"Пощады не будет никому" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей, Гарин Максим)

Глава 18

Маргарита Васильевна Прошкина провела ночь в объятиях своего молодого пылкого любовника. Она почувствовала себя лет на десять моложе, а вот любовник — лет на десять старше. Он так измучился, что даже не поднялся к завтраку, а продолжал спать. Единственным утешением были деньги, которые женщина оставила ему, сунув в карман джинсов, висевших на стуле, да и то лишь после того, как он их снял, вернее, сняла она сама.

«Ну и черт с тобой, — подумала женщина сразу о двоих — о муже и о любовнике. И от того, и от другого она уже поимела все, что хотела. — Ладно, поеду домой, — решила женщина, — а если он вдруг спросит, где я была, скажу, в бане. Так ему и надо! Я имею право даже сказать, что была у любовника. Он себе такое позволяет, то почему я не могу? Да, дети… Дети все поймут, они уже взрослые. Хорошо, что их нет дома, хорошо, что они уехали в Прагу на целых две недели и вернутся лишь после Нового года. Хорошо, что их в это время не было в городе. Зачем им испытывать позор, хватит того, что мне досталось».

О муже она думать не хотела, но тем не менее мысли все время возвращались к Юрию Михайловичу.

«Наверное, он уже трезв».

Она прекрасно знала нрав и характер своего мужа, прожила в ним уже немало. Если он начал пить с утра, то скорее всего сейчас уже трезв, ведь прошли целые сутки. Она взяла телефон, затащила его в кухню и оттуда начала названивать домой. Лишь потом вспомнила, что муж вырвал штекер вместе с коробкой.

«А, понятно, почему он не звонит. Ничего, я тебя заставлю, мерзавца, починить телефон, ты у меня еще за все заплатишь! Надеешься на легкий развод? Не дождешься, с разводом у тебя возникнут проблемы. Хорошо, что квартира, дача и машина оформлены на меня».

Маргарита Васильевна быстро накрасилась, привела себя в порядок. Она действительно выглядела помолодевшей лет на десять.

«Вот что делает секс с женщинами! — подумала она. — Не нужны никакие гимнастические залы, бассейны, тренажеры и прочая дребедень. Нужен лишь молодой любовник, и все будет в порядке. Тогда сердце станет работать как часы, а нагрузка равномерно распределится на все группы мышц. Да, с любовником мне повезло, хоть и стоит он, сволочь, недешево. Но того стоит. Главное, я себя чувствую прекрасно, а больше мне ничего и не надо».

Она накинула шубу, схватила свою сумочку. Чемодан с вещами она оставила в машине, в багажнике, так и не выгрузив его, наперед зная, что этот уход всего лишь попытка напугать мужа, что это лишь нервы сдали у него и у нее.

"Хотя, собственно говоря, что произошло? — размышляла Маргарита Васильевна, уверенно ведя машину. — Ну, сняли его видеокамерой в бане, такое случается со всяким мужчиной, достигшим определенного положения.

Кто-то на него имел зуб, вот и решил расквитаться.

Раньше или позже, но это должно было случиться. Хорошо, что еще не арестовали, не пришли прямо в дом, не надели наручники и под пристальными, любопытными взглядами соседей не вывели вниз и не затолкали в машину. А так дело кончится тихой отставкой, и будет мой Прошкин заниматься адвокатурой, ведь он давно хотел уйти на вольный хлеб. Знакомых у него много, и он будет, как и прежде, передавать и принимать взятки. Ведь он хорошо знаком и с теми, и с другими, — подумала Маргарита Васильевна о преступном мире и о мире борцов с преступностью. Примется сновать туда-сюда, и жизнь будет продолжаться. А о скандале скоро забудут, ведь и не такое забывается. Вон Белый дом штурмовали, гэкачепистов всех арестовали, посадили, а теперь они: кто губернатор, кто депутат думы, кто возглавляет всевозможные комиссии. В общем, первые люди в государстве, передовой эшелон. Как занимали хорошие должности и высокое положение, так и продолжают занимать. А скандал пошел им только на пользу. Может так случиться и с моим Прошкиным. Рано его пока списывать. Ну а если что, то тогда…" — Маргарита Васильевна прекрасно понимала, чемодан, куда сложить вещи, всегда найдется.

Дети наверняка останутся с ней, а на детей Прошкин деньги будет давать, никуда не денется.

«А перед тем как хлопнуть дверью, я ему скажу, мерзавцу, если такое случится, конечно, три дня на сборы, собирай свои книжки, бумаги, рубашки — и вон из моей квартиры. А если он начнет возмущаться и говорить, что квартира его, то у меня есть документы, которые меня же и защищают: купчая, декларация…»

Маргарита Васильевна подъехала к дому, взглянула на окна квартиры. Они все были плотно зашторены.

«Отсыпается, скотина, после пьянки!»

Не доставая чемодан из багажника, Маргарита Васильевна, цокая каблуками, подошла к лифту, нажала кнопку.

«Только бы соседей не встретить, они-то, наверное, уже все знают, слышали, как мы скандалили. Всякая замужняя женщина, возвращающаяся утром домой, вызывает кривотолки, а Мне это ни к чему. Я женщина солидная, не надо, чтобы обо мне думали лишь бы что».

