Вотрин ВалерийЯ танцую

Валерий Вотрин

Я ТАНЦУЮ

Пум-пум-пах-пум-пурум-пах. Пум-пум-пах-пум-пурум-пах. Я танцую. В полуразрушенном городе, на хрустящих обломками улицах я кружусь в сомнамбулическом танце, и растрескавшийся асфальт рокочет под моими ступнями. Я как ветер. Я как дерево, изгибающееся по ветру. Я как источник, бьющий вверх.

Что? Вы хотите узнать мое имя? Их много. Их очень много. Сейчас я Шива, грозный Шива, и танец мой - тандава. Я танцую на пепелищах погребальных костров города, моего города, и Ганг вытекает из моих спутанных волос. В руке моей трезубец, змеи шевелятся моей шее, горит всевидящим огнем мой третий глаз, и с моего тела сыплется мелкий пепел, когда я танцую, крутясь, как поземка. Ибо сейчас я Шива, и танец мой тандава, что символ космического порядка. Я Шива. Я танцую.

Ко мне приближается фигура. Это Христос.

- Здравствуй, Шива!

- Здравствуй, Христос!

Молчание. Он не знает, о чем говорить. А я танцую. В это время я танцую, и пепел с моего тела падает на его белые одежды.

- Ты все танцуешь? - говорит он наконец.

- Ведь в космосе должен быть порядок.

- Но порядок - это Господь, - говорит он, и из его рта вылетает пар, распадаясь морозными кристаллами.

- Нет, - говорю я, - ибо Бог - лишь ипостась Вселенского Порядка.

Он молчит. Я кружусь на цыпочках, не касаясь земли, моей земли.

- Ты не прав.

Как долго он молчал, чтобы изречь эти слова! Но ведь пока он молчал, я танцевал.

- Иди, человек. Я - время, всеуничтожащее время. Твой черед прошел. - Я говорю эти слова, внутренне удивляясь, как он сам не догадался не спорить со мной. Ибо я действительно Время.

Он ушел. А я уже святой Витт. Страшный в своих дергающихся конвульсиях, я двигаюсь по неправильному кругу на замусоренной паперти храма города, моего города. Статуэтки святых лопаются через секунду после того, как них наступила моя нога. Я святой Витт. Я танцую.

Кто на этот раз? Это Моисей. Он подходит ко мне и не здоровается. Я не гордый. Я здороваюсь первым.

- Здравствуй, Моисей!

- Здравствуй и ты, Витт!

- Святой, - добавляю я с не очень характерной мне усмешкой.

- Святой? - Он удивлен. - Но ты ведь был человеком?

- Да, Моисей. И ты тоже.

- Что же теперь?

- Теперь я танцую.

- Боже! - восклицает он, поднимая руки кверху. - Господи сил! Когда это кончится?

- Никогда, - отвечаю я. - Это будет вечно.

Он опускает голову. Он уходит. А я смеюсь. Я смеюсь. Нет, они не глупы. Просто он не понимают сущности моего танца. Я смеюсь и танцую. Ибо я Атум. Я могу себе позволить роскошь немного посмеяться. Я - нечто темное, аморфное, призрачное, но в то же время существующее, я ношусь в каком-то диком, варварском танце по улицам города, моего города. Я, Атум, танцую и смеюсь. Ибо я очень сатиричен сейчас. Во мне клокочет смех! Ха-ха-ха! Так я смеюсь.

- Здравствуй, Атум. - Это Зевс.

- Ха-ха-ха! - смеюсь я. - Здравствуй, Зевс!

- Смеешься? - Голос его полон укоризны. - А в это время...

- Знаю, знаю. - Облако моего тела молниеносно облекает древнюю колонну, подчиняясь своему собственному ритму. - Я знаю, Зевс.

- Что же ты тогда... танцуешь?

- Ха-ха-ха! - заливаюсь я пуще прежнего. Ох уж этот Зевс! Такой шутник!

- Что ж, смейся, Атум. - Голос уходящего Зевса печален. - Тебе можно смеяться. Ты один имеешь на это право.

И он признал это. Он тоже признал мое неоспоримое право. Я понимаю его.

Я танцую. Я Шива, грозный Шива, и танец мой - тандава, оргиастический танец тандава, символ космического порядка. Много тысяч лет прошли в Мире, а я все танцую на хрустящих осколками улицах города, моего города, моего мертвого города. Я танцую, и мировой порядок не колеблется. Я танцую, и всякая вещь сменяется вовремя. Я танцую, и многочисленные лжепророки приходят, уходя в срок. Ибо я Шива, многорукий Шива, черный, грозный Шива - созидание и разрушение, творец и уничтожитель. Стирающее все Время.

Я Шива. Я танцую. Танцую. Пум-пум-пах-пум-пурум-пах. Пум-пум-пах-пум-пурум-пах.