров, между прочим! — от Акульей отмели до Гран-Кальмаро. Ты в курсе, что тебя нашли в пятидесяти метрах от берега? На отмели, которая обнажается при отливе.

— Да, я в курсе. Но кроме «джикеев», были еще две команды, которые точно знали, что мы спрыгнули с самолета.

— Верно. Чудо-юдо думал, что тебя похитил Сарториус. Мне так кажется. Наверно, он считал, будто тебя надо искать не на Антильских островах, а в Оклахоме. Привык ведь, что Сарториусу все операции удаются. Ан что-то не сложилось. То ли нас не в ту сторону ветром унесло, то ли Сергей Николаевич со своим катером или подлодкой в нужную точку вовремя не прибыл. Так что винить нашего папочку в том, что он не попытался нас искать в океане или на островах, некорректно. Он же не знал, что Сарториусу не удалось нас захватить.

— Но Сарториус-то знал. Кстати, я помню, что он предложил мне через микросхему выбор из двух кнопок. Нажимаем одну — выпрыгиваем, нажимаем другую — взрываемся вместе с самолетом. По-моему, я все-таки нажал ту, которая взрывала. Потому что не хотел жить. А у тебя получается, будто он наверняка знал, что мы выпрыгнем. Кроме того, он ведь передал мне, что Перальта хочет взорвать самолет и выпрыгнуть в тандеме с Мендесом. Парашют был именно там, где указал Сарториус. И еще он говорил о бомбе в ноутбуке. А самолет не взорвался. Ты знаешь, почему?

— Догадываюсь. Думаю, что никакого взрыва Перальта не готовил. Сарториус просто-напросто тебя надул. Ты еще не отошел от воздействия «Зомби-7» и был чрезвычайно суггестивным субъектом. То есть легко поддающимся внушению. Я, конечно, не знаю всего того, что тебе господин Сорокин наболтал через микросхему, но догадываюсь, в каком направлении. Мы должны были выпрыгнуть именно вдвоем. Потому что ты — сейф, в котором хранится информация, а я — ключ от этого сейфа.