Лифт остановился, Маргарита Васильевна вышла, сжимая в руке связку с ключами. Она выбрала ключ и уже хотела было им воспользоваться, но тут заметила, что входная дверь приоткрыта.

— Вот те на! — сказала Маргарита Васильевна, входя в квартиру.

То, что она увидела в прихожей, ее потрясло. Вокруг было битое стекло, разбросанная, изорванная и изрубленная на лапшу одежда, различные бумаги — в общем, все было перевернуто вверх дном. Она затворила за собой дверь, ее сердце сжалось, словно предчувствуя недоброе. Она перешагнула через свое бархатное разорванное платье, заглянула вначале на кухню, затем в гостиную. Везде царил кавардак.

— Где же он? — задала себе вопрос женщина. — Неужели он до такой степени озверел, неужели он совсем потерял рассудок?

Она наклонилась, подняла порубленный и разорванный дорогой платок с пестрой бахромой.

— Сволочь! Мерзавец! — сорвалось с ее уст, и она решительно направилась в кабинет мужа.

Толкнула дверь и едва не лишилась чувств. Ее муж неподвижно висел между полом и потолком. Поднять взгляд у нее не хватало духа. Она узнала своего Прошкина по брюкам, рубашке.

— Боже! — пробормотала Маргарита Васильевна, затем взвизгнула и истерично завопила. — На помощь!

Люди! Скорее сюда!

Через полчаса в квартире была милиция, Маргарита Васильевна сидела у соседей, и ее отпаивали лекарствами. А в квартире хозяйничали эксперты. Через час в городской прокуратуре было известно, что прокурор Прошкин найден в своей квартире повешенным. Пока еще выяснялось, самоубийство ли это, но все показывало на то, что Юрий Михайлович Прошкин добровольно ушел из жизни, покончив жизнь самоубийством, причем самым дурацким способом.

В прокуратуре поговаривали:

— Это же надо, из-за какой-то дрянной газетенки сунул голову в петлю!

Как известно, хорошие новости распространяются очень медленно, а вот плохие расходятся по свету мгновенно. Это и понятно. Кому хочется слушать про какие-то там успехи народного хозяйства, об удачно проведенной операции знаменитого врача? Никому это, в принципе, неинтересно. Вот о землетрясениях, авариях, катастрофах, убийствах слушать любят все, ведь самое интересное — это узнать, что плохое произошло не с тобой, а с кем-то другим.

И тележурналисты, а их сразу наехало к дому бывшего прокурора Юрия Михайловича Прошкина почти дюжина, и просто зеваки теснились во дворе. Журналисты ходили с камерами, с микрофонами, брали интервью у жильцов, пытались поговорить с работниками правоохранительных органов, но те лишь отмалчивались, а если и отвечали, то достаточно уклончиво, ссылаясь на всемогущую тайну следствия.

Но тем не менее носилки с трупом Прошкина появились на экранах телеприемников с довольно красноречивыми комментариями журналистов.

В газете «Свободные новости плюс» радовались: как-никак, а это они все и заварили. Теперь же появился сюжет и для следующего номера. Особенное удовольствие читалось на припухшим от выпитого коньяка и шампанского лице Варвары Белкиной.

— Поделом ему, мерзавцу, — говорила досужая журналистка, — ведь он хотел судиться с нами, звонил в газету. Как же он теперь явится в зал суда? Надо еще напечатать фотографии, — и Белкина дергала за рукав главного редактора. — Слышишь, давай еще монтаж, сделаем спецвыпуск. Фотографий хватает, и тем более оперативники пообещали мне, естественно за деньги, — подмигнула главному Белкина, — дать дюжину снимков из квартиры покойного. Вмонтируй его мертвого к проституткам. Так что материал выйдет отменный, я даже могу назвать кое-какие заголовки:

«Конец бесчестного прокурора» или, например, «Бог шельму метит».

— Кончай ты все это, — устало махнул рукой главный редактор, — не богохульствуй.

Варвара со своим проектом сидела уже у него в печенках. Но редактор понимал: хоть она назойлива, однако тираж газете делает, подъем происходит не без ее участия.

— Слушай, Варвара, давай готовь, договаривайся со своими оперативниками. Неси фотографии, в общем, будем делать спецвыпуск. Можно немного покаяться, написать, что мы не хотели смерти прокурора…

— Ну да, не хотели! — воскликнула Варвара, стряхивая пепел прямо на стол главного редактора. — Собаке — собачья смерть!

— Ладно, кончай, я устал, — редактор махнул рукой, — ты знаешь, чего жаждет народ.

У него на столе зазвонили сразу два телефона, он схватил одну трубку, затем вторую и закричал в обе, кивая головой Белкиной, чтобы та уходила.

Варвара захлопнула дверь и с видом победителя, высоко держа грудь и гордо неся ее перед собой, двинулась в свою маленькую прокуренную комнату.

