"Выход на бис" - читать интересную книгу автора (Влодавец Леонид)

Дурацкий сон N 9 Дмитрия Баринова. После катастрофы

Первое, что увиделось, — сизо-черное, полностью затянутое дымом и пылью низкое небо. Казалось, что оно медленно оседает на меня, будто свод пещеры. Однако было светло. Оранжево-алое, рыжее, багровое пламя было везде, со всех сторон, я ощущал его жар, жадно хватая глоткой ту жуткую смесь газов и аэрозолей, которую язык не поворачивался назвать воздухом. Я не мог поднять головы и видел только то, что мог увидеть, подняв, опустив или скосив глаза.

Подняв глаза, я видел клубящееся и оседающее небо, скосив влево или вправо,

смотрел на обступивший меня огонь. Опустив взгляд, я ужасался тому, что произошло с моим телом.

Поперек меня лежала огромная, тяжелая балка. Но я не чувствовал боли. Наверно, потому что позвоночник был сломан. Боль шла только от кожи верхней части тела — от лица, плеч, груди, живота. Это была адская боль от ожогов. Слава Богу, я не видел лица, только почерневший, изменивший привычный вид нос просматривался в поле зрения. Ушей и волос, возможно, у меня не было вообще, как и левой руки, от кисти до локтя превратившейся в головешку. Не видел я и ног, но видел живот и грудь. Клочья обугленной и тлеющей одежды, огромные желто-белые волдыри, почерневшее мясо…

Дом Милтона Роджерса был снесен до основания, а то, что могло гореть, полыхало. Скашивая глаза влево или вправо, я видел, что вокруг сплошное море огня. Горел весь поселок, дома, деревья, автомобили. И «Кадиллак», на котором мы с Тиной перенеслись сюда по воле черного ящика, смятый в гармошку и переброшенный с чудовищной силой через улицу, тоже пылал. На горящем дереве, разом потерявшем всю листву, висело нечто похожее на корзинку. Лишь через пару минут я понял, что вижу часть скелета человека — обугленную грудную клетку.

Я видел воочию истинный ад, поднявшийся на поверхность земли, и заживо испытывал адовы муки. Смерть не торопилась освобождать меня от них. Я кричал, но не слышал своего голоса — то ли от того, что оглох, то ли от того, что горло мое не могло издать ни звука. Да если бы и могло, то услышать мой зов и помочь мне никто не мог.

Я отчетливо понимал это. Как и то, что происшедшее не есть последствие землетрясения, короткого замыкания сети или взрыва газовой плиты. Это был ядерный взрыв. Началась война, в которой человечество будет полностью уничтожено. Возможно, что сейчас на всей земле остались только трупы и умирающие в муках. Та самая ситуация, когда «живые завидуют мертвым».

Мисс Уильямс и мистера Роджерса, а также одну из собак испепелило полностью, предварительно расплющив о что-то тяжелое. Я мог опознать, где она, а где он, только по несгоревшим обрывкам одежды на превратившемся в уголь теле.

Именно им я сейчас и завидовал. А во мне жизнь еще теплилась, и каждая секунда продолжения земного бытия стоила мне диких мук. Нечего и говорить, что я молился Господу поскорее отделить мою душу от тела. Но Он явно не торопился. Чем Человечество прогневило Его, было мне неизвестно, но Бог явно обрушил на него свой гнев.

Справа от меня, на расстоянии вытянутой руки, лежал не помятый, не пробитый и не обгорелый, хотя и черный ящик. Тот самый, из-за которого мы очутились здесь, у Милтона Роджерса, и попали под ядерный удар русских; в том, что, кроме них, никто не решился бы нанести ядерный удар по Хьюстону, я не сомневался.

Не знаю, сколько времени я пролежал, прежде чем додумался дотянуться до него. Может, час, а может, всего пять минут. Слишком сильной была боль, слишком мучителен был для меня каждый вдох и каждое движение. Я действовал лишь по наитию, а не по разуму. Может быть, это и была помощь Божья.

Первая попытка дотянуться до кольца на торце ящика не удалась. Я потерял сознание от острой боли во всем теле, едва попробовал пошевелить рукой. (Обрыв памяти.) Очнулся от того, что почувствовал жар. Балка, лежавшая поперек моего тела, уже пылала. Видимо, горели и мои ноги, но я этого не ощущал. Боль ощущалась только выше пояса. Но с черным ящиком ничего не произошло. Он не горел, не плавился и даже не нагревался. Я вновь потянулся к нему, ухватился за край, перевернул с боку на бок, сперва один раз, потом другой. После этого развернул ящик так, что смог подцепить кольцо обожженным до волдырей пальцем.

