"На пути в рай" - читать интересную книгу автора (Волвертон Дэйв)

Глава одиннадцатая

На тринадцатый день полета депрессия, порожденная нашими потерями во время эпидемии, повисла в воздухе, как густой темный дым. Я бродил утром по коридорам, чтобы размять ноги, и даже шлепанье босых ног по пластику пола казалось приглушенным. За завтраком все шепотом обменивались новостями, говорили о смерти компадрес, и хотя слова звучали разные, но в целом все сводилось примерно вот к чему: «Слишком много наших умерло, чтобы можно было продолжать войну. Мы даже на тренировках не можем побить самураев, как же мы побьем ябандзинов на Пекаре? Как мы можем надеяться выиграть войну?»

Воздух был заряжен электричеством. Волосы шевелились у меня на голове, во рту пересохло. Слишком много тишины в корабле, осторожной мышиной тишины. Как будто все сердца бились в унисон. Я чувствовал, что готов сломаться. И все к этому готовы.

Мавро набросился за завтраком на человека, который сказал, что хочет домой.

— Ты кастрат! Где твои яйца? — кричал Мавро. — Еще несколько недель тренировки, и самураи от страха покроются дерьмом!

Мы занялись боевой тренировкой так, словно ничего не произошло. Но депрессия не оставляла меня. Я устал душой и телом и хотел только избавиться от внутренней пустоты.

В своей первой симуляции мы встретили пятерых компадрес из модуля А, которые были в красной одежде и представляли ябандзинов. Но я знал, что для них — мы в красном, и точно так же играем роль врага. Их боевой стиль отличался от нашего. И так как Завала все еще не оправился от раны, мы проиграли. Но во второй симуляции победили. Я впервые испытал победу в симуляторе. Мне следовало бы радоваться, но я чувствовал себя опустошенным и неудовлетворенным.

Мы подключились в третий раз и оказались в местности недалеко от моря. Мы неслись по рядам дюн, где жалящие насекомые были господствующей формой жизни. Мои глаза — протезы регистрировали вспышки серебра среди кустов, и повсюду, куда бы я ни взглянул, в воздухе висели чайки. Я знал, что встречусь с Тамарой, и сердце при этой мысли забилось сильнее. Мы встретились с ябандзинами, и удачный выстрел быстро вывел меня из действия, но вместо того чтобы вернуться в боевое помещение, я вывалился из машины и съехал по песку к основанию дюны. Машина унеслась.

Я снял шлем, и на холм поднялся большой черный бык Тамары, его брюхо лениво покачивалось на ходу из стороны в сторону; бык махал хвостом. На спине его удобно устроилась Тамара, одетая в желтое платье. Солнце, отражаясь от его ткани, ослепляло меня.

— Я… искала… тебя.

— Я был занят.

— Ты… не мог… спасти их.

— Знаю.

— Анжело. Я слышала… разговор… Гарсона… с его советниками. Он… не знает… что я могу… разговаривать… с тобой. Ты… в тяжелом… положении. Я… хочу… извиниться… что вовлекла тебя… в неприятности.

Я сразу насторожился. Гарсон ничего не заявлял о том, как эпидемия в модуле В отразится на всех нас.

— Что сказал Гарсон?

— Из-за нынешних… потерь… ИР корабля… предсказывает… что уровень смертности… теперь… семьдесят восемь… процентов. Прости… меня.

Я пожал плечами. Не так уж плохо. Приходя на корабль, мы все знали, что можем умереть. Нам была дана гарантия, что шансы на выживание пятьдесят один процент. Следовательно, вероятность гибели возросла, и только.

— Неважно.

Плечи Тамары устало опустились. По щекам потекли слезы. Она светилась, как призрак божества. Словно невидимая рука коснулась меня, возрождая способность чувствовать. Я увидел в ней такую красоту, что она вызывала физическую боль.

— Прости меня, — шептала Тамара, — прости.

— Это не твоя вина, — сказал я. В моих словах была пустота.

— Моя, — ответила она. В глазах ее светилось знание, опровергавшее все возражения.

— Все равно я тебя прощаю, — повторил я. Она почесала голову быка.

— Реальность… это боль… в ягодицах. Чем. Скорее. Мы. От нее. Избавимся. Тем. Лучше, — сказала она. — Когда… захочешь… отдохнуть… приходи… ко мне. Я приготовлю… для тебя… мир… здесь. — Она указала кивком головы.

— Спасибо, — ответил я, и она начала расплываться. Стемнело, я приготовился отключиться.

Вернулось прежнее угнетенное состояние.

От финальной утренней схватки меня отсоединили последним. Я начал раздеваться и развешивать части своего зеленого костюма на колышки на стене. Глаза болели от недосыпания. Я подумал, как будут реагировать остальные на то, что сообщила мне Тамара. Захотят отправиться домой? Ну, не Мавро и не Абрайра. Перфекто будет терпеливо ждать моего решения. Но не сочтет ли Кейго мои слова предательством?

Я ничего не сказал.

Мы пошли в спортзал и неторопливо занялись упражнениями при повышенной силе тяжести. Два дня без упражнений сделали свое дело. Я так хорошо себя не чувствовал уже несколько месяцев. Мы работали на снарядах, и я заметил, что в зале тише, чем обычно. Никто не шутил и не смеялся, слышался только шепот да негромкие удары металла, когда поднимался и опускался груз.

Говорившие негромко хвастали своей доблестью в утренних схватках. Несколько незначительных побед заставили их чувствовать себя менее уязвимыми. И они уверяли, что побьют ябандзинов так же безжалостно, как бьют друг друга. Было произнесено много храбрых слов, но я по-прежнему чувствовал электрическое напряжение. Их заставляет хвастать страх. Я упражнялся рядом с Гироном, человеком с маленькими мышиными глазками, который нервничал больше других. Он долгое время удерживал всеобщее внимание, рассказывая о своих подвигах в Перу. И если хотя бы половина его историй была правдой, он в одиночку победил бы всех социалистов.

Он на мгновение прекратил тренировать мышцы ног, и я вставил в наступившей тишине:

— Жаль, что мы теперь не в Перу. Хотелось бы как следует побить этих социалистов.

— Si, si, — одобрительно послышалось отовсюду. Дома шла война. Происходило сражение, которое мы могли выиграть. Я уверен, все об этом думали. Но только трус решился бы сказать об этом.

Я произнес вслух достаточно громко, так, чтобы соседи расслышали:

— Знаете ли вы, что ИР корабля предсказывает: семьдесят восемь процентов из нас погибнут на Пекаре? «Мотоки» нарушает наш контракт. И я не удивлюсь, если нас отправят домой, где мы сможем сражаться рядом со своими амигос.

Стало тихо. Все ошеломленно смотрели на меня. В дальнем углу зала упражнялся Гарсиа. Его товарищ по группе химера Мигель, сидевший спиной ко мне, повернулся и крикнул:

— Hola, Анжело, амиго, где ты это услышал?

Я удивился, что Мигель разобрал мои слова на таком расстоянии.

— Мой друг в модуле А слышал слова генерала Гарсона, — ответил я.