Чекан о смерти прокурора Прошкина узнал не из телевизора. Ему позвонил все тот же опер Олег Пономарев и сказал, что Прошкина нет в живых. Чекан тут же задал вполне уместный вопрос:

— Кто его порешил?

— Никто, — ответил оперативник, владеющий информацией, — по-моему, он сам повесился.

— Придурок, — сказал Чекан, понимая, что дальше разговаривать не о чем.

Тут же принялся набирать Михару. Было половина одиннадцатого, Михара трубку не снимал, и это Чекана насторожило.

«Что такое? — подумал он. — Мне надо переговорить по важному делу, а он не берет трубку. Может, с ним тоже что-то стряслось?»

И он набрал телефон больницы. Трубку снял Рычагов. Чекан назвался:

— Геннадий, послушай, как у вас там?

— Да все нормально, — уверенно ответил Рычагов. — А что?

— Да нет, ничего, просто не могу дозвониться до Владимира Ивановича.

— А, так он, наверное, спит.

— Как спит? Он же встает в шесть утра, а сейчас, извини меня. — Не знаю… Я уезжал на работу, он еще не проснулся.

— Черт подери! Может, ты пошлешь кого к себе домой, пусть разбудит?

— А может, он во дворе? — сказал Рычагов. — Они любят с Муму погулять.

— Ладно, — Чекан нажал кнопку, выключая телефон.

Сергей Дорогин, проспав три часа, чувствовал себя бодрым. Одно дело, и очень важное, он успел сделать, одного из его врагов не стало. Но в Москве оставался еще Чекан, повинный в смерти его семьи.

«Ничего, ничего, — думал Дорогин, стоя под душем, — до тебя я тоже доберусь, и, может быть, очень скоро. Так что ты пока радуйся жизни, пей, ешь, гуляй. Знай, недолго осталось тебе, ох как недолго!».

Михара проснулся без нескольких минут одиннадцать. Он с трудом открыл глаза, протер их кулаком и лишь после того, как увидел яркий солнечный свет, странно заморгал глазами.

«Не может быть! — словно не поверив, подумал Михара. — Одиннадцать утра! Что же такое со мной? Никогда я так много не спал, это же надо!»

Голова была тяжелая, как после сильного похмелья. Михара заставил себя подняться, его слегка пошатывало.

— Надо принять душ, — сказал он сам себе. — Что же это со мной такое? Может быть, я заболел, простыл?"

Он пошел в душ и минут двадцать стоял то под горячей водой, то под нестерпимо холодной. Наконец, понемногу пришел в себя, а когда вышел из душа, то уже чувствовал себя окончательно проснувшимся, хотя голова все еще оставалась тяжелой.

«Что же это за лекарство дал мне доктор?»

Суставы не болели, ноги легко гнулись, и вообще, весь организм пребывал в норме, вот только голова была какой-то странной, как будто в ней был насыпан мокрый песок.

Во дворе с большой деревянной лопатой расхаживал Муму, рядом с ним по снегу прыгал рыжий пес.

«Все уже проснулись. Доктора нет, в доме я и Муму, — Подумал бандит. — Почему меня не разбудили?»

Он вышел на крыльцо и несколько минут ждал, пока наконец его не увидит глухонемой. Муму, поворачиваясь, увидел Михару и издалека, замахав рукой, поприветствовал гостя. Михара лениво махнул в ответ, затем вернулся в дом, приготовил себе крепкий чай. Выпил одну чашку, затем вторую. Понемногу наступило просветление.

«Черт подери; — подумал Михара, — неужели доктор вколол мне какую-то дрянь, чтобы я уснул? — мелькнула в голове странная мысль. — Если это так, то зачем? — ответа на этот вопрос у Михары пока еще не было. — Может, мне кажется?» — подумал он, хотя Михара привык доверять своим предчувствиям, и они его редко подводили.

Что-то во всем произошедшем было не правильно, но что, Михара пока, как ни старался понять, не мог.

Ни радио, ни телевизор он не включал, отвык от подобной роскоши. И если бы его кто-то заставил читать по утрам газеты, то это для Михары было бы нестерпимой мукой.

Его жизнь не была похожа на жизнь большинства людей.

Ни газетам, ни телевизору он не привык верить.

Громко хлопнула входная дверь, и в доме появился Муму вместе с собакой. Михара вышел из кухни. Сергей приблизился к бандиту и, сложив лодочкой ладони, коснулся ими своей небритой щеки. А затем широко улыбнулся и пальцем показал на Михару, дескать, сладко ты спишь, а уже почти полдень.

Михара в ответ покачал головой, покачал утвердительно.

Зазвонил телефон. На этот раз Михара услышал сигнал. Он взял трубку, приложил к уху. Звонил Чекан.

Муму топтался возле плиты, разогревая уже немного остывший чайник.

— Ну, слушаю тебя, говори. Что-то голос у тебя изменился, — говорил в трубку Михара.

— А где ты был? — задал вопрос Чекан.

— Где-где… Спал!

— Ты спал? — словно бы не поверив, спросил Чекан. — Обычно ты меня будил.

— Да, спал, — спокойно ответил Михара. — Имею право. Я столько лет недосыпал, поздно ложился, рано вставал, что заслужил поспать на пару-тройку часов больше, чем всегда.

