"Новый свет" - читать интересную книгу автора (Азаров Юрий Петрович)

10

Много лет спустя ко мне придет Коля Почечкин и я буду часами слушать его рассказы о том, что же творилось, так сказать, за кадром моей педагогической системы. И Славу я буду слушать, и Никольникова. Все они станут педагогами и, к моей великой радости, правдоискателями и мне помогут разобраться во многих тайнах нашего запутанного педагогического дела.

Нет же, не все решает в становлении человеческого характера так называемая технология или организация педагогического процесса. Духовный мир ребенка, его идеалы, его привязанности, его убеждения, его теплота или холодность, его любовь или ненависть — все это порой скрыто от нашего педагогического глаза, а без этого знания нет и не может быть истинного воспитания. Вот почему тогда и потом меня интересовала личность как история всей совокупности отношений — к культуре, к людям, к природе, к самому себе.

Никто не знает, как установились добрые отношения между старой Эльбой и юным Колей Почечкиным. Их дружба была крепкой и трогательной. Эльба, бывало, под окнами часами бегала, когда Коля сидел в своем втором классе и решал самые трудные задачки. И он чувствовал, что Эльба где-то рядом, и потому изредка выглядывал в окошко. Стоило Коле выйти из школы, как Эльба тут же кидалась к другу, и они отправлялись в укромное местечко, чтобы насладиться общением.

Коля Почечкин принадлежал к тому редкостному типу мальчиков, который почему-то у всех без исключения пользуется особой симпатией. Обидеть Колю считалось в среде мальчишек делом прескверным. Все светлело вокруг, когда появлялся Коля Почечкин. У Коли не было врагов. Коля знал, что Слава Деревянко, например, враждует с Витей Никольниковым, но оба враждующие любили Колю и всячески его оберегали. И если кто-нибудь пытался разъединить Колю с Эльбой (многим хотелось приласкать собачку), Слава Деревянко говорил: «А ну не трогать!» И Витя Никольников добавлял: «Оставьте ее в покое».

Я тоже не понимал, почему безответный Коля Почечкин вызывает у меня симпатию. Один только Сашко знал, почему Коля Почечкин обладает магической силой притягивать к себе:

— Он похож на всех людей сразу. Он не задумывается, какой он. Он умеет жить как трава.

У Коли был абсолютный слух и прекрасный голос. Когда он пел, умолкали все, а Петровна становилась радостно-грустной, и когда я проходил мимо нее, говорила: «От, сатана, спивае, аж плакать хочется». Коля любил решать задачки и быстрее всех выучивал наизусть, потому что у него была, как говорили учителя, феноменальная память. Он не совсем хорошо учился: был рассеян, неаккуратен и постоянно отвлекался по своим делам.

Колину историю знали многие. Его отец, говорят, красавец моряк, вернулся из армии, женился по любви, и первенцем был Коля. Отец любил сына и жену. Но так случилось — жена полюбила другого, и отец в припадке ревности ударил ее топором и, решив, что убил жену, бросился под поезд. Мать Коли, однако, выжила, но перешла на инвалидность: почти лишилась рассудка. Я несколько раз слышал эту историю: почему-то все упоминали, как отец Коли, схватившись за голову, бежал к железнодорожному полотну. Так и бросился он под поезд с поднятыми руками.

Говорят, что Коля после всего происшедшего резко изменился. В его психике точно провалы образовались. То он возбуждался и мог совершить какой угодно, самый отчаянный поступок, то пребывал в полудреме и к его сознанию положительно невозможно было достучаться. Его много раз обследовали разные врачи, и несколько комиссий признали: дефективный. Так Коля попал в школу умственно отсталых. Не скрою, из корыстных интересов я настоял, чтобы взять Колю Почечкина в наш интернат: нормальная здоровая атмосфера должна излечить мальчика. Я доказывал: нет безнадежно запущенных детей, каждый ребенок талантлив, а наши энергетические методики поставят всех детей в необходимость проявить и развить свое дарование. Для нас, педагогов, было безусловным: нравственное состояние коллектива определяется по тому, как в коллективе относятся не к сильному, а к слабому. Коля Почечкин был для меня своеобразным индикатором определения нравственного здоровья детского и педагогического коллективов, девизом которых были такие слова: «Защищенность, бережность, справедливость!» Я наблюдал за тем, как относились к Почеч-кину дети. У него о чем-то спрашивали, а он твердил свое. И как это ни странно, иногда его ответы были удачными и остроумными. Нередко ребята потешались, разговаривая с ним.