Имя Гарсона привлекло всеобщее внимание, и повсюду люди спрашивали друг у друга: «Что сказал Гарсон?» А те, что были поближе ко мне, отвечали: «Мотоки» нарушает наш контракт. Генерал сказал, что на Пекаре погибнет семьдесят восемь процентов». В зале поднялся гул. Кто-то издали спросил меня:

— Это правда? — Я кивнул. Несколько человек уже подключились к комлинку, чтобы связаться с друзьями, которым будет интересно услышать эту новость. Неожиданно сделалось шумно, все старались перекричать друг друга.

А ведь в Зале всего двести человек. Я знал, что через десять минут все на корабле будут знать о расчетах ИР.

Мавро закричал:

— Какая разница? Просто схватка станет труднее! — и я рассмеялся про себя. Я всегда отказывался судить людей, размещать их по полочкам, однако о реакции Мавро я знал наверняка.

Гирон сказал, ни к кому не обращаясь:

— Мы должны потребовать, чтобы корабль повернул назад!

Кое-кто кивнул, услышав эти слова.

Повсюду слышались одно и то же.

Наша группа направилась к выходу. Когда мы добежали до нашей комнаты, трижды за последующие двадцать минут заглядывали люди с новостями. «Эй, вы слышали последнее предсказание о результатах войны?» Я был очень доволен собой. Я посадил семя, и теперь мне нужно только подождать, пока оно прорастет.

Днем мы оставались в своей комнате. Атмосфера становилась все напряженней, и мне показалось это странным: на корабле нет статического электричества, от которого зудит кожа и встают дыбом волосы. Но я все это испытывал. Я чувствовал, как собираются грозовые тучи. Может, возбужденные люди высвобождают особый вид энергии? Должно быть, так, хотя я никогда не читал статей на эту тему. Это имеет смысл: люди — стадные животные, и если они ощущают беспокойство друг друга, это полезно для выживания.

Мавро подключился к монитору, следил за схватками и делал ставки. Потом лег на койку, и я слышал, как становится ровным его дыхание. Скоро я обнаружил, что все мы дышим в одном ритме. Но не понимал, что это означает. Мавро спросил:

— Знаете, на что это похоже?

Все молчали. Наконец Абрайра ответила: — Да.

— Похоже на мятеж, — сказал Мавро. — Электрическое напряжение перед мятежом.

Абрайра снова сказала:

— Да.

Мавро продолжал:

— Я пережил один мятеж в тюрьме в Картахене. Точно такое чувство. Но теперь наша тюрьма движется в космосе. — Мы ничего не ответили. — Дон Анжело, ты знаешь, что нужно делать во время мятежа?

— Нет.

— Найти место, где спрятаться, — сказала Абрайра. — И держаться спиной к стене. Не верить никому. Никому не позволять стать за тобой. Убить любого козла, который окажется на расстоянии вытянутой руки.

— Si, — подтвердил Мавро. — Ты удивишься, узнав, сколько людей заготовили оружие. Множество дубин и ножей. Будет разграблен лазарет, там возьмут все наркотики и лекарства. Даже если увидишь своего лучшего друга, помни, что он может спятить от наркотиков и у него, вероятно, есть оружие. Не носи с собой ничего ценного, ничего такого, что другой захотел бы украсть, ни пищи, ни воды, ни лекарств, ни алкоголя. Пусть видят только твое оружие. И носи с собой деревянный кинжал, пусть никто не видит твой прекрасный хрустальный нож. Всякий, кто затаил на тебя зло, придет к тебе. И приведет с собой друзей. Не верь никому, кто захочет приблизиться к тебе. Особенно если он улыбается. У нас много врагов. Некоторых ты даже не знаешь. Например, люди, которых мы обидели, не дав им сигар или выпивки.

Я подумал о Люсио. И еще убийца из ОМП, он хочет увидеть меня мертвым. Слова Мавро не успокаивали.

Мавро продолжал:

— Когда был мятеж в Картахене, в другом тюремном блоке находился человек, которого мы с друзьями хотели убить. Это был доносчик, но мы не могли доказать этого. Мы вшестером два часа прятались в камере, пока мятеж не затих. Когда мы вышли, вокруг было словно после бомбежки. Стальные прутья оконных решеток использовались как дубины, ими разбили пуленепробиваемые стекла, за которыми сидела охрана. Все горело. Мы увидели десятки тел доносчиков, их трахали в рот, пока они не задохнулись. Видели тела охранников, головы у них обгорели, словно они стали факелами; тела людей, убитых разбитыми бутылками и отвертками. К сумеркам мы проголодались и отправились на кухню. Там целая толпа трахала с полдесятка пленных, все принимали наркотики. Я знал большинство этих людей, многие были моими друзьями. Они убили двоих из нас и прогнали остальных из кухни. Мы с моим другом Раулем потеряли двух других — Пабло и Ксавье. Мы вернулись в темный коридор в поисках друзей, нашли вентиляционный колодец над помещением охраны — узкий туннель, и забрались туда, чтобы спрятаться на ночь. Рауль полз первым. Он был немного легче меня и очень силен. Мы проползли около десяти метров в темноте и встретили другого человека, который полз в нашу сторону. Рауль сразился с ним в тесном туннеле, попытался задушить его, но получил удар в горло длинным сверлом и умер от потери крови. Туннель был такой узкий, что убийца не мог протиснуться мимо трупа и напасть на меня, и мертвец остался между нами. Я спал в туннеле, а тело моего амиго холодело: утром пришли охранники и вытащили меня оттуда. Потом вытащили Рауля, а за ним и его убийцу — это был наш друг Пабло, которого мы искали.

— Да, — снова подтвердила Абрайра.

Я лежал на койке и думал: на космическом корабле мятеж страшнее, чем в тюрьме. Кто-нибудь может уничтожить навигационное оборудование и сбить корабль с курса. Кто-то может пробить корпус, и мы все задохнемся в вакууме. Кто-нибудь нажмет кнопку экстренного сбрасывания двигателей, и мы будем бесконечно долго двигаться к Пекарю при нулевом тяготении. Обычно во время мятежа начинается уничтожение собственности, имущества. Но ни один человек в здравом уме не решится трогать оборудование космического корабля, поэтому ярость обернется против других людей. Но и в этом случае один безумец может уничтожить всех.

Немного погодя к нам зашел Сакура с незнакомым самураем, высоким человеком с длинными иссиня — черными волосами, собранными в лошадиный хвост, и открытым лбом; его голова и лицо казались единственными естественными частями тела. Искусственные ноги, руки и торс были заключены в простое черное пластиковое покрытие. На горле — сверкающий черный вакуумный шланг — экономичная замена пищевода, он выходит из груди и заканчивается за челюстями. В отличие от остальных самураев на корабле, которые сторонились кибертехнологии, этот вовсю погрузился в нее. Очень похож на высокообразованных японцев — техников, которых я знал на Земле. Но, как и у всех остальных самураев, глазные складки у него были неестественно подчеркнуты. Он показался мне знакомым, и скоро я узнал его по позе, по наклону головы. Ленивая Шея, самурай, который так часто побеждал нас в симуляторе.