— Я тебя набирал уже дважды, даже позвонил доктору.

— Ну и что?

— Значит, ты еще не знаешь? — задал вопрос Чекан.

— А что я должен знать?

— Так вот, Михара, слушай, мне опер позвонил. — Да что опер, я уже в новостях видел, если хочешь, воткни телевизор в розетку, тоже увидишь.

— Что я увижу? — буркнул Михара.

— Прокурор мертв, — спокойно сказал Чекан.

— Какой прокурор?

— Какой-какой — наш прокурор, Прошкин!

— Как это мертв? — словно бы не поверив услышанному, бросил в трубку Михара.

— Повесился вроде наш прокурор. Утром нашли в петле.

— Да ты что! Не может быть!

— Вот тебе и не может быть, — ответил Чекан.

— А ты что? — спросил Михара.

— Я в порядке, вот звоню тебе.

— Откуда звонишь?

— Не из дома, — сказал Чекан, — из Балашихи звоню.

— Слушай, а тебя еще не искали по этому поводу?

— Кто меня должен искать?

— Ну, менты, прокуратура, ведь как-никак вас обоих напечатали в газете.

— Напечатали обоих, — сказал Чекан, уже понимая, куда клонит Михара, — а отвечать, боюсь, придется мне одному.

— Но ты же ни при чем? — задал вопрос Михара.

— Да, ни при чем.

Несколько секунд и тот и другой молчали.

— Слушай, вот что, — наконец промолвил Михара, — я бы на твоем месте время не тянул. Кстати, ты встречался с Львом Даниловичем?

— Бирюковский согласен, — бросил в трубку Чекан.

— Тогда, могу тебе сказать, что делать тебе в Москве больше нечего. Я бы на твоем месте в столице не засиживался, а съехал прямо сегодня.

— Мне нужно еще решить кое-какие вопросы — сказал Чекан.

— Так вот решай их и быстро уезжай, потому что тебя, скорее всего, возьмут.

— Так я же ни при чем, — сказал Чекан.

— Ты это будешь рассказывать в Матросской тишине или в Лефортово, и не мне, а ментам. Понял?

— Понял, я же не дурак, Михара.

— Так вот и уезжай. За недельку, если тебя здесь не побудет, ничего не произойдет, ничего не случится, а заодно дело сделаешь.

— А ты? — спросил Чекан.

— Я может, сегодня еще переночую, а завтра уеду в город.

Они еще минут пять разговаривали по телефону. Муму слышал весь разговор, он понял, кто звонит и о ком идет речь.

Наконец Михара отключил телефон и посмотрел на Муму, который пританцовывал у плиты с чайником.

— Что пляшешь, придурок? — почти шепотом промолвил Михара. — Тебе хорошо, ни хрена не помнишь, говорить не умеешь. Да и слышать ни черта не слышишь.

Вот повезло! — Михара допил чай и поднялся.

Как это ни странно, Чекана милиция не искала. Он был ей не нужен. То, что Прошкин покончил жизнь самоубийством, было слишком явно, хоть он и не оставил никаких записок, проясняющих свой отчаянный поступок. Но патологоанатом, вскрывший Прошкина, засвидетельствовал, что смерть прокурора была не насильственной, а количество алкоголя в его крови говорило о том, что он мог совершить любую глупость, и, в принципе, это обстоятельство всех устроило — и прокурора столицы, и генерального прокурора, так что расследование дела Прошкина можно было закрыть. Собственно говоря, главный виновник уже отсутствовал, он уже находился в другом мире и наказать его, привлечь к какой-нибудь ответственности не представлялось возможным.

А у Чекана действительно имелось очень много дел.

Он носился по городу из одного конца в другой, встречаясь с многими важными людьми. Ему необходимо было договориться на очень большую сумму. Ему требовались наличные для того, чтобы провернуть дело с алмазами. И как это ни удивительно, все у него складывалось наилучшим образом. Когда Чекан говорил о прибыли, не объясняя, естественно, суть дела, у многих загорались глаза, и они были готовы вложить в это дело значительные суммы. Ему верили, ведь в своей жизни он никого из партнеров еще не подвел.

Чекан решил лететь в Якутию не один, а взять с собой еще двух бандитов, мало ли что там может случиться. Самолет на Мирный вылетал в шесть утра. Чекан позвонил Михаре где-то в восемь вечера и сообщил, что билет на самолет у него уже в кармане и завтра утром он улетает. Михара поинтересовался, сколько людей берет с собой Чекан и какую сумму денег везет. Чекан ответил, что с досмотром багажа у него все договорено, Михару ответ вполне удовлетворил.

Во всех этих хлопотах, в суете, в разговорах Чекан на некоторое время даже забыл о Прошкине и об угрожающих звонках.

«Ну, украли кассету, использовали ее, но ведь использовали не против меня. Прав, прав Михара, били не в меня, били в прокурора. И поделом ему. Хотя о мертвых плохо не говорят».