Произнести что-либо вслух я не мог. Потому что дар речи меня уже покинул. Так же, как ранее слух. Глаза тоже отказывались видеть, боль дошла до какого-то запредельного порога, когда мозг, переполненный мукой, должен был вот-вот отключиться. Однако все, что еще было во мне живого, воспротивилось наваливающейся смерти, сжалось в упругий комок жизни и беззвучно послало неведомым силам мольбу о спасении моего жалкого существа. Кто им внял? Бог или Дьявол? Или некая третья сила, несверхъестественная по природе?

Но это меня не волновало. Я только увидел вспышку, и зрение отказало мне… (Обрыв памяти.) Свет солнца ударил в глаза, едва они открылись. Я стоял на тротуаре у калитки дома Милтона Роджерса. Совершенно целого и невредимого. Сам я тоже был цел и невредим. Одежда — целехонька, только кое-где оборвалась, когда я в пещере был.

И мисс Уильяме стояла рядом, собираясь нажать кнопку звонка. А «Кадиллак» как ни в чем не бывало поблескивал черным лаком и хромированной сталью. Черный ящик рядом со мной.

Самое непонятное было в том, что Тина полагала, что пришла сюда в первый раз. У нее не было того удивления на лице, которое, наверное, было написано у меня на физиономии. По-моему, она была убеждена в том, что мы только что вылезли из «Кадиллака» и подошли к калитке.

Из дома вышла молодая женщина, которую я тут же узнал.

Это была миссис Роджерс. Та самая, которую Тина в прошлый раз превратила в собаку. И точно так же, как в прошлый раз, рядом с ней трусил огромный мраморный дог. Он скалил клыки и вывешивал на сторону длинный алый язык.

Она подошла к калитке и немного настороженно спросила:

— Здравствуйте, что вам угодно?

Вот тут и началась разница между той и этой встречей. В тот раз первой заговорила Тина. В этот — миссис Роджерс.

— Простите, вы миссис Роджерс? — вопросом на вопрос ответила мисс Уильямс.

— Да, хотя меня можно звать просто Клара, если вы не официальное лицо.

— Нет, я однокурсница вашего супруга. Тина Уильямс, если вам это что-нибудь говорит.

— Ах, Тина! — Клара Роджерс прореагировала совсем не так, как в прошлый раз. — Милтон мне много о вас рассказывал. Что ж, заходите, пожалуйста. Мистер Роджерс должен вот-вот приехать.

Когда мы с Тиной вошли, опасливо поглядывая на собаку, миссис Роджерс сказала:

— Не бойтесь, Тим не кусается. Очень добрый пес. Видите, он уже готов вас лизнуть?

— Мы не стесним вас, Клара? — деликатно спросила Тина.

— Что вы, что вы! — заулыбалась миссис Роджерс. — Я очень скучаю, сидя дома. В течение последних нескольких лет сюда никто из его друзей не приезжал. Знаете ли, NASA неохотно выдает разрешения на посещения этого поселка частными лицами. Даже с приглашениями.

— Да, да… — поспешила кивнуть Тина, и я подумал, что она очень опасается того, что Клара попросит предъявить это приглашение.

— А кто этот симпатичный юноша? — спросила миссис Роджерс, глядя на меня.

— Вероятно, ваш младший братец?

— Нет, это мой ученик. Его зовут Майк Атвуд.

— Боже мой! Прошу меня извинить. Вы очень похожи, это правда. Поставьте вашу коробку сюда, — Клара показала на свободное место рядом с диваном. Тем самым, на котором мы сидели в прошлый раз. Только почему-то у него была другая обивка… Да, точно! Тот был бордовый, а этот — лиловый. И вообще, пристально поглядев на расположение предметов в гостиной, я увидел еще немало расхождений. Прямо как на тех картинках в журналах: «Найдите двенадцать различий». Конечно, я не настолько долго был тут в прошлый раз, чтобы разглядеть все детали. Но все-таки запомнил, что на декоративном камине стояли другие часы. И гардины были хоть и такого же цвета, но с другим рисунком.