— Коля, хочешь конфету?

— А у меня все равно два карандаша есть, — отвечал Коля.

— Дай мне один.

— Ешь свою конфету.

— А почему ты не хочешь съесть конфету?

— Потому что я рыжий.

— Ты не рыжий, ты Золотой мальчик. Самый золотой на свете.

— Это правда? Витя, это правда? — он обращается к Ни-кольникову.

— А почему ты к Вите обращаешься, ты что, нам не веришь?

— У вас у всех шишки на лбу.

— А у Вити?

— А Витька сказки рассказывает, как Валентин Антонович.

— А ты любишь сказки?

— Расскажите мне сказочку. Витя, расскажи сказку. Вот ту, про птичек.

— А ты умеешь сочинять сказки?

— Я Эльбе сочиняю.

— А кто тебя научил сказки сочинять?

— Валентин Антонович — волшебный учитель.

— А кого ты не любишь в интернате?

— А чего Каменюка, а не Железяка? — отвечал Коля.

Ребята часто слышали, как он разговаривает с Эльбой. Создавалось такое впечатление, что и Эльба отвечала ему не просто подскуливанием или подлаиванием, а настоящей человеческой речью.

— Сейчас пойдем в сарай, там солома и одеяло есть, я тебе сказочку расскажу, — говорил Коля.

— Хорошо, рыженький, — будто отвечала Эльба.

Эльба послушно ныряла в сарай, за ней следом входил Коля. Они устраивались, и Коля начинал рассказывать про свои дела, про свою жизнь:

— Мой папка никого никогда не боялся. Он был самым смелым моряком. Его топили в разных морях, а он все равно выплывал. — Эльба глядела в глаза своему юному другу так напряженно, будто боялась пропустить какое-нибудь слово. И даже два раза лизнула Колину щеку. — Ты постой, Эльба, — продолжал Коля. — А один раз, когда спал папка, схватили его враги и связали. — Эльба понимающе завыла, и зрачки ее жалобно засветились. — Ты не плачь, Эльба, папка все равно убежал, потому что захотел меня с мамкой повидать. А мамка изменила папке, и он как даст топором! Я когда женюсь, так мне никто не изменит. А если изменят, то я не такое еще сделаю. — Эльба решительно залаяла. — Ну ладно, я про это больше не буду рассказывать. Я лучше про кролика. Жил-был кролик на свете, пушистенький-пушистенький. Лапки черные, а сам беленький. Пошел однажды кролик на речку и видит — зайчик сидит. Скачет на одной ножке. «Ты чего делаешь?» — спросил кролик. «Скачу на одной ножке. Меня так наказали». — «А за что тебя так наказали?» — «А я не хочу учиться писать левой рукой!» — «А кто это левой рукой пишет?» — «А это у нас учитель такой есть, который левой рукой учит писать!» — «И ты не хочешь учиться левой рукой писать?» — «Не хочу. Я хочу мастерские строить и токарем-универсалом хочу быть, чтобы на всех станках сразу детали для макетов делать». «Это очень хорошо, — сказал кролик. — Только ты, зайка, слушайся учителей и начинай с завтрашнего дня учиться писать левой рукой. Пригодится. Вдруг война. Или еще как-нибудь руку тебе оттяпает? Что тогда? На инвалидность переходить? Но какая жизнь у инвалида? Сорок рублей пенсия и голова болит, раскалывается на части. Ты, зайка, слушайся учителей». Не нравится? — спросил Коля. Эльба уткнулась мордой в Колину грудь, и мальчик прижал собаку к своему телу. — Я тебе не сказку рассказал, а правду, — продолжал Коля. — Я тоже хочу быть универсалом. Мне уже разрешили стружку убирать со станков. Вот когда будет интернат богатым-пребогатым, купят маленькие станочки, и я буду обрабатывать разные сплавы. Например, цилиндры или конусы. Я уже научился работать на шлифовальном и долбежном станках. Это очень просто, Эльба, включить — вжить! — и готово. А ты знаешь, что такое эмульсия? Куда тебе! Это когда на шлифовальном работаешь, то для охлаждения она нужна. Это мне Славка Деревянко рассказал. Он лучше всех работает на станках. Первое место получил на конкурсе. Он теперь ОТК, а когда построят школьный завод, может быть, и заведующим станет. А я когда вырасту и женюсь, тоже, может, стану заведующим…

— Эй ты, заведующий, — крикнул кто-то с улицы. — Выходи на построение! Коля привстал.