— Борис, давай домой, — где-то в одиннадцать вечера сказал Чекан, уставший, утомленный мотанием по городу и разговорами, утомленный большим количеством выпитого. Ведь каждый, с кем он встречался, почитал за честь выпить с Чеканом.

Многие интересовались, как там Михара, куда он исчез, его не видно уже почти неделю.

Чекан на это загадочно улыбался:

— Отдохнуть ему надо, ведь не на курорте был. Надо подлечиться, хоть здоровье у Михары железное, но ведь и железо отдыха требует.

В одиннадцать он подъехал к своему дому и уже во дворе вдруг почувствовал, что страх не прошел, а был лишь приглушен суетой и приготовлениями к большому делу.

— Слушай, Борис, — сказал Чекан, — ты, наверное, заночуешь у меня.

Эти слова, сказанные довольно тихо и каким-то нейтральным тоном, Бориса поразили. Что-то в звучании голоса говорило о том, что Чекан чувствует себя неуверенно, что-то его беспокоит.

— Хорошо, — ответил Борис.

— Пошли.

Машина осталась во дворе, шагах в десяти от подъезда, на площадке. Борис вошел в подъезд первым, руку он держал в кармане меховой куртки, а пальцы сжимали пистолет. Чекан тоже был готов ко всему.

Но в подъезде было тихо, лампочки горели на всех этажах. Лифтом Чекан в последнее время не пользовался.

Вначале Борис, затем Чекан поднялись на площадку третьего этажа.

— Погоди, — сказал Чекан, подходя к двери и осматривая ее.

Он оставил одну памятку, и если бы дверь кто-то открывал, то памятка была бы нарушена. Это был маленький кусочек дерматина, почти незаметный. Чекан загнул, уходя, этот кусочек дерматина, вправив в дверь. Памятка была на месте, и Чекан с облегчением вздохнул: значит, в его квартиру в его отсутствие никто не наведывался.

— Ну что ж, — сказал он Борису, поворачивая один за другим три ключа, — вроде бы все нормально, все чисто.

Чекан открыл, и Борис, вытащив пистолет, первым вошел в квартиру. Чекан — следом. Борис осмотрел квартиру, затем это же сделал Чекан.

— Вот видишь, все в порядке, — сказал он то ли сам себе, то ли Борису, — Еда в холодильнике есть, так что ты приготовь пока что-нибудь перекусить, а я пойду приму ванну, что-то я совсем расклеился.

— Да-да, — сказал Борис, разделся и направился на кухню, где загремел посудой, накрывая на стол.

Чекан абсолютно голым стоял в ванной перед зеркалом. Шумела вода, тугая струя била о дно ванны, постепенно наполняя белую емкость. Бандит рассматривал себя. Всю грудь и плечи густо покрывала паутина татуировок. Чекан передернул плечами:

— Да, выглядишь ты ни к черту, — сам себе сказал преступный авторитет.

Действительно, несмотря на яркий свет, словно бы какая-то тень лежала на его лице. Но это была не усталость, это был страх, глубоко засевший и прочно поселившийся в его душе, проступивший сквозь кожу. Чекан как ни старался, не мог увязать воедино факты, хотя прекрасно понимал, что все последние события связаны, и связаны так прочно, что их не разорвать. Но пока, как он ни старался, этих прочных связей не видел. Смерть Резаного, смерть Прошкина, смерть Митяя — это какой-то замкнутый круг, точнее, цепочка, в которой все эти люди лишь звенья.

«Но и до меня они добираются, добираются… Но нет, вот им, вот им! — Чекан показал фигу своему отражению. — Нет, вы меня не достанете! А если и доберетесь, я так просто не дамся, не тот я человек. — И тут до него дошло. — Нет, конечно же нет, не сам Прошкин сунул голову в петлю, его это заставили сделать. Мне просто хочется в это верить. Но кто?» — это и был вопрос из вопросов.

Ответив на него, Чекан смог бы себя обезопасить, смог бы обезвредить своего врага, если бы, конечно, сумел его высчитать.

В дверь ванной комнаты постучали:

— Ну! — дрогнувшим голосом отозвался Чекан.

— Послушай, надо машину заправить, я уже все приготовил, стоит на столе.

— Езжай заправь и быстрее возвращайся.

— Я быстро! — сказал Борис.

Чекан приоткрыл дверь и прислушался.

— Только не катайся по городу, а возвращайся быстро.

— Понял, — ответил Борис.

— Возьми ключи, сам откроешь квартиру.

— Хорошо.

Чекан слышал, как закрылась дверь, щелкнули замки. Теперь он остался в квартире один. Борис сбежал вниз, машина просигналила. Он забрался вовнутрь, запустил двигатель. Стрелка показывала, что горючее на исходе.

«Вот незадача, мотались же по городу, а Чекану все было некогда. А я же ему говорил. Вот так, теперь ищи среди ночи… Ну ничего, слава Богу, очередей на заправках нет».

Когда «БМВ» Чекана отъехал от подъезда, мужчина, стоявший в другом конце двора и куривший сигарету, спрятанную в кулак, с облегчением вздохнул.

— Ну вот и все, — сказал он сам себе, — мое время пришло.