Пока мы сидели в гостиной, я пытался сообразить, что произошло. Я не сомневался в том, что мы уже были здесь. Только миссис Роджерс вела себя по-иному. Она предложила нам чай, никаких сумасшедших обвинений насчет того, что Тина — любовница мистера Роджерса, не делала. И даже то, что она разрешила называть себя Кларой, тоже говорило о том, что у этой миссис Роджерс совсем не такой характер, как у той.

До ведь каких-то пять минут назад происходило нечто ужасное. Все пылало, я задыхался, раздавленный упавшей на меня балкой, от Тины оставался лишь скелет, обугленный до черноты. И от мистера Роджерса — тоже. Я это помнил, я это видел! Время вернулось вспять? Но тогда примерно через полчаса опять должен произойти взрыв. И я опять окажусь под горящей балкой, не чувствуя ног, но ощущая страшную боль в обгорелом теле, увижу волдыри и язвы на своем теле? Господи, избавь меня от этого!

За окном послышался шум подъехавшей машины, лязг отпираемых ворот, снова шум машины, въезжающей в гараж.

Затем появился сам Милтон Роджерс. Одет он был точно так же, в майку с эмблемой «Далласских ковбоев» и джинсы. Но на руке у него были совсем другие часы, не из белого, а из желтого металла.

Как раз в это время Клара и Тина взялись разливать чай.

— О, у нас гости! — удивленно произнес он. — Я и не знал, что вы подруги…

— Просто ты мне так много о ней рассказывал, — произнесла Клара, — что нам легко было найти общий язык.

— Но ведь это ты пригласила ее сюда? — удивился мистер Роджерс.

— Не-ет… — пробормотала Клара.

— Милтон, — заторопилась мисс Уильямс, — надо внести уточнения. Никто нас сюда не приглашал. Мы с Майком попали сюда совершенно необычным способом.

— Вас привез кто-нибудь из больших боссов? — предположил Роджерс. — Не на том ли «Кадиллаке», что припаркован неподалеку?

— Нет. Это действительно наш «Кадиллак», но мы не приехали на нем, а переместились в пространстве. Это почти фантастическая история. То есть просто невероятная…

— Майк, — вежливо спросила Клара Роджерс, — это правда?

— Да, — сказал я, — чистая правда, мэм. Этот ящик каким-то образом может выполнять желания. Любые! Прямо как джинн из арабской сказки.

Супруги переглянулись. Наверно, они были уже не рады тому, что пустили в дом сумасшедших.

— И вы можете это продемонстрировать? — усмехнулся Милтон Роджерс.

— Да, — сказала Тина.

Она продела палец в кольцо и громко, отчетливо произнесла:

— Пусть появится букет из семи алых роз в хрустальной вазе! Вспышка! Розы появились точно там же, как и в прошлый раз. Роджерс и в этот раз повел себя аналогично прошлому: постучал ногтем по хрусталю, понюхал и попробовал

лепесток розы на вкус, обмакнул палец в воду.

— Фантастика! — воскликнула Клара ошеломленно. — Этого не может быть… Может, это гипноз? Устойчивая групповая галлюцинация?

— Я думаю, что это реальный объект, — задумчиво покачал головой ее муж. — Но нужны сложные исследования, чтобы понять, как это получается. Что он еще может, этот ящик?

— ВСЕ! — ответил я.

— Именно так, — кивнула Тина. — Если бы ты видел своими глазами то, что видели мы с Майком, сказал бы то же самое.

После этой фразы разговор пошел точь-в-точь, как в первый раз. Милтон Роджерс задумчиво почесывал щетину на подбородке.

— Это что-то фантастическое, — произнесла Тина, — понимаешь, Милтон?

— Если оно существует, значит, не фантастическое. Ясно, что эту чудо-коробку сделал не твой ученик. И ты, наверно, не конструировала ее, если обратилась ко мне. Ты не забыла, что я занимаюсь всего лишь исследованиями магнитосферы?

— Нет, не забыла. Но эта вещь внеземного происхождения. Почти наверняка.

— Где ты ее нашла?

— В Пещере Сатаны. Знаешь такую?

— Понятия не имею. Никогда не интересовался пещерами. Как она туда попала, ты тоже не знаешь, разумеется?

— Знаю. Ее принесли туда торговцы наркотиками…

— Еще интереснее. Ты общаешься с такой публикой?