Они вошли и остановились в ожидании. Обычаи запрещали общаться с нижестоящими, и японцы строго их придерживались. Когда мы встречались с ними за пределами боевого помещения, они делали вид, что нас не существует, даже когда приходилось протискиваться друг мимо друга в узких коридорах. Было очевидно, что самураи пришли не для того, чтобы пригласить нас на чай. За ними вошел мастер Кейго, все трое в позе сэйдза — на пятках с прямой спиной — сели на пол и пригласили нас поступить так же.

Кейго очень тщательно подбирал слова, останавливаясь, чтобы переводчик точно передал нам смысл сказанного.

— Я вынужден говорить с вами из-за угрожающей ситуации, — начал он. — Много слухов, что «Мотоки» нарушает условия контракта, и некоторые настолько осмелели, что требуют возвращения корабля на Землю. Я слышал, что мятеж начал Кое-кто из вашей комнаты. — Он был очень напряжен, но руки его не лежали на мече.

— Прости меня, хозяин, — ответил я, — но никто здесь не начинал мятеж. Я только рассказал, что узнал о предсказании компьютера, и предположил, что нам придется вернуться на Землю и взять еще новобранцев.

Кейго долго смотрел на меня, я выдержал его взгляд.

— Понимаю, — сказал он. — Я не считаю тебя трусом.

— А я и не обиделся, — ответил я. Мастер продолжал:

— Вы понимаете, конечно, что это очень трудно. На возвращение на Землю потребуются недели. Правительство Японии арендовало корабль, и он сейчас набирает наемников для ябандзинов. Они постараются перегнать нас на пути к Пекарю. Но даже если бы этого и не случилось, мы уже выпустили ракеты — ускорители. Сейчас идем на основном двигателе. Вы понимаете, что главные расходы такого перелета связаны с топливом. Возврат к Земле обойдется во столько же, что и продолжение полета на Пекарь, и, если мы вернемся, корпорации «Мотоки» потребуется несколько недель, чтобы собрать необходимые средства для финансирования нового полета. — Все это я понимал. Большие ракеты ускоряют корабль с помощью ядерных взрывов. Топливо для этих ракет требует много места и стоит очень дорого. Но как только корабль достигает нужной скорости, включается его маршевый двигатель, он засасывает атомы водорода из пространства и сжигает их как топливо. Другими словами, с момента включения основного двигателя топливо нам ничего не стоит. Но если скорость корабля уменьшится, придется отключить маршевый двигатель и вернуться к ракетам. Разумеется, «Мотоки» сочтет ненужной тратой топливо, которое пойдет на торможение корабля при возвращении на Землю.

— Я понимаю, какие трудности с этим связаны, — сказал я.

— Понимаешь, что это очень трудно? — спросил Кейго.

Я уже слышал это выражение. Когда Кейго говорит «трудно», это значит, что у нас нет ни малейшего шанса на возврат корабля.

Мы все кивнули.

Кейго вздохнул, повернулся так, чтобы больше не сидеть к нам лицом, и продолжал:

— А теперь я должен поговорить о том, что заставляет меня огорчаться. Три дня назад вы сказали мне, что ничего не должны корпорации «Мотоки». Вы не чувствуете за собой долга чести. Я не могу понять этого. Мы, самураи, учим вас боевому искусству. Но быть воином — это больше, чем просто владеть боевым искусством. Путь воина — это путь смерти, но это и путь упорядочения жизни. Мы учили вас самообладанию и храбрости — самураи должны это уметь, все это простая техника буси-до, «Путь воина», но я никогда не думал, что мне придется учить вас чести. В такие минуты язык скрывает мысль. Я… — Кейго задумался. Ему предстояло преподать нам концепцию настолько привычную, настолько сросшуюся с его образом жизни, что прежде ему никогда не приходилось облекать ее в слова. — Если человек принимает что-то от другого, он принимает на себя долг — «он», долг чести по отношению к другому, обязательство отплатить за дар. И его достоинство зависит от того, как он отплатит, ne? Он должен оплатить свой долг любой ценой, даже ценой собственной жизни, ибо человеческая жизнь незначительна и ее легко отнять, но достоинство у человека отнять невозможно. Поэтому потерять жизнь — это меньше, чем потерять честь. — Он посмотрел на нас, чтобы убедиться, что мы поняли. — Если человек не хочет быть в долгу у другого, он не должен принимать никаких даров. Поэтому нужно осторожно относиться к тем, кто легко раздает дары, чтобы не оказаться в долгу, который не захочешь отдавать. Но даже если ты не хочешь отдавать долг, ты все равно обязан отдать его. Понимаете?

Мы все кивнули. Кейго не смотрел на нас, чтобы мы не испытывали замешательства, глядя ему в лицо, когда он говорит такие вещи.

— Это часть кодекса самурая, — сказал Кейго. — Самураи всегда были самыми честными людьми. Мы охотно отдаем свои долги. И вы начали учиться быть самураями. «Мотоки» дала вам щедрый дар — возможность стать самураем, подняться над обычным уровнем жизни, хотя вы и иностранцы…

Сакура прервал его. Вероятно, он знал, каким оскорбительным может показаться фанатизм Кейго.

— Мастер Кейго хочет сказать, что отныне считает вас самураями или, по крайней мере, учениками самураев. И ожидает, что вы будете выполнять обязанности самураев. Вы должны исполнять свои обязанности, которые несет с собой эта привилегия!

— А каковы эти обязанности? — спросила Абрайра.

Кейго задумчиво нахмурился. Немного погодя он сказал:

— Некогда один полководец ехал по лесу, в котором было полно разбойников. В его свите было только несколько самураев, и вот им встретился ронин — самурай, не имеющий хозяина. Полководец спросил ронина, хочет ли он поступить на службу, а тот был голоден и потому согласился. Путешествие полководца было недолгим, пищи с собой брали немного, но он все же приказал своим людям накормить ронина, чтобы тот не шел на пустой желудок. И так как путь был недолгий, ронину дали только небольшую чашку овса, и полководец извинился, что у него нет риса. Ронин принял этот скромный дар и поел. Позже полководец и его люди попали в засаду ко множеству разбойников. Произошла страшная битва, и каждый самурай сражался со многими противниками. Во время затишья полководец подумал, остался ли ронин верен ему или сбежал в холмы. Когда битва окончилась, живы были только сам полководец и два его самурая, все сильно израненные. Среди убитых они увидели недавно нанятого ронина. Вокруг него лежало четырнадцать мертвых разбойников — вдвое больше, чем убили другие. И хотя он получил в дар всего лишь чашку овса, он оказался самым верным слугой.

Кейго смолк и подождал, чтобы мы усвоили сказанное.

— Вы все ронины, — продолжал Кейго. — Корпорация «Мотоки» хорошо платила вам. Вы получали пищу, воду, воздух для дыхания, одежду, вас обучали. В битве все может обернуться против вас, но вы не должны отказываться от нее. Вы не должны бояться смерти, предстоящая схватка должна вас радовать. Вы должны заплатить свой долг «он». Я буду сражаться рядом с вами. Я умру с вами. Мне, как вашему хозяину, стыдно, что я должен объяснять вам ваш долг.