— Придется идти, Эльба. Постой, я и забыл. У меня же котлетка для тебя приготовлена. А ну съешь сейчас же, да побыстрее, а то опоздаем.

Коля знал и ценил благородство Эльбы: какой бы голодной она ни была, всегда вела себя с достоинством. Сначала поглядит на предложенную пищу. Лапой может прикоснуться. Отвернется. Потом лапу лизнет. Посмотрит, что скажут люди. Подождет, когда снова ее пригласят: «Ешь, ешь, Эльба, это тебе. Ешь, не бойся». Только после этих слов приступает к еде. И в этот раз она не торопилась. И Коля сам попробовал кусочек котлетки, показал Эльбе, насколько это вкусно, уговорил наконец друга. А когда Эльба съела котлетку, Коле пришла в голову забавная идея — нарядить Эльбу во все форменное. Время было, какое и требовалось: уже дали горн на построение.

Коля снял китель, а сам поверх рубашки натянул на себя пальто. Эльба смотрела на переодевание друга и неодобрительно водила головой.

— А теперь иди сюда, Эльбочка, — сказал Коля, предлагая собачке продеть передние ноги в рукава кителя.

Эльба воздержалась от такого мероприятия. Тогда Коля вынужден был прибегнуть к некоторому насилию. Он взял сначала левую ногу, просунул ее в рукав, а потом то же самое проделал с правой ногой. Когда ноги оказались в рукавах, Коля поправил китель и стал застегивать на спине у собаки блестящие форменные пуговицы. Эльба залаяла.

— Понятно. Все понятно, — сказал Коля и поправил воротник на собачке. — А теперь еще одно дело.

И он стал пристраивать на голове у Эльбы свою только что полученную форменную фуражку. Фуражка съезжала, и ее пришлось привязать веревочкой. Когда операция была завершена, Коля отошел в сторону: Эльба выглядела превосходно.

— Ко мне, Эльба.

Собака, виновато поджав хвост, подошла к другу.

— Сейчас пойдем на линейку.

Первым, схватившись за живот, стал раскачиваться, давясь от смеха, Слава Деревянко. За ним стали смеяться ребята.

Коля Почечкин вышагивал как настоящий солдат, и Эльба послушно старалась не отставать. Впрочем, она шла, чуть вздрагивая, точно знала, что не избежать беды. Она даже слегка жмурилась, будто прикидывала: ах, знаю я эти ваши человеческие игры, никогда они добром не кончаются.

А строй ребят развернулся, и все глядели на Эльбу и на Почечкина, который важно шествовал рядом с собачкой. И воспитатели тоже смеялись. Волков смеялся, Сашко хохотал, и даже Шаров едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. С большим трудом он выдавил из себя:

— Товарищи, это же государственное имущество. Государственная форма!

Слова эти произвели магическое воздействие. Мигом исчезли на лицах улыбки. Строй вытянулся. Слава Деревянко, которого временно назначили исполнять обязанности начальника штаба, а также председателя Совета коллектива, и председателя дежурного сводного отряда, и начальника дружины ПВО, так вот Слава, облаченный во все эти важные должности, крикнул что есть силы: «Смирна-а-а!» — отчего все вытянулись, а бедная Эльба со всех ног пустилась наутек, и картуз съехал у нее с головы и волочился где-то сбоку, но китель ладно сидел на ее тяжелом теле, и так как ноги были зажаты кителем, она тут же осваивала иноходь, выбрасывая обе ноги вперед, как заправский конь.

— Немедленно догнать собаку. Раздеть и форму на склад! — почему-то приказал Шаров, и десятка два мальчиков во главе со Славой Деревянко ринулись за Эльбой.