— Мы с Майком отстали от гида и группы, потом упали в подземную речку и попали в грот, где наркоторговцы устроили свою базу. Но в это время произошел обвал и подземное наводнение. Этот грот затопило и…

— Я чувствую, что ты немного не в форме, — перебил Роджерс. — Наверно, вы с малышом немало пережили под землей. Вам лучше отдохнуть. А я сейчас отвезу эту штуку одному генералу, который найдет для нее безопасное место. Здесь слишком много глаз, которые могут увидеть лишнее. Или нет… Везти на автомобиле — долго и опасно. Я лучше сам проверю ее свойство перемещаться в пространстве. Значит, надо продеть палец в кольцо, верно?

— Да. А затем надо пожелать — устно или про себя — то, что тебе требуется.

Пока шел этот разговор, я нервно поглядывал в окно. Именно после этих слов Роджерс увидел дога и догиню, а еще через пять минут произошел ядерный взрыв, который испепелил весь городок, а может, не только его. Неужели, все еще раз повторится? И тут меня вдруг осенило.

— Мистер Роджерс! — спросил я. — У вас все в порядке на работе?

— Не очень, — сознался он, — сегодня мне пригрозили увольнением. По мнению начальства, я слишком много времени уделяю исследованиям, которые интересны только для меня самого.

— Вы очень злы на тех боссов, которые это утверждают?

— Не могу сказать, что я пожелал им спокойно дожить до завтра.

— Тогда, сэр, я бы вас попросил не трогать кольцо. Эта штука может устроить Апокалипсис!

— Он прав, Милтон! — воскликнула Клара. — У тебя накапливаются неконтролируемые эмоции. Если они станут управлять черным ящиком, то ты можешь причинить непоправимый вред всему Человечеству…

Роджерс не просто убрал руку, а отдернул ее, будто от раскаленного железа.

— Черт побери, — пробормотал он, — мне действительно полезла в голову всякая чушь. Подумал, что было бы неплохо, если бы началась большая заваруха. Тогда бы никому не было обидно. И нам бы не пришлось думать, куда отсюда переезжать, если меня выгонят.

— Сэр, — воскликнул я, потому что думал, будто точно знаю, отчего в прошлый раз произошла катастрофа, — однажды так уже было. Почти так, как

сейчас.

— Что ты мелешь? — удивленно произнесла Тина. — Когда?

— Мисс Уильямс, мы с вами здесь второй раз! Вы можете думать, что я свихнулся, но мы уже были здесь. Только все происходило по-другому. Миссис Роджерс встретила нас очень сердито и не хотела пускать. Вы на нее рассердились и превратили ее в собаку. Потом приехал мистер Роджерс, и мы пили кока-колу. А вы, мисс Уильямс, точно так же рассказывали ему о том, как мы нашли ящик. Потом вы, мистер Роджерс, увидели вашего дога и другую собаку, которая на самом деле была ваша жена…

— Бедный мальчик! — сердобольно воскликнула Клара Роджерс. — Это можно понять… С такими нагрузками ни одна психика не справится! Надо вызвать врача!

— Погоди, — остановил ее Роджерс, — по-моему, надо дослушать.

— Я не сумасшедший, честное слово! — еще раз повторил я, хотя прекрасно знал, что все идиоты считают себя нормальными людьми, даже угодив в психиатрическую больницу. — Все это было на самом деле. Вы, мистер Роджерс, сначала посмотрели, как играют собаки, потом сказали, что надо будет стребовать щенков или еще что-то такое, а потом…

Тут я отчетливо вспомнил, что руку от кольца он и тогда убрал, а потому моя версия причин катастрофы никуда не годится.

— Ну, и что было потом? — нетерпеливо спросил Милтон Роджерс.

— По-моему, — выдохнул я, — началась атомная война. Мы все погибли, то есть вы совсем, а я не совсем. А ящик остался. Я зацепился пальцем за кольцо и захотел, чтоб все стало, как раньше…

— Милтон, по-моему, у него бред. Он простудился, наверно, в этой пещере… — произнесла Тина. — Надо смерить температуру…

— Нет, — сказал мистер Роджерс, положив мне руку на лоб, — у него нормальная температура. И на психа он не похож. Все это вполне могло быть, мы же видели возникновение ниоткуда этого букета. Вот он, стоит себе… Парень нормальным образом реагируем на материальные воздействия. Хрусталь звенит, вода смачивает палец, лепестки роз пахнут и имеют свойственный им вкус. Ты не запомнил время, в которое произошла катастрофа?