Кейго неожиданно поднял свое массивное тело с пола и вышел из комнаты. Его кимоно цвета полуночи развевалось. Сакура и Ленивая Шея молча пошли за ним.

— Он спятил, — объявил Мавро, когда японцы закрыли дверь. — Я ничего не имею против войны на Пекаре, но не хочу воевать вместе с сумасшедшими.

Мы кивнули. Очевидно, самураи не повернут корабль. Они считают личным оскорблением то, что мы даже просто задумались над такой возможностью.

Мавро через несколько часов обошел соседние спальни и сообщил, что повсюду самураи сказали одно и то же. Как будто бросили влажное одеяло на тлеющий костер. Мы пошли на боевую тренировку и проиграли две схватки из трех. Завала вышел из лазарета и потребовал еще обезболивающего, чтобы снять бесчисленные воображаемые боли. Но после приема анестезирующего он становился пассивным — сущий ребенок в наркотическом опьянении. За обедом по-прежнему чувствовалось напряжение, но в глазах моих товарищей видна была покорность. Инерция несла нас вперед. Все были убеждены, что нужно продолжать полет. Поступили новости, что Гарсон совместно с самураями пытается найти возможность увеличить наши шансы на Пекаре, так организовать дело, чтобы потери уменьшились. Люди верили Гарсону и готовы были ждать. Никто не заговорил о возвращении на Землю. Но те, кто тренировался в модуле А, пока мы спим, оказались не столь сговорчивы, и я был очень удивлен, когда там неожиданно вспыхнул мятеж.

Среди ночи я проснулся от отдаленного шума, напоминавшего шум крови в ушах или далекий звук прибоя. Тысячи ног топали в унисон, тысячи голосов сливались на расстоянии. Я пытался разобрать слова песни, но не смог. Напряжение в воздухе ощущалось, как паутина, электрическая паутина, задевающая за лицо. Перфекто бросился к своему шкафчику. Остальные тоже поднялись. За стеной слышался топот: по коридору бежали самураи; крик одного из них напомнил рев барсука в норе. Я соскользнул с койки и поискал в темноте свое грубое деревянное оружие.

— Что случилось? — сонно спросил Завала.

— Мятеж в модуле А. — Пока мы вооружались, Абрайра прошла в туалет. Мы стояли, не зная, что делать. Внизу под нами начали топать в такт и выкрикивать: «До — мой! До — мой!» Приводят себя в бешенство. Я понял, что кто-то с острым слухом уловил эти слова из модуля над нами, и все стали повторять их, как единый организм.

Кто-то на уровне под нами закричал: «Не-ет!» Послышался тяжелый удар.

Абрайра вышла из туалета, выставив перед собой кинжал, и стала так, чтобы одновременно видеть всех нас.

— Я отправляюсь на нижний уровень, чтобы отыскать амигос, — ровным голосом сообщила она.

Я был поражен тем, что она не доверяет нам, что ищет защиты у других женщин.

— Хочешь, чтобы тебя проводили? — спросил я.

— Держись от меня подальше! — бросила она. И хотя сама говорила, что нужно держаться спиной к стене и бить всякого, кто приблизится, я не мог поверить, что она на самом деле так поступит. Абрайра открыла дверь и выглянула в коридор. Мышцы ее напряглись. Движения ее были исполнены силы и грации, как у пантеры. Три самурая пробежали мимо нашей двери — мелькнули синие кимоно и обнаженные мечи.

Я чувствовал себя неважно. Хотел сказать Абрайре, что я не такой, как те ублюдки, что насиловали ее в прошлом. Я ей не враг.

— Я тебе помогу, если хочешь, — предложил я. — Как тогда, в симуляторе.

Абрайра на мгновение смутилась, она показалась мне испуганной, но не потерявшей надежды. Кивнула и попятилась к двери, не желая повернуться к нам спиной. Я пожелал ей удачи.

Перфекто сказал:

— Идемте к лестнице, — и Мавро и Завала согласились с ним. Я понял, что бежать некуда. Неважно, куда мы пойдем и пойдем ли вообще. Мятеж сам найдет нас.

Перекрывая мерный топот ног и скандирование «До — мой! До — мой!», послышался крик самурая:

— Уходи назад, глупая женщина!

Абрайра вернулась в комнату и остановилась, тяжело дыша.

— Самураи очищают коридоры. Всех запирают в их помещениях.

На корабле было не так много самураев. В лучшем случае один на пять наемников. Их короткие мечи, вакидзаси, скорее эмблема, знак привилегированного положения, чем оружие. Им самурай должен совершить харакири, если потеряет честь. Таким оружием они нас не остановят. И не смогут контролировать весь корабль. Пока люди ограничиваются тем, что топают и кричат. Но когда начнется насилие, самураи не смогут сдержать его. Абрайра стояла у двери с деревянным кинжалом наготове.

— Я предлагаю убрать наше оружие, — сказал Перфекто, — если мы не хотим перерезать друг друга.

— Хорошая мысль! — поддержал Завала. Он положил свой нож на койку, остальные сделали то же самое, но Абрайра по-прежнему жалась в угол и не выпускала кинжал из рук.

Мы сидели на койках или расхаживали по комнате, слушали топот и ритмичное «До — мой!». Пот заливал мне лицо, как будто я выполнял тяжелую работу, дыхание было стесненным. В комнате стало очень жарко.

Под нами кто-то закричал, крик превратился в предсмертный вопль. Я и до этого слышал звуки таких стычек, но не понимал, что они означают. А ведь это заставляли умолкнуть тех, кто пытался разубедить мятежников. Завала чуть улыбался, глаза у него были как у испуганного ребенка. В коридорах отдавалось: «До — мой! До — мой! До — мой!». Пол дрожал, и когда я коснулся стены, она вдруг загудела, как гитарная струна. Перфекто расхаживал по комнате. Подошел к одной стене, повернулся, пошел к противоположной, и так несколько раз. И каждый раз проходил все ближе и ближе от меня, словно большая рыба, которую я держу на леске и подвожу к себе. Я чувствовал, что он хочет защитить меня: подтверждая мое предположение, он подошел, похлопал меня по плечу и остался рядом.

В коридоре стихло; больше не бегали и не кричали самураи.

Абрайра открыла дверь.

— Пусто, — сказала она и вышла.

Мы последовали за ней. Перфекто шел впереди, охраняя меня. Абрайра была права. Темный коридор опустел. Все самураи спустились ниже. Сакура и еще два японца наблюдали с верхнего конца лестницы. Там горели огни, поэтому они не видели нас в затемненном коридоре. Только мы, пятеро латиноамериканцев, оставались на этом уровне. Самураи никого не поставили сторожить нас.

— Что нам делать? — громко спросил Завала, пытаясь перекрыть скандирование.

— Более безопасной позиции, чем эта, на корабле нет, — крикнул в ответ Мавро. — Я думаю, нам нужно защищать лестницу и убивать всякого, кто попытается подняться.