Он бросил окурок в сугроб, по диагонали пересек двор и посмотрел на окна квартиры Чекана. Шторы были так плотно закрыты, что ни единый лучик света не пробивался, все три окна казались мертвыми.

Он подошел к крыльцу, поковырялся в замке. Тот поддался, и мужчина шагнул в кромешную тьму. В подъезде черного хода пахло сырой штукатуркой. В левой руке мужчины появился тонкий черный фонарик. Пятно света величиной в ладонь скользнуло по истертым выщербленным ступенькам, по сырым стенам, с которых сыпалась большими кусками штукатурка, по давно не крашенным перилам. Мужчина медленно, совершенно бесшумно стал подниматься. Время от времени на несколько секунд он зажигал фонарик, светя себе то под ноги, то проводил лучом по грязным сырым стенам. Но ни к перилам, ни к стенам он не прикасался. Два пролета он прошел в темноте, даже его дыхания не было слышно, время от времени, только похрустывали под подошвами его тяжелых ботинок кусочки штукатурки.

Он добрался до третьего этажа. Справа и слева было по одной двери, эти двери Сергей Дорогин знал. Ему было также известно, что правая ведет на кухню Чекана. Он вытащил из кармана отмычку, но все еще медлил, прислушиваясь, что творится в квартире. А там было тихо.

Лишь старательно прислушавшись, приложив ухо к двери, Сергей Дорогин уловил шум в ванной.

"Моешься, — подумал он. — Ну что ж, это хорошо.

Уйдешь на тот свет как положено, чистым, — на его губах появилась зловещая улыбка. — Да, да, чистым, будешь лежать в ванной, как туша вымытого кабана".

Чекан поменял замки, но лишь на входной двери.

А вот на двери черного хода он замок не менял, надеясь, что о ее существовании никто не подозревает.

Чекан лежал, положа голову на край ванны, и следил, как воды становится все больше и больше. Время от времени он поднимал руку и рассматривал ногти, аккуратно обрезанные и ухоженные, смотрел на дорогую печатку.

«Скорее бы вернулся Борис», — думал он.

Почему-то в ванне, в горячей воде, Чекан чувствовал себя в безопасности. Пистолет лежал рядом, и, скосив глаза на рукоятку пистолета, Чекан подумал, что, наверное, вот так же лежал в ванной Рафик Магомедов, когда они с Михарой ворвались к нему в квартиру.

«Да, но ко мне в квартиру никто не ворвется. Как он это сделает?» — Чекан прикрыл глаза и погрузился в дрему.

Усталость постепенно покидала его тело, но вот страх не уходил, становился все более и более явственным, он даже начал приобретать какие-то отчетливые очертания. Перед внутренним взором Чекана возникали лица, и он перебирал их так, как перебирают фотографии, перекладывая одну за другой. На некоторых он задерживался подольше, некоторые переворачивал быстро, едва взглянув.

Чекан вздрогнул, когда вдруг погас свет.

«Что такое, — подумал он, продолжая лежать, — неужели лампочка перегорела? — но свет в ванную не попадал и из квартиры. — Странно…» — подумал бандит, и его левая рука всплыла на поверхность воды.

Почти беззвучно щелкнул предохранитель. Чекан продолжал лежать. Капли падали с крана, разбиваясь о поверхность воды. Все это происходило в кромешной тьме. Где-то за стеной слышались голоса, детский плач.

Пока ничего подозрительного не произошло.

«Ну и что? — задал себе вопрос Чекан. — Так и будешь лежать в теплой воде, как свинья в луже, и будешь бояться встать на ноги? Нет, не буду», — сам себе сказал Чекан, медленно, стараясь не шуметь, поднимаясь в ванне.

Он подождал, когда стекла вода, и лишь затем перебросил ногу через ванну, нащупал ногой тапки на толстой пробковой подошве, тихо отодвинул их в сторону, перебросил вторую ногу, все это время держа палец на спусковом крючке пистолета.

Чекан, если бы сейчас в квартире раздался малейший звук, наверняка начал бы стрелять. Но в квартире царила абсолютная тишина — ни шороха, ни шелеста, ни скрипа.

Чекан чувствовал, как пот выступает на его теле и скатывается вместе с каплями воды.

Чекан положил пальцы левой руки на дверь, медленно опустил ладонь вниз, нащупывая дверную ручку, бесшумно повернул ее, потянул дверь на себя и резким движением переместил свое тело, став к простенку. Его плечо касалось холодного гладкого кафеля, кафель показался холодным, как мраморная плита. В квартире было темно.

«Глюки», — вспомнив слышанное от Михары слово, подумал Чекан, делая осторожный шаг вперед, чувствуя под ногой скользкий лак паркета.

И в этот момент на его голову обрушился сокрушительный удар. Чекан качнулся и начал оседать, пистолет с грохотом упал на пол. Когда Чекан пришел в себя, его ноги и руки были связаны, он лежал лицом вниз на мокром от крови ковре. В комнате горел свет. Он открыл левый глаз, открыл с трудом, и увидел ботинки на толстой рифленой подошве. Где-то эти ботинки он уже видел.