— Нет, сэр. Но это было…

— Я тебе верю, Майк. Конечно, с точки зрения устоявшихся физических представлений все, что уже произошло на наших глазах, — бред сумасшедшего. Этот ящик либо порождение сверхъестественных сил, которым вообще никакие земные законы не писаны, либо продукт научной деятельности совершенно реальной сверхвысокоразвитой цивилизации, которая открыла такие физические свойства материи, которые нам еще неизвестны и станут известны, может быть, через тысячу лет…

— Не спорю, — сказала Тина, — я могу, хотя и очень смутно, представить себе, что это некий, условно говоря, генератор, который, скажем, способен извлекать из пространства рассеянные в нем элементарные частицы, каким-то образом комбинировать из них атомы, соединять в молекулы нужных веществ, а потом выстраивать из них предметы. Могу допустить, что этот же прибор может, скажем, разбив на атомы или элементарные частицы какой-то физический объект, перебрасывать его за сотни или тысячи километров, а затем восстанавливать в прежнем виде. Могу допустить, что ящик может разогнать нас до скорости света, и время для нас замедлится, вследствие чего мы можем оказаться в будущем. Но вернуться по времени назад? Не представляю себе, как это возможно…

— Я тоже не очень представляю себе. Однако утверждать на этой основе, что это невозможно вообще, некорректно, — Милтон Роджерс опять почесал щетину. — Потому, что мы все: и физики, и философы, и обыватели толком не знаем, что такое время. Единственно, пожалуй, что мы научились делать, так это его измерять. Принимая за время промежуток между какими-то событиями, делим его на условные единицы, а потом используем для измерения протяженности каких-либо процессов. А о природе времени мы по сей день ничего не знаем, одни догадки да гипотезы.

— Но мы точно знаем, что время необратимо! — сказала Тина.

— По каким признакам? — улыбнулся Роджерс. — Только по характеру процессов, развивающихся во времени. Например, я зажигаю спичку и знаю, что через минуту или чуть меньше она сгорит. То есть она сгорит за то время, что минутная стрелка часов на моей руке опишет полный круг. Можно перевести стрелку часов на один круг назад. Можно. А теперь представь себе, что кто-то неизвестным нам способом может восстановить сгоревшую спичку. Не изготовить заново, а восстановить, улавливаете разницу?

— Да-да! — воскликнула Тина. — Я понимаю!

— Иными словами, для того, чтобы вернуться назад по времени, надо все те мириады процессов, которые протекли за какой-то временной отрезок, вернуть к исходной точке. Если этот прибор, — Роджерс похлопал ладонью по черному ящику, — способен, как ты сама предположила, «разбивать» материальные объекты на элементарные частицы и затем «собирать» их вновь в другом месте, то он вполне может осуществить эту задачу.

— Неужели это возможно? — ошеломленно пробормотала Клара. — В мире происходит одновременно бесчисленное множество процессов, их только Бог может прекратить или возвратить к началу…

— Тем не менее, если вот эта штука, — мистер Роджерс опять похлопал по черному ящику, — знает некий общий принцип деструктурации и реструктурации, то ей ничего не стоит за доли секунды все вернуть на круги своя.

— Извините, мистер Роджерс, — сказал я, — но мне кажется, что тут все не так просто. Я точно помню, что мы попали под атомный взрыв или что-то в этом роде. А вы и все остальные — нет. Ваша жена наверняка не помнит, что ее превращали в собаку. Но я-то помню! Кроме того, мне кажется, будто кое-что здесь, в вашей гостиной, выглядит не так, как в первый раз. То есть эта штука не просто все восстанавливает, как было. Вот, например, я точно помню, что диван, на котором я сейчас сижу, имел бордовую обивку, а сейчас он лиловый. И на гардинах у вас были не красные цветочки, а красные вишенки. И часы на камине не совсем такие…

— Прямо как в сказке, — улыбнулся Милтон. — Пришел ребенок и сказал: «А король-то голый!» Действительно, если бы все просто возвращалось к исходной точке, то мы бы не помнили о том, что уже встречались… Верно подмечено, малыш!

— По-моему, сэр, — добавил я, — то, что я помню, а вы не помните, объясняется одним: тогда, в прошлый раз, когда был взрыв, вы все сгорели начисто, а я оставался живым, хотя и перекалеченным.

— Как страшно это слышать! — всплеснула руками Клара Роджерс. — Неужели это было в действительности?