— Всякого? — переспросил Перфекто.

— Si. Если кто-то из этих козлов зайдет нам за спину, нам ни о чем больше не придется беспокоиться. Однако никто не сможет сопротивляться, поднимаясь из отверстия.

Я не мог представить себе, что мы станем убивать всех без разбора.

— Есть более безопасное место, — сказал я. Мавро удивленно изогнул брови.

— Где?

— Над нами, в модуле В, — ответил я.

— А как же зараза? — спросил Завала.

— Вся та часть корабля стерильна. Там, наверху, не осталось ничего живого.

— Атмосфера нормальная, — поддержала меня Абрайра. — Люсио и его людей провели через этот модуль.

Я бывал в служебных помещениях и представлял себе их примерное расположение. С полдесятка небольших мастерских и склады, отделенные от нашего модуля шлюзом.

— Как открыть шлюз? — спросила Абрайра.

Я указал на Сакуру, который стоял вверху на лестнице в круге света.

— У него есть трансмиттер, по сигналу которого открывается шлюз.

Несколькими уровнями ниже раздались крики, звук сотни голосов. От этого задрожал пол, и мы все почувствовали, что надо торопиться: похоже, мятеж уже начался.

Слышались звуки тупых ударов, начались отдельные схватки, а сотни голосов продолжали скандировать: «До — мой! До — мой! До — мой!»

Сакура и с ним несколько наемников вглядывались куда-то в сторону, и я понял, что они наблюдают за схваткой. Абрайра неслышно оказалась за спиной Сакуры и ударила его по почкам. Он упал. Мы вырвались из тени, спутники Сакуры убежали.

Сам он лежал на полу, хватая ртом воздух, Абрайра обшаривала карманы его кимоно. Внизу на лестнице, в трех уровнях под нами, самураи сражались с латиноамериканцами. Стоял сплошной гвалт, и мы уже не различали звуков отдельных схваток. Впечатление было такое, словно на фоне общего, все покрывающего шума, люди сражаются молча. В воздухе пахло потом и кровью.

Абрайра достала из кармана Сакуры трансмиттер.

— Это? — крикнула она.

Я кивнул, женщина направила трансмиттер на дверь шлюза и начала нажимать кнопки. Ничего не произошло. Я увидел на приборе маленький белый диск — устройство для чтения отпечатков пальцев.

— Давай попробую, — предложил я, взял у Абрайры трансмиттер и прижал к нему большой палец Сакуры. Дверь начала отодвигаться. Абрайра бросилась вверх по лестнице. За дверью открылся широкий туннель, и лестница заканчивалась у проема, ведущего в модуль В.

Я подумал, что надо бы отрезать большой палец Сакуры, чтобы я мог пользоваться трансмиттером, но Сакура лежал без сознания и не представлял угрозы. Поэтому я потащил его вверх по лестнице. Никак не думал, что смогу это сделать при повышенной силе тяжести, однако страх придал мне силы. Я таки поднял Сакуру ко входной двери шлюза и в изнеможении повалился рядом.

Абрайра ждала меня. Прежде чем я успел открыть выход в модуль В, она выхватила у меня трансмиттер, прижала к нему большой палец Сакуры и надавила на кнопку, запирающую нижнюю дверь. Перфекто стоял на середине лестницы, , прикрывая меня со спины. Он удивленно посмотрел на закрывающийся шлюз и крикнул:

— Дон Анжело, подожди! — и попытался прыгнуть в полуоткрытую дверь, но не успел, она уже задвинулась. Стало тихо.

Абрайра прижала острие деревянного кинжала к моему горлу.

— Не шевелись, старик, — сказала она. Я, тяжело дыша, лежал на полу, лишившись сил после подъема. Она сунула руку мне в рукав и отобрала хрустальный нож, потом вытащила из-за пояса мой деревянный кинжал. — Я оставляю тебя жить, потому что ты стар, медлителен и безоружен. — Лицо ее было бледной маской ужаса, хотя она изо всех сил пыталась справиться с ним. Прижалась спиной к стене и взмахнула ножом.

— Спасибо, — сказал я. И одновременно подумал: «Не буду ли я мертвый меньшей угрозой для нее? Если она действительно так жестока и хладнокровна, как старается показать, она меня убьет». Я. посмотрел ей в глаза и понял — понял, что она пытается набраться решимости, чтобы сделать это. Я и представить себе не мог, какой же ужас толкает ее на это. «Никогда не делай ошибки, считая ее человеком», — сказал я себе.

Она нажала кнопку трансмиттера. Дверь над нами со свистом отодвинулась, и мы вдохнули свежий воздух — таким воздухом можно дышать только в летний день после дождя. Я и не представлял себе, до чего спертой стала атмосфера в нашем модуле. Абрайра схватила Сакуру за руку и, волоча его за собой, поднялась по лестнице. Тело Сакуры обвисло, как тряпка. Потихоньку он начал приходить в себя и поворачивал голову, но женщина не обращала на это внимания. Я следовал за ней почти вплотную, опасаясь, что она оставит меня, как остальных. Когда мы, поднявшись, оказались на вспомогательной палубе модуля В, Абрайра нажала кнопку, приведя в движение дверь за нами. И когда она начала закрываться, втолкнула в щель Сакуру. Дверь закрылась.

Мы с Абрайрой остались одни. Над нами через следующий шлюз слышался шум мятежа в модуле А — словно голоса множества чаек на берегу. Под нами, в модуле С, крики прекратились. «Худшее еще впереди», — подумал я.

На этом техническом уровне не было радиальных коридоров и многих небольших помещений, как на жилых этажах. У самой лестницы четыре двери вели в комнаты, которые казались маленькими, потому что были загромождены оборудованием для обработки воды, отходов и воздуха и производства пищи. Короткий коридор вел в помещение с медицинским оборудованием.

Напротив склада медицинского оборудования находилось помещение с запасными криотанками — капсулы, похожие на трубы для выздоравливающих, заполненные розовым раствором, с помощью которого человека погружали в стасис. Небольшая кислородная установка сообщалась с криотанками и помогала обогатить истощенную атмосферу. В центре возвышался операционный стол со сложным оборудованием, на случай необходимости, толстая дверь отделяла это помещение от остального корабля.

Абрайра осмотрела эту комнату.

— Подойдет. — Она начала выталкивать меня в коридор, и я понял, что она собирается отделаться от меня.

Я попытался схватить ее за руку и крикнул:

— Подожди! А что если кто-то придет сюда?

Она сжала мне горло, подставила ногу и опрокинула меня. Я упал и ударился об пол. Она закрылась в помещении с оборудованием.

Я сидел возле двери, прислушивался к крикам по всему кораблю и ждал. Светящиеся панели потолка горели неярко, и стены казались безупречно вымытыми. Однако их не мыли. Они стали чистыми, когда модуль стерилизовали. Даже черный металл люка надо мной выглядел так, словно его отлили только несколько часов назад.