Превозмогая боль, он повернул голову, и его взгляд скользнул снизу вверх. Лицо мужчины, стоявшего над ним, он рассмотреть еще не успел, но ствол пистолета, смотрящий прямо ему в глаз, он увидел, и сейчас, в этот момент, страха абсолютно не испытал — еще окончательно не пришел в себя, словно пребывал в параллельном измерении. Тряхнул головой и попытался перевернуться на бок. Это ему удалось.

Мужчина молчал. Чекан скрежетал зубами, напряг мышцы рук, но те были связаны так крепко, что даже на несколько миллиметров раздвинуть прижатые друг к другу запястья ему не удалось, лишь веревка врезалась в кожу.

Чекан застонал и вновь открыл глаза. Половина его лица была в густой крови, сочившейся из разбитого затылка.

— Ты?! — вдруг выкрикнул Чекан. — Ты? Муму?

— Я, я, — сказал Сергей Дорогин, присаживаясь на диван, рядом с которым лежал Чекан.

— Сука!

— Поговори еще немного, — тихо произнес Дорогин, — совсем немного, чуть-чуть. А потом ты сдохнешь, я тебя застрелю.

— Муму, ты?!

— Я, я, Чекан.

Чекана даже не поразило то, что глухонемой разговаривает и все слышит, его удивило лишь выражение лица этого странного человека. Лицо было безмятежно-спокойным, даже каким-то по-детски довольным.

— Так это ты все затеял?

— Я не знаю, Чекан, что ты имеешь в виду.

— Это ты убил Прошкина, убил Митяя?

— Да, я, — сказал Сергей.

— За что?

— Я тебе скажу, за что я их убил. И Винта тоже я порешил.

Чекан еще раз дернулся и, превозмогая боль, сел на ковре. Выглядел он ужасно, голый, связанный, с разбитой, окровавленной головой.

— Кто ты, Муму? — спросил Чекан, слизывая кровь с верхней губы.

Как ни странно, он боялся сейчас умереть, так и не узнав, кто же его враг. Боялся этого больше, чем самой смерти. Словно бы ответ на вопрос «За что?» принес бы ему успокоение.

— Кто я? — Дорогин ухмыльнулся. — Ты слышал, Чекан, мою фамилию, но, может быть, забыл. Вот я и пришел сюда, чтобы напомнить тебе кое-что.

Чекан втянул голову в плечи, понимая, что мгновения его жизни сочтены, этот человек его не пощадит.

— Это ты мне звонил?

— Да, я, — сказал Сергей.

— Что я тебе сделал?

— Не спеши, Чекан, ты все узнаешь.

В голове Чекана судорожно забилась одна мысль: где его охранник, где Борис? Какого черта он вообще его отпустил? Быстрее бы он вернулся, тогда, может быть, у него появился бы шанс на спасение. Хотя надежда на спасение являлась призрачной. Но Чекан всю свою сознательную жизнь прожил по одному принципу: не надо умирать до расстрела, надо попытаться что-то сделать.

— Так кто же ты, Муму, кто?

— Моя фамилия Дорогин, имя — Сергей.

— Дорогин Сергей? — Чекан шевельнул губами, и его лицо стало еще более бледным.

Он вспомнил эту фамилию, вспомнил, когда шесть лет назад или больше Савелий Мерзлов обратился к нему за помощью, предложил убрать за деньги женщину и двух детей. Сам Чекан мараться не стал, послал двух своих людей — Винта и Митяя. Сейчас ему все стало понятно; и Прошкин, и Мерзлов, труп которого выловили в Волге, и Винт, и Митяй, и он, Чекан, — звенья одной цепи.

— Ну, ты вспомнил? — спросил Дорогин.

Чекан кивнул.

— Знаешь, тебя стоило бы повесить, как Прошкина, но делать я этого не буду, не хочу повторяться. Я тебя застрелю.

— Так стреляй, стреляй! — закричал Чекан, уже выходя из себя, и несколько раз вновь судорожно дернулся, потерял равновесие, завалился на бок.

— Знаешь, я всех вас до такой степени ненавижу… — но договорить Сергею не удалось.

Он услышал, как загремела дверь лифта, а затем услышал, как ключ вошел в замочную скважину и повернулся в нижнем замке. Чекан покатился по ковру, Сергей прыгнул, дважды нажал на курок. Две пули вошли в тело Чекана.

Дверная ручка повернулась. Сергей бросился на кухню, к черному входу, быстро заскочил за дверь, прикрыл ее за собой, повернул в двери отмычку. Ригель замка до половины сдвинулся. Сергей, переводя дыхание, спиной прижался к стене. Кто был за дверью, он, естественно, не знал, но понял, надо переждать несколько мгновений, чтобы не сделать опрометчивый шаг.

Борис слышал два глухих выстрела, он мгновенно их распознал — так звучит пистолет с глушителем. В его руке появился пистолет, и уже с оружием он ворвался в квартиру, водя ствол, озираясь по сторонам, готовый в любой момент открыть пальбу.

Чекан умирал, его ноздри тряслись, голова подрагивала, изо рта валила прямо на ковер кровавая розовая пена.