— Кажется, я начинаю понимать… — с заметной неуверенностью произнес мистер Роджерс. — Помнишь, Клара, как мы едва не поссорились, когда выбирали диван для гостиной? Тебе очень хотелось купить лиловый, а мне действительно больше нравился бордовый.

— Да-да! — воскликнула миссис Роджерс. — Именно так. Я даже сказала, кажется, что у тебя совсем нет вкуса.

— А я, если помнишь, после этого улыбнулся и согласился купить лиловый… Помнишь?

— Конечно, помню.

— Так вот, я тогда был очень сильно обижен. Но не показал виду. После того, как ты произнесла все это насчет отсутствия вкуса, мне захотелось крикнуть: «Ты безмозглая дура, которая живет на мои деньги, да еще и пытается мной командовать! Я покупаю бордовый — и точка!»

— Господи, неужели ты был способен на такое? — ужаснулась Клара. — Из-за ерунды?

— Понимаешь, у меня в тот момент был выбор: согласиться с тобой или настоять на своем. Я выбрал согласие — и появился лиловый диван. Но мог бы настоять на своем, и тогда здесь бы стоял диван с бордовой обивкой.

— Теперь мне тоже кое-что ясно, — вмешалась Тина. — Существует несколько параллельных потоков времени. Возможно, их бесконечное множество. И каждый раз, оказавшись перед какой-то альтернативой, мы как бы сворачиваем в тот или иной поток. Вы помирились — и события пошли по одной цепочке. Поругались бы — и цепь событий была бы совсем иная.

— Но неужели начало ядерной войны зависело от цвета вашего дивана? — спросил я. — Или от того, поругались вы с вашей женой или нет?

— Напрямую, наверное, нет, — задумчиво произнес мистер Роджерс, — но во времени переплетается и взаимодействует столько разных событий и факторов, что все может быть…

— Милтон, — взволнованно произнесла миссис Роджерс, — а ты помнишь ту историю с датчиком, который вы конструировали для какого-то спутника? Помнишь, ты еще сказал, будто это очень опасная игрушка?

Мистер Роджерс потер лоб.

— Да, это действительно была опасная штука. Это происходило шесть лет назад, после того, когда к нам поступили материалы испытаний над островом Джонстон в 1962 году. Тогда в ионосфере, практически в космосе, взорвали ядерную боеголовку. Одной из целей проекта было подавление радиолокационной сети русской противовоздушной обороны с помощью мощной магнитной бури. Но у кого-то из Пентагона возникло опасение, что русские могут применить точно такой же ход для подавления наших локаторов. И тогда нам предложили разработать систему мгновенного реагирования. То есть такую систему, которая будет приводить в боеготовность и запускать наши стратегические ракеты при обнаружении в околоземном пространстве мощных электромагнитных импульсов, сопутствующих ядерному взрыву. Нам было поручено разработать спутниковый датчик. Так вот когда мы начали над ним работать, то выяснилось, что очень сложно заставить его отличать естественные явления в магнитосфере от взрывных. Офицер, курировавший нашу программу, был простой парень, который считал, что выстрелить первым всегда полезно, даже если противник и не собирался в тебя стрелять. Мне долго пришлось убеждать и его, и других, что надо сделать датчик более селективным. В общем, это получилось, но могло бы и не получиться…

— А ты помнишь, что стало решающим обстоятельством? — спросила Клара. — Эти часы на камине…

— Да, пожалуй. Если бы ты настояла, и мы купили часы с рыцарями, с настоящей позолотой, то я бы не стал спорить с Таббертом. Потому что хотел бы одолжить у него пятьсот долларов, которых мне не хватало. Но ты отказалась приобретать эту дорогую безделушку, а я смог поговорить с Таббертом именно так, как следовало, и он меня понял. Его позиция по поводу конструкции датчика стала решающей. Мы разработали новый вариант, который не мог случайно объявить ядерную тревогу.

— Точно, — воскликнул я, в тот раз у вас были часы с рыцарями!

— Мне говорили, что это настоящие часы XVIII века, — вздохнула Клара. — Вообще-то мне их было очень жалко…

— Выходит, что, купив эти часы, мы в том, параллельном, потоке времени сделали шаг к ядерной войне, — сказал Милтон Роджерс. — Невероятно, но факт!

Тина Уильямс поежилась, будто ее окунули в холодную воду.

— Это очень страшно. Значит, где-то там, в другом времени, мы уже все мертвы?

Все погрустнели. А мне сразу припомнилось то, что было там. И стало почему-то очень холодно…