Где-то за этой дверью шлюза находится Тамара. Во время мятежа ей угрожает опасность. Если кто-нибудь узнает о ее прошлом, ее убьют. Старые эмоции ожили во мне. Мне хотелось найти ее, защитить. Я усмехнулся и подумал: «Может, я и не так мертв изнутри, как привык считать».

Мне пришло в голову, что мы с Абрайрой единственные живые существа во всем модуле. В воздухе нет ни единой бактерии. Никогда не был в таком стерильном окружении. Хотя от отдаленных частей корабля доносился шум, вблизи все было тихо. Все равно что на лесной поляне, где стрекотали кузнечики и — неожиданно смолкли. Воздух заполнился неестественной тишиной, когда все время ожидаешь, что вдруг что-нибудь услышишь. Тишина, насыщенная тревогой.

Внизу послышался шелест, затем Сакура в шлюзе запел гимн компании «Мотоки Ся Ка». Голос его звучал отдаленно, хрипло, и я понял, что он был серьезно ранен, когда Абрайра толкнула его, однако в тоне его звучала и надежда. Может, для него это вроде молитвы, подумал я. Молится своей корпорации? Наверху, в модуле А, раздался сильный шум, взрыв криков, и внизу, в модуле С, тоже ответили криками. Сакура перестал петь, очевидно, пытаясь расслышать, что происходит. Снова внизу затопали и запели, а наверху топанье прекратилось и крики сменились воплями. Там умирали люди.

Действия Абрайры меня удивляли. Когда человеку страшно, он ищет помощи у других. Но Абрайра поступала по-другому: она расширяла свою территорию, чтобы увеличить расстояние между собой и остальными. Она боялась даже меня. Я не знал, как бороться с такого рода ужасом, и сам испугался. Я хотел быть рядом с ней, за этой безопасной дверью. Я вспомнил Фелисию, как она успокаивала остальных, пока сама не умерла, и начал говорить с Абрайрой. Я говорил:

— Здесь такой чистый воздух! Словно в горах Мексики, когда с океана приходит прохладный дождь. Я помню такие дни, когда был студентом. Сидел на пороге после холодного дождя. Таких дождей в Панаме не бывает. Там всегда тепло после грозы. Наверное, в Чили в горах тоже бывают холодные дожди.

Но Абрайра не отвечала. Как будто оглохла. Однако я продолжал говорить, меня успокаивал звук собственного голоса.

Прозвучал вызов комлинка. Я нажал переключатель под ухом.

Перфекто спросил:

— У тебя все в порядке, Анжело? — Голос его звучал отдаленно, на фоне сильного шума.

— Si, все в порядке. Немного одиноко. Абрайра заперлась в комнате.

— Хотел бы я составить тебе компанию, — сказал он с облегчением, услышав мой ответ.

— Да, это было бы неплохо, — согласился я. — А как ты?

— О, все хорошо. Несколько мучачос с четвертого уровня прорвались и пришли к нам — Гарсиа с друзьями. Там им тяжело пришлось. Многие ранены. Внизу сильно дерутся. Я бы не хотел там оказаться. — Наступила долгая пауза.

Я догадывался, что Мигель поднялся по лестнице вместе с Гарсиа, чтобы защищать меня. Это показалось глупым. Я вспомнил: мы в нашей комнате, у моих ног сидит Мигель, держа меня за руку, мы пьем. Со своей потной лысой головой и светло-голубыми глазами он так уродлив, что воспоминание вызвало у меня отвращение. Но я попытался найти слова, чтобы как-то утешить его. Я сказал:

— Передай Мигелю, что я в безопасности, как ребенок на руках у матери. — И понял, что эти слова будут для химеры лучшим утешением.

— Si, — сказал Перфекто.

Я услышал скрип над собой и поднял голову. Начал раскрываться воздушный шлюз, ведущий в модуль А.

Тут я вспомнил, что безоружен. Кто бы ни спускался оттуда, я не хочу, чтобы меня обнаружили. Я бросился в ближайшую дверь — она вела к установке очистки воды — и спрятался в углу, Перфекто начал что-то говорить по комлинку, но я отключился.

Попытался выровнять дыхание и осмотрел комнату в поисках оружия. Поблизости стоял шкаф, я открыл его. Там хранились инструменты. Выбрал себе нечто вроде тяжелого гаечного ключа, длиной в руку.

Сверху послышался шелест одежды и звяканье металла — кто-то спускался по лестнице. Только киборг с металлическими ногами может производить такой звук. Дышал он громко и тяжело.

Когда он добрался до пола, дверь шлюза над ним закрылась. Он шумно выдохнул и сделал несколько медленных шагов, заглядывая в комнаты. Он был слишком осторожен, чтобы обыскивать их. Через несколько мгновений начала открываться дверь шлюза под нами.

Из-за нее послышался голос Сакуры:

— Кто здесь?

— Друг, — услышал я низкий шепот. Я узнал этот голос. Хуан Карлос, человек с серебряным лицом, тот самый, в котором я подозревал убийцу из ОМП. И у него может быть только одна причина для перехода из модуля А в модуль С.

Он ищет меня.

Неделями я представлял себе, как убиваю его. Как я пожалел, что Абрайра забрала у меня нож. Теперь придется драться гаечным ключом.

Я взвесил свое оружие в руке, как можно тише выбрался из угла и подошел к двери. Хуан Карлос был одет в серебристо — красное кимоно сержанта, ноги у него черные, металлические, он стоял у шлюза и смотрел вниз на Сакуру. В правой руке он держал вакидзаси, короткий самурайский меч, левая рука окровавлена. В левой ладони он сжимал трансмиттер, уж он-то не преминул отрезать палец у владельца трансмиттера.

Я был уверен, что не произвел никакого шума, но у него, должно быть, усовершенствованные органы слуха, потому что он повернулся в мою сторону так уверенно, словно у меня на шее висел колокольчик.

— Осик! — закричал он, взмахнув в воздухе мечом. В голосе его звучал гнев, хотя на искусственном серебряном лице сохранялась невозмутимая улыбка Будды. Между глазами сверкал зеленый камень. В голосе Эйриша, когда он обращался ко мне, звучала та же неутолимая жажда ненависти, и я на секунду удивился этому.

Я ударил его ключом по правому плечу. Хуан Карлос согнулся под моим ударом, а я ощутил боль в животе.

Я взглянул вниз. Ониксовая рукоять меча — вакидзаси торчала у меня в животе, как раз под грудной клеткой. Он ударил мечом так быстро, что я даже не заметил движения.

«Сколько людей умерло, глядя на рукоять меча?» — подумал я. Странное равнодушие овладело мной. Я столько раз умирал в симуляторе… Потом выронил гаечный ключ и осмотрел рану. Ошибкой было бы выдергивать меч: кровотечение усилится.

Хуан Карлос застонал. Я не убил его. Он свернулся клубком на полу, пытаясь преодолеть шок. Я пнул его в челюсть так, что он потерял сознание, потом развязал его оби, тонкий пояс кимоно. Я хотел допросить его, понять, почему он так ненавидит меня, но боль в животе усиливалась, и я не был уверен, что продержусь достаточно долго. Я обернул оби вокруг его шеи и начал душить его.