Эльба была сообразительным животным. Она знала все потайные места и, добежав до амбаров, нырнула в дыру.

— Молодец, Эльба, — тихо сказал Коля Почечкин.

— А мы ее огнем оттуда, — закричал Слава.

— Ты с ума сошел. Спалить можно, — это Витя Никольников.

— А мы дымом, — настаивал Слава.

— От дыма тоже может загореться!

— Не загорится, — крикнул Слава и побежал за сарай.

Там он нашел старое ведро, набил его соломой и поджег. Как только из ведра пошел дым, так Коля Почечкин кинулся на Славу с диким, нечеловеческим воплем, прокусил Славе руку, сбил большого начальника с ног, схватил ведро и побежал д ним в сторону ограды. Там он швырнул ведро, перепрыгнул через канаву и направился к лесу. Откуда в тех местах взялся вдруг завхоз Каменюка, никто не знает. Только как увидел Коля Почечкин Каменюку, так и кинулся прочь от завхоза в сторону болота. И Каменюка бросился за ним вслед с криком: «Ох, хлопчатке, вертайсь зараз же назад!» А Коля вбежал в болото, ступил в холодную воду и пошел спокойно, как бог, по воде.

— Я кому говорю, — кричал завхоз. — А ну назад! А Коля шел, и вода уже была ему по пояс.

— Та утонешь, бисове дитя, а ну назад, говорю! — все еще кричал Каменюка, бегая по берегу.

Коля не обращал внимания. Как и положено богам, он был чужд суете. Он шел туда, откуда не было выхода. Он, наверное, мстил за обиды. За Эльбу. За себя.

— Ну гляди, шо я тоби дам, если вылезешь! — закричал Каменюка, показывая новенькие плоскогубцы. — Насовсем отдам, чертова дитина.

Коля замедлил шаг и даже, казалось бы, чуть повернул голову в сторону завхоза.

— Еще вот шо у мэнэ есть! — кричал Каменюка. — Складной ножичек. Вылазь — отдам.

В это время прибежали Шаров, Слава Деревянко, Волков и я.

Волков направился к воде.

— Нельзя, — схватил его за рукав завхоз. — Болото. Лошадь утонула, так трактором еле вытяглы.

— Коля, дорогой, вернись, — сказал Шаров, едва не плача. Коля, не обращая внимания, продолжал идти к середине.

— Давай всю технику сюда, веревки, лошадей давай, — это Шаров тихонько Каменюке сказал, который тут же ушел, чертыхаясь про себя.

Коля остановился, вода была уже выше пояса. Рыжая голова его спокойно возвышалась у камышей. Я все же влез в воду. Но стоило мне сделать шаг, как Коля делал тоже шаг, и вода уже подходила к плечам. Сашко говорил, что в болоте есть бровка, так вот, ему кажется, что Коля по бровке идет, иначе бы его стало засасывать. Мы молчали. Ждали, что же и с чем придет Каменюка. И вдруг все резко изменилось. Тишина разорвалась собачьим лаем. Эльба неслась что есть мочи в Колином новеньком кителе, с картузом, привязанным к шее. Эльба жалобно завыла, увидев Колю в болоте. Она покрутилась у берега и решительно вошла в воду.

— Эльба, назад, — тихо сказал Коля, но собачка не послушалась друга.

Она плыла навстречу своему товарищу, и форменная фуражка волоклась по воде, и желтые металлические пуговицы поблескивали у нее на спине.

Трудно сказать, чем бы кончилась эта история, если бы Эльба не стала вдруг захлебываться. То ли потонувшая фуражка ее тянула на дно, то ли китель сдавливал лапы, только она действительно, поскуливая, стала тонуть, вскидывая голову кверху. Коля кинулся к своему другу. Схватил ее за туловище и приподнял над водой. Эльба потянулась мордой к Колиной голове и стала облизывать ему лицо. Коля медленно шел с собакой к берегу. Я подхватил его на руки, и мы втроем вышли на берег. К этому времени прибежал Каменюка с веревками, брезентом — что он уж собирался делать с брезентом, никто не знает. За Каменюкой на бричке подъехал Злыдень. Колю с Эльбой погрузили в телегу и, к общей радости, отправили в интернат.