— Чекан! Чекан! — Борис бросился на кухню, заглянул в ванную, затем в спальню. В квартире никого не было.

«Не мог же он улетучиться?» — Борис был напуган и тут услышал стон.

Сергей Дорогин, еще раз повернул отмычку в замке, затем аккуратно ее вынул, спрятал в карман и тихо стал спускаться по лестнице.

Борис подбежал к окну, а все три окна выходили во двор, резко дернул штору. Он увидел мужчину, но тот двигался так быстро, что ни лица, ни даже фигуру рассмотреть толком Борис не смог. Подбежал к Чекану, взялся развязывать ему руки. Узлы были завязаны наглухо. Бросился на кухню, схватил нож, разрезал веревки. Только сейчас он понял, что убийца ушел через черный ход.

Чекан был еще жив, но жизнь быстро покидала его тело.

— Кто?! Кто?! — кричал Борис.

— My… My… — хрипел, захлебываясь кровью Чекан.

— Кто?!!

— Му.

Чекан умер на руках у своего телохранителя и шофера, умер в пятнадцать минут второго ночи.

А уже в половине пятого черный «БМВ», слепя фарами и натужно ревя двигателем, подлетел к дому Рычагова, и Борис, выскочив из машины, подбежал к забору, стал колотить в ворота. Поняв, что его никто не слышит, перескочил через ворота, подбежал к дому и принялся бить рукояткой пистолета в дверь.

Рычагов, услышав этот стук, испугался. Но Дорогин уже был рядом с ним. Он приложил палец к губам и тихо прошептал:

— Иди открой дверь, я у себя в комнате. Ничего не бойся, веди себя так, словно ты ничего не знаешь.

— А что я должен знать?

— Ты ничего не знаешь.

Рычагов набросил халат и заспешил открывать дверь.

Борис, перепачканный кровью, с пистолетом в руке ворвался в дом.

— Где Михара? Михара где?

— Спит. Чего орешь? — сказал доктор, глядя на перекошенное от ужаса лицо Бориса.

— Где спит?

— У себя в комнате.

Борис влетел в комнату к Михаре и стал трясти того за плечи:

— Михара, Михара, вставай!

Тот с трудом открыл глаза и непонимающим взглядом посмотрел на Бориса.

— Чекана застрелили! Слышишь, Михара, Чекана застрелили!

— Кто?

Борис тряс головой. Михара сидел, покачиваясь на кровати, невероятным усилием воли заставляя себя проснуться, прийти в себя. Он тяжело поднялся, и вид его был страшен. Щека дергалась, глаза сузились, превратившись в две едва заметные щелки. Он держал в руках нож с выкидным лезвием.

— Теперь говори толком.

— Он послал меня заправить машину…

Доктор Рычагов стоял в двери, часто моргая глазами.

Сергей Дорогин лежал, натянув одело почти до глаз.

Под одеялом в правой руке он сжимал пистолет с коротким толстым глушителем.

— Толком говори! — уже придя в себя, произнес Михара. — Доктор, что это со мной такое? — Михара так взглянул на Рычагова, что у того мурашки побежали по спине.

Михара, тяжело ступая, покинул свою комнату, прошел на кухню, подошел к холодильнику, резко открыл дверь, схватил бутылку с минеральной водой. Взболтал ее. Затем передумал:

— Завари крепкий чай, завари мне чифирь. Я должен прийти в себя.

А через минут сорок черный «БМВ» в предрассветных сумерках мчался на предельной скорости к Москве. Михара сидел на заднем сиденье, громко кричал в трубку:

— Всех, всех собери! Ты меня слышишь? Это я говорю, Михара! Всех собери, чтобы все до единого были в бомбоубежище! Всех собери до единого! А если кто не сможет, пусть пеняет на себя.

— Да, скажи, Михара приказал, ясно? — Владимир Иванович Михарский зло отшвырнул от себя трубку.

В его голове пока еще не сложилась воедино вся картина происшедшего, но кое-что ему было уже ясно.

— Так это ты? — спросил доктор Рычагов, глядя в глаза Сергею Дорогину.

— Я, — спокойно ответил тот.

— Зачем?

— Не правильный вопрос, — сказал Дорогин, — не зачем, а за что.

— Что же нам теперь делать?

— Будем жить, — спокойно и буднично сказал Сергей Дорогин, поднимаясь и снимая с плиты чайник. — Вот кофе попьем, — он поставил на стол две чашки.

— Слушай, Борис, — тронув за плечо водителя, спросил Михара, — он что-нибудь сказал?

— Нет. Мычал что-то невнятное, я как ни пытался разобрать, не смог.

— Что он мычал?

— Му-Му — не знаю.

— Вспомни, — настойчиво и веско сказал Михара.

В шестнадцать тридцать, пройдя таможенный контроль, Лев Данилович Бирюковский с портфелем в руке устраивался в салоне бизнес-класса «Боинга», отправляющегося из Москвы на Канары. Его лицо было бледным, глаза испуганно бегали. Лишь когда самолет оторвался от взлетной полосы, Лев Данилович немного успокоился, подозвал стюардессу и попросил принести ему бутылку самого лучшего коньяка.