Душить человека — занятие не для торопливых. Слишком часто душат недостаточно долго и считают, что работа закончена, потому что жертва расслабилась, но на самом деле человек может несколько минут прожить без кислорода, и только затем умирает. Я знал это и поклялся покончить с Хуаном Карлосом.

Я схватил пояс за два конца и потянул. Хуан Карлос был без сознания, но, когда я начал его душить, он пришел в себя и стал пинаться металлическими ногами и размахивать руками. Я опасался его ног, не зная их силы, и старался увернуться. Передвинувшись, я нажал коленом ему на спину, заставляя легкие оставаться пустыми — и в то же самое время он не мог до меня дотянуться.

Он размахивал руками. Попытался подобрать под себя ноги и подняться. Я дернул его за ногу, он шлепнулся на пол и больше такую тактику не применял.

Затем киборг завернул руку за шею и впился ногтями мне в запястье. Я продолжал душить его. Руки у меня начали уставать, и я понял, что мне нужно ухватиться за пояс поудобнее. Стало страшно, что, если отступлюсь даже на секунду, он успеет вдохнуть и мне придется начать все сначала. Я взял один конец оби в зубы и, не ослабляя давления, перехватил его поудобнее левой рукой.

Я попытался проделать то же самое и с правой, но, должно быть, на мгновение ослабил нажим, потому что Хуан Карлос стал сопротивляться яростнее. Киборг выпустил мою правую руку и попытался схватиться за пояс.

Я потянул сильнее, он уцепился за колено и попробовал свалить меня. Но это усилие окончательно лишило его легкие кислорода, и он обмяк.

«Боже, — подумал я, — действует! Я могу его задушить!» Зубы у меня стучали. Пот выступил под мышками и побежал по коже. Он лил по рукам, смачивая пояс. Я чувствовал, что вот — вот выпущу его и что он начинает выскальзывать. Испугался и закричал:

— Абрайра, на помощь! Быстрее! На помощь!

Я двумя коленями стал на спину Хуана Карлоса, лишний раз обернул оба конца оби вокруг своих рук, затянул сильнее и продолжал звать Абрайру. Я вдруг сообразил, что не знаю, как долго душу своего убийцу. Он не сопротивлялся, но нет никакой гарантии, что он не придет в сознание, если я его отпущу. Видимо, через это проходят и другие душители: возбужденные схваткой, теряют представление о времени и выпускают жертву слишком скоро. Поэтому, продолжая давить, я начал считать секунды, говоря себе, что не отпущу, пока не пройдет три минуты. Один… два… три… четыре… пять…

Живот болел в том месте, где его пробил меч. Я чувствовал, что острие торчит у меня из спины. И подумал, что хорошо бы получить медицинскую помощь. Трансмиттер, с помощью которого можно открыть шлюз, лежал на полу, в двух метрах от меня. Я звал Абрайру, просил ее помочь. Смотрел на дверь. Она не открывала. Я продолжал душить Хуана Карлоса.

Хуан Карлос снова начал пинаться и размахивать руками, и я подумал: «Сукин сын, притворялся, делал вид, что умер!» Я очень рассердился и изо всех сил рванул оби, пытаясь сломать ему шею. Хуан Карлос вцепился пальцами в пол и снова обмяк. Я продолжал натягивать пояс.

Посмотрел на дверь.

— Абрайра, меня ударили мечом, — пожаловался я. — Я себя плохо чувствую. У меня кружится голова. Помоги же мне, шлюха! — Перед глазами вспыхнули огни. — Флако! — просил я. — Флако, помоги мне!

Хуан Карлос не сопротивлялся. Я потянул еще сильнее. Мышцы на спине у киборга спазматически напрягались и расслаблялись. Я душил, пока спазмы не прекратились, потом вытер пот со лба.

Очень устал, и сил душить его больше не было, но Хуан Карлос не шевелился. Голова раскалывалась, перед глазами словно вспыхивали язычки пламени. Они ослепляли и мешали видеть. В горле поднималась желчь. Я перевернул Хуана Карлоса на спину и следил за его грудью. Она не поднималась и не опадала. Пальцы еще немного подергались в спазмах, и я взял его за руку и проверил пульс. Пульса нет.

Потом я прижался ухом к его груди и послушал сердце. Собственное сердце стучало в ушах, я хрипло дышал, к тому же мешали отдаленный топот и крики. Я не мог понять, бьется ли сердце Хуана Карлоса.

«Послушай, послушай, научись свободно владеть мягким языком сердца». Я вспомнил слова Тамары. Но она совсем не это имела в виду. Я повернул голову, посмотрел на человека с серебряным лицом — у меня на глазах его мышцы расслабились. Кимоно задралось, и я увидел белье, пожелтевшее от мочи, — опустошился мочевой пузырь.

Я дернулся вперед, меня вырвало, и кровь смешалась с рвотой. Пол поднялся мне навстречу.

Кто-то перевернул меня на спину. Опять далекий топот и крики. Незнакомый человек с прыщеватым лицом прошептал:

— Ему почти конец.

Кто-то другой за его спиной посоветовал:

— Возьми меч. Он ему все равно не нужен.

Я увидел, что шлюз надо мной открыт. Кто-то еще прорвался из модуля А. Прыщеватый человек сказал:

— Прости меня, сеньор, — и вытащил меч у меня из живота. Вытер окровавленное лезвие о мое кимоно, потом поднес меч к свету, осматривая его.

Я застонал, и все вокруг потемнело.

Я пришел в себя от запаха страха. Почувствовал грубые руки на своем теле. Кто-то украдкой обыскивал карманы моего кимоно. Я приоткрыл один глаз. Темнокожая женщина повернулась и стала подниматься по лестнице. Мне показалось, что пахнет дымом. Свет снова померк.

Шепот…

Меня ударили ногой в ребра, и я пришел в себя. Смутно разглядел фигуру человека.

— Отвечай мне! Отвечай! — кричал он.

Я шире открыл глаза, ко мне приблизилось ужасное лицо со шрамом от глаза через нос ко рту. Это был Люсио… Он еще раз пнул меня и отвернулся. За ним виднелось еще несколько человек, они держали лазерные ружья. «Где они взяли оружие?», — удивился я.

— Возьмите медикаменты в той комнате. Заткните дыру этому козлу и впрысните в него кровь. Я хочу, чтобы он видел…

Отдаленные голоса перекрыл крик. В воздухе пахло дымом и озоном. «Начался мятеж в модуле С», — подумал я и обрадовался. Теперь самураи повернут корабль, и мы полетим домой.

Кричала женщина, и близко — высокий тонкий звук, почти стон, почти мяуканье котенка.

Я открыл глаза и повернул голову. Дверь в комнату, где спряталась Абрайра, открыта. От двери поднимается дым, она покосилась набок. Местами ее полотно оранжево светится цветом раскаленного металла. Кто-то перерезал ее лазером, понял я. Женщина снова закричала, и я подумал, что, наверное, это Абрайра, хотя никогда не слышал от нее такого жалобного звука, даже представить себе не мог, что она так закричит.

Что делается в комнате, я не видел. В воздухе висел дым, и я еще не мог сфокусировать взгляд. Перевернулся на живот и пополз. Оказалось, у меня еще есть силы. Перед дверью лежали два тела. Я перебрался через них, удивляясь, откуда они взялись.

Заглянул в комнату. Несколько человек собрались у операционного стола. Двое мертвых лежали рядом на полу. Над ними к потолку поднимались струйки голубого дыма. Я услышал звуки тяжелого дыхания. Кто-то дергается на столе, остальные держат его. Человек наклоняет голову вперед и назад. Свет ударил ему в лицо. Лицо Люсио с ужасным шрамом. Люсио улыбался.

Мяуканье повторилось, перешло в негромкий крик. Руки переместились, и я увидел, что Люсио вовсе не дергается и что держат не его. Он забрался на другого человека и вдавливается в него, и улыбка у него на лице — улыбка оргазма.

Под ним стонала и дергалась Абрайра. Он рассмеялся и сказал:

— А ну давай еще.

Один из державших ее людей передвинулся, и я увидел ее лицо: два серебряных глаза, окруженных кровоподтеками, вырванная прядь волос. Я вскочил, собираясь бежать к ней, освободить ее. Но потерял слишком много крови, и от неожиданного движения голова у меня закружилась. Я отключился.

Абрайра снова закричала, я поднял голову и увидел на ней другого мужчину — Даниеля, одного из старых компадрес Люсио. Он поднял кулак и ударил Абрайру.

Я встал на колени и смог удержаться так несколько секунд. На животе почувствовал какую-то слизь — резиновая повязка, еще влажная. Внизу снова закричали: мятеж в модуле С продолжался.

Один из людей Люсио направил на меня лазерное ружье.

— Старик пришел в себя. Прикончить его? Люсио выглянул из-за спины своих людей, стоящих у конца стола. Он улыбнулся мне и сказал:

— Нет, но держите его на прицеле. Я обещал, что убью его и буду трахать его женщину. Хочу, чтобы он видел, что я человек слова. Но теперь я подумал, что можно потрахать и его…

Я пытался удержаться на коленях и осматривал пол в поисках оружия. Одна из жертв Абрайры в двух метрах от меня лежала в луже крови. Между глазами у этого человека торчал мой хрустальный нож. Я посмотрел на ствол ружья. И поклялся: «Когда соберусь с силами, схвачу нож и пущу в ход». Со всеми людьми Люсио я не смогу справиться, но доберусь хотя бы до него самого.

Неожиданно пол подо мной дернулся, и я повалился, словно меня поразила рука Господа. Половина криотанков раскрылась, оттуда выплеснулась на пол розовая жидкость. Я почувствовал леденящий холод. Меня перевернуло со спины на живот, снова на спину, опять на живот — что-то тащило меня к стене. Я прижался к полу, но меня все равно несло, хотя больше не переворачивало. Шум мятежа неожиданно стих, видно, всех одновременно швырнуло на пол.

Человек у стола крикнул:

— Корабль движется!

Стол был жестко прикреплен к полу, и люди Люсио уцепились за него, в страхе оглядываясь по сторонам.

Мой сторож тоже упал на пол, но пришел в себя и тут же снова нацелил на меня ружье.

Корабль действительно начал поворачиваться вокруг своей оси, и я представил себе, как он вращается, потеряв управление. Постоянное ускорение корабля в направлении Пекаря создавало искусственное тяготение, к которому мы привыкли, но если корабль будет продолжать вращаться, набирая обороты, ускорение добавится, и нас может раздавить о стены, словно в гигантской центрифуге.

И словно подтверждая мои страхи, вращение ускорилось, огромная невидимая рука потащила меня мимо операционного стола к дальней стене. Трение больше не удерживало меня на полу.

Кто-то закричал:

— Что происходит?

Мой охранник спросил:

— Сержант, можно, я поджарю этого?

Люсио в ответ крикнул:

— Пока нет!

Я пытался ползти вперед, но был слишком слаб. Кончилось тем, что меня прижало к стене, в спину вдавилась ручка управления криотанка. Мертвецы, включая того, с моим хрустальным ножом промеж глаз, скользили по гладкому полу, как марионетки, которых дергают за ниточки. Постепенно всех сбило в кучу рядом со мной. На столе Даниель продолжал насиловать Абрайру, словно считал, что это его последний в жизни поступок.

Мой охранник в нерешительности смотрел, как я вытаскиваю хрустальный нож из черепа мертвеца и бросаю его в Даниеля. Он просвистел мимо, ударился в стену, отскочил и оказался снова рядом со мной. И я понял кое-что важное: если бы мы находились на оси вращения корабля, то центробежная сила расшвыряла бы нас в разные стороны. Но теперь мы все приблизительно на одном расстоянии от центра, и значит, нас прижмет к одной стене комнаты.

Корабль вращался все быстрее. Мой охранник наклонился вперед, и я протянул руку к ножу.

Неожиданно кто-то там, возле Абрайры, не смог удержаться за стол. Отлетел к стене и упал метрах в трех от меня. И тут же почти все оторвались от стола, попадали друг на друга, все семеро вместе с Абрайрой смешались в клубок и тоже ударились о стену возле меня.

Я оказался достаточно близко, чтобы ощутить запах секса и крови, попытался еще приблизиться, но меня прижимало к стене. Слышались стоны, тяжелое дыхание, все безуспешно пытались высвободиться. А корабль вращался все быстрее.

Я лежал без сил, прижатый в углу, и ловил ртом воздух. Рядом кто-то стонал. Я не представлял себе, какие перегрузки мы сейчас испытываем — пять g, восемь, десять. Может, мой вес увеличился уже до пятисот килограммов. Или тысячи. Я не знал.

Под увеличивающейся силой тяготения у меня отвисла челюсть, и не было сил закрыть рот. Кожа на лице натянулась и готова была порваться. Я подумал, что, видно, так же чувствуешь себя в сотне метров под водой. Вот — вот лопну, как переспелая ягода винограда. Кровь шумела в ушах, стучала» словно колотили молотом по железу, а слюна сделалась такой густой, что я не мог ее проглотить.

Корабль вращался. Я чувствовал, что задыхаюсь. Меня будто накрыли огромным невидимым одеялом, и оно душит меня. Кимоно давило так, будто оно из свинца, и я испугался, что под весом одежды у меня лопнут ребра. Услышал треск, из носа хлынула кровь. Я не мог пошевелить рукой, чтобы вытереть ее. Снова открылась рана в животе.

А корабль все ускорял вращение. Что-то будто щелкнуло у меня в голове. Я услышал стук; как от фибриллятора, и почувствовал, что меня несет куда-то. «Я еду на спине быка, — вдруг сообразил я. — Еду на спине быка и не знаю, куда он несет меня». Открыл глаза: подо мной и вокруг — голубой туман и тени. Я парю над поверхностью. В тумане стучат копыта. Меня несет вперед. Холодный ветер рвет волосы, подступает ночь. Тамара никогда не дышала на меня такой тьмой, вокруг только ветер